"Адов Пламень" - читать интересную книгу автора (Верещагин Петр)Ступень третья Книга БитвыАдрея продрогла до костей. И ведь ночь вроде выдалась далеко не из холодных – конечно, месяц септембер был на исходе, однако до заморозков, по всем признакам, оставалось еще несколько недель. И вот поди ж ты, трясет, словно перед горячкой… Пришлось добавить к обычному травяному настою толику генуэзского бренди, чтобы наконец согреться. Да, недаром ученые алхимики дали этой огневой жидкости название «spiritus», недаром оно совпадает с третьим именем Господа (последнее, конечно, имело еще эпитет «sanctus», «святой» то есть, однако не нужно было обладать дипломом semanthicus'а, чтобы понять их скрытую общность). После первого же глотка Адрея не только пришла в себя, но и поняла причину странного озноба. Холод был внутренним, не внешним. И появился он, потому что рядом, очень близко – СЛИШКОМ близко даже, если честно, – обретался как минимум один из Ловчих. Один из тех, кто способен ощутить следы чужой силы на расстоянии и добраться по ним до самих обладателей силы; примерно так же гончая способна учуять заячий след и отыскать самого зайца. Ловчие… Проклятые дети проклятых родителей… Ведьма знала, к сожалению, слишком хорошо знала, кто они такие и почему делают то, что делают. Этот секрет… он не просто Ловчим не был ведом – среди самих Иерархов Malleus Maleficorum лишь единицы посвященных знали правду. И тщательно оберегали ее от непосвященных. Не потому, что боялись, не верили в преданность Ловчих своему делу. Как раз напротив, возжелай сам Ловчий все узнать – ему сообщали сей секрет, без всяких проволочек, отговорок и нерушимых обетов молчания. «Молот Малефиков» не опасался тех, кто искал ответа у своих духовных наставников, ведь для того наставники и нужны. Но «Молот» не любил, когда Ловчие начинали сомневаться в словах этих самых наставников, ища им либо подтверждений, либо опровержений на стороне. Таких недоверчивых, без оглядки на список былых достижений, карали быстро и безжалостно. Самым простым способом казни было – направить излишне любопытного на поиски Черного Властелина, что обитал где-то в Дальнем Загорье… Обреченные уходили, и не возвращались. Не возвращались, конечно, не они одни, иначе какой был смысл в подобных поручениях? Иерархи «Молота Злодеев» – те, кто обладал настоящей властью, а не пустым титулом, – не были болванами, и потому не считали недоумками других. Ни собственных подчиненных, ни врагов. Особенно – врагов. Malleus Maleficorum хранил тайну как раз не от своих, а от чужих. От противников то бишь. От тех, кого звали малефиками – от чернокнижников, магов, колдунов, чародеев… в общем, от обладающих силой, вне зависимости от носимого ими прозвища. И пожалуй, правильно делал, что хранил. Ведь это их дети, брошенные по разным причинам на произвол судьбы, обнаруживали в себе талант искать родственное… искать – и находить, но ввиду тех же самых причин быть не в состоянии СТАТЬ этим самым родственным. Адрея, некогда волею случая проникнув в сию тайну, также хранила молчание. Не потому, что ей была в случае чего обещана пощада: «Молот Злодеев» только потому не трогал ее, что доселе ни один Ловчий не уделял пожилой тристрамской знахарке слишком пристального внимания. И уж точно не потому, что думала, будто «Молот» свершает богоугодное деяние, истребляя под корень всех заподозренных в связи с колдовством, и способствуя работе «Молота» своим молчанием, она, Адрея, тем самым очищает свою душу от скверны той мизерной толики силы, которую была способна пустить в ход… Нет, одержимость – это не по ней, даже если это одержимость святым духом, которую церковники зовут «благодатью», и этих одержимых – «блаженных» – всячески привечают. Просто ведьма и сама считала, что секрет Ловчих действительно лучше оберегать от чародеев. Конечно, большинство из них – себялюбивые, беспринципные сукины дети, чтобы не сказать хуже (вообще-то надо бы, зачем оскорблять ни в чем не повинных собак?). Все родственные чувства, как и почти всю человечность, не мудрствуя лукаво, из них выжигают еще в начале обучения, – а затем они, желая пройти дальше по своему черному Пути, завершают процесс, превращаясь вскоре в бездушные и бестрепетные тени самих себя. Большинство – да. Но не все. Первым глубоко плевать на то, что Ловчие, быть может, их собственные дети: случись противостояние, они либо переступают через чужой труп, либо сами ложатся трупами под ноги противника, вне зависимости от того, с кем доводится сражаться. Хоть бы и с самим собою (есть на их Пути и такая вот преграда-испытание). Однако те, из кого сила не полностью высосала человечность… ведай они, что бьются насмерть с собственной плотью и кровью – вот как раз они-то и могут дрогнуть и потерпеть поражение. А такого Адрея, которая недолюбливала чародеев, но и не желала им зла, допустить никак не могла. Ведь даже среди малефиков попадаются достойные называться людьми. «Нетрудно молчать, когда никому, даже тебе, не нужны сказанные вслух слова,» – подвела итог ведьма, допивая горячий настой. Если Ловчий прибыл по ее душу – она все одно не дастся живой. Дважды умирать мало кому приходится, здесь волноваться не о чем. «А вот эту девочку, Ривке, надо бы предупредить. Кроме своего рыцаря, ведь и не думает ни о чем…» Впрочем, за последнее Адрея девушку не осуждала. Будь сама хоть на двести лет моложе… – Одного не понимаю, – задумчиво проговорил Вильфрид, – почему, если Леорикс мертв… – Что значит «если»? Я ведь тебе все рассказал. – Да верю, верю, Лох-Лей. Но когда-то, в походе к Гробу Господню, мне достался один… трофей. Нож, которым должны были сразить Короля-Льва. Специально сделанный для этого… – Ритуальный, заклятый на цель, – вставила Ребекка. – Слышала о таких. Чует свою жертву на расстоянии, а