Канторович Лев ВладимировичБелая тройка

Лев Владимирович КАНТОРОВИЧ

БЕЛАЯ ТРОЙКА

Рассказ

1

День начинался как обычно.

Утром командир Николай Семенович Воронов вскочил с постели, голый подошел к окну и распахнул форточку.

Морозный воздух ворвался в комнату.

Николай Семенович поежился.

Стоя под форточкой, он начал делать гимнастику.

Приседая и выпрямляясь, нагибая корпус в разные стороны и разводя руками, он ровно и шумно дышал.

На дворе бойцы чистили лошадей.

Татарин Ахметдинов пел длинную непонятную песню. Он пел каждое утро эту песню, и через открытую форточку Николай Семенович отчетливо слышал протяжные, монотонные слова.

Потом затопотал конь.

Красноармеец проговорил добродушно: "Тимофей Иванович, не балуй".

Тимофеем Ивановичем звали коня командира.

Николай Семенович приостановился и, вытянувшись на носках, взглянул в окно. Тимофей Иванович, рослый вороной жеребец, приплясывал на месте, круто сгибал красивую шею, фыркал и косил глазами.

Никифоров чистил лоснящиеся бока коня.

Николай Семенович улыбнулся и снова стал приседать на носках, вытятивая вперед руки.

За окном Никифоров запел приятным тихим баском:

...По Дону гуляет,

По Дону гуляет,

Эх, по Дону гуляет.

Казак молодой...

Ахметдинов замолчал.

Николай Семенович кончил делать гимнастику, отдуваясь подошел к умывальнику и ледяной водой окатил свою голову, шею, плечи.

При этом он взвизгивал испуганным и тонким голосом.

Он очень любил мыться холодной водой, но каждый раз пугался и взвизгивал.

Вытираясь мохнатым полотенцем, он ходил по комнате и тихонько подпевал в унисон Никифорову:

А девица плачет,

А девица плачет,

Эх, а девица плачет

Над быстрой рекой...

Над кроватью висел отрывной календарь.

Николай Семенович сорвал вчерашний листок:

Декабря

192...

года.

Листок бросил в корзину под письменным столом.

Потом он оделся и, застегивая ремни, вышел на крыльцо.

Бойцы поздоровались с ним.

- Здравствуйте, товарищи красноармейцы, - сказал Николай Семенович.

Вороной жеребец заржал звонко и весело.

- Тимофей Иванович! - с укоризной сказал Никифоров.

Николай Семенович пошел по двору.

Он зашел в конюшню.

Дневальный сидел около двери. Он вскочил навстречу командиру и отрапортовал.

Все было в порядке.

Выйдя снова на двор, Николай Семенович посмотрел на небо.

С запада низко шла темно-серая туча.

"Будет снег. Пожалуй, и ветер. Метель", - подумал Николай Семенович.

Огромный боров подошел сбоку и хрюкнул низким басом.

Боров был "подсобным хозяйством". Маленьким поросенком купил его Николай Семенович. На остатках от кухни боров невероятно разжирел и вырос.

Красноармейцы называли его Пуанкарэ.

Никифоров утверждал, что Пуанкарэ - чистокровный иоркшир.

Николай Семенович почесал Пуанкарэ за ухом. От удовольствия боров громко сопел. Он, как собака, побежал по двору за Николаем Семеновичем.

Из помещения канцелярии выскочил дежурный.

- Товарищ командир! Из штаба отряда просят к телефону! - еще издали крикнул он.

Николай Семенович вошел в канцелярию.

Звонил начальник отряда.

Хорошо знакомый голос начальника, всегда ровный и спокойный, показался Николаю Семеновичу немного взволнованным.

- Товарищ Воронов? - сказал начальник отряда.

- Я слушаю, товарищ начальник отряда.

- Товарищ Воронов, здравствуйте. Дело необычайно важное. На вашем участке ожидается нарушение границы. Очевидно, перейдут по льду залива. Господа очень серьезные и опытные. Вы должны приготовиться к неожиданным вещам. Вышлите разъезд немедленно. И посылайте самых надежных людей. Нужно взять их живыми. Поняли?

- Понял, слушаюсь, товарищ начальник.

Воронов повторил приказание.

- Ну, счастливо. Желаю успеха.

- Спасибо. Я позвоню вам немедленно, как что-либо произойдет.

2

Стоя на крыльце в овчинном полушубке и полном снаряжении, Николай Семенович смотрел, как собирается разъезд.

