Григорий Полянкер Президент

Эта весть ворвалась сюда как гром в ясный день и произвела целый переполох в Хмельнике, вернее, в хмельникской гостинице.

Поздно ночью неожиданно загудел телефон на столике, возле которого дремала тетя Хася Карасик – старшая уборщица местного отеля.

Старушка так испугалась, что спросонья схватила ведро с водой и бросилась к дверям, думая, что весь дом уже охвачен пламенем, горит.

Нет, вы только подумайте, клятый аппарат, который вот уже скоро три месяца молчал, забытый богом, людьми и телефонной станцией, ни с того ни с сего затрещал, как безумный.

Тетя Хася Карасик вернулась к столику, стояла несколько секунд в полной растерянности, не зная, что делать. Тихонько обрушивая в адрес телефона все проклятья ада, поправила косынку на голове, одернула синий халат, неторопливо сняла трубку с рычага, прижала ее к уху, важно прокашлялась, чтобы голос звучал, и, как подобает главной хозяйке заведения, произнесла:

– Алло! Дежурная отеля слушает. Кто говорит? Что, что? Из Винницы говорят? Очень приятно. Чего же так поздно звоните, когда нормальные люди давно спят и видят третий сон? Болячка на всех моих врагов. Из Винницы сюда звонят. Очень интересно. Ну, так что же вы хотите? Что, что вы сказали? К нам едет презес? А что это такое? С чем это едят? Скажите, молодой человек, вы можете говорить человеческим языком? Что такое презес? Ах, президент? Очень интересно! Нет, вы только послушайте, к нам, в Хмельник, едет президент. Только президентов нам здесь не хватает… Что вы там сказали? Он из самой Америки? Как это вам нравится – в Хмельник едет президент из Америки! Интересная история, просто диво! Ломайте, люди добрые, печь, надевайте новые тапочки и бегите встречать высокого гостя! Что же, ему там, в Америке, уже нечего делать, что он к нам едет, в Хмельник? А может быть, он уехал оттуда потому, что за последнее время там стреляют в президентов и никак не могут поймать убийц? Ну, допустим, едет. А что же он у нас будет делать, ваш президент? Мы, слава богу, неплохо обходимся без президентов. Что, он едет именно к нам, в Хмельник? Зачем ему нужен Хмельник? Мало у нас больших, красивых городов, так он выбрал Хмельник. Просто какая-то комедия. Не укладывается в голове. Тише, не кричите, молодой человек, дайте разобраться. Что же прикажете нам делать? Может, выставить на площади возле бани духовой оркестр или хор самодеятельности нашей колбасной фабрики? Ах, вот что! Так бы сразу сказали. Зачем же так долго морочили мне голову? Приготовить высокому гостю номер, отель? Может, он хочет целую гостиницу? У нас свободных мест нет. Все занято, даже раскладушки в коридоре. Тише, что вы ко мне с претензиями? Что вы так кричите? Сейчас я закачу рукава и построю вашему презесу, президенту, отель из двадцати этажей, как у него там, в Америке. Ну, ну, такая морока посреди ночи! Что вы сказали, меньше болтать, а заниматься делом? Спасибо вашей бабушке. Но вы мне не указывайте. Я дежурная… Он сейчас выезжает к нам? Что мне снилось этой и прошлой ночью, пусть теперь снится вашему президенту! Чего вы так кричите на меня? Я вам покамест не подчиняюсь, и не командуйте дежурной! Алло! Алло! Молчит. Чтоб им там ни дна, ни покрышки. Онемел телефон. Молчит как пень. Молчит, хоть умри, и поди знай, чего от тебя хотят…

И сколько тетя Хася Карасик ни кричала, ни дула в трубку, – хоть к стенке! Дежурная стояла, потрясенная удивительным сообщением, не представляя себе, что делать. А телефон как на грех безмолвствовал, будто уснул.

Старушка вытерла краем косынки вспотевшее лицо, сплюнула, пожала плечами и тихонько сказала:

– Что б тебя черт забрал, нечистая сила! Мне кажется, куда легче убрать пять номеров, нежели говорить по телефону с одним президентом…

Тетя Хася Карасик злилась не напрасно. Вы сами должны понять, что за все свои шестьдесят восемь лет, что она живет на белом свете, ей не довелось ни разу иметь дело с большими людьми, не говоря уже о президентах. А тут ни с того ни с сего какой-то свалился как снег на голову. Он уже, с божьей помощью, в Виннице, а из Винницы до Хмельника, как известно, рукой подать, часа два езды автобусом, может, с гаком. А пан президент, сами понимаете, если он только не скупердяй, может позволить себе лететь самолетом, вертолетом. Мало что может себе позволить президент. И если это так, стало быть, он скоро может появиться здесь. А теперь наберитесь, люди добрые, ума и посоветуйте: что тетя Хася Карасик должна делать?

Так размышляла сама с собой дежурная хмельникской гостиницы Хася Карасик, вернее, старшая уборщица, а по совместительству – дежурная отеля.

Но будем точны: она не просто стояла возле своего столика и размышляла, глядя на телефонный аппарат, она стояла как пришибленная, не зная, не ведая, что делать.

Шутка сказать – президент едет в Хмельник!

Правда, были такие секунды, когда казалось, что ей все это приснилось, что это какой-то дурной сон, не более. Но нет, чистая правда. Он едет! Вот минуту тому назад звонили из Винницы. И если не ошибается тетя Хася Карасик, то она разговаривала, кажется, с этим самым президентом, а может, с кем-нибудь из его свиты, ни дна ему, ни покрышки!

Впрочем, наверное, не с самим президентом. Тот не станет объясняться со старшей уборщицей отеля. Образование и положение ему не позволяют. Видно, звонил его денщик или другой какой флигель-адъютант, кто их там знает. Бестолковые такие! Не могли толком объяснить, что к чему. Наговорили ей сорок бочек арестантов, целый короб и повесили трубку. Ломай себе теперь голову!

Но, как бы там ни было, только что она своими ушами слыхала, что сюда едет президент и она должна немедленно приготовить для него номер. Гость уже, слава богу, в Виннице и скоро будет здесь. Номер в отеле ему до зарезу нужен.

Ну, как все это вам нравится, скажите на милость?

И что гость себе думает? – не переставала возмущаться тетя Хася Карасик. Здесь ему не Америка, где он может позволить себе командовать, требовать. Подавай ему на тарелочке отель, номер. Ишь ты, иначе он не привык! Пусть скажет спасибо, если она ему устроит койку или раскладушку. Он сам должен понимать, что здесь он не велика птица, такой же постоялец, как и все остальные. Здесь он – как барабанщик у музыкантов.

