"Леди, будте плохой" - читать интересную книгу автора (Герн Кэндис)

Глава 17

– Лорд Рочдейл.

Он вздрогнул при звуке знакомого голоса, когда шел по Бонд-стрит, направляясь к «Джентльмену Джексону», и, подняв глаза, увидел Грейс, выглядывающую из окна кареты. Кучер удерживал лошадей, танцующих на месте, а ливрейный лакей стоял на запятках, прямой и чопорный. Рука Грейс, затянутая в перчатку, лежала на оконной раме, Поля шляпы скрывали ее глаза, поэтому Рочдейл не мог видеть выражение ее лица. Радостный, что встретил ее, но слегка настороженный, он подошел к карете.

– Миссис Марлоу, – сказал Рочдейл, принимая ее официальный тон. Он коснулся шляпы и наклонил голову в знак приветствия. А подняв глаза, был вознагражден ее улыбкой и в его крови заструилось возбуждение. Если он чего-то и ждал, то холодного безразличия или даже сердитого взгляда. Но возможно, это всего лишь внешнее проявление вежливости, предназначенное для любого случайного прохожего, и не направлено лично на него.

Тысячи объяснений этой неожиданной встречи промелькнули в его голове. Совсем недавно она не хотела даже видеть его, и он изо всех сил старался не попадаться ей на глаза. И вот она здесь, сама неосторожно завязывает разговор посреди Бонд-стрит, где приличные дамы редко появляются без сопровождения и где единственными женщинами, которые подзывают джентльменов из окна кареты, бывают проститутки и дамы сомнительного поведения.

– Интересно, милорд, смогу ли я уговорить вас зайти ко мне сегодня во второй половине дня?

Сердце екнуло у него в груди. Она снова хочет видеть его? Она действительно хочет, чтобы он пришел к ней в дом? Странное удивление связало его язык в узел и помешало немедленному ответу. Он чувствовал себя идиотски онемевшим и мог только смотреть.

– Мне кое о чем нужно с вами поговорить, – продолжила она.

Мысленно стряхнув с себя этот идиотский ступор, он вернул голос и ответил:

– Я с удовольствием зашел бык вам, мадам. Но признаюсь, удивлен этим приглашением. У меня создалось впечатление, что вы хотите, чтобы я никогда не омрачал своим присутствием ваш порог.

– Я была невоздержанна в гневе, милорд. Как оказалось, между нами есть одно незавершенное дело, которое хотелось бы прояснить. Я буду дома к четырем часам. Будет ли удобно вам зайти в это время?

Возможно, она хочет содрать в него еще один слой кожи. Возможно, придумала еще десяток оскорблений и хочет бросить их ему в лицо. Ему было все равно. Она пригласила его для личного визита, и это единственное, что имело значение. Ему дается короткая передышка, и он обязательно воспользуется ею.

Вложив в голос все свое смирение, он ответил:

– Я польщен, мадам.

– Прекрасно. Значит, до четырех часов. – Никак не выдав, о чем будет речь, ничем не намекнув, будет это примирение или еще одна ссора, Грейс исчезла в глубине кареты, приказав кучеру трогать, и уехала.

Рочдейл остался стоять посреди Бонд-стрит, пораженный тем, что только что случилось. Возможно ли, что она все-таки хочет, чтобы он вернулся в ее жизнь? Можно ли хотя бы предположить, что она действительно готова простить его? Он отбросил все менее приятные причины для приглашения и позволил надежде расцвести пышным цветом. Главное, что ему был дан еще один шанс, и, Бог свидетель, на этот раз он не оплошает. Он проглотит все остатки глупой гордости, которые так долго заставляли его осторожничать. Он положит свое несчастное сердце и запятнанную жизнь к ее ногам и будет умолять ее о любви.

– Так и будешь весь день стоять посреди улицы, ты, тупоголовый баран, или все-таки сдвинешь свою чертову задницу?

За гневным криком последовал хохот прохожих. Рочдейл заставил себя спуститься с небес и обнаружил, что на него надвигается тяжело груженная телега. Он быстро отошел на тротуар, махнув в знак извинения кучеру.

– Чертов дурак, – пробормотал тот, проезжая мимо.