На дворе шла бешено-торопливая суета.

Еще недавно двор состоял из целого ряда отдельных, между собой не связанных хозяйств. Конюшни, общежития, канцелярия.

Спокойно ходили люди. Каждый делал свое дело. Мирные хозяйственные дела.

По боевой тревоге все сразу слилось и смешалось.

Но суета была только кажущаяся.

Николай Семенович видел порядок, четкую организованность во всей этой беготне, приказаниях, сборах.

Он любил стоять так, не вмешиваясь, и следить, как четко и хорошо работает налаженный им живой механизм.

И когда через несколько минут суета вдруг сразу оборвалась и аккуратной чертой встали на дворе одетые, вооруженные люди, а позади них оседланные лошади, Николай Семенович улыбнулся весело.

Никифоров подвел командиру его лошадь.

- По ко-ням! - звонко крикнул Николай Семенович.

И снова все смешалось, а через минуту снова пришло в порядок. Бойцы сидели верхом.

Николай Семенович, не переставая улыбаться, разобрал поводья, похлопал коня по лоснящейся шее и тихим шажком поехал к воротам.

Мягко цокая копытами по плотному снегу, разъезд ехал за его спиной.

Всю жизнь Николай Семенович прожил, не расставаясь с лошадью.

Сначала мальчишкой в казачьей станице на Кубани, потом конником в гражданскую войну, а теперь в армии, он, вероятно, больше половины всего времени провел в седле.

Но всякий раз, как ему приходилось ехать верхом, он испытывал острое удовольствие.

Всякий раз ему казалось, что он и лошадь накрепко срастаются в одно целое.

Николай Семенович вспомнил сон, который ему на днях приснился. Сон был нелепый и смешной.

До этого, днем, Николай Семенович был по делам в городе. У него осталось свободное время, и он пошел в музей.

Он ходил по пустым, холодным залам и старался не греметь сапогами и шпорами. Сапоги скрипели, скрип казался Николаю Семеновичу оглушительно громким, и он пугался своих шагов.

Картины в тяжелых золотых рамах казались ему сказочно прекрасными. Не верилось, что все это создано руками людей.

В маленьком, узком зале он наткнулся на черную статуэтку. Странное существо с головой, грудью и руками человека, но с лошадиным туловищем, хвостом и ногами мчалось вперед, запрокинув курчавую голову и открыв рот.

Застывшее в мраморе движение было дико и стремительно. Николай Семенович долго рассматривал статуэтку.

Потом подошла старушка сторожиха. У нее было крохотное, сморщенное и серое личико. На рукаве старенькой шубки краснела кумачовая повязка.

Старушка фамильярно погладила по спине черного человека-коня и сказала:

- Кентавр это, сынок. Из мифологии. Скульптура античная и ценная, кентавр.

Николай Семенович не совсем понял, но поблагодарил старушку и ушел из музея.

Он запомнил странное слово "кентавр".

А ночью ему приснился сон, будто он сам превратился в кентавра; ему очень легко и удобно бежать: и рысью и галопом, и брать барьеры; только шинель ему не годится; потом вошел Ахметдинов и, мучительно краснея, сказал: "Здравствуйте, товарищ кентавр", и Николай Семенович отвечает "здравствуйте" и бьет кованой ногой.

Этот сон вспомнил Николай Семенович и засмеялся.

- Ну, кентавры, - сказал он тихо и громко скомандовал: - Марш ма-арш!

Разъезд выехал на ровный лед залила.

3

Разъезд свернул к бухте, скрытой со стороны залива высокими скалами. Скалы странными черными грудами возвышались над ровной снежной поверхностью.

Николай Семенович собрал бойцов вокруг себя. Разогревшиеся кони нетерпеливо топтались. Пар легким облачком подымался над всадниками.

Николай Семенович подробно рассказал красноармейцам, в чем заключается задание, подчеркнув, что враг опытный и сильный.

В заключение он передал приказ начотряда - во что бы то ни стало взять нарушителей живьем - и подробно указал, что должен делать каждый.

Когда Николай Семенович кончил, все бойцы знали план операции так хорошо, будто сами его придумали.

Казалось, никакие распоряжения больше не нужны.

Пока было светло, разъезд оставался в засаде. По белому заливу никто не смог бы пройти незаметно.

Стемнело рано. Николай Семенович вывел отряд из бухты, развернул широкой цепью.

После осенних оттепелей и снегопадов сразу ударил мороз.

