"Благоуханье роз" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава четвертая

Маркиз не вышел к гостям сразу же по приезде, как делал обычно.

Ему надо было дать много важных указаний секретарю.

Кроме того, он хотел обсудить с Довкинсом, какую с собой взять одежду.

Когда маркиз покончил с делами, уже подошло время переодеваться к обеду.

Поэтому он сразу же направился в свою спальню.

Только надевая вечерний костюм, он вспомнил, что лорд Биконсфилд советовал ему подыскать подходящую спутницу.

Маркиз знал, что, кроме леди Сары Лэнгвиш, он никого не может об этом просить.

Дочь герцога Дорсета, она единственная из его недавних пассий была не замужем.

В юности у нее был муж — красивый, беспутный и нищий аристократ.

С точки зрения сословности брак казался весьма удачным, и помолвка была объявлена.

Только встретившись с отцом своего будущего зятя по поводу брачного договора, герцог узнал о его финансовом положении.

Однако отказываться было поздно, и брак состоялся.

Герцогу оставалось лишь сожалеть, что его красавица дочь не выбрала себе более подходящего мужа.

Сара, которой тогда едва исполнилось восемнадцать, была, само собой разумеется, отчаянно влюблена в Рональда Лэнгвиша.

Он был на десять лет старше ее и очень красив.

Сару он нашел восхитительной.

Его излюбленным занятием стало ездить на лошадях герцога и гостить в принадлежащих ему домах.

Однако, когда они остались вдвоем в его не слишком роскошном жилище, очарование первых дней моментально увяло.

Сара была очень избалована своими родителями.

Она злилась оттого, что не имела возможности нанять столько слуг, сколько ей хотелось, покупать лучших лошадей и, разумеется, дорогие наряды.

Не прошло, и года, как в семье начались склоки, а еще через два, хотя брак формально продолжал существовать, каждый из супругов жил фактически отдельной жизнью.

Но наконец судьба улыбнулась Саре: Рональд Лэнгвиш погиб на скачках.

Это был стиппль-чез, а он выступал на лошади, которая была не приучена к высоким барьерам.

Упав на третьем барьере, он сломал себе шею.

Это было в общем-то к лучшему: даже если бы он выжил, то остался бы беспомощным калекой.

Герцог вздохнул с облегчением: теперь его дочь была свободна.

Но леди Сара не имела ни малейшего намерения снова выходить замуж.

Она меняла любовников как перчатки и становилась с каждым днем все прекраснее.

Она была одной из первых красавиц в Лондоне. Люди на улицах замирали, когда она проезжала мимо в открытом ландо.

Потом леди Сара встретила маркиза.

Результатом этого события явилось то, что она решила согласиться на уговоры отца и выйти замуж вторично.

Маркиз стал мужчиной ее мечты. Его богатство и страстность были всем, чего она желала.

Она преследовала его неуклонно, но умно.

К тому времени она уже имела достаточно опыта, чтобы не показывать ему своих намерений и не давать пищу для сплетен. Леди Сара поклялась себе, что маркиз будет принадлежать ей.

И никто его у нее не отнимет.

Роман маркиза с леди Лессингтон ничуть ее не встревожил. Лорд Лессингтон обладал превосходным здоровьем, а ее светлость никогда не решилась бы на развод.

Леди Сара ждала лишь подходящего случая, и когда Уильям сказал ей, что он приглашен в Ридж, поняла, что дождалась.

Стараясь не показать своей заинтересованности, она спросила:

— А это будет большая вечеринка?

— Да нет, не думаю, — ответил Вилли. — Только Кливленды и я. Мы хотим испытать новых лошадей, которых привез Блэйк. Он говорит, что они станут предметом зависти для всего Лондона!

— Как всегда, — рассмеялась леди Сара. Однако она узнала все, что хотела. Маркиз пригласил на уик-энд лишь немногих друзей, и леди Лессингтон среди них не было.

Выбрав время, когда маркиза не было дома, она пришла к нему на Парк-Лейн и сказала, что хочет видеть его секретаря.