Его оценка была последней каплей. Рочдейл слишком долго был чертовым дураком. Полным гордости, циничных подозрений и трусости, да. Грейс была права на этот счет. Считая, что все женщины так же плохи, как те, которых он встретил в начале своей жизни, Рочдейл боялся доверять. Боялся снова испытать боль или разочарование. Он стал холодным, бессердечным искателем удовольствий, не позволяющим любви пробраться в его сердце или в его жизнь.

До Грейс. Отложив в сторону все свои доспехи, он был готов обнажить перед ней свою душу. Если Грейс бросит ее на землю и втопчет в грязь, что ж, так тому и быть. По крайней мере он должен попытаться. Это, может быть, его единственный шанс на настоящее счастье. Такое, как у его друга Кэйзенова с Марианной. Впервые в жизни Рочдейл был готов рискнуть болью и унижением в слабой надежде, что Грейс захочет стать частью его жизни. Потому что без нее его жизнь навсегда останется пустой.

Вместо того чтобы пойти боксировать в «Джентльмен Джексон», Рочдейл развернулся и пошел в противоположном направлении, туда, где находился самый дорогой ювелирный магазин.

Остаток дня Рочдейл провел в подготовке к своему визиту на Портленд-плейс. Он побрился и ополоснул лицо лавровишневой водой. Он тщательно оделся в бутылочно-зеленый сюртук, жилет с золотыми полосками и стоячим воротником, облегающие панталоны и отполированные до блеска высокие гессенские сапоги с кожаными кисточками. И подготовил дюжину разных речей.

Переполненный смесью возбуждения и тревоги, он прибыл к дверям Грейс ровно к четырем часам. Лакей взял его шляпу, перчатки и трость, и Стерлинг, дворецкий с каменным лицом, провел гостя наверх, в гостиную. Дворецкий открыл двойные двери, и Рочдейл увидел Грейс, встающую с кресла. Она была одета просто, но со своей обычной элегантностью в платье из цветного муслина с длинными рукавами, собранными на запястьях. Низкий вырез декольте был оставлен открытым, ни сорочка, ни косынка не скрывали ее грудь. Сердце Рочдейла подпрыгнуло. Грейс улыбалась! Он не мог больше подавлять надежду, которая расцветала в его груди. Рочдейл готов был ворваться к ней, но педантичный дворецкий не позволил пройти.

– Лорд Рочдейл, – объявил он, как будто бы она сама не видела, кто это. Только когда Грейс слегка кивнула, упрямец отошел в сторону и позволил Рочдейлу войти в комнату.

– Спасибо, Стерлинг, – сказала Грейс, проходя мимо Рочдейла к двери. – Это все.

Рочдейл как загипнотизированный смотрел, как она закрывает дверь, запирает ее и вынимает ключ.

– Вот, – сказала она. – Теперь нам никто не помешает.

Со странным ощущением потери равновесия Рочдейл протянул ей принесенный цветок. Одну безупречную красную розу, ее покрытый шипами стебель был обернут белой лентой и кружевом.

– Для вас, моя драгоценная любовь.

Ее улыбка стала еще шире, Грейс взяла у него цветок и поднесла к носу. Потом закрыла глаза и вдохнула пьянящий аромат розы. Когда Грейс открыла глаза, Рочдейл увидел то, чего никак не ожидал увидеть снова: искрящийся, блестящий взгляд чистого счастья.

– О.Джон!

Без предупреждения она бросилась к нему, обвила руками его шею и стала покрывать поцелуями лицо. Он весело рассмеялся и заключил ее в крепкие объятия.

– Грейс, любовь моя, что это? – Она продолжала целовать его щеки, и нос, и глаза, и висок, и ухо. – Смею ли я надеяться, что эти нежности означают прощение?

Поцелуи прекратились, и она посмотрела ему прямо в глаза:

– Нет, я не прощаю вас. Это было самое неджентльменское пари. Но я действительно люблю вас. Безумно. Всей душой. Глубоко. Я умираю от любви к вам.

Эти слова моментально лишили его дыхания, и он сжал ее в своих объятиях, зарывшись носом в золотые волосы. Его сердце парило. Он не заслужил этого счастья, но был полон решимости схватить его и никогда не отпускать. Рочдейл знал, чего, должно быть, стоило гордой, благородной Грейс так открыто признаться в своей любви, не зная, взаимна ли она. Он прошептал ей на ухо:

– И я люблю вас, Грейс, больше жизни.

Она посмотрела на него блестящими от сдерживаемых эмоций глазами:

– Больше, чем Серенити.