Снег был покрыт плотным настом.

Лошади шли легко.

В центре цепи, рядом с командиром, ехал Никифоров. Он сказал, показывая плеткой на серое небо:

- Снег пойдет скоро, товарищ командир. Будет метель...

И снег пошел минут через десять. Сначала падали большие медленные хлопья. Потом ветер закрутил, запутал. Снежный вихрь белой пеленой заволок небо. Все стало белым.

Вместо мягких хлопьев пошла мелкая, колючая крупа. Ветер подымал снег со льда и кидал снова вниз. Лошади фыркали и мотали головами.

На левом фланге вдруг закричал Ахметдинов. Он кричал что-то по-татарски - пронзительное и визгливое.

Николай Семенович пригнулся к шее коня и понесся на левый фланг.

Татарин крутился в седле, размахивая винтовкой, говорил что-то от волнения сбивчиво и непонятно. Он показывал прямо перед собой. Сначала Николай Семенович ничего не мог разглядеть в белой путанице метели. Потом он увидел большое белое пятно, быстро двигавшееся по льду.

Что это такое, разглядеть было невозможно.

- Марш-марш! - крикнул Николай Семенович и с места пустил коня в карьер.

Снег бил в лицо, ветер засвистел в ушах.

Взмахивая сильными ногами, вороной летел неистовым галопом.

Рядом с Николаем Семеновичем, стоя на стременах и крутя винтовку над головой, скакал Ахметдинов.

Маленькое ловкое тело его согнулось на шее лошади.

Он визжал лошади в ухо татарские слова.

Обгоняя командира, Ахметдинов обернулся.

Николаю Семеновичу раскосо улыбнулось лицо дикого кочевника.

Ахметдинов, откидывая голову назад, крикнул: "Не уйдут, командир! Догоним!" - и стал бешено нахлестывать свою лошадь.

"Кентавр", - вспомнилось Николаю Семеновичу.

Ахметдинов показался странно похожим на изящную черную фигурку.

Белое пятно было гораздо ближе, но все еще нельзя было понять, что это такое.

Вдруг Николаю Семеновичу показалось, что белое пятно остановилось. В следующую секунду что-то сверкнуло сквозь снежную завесу, и Николай Семенович услышал треск пулеметной очереди.

Ахметдинов коротко вскрикнул и повалился боком на снег. Его лошадь проскакала вперед, потом споткнулась и рухнула. Конь Николая Семеновича перескочил через нее. Никифоров догнал командира. Он кусал губы. Срывая винтовку, крикнул:

- Сволочи! Ахметдинова убили!

Белое пятно снова помчалось по снегу.

Никифоров поднял винтовку и выстрелил. Что-то зашевелилось в задней части белого пятна, и затрещал пулемет. Пули тоненько пропели.

- Не стрелять! - крикнул Николай Семенович и со всей силы хлестнул своего коня нагайкой.

Никифоров опустил винтовку.

Лавой летел разъезд.

Белое пятно медленно приближалось.

Оттуда все время стреляли из пулемета.

4

Метель вдруг утихла, и Николай Семенович увидел то, за чем гнались.

Тройка рослых рысаков была впряжена в легкие санки. И лошади и сани были покрыты белыми покрывалами.

Глаза лошадей смотрели в круглые прорези, как в попонах средневековых рыцарей.

В санях скорчились два человека, тоже закутанные в белые халаты. Один правил лошадьми. Второй возился с пулеметом, тупая мордочка которого высовывалась сзади. Пулемет молчал. Очевидно, кончилась лента.

Никифоров скакал рядом с командиром.

Николай Семенович оглянулся на него. С искаженным яростью лицом, Никифоров подымал ручную гранату.

- Не сметь! - крикнул Николай Семенович. - Во что бы то ни стало взять живыми. Танки брали голыми руками, а ты пулемета испугался!

Пулемет затарахтел. Николай Семенович почувствовал, что падает вместе с конем. В следующую секунду острой болью ожгло ногу. Он успел крикнуть: Никифоров, не останавливаться. Взять живыми! - и повалился на снег.

Мимо вихрем пролетел разъезд. Бойцы оглядывались на командира. Николай Семенович, лежа, махнул плеткой вперед. Никто не остановился. Разъезд умчался. Стало очень тихо.

Конь придавил Николаю Семеновичу ногу. Нога болела. В сапоге стало мокро. Кровь.