Тетя Хася Карасик так злилась на гостя, что, кажется, готова была его растерзать. И несет же нечистая сила этого президента! Сегодня, как назло, воскресный день. Командировочных не так уж много, и ее не очень беспокоили. Могла бы хорошенько выспаться за целую неделю, отдохнуть в свое удовольствие, так вот тебе, черт прислал на ее голову какого-то президента, и надо себе сушить мозги, думая, куда его приткнуть.

Что вы на это скажете!

Прежде всего тетя Хася Карасик вышла в коридор и умыла лицо холодной водой из бочки, чтобы прогнать мучивший ее сон. Затем подошла к зеркалу, причесала растрепанные волосы, привела себя в божеский вид, опустилась на табуретку и снова стала ломать себе голову, что предпринять, как быть с незваным гостем, с президентом?

Шутка ли сказать, это ведь не простой смертный, который скажет тебе большое спасибо, если дашь ему уголок. Этот – высокая шишка, должно быть. С ним не шути!

Да, и каким ветром занесло сюда этого самого президента? Подумать только – из Америки в Хмельник! Расстояние-то какое! Такое путешествие, наверное, влетело ему в копеечку. А кроме того, питание? Он может быть двадцать раз президентом и сто раз министром, но при всем этом он прежде всего живой человек, который имеет, как все смертные, желудок, а желудок требует еды. К тому же, если уж он настоящий президент и выехал в такую даль, так он не может питаться пятикопеечными пирожками с горохом, да, кроме того, за ним должна идти целая рота солдат, а может, и полк, чтобы его охраняли. С его головы и волосок не должен упасть. Ведь это же президент, а не бог знает что.

Тетя Хася Карасик все еще не могла прийти в себя от сильного волнения и была полна самых неожиданных догадок и мыслей.

Но злость и досада никак не отставали от нее.

И почему, скажите на милость, этого самого президента занесло именно сюда, в Хмельник? Он не мог поехать, скажем, в Шаргород или Ямполь, в Ярмолинцы или Китай-город? В Хмельник ему захотелось. Иначе он не привык! Что он увидел в этом Хмельнике? Чем этот городишко знаменит? Чем он прославился, чтобы переть сюда, в такую даль?

Но тут тетя Хася Карасик спохватилась: конечно же, не зря несет этого президента сюда, в Хмельник. Совсем не зря! Должно быть, президент прослышал, что здесь имеются знаменитые радоновые воды. Радоновые ванны – -вот что привлекло его сюда! У этого президента не иначе как обнаружился радикулит, его терзает ишиас, бывают почечные колики, у него разыгрался ревматизм. Мало ли что может быть у президента. Ведь, как-никак, он сам себе хозяин, что хочет – то он имеет! Хозяин большого государства и, по слухам, далеко не бедного государства.

Так вот, значит, почему его несет сюда! Теперь тете Хасе Карасик все стало ясно как божий день. Безусловно, этот человек спешит сюда, ибо решил что-то лечить. Так вот, значит, где собака зарыта!

Ее однако интересует еще один вопрос: он едет сюда по путевке или по курсовке? А может, вообще «дикарем»? Иначе зачем бы ему понадобился номер, отель? Но, с другой стороны, – подумала дежурная, – этот президент, видно, не в пример другим, очень уж скуп. Сами подумайте: человек болен, решил поехать лечиться, что ж он, не может открыть кубышку и махнуть, скажем, в Италию, Испанию, Грецию или, на худой конец, в Ессентуки, Ялту, Сочи? Мало куда можно ехать. Так нет же, этого президента черт несет сюда, в Хмельник.

Ну, бог с ним, пусть едет, пусть принимает радоновые ванны, лечит свой радикулит, ревматизм, ишиас… Нр подумайте только, какая самоуверенность у человека, какой гонор – немедленно приготовьте ему отель, номер в Хмельнике! Иначе он у своего батьки не привык!

Будь он хоть командировочным, получил бы у местных властей бронь на ночлег. Кто-нибудь над ним сжалился бы – все же гость, – и настрочили б ему отношение, чтобы кое-как поместили, дали крышу над головой. А вообще-то, он здесь небольшой пуриц! Обыкновенный постоялец и пусть не воображает, пусть не лезет в бутылку!

«Хм… Номер подавай ему? А может, целую гостиницу?» – не могла успокоиться тетя Хася Карасик. Весь отель здесь, в Хмельнике, покамест с гулькин нос. Всего-навсего десяток комнатушек, и те вечно заполнены командировочными и «курсовочниками», студентами-практикантами. Как раз вчера поселились здесь артисты из Черновицкой филармонии. Приехали давать концерты. Что ж, прикажете их выселить, попросить срочно освободить помещение? Подумаешь, высокий гость едет! Очень тут ждали его. Может, там все расшаркались бы перед ним, там он, как уже сказано было, большой пуриц, но у тети Хаси Карасик он такой же, как все.

Но, с другой стороны, не подумайте, что тетя Хася Карасик здесь большой начальник. Всего лишь старшая уборщица. На время ее поставили на общественных началах, по совместительству, так сказать, дежурной, и ее дело, вообще-то, сторона. Она ничего не решает. В ее обязанности 219

входит: следить за тем, чтобы номера все время были чисты, полы вымыты, большая бочка наполнена водой, чтобы людям было где помыться, керосиновые лампы приготовить на тот случай, если погаснет электричество, чтобы постояльцы, упаси бог, не остались с намыленными шеями в темноте. И больше ее ничего не касается. Дай бог с этим справиться. Все остальное обязана решать начальница, директриса Настасья Петровна. Та во всем разбирается очень хорошо. То пусть она себе ломает голову и имеет дело с президентами.

Правда, Настасья Пет.ровна уехала к своей больной матери в Теплик или Жашков и, видно, задерживается немного. Та просила тетю Хасю Карасик остаться на ее месте. Отказать неудобно было. Так вот какое несчастье обрушилось на ее голову. Должно же было так случиться, чтобы именно теперь, когда нет на месте директрисы гостиницы, приехал президент!

И что поделаешь? Так, видно, суждено ей встречать президента. На ее долю выпала такая честь, и никуда не денешься. Иного выхода нет. Взялась за гуж, не говори, что не дюж!

Как бы там ни было, гость вот-вот нагрянет, и ей придется принять его и кое-как укладывать спать.