Ее проводили в библиотеку, и, когда туда вошел мистер Грей, леди Сара лучезарно улыбнулась.

— Доброе утро, — сказала она. — Я слышала, что его светлость в отъезде.

— Его светлость вернется только к полудню, — отвечал мистер Грей.

— В таком случае, не спросите ли вы его, могу ли я приехать в Ридж в пятницу вечером и остаться там до воскресенья? У меня есть дела в тех местах, и я была бы весьма благодарна его светлости, если бы он позволил мне остановиться у него.

— Я передам его светлости вашу просьбу, миледи, когда он вернется.

— Благодарю, — кивнула леди Сара. — И если вы могли бы послать записку с ответом ко мне домой, я была бы весьма признательна.

— Как только его светлость приедет, я сразу же у него спрошу. К вечеру вы будете знать ответ.

— Вы очень любезны, — промурлыкала леди Сара своим нежным голоском, от которого была без ума половина Лондона.

Она еще раз улыбнулась мистеру Грею и удалилась.

Когда дверь за леди Сарой закрылась, мистер Грей мысленно отметил, что она очень красива.

Он был почти уверен, что его хозяин придерживается такого же мнения.

В то же время никогда нельзя быть уверенным ни в чем до конца.

Возвращаясь к себе в кабинет, мистер Грей вспоминал многих других красивых женщин. Все они быстро надоедали маркизу. «Интересно, что ему действительно нужно? — подумал мистер Грей, усаживаясь за стол. Впрочем, — сказал он себе, — не мое это дело».

Маркиз закончил одеваться.

Он решил, что, если он собирается взять леди Сару с собой, нужно сказать ей об этом сегодня вечером или, на худой конец, завтра с утра.

Маркиз был совершенно уверен: она не станет отказываться.

Но он знал, что любую женщину надо предупредить по крайней мере за двадцать четыре часа, чтобы она успела собраться.

Несомненно, леди Сара захочет купить уйму ненужных вещей в преддверии столь долгого путешествия.

С другой стороны, она поможет ему скоротать время в поезде и с ее внешностью станет идеальным оправданием небольшого круиза вдоль берегов Греции и Болгарии.

Маркиз бросил быстрый взгляд в зеркале, чтобы убедиться, что узел на галстуке не перекошен.

Потом он вышел в коридор, который привел его к лестнице.

Спускаясь, он оглядывал зал внизу, продолжая одновременно думать о леди Саре.

Два лакея в ливреях Риджа выглядели роскошно.

Дворецкий, чьи волосы были чуть тронуты сединой, ждал приказания проводить гостей в гостиную.

По обеим сторонам мраморного камина висели знамена.

Предки маркиза принесли их с полей многих сражений, в которых англичане всегда оказывались победителями.

Спускаясь по лестнице, маркиз, разумеется, посмотрел также и на картины.

Они висели на одном и том же месте вот уже более сотни лет.

С тайным ликованием маркиз вспомнил, что сэр Джеймс Танкомб обещал привезти ему еще несколько полотен.

Он надеялся, что они столь же великолепны, как Дюге.

И тогда это будет именно то, чего не хватало маркизу для новой галереи, которую он устроил в восточном крыле.

Старая картинная галерея была давно переполнена — отец маркиза позаботился об этом!

Поэтому пришлось объединить несколько комнат, чтобы получилась вторая.

Маркиз был твердо намерен добиться того, чтобы картины, которые покупал он, были столь же известны и великолепны, как и собранные его предками.

Войдя в гостиную, он обнаружил, что некоторые из приглашенных уже там: лорд и леди Кливленд, а также леди Сара.

Когда маркиз вошел, они все громко смеялись чему-то.

Заметив его, леди Кливленд поднялась с кресла.

— Блэйк, как замечательно снова вас видеть! — воскликнула она. — Вы знаете, как я обожаю Ридж, который, кажется, становится все красивее с каждым моим приездом!

— Рад это слышать, — с улыбкой ответил маркиз.