любая нанесенная им рана для этой жертвы смертельна. Но именно для жертвы и ни доя кого более, для остальных обычная сталь куда надежнее. – Богомол бы с тобой не согласился, – усмехнулся рыцарь, доставая из-за голенища сапога давешний стилет. – Вот, тот самый. И он до сих пор… чует, если это так назвать. Чует, где его цель, чует Леорикса. Так я сюда и пришел ведь. Ребекка чуть скривилась. – Не знаю. Что слышала, я тебе сказала. Робин осторожно взял дрожащий стилет, вопросительно взглянул на Вильфрида («Да, вот так он цель и показывает,» – подтвердил тот), затем осмотрел оружие. – Бес его знает. Металл какой-то странный… не сталь, не бронза. Грызя, может, спросить? Кузнец неплохой, как-никак. Все равно не мешает к нему заглянуть – у тебя ж от брони только клочки остались, да и с одним ножом ВНИЗ соваться как-то… В Шварцвальде я б тебе из наших запасов сам подыскал и броню, и клинок, но тут тайничка у нас нет, так что на Грызя вся надежда. – Неплохо бы, конечно, – кивнул рыцарь, – только как я расплачиваться с ним буду? Идущим ТУДА в долг верить – это очень навряд ли, а с деньгами напряг… – Идущим ТУДА, – усмехнулся главарь разбойников, – Грызь бесплатно дает, что надо. Он же местный, понимает, что пока не покончат с ЭТИМ – жизни в Тристраме не будет никому. Йэн, проводи его, да проследи, чтоб все в лучшем виде. – Не вопрос, Робин, – поднялся со скамейки гэл, – айда со мной, Ивинге. Заодно и себе кое-чего сделаю… зря, что ли, пять лет на дедушку Киана горбатился… Пока Йэн, выпросив у Хризвальда несколько негодных к работе железок, делал оковку и наконечник для своего нового дрына, кузнец изучал узкий клинок. – Не знаю, сэр рыцарь, – наконец сказал он. – Не попадалась мне эдакая штукенция. Слышал, делали когда-то такую… черную бронзу, она крепче железа была. А однажды показывали моему папаше эльфову диковинку – по виду ну точно тебе серебряная заколка, цацка женская, но могла, зараза, насквозь пробить шлем или нагрудник. Но это… нет, не видел. – Ладно, и на том спасибо. – Вильфрид спрятал стилет на место. – А как насчет меча какого, щита и брони? – Меч найдем. Не первый сорт, но приличный. А вот доспехов цельных не осталось, придется по кускам собирать и подгонять. Примерь пока вон ту шапку и кожанчик, я нагрудник поищу… Наконец рыцарь оказался облачен в длинную кожаную куртку с ватной подбивкой, на которую Грызь надел конструкцию из нескольких пластин и полос металла, чтобы прикрыть грудь, живот и спину. Неуклюжая внешне, движений эта своеобразная броня, однако, не стесняла. Железная шапка (обычная, с войлочным колпаком-подшлемником) пришлась впору. Сыскался и меч: вполне пристойный широкий клинок, который побывал в деле, но сиял недавней заточкой. – И вот тебе щит, – кузнец снял с крюка дубовый круг в два локтя шириной, переплетенный железными полосами. – Прелесть просто, куколка… Не то что эти италийские ублюдочные треугольники, на них только гербы и рисовать. Такой и всаднику послужит, а уж в пешей сшибке лучше просто не найдешь. Удачи, рыцарь. – Благодарю, вот уж выручил так выручил, – Вильфрид перебросил щит за спину, поправил ремни и перевязь с новым мечом. – Отлично. Обещаю: получишь за все по справедливой цене, как только раздобуду хоть немного деньжат. – Не обижай меня. Это ведь не просто так… для тех, кому ВНИЗ, мне ничего не жаль. – Не обижай и ты меня, Хризвальд. Я никогда не отбираю того, за что могу заплатить. Кузнец вдруг схватился за бока и загоготал. – Не, вы его только послушайте! Сам Добрый Робин лучше не скажет! Он сперва за все платит, потом у него кончаются деньги – и он честно, как предупреждал, отбирает все, что пожелает! Вильфрид также присоединился к веселью. Положительно, кое в чем они с Робином Лох-Лей были схожи. Подобное сравнение его нисколько не оскорбило: коли уж сам Леорикс не погнушался предложить Робину пойти на королевскую службу – чего стесняться ему, сыну небогатого саксонского тана, который добился всего, что имел, исключительно отвагой, мечом и толикой удачи! Подождав, пока сонное зелье начнет действовать, Пепин осторожно укутал старушку в плед и вышел на улицу, вдохнуть немного свежего воздуха. Джиллан, конечно, убиралась как могла, но запах в комнате все равно стоял отвратительный. Лекарь знал, как пахнет смерть, он встречал Хозяйку Серых стран во всех видах и обличьях – приходилось встречать, при его-то работе. Но знать совсем не значит любить и наслаждаться. Да, всякое случается, коли прихватит – на запах внимания обращать уже не будешь. А прихватить может всякого, болячки – штука такая… голова не только от запаха кругом идет. Вспомнив о словах Марги, Пепин нахмурил седые брови. Конечно, это может оказаться просто бредом, в ее состоянии и не такое привидится… и все же надо бы рассказать. Далеко идти не пришлось – темноволосая девушка, подружка Робина Лох-Лей, как раз проходила мимо. Лекарь окликнул ее и предложил присесть рядом. – Старую Маргу иногда звали блаженной, – сказал он, обращаясь вроде бы в пустое пространство. – И все же она иногда видела нечто… невидимое, что ли. – Бывает, – безразлично произнесла Марион. – Иногда это были просто видения, пустые, без всяких там предсказаний. И все-таки, думаю, это тебя заинтересует. – Что – это? Пепин достал грифельную дощечку, близоруко сощурился и прочел: – Ну и что это значит? – Это то, что во сне слышала Марга. – Лекарь вздохнул. – Заснуть не могла, пока я не сел и не записал все дословно. А говорили это некие… личности. Когда Пепин начал описывать более детально, у Марион мгновенно исчезло всякое безразличие. Может, история и была горячечным бредом чокнутой старухи, но она стоила того, чтобы ее выслушать. И выслушать ОЧЕНЬ внимательно… – Ну как, Ангус? – спросила Изельде. – Обследовали… подходы? Капитан гвардии