А время, между тем, не стояло на месте. Рассуждай не рассуждай, а оно мчится, как на вороных. Уже, видно, гость очень скоро заявится. Но куда его девать – тетя Хася Карасик не имела представления. В самом деле, что ты будешь делать, когда все места заняты. Может, устроить его в коридоре, поставить ему раскладушку? Там уже хра-'пят четверо командировочных, которые прибыли сюда из Черкасс заготавливать рога и копыта для пуговичной фабрики. Но кто знает, согласится ли президент спать на добавочной раскладушке в коридоре? Ведь он, конечно же, нежно воспитан, образование не позволяет.

«Допустим, – думала она, – что он согласится лечь на раскладушке, очень устал и не разберется, но тогда куда денете его охрану? А может, с ним едет его жена, детишки, советники, инспектора – что тогда?»

Ну и положение!

Кроме всего этого, ее еще тревожило другое обстоятельство: тетя Хася Карасик не представляла себе, как она будет изъясняться с президентом. Ведь украинского или русского языка тот не понимает, еврейского языка – тем более. По-английски, французского, испанского – она, тетя Хася Карасик, не понимает ни слова. Что же может получиться – двое немых ведут беседу или двое хромых пошли танцевать?

Несколько успокоило ее то, что длинных бесед, видно, президент не станет вести с уборщицей отеля, а она – тем паче. Она ему мимикой скажет, где ему постелено, где его ночлег, и пусть там себе дрыхнет!

И вдруг ее осенила счастливая мысль. Она сообразила, что сможет устроить президента за перегородкой, в так называемом кабинете директрисы. Правда, кабинет этот не ахти какой важный, простая кабина, но там стоит диванчик. Нельзя, конечно, сказать, что диванчик этот предназначен для президента. Это отнюдь не из тех диванов, на которых должны спать президенты. Пружины торчат во все стороны, и надо быть настоящим виртуозом, циркачом, чтобы провести здесь ночь. Но что поделаешь, иного выхода нет. Это все же лучше, чем ночевать в коридоре на раскладушке тоже не лучшего качества.

«Ну и ну! Такая напасть! – не переставала сокрушаться тетя Хася Карасик. – Может быть, позвонить кому-нибудь из старших, пусть посоветуют, как ей быть? Но сегодня разве кого застанешь дома – выходной день. И кому станешь морочить посреди ночи голову со своим злосчастным президентом? Жаль, была бы теперь директриса – подняла бы ее немедленно, и пусть дает указание, что делать».

Короче говоря, на бога надейся, а сам не плошай. Она должна на свой страх и риск все решить. Надо как-нибудь принять этого президента, а там будет видно. К утру должна вернуться Настасья Петровна, и все уладится. Да, не первый год служит здесь тетя Хася Карасик, разных гостей принимала, но никогда еще не доводилось видеть здесь живого президента не то что из Америки, а даже из Греции или Конго.

Прежде всего надо побежать приготовить диван, затолкать обратно пружины, дабы они, не приведи господи, не впились в нежные ребра знатного гостя. Если он таки вежливый человек, не грубиян, этот президент, то не должен обращать внимания на то, какой диван ему дадут. Не должен обижаться, если постель не окажется как у него дома. Находишься в дороге, а не под крылышком у жены или тещи. Если желает шикарную гостиницу, пусть едет в Киев, Москву, Ленинград. Тут пока таких не построили.

Она так углубилась опять в свои размышления, что не заметила, как время пролетело. Не успела, как говорится, оглядеться, как к крыльцу отеля подкатила машина и оттуда, кряхтя и громко зевая, выбрался толстенький, как кубышка, подвижный старик, на голове которого торчал помятый берет. На нем были коротенькая курточка, короткие штаны, заправленные в гетры. Крупное круглое лицо его было испещрено морщинами, большие очки на куцом носу увеличивали бегающие глазки. Под чуть вздернутым носом торчали, словно приклеенные, короткие седые усики.

Если говорить правду, тетя Хася Карасик немного испугалась, увидев этого человека. Она высунулась в окно,-поискала глазами его охрану, солдат, которые должны охранять президента, но он был один.

«Да, странный президент, – подумала тетя Хася Карасик, – что-то по одежде не видно, чтобы он был похож на президента». В самом деле, куцая спортивная куртка с множеством пуговиц и побрякушек, железяк вызывала у нее недоверие. У нас, кажется, простой школьник постеснялся бы надеть такие куцые штанишки и такую сковородку на голову. «Что-то не похож на президента:…» – сверлило в мозгу.

Тем временем распахнулась дверь, и шофер внес в коридор два пузатых чемодана, казавшихся толще хозяина.

Парень насмешливо взглянул на удивленную дежурную и кинул:

– Мамаша, прошу любить и жаловать. Принимайте гостей. Это я вам звонил…

Он попрощался с гостем, кивнул тете Хасе Карасик и сразу уехал.

И вот они стоят лицом к лицу, тетя Хася Карасик из Хмельника и президент из Америки.

Старушка была почти в полуобморочном состоянии, не в силах произнести слово, не сводила испуганных глаз с президента.

Только через две-три минуты она немного пришла в себя и ее посетила удивительная мысль. Она могла поклясться, что этот толстячок со сморщенным лицом и бегающими глазами, с бродячей улыбочкой никакой не президент. А если подумать – большое счастье теперь работать где-нибудь президентом. Порази ее гром, если б она пожелала хоть на одну неделю поменяться должностью с президентом. Удивительная штука – только и читаешь в газетах, что где-то сместили президента, где-то выгнали, отравили, убили. Да что и говорить – опасная стала профессия!

И она посмотрела на гостя с нескрываемой жалостью и сочувствием. А он на нее, на дежурную – с ехидной улыбочкой. Ему еще весело, что вы скажете!

Этого она уже никак не могла понять.

Ну и положение! Что она ему могла сказать) Сколько она так может стоять перед ним молча, как немая? Но какой выход? Она его не понимает, а он ее, вот и пляши!

И вдруг гость решился заговорить первым:

– О, гуд монинг, миссис, о'кей! Простите, мадам, не знаю, как вас величать. Это вы будете здесь презес, президент этого милого отель-корпорейшн, простите?

Что? Что он сказал?