– Вы знаете об этом?

– Вы отказались от нее ради меня.

– Да.

– Потому что любите меня?

– Да. И потому что причинил вам много вреда. Я не мог пойти к Шину и сказать ему, что соблазнил вас. Дать ему возможность представлять вас обнаженной в моих объятиях казалось недопустимым.

Странное выражение промелькнуло в ее глазах и исчезло, когда она снова улыбнулась.

– Мне жаль Серенити. Я знаю, что она значила для вас.

– Грейс, вы значите для меня больше, чем любая лошадь. Больше, чем любой человек.

– Я наговорила вам ужасные оскорбления.

– Не ужаснее, чем я заслужил. И ничего, что не было бы правдой.

– Я обвинила вас в том, что вы не заботитесь ни о ком, кроме себя. Но это неправда, и я всегда знала, что это неправда.

– Я забочусь о вас.

– Я знаю. Вы настолько заботитесь обо мне, что заставили меня брать от жизни больше. Настолько, что помогли мне понять, как важно найти саму себя. Настолько, что показали мне, как получать чувственное удовольствие, не считая себя безнравственной. Я не хочу, чтобы это пари разделило нас, Джон. Мне ненавистна мысль, что вы пошли на это, но я готова забыть о вашем поступке. Я хочу, чтобы вы были в моей жизни. И в моей постели.

– Ах, Грейс. – Он поцеловал ее, очень нежно, так, чтобы высказать всю свою любовь.

Через минуту поцелуй стал безудержным, пьянящим и страстным. Его руки блуждали по ее бедрам и вверх по затянутой корсетом талии, чтобы накрыть ладонями туго стянутые груди. Он медленно двигал Грейс в сторону дивана. Когда они оказались рядом с диваном, Рочдейл воспользовался этим и усадил Грейс, повернув так, что она оказалась под ним.

– Я хочу тебя, Грейс. Прямо сейчас. Прямо здесь.

– Да. – Она тяжело дышала, каждый вдох заставлял ее грудь натягивать край корсажа.

– Насколько я помню, ты заперла дверь.

Она улыбнулась.

– Я приготовилась. Просто на всякий случай. И вижу, что ты тоже приготовился. – Она положила руку на выпирающий бугор, натягивающий его панталоны.

– Господи, детка. Ты ставишь меня в неловкое положение, как школьника.

– Возьми меня, Джон. Сейчас. Пожалуйста.

– С удовольствием, мадам.

Она помогла ему стянуть сюртук и жилет, которые полетели через комнату; потом занялась его галстуком и расстегнула рубашку. Ее руки скользили по его обнаженной груди, а он в это время стягивал рукав с ее плеча, открывая грудь. Ему удалось частично высвободить ее из жесткого китового уса корсета, и он целовал каждый освобожденный дюйм ее кожи.

Его язык нашел ложбинку между ее грудей, потом он поднял ее юбки и стал гладить ногу. Затем рука поднялась по шелку чулка, над подвязкой, к обнаженной коже ее бедра. Грейс вскрикнула, и он принял ее крик в свой рот, надеясь, что слуги не сбегутся ей на помощь, думая, что ее убивают.

Она изогнулась под ним и сказала:

– Я хочу чувствовать тебя во мне, Джон: Пожалуйста!

Он собрал ее юбку на талии и расстегнул панталоны. Несколько быстрых движений с кальсонами, и его плоть вырвалась на свободу. Грейс помогла ему стянуть панталоны. Он подсунул руки под нее и поднял, чтобы глубже погрузиться внутрь. Она обняла его ногами и изо всех сил приподнималась к нему с каждым толчком, отвечая движением на каждое его движение. Ее дыхание превратилось в короткие судорожные вдохи, она снова и снова шептала его имя, пока не скорчилась под ним в конвульсии.

Ее освобождение довело его почти до грани, и он со стоном стал выходить. Но она крепко обняла его и сказала:

– Пожалуйста, останься. Не покидай меня на этот раз. Я люблю тебя, Джон. Я люблю тебя.

В любом случае было уже слишком поздно, потому что он не мог больше сдерживаться, освобождение настигло его в ее глубине.

Он рухнул и постарался успокоить дыхание. Он редко позволял себе такую беспечность. Рочдейл не желал попасть в ловушку, случайно дав жизнь ребенку, которого не хотел, и заботился о том, чтобы такого никогда не случилось.