Обменявшись рукопожатием с лордом Кливлендом, он сказал:

— Я с нетерпением ждал встречи с вами, Артур.

Потом маркиз повернулся к леди Саре.

Она специально встала чуть в стороне, чтобы он успел восхититься ее красотой.

Когда маркиз подошел к ней, она протянула руки ему навстречу.

— Надеюсь, вы простили меня за навязчивость?

— Вы знаете и без моих слов, — ответил маркиз, — что вам здесь рады в любое время.

Он поймал ее взгляд и понял, чем закончится вечер.

Словно бы нехотя маркиз повернулся обратно к Кливленду.

— Над чем вы так весело смеялись, когда я вошел? — спросил он. — Кажется, я пропустил что-то забавное?

— Очень забавное, — улыбнулась леди Кливленд.

— Сара рассказывала нам весьма фривольную историю о Джордже Гамильтоне, но мы поклялись никому не разглашать этой тайны!

— Кроме меня, конечно! — небрежно заметил маркиз.

При этом у него мелькнула мысль, что леди Сара не должна сплетничать о герцоге Гамильтоне.

Во-первых, герцог был уже не молод, а во-вторых — весьма уважаемый человек.

Если она была способна распространять сплетни о нем, то с такой же легкостью могла разболтать всем о вещах, о которых лорд Биконсфилд запретил когда-либо упоминать. Дверь гостиной распахнулась.

— Сэр Джеймс Танкомб и мисс Николь Танкомб, милорд! — объявил дворецкий.

Маркиз повернулся.

К нему шла Николь в прекрасном бирюзовом платье.

Она не могла предвидеть, что гостиная маркиза станет для нее идеальным фоном.

Стены были белые с золотыми листьями. Стулья и диваны эпохи Людовика Четырнадцатого задрапированы синим, и этот цвет почти полностью совпадал с цветом платья Николь.

Разумеется, все в комнате было подобрано в тон с мебелью.

Даже в ковре преобладали синий и белый цвета.

Пока Николь шла через зал, маркиз смотрел на нее, не в силах избавиться от мысли, что она похожа на статуэтку из севрского фарфора, что стояла на каминной полке.

А еще она напоминала картину Буше, в которую был включен точно такой же оттенок синего цвета.

Сначала маркиз обменялся рукопожатием с Джеймсом.

— Рад видеть вас снова, сэр Джеймс! — сказал он. — Я счастлив, что вы уговорили вашу сестру приехать с вами.

Николь присела перед маркизом в изящном реверансе.

Потом она вложила свою руку в его, и он почувствовал, как дрожат ее пальцы.

Казалось, будто он держит в ладони маленького испуганного птенца.

Поглядев в ее большие глаза, которые словно бы занимали собой все лицо, он убедился, что она действительно чего-то боится.

Желая ее успокоить, он задержал ее пальцы в своих чуть дольше, чем было необходимо, и проговорил:

— Прошу вас, познакомьтесь с моими друзьями. У нас тут очень скромная компания.

Он начал представлять ей прочих гостей, но в эту минуту в комнату ворвался капитан Баркли.

— Я не опоздал? — закричал он с порога. — Я потерял запонку и был вынужден позаимствовать одну из ваших.

Леди Кливленд посмеялась над его рассеянностью, и капитан направился к леди Саре.

Потом маркиз представил его Николь и Джеймсу. Капитан потрясение уставился на Николь:

— Почему я не видел вас раньше? Где вас прятали все это время?

— Там, где я живу, — улыбнулась Николь. — В деревне.

— Это место называется Кингз-Кип, — вставила леди Кливленд. — Я уже столько наслышана от нашего хозяина!

— Очаровательное название, — жизнерадостно заметил Вилли.

— Этого мнения придерживаются все Танкомбы, — проговорила Николь. — Но, конечно, они страдают предвзятостью!

С Уильямом Баркли было очень легко говорить, и Николь обрадовалась, что ее посадили рядом с ним за обедом.