- Вот тебе и кентавр! - громко сказал Николай Семенович. Он попробовал выбраться, но, падая, конь проломил наст, и снег проваливался под руками, когда Николай Семенович уперся посильнее.

Некоторое время Николай Семенович лежал неподвижно. Ему было жарко. Он укусил снег, начал сосать твердый комок. От холода стало больно зубам. Николай Семенович выплюнул ледяной шарик и лег лицом на снег.

Вдруг конь захрипел и приподнялся.

Нога освободилась. Николай Семенович откатился в сторону и вскочил.

- Ты жив, дружище? - сказал он. Конь повернул к нему черную голову. Обе передние ноги его были перебиты пулями. Снег таял, залитый кровью.

Николай Семенович пошел к коню. На правую ногу было больно ступать. Кровь хлюпала в сапоге.

Издалека, приближаясь, донесся треск пулемета.

Николай Семенович увидел черную цепочку, скачущих всадников и белую тройку впереди.

Черные фигурки обогнули тройку кривым полукругом.

- Молодцы! - сказал Николай Семенович.

Тройка повернула.

Теперь белое пятно неслось прямо на него.

Черные всадники смыкались плотнее, окружая тройку.

Вдруг один из них упал, высоко вскинув руки. Его лошадь поскакала в сторону.

- Сволочи, - пробормотал Николай Семенович и сразу вспомнил: "Ахметдинова убили".

Ни один выстрел не отвечал суетливой трескотне пулемета.

Николай Семенович заковылял к коню. Конь опустил голову на снег.

Николай Семенович лег рядом с ним, отстегнул маузер и приладил приклад. Дуло маузера положил на спину коню.

Тройка быстро приближалась.

Николай Семенович приложил маузер к щеке, целясь в тройку. Ладонь привычно нащупала серебряную дощечку на прикладе. Маузер был боевой наградой.

Николай Семенович ждал. Он думал о том, что Ахметдинов, вероятно, убит, что, может быть, не одного Ахметдинова уложили нарушители. Можно было бы обойтись без жертв. Например, забросать тройку гранатами. Гранаты были. Имел ли он, командир Воронов, право приказывать не стрелять, не кидать гранаты и подставлять людей под пули?

Но нужно взять нарушителей живыми. Таков приказ начальника отряда. И война есть война.

Тройка была совсем близко.

Черные фигурки всадников двумя плотными стайками сжимали тройку с боков.

Николай Семенович прицелился в грудь кореннику.

- Молодцы, кентавры, - шепнул он и затаил дыхание, тихонько дожимая спуск.

Коренник упал, убитый наповал, и запутался в ногах пристяжных.

Николай Семенович видел, как Никифоров махнул шашкой, перерубая постромки. Обезумевшие пристяжные понеслись, волоча по снегу тело коренника.

Люди в санях вскочили. Один побежал в сторону. Его поймали. Второй, пулеметчик, выхватил револьвер и сунул себе в висок. Никифоров перегнулся с седла, и снова сверкнул клинок. Револьвер упал в снег. Пулеметчик вскрикнул, сжимая левой рукой перерубленную кисть.

Несколько бойцов спешились и с винтовками наперевес окружили пленных.

Никифоров подъехал к командиру.

- Как Ахметдинов? Кто еще ранен? - спросил Николай Семенович.

- Ахметдинов жив, товарищ командир. Ранен в плечо. Под Семеновым коня убили... Кириллов ранен в ногу... Остальные целы... - возбужденно говорил Никифоров, слезая с взмыленной лошади.

Он подошел к коню Николая Семеновича и стал на колени перед ним.

- Плохо с Тимофеем Ивановичем, товарищ командир. - Он снял винтовку.

- Плохо, Никифоров.

Николай Семенович видел, как слеза потекла по щеке Никифорова.

Никифоров приставил дуло винтовки к уху неподвижно лежавшего коня.

Николай Семенович отвернулся.

5

Утром Николай Семенович проснулся как обычно. Он хотел вскочить на пол, но сразу заныла забинтованная нога. Рана оказалась пустяковой, но нога побаливала.

Николай Семенович осторожно сел на кровати, на одной ноге добрался до окна, распахнул форточку.

Бойцы чистили лошадей.

Никифоров вывел небольшую, изящную белую кобылу.

Николай Семенович вернулся к кровати, лег и поудобнее вытянул ногу под одеялом.

За окном запел Никифоров:

...По Дону гуляет,

По Дону гуляет,

Эх, по Дону гуляет

Казак молодой...

1935