У тети Хаси Карасик потемнело в глазах, когда услыхала, что она уже тоже президент. Только этого ей не хватало. Если это услышат, упаси бог, подруги, сослуживцы, в Хмельнике ей места не будет! Засмеют. Улицу не дадут пройти. Вы себе представляете, что значит попасть на языки соседушек. Тут же придется сесть на поезд и бежать на край света: тетя Хася Карасик – президент…

Эти мысли вывели старушку из оцепенения, и она осмелела, перебила президента на полуслове:

– Зачем же вам смеяться над старой женщиной? Какой же из меня президент? Мне недавно позвонили из Винницы и сказали, что вы презес, вернее, президент… Президент Америки…

Гость разразился таким смехом, что стекла задрожали и кто-то из спавших стал чертыхаться.

– Миссис, что вы сказали? Я, я – президент Америки?! Так вам и сказали? И вы меня приняли за президента?

Он ржал, как лошадь, и берет-сковородка слетел с головы.

Тетя Хася Карасик его с трудом успокоила. Умоляла замолчать, не смеяться, кивала на боковые двери, где спали постояльцы.

Президент немного угомонился, вытер большим клетчатым платком вспотевшее лицо, близорукие глаза, затем выхватил из кармана розовую резинку, ловко сунул в рот и стал жевать.

Тетя Хася Карасик испуганно взглянула на него, не понимая, что гость так активно жует, с таким большим аппетитом. Она себе никак не могла представить, что это он так, жует. В самом деле, что же это, у него в Америке уже нечего жрать, если людей кормят таким добром? Да, видно, дошли там до ручки, если такую дрянь – резинки – жуют. Гость достал из верхнего карманчика такую же резинку и протянул ей. Попробуйте, мол, миссис, это очень приятная штуковина. Все жуют.

Но тетя Хася Карасик отмахнулась с испугом. Если б этот чудак ее озолотил, она взяла бы в рот эту пакость? А то, что он ей сказал, будто вся Америка нынче жует эту резинку, для нее не важно. Мало что Америка там жует. Нет уж, увольте. Никакие резинки ей не нужны. Америка может даже ходить на голове, но она, тетя Хася Карасик, живет своим умом. Резинки она жевать не будет!

И, несколько успокоившись, сказала уже смелее:

– Превеликое благодарствие вам, пан президент, но я ничуть не голодна. Я уже сегодня сытно отужинала. Вы что же, думаете, мы тут, упаси бог, голодаем? Это у вас всякие лгуны пишут, что мы плохо живем, что мы голодаем. Слава всевышнему, свой кусок хлеба и до хлеба каждый имеет. И ходим не голые и не босые… – С едкой укоризной окинула она одеяние гостя. – Живем не хуже других. Никто не жалуется у нас на свою судьбу. Как там сказала когда-то моя бабушка: буржуи не едят золото, а мы камни не едим. Иногда лучше, иногда хуже питаемся, но вот такой дряни, как вы жуете, мы покамест не кушаем. Не употребляем. Бог миловал.

Она с минуту присматривалась, как он жует, спросила:

– Извиняюсь, конечно, если скажу что не так, по-простому. У вас там, в Америке, слыхала я, живет очень много капиталистов, миллионеров. Что же, они, скупердяи, не могут прокормить одного президента и человек должен жевать эту чепуху? И еще одно, извините, конечно, за грубость и что я вмешиваюсь в ваши дела внутренние, эти ваши форды и Рокфеллеры обеднеют, если они купят приличный пиджак и солидные штаны своему президенту, дабы ему не приходилось выехать в свет в таких куцых штанишках и кацавейке с побрякушками? Боже мой, один президент – и так должен бедствовать!

Тут уж гость так разошелся, так рассмеялся, что этот смех чуть не перешел в истерику. И тетя Хася Карасик снова побледнела:

– Что это с вами? Успокойтесь, пожалуйста. Тише, разбудите моих постояльцев, тогда нам плохо будет. Если я вас обидела, то не взыщите. Я простой человек. Что на уме, то на языке. Университетов не проходила. Потише, прошу вас!…

Но он никак не мог успокоиться.

Только через какое-то время, придя немного в себя, сказал:

– О, миссис, я умираю! До чего же вы меня рассмешили! Ой, миссис, не знаю, как вас зовут, простите. Как вы сказали? Плохо слышу. Хася Карасик? Прекрасно, Хася Карасик… Вы что же, в самом деле уверены, что я – президент Америки? Спасибо, что вы обо мне такого высокого мнения. Но я никакой не президент, простите. Что я говорю? Я есть презес, по-нашему президент, но только президент пуговиц-корпорейшн в Филадельфии. Понимаете, миссис Хася Карасик. Не знаю, как это будет по-русски, по-вашему. Я забыл давно по-русски. Ну, как бы это сказать, у меня офис, контора, делает пуговиц… Ну, пуговиц-корпорейшн… Я там презес, президент… Пуговичное дело у меня в Филадельфии…

– Ах, вот как! – облегченно вздохнула тетя Хася Карасик. – Так бы и сразу сказали, что промышляете там пуговицами. Меня насмерть перепугали. Морочили голову, звонили, едет президент Америки. Тьфу, чтоб оно провалилось. Меня чуть кондрашка не хватила. Что мне снилось этой и той ночью – на голову врагов моих.

Испытывая явную неловкость, что он был причиной переполоха, президент пуговичной корпорейшн из Филадельфии стал ей объяснять.

– Это, простите, миссис Хася Карасик, не моя вина. Не я звонил, а этот веселый шофер, который вез меня сюда. Он звонил. Но так у нас в Штатах заведено. Там очень много президентов. Если б вы, миссис Хася Карасик, со своим отелем жили у нас, вы точно так же, как и я, были презес, вернее, президент отель-корпорейшн. Хорошо? У нас человек, который сколотил доллары, имеет свое торговое дело, считается президентом корпорейшн. И вы президент отель корпо.

– Спасибо вашей бабушке, – оборвала его дежурная, – не собираюсь жить в вашей Америке и не хочу быть там презес, президент, ни корпорейшн. Мне и здесь, в Хмельнике моем, хорошо. Живу себе и, слава богу, никаких претензий ни к кому не имею.

Президент сложил руки на широкой груди, шагал по коридору и вдруг остановился, хлопнув себя по лбу:

– Скажите мне, миссис Карасик, там, возле старой мельницы, жил когда-то, еще до революции, шапочник Иона Карасик. Не приходитесь ли вы ему родственницей?

У тети Xaси Карасик на мгновенье замерло сердце. Она уставилась вопросительным взглядом на гостя и испугалась пуще прежнего. Да что же это за напасть такая? Откуда там,. за тридевять земель, в Америке известно, что здесь, в Хмельнике, возле старой мельницы, у реки, жил когда-то ее отец, шапочник Иона Карасик? Простой бедный шапочник жил себе с большой семьей в маленьком домишке, еле сводил концы с концами, так, оказывается, это уже не дает покоя каким-то американцам и уже известно за океаном. Ну и дельцы! Ну и бизнесмены! Все они там знают! Пропади они пропадом.