Леди Кливленд сидела по правую руку от маркиза, по левую — леди Сара.

Только через некоторое время Николь набралась храбрости взглянуть на маркиза еще раз.

И он показался ей еще более деспотичным и внушающим страх, чем она себе представляла.

Сидя во главе стола в резном кресле эпохи Карла Второго, он выглядел и впрямь как король.

В то же время в нем была какая-то трепетность, которую Николь не могла себе объяснить.

Джимми говорил ей, что маркиз — поборник совершенства во всем.

Николь решила, что он, наверное, весьма проницателен.

А если так, значит, очень опасен.

Наблюдая за ним на протяжении всего обеда, она убедилась, что маркиз имеет свойство, которое ее отец называл «орлиным глазом».

«Орлы видят дальше, чем другие птицы, — говорил отец, — и замечают практически все. Даже самая крошечная мышь или кролик в сотне футов внизу не могут от них убежать».

«Он опасен! Опасен!»

Все время, пока Николь беседовала то с Вилли, то с лордом Кливлендом, сидящим по другую сторону от нее, она слышала эти слова, повторяющиеся у нее в голове.

Обед был превосходным, как и вина, сопровождающие его, а беседа — веселой и остроумной.

Поскольку гостей было немного, каждый мог говорить с кем хотел, даже с тем, кто сидел на другой стороне стола.

Николь вдруг поняла, что ни разу в жизни не обедала так увлекательно.

Но на сердце у нее лежал камень, и она знала, что имя этому камню — тревога.

«Я просто смешна! — сказала она себе, когда дамы оставили мужчин, чтобы дать им возможность спокойно выпить портвейн. — Почему маркиз обязательно должен заподозрить плохое?»

Николь внимательно рассматривала картины в коридоре и, вспоминая те, что висели в гостиной, с негодованием думала: «Ну зачем маркизу еще больше?»

— Присядьте, мисс Танкомб, и расскажите мне о себе, — дружелюбно пригласила ее леди Кливленд.

Она была очень внимательной женщиной и подумала, что девушка, которая намного моложе остальных гостей, вероятно, чувствует себя несколько неловко.

Николь села возле нее на диван.

— Я смущена великолепием этого дома! — сказала она.

— Мы все это чувствуем, когда приезжаем в Ридж! — рассмеялась леди Кливленд.

— Наверное, его владельца утомили бесконечные выражения восхищения, как будто этого и так не видно, — ответила Николь. Леди Кливленд улыбнулась.

— Напротив, я думаю, что он ждет комплиментов и был бы удивлен и, возможно, рассержен, если бы их не услышал.

— Мой брат точно такой же, — сказала Николь. — Он считает, что Кингз-Кип — верх совершенства, и удивляется, если люди не восторгаются, едва увидев его.

— Я думаю, большинство людей таковы, — ответила леди Кливленд. — Мой муж интересуется лошадьми, и первое, что вы должны осмотреть, когда приезжаете к нам, это конюшни!

Николь рассмеялась.

Благодаря доброте и участию леди Кливленд она почувствовала, как напряжение отчасти покидает ее.

Джентльмены вошли в. гостиную, и маркиз, заметив, что карточные столы разложены, подошел к леди Кливленд.

— Я знаю, Айрис, — сказал он, — что вы хотите сыграть в бридж. Полагаю, Вилли и леди Сара составят вам компанию.

Леди Сара, которая встала, когда он вошел в комнату, положила руку ему на локоть.

— Я хочу играть с вами, — томно сказала она.

— Может быть, позже, — ответил маркиз. — Нам с сэром Джеймсом и его сестрой нужно пройти ко мне в кабинет. Мы не задержимся надолго и тогда, возможно, нам хватит партнеров для баккары.

Леди Сара была явно разочарована. Николь почувствовала, что камень в ее груди стал слишком тяжел. Она едва не задыхалась от непонятного страха.

Но она видела, как горят глаза Джимми, и постаралась взять себя в руки.