Странно, но когда он, тяжело дыша, лежал на Грейс, то совсем не чувствовал себя в ловушке. Он чувствовал себя… свободным.

Через мгновение, испугавшись, что раздавит ее своим весом, Рочдейл сел, натянул панталоны и собрал одежду Грейс, оба они представляли собой томное и довольно странное сплетение тел.

Он обнял ее за плечи и опустил руку вниз, лаская нежную кожу ее груди.

– Мы, может быть, зачали ребенка, Грейс.

Она подняла голову с его плеча.

– Не знаю, могу ли я забеременеть, но если могу, то я не против.

Ее не волнует, что она забеременеет? Грейс Марлоу не из тех женщин, которые рожают ребенка вне брака. Это могло означать только одно.

– Любовь моя, ты хочешь сказать…

– Я… я не уверена, что мне достаточно быть твоей любовницей. Я хочу большего.

– Грейс…

– Я знаю, что не я такая женщина, каких ты предпочитаешь. Я не искушенная, не умная и не опытная…

– Разве я когда-нибудь жаловался?

– М-м… нет, но…

– И никогда не буду. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Твоя невинность, твое отсутствие опыта так безоглядно очаровывают меня. Если бы ты была пресыщенной и искушенной, я бы никогда не влюбился в тебя.

Она положила руку на его щеку.

– И я люблю тебя, Джон, распутного негодяя, безрассудного игрока, начитанного студента и великодушного человека.

Он взял ее руку и поцеловал.

– Как скажешь, Грейс, но я не такой, каким ты меня представляешь. Все, что ты слышала обо мне, – это правда, и даже не вся. Я никогда не заботился о том, чтобы быть респектабельным и следовать правилам поведения настоящего джентльмена. Я делал то, что мне хотелось, с теми, с кем хотелось, и причинил боль многим людям. Все, в чем ты обвинила меня, было правдой. В моем теле нет «доброжелательной косточки». Я делал все это ради тебя, чтобы выиграть пари. Я игрок, а не филантроп. Я предпочитаю лошадей неимущим сиротам и петушиные бои – опере. Мне всегда было наплевать, что люди думают обо мне. Но я забочусь о тебе, и мне было бы стыдно предложить тебе свою испорченную и скандальную жизнь. Ты заслуживаешь лучшего, Грейс. Ты заслуживаешь лучшего.

– Ты и есть лучший.

– Нет, я…

– Ты лучший для меня. Ты научил меня быть настоящей женщиной, а не жить в тени памяти покойного мужа. Ты объяснил мне, что такое страсть и как не бояться ее. Ты научил меня наслаждаться жизнью и не беспокоиться о том, что обо мне могут подумать другие. Ты научил меня жить. Как может какой-то другой мужчина сравниться с тобой? Ты лучший, Джон. Для меня.

– Означает ли это, что ты выйдешь за меня, Грейс? Ты согласишься выйти за меня замуж, если я попрошу?

– А ты просишь?

Он поднял ее на ноги. Он хотел сделать это как должно. Это был важный момент, в такой момент нельзя быть растрепанным, поэтому он заправил полы рубашки, застегнул панталоны, вернул на место жилет и сюртук и быстро завязал галстук. Глядя на него, Грейс встряхнула юбки и расправила корсаж. Когда они оба привели себя в некоторое подобие порядка, он снова взял ее руки и поцеловал каждую.

– Моя драгоценная Грейс, – начал он, прижимая ее руки к своей груди, – ты лучшая женщина, какую я когда-либо знал, и я люблю тебя всем сердцем. Ты окажешь мне величайшую честь, если согласишься стать моей женой.

Ее глаза на мгновение наполнились слезами, но потом она бросилась ему на шею и сказала:

– Да, да, да!

Он схватил ее на руки и закружил, а она смеялась своим чувственным смехом, который как по волшебству воскрешал все те безнравственные желания, которые он хотел осуществить с ней. Теперь у них будет целая жизнь, чтобы вместе быть безнравственными.

Он вернул Грейс на землю, поставил на турецкий ковер и поцеловал кончик ее аристократического носа. Потом сунул руку в карман, достал маленькую шагреневую коробочку и протянул ей:

– Тебе, моя драгоценная Грейс: символ моих обязательств перед тобой, обет любить тебя вечно.

Она взяла коробочку и открыла ее, потом улыбнулась ему с чисто женским восторгом.