Заметив, что женщина переменилась в лице, побагровела, президент пуговичной корпорейшн стал ее успокаивать.

– Миссис Карасик, чему вы удивляетесь? Когда-то мы жили, оказывается, на одной улице с вами. Это было до революции. Отец мой был хозяином той мельницы. Я немного помню. И если я не ошибаюсь, то вы приходитесь дочерью шапочнику Ионе. Вы были тогда очень симпатичной девчонкой, и я, грешным делом, был в вас немножечко влюблен…

Она рассмеялась. Невзначай стала поправлять волосы под косынкой и смущенно заметила:

– Ого, вспомнил… Я вижу, мистер, что у вас свободная голова с вашими пуговицами. Не о чем вам думать больше. Но я что-то не припомню, чтобы у нас были такие соседи. А как же вас зовут?

– О, как меня зовут? Теперь – Джейкоб. Презес, президент пуговичной корпорейшн из Филадельфии…

И, достав из верхнего карманчика курточки визитную карточку, протянул ей:

– Что это за бумажка?

– Это, миссис Карасик, моя визитная карточка. Фирма. Если будете когда-нибудь у нас, в Филадельфии, приходите ко мне. Буду рад принимать вас в своем коттедже. О'кей! Спросите там мистера Джейкоба, президента пуговиц-корпорейшн, любой вам скажет…

Тетя Хася Карасик отвела от себя его руку с карточкой и наотрез отказалась взять ее. Нет, никакие бумажки, резинки, корпорейшн, пуговицы ей не нужны. И пусть гость этот ей не морочит голову. И вообще уже поздно, надо отдохнуть с дороги. Хватит болтать. Никаких Джейкобов она не знает и знать не хочет. Таких она в Хмельнике не видала никогда, и пусть не выдумывает.

– О'кей! Миссис Карасик, не надо беспокоиться. Это его там, в Филадельфии, называют мистер Джейкоб, а в Хмельнике именовался он совсем иначе.

– Меня все это не интересует! – снова оборвала его тетя Хася Карасик. И вообще, когда она находится на службе, то не желает говорить о посторонних делах, не связанных с отелем… И оставьте ее в покое! Теперь, мол, ей все ясно, как божий день. – Значит, – продолжала она, – как я вас, мистер, поняла, вы там, в Америке, такой же президент, как я здесь, в Хмельнике, графиня? Вы там имеете дело с пуговицами. Поменяли ремесло мельника на корпорейшн и радуетесь. Большой успех, нечего сказать. И фамилию свою забыли в пути и называетесь Джейкобом? Очень мило. Стоило бежать из России. Бросили профессию мельника и стали дельцом пуговиц. Поменяли, значит, шило на швайку!

– Нет, миссис, я там, в Штатах, делаю бизнес. Пуговицы нынче в цене, о'кей! Накопил немного долларов и, слава богу, не жалуюсь. Да, кстати, миссис, не скажете мне, сколько стоит у вас сотня пуговиц?

– Не морочьте мне голову! – взмолилась она. – Откуда мне знать, сколько стоят пуговицы? Они мне нужны, ваши пуговицы…

– Жаль, миссис, очень жаль. Я мог бы заключить с вами контракт на доставку пуговиц. Очень выгодный бизнес. Товар прима!…

. – Спасибо. Как-нибудь проживем без ваших пуговиц.

– Не хотите – не надо. Я там делаю жизнь и без ваших контрактов.

– Вижу… Очень красивую жизнь делаете, – вставила она, – жуете жвачку. Медведь сосет лапу, а вы вот эту пакость. – Она покачала головой, озабочено сказала: – Пан Джейкоб, вы только не стесняйтесь. Если вы голодны, я могу предложить вам бублик с маком и бутылку кефиру. Пирожки с горохом. Перекусите. Вижу, вы очень проголодались, резинку сосете… Выбросьте к черту эти жвачки, прошу вас. Не могу смотреть, как вы мучаетесь. Лучше взяли бы в рот пирожок. А утром, когда у нас откроется чайная, сможете прилично позавтракать. Больших деликатесов там не дадут вам, но котлеты, бризоль с гречневой кашей – сколько влезет…

– О, миссис Карасик! – снова рассмеялся он. – Вы что же думаете, что жуем эту жвачку, потому что голодны? Нет, это для укрепления нервной системы. У нас в Штатах резинку жуют от президента до трубочиста. Все у нас очень нервные. Знаете, чтобы сделать бизнес, надо потратить нервы. Без этого пропадешь. А за пирожки спасибо вам. С удовольствием попробую. О, ее, помню, помню. В Хмельнике когда-то пекли превосходные пирожки с горохом. Я сюда приехал, дабы побывать в своем углу. Родимый уголок тянет, знаете. Мы уже идем, как говорится, с ярмарки, и хочется поглядеть места, где родился и вырос. Очень рад, миссис Хася Карасик, что я вас встретил. Я у вас хочу взять интервью.

Что? Что он хочет у нее взять? Пусть его берет болячка! – возмутилась она. Интервью? Что это такое? С чем это едят?

– Ну, что вы так испугались, миссис? – увидев испуг в ее глазах, сказал президент корпорейшн. – Интервью – это то, что печатают в газетах. Вы прославитесь в Штатах. И портрет ваш помещу там…

Тетя Хася Карасик окончательно растерялась. Какой-то сумасброд. То он пуговицами промышляет, то мой портрет пропечатает у себя там в газетах. Нет, пусть идет он ко всем чертям. Что он пристал, как банный лист? Он, верно, хочет у нее что-нибудь выпытать, а потом распишет в газетах. Не на такую напал! Недавно передавали уже по радио, как один такой бизнесмен, чудак из чудаков, приезжал в какой-то наш город и сочинил такую клевету, что тошно было слушать. Нет, мистер Джейкоб, не на такую напал. Пусть он ей не морочит голову, этот корпорейшн. У нее и так уже голова болит из-за него.