Когда они вышли из гостиной, Джимми спросил маркиза:

— Вы хотите, чтобы я принес картины, которые я приготовил для вас? Они наверху, в моей спальне.

— Это мог бы сделать лакей, — ответил маркиз. — Но полагаю, вы предпочли бы принести их сами.

Джимми направился к лестнице, а маркиз сказал Николь:

— Нам сюда.

Он повел ее в другое крыло здания и привел в комнату, о которой Николь могла сказать лишь, что именно, таким должен быть кабинет мужчины.

Стены были увешаны фотографиями на тему спорта, а над камином красовалась великолепная картина Стабба с изображением лошади.

Диван и кресла были обиты кожей темно-красного цвета.

Когда они вошли, с коврика навстречу хозяину вскочили два спаниеля.

У стены стоял письменный стол с золотыми ручками в стиле Георга III.

Чиппендейловский застекленный шкаф был заполнен аккуратно расставленными книгами.

Красные бархатные шторы гармонировали с цветом обивки.

Николь решила, что маркиз и здесь достиг совершенства. — Присаживайтесь, мисс Танкомб, — предложил маркиз. — Надеюсь, обед доставил вам удовольствие.

— Со всей честностью могу сказать, что это был лучший обед в моей жизни, — ответила Николь. — Но ваш дом настолько поражает меня, что мне трудно думать о чем-то другом.

— Мне приятно это слышать, — кивнул маркиз. — Но в то же время мне странно, что у вас несколько испуганный вид.

Николь отвела взгляд и уставилась на камин. Она совсем не это ожидала услышать и почла за лучшее не отвечать.

— Вы очень красивы, — продолжал маркиз, — и поэтому должны выглядеть счастливой, а не наоборот.

Николь была так удивлена его комплиментом, что невольно повернулась к маркизу.

Их взгляды встретились, и она почувствовала, что краснеет.

Она опять отвернулась.

— Неужели, — спросил маркиз, — вы смущены моим комплиментом?

— Я… не привыкла к ним, — ответила Николь.

— Разве Кингз-Кип стоит посреди пустыни, или все мужчины в округе — слепые? — поинтересовался маркиз.

Николь рассмеялась.

— Все вовсе не так ужасно, но мне редко приходится видеть молодых людей. А друзья Джеймса настолько заняты лицезрением дома и картин, что на меня почти и не смотрят!

Теперь засмеялся маркиз:

— Поистине печальная история!

Помолчав, он добавил:

— Когда сегодня вечером вы вошли в гостиную в платье, словно специально предназначенном для этой комнаты, я подумал, что мне это снится.

— Сейчас, когда вы… упомянули об этом… Я понимаю, что мое платье… того же цвета, что и фарфор… И эти изящные французские стулья…

— Верно! — воскликнул маркиз. — И, возможно, когда вы его покупали, вами руководило предчувствие, что вы войдете в нем в этот дом.

Николь пришло в голову, как удивился бы маркиз, узнав, что она не покупала платье, а сама сшила его за день-полтора.

Однако говорить ему об этом не стоило.

В этот момент дверь открылась, и вошел Джимми с картинами.

Как обычно, когда Джимми делал что-нибудь особенное для Кингз-Кип, он был весьма оживлен.

Казалось, внутри него загорался огонь, и каждое слово, которое он произносил, шло не только от ума, но и от сердца.

Ведь он говорил о том, что любил больше всего на свете.

Маркиз сел в кресло.

Он выглядит, поняла Николь, подобно Юпитеру, который выбрал минутку, чтобы снизойти до простых смертных.

Сначала Джимми показал ему Ван Лейдена.

Брат не спешил и дал маркизу возможность как следует рассмотреть и необычный цвет фуражки мужчины, и глаза девочки, в которых застыл непонятный, но тревожащий душу вопрос. Маркиз ничего не сказал, и тогда Джимми поставил перед ним Мабюзе.

Маркиз приподнялся в кресле и, наклонившись вперед, воскликнул:

— Портрет Жаклин де Бургонь! Как же вам удалось его достать?