поморщился. – Обследовали, госпожа… насколько возможно. Собор обшарили, в усыпальницу, как приказано, не совались. Чисто. Там – чисто, но в глубине что-то явно есть. – Только собор? – Да тут больше ничего такого и нет, риксенн. На юге, за речкой, и на западе – просто лес, тоже чистый: там банда Робина Лох-Лей обреталась последние недели, и похоже, никаких фокусов с нежитью не имела. Холмы на северо-востоке – вот там да, как идешь – пробирает, только местные в один голос говорят, в том краю Тристрама тише всего было. Так что из собора лезет… или уж не знаю даже отколь. – Все с тобой ясно, – вздохнула королева. – Кроме своего топора, ничего не знаешь и знать не хочешь. Придется самой обойти. Выдели охрану, шестерых, и чтоб мне ни звука не издавали, если не разрешу. Ясно? – Будет сделано. Когда? – Утром. Сейчас я по городку пройдусь, одного-двух хватит. Лучше бы тоже кого потише. – Как угодно. – Ангус выглянул из раскрытой двери и проорал на пол-Тристрама. – ВИЛЬМАР! ХОРСТ! Через неполных шесть секунд капрал и солдат влетели в коридор, затормозив перед Изельде, что как раз выходила из комнаты. – Оберегать. Полное подчинение. Молчать в тряпочку. Все ясно? – отчеканил капитан. Правые кулаки гвардейцев глухо ударили о нагрудники чуть выше сердца, в голову выгравированного на металле льва. – Прекрасно, – кивнула королева. – Держитесь чуть позади меня и не лезьте на глаза. Конечно, каждый из солдат был почти на голову выше Изельде (она не была низкорослой, но и в гвардию Лоррейна карликов не набирали) и раза так в два пошире даже без доспехов. Нельзя не заметить таких громил, когда они за тобой хвостом ходят. Тем не менее, солдаты честно постарались выполнить приказание, оставаясь в четырех шагах позади своей риксенн. Конечно, «риксенн», сиречь «королева», было пустым титулом, править Изельде и дня по-настоящему не правила – ни при Лотаре, ни, тем более, при Леориксе. Но и такой титул лучше, чем никакого. Много лучше, если быть до конца откровенной. Без него ей некуда было бы деваться, кроме как принять предложение Конрада де Монтефенна, официально – младшего прецептора Тарнхальда, неофициально же – одного из Иерархов Malleus Maleficorum. От предложения этого, впрочем, Изельде не отказалась, слишком хорошо понимала цену и последствия отказа. Но принять его немедленно – то есть покончить с дворцовой сутолокой под благовидным предлогом «ухода в монастырь, под покровительство святой Марты» и занять предначертанное ей место в серых рядах тех, кого поминают не иначе как полушепотом и с оглядкой, в рядах Ловчих, – на такое она пока не была готова пойти. Возможно, после Тристрама, когда (и если) она исправит последствия неправильного хода, и в жизни не отыщется другого, достойного смысла… Изельде осознала свою способность чуять колдовство давно, еще в отцовском доме. Она безошибочно могла различить двух сестер-близняшек, которые на пару изображали Страшную Злобную Колдунью Киприанн Вездесущую (иначе именовать ее было нельзя!). Вездесущую, потому как она умела появляться в двух местах одновременно, а раз сумела в двух, разумно считали люди, при надобности сумеет и в десяти, и в скольких угодно. Одна из сестер действительно кое-что умела, вторая просто была похожа на нее как две капли воды, ну а поскольку девушки были не вовсе обделены умом, они начали активную потеху – и народ забавляется, и самим кое-что да перепадает… Хотя, быть может, Киприанн и ее сестра (так и осталось неизвестным, кого из них как звали) все-таки совершили большую глупость, вообще затеяв эту игру. Потому что именно она погубило обеих: одну сестру повесили как раскаявшуюся ведьму, вторая утонула при испытании водой и была признана невиновной. Изельде знала, что утонула-то как раз ведьма, но промолчала. «Молоту Злодеев» было видней… С тех пор (а было ей тогда лет девять) Изельде начала понимать, кем является. Нет, она никому ничего не говорила. Не понадобилось – первый же Ловчий, заглянувший в Аахен, все понял. Своих опытные Ловчие, оказалось, чуют еще вернее, чем колдунов. В общем, тайный церковный орден взял Изельде на заметку, родные начали сторониться ее и при первой же возможности выдали замуж… Впрочем, как раз эта самая «первая возможность» оказалась очень даже ничего. Не всякий жених, пусть и втрое старше невесты, мог подарить ей престол. Не какой-то там престол «независимого» Заара, с потрохами закупленного саксами, или «вольного» Урия, который раз за разом переходил от франков к италийцам и обратно, – нет, престол сильной державы, что успешно оспаривала первенство в Европе у раздробленного Альмейна или дряхлой Италии. Гэльские королевства лишь звались таковыми, поскольку для гэлов король-рикс был не более чем «первым из равных», на какой-то шаг впереди кланового вождя. Саксы после гибели Седрика Элезинга-Этелинга и раздора между его потомками так и не восстановили былого единства; захват Рейнланда, Вестфалии, Брабанта и Фризии армиями Магнуса ничего не изменил в их внутренней грызне, как, впрочем, и распад Империи Магнуса, княжества все так же с пеной у рта выясняли, какое из них более достойно зваться сердцем саксонской державы. Франки после этого распада вовсе отказались от идеи единого королевства и королей не выбирали, а правил ими, как в старые времена, совет родовых старейшин. Испанцы, отражая упорное давление мавров и берберов, также объединили только военные усилия, а на деле оставались то ли четырьмя, то ли пятью самостоятельными державами. В Византии еще со времен Юстиниана не утихала междоусобица, изрядно обескровив восточную наследницу старой Средиземноморской Империи. А уж что там творилось к востоку от Альмейна и в Загорье, ведал один святой Эрик… Неторопливое течение воспоминаний прервалось. Резко, сразу, как если бы посреди медлительного Мозеля в одночасье