– Что вы сказали, миссис Карасик? – спохватился гость. – У вас голова болит? Один момент. Сейчас я вам дам таблетку, и голова станет на место. Головную боль снимает сразу. Одну минуточку. – И он бросился к чемоданам, быстро стал раскрывать, что-то искать. – Одну минуточку. Замечательные таблетки. У нас их употребляют к головной боли от президента до трубочиста… Стоят десять долларов. О'кей!…

– Боже мой, что он пристал? Что за таблетки? И кто вам сказал, что у меня голова болит. Мне ничего от вас не надо. Идите спать. Зачем мне ваши таблетки?…

– Что вы так испугались? – попытался он ее урезонить. – Я даю вам таблетки бесплатно. Это вам мой презент, сувенир, понимаете? А если голова у вас не болит, то расскажите, что слышно у вас в Хмельнике? Как жизнь?

Тетя Хася Карасик развела руками.

– Хотите знать, что у нас слышно? Что говорят, то и слышно!

– О'кей! – усмехнулся он. – Вы, миссис Карасик, вижу, дипломат! Если бы жили у нас в Штатах, то смело могли бы стать советником у президента!

– Что? Советником? Каким, еще советником? У самого президента или у такого, который пуговицами промышляет? – окинула она его удивленным взглядом.

– У настоящего.

– Тогда я еще подумаю, – сердито сказала она, – покамест мне не плохо у. моего президента, Настасьи Петровны. Как вы там сказали: отель-корпорейшн?

Но тут тетя Хася Карасик решила, что немного переборщила, и добавила:

– Утром, когда выспитесь, пройдетесь по городу, сами увидите, что у нас в Хмельнике. Что я вам буду говорить, если правда, что вы когда-то у нас жили и имели мельницу, то теперь города не узнаете. Все строят и строят. Есть новый кинотеатр, Дом культуры. Большой универмаг. Там, кстати, найдете неплохие пуговицы, хоть нет у нас пуговиц-корпорейшн. Но главное у нас – курорт. Водолечебница. Поликлиника. А на наш отель-корпорейшн не обращайте внимания. Скоро его совсем снесут. Уже начали строить гостиницу. Там, на берегу нашего Буга, будет красавица гостиница. И когда вы в следующий раз приедете к нам, мне не придется вас укладывать на раскладушке или на продавленном диване. Мы вам тогда выделим отдельный номер с ванной, туалетом. Говорят, что уже выписали новую мебель, ковры, пылесосы, ну и разные там утюги и полотеры. Словом, будет рай. Приедете к нам когда-нибудь еще, сможете зайти в клинику, получить радоновую ванну и сразу станете молодым, красивым. Все ваши болячки,, если таковые у вас имеются, сразу исчезнут.

– Что вы говорите! Вот как? – удивился Джейкоб. – Очень интересно. Какие же у вас ванны? Что-то не слыхали мы в Штатах.

– Вот тебе и на! – всплеснула руками тетя Хася Карасик. – У нас нашли давненько уже радоновую воду. Понимаете? Источники такие. Вы себе не представляете, что это за вода. Мечта. Просто творит с людьми чудеса. Очень жаль, мистер Джейкоб, что у вас нет радикулита, ревматизма, ишиаса, коликов и других каких болячек. Очень жаль. Мы бы вас й два счета вылечили. Родная мать не узнала бы вас. Можете мне поверить на слово. Удивительные ванны. К нам приезжают со всех концов страны больные на костылях, в колясках, приносят людей на носилках, и стоит этим несчастным калекам пройти курс лечения, принять, значит, несколько радоновых ванн – как сразу бросают свои костыли, коляски, носилки и другие причиндалы и уходят на своих ногах, как новорожденные. Какая-то у нас волшебная вода. Зачем вам больше, мистер Джейкоб, в прошлом году, не про вас будь сказано, меня схватил радикулит. Ну, просто не могла разогнуться. И что же вы думаете, побежала в нашу водолечебницу, и мне прописали двенадцать ванн. После этого вы бы посмотрели, как я плясала фрейлехс, гопак и мазурку на свадьбе у моей племянницы!

– Что вы говорите, миссис Карасик! – оживился гость, и его глазки быстрее забегали. – Это ведь замечательно! Но скажите мне только правду, во сколько обошлась вам

эта сделка?

– Боже мой, какая сделка?!

– Я имею в виду, сколько заплатили за эти ванны? Сколько выложили долларов?

– Опять вы со своими долларами! – возмутилась тетя Хася Карасик. – Что вы за люди? Только и слышишь от вас: доллары и доллары. Будто с Луны свалились. У нас лечат совершенно бесплатно, без копейки денег. Вы понимаете, что я говорю? Наоборот, больным у нас еще доплачивают. Дают соцстрах. Скажите, вы член профсоюза, мистер Джейкоб?

– А что это такое – член союза? – уставился он на нее близорукими глазами.

– Боже, мой, какой-то странный человек. Дикарь. Не знает, что такое профсоюз, местком. А еще презес, президент целого корпорейшн! У нас каждый школьник знает,

что это такое, а он…

Тетя Хася Карасик явно растерялась, не зная, как объяснить этому тупице, что такое профсоюз в Хмельнике.

– Ну, как бы вам растолковать это? Организация такая. Мы собираемся на собрания, заседания, платим членские взносы… Ну, чего тут непонятного?

– О, ее. Ол раит, теперь я понял, – оживился он, – это значит юнион?

– Что? Ладно, уж пусть будет по-вашему! – облегченно вздохнула она и отерла вспотевший лоб рукой. – Вижу, что с тех пор, как сбежали из Хмельника, научились таким словам – просто смех берет: юнион… О'кей, ее… Но пусть будет по-вашему, ладно.

Он достал из кармана большую закопченную трубку и закурил. Долго думал, затем спросил:

– Так вы говорите, что у вас тут лечат без денег? Неужели ваши Советы настолько богаты, что могут себе позволить не брать у больных денег за ванны? Им, Советам, разве не надо делать бизнес? О, миссис, мне бы ваши радоновые ванны, я бы показал, как можно делать доллары! Я бросил бы пуговицы и создал бы у вас большой корпорейшн. Моим компаньоном в этом бизнесе стал бы сам Рокфеллер! Что я говорю – Форд! Я плюнул бы на эти дурацкие пуговицы. Подписал бы с вами сделку, контракт, платил бы вам проценты из выручки. Это ведь знаете – золотое дно. Сам Рокфеллер…

– А что это такое – Рокфеллер? – уставилась на гостя тетя Хася Карасик.

Джейкоб насупил брови, надулся, как индюк:

– Рокфеллера не знаете? Как же так, не знать Рокфеллера! Это у нас в Штатах такой человек…

– Ну, короче, а чем он там у вас занимается, где он работает?

– Он у нас нигде не работает, ничем не занимается!

– Странно. Значит, он бездельник? Тунеядец по-нашему?