— Не могу сказать точно, где мой отец его взял, — неопределенно ответил Джимми, — но мне кажется, что это наиболее совершенный образчик блестящей техники Мабюзе.

— Вполне с вами согласен! — закивал маркиз.

Потом, с видом фокусника, который собирается представить свой «гвоздь программы», Джимми поднял «Мадонну в беседке из роз» и поставил ее перед креслом.

— Лохнер! — воскликнул маркиз.

— Одна из лучших его работ, — подтвердил Джимми. — Моя сестра едва может вынести разлуку с этим шедевром.

Маркиз посмотрел на Николь. Ее глаза были прикованы к полотну. Она опять возносила Пресвятой Деве мольбы о помощи.

Повисла долгая тишина, наконец маркиз произнес:

— Я думаю, сэр Танкомб, мне следует поблагодарить вас за три замечательные картины, которые я буду бесконечно горд иметь у себя в коллекции.

— Я был уверен, что, именно эти чувства они вызовут у вас, — сказал Джимми. — Особенно Лохнер.

— Он великолепен! — согласился маркиз. — Я знаю, что, как только эта картина станет моей, я уже ни за что не соглашусь с ней расстаться.

— То же самое чувство испытываю и я, — кивнул Джимми. — Но и Кингз-Кип многое нужно сделать, а ремонт, как всем нам известно, требует денег.

Внезапно Николь поняла, что не в состоянии больше слышать, как ее брат говорит такие вещи.

Она понимала, что сейчас начнутся переговоры о цене, и считала, что рассуждать о «Мадонне В беседке из роз» в денежном аспекте — оскорбительно.

Такую красоту и такую святость нельзя оценить в фунтах, шиллингах и пенсах. Николь поднялась на ноги.

— Надеюсь, вы… простите меня, милорд, — проговорила она слабым голосом, — если я… удалюсь в постель? У меня… немного болит голова после… поездки.

— Ну конечно, — улыбнулся маркиз. — Я все понимаю, и поскольку сегодня пятница и тем более вечер, никто из нас не будет сидеть допоздна.

— Благодарю вас. — Николь направилась к двери, но маркиз проворно вскочил и, опередив ее, распахнул перед нею створки.

— Надеюсь, вы будете спать хорошо, — сказал он своим глубоким голосом.

Сделав над собой усилие, Николь улыбнулась ему и, ни слова не говоря, пошла по коридору прочь от кабинета.

Она слышала, как закрылась позади нее дверь.

Маркиз вернулся в кабинет, и теперь начнется торг.

Николь хорошо знала, что Джимми запросит больше, чем надеется получить.

«Если бы только мы могли сохранить для, себя эту картину, — думала она. — Тогда, я уверена, все наши неприятности остались бы позади».

По выражению лица маркиза Николь поняла: он крайне удивлен, что Джимми продает такую великолепную картину.

Любой ценитель живописи, любой коллекционер скорее согласился бы голодать, чем расстаться с этим полотном.

Было бы лучше, подумала Николь, если бы Джимми привез что-нибудь не такое известное.

Но было поздно жалеть об этом.

Поднявшись к себе в спальню, Николь не стала звонить горничной, чтобы та помогла ей раздеться.

Сняв платье, она повесила его в шкаф.

При этом Николь вспомнила, что совсем недавно сказал о его цвете маркиз.

Действительно, странное совпадение: занавеси в Синей комнате в точности соответствовали обстановке гостиной в Ридже.

«Безусловно, покупая их, мама и представить себе не могла, что так получится», — подумала Николь.

Она легла, но сон не шел к ней.

Она могла только лежать с открытыми глазами и гадать, что происходит внизу.

Интересно, сколько денег Джимми получит от маркиза?

Двумя часами позже Джимми открыл дверь, ведущую в будуар, и заглянул к Николь.

— Ты не спишь? — прошептал он.

Николь села в кровати.

Она оставила одну свечу, потому что была почти уверена: Джимми не преминет похвастаться новостями.

Он подошел к кровати и сел напротив сестры.