выросла гранитная стена. Не осмеливаясь поверить такой удаче, Изельде посмотрела на женщину, которая выглядела немногим старше ее самой, но прожила на земле куда больше лет, чем отпущено простым смертным. Ведьма встретила ее темно-синим презрением, что тлело в слегка прищуренных глазах. – Могу я… поговорить с тобой? – промолвила королева. Презрение не исчезло вовсе, но отступило на задний план. Ведьма чуть поклонилась. – Если желаешь. – Если желаешь, ГОСПОЖА! – рявкнул из-за ее спины капрал (Вильмар, кажется). – Ты разговариваешь с королевой! – Молчать! – подняла руку Изельде. – Налево кругом, сорок шагов вперед и ждать дальнейших указаний. Выполнять! Гвардейцы нехотя подчинились. Ведьма коротко хмыкнула. – Госпожа Изельде, значит. Не думала, что Ловчие забираются так высоко. И о чем ты желала говорить? – Для начала – как к тебе обращаться? – «Ведьмино отродье», если я правильно помню манеры «Молота» – но ведь тебя такое не устраивает, риксенн, не правда ли? Здесь меня все зовут Адрея, так что если желаешь – это имя вполне подойдет. Изельде кивнула. – Вижу, бояться ты не желаешь. – Жить вечно мне не дано, дважды умирать – не придется. А чего еще бояться? Королевской немилости? – Ты не поняла, Адрея. Как раз такой ты мне и нужна. И если мы сойдемся – я вообще забуду, что видела тебя. – Сойдемся в чем? – В том, что необходимо сделать в Тристраме. Чтобы покончить… с тем, чего я не собираюсь называть по имени. Ведьма издала странный звук – то ли пыталась сдержать смех, то ли просто сглотнула от неожиданности. – Добро, королева. Думаю, мы договоримся. Только забудешь ты не меня одну, но и еще двоих. – Даже так? – подняла бровь Изельде. – Тем лучше. Согласна. – Тогда спрашивай, госпожа. Отвечу, коли смогу. – Вплотную, значит? При своих иль вдвое? – Ты знаешь, что мне нужно раздобыть. – И думаешь, клинки твоих героев меня способны ранить и убить? – Давай без риторических вопросов. Чтоб для тебя Черту нарисовать, необходимы яд и горстка проса. – И все? – И птице жизни не летать. Колченогий паренек воровато оглянулся по сторонам, уверился, что за ним никто не следит, и нырнул в кусты. Скрип металла о камень, легкий щелчок – и тишина. – Интересное дело, – заметил сидящий на дереве Робин. – Я его вообще не вижу теперь. Как сквозь землю… – …провалился, – завершила Марион, которая устроилась веткой выше. – Похоже, нашли место. Не об этих ли подземельях тебя ведьма упреждала? – Да вроде о тех, что за усыпальницей, где Леорикса нашли… он вход охранял. – Леорикс, даже мертвый, на нас не нападал. Значит, он и после смерти был… скорее нашим. Пусть беспокойник, но свой, не чужой. И сторожил-то, похоже, вовсе не вход, а выход. Робин присвистнул. – А знаешь, это даже разумно. Кстати, потому и ножик Ивинге сюда тянул: Лев был человеком долга, что ему смерть! Вот незавершенное дело – штука серьезная… оно его тут и держит. Хоть скелетом, хоть призраком, хоть как. И коли он и вправду стерег выход, мимо него ОТТУДА ни одна тварь наружу не пролезла. – Ну а я что говорю? – Да, но тут штука серьезнее: смотри, все думают, что ВНИЗ иначе как через собор пути нет; в конце концов его, допустим, сравнивают с землей и заливают все бочками святой воды. Устраивают праздник в честь победы над великим злом – и тут через боковой выход выбирается очередная порция тварей и устраивает пьяным и веселым «истребителям нечисти» по-настоящему веселую жизнь… Совсем не так плохо придумано, Мари. Вызывай подмогу. Девушка закрепилась понадежнее, достала из колчана стрелу с полосатым красно-черным оперением – это обозначало «сюда, скорее» – и вогнала ее точно над головой Малыша Йэна, тот только-только проснулся и как раз зевал на крылечке. Верзила-гэл мгновенно рухнул наземь и перекатился в сторону, укрываясь за бочкой с водой; потом рассмотрел стрелу, выругался, встал и скрылся в доме – пинками поднимать Ротта и Тромма, больших любителей поспать. Меньше чем через десять минут разбойники, прихватив с собой встреченного по дороге Вильфрида Ивинге, собрались под временным жилищем Робина Лох-Лей, по совместительству – «секретом» для наблюдений. – А кто этот мальчишка-то? – спросил Тромм. – Вир его звать, или как-то похоже. Пастушонок здешний, сирота; родни то ли никогда не было, то ли много лет как померла. Огден его называл блаженным дурачком, лекарь – просто невезучим. Идеи будут? – Взять и развязать язык? – Это потом, Хельми. Сейчас что? – Да просто посмотреть, что там. Щас сделаю. – Только смотри, чтоб без этих мне… – Не учи щуку плавать, Робин, – весело отозвался Вильхельм. Напевая одну из песенок Алана (и неимоверно фальшивя при этом), Ротт углубился в кусты, спустил штаны и присел с вполне очевидной и более чем прозаической целью. Марион прыснула: уж в таком точно не заподозрят соглядатая. Через некоторое время Вильхельм вернулся, и физиономия его была скорее озадаченной, чем встревоженной. – Там прямо в земле как погреб сделан. Красная мраморная плита, в ней – люк, тоже мраморный, только белый, и петли как-то из мрамора вытесаны. И все это хозяйство в ширину едва с локоть будет. Таким погребом разве что Малый Народец сможет пользоваться. Вильфрид подался вперед. – Знаки заметил какие? – Да обычная чертовщина, череп вроде вырезан на люке, а что? Рыцарь обреченно застонал. – Так я и знал. Снова под землю… ненавижу! Придется звать Ребекку, у нее ключ есть. – КЛЮЧ?!! – хором воскликнули пятеро разбойников. – Сама расскажет, если захочет. Ротт, не сочти за труд, разыщи ее и приведи. Все одно ты эту хреновину видел, тебе на ее вопросы и отвечать. Сказать, что Ривке услышанное не понравилось, было бы преуменьшением. Она совершенно не рвалась в герои, особенно теперь, когда ее мечта уже почти сбывалась. В герои не рвался и Вильфрид. Но от рыцарского кодекса чести он отступить