– О, Джон, оно прекрасно. Как ты узнал, что изумруды – мои самые любимые камни?

Он взял ее руку и надел кольцо на безымянный палец. Большой прямоугольный изумруд был окружен маленькими бриллиантами и оправлен в золото.

– Это была удачная догадка. Этот цвет идет тебе.

Она так и эдак вертела рукой, разглядывая кольцо со всех сторон, потом подняла глаза с такой ослепительной улыбкой, что Рочдейлу пришлось моргнуть.

– Спасибо, Джон. Оно мне безумно нравится. Ты не мог выбрать лучшего символа для нашей любви. Господи, мои подруги будут завидовать, когда увидят нас!

Они рассмеялись и снова поцеловались.

– Я едва могу поверить, что это правда, – сказал Рочдейл, когда они оба вернулись на диван, ее голова лежала на его плече. – Можешь представить себе более невероятную пару? Вдова епископа и распутник?

– Но вспомни, после этого они жили долго и счастливо.

– Ах да. Действительно. Какими мы оказались пророками. И все же это удивительно, что мы нашли друг друга и влюбились. Думаю, высший свет будет в обмороке.

– Да и пожалуйста. Можно, мы удивим их еще немного? Очень короткой помолвкой?

– Безнравственная женщина. Не терпится снова заполучить меня в свою постель, да?

– Конечно. Хочу просыпаться рядом с тобой каждое утро. О Джон. Я так счастлива. Мы можем сразу же объявить о нашей помолвке? Завтра?

– Боже, детка, ты действительно нетерпелива.

– Да. Но я думаю и о своей репутации. Что, если до сих пор распространяются слухи о пари? Если их слышала моя падчерица, то должны были слышать и другие.

– Твоя падчерица? Леди Бамфриз?

– Да, это она рассказала мне о пари.

– Господи. Представляю, как тебе было неловко.

Грейс фыркнула.

– Не просто неловко, уверяю тебя. Но все это ерунда. Я просто подумала, что если бы мы объявили о помолвке, сплетни потеряли бы актуальность.

– Я достану нам специальное разрешение так скоро, как только смогу. Но я не знаком ни с одним епископом, чтобы ускорить дело. Я бы попросил тебя использовать связи в церковных кругах, но это может быть неудобно. Кэйзенов говорил, что ему пришлось почти неделю ходить в Коллегию, чтобы получить лицензию. Я начну завтра.

– А можешь ты завтра еще и поместить объявление в газетах?

– Тебе важно сделать все это официально и респектабельно, да? Ну хорошо. Я завтра помещу объявление.

– Спасибо, Джон.

– Для тебя все, что угодно, любовь моя. Моя будущая леди Рочдейл. Ха. Ты окажешь этому титулу больше чести, чем две другие носившие его леди, которых я знал.

– Надеюсь. Потому что ты даже не можешь представить, какая для меня честь стать твоей виконтессой.

Честь для него, что она согласилась.


Двумя днями позже Грейс вырезала объявление о свадьбе из «Морнинг пост» и вложила его в конверт. Затем запечатала конверт и надписала адрес лорда Шина.

Это было рискованное пари. Она только надеялась, что Рочдейл хочет жениться на ней, но не знала точно, женится ли. Ей не нужны были уверения одиозного лорда Шина, что Рочдейл слишком распутен, чтобы когда-нибудь жениться. С самого начала она догадывалась, что он один из тех вечных искателей наслаждений, которые никогда не женятся. Она думала, что он проживет свои дни как печально известный старый Кью, герцог Куинсбери, старый холостяк и повеса. Но в Ньюмаркете она могла бы поклясться, что между ними возникло что-то большее, чем просто вожделение. Она доверилась своей интуиции, поняла, что он любит ее. Слава Богу, она оказалась права. Иначе могла бы в этот самый момент сидеть обнаженной перед лордом Шином, рисующим с нее картину. И только небесам известно, сколько людей увидели бы это полотно. Она была бы вынуждена продать дом на Портленд-плейс и сбежать в деревню.

Но она поверила, что сможет убедить Рочдейла, и поверила, что он поступит правильно. Все прошло идеально. Она была влюблена, теперь ей предстояло стать леди Рочдейл, никогда в жизни Грейс не была счастливее. Перестав быть вдовой епископа, она должна была стать женой распутника.

Грейс села за письменный стол, запрокинула голову и расхохоталась от радости.