— Как ты думаешь, чего я добился?

— Не могу даже представить, — сказала Николь.

— Десять тысяч фунтов!

Николь негромко вскрикнула и закрыла руками лицо.

— Я… я не верю! Это… — Она не договорила.

— Я сам с трудом в это верю, — прошептал Джимми.

— Я думала… Ты с этого только начнешь…

— Я так и сделал, а его светлость не стал спорить.

— Этого… не может быть! — простонала Николь.

— Может! — уверил ее Джимми. — И теперь я могу делать в доме все, что хочу, и на кухне у нас будет новая печь, и…

— Это все замечательно! — перебила Николь. — Но ты… точно уверен, что… у маркиза нет… подозрений?

— А с чего бы им взяться? — удивился Джимми.

— Просто странно, что он… согласился сразу на ту сумму, которую ты назвал, и даже не стал… торговаться.

— Почему? Мы «торговались», как ты это называешь, по поводу Дюге, и сейчас я спрашиваю себя, почему продал его так дешево.

— Мне кажется, ты должен… встать на колени и благодарить Бога за то, что ты уже… получил, — сказала Николь. — И, Джимми… Я хочу… спросить тебя об одной вещи.

— О какой? — осведомился Джимми ледяным тоном.

— Теперь, когда у тебя… так много… денег… Ты… не будешь больше… этого делать?

Джимми поднялся с кровати.

— Скажем так — какое-то время! — ответил он.

— Я была бы более счастлива, если бы ты сказал «никогда»!

— Как я могу предвидеть, что случится в будущем? — спросил Джимми и направился к двери.

Николь знала, что он злится на нее за настойчивость.

У порога Джимми остановился:

— Если хочешь знать правду, я очень, очень доволен собой! И думаю, хотя ты, может быть, этого и не скажешь, что я вел себя чрезвычайно умно!

Не дожидаясь ответа, он вышел и закрыл за собой дверь.

Николь медленно повернулась, чтобы задуть свечу у кровати, а потом начала молиться «Мадонне в беседке из роз».

Она благодарила ее за то, что опасность, которой она боялась, теперь позади.

И все же Николь по-прежнему чувствовала, будто на сердце у нее лежит камень.

Наутро солнце ярко сияло, и Николь сказала себе, что все ночные тревоги можно забыть.

Горничная, которая пришла ее будить, сообщила, что его светлость собирается после завтрака устроить скачки, в которых могут участвовать все, кто пожелает.

Джимми с восторгом отзывался о лошадях маркиза, и Николь, надеясь, что у нее будет возможность прокатиться верхом, захватила с собой амазонку.

Амазонка была старенькой, ее носила еще матушка, и поэтому ее пришлось перешивать.

Николь стала носить ее после того, как выросла из своей, так же, как и мамин жакет, который, слава Богу, оказался ей впору.

Шейный платок, правда, был довольно потертый, но зато Николь его выстирала и накрахмалила.

Повязывая платок, она долго возилась, прежде чем ей удалось хотя бы отчасти скрыть самые истрепанные места.

Шляпка, которую Николь взяла с собой, ничуть не напоминала те, что обычно надевают женщины, собираясь кататься верхом.

Не была она похожа и на те мужские шляпы, что были в моде несколько лет назад.

Это была высокая, очень симпатичная шляпка с легкой вуалью.

Такие носили, хотя Николь этого не знала, «красотки-наездницы» в Лондоне.

Это были женщины, которые объезжали лошадей в публичных конюшнях.

Блестящие наездницы, очень красивые, они попутно старались женить на себе богатых аристократов.

Впрочем, спеша по ступенькам вниз, Николь не слишком беспокоилась по поводу своей внешности.

В столовой она не увидела ни леди Кливленд, ни леди Сару.

Николь села рядом с Джимми, и в это время вошел маркиз.

— Доброе утро! — приветствовал он гостей, а потом обратился к Николь: — Сегодня вам лучше?

— Да, благодарю вас… — ответила она.