не мог – и значит, не имел права покинуть Тристрам, пока с нечистью ВНИЗУ не будет покончено, и все ходы наверх – не перекрыты. Если насчет гигантских насекомых, которые мирно сидели в своем заколдованном муравейнике, еще могли возникнуть какие-то сомнения, то здесь все было понятно и предопределено. Пробиться ВНИЗ, добраться до огненного сердца нечистой силы и раздавить его, чтобы покончить со всем. Раз и навсегда. Дело, достойное рыцаря. Да и не рыцаря даже, а просто человека, которого эта нежить достала по самые потроха. Поскольку Вильфрид принял такое решение, Ривке приходилось следовать за ним. Он не знал, никак не мог знать, на что она на самом деле способна. Зато сама она – знала. И потому не смела следовать примеру Нефилим и оставаться в стороне. Как, безусловно, сделала бы, не будь все связано с Вильфридом Ивинге… жителей Тристрама ей было жаль, но ради них своей жизнью и душой она бы рисковать не стала. Медный череп, как и следовало ожидать, в точности совпал с резным узором на камне. Раздался тихий щелчок, и небо над ее головой исчезло, обратившись в красно-белый мраморный свод. – Ничего себе! – выдохнул рыцарь. – Эй, Робин! Марион! Тромм, Йэн, Ротт – есть кто? – Остальные наверху, – безразлично проговорила Ривке, – они были чуть дальше… их это не зацепило. Только нас. Не стоял бы ты рядом… – Ну уж нет, Ребекка! Уже говорил и могу повторить, одну я тебя ВНИЗ ни за какие коврижки не отпущу! – Вильфрид деловито огляделся. – Ну и что здесь у нас творится? Я бы сказал, это очень похоже на склеп. Действительно, царство красно-белого мрамора больше всего напоминало гробницу какого-нибудь знаменитого вождя, а может, даже и короля. Узкая лестница с перилами спускалась в помещение, что представляло собой передний «приемный» покой. Два масляных светильника на медных треногах освещали гробницу неяркой краснотой предгрозового заката, и почему-то совершенно не давала копоти. Высокая белая плита, дверь в основную часть гробницы, наполовину поднята: если пригнуться, под ней вполне можно было пройти, чтобы «оказаться ближе к смерти» (как после двадцатой кружки эля выражаются грабители могильников, хвастая о своих подвигах и иллюстрируя рассказ необходимыми жестами). Рыцарь нырнул под белую дверь, на корточках, меч из ножен. К счастью, к «секрету» Робина он прибыл уже в полном вооружении и теперь был готов ко всему. Ну или почти ко всему. Скажем, повстречайся в подземельях конница персидского султана с саблями наголо, сакс бы немного этому удивился. Но и только. Ривке тихо проскользнула за ним и остановилась, осторожно выглядывая из-за щита. Вильфрид неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Вдоль стен стояли сундуки, массивные и манящие – самый наивный посетитель заподозрил бы, что под каменными крышками что-нибудь ценное да скрывается. Но подозрения подозрениями, а шарить в этих сундуках рыцарь не собирался. Если сюда занесет Робина, он пусть свою голову и душу в заклад и ставит, а Вильфрид Ивинге не стремился платить за богатства такую цену. Здесь также было относительно светло – под потолком на цепях горел такой же масляный светильник, как в первом покое. Однако еще в этом помещении имелось то, чего в предыдущем вовсе не ощущалось. Бессловесная, четкая угроза, адресованная незваным гостям. Каковыми гробница, вполне вероятно, полагала всех живых. В дальнем конце камеры располагалась еще одна дверь из белого мрамора. На сей раз – открытая полностью, пара каменных клинышков держала плиту, чтобы ей не вздумалось закрыться. А сверху, над дверью – надпись, приглашение войти: черная, тщательно очищенная от пыли, дабы всякий вошедший без помех мог прочесть ее и сделать свой выбор. – «Descentio in Gehennah»… – Ривке вознесла очи к небесам, но увидела только мраморный потолок в прихотливом узоре красно-белых прожилок. – Чего и следовало ожидать. Чтобы подняться к небесам, надо сперва спуститься в бездну, утверждали иные легенды. Небеса им сейчас были ни к чему – но, похоже, в бездну нужно спуститься даже для того, чтобы просто вернуться на поверхность земли… Изельде без большого труда нашла вход. Одна из волчьих нор в северных холмах уходила явно глубже, чем следовало, и была на пару ладоней шире, чем нужно для самого крупного волка. Человеку, даже здоровякам вроде Хорста или Доминика, проползти по ней казалось вполне возможным. Но соваться первым не хотел никто. Оно и понятно: кому охота сражаться неведомо с чем в темноте и тесноте? – Хорст, дай тесак, – попросила она. Гвардеец молча вытащил оружие и протянул рукоятью вперед, хотя наверняка подивился такому приказу. Короткий взгляд на тяжелый, чуть изогнутый клинок, Изельде вполне удовлетворил, инструмент достаточно хорош и надежен. Она шагнула вперед. Тяжелые ладони опустились ей на плечи и аккуратно удержали на месте. – Охранять, госпожа, значит охранять, а не отпускать одну невесть куда, хоть бы и в разведку, – с укоризной и даже искренней обидой проговорил великан-сержант, – нет чтобы приказать… – Приказываю, Доминик. Ты со мной, остальные – назад, рассыпаться и занять круговую оборону. Выполняйте. Проще было сделать так, чем объяснять и уламывать. Поодиночке, вероятно, Изельде могла бы провести их. Вместе – очень вряд ли. Сержант вынул из-за пояса шипастую палицу, поправил вытянутый каплевидный щит. Прикрывая не столько себя, сколько королеву, он двинулся вперед, к норе, которая увеличивалась с каждым шагом. Да, именно так. Вскоре дыра в склоне холма выросла до такого размера, что сержанту с его ростом в полных четыре локтя и три пальца лишь пришлось бы голову чуть-чуть нагнуть – чтобы плюмажем свод не скрести, проходил-то он как раз свободно. Еще несколько шагов, для уверенности… и пока тугодум Доминик не сообразил, что это не нора растет, а сами они уменьшаются, Изельде