– Нет, что вы…

– Что же он – инженер, механик, дамский портной, терапевт?

– Нет, что вы, миссис, берите выше.

– Ничего не понимаю, – рассердилась она, – молодой он, красивый, здоровый, интеллигентный?

– Нет, о чем вы говорите! – махнул гость рукой. – Он не молодой и не красивый, не инженер, не ученый, но он У нас в Штатах стоит, чтоб не продешевить, сто миллионов долларов. Понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Что ж вы не понимаете? Не зря у нас говорят – • волос длинный, а ум короткий… За него у нас дают, его оценивают в сто миллионов долларов! Вот… Понимаете?

– Нет, ничего не понимаю. Выходит, он, этот ваш Рокфеллер, не инженер, не портной, не доктор, не работник. Ни то ни се? У нас за такого ломаного гроша не дают.

Но гость уже не прислушивался к ее словам. Он думал о другом. Хотя бы ему отдали эту воду за реквизированную мельницу и дом. Еще он думал: как это здесь лечат без денег? Во всех странах, где он побывал, где имеются водолечебницы, хозяева, корпорейшн гребут лопатами золото, делают колоссальные бизнесы, а здесь, в Хмельнике, есть радоновая, лечебная вода, но не умеют делать здесь капитал, не научились получать прибыль. Глупцы! Без единого доллара отпускают ванны.

Он был потрясен и не находил слов для возмущения.

И тут вдруг Джейкобу пришла в голову идея: может, и у него найдется какая-нибудь болячка, которую можно здесь лечить? Если без денег, то почему бы не попытаться?

Но, странное дело, как он ни мучился, стараясь придумать себе болезнь, ничего не получалось. Хоть он напичкан годами, стар, но еще довольно-таки крепок. Как назло, у него нет ни радикулита, ни ревматизма, ни ишиаса – здоров как бык.

Такое невезенье!

Кажется, появилась возможность лечиться без денег, а он никак не может придумать себе болезнь. Но вдруг его осенила счастливая догадка, и он обратился к тете Хасе Карасик:

– Скажите мне, дорогая моя, а меня бы могли здесь подлечить? Я имею в виду, смог бы я получить несколько ванн?

Она удивленно уставилась на него своими большими серыми глазами, пожала плечами:

– Странный вы человек… Вы мне сказали давеча, что приехали сюда посмотреть на родной уголок, на место, где была ваша мельница, при чем же здесь радоновые ванны? И вы мне сказали, что приехали на пару дней. Разве вы больны? Что у вас, радикулит, суставы болят, кости ломит, ишиас?

– Нет, избави бог. Ничего не болит пока… То есть очень даже болит. Кажется, в пути простудился, и кости начали болеть, что-то в боку колет, бурлит в животе, и в голове шумит. Кажется, начинается радикулит…

Он поймал на себе ее лукавую усмешку и сообразил, что совсем заврался, начал выкручиваться:

– Вы понимаете, моя дорогая, представьте себе, я возвращаюсь домой, в Штаты, и рассказываю, что у вас) в Хмельнике, лечат людей бесплатно, без единого доллара они получают лечебные, радоновые ванны. На меня начнут смотреть, как на идиота, вруна. Бесплатно… Знаете, что это значит у нас? За каждый угол платим сумасшедшие деньги. За клизму дерут три шкуры, а тут у вас все без денег! Так это у нас была бы колоссальная сенсация. Все газеты трубили бы. Это была бы лучшая агитация за вас, понимаете меня?

– Тихо. Не шумите так, прошу вас, вы разбудите моих постояльцев, и мне попадет. Они жалобу напишут на меня, и меня лишат премии. Короче говоря, что же вы хотите от меня, мистер Джейкоб? Я вас так поняла, что вы хотели бы получить несколько радоновых ванн? Подумаешь, великое дело! Я это вам устрою в два счета. Утром побегу и попрошу для вас несколько талончиков на ванны, и купайтесь, сколько влезет. Это для нас – раз плюнуть! Знаете, что вам скажу, я даже не пойду к дежурному врачу, а к старшей сестре, моей соседке Дуне, которая отпускает ванны, и она вам разрешит болтаться в воде хоть целый день, если, конечно, не боитесь, если сердце у вас крепкое. Больше того, я попрошу, чтобы Дуня вам назначила несколько массажей. Вы из-под ее рук выйдете как красавчик, сбросите свое пузо и приедете домой, как новая копейка, вас там, в корпорейшн, не узнают. Но смотрите, чтобы вы не забыли сказать в Америке, что все это без денег. Бесплатно!

– О кей, непременно скажу! Я человек слова, бизнесмен. Коммерция есть коммерция, и слово – закон! – воскликнул он. – Если дадите мне бесплатно ванны, массажи, в моем лице будете иметь в Штатах стопроцентного агитатора за ваши Советы, большого друга!

Его телячий восторг немного смутил тетю Хасю Карасик. Ей показалось, что она много ваяла на себя, пообещав этому чудаку ванны и массажи. Собственно, какое отношение она имеет к радоновым ваннам и массажам? И за кого она пойдет просить? За какого-то сумасброда, корпорейшн? У него даже нет курортной карточки, у этого черта, нет у него заключения врачей. А вдруг у него нет никаких болячек и ему нужны эти ванны и массажи, как ей головная боль? Что она натворила? Притащит в клинику какого-то капиталиста, и на нее будут все смотреть, как на безумную? Он, наверно, там, у себя в Америке, эксплуатирует рабочих и крестьян, всяких негров и индейцев, душит их там, а она здесь пойдет просить за него, чтобы бесплатно лечили. За своего человека хлопотать – это совсем другое Дело. Но за чужого чудака?

Да, опростоволосилась тетя Хася Карасик. Сглупила, не подумала. Ее длинный язык подвел. Но, с другой стороны, уже поздно было идти на попятный. Уж если сказала, что пойдет просить за него, так пойдет наверняка. Так она воспитана. Ничего, клиника не обеднеет, родники не высохнут, если это чучело получит несколько ванн и массажей.

С горем пополам она его наконец-то уложила спать на пружинистом диване и облегченно вздохнула:

«Слава богу, утихомирила этого сумасбродного болтуна-американца и смогу малость подремать до утра».

Рано утром мистер Джейкоб ее разбудил. Он всю ночь не спал и думал только о своем успехе, о своем бизнесе. Да, бесплатные ванны – это вещь! Надо непременно, думал он, воспользоваться. Другого такого случая у него не будет ни в Италии, ни в Греции. Там сдерут с тебя за ванны три шкуры, а тут – без единого цента!