— Без вас вчера было скучновато, — заметил Вилли. — Зато ваш брат сумел основательно облегчить мои карманы.

Николь облегченно вздохнула: значит, Джимми не проиграл.

Потом она вспомнила о его сделке с маркизом и проговорила с напускной небрежностью:

— Это, должно быть, была его… удачная ночь!

— И нам повезло, что этим утром вы с нами, — галантно сказал Уильям. — Надеюсь только, что лошадь Блэйка не вздумает начать испытывать вас!

— Вряд ли, — отвечала Николь. Впрочем, лошадь, которую ей дали, оказалась хорошо обученной и очень послушной.

Зато Джимми попался норовистый жеребец, которым он не уставал восхищаться.

Маркиз сражался с конем, который делал все, что мог, чтобы сбросить с себя седока.

Это было древнее противостояние человека и зверя.

Николь казалось, что ни один мужчина не мог бы лучше маркиза держаться в седле.

Вслед за маркизом все поехали к скаковому кругу.

Четверо мужчин состязались друг с другом, а Николь наблюдала за ними.

Безусловным победителем был маркиз, Джимми пришел вторым.

По дороге домой маркиз заметил:

— Я вижу, в лошадях вы разбираетесь так же хорошо, как и в картинах.

— Хотел бы и я так думать, — ответил Джимми, — но мне редко выпадает удача сесть на такого прекрасного жеребца, как этот!

Услышав эти слова, Николь испугалась, не уйдет ли часть денег, полученных Джимми вчера, на покупку новых лошадей для Кингз-Кип.

У них были две, на которых они с Джимми иногда ездили верхом, но чаще запрягали в двуколку.

Разумеется, эти лошади значительно уступали лошадям маркиза.

«Нам бы хотя бы одного чистокровного жеребца, на котором я могла бы ездить, когда Джимми не будет дома», — мечтательно вздохнула Николь.

Словно угадав ее мысли, маркиз сказал:

— У меня такое чувство, мисс Танкомб, что вы немного завидуете.

— А как же! — ответила Николь. — У вас так много всего, а у нас — так мало!

— Но у вас есть Кингз-Кип! — возразил маркиз.

— Который очень прожорливое владение, — ответила Николь не задумываясь.

В ее голосе промелькнула нотка горечи, и маркиз внезапно понял, что она очень переживает.

Возможно, подумал он, ей пришлось многим пожертвовать ради дома, который столь дорог ее брату.

Надо сказать, маркиз был весьма проницателен, особенно когда находился «на задании».

Но никогда еще он так остро не чувствовал душу другого человека, как сейчас с Николь.

Глядя на нее, маркиз подумал, что она очень отличается от большинства женщин.

Во-первых, было совершенно очевидно, что она равнодушна к своей красоте.

Она явно даже не задумывалась, как прекрасно смотрятся ее белокурые волосы, выбившиеся из-под шляпки, на фоне темной амазонки и в сочетании с вороной мастью лошади.

Любая другая из тех, что знал маркиз, после скачки стала бы сразу укладывать волосы и поправлять амазонку.

Кроме того, другая непрестанно заигрывала бы с ним, флиртовала бы каждым словом и каждым взглядом, брошенным на него.

Николь же смотрела на дом, который возвышался перед ними, смотрела на озеро и на цветы, растущие по его берегам.

Словно удар, маркиза поразила внезапная мысль, что у нее сейчас точно такое же выражение, как у «Мадонны в беседке из роз».

«Если бы художник увидел ее сейчас, он захотел бы написать ее в такой же беседке из роз, — подумал он, — и, конечно, она тоже невинна».

Это была странная мысль, и маркиз это понимал.

Потом он задался вопросом, почему у Николь вчера был такой испуганный вид.

Почему она ушла из кабинета, сославшись на головную боль?

Почему она начала молиться «Мадонне в беседке из роз», как только ее брат поставил полотно перед ним?

У маркиза имелись на этот счет кое-какие соображения, и он был твердо намерен найти точный ответ.