скомандовала: – Стоп. Перекрой проход, чтобы и мышь не проползла. Сейчас приведу подкрепление и отправлю весточку Ангусу. – Госпожа, лучше бы тебе вовсе снаружи остаться. Не женское это дело, по подземельям-то лазать… – Если б из всех вас кто-то головой умел работать хотя бы вчетверо хуже, чем топором, палицей или мечом, я бы осталась. А так – нельзя. Быстро приведя к сержанту еще троих, Изельде повторила приказание насчет охраны, а сама с двумя оставшимися гвардейцами пошла разыскивать Ангуса и разбойников. Капитан отыскался быстро и сразу же проорал общий сбор (королева крепко подозревала, что звание офицера Ангус получил именно за то, что был способен перекричать целую толпу); разбойники нашлись несколько позже, на другом конце долины. Что-то угрюмо обсуждая, они стояли в кустах, не обращая внимание на окрики, так что пришлось подойти поближе. – Что у вас тут? – Ивинге и Ребекка… они ушли ВНИЗ сквозь вот этот камень. – У Малыша Йэна частенько бывали шутки и покруче, однако гэл явно не шутил. – Как – не знаю, не спрашивайте, риксенн. Ушли. И надо бы тут посторожить… если попадется один хромоногий малец, пастушонок тутошний. Дурачком прикидывается, а на деле может и не такой блаженненький… Взять бы его да заставить говорить – он тоже сквозь камень как-то ходит. Учитывая, что ей поведала Адрея (и чего явно не подозревал никто из разбойников), Изельде не только сразу поверила этим словам, но и выставила в караул трех гвардейцев, наказав им хватать всякого колченогого и тащить в «Подсолнух» на «откровенный разговор». Десяток солдат она все равно собиралась оставить в резерве – мало ли что, – и Ангуса за старшего. Он допросом и займется, это капитан умел. Передав Ангусу все необходимые распоряжения, королева повернулась к разбойникам. – Хорошо. Охрана выставлена. А вы идете со мной, в подземелья. У Робина чуть челюсть не отвалилась. Марион присвистнула. – Да тут не земля, а прямо решето какое-то! Куда ни ткни – везде ход ВНИЗ… Примерно это же говорила и Адрея, чуть другими словами. Изельде тогда было засомневалась, но теперь признала правоту ведьмы. Не зря та, видимо, торчала тут с тех пор, когда о нечисти еще и слуху не было. Когда последние игрушечные солдатики скрылись в проходе, земля с тихим чмоканьем сомкнулась. Нора исчезла, как не бывало. Тощий как скелет парнишка лет двенадцати, который сидел на гребне холма, истерически хихикнул. – А нечего лезть куда не надо. Опираясь на кривоватый самодельный костыль, он медленно поднялся. Левая нога у него отсутствовала почти по колено, к культе была примотана ремнями деревяшка. Сильно хромая, мальчишка сполз по склону, потыкал костылем в оползень, хихикнул еще раз. Когда он повернулся, раздался слабый щелчок – и промеж глаз калеки выросла арбалетная стрела. Какое-то мгновение он еще стоял, не в силах поверить, что это произошло именно с ним, потом рухнул на спину. Стрелок молча подошел к телу, пнул мальчишку в бок, уверился, что тот мертв уже окончательно, и выдрал свою стрелу. – Хоть так… – хрипло промолвил Алан. Они спускались уже целую вечность. Винтовая лестница была достаточно широка для двоих, но слева из стены временами сами собой выскакивали копья (и после так же сами собою втягивались назад), а справа зиял провал. Бездонным его называть, пожалуй, не следовало – где-то далеко-далеко внизу горела красная точка и доносился слабый запах серы. Конечно же, это было знаменитое озеро расплавленной лавы, та самая «геенна огненная» из свитков Завета. (В отношении последнего термина Ривке могла бы и поспорить, потому что как раз Ивриим и Нефилим знали настоящее значение этого слова. Им обозначалось ущелье Кидрон под Эрушалаймом, и уже полторы тысячи лет там сжигали только отбросы, мусор, коего в городе всегда хватало. Однако некогда над этим ущельем высилась исполинская статуя Молоха, и в печах, расположенных под его медным туловищем, сгорали тела младенцев, приносимых в жертву кровавому богу сгинувшего народа… Ривке могла бы вспомнить все это, но не до воспоминаний сейчас было. Да и место как-то слабо располагало к историческим экскурсам…) Между стенами колодца было самое меньшее шагов двести, лестница шла довольно полого, с низкими и очень широкими ступенями – но право же, прыгать вниз, чтобы сократить путь, отнюдь не стоило… Два копья так и остались выдвинутыми из стены – их удерживал на месте скелет, облаченный в ошметки римского панциря. Разбитый большой щит-скутум, помятый бронзовый шлем с оторванным гребнем и ржавый короткий меч-гладиус лежали ступенькой ниже. Вильфрид, памятуя о неприятной встрече Красного Хельми в соборе, приготовился было к схватке, однако этот скелет оживать не собирался. Еще через некоторое время встретился второй скелет, повисший на копье. На этом остатков одежды или брони не было; на одной ступени с ним лежала вырезанная из цельного нефрита палица с дюжиной чьих-то клыков, хитро вклеенных в камень. Скелет этот также остался недвижим, когда Ривке и рыцарь проходили мимо. Когда запах серы стал почти невыносим, а дым от лавового озера начал закрывать противоположную стену колодца, на лестнице обнаружился еще один скелет. Довольно маленький и весьма массивный; живой, его хозяин вряд ли достал бы Вильфриду до груди, однако был на добрых пол-локтя шире его! С костей скелета свисала пробитая в трех местах кольчуга, двулезвийная секира до сих пор стояла у стены так, чтобы владелец мог в любой момент схватить ее. На черепе по-прежнему сиял полировкой стальной рогатый шлем с защитным валиком. – Dwarg! – ахнул рыцарь, когда понял, кто перед ним. – Но ведь это только сказки… – Дуарг? – переспросила Ривке. – Не слышала. – О них кое-где, особенно около Альп, франки рассказывали. Мол, было такое древнее племя Dwaergar, которого уже тысячу лет как нет. Они