"Пирожок с человечиной" - читать интересную книгу автора (Кассирова Елена)

19 КОСТЯ НЕ ИУДА

Костя и Катя, два митинских жупела, били баклуши.

Катя уже не работала, но вела бесплатно кружок. Человеком была негибким, не могла сразу взять и бросить. Большинство родителей не пускало к ней детей. На кружок приходили хулиганы. Гулять было холодно. Заявлялись погреться и попить под столом пепси. Один раз позвали Катю к «нашим докторам».

– Каким докторам?

– «Черным». Приходите. У нас хорошо. А женщин красивых нет.

Катя отказалась. «Дура, – сказал потом Костя. – Врага надо знать в лицо». «Зачем?» – сказала Катя. «А вдруг, – сказал Костя, – они связаны с этим делом?»

Историю с расчлененкой своими словами не называли.

«Они связаны, а мы – нет», – отрезала тогда Катя. Но взглянула, ожидая спора. Костя был так явно прав, что спорить не стал.

Работать Касаткин бросил. Два раза «Это Самое» вышло без Костиных ресторанов. К воскресенью 21-го Костя начал было что-то выжимать из себя, но был избит абрамовскими и потерял силы и, главное, вдохновение. А к 28 февраля он и компьютера не включил.

Аппетит он тоже потерял. На мясо не мог смотреть.

Незаслуженный позор не давал покоя.

В каком-то смысле это было неплохо. Изгнанного за правду мзда ждала большая.

Но правда требовалась больше, чем мзда и даже ресторанный Костин хлеб насущный.

Милиционеры, разумеется, приходили.

Новым участковым был вызванный с пенсии отставник, майор Дядьков. Работал участковым тут же, но давно. В ту пору Митино кишело шпаной. На улице после восьми вечера с чужаков срывали шапки. Митинских барышень кавалеры из других районов провожали до метро «Тушинская». Дальше, до дома, барышни катили на автобусе одни.

Вторым был районный следователь Вячеслав Костиков, невысокий молодой человек, тоже новый. Прибыл он из Владимирского УВД, где не платили зарплату. Владимирские милиционеры пикетировали. Ко­стиков постоял в пикете, потом уволился и перевелся в Подмосковье. На нем были спортивные брючки с пузырями на коленях, будто он только с поезда, и пилотская куртка, затянутая внизу на ремешки.

Косте, впрочем, они оба понравились. Придирался он к возрасту участкового и ремешкам шустрого следователя больше от ревности. Он, Касаткин, здоровый умный мужик, не в состоянии защитить местных баб и подростков.

Костиков с Дядьковым обошли весь этаж. Побывали практически у всех, кроме Миры Львовны. Последнее время Мира дневала и ночевала в больнице. Было много больных. Прямо из больницы ездила ставить опыты в свою ЛЭК.

К Косте с Катей пришли уже на закуску. Оказалось, быстрый Костиков всё успел.

Он поговорил практически со всеми. Относительно обстоятельств преступления никто ничего определенного не знал, но самих пропавших знали. С их этажом были связаны все шестеро. Ваняев ходил к Егорке, Петраков по материным поручениям – к Нинке, Маша с Дашей сидели на лестнице, Олег брал у Харчихи пирожки на продажу, Антон посещал мать, а Таечка проживала.

Были ль у Костикова зацепки для следствия, неизвестно. Видимо, нет. К мусорным бакам ходили все, но никто особенно не крутился.

Костиков сидел у Кости с Катей с загадочным видом, но не хотел уходить. Как бы просил: ну же, давай, колись.

Костя кололся, как мог. Но Костины сведения ничего нового не добавили. Маша с Дашей сторожили его некоторое время, как фаны, у подъезда и на лестнице. С Таечкой говорил о дороговизне. Антона благословлял за Катин школьный оклад, теперь бывший. Олега знал в лицо, с парнями здоровался.

После ухода Дядькова и Костикова Костя решил, что ничем он не слабей их, разве что ходит в куртке без ремешков-затяжек.

Надо было выбираться из кошмара. Дело не в самолюбии, а в принципе. Бежать, как крыса с корабля, предать ближних – позор. Бойкот общества легче угрызений Иуды.

Костиков, человек свежий и болтливый, сказал, что и так уже пять тысяч трупов за окружной лежит. Новые – тоже гиблое дело.

Но Костя жил, так сказать, на месте преступления. Он мог почуять криминал. Правда, исчезновение всех

было как-то связано с автобусом. Таечка каталась на оптовку. След Маши с Дашей вел к «трем семеркам». Олег сидел на остановке в киоске. Ваняев с Петраковым уехали к метро. Антон от метро не приехал. На их этаже бывали, однако, они все. Таи Кисюк след оборвался в рассыпанной у мусоропровода хлорке.

Но Харчиха пирожками связала их этаж вообще с половиной Москвы.

Что-то было общее еще, но что именно – от Кости ускользало.

Мускулистые Ваняев и Петраков, верзила Олег, толстушки Маша с Дашей, сладкая дурочка Таечка, вальяжный усач Антон. Ушинского, впрочем, хоронить рано.

Все были молоды. В меру плутоваты и в меру простодушны. Не семи пядей во лбу и не богомольцы-праведники.

Объединяло их одно: принадлежность к новому поколению и здоровье.

Костя думал и нервно тянулся пожевать. Но есть харчихины пирожки он больше не мог. Зуб от удара каблуком еще шатался и начинку, даже мягкую, не брал. Пережевывать одной стороной раздражало. Костя глотал чай.

Главное побуждение потрошителя – если не психопатия, то деньги. Убийца один у всех шести. Корысть, следовательно, – одна.

Психопаты на этаже есть. Тихий Митя и крутой Егор.

А вот жить хорошо охота не только психопатам.

Могли ограбить. Нищие польстились бы и на гроши.

Могли найтись дельцы – торговцы человеческими органами.

Могли фанатики из секты ради новых адептов принести кровавые жертвы.

Всё это было реальностью. Кто реалист, тот и жил, пусть он фантастический циник, монстр, мясник.

Кто мечтатель – деградировал. Жиринский делал вид, что ученый, а сам от отчаяния набивал кишки.

Кто же был этим самым «реалистом»?

Впечатление, что здесь – вся мировая грязь помоек, овощехранилищ, подвалов часовен и пепелищ пришоссейных пикников.

Трудно дышалось одним воздухом со скотом. Все стало отвратительным. Костя не писал, не читал, не гулял, не ел. Слушал беседу священника по радио, в остальное время лежал, прикрыв глаза почтенными «Известиями». Однажды, разлепив одно веко, машинально прочел заметку, как журналистка изловила маньяка, насиловавшего женщин: караулила в парке и выследила.

Парка в Митино не имелось, имелся лес за кладби­щем. Но Костя жил среди людей. Сбежать им было некуда. Косте – было куда. Но он – не Иуда.