обитали в пещерах, солнца не любили, продавали людям металл в обмен на мед, свежее мясо и хлеб, а однажды просто сгинули невесть куда. Только следы остались. Говорят, паладин Магнуса, О'Доннел, носил меч, сделанный Дуэргар. Северные альмы, фризы и даны их цвергами зовут, а арденнские гэлы – дверлингами, вот все отличие. – Ясно. Очередные легенды. – Да я сам так думал, но… больно уж похоже. Вильфрид решительно снял железную шапку, подошел к скелету дуарга, осторожно стянул с него шлем и водрузил взамен свою шапку. – Ты без защиты не останешься, а мне еще драться, – сказал он и надел рогатый шлем. Тот пришелся как влитый. Прислоненный к стене тяжелый топор процарапал по камню черту и застыл у ног рыцаря. Сакс задумчиво взглянул на предложенное оружие, решил не отказываться и поднял секиру. Тяжелее меча, конечно, но легче, чем выглядела. Он мог драться ею и одной рукой, что очень кстати – левая-то занята щитом. Вильфрид бросил меч в ножны, передвинул их так, чтобы рукоять не давила на ребра, еще раз слегка поклонился мертвому дуаргу и примостил секиру на плече. – Идем? – Теперь – идем, – согласилась Ривке. – Но клянусь, если мы тут еще найдем скелеты Шимона-мага, Эндорской волшебницы и Аарона с его скипетром – я точно решу, что схожу с ума. Подземелье решило не подвергать девушку подобному испытанию, и скелетов больше не было вообще. До самого дна. Зато там их оказались даже не десятки – тысячи. Они лежали, переплетаясь совершенно неестественным образом, образуя над кипящей лавой настоящий мост. На мгновение Ривке засомневалась, можно ли по этому мосту идти, выдержит ли. Потом поняла: можно. Потому что с той стороны огненного озера по мосту неторопливо, размеренно шагал силуэт, похожий на помесь цыпленка, древесной жабы и абиссинского белого носорога. Величиной, к сожалению, несколько ближе к последнему, чем к первым двум. К сожалению – поскольку сомнений в его дружелюбии было куда больше, чем в его враждебности. – Назад, – приказал рыцарь девушке, а сам осторожно ступил на костяной мост. Рогонос довольно кивнул, не замедляя и не ускоряя шага. Ривке собрала в горсть белое пламя и приготовилась ударить. Если дело пойдет туго – пускай лучше Вильфрид узнает, собственными глазами увидит, что она и вправду колдунья, нежели будет учиться, как саламандра, плавать в лаве. Орнамент на лезвии секиры засиял небесной голубизной, в тот же цвет окрасились рога шлема. Ни саксы, ни тем более Ивриим знатоками тайных сказаний о народе Dwaergar не были. Однако почему-то и Ривке, и Вильфрид сразу поняли, что это означает. Так оружие дуарга предупреждало своего владельца, что он ввязывается не просто в драку, а в битву с порождениями преисподней. С демонами, способными уничтожить не только плоть смертного, но и его сущность. Его душу, если угодно, хотя имелась ли у Дуэргар душа – вряд ли кто-то теперь узнает. Рыцарь крепче стиснул челюсти, и когда Рогонос понесся на него, набирая скорость – бросился под ноги демону. Тот подпрыгнул – но недостаточно высоко, споткнулся о тело противника и кувыркнулся вперед. Вильфрид вывернулся, не давая тяжеленной туше повалиться на себя, и с размаху рубанул Рогоноса по спине. Секира дуарга не подвела, войдя в плоть демона чуть ли не на треть; тот завыл и рывком вскочил, выбив рукоять из пальцев противника. Взмах когтистой лапы цели не достиг – Вильфрид уже отскочил, выдирая из ножен клинок. Повторный удар скользнул по щиту. Затем широкий меч рыцаря полоснул Рогоноса по морде, однако это была лишь царапина. Вновь ударил демон, вновь рыцарь отпрыгнул и сделал выпад, но длинный рог, которым житель Геенны еще и умел фехтовать, подцепил клинок и могучим круговым движением вышиб его из рук Вильфрида. Меч описал дугу, падая в огненное озеро, и с шипением растворился в лаве. Рыцарь выдал любимую фразу Леорикса насчет того, что кое у кого слишком корявая рожа, и ее надо бы отполировать, и когда Рогонос вновь нацелился пырнуть его в грудь – развернулся на месте, «полируя» морду демона железной оковкой щита (спасибо Грызю, крепко сработал). Пригнувшись, сакс проскользнул под взметнувшейся лапой, и вырвал секиру из спины противника. Когда Рогонос снова развернулся, чтобы атаковать, секира рухнула ему на левую сторону черепа и раскроила его от уха сквозь глаз до самого рога. От удара Вильфрид и сам упал на колени, но он-то поднялся, а вот демон – уже нет. Массивная книга была раскрыта примерно посередине, однако толстый слой пыли покрывал и ее, и все в комнате. Изельде чихнула, потом осторожно протерла страницы. Открылась неразборчивая гравюра и краткая, плохо рифмованная подпись, которая гласила: Изельде неодобрительно хмыкнула, закрыла книгу, прочла вычурную титульную надпись – «Librum Pugnarum». Еще раз хмыкнула – уж больно претенциозно выглядело «Книга Битвы». Все же сочла, что даже такой информацией нельзя пренебрегать, и с усилием подняла шестнадцатифунтовый фолиант со стола. За спиной королевы Лоррейна неслышно выросла высокая фигура в багряно-алом балахоне, с вычурным посохом. Голова отсутствовала, но то место, где она должна была находиться, венчала узкая железная корона… Будь безвестный страж книги обычным дохлым воином, каких в пещерах шастало немало (гвардейцы уже начали соревноваться, кто больше уложит, опытному бойцу не составляло особого труда разобраться с двумя-тремя беспокойниками зараз), или не совсем обычным воином дохлого храма (как окрестили иногда встречавшихся мертвяков в доспехах храмовников: таких заваливали, безопасности ради, втроем или вчетвером, проверять, правду ли говорили разбойники о встрече в соборе, никто не хотел), – тут бы Изельде и пришел конец. Однако Багряный пустил в ход силу не совсем природного происхождения, а Изельде обладала способностями Ловчего и такое почуяла бы не с двух – с двухсот шагов. Струя клокочущего жара лишь слегка опалила ее платье, когда королева нырнула за дверь, во все горло призывая на помощь. Помощь подоспела быстро, рядом как раз случилась Марион. Бросила стрелу на тетиву, всадила ее в грудь Багряному, что как раз выплывал из двери. Багряный только покачнулся, как если бы пустой балахон просто болтался на вешалке. Выругавшись сквозь зубы, второй стрелой девушка сшибла железный венец с головы, которой не было. Доминик, также подоспев на зов, ударом палицы смял дырявый балахон в нечто, похожее на скомканную половую тряпку. Сноп искр и алого пламени заставил гвардейца отскочить, заслоняя рукой глаза, но этим все и закончилось. – Однако, – задумчиво произнесла Изельде. Если Книгу Битвы сторожили, это обозначало, скорее всего, что кому-то вовсе не хотелось, чтобы до нее добрались идущие ВНИЗ – точнее, те из них, кто умеет думать и читать. Она наугад открыла фолиант где-то в начале. Вновь – неразборчивая гравюра, и подпись: – Бред, – только и могла сказать королева. И на всякий случай решила открыть книгу ближе к концу. Бессмысленная гравюра и четыре «рифмованных» строки: – Ой, бре-ед, – повторила Изельде, с досадой захлопнув «Librum Pugnarum». – Что там, Готторм? – Вроде нашли ход дальше… приказано оставаться поблизости, а всех нас не хватает. Будем двигаться вглубь? – Да, наверное. Марион, Доминик – не отставайте. Тромм и Ротт бились бок о бок. Сакс к этому времени лишился топора и дрался оружием одного из погибших гвардейцев. Монах словно и не замечал, что мертвецов вокруг становится все больше… ходячих мертвецов, в смысле. С нечеловеческой размеренностью вздымалась и опускалась его булава, с каждым разом очередной противник отлетал прочь с раздробленной грудью, снесенной конечностью или размозженной башкой. Однако вместо одного беспокойника возникали два других, даже неутомимый Тромм чувствовал, что долго так продолжаться не может. – Хельми, отступай! – выкрикнул он, пятясь и прикрываясь щитом. Ротт что-то проворчал, но повиновался. И когда монах решил, что уже не зацепит никого из своих, он вновь взметнул булаву и вычертил в воздухе косой крест, благословляя упокоившиеся души и одновременно проклиная последними словами их ближайших родичей. Благословляющий знак святого Андра вспыхнул холодным бело-голубоватым пламенем. Вспыхнул и мертвяк; затем запылал еще один, рядом с первым, потом двое, что стояли сбоку от него… и через несколько мгновений пещеру впереди затопило целое море голубовато-белого пламени. Смертельного для мертвецов (ха!), и вероятно, живым оно бы не причинило вреда – но в последнем Тромм уверен не был, а проверять не желал. Проход был расчищен, от мертвяков осталось только несколько кучек пепла; однако монах опустился наземь и обессиленно привалился к стене. – Ты как, в порядке? – спросил Вильхельм. – Еще не знаю, – не открывая глаз, отрешенно промолвил Тромм, – спросишь денька так через два… – И захрапел. Сакс сперва опешил, потом пихнул приятеля в бок, потом затряс. Без толку; отчаявшись, Ротт заорал ему прямо в ухо: – Эль привезли! – Где?! – вскочил монах. Вильхельм покатился со смеху. Разъяренный, Тромм заехал ему по уху, но своего сакс добился. Спать монаха больше не тянуло. – Входи, – проговорила Адрея, когда ночной гость, полагая, что подобрался к хижине незаметно, вознамерился было постучать в дверь – и тем самым уничтожить весь эффект незаметности. Молодой человек – зеленая, лудунского сукна куртка, арбалет за спиной и окованный серебром рог у пояса – с некоторой опаской заглянул в жилище ведьмы. Та полулежала на широкой лавке, опираясь на подушку и натянув клетчатый гэльский плед до подбородка. – Алан из Зеленой лощины, менестрель из отряда Доброго Робина, – проговорила Адрея. – С чем пожаловал? – Где они? Где Робин, Йэн, Марион? – Не знаю, – честно ответила ведьма. – Где-то ВНИЗУ. Уже второй день, пока не выходили. – Сколько… – Алан сглотнул, потом закончил: – как долго человек может пробыть ТАМ, оставаясь… Адрея пригляделась к гостю повнимательнее. Умные вполне заслуживают этого. И заслуживают прямого ответа на прямой вопрос. – Два дня, если силен. Четыре, если упорен. Семь, если ему есть ради чего возвращаться. Девять – если знает, что должен пройти до самого конца, знает душой и сердцем, а не только головой. Но это крайний срок. После – все. – Откуда ты это знаешь? – На дурацкие вопросы я не отвечаю, – отрезала ведьма. – Говори дело или поди прочь. – Есть ли еще… – Есть. – А могу ли… – Можешь. Но не советую. ТАМ и так чересчур много народу; победить все равно дано только одному, чем больше у него спутников – тем больше врагов им будет противостоять и тем больше крови прольется, а пролитая ТАМ кровь дарует силу… сам знаешь кому. Ты не поможешь им, только помешаешь. Сейчас у них есть возможность справиться. – Сейчас. А потом? Если не справятся, а выйти не смогут? Адрея пожала плечами. – Не загадывай наперед, вот тебе лучший мой совет. – И все-таки? – Если не справятся и не смогут выйти, я покажу тебе путь ВНИЗ. Не раньше. Понял? Тогда, возможно, ТЫ их выведешь. Слышал легенду об Орфее? – Нет. И не хочу слушать. – А я и не собираюсь рассказывать. Просто поверь: арфа ТАМ может оказаться куда более сильным оружием, чем арбалет. Если сумеешь выдержать, не сдашься сам. Алан глубоко вздохнул, задержал дыхание и через минуту с шумом выпустил воздух из легких. – Признаться, я не за этим сюда пришел. – Знаю. А уйдешь – с этим. – Ведьма закрыла глаза и повернулась лицом к стенке. – Закрой дверь, будь так любезен, – сквозит… …Земля вскрылась с глухим горловым стоном, вытолкнув его наружу. Не всего, конечно, тело успело раствориться в жадной, плотоядной почве полностью, но тело – это так мало… – Да и проку от него никакого, – хихикнул ставший тенью Вир. |
||
|