– Ну, миссис Карасик, могу на вас надеяться? Выполните свое обещание?

Ей ничего не осталось, как отправиться в клинику на поклон.

Без особых трудностей миссис Карасик добилась у начальства, чтобы гостю прописали несколько ванн и массажей. Ей отказать никто не решился. Как-никак, она не последняя персона в Хмельнике. Все ее знают и уважают.

Весь персонал сбежался взглянуть на мнимого больного, который настойчиво добивался радоновых ванн. Он, бедняга, изворачивался, стараясь придумать себе болезнь, что-то объяснял невнятное врачам и сестрам, а те разводили руками, не зная, как быть. Отправить его, откуда прибыл, и сказать, чтобы не морочил ни себе, ни людям головы, – как-то неудобно было. Все же гость. К тому же так слезно и убедительно просила за него тетя Карасик.

Короче говоря, в тот же день президент пуговичной корпорейшн уже болтался в просторной ванне, и радон, поступающий сюда прямо из недр земли, вытягивал из его тучного тела явные и мнимые болячки. А он возлежал в пузырящейся воде и подсчитывал про себя, сколько долларов пришлось бы ему выложить на бочку, будь это у него, в Штатах, в Италии, Испании, Греции. Там бы с него содрали три шкуры, а тут – ни единого цента. А если это так, стало быть, размышлял он про себя, он теперь делает в России большой бизнес. Он зарабатывает у Советов деньги. В Штатах это будет сенсация, когда он расскажет об этом. Он пришел к выводу, что здесь очень много хороших, бескорыстных людей, отзывчивых и прямых, но они ничего не смыслят в коммерции, плохо разбираются в бизнесе.

И еще одна идея стукнула ему в голову: был бы прямой смысл, если б он заключил здесь еще одну сделку. «Коли тут бесплатно лечат, почему бы ему не подлечить заодно зубы? Дома, перед отъездом, он начал было вести переговоры с дантистами, чтобы ему запломбировали несколько зубов, но те разбойники и шкуродеры такую цену закатили, что он чуть не упал в обморок. Он пойдет просить, чтобы здесь ему подлечили зубы, и пусть тогда попляшут американские дантисты-грабители!

Президент оказался человеком дела. В тот же день он пожаловался миссис Карасик на страшную зубную боль, а та смилостивилась над ним. Бросила метлу, швабру и повела гостя к зубному врачу.

Его сразу усадили в кресло, и врач принялся за свое нелегкое дело.

Тетя Хася Карасик уже начала было проклинать тот день, тот час, когда свалился на ее голову этот удивительный толстяк. Каждый раз он придумывал себе другую болячку, и ей доводилось водить его от одного врача к другому.

И с каждым днем мороки с гостем не уменьшалось, наоборот. Президент уже задумал принимать радоновую ванну и массаж не через день, как ему прописали, а каждый день, потому что не мог здесь особенно долго задерживаться. А ванны ему хотелось принимать побольше. Когда он освоился в ванном отделении и со всеми сестрами уже был запанибрата, шутил с ними, смеялся, он тайком от врачей стал получать по две ванны в день. Девушки умоляли его не делать глупостей, очень вредно это для здоровья, но он был неумолим. Ведь все это бесплатно, чего же стесняться? А что касается здоровья, то это чепуха. Он здоров.

Вот он и ходил, слегка подпрыгивая, как гусак, из одного кабинета в другой, от одного врача к другому, и каждый его внимательно выслушивал и выстукивал, щупал. Но так как ничего стоящего для медицины в этом жирном, здоровом теле врачи не обнаруживали, то для проформы прописывали ему разные процедуры, витамины, легкие порошки, капли и прочее. Как-никак, гость издалека!

Врачи, кажется, уже изнемогали, смеялись, животы надрывали после каждого визита пуговичного президента. Они облегченно вздыхали после того, как он уходил к тете Хасе Карасик в отель отдыхать от трудов праведных.

А он не отдыхал. Лежал, придумывал, к каким врачам ему следует еще сходить, не переставая, подсчитывал, сколько долларов уже тут заработал, получив бесплатное лечение.

И еще одна мысль тревожила его, не давала покоя: что, если бы ему еще ко всему сделали операцию – скажем, вырезали бы аппендикс? Тогда почти полностью окупилась бы вся поездка из Штатов в Хмельник! Разве эти врачи представляют себе, сколько стоит такая операция в Америке? Вырезать аппендикс стоит целого состояния! И не только за операцию там придется заплатить, но и за палату, за питание, обслуживание, воздух и.еще черт знает за что.

Нет, это, пожалуй, невообразимо, подумать только! В Хмельнике можно, оказывается, удалить аппендикс, вырезать грыжу, гланды и прочее, и все это без единого цента! Удивительные здесь порядки.

«Да, все это, конечно, хорошо, – размышлял с самим собой гость. – Но вот беда – где взять аппендицит или грыжу?» Над этим он неустанно ломал себе голову.

Как назло, президент пуговичной корпорейшн не чувствовал никаких болей в паху, никаких колик. Прямо-таки досада его разбирала. Да, никакого аппендицита у него нет, рассуждал он, но ведь может появиться неожиданно в дороге. Что тогда? Возвращаться в Хмельник? У каждого человека ведь имеется аппендикс и когда-то даст себя знать, то не лучше ли избавиться от него?

Подумать только, такую операцию здесь производят быстро и хорошо, а главное – без единого цента. Больше того, если б он принадлежал к юнионам, к союзам, то ему бы еще выплатили, как это по-ихнему называется? О, соцстрах. Бюллетень временной нетрудоспособности.

Даже грешно упустить такую возможность. Что, если он все же попытается? Чем черт не шутит, когда всевышний спит? В России ведь говорят: попытка – не пытка!

После длительных и мучительных размышлений бизнесмен обратился к той же многострадальной тете Хасе Карасик со своей новой идеей.

На сей раз, бедная, просто остолбенела. Боже, что еще этот президент надумал!

Однако тетя Хася Карасик по природе своей была человеком отзывчивым, и добрым, она сочувствовала людям в беде. В особенности, когда они болели и нуждались в помощи. Выслушав на сей раз гостя, она задумалась. Президент жалуется на боли в животе, на аппендикс. Это дело не шутейное. Уж сколько с ним здесь отмучилась, столько она бегала просить за него. Придется склонить голову и на сей раз помочь ему.

И она повела его к хирургу. Президент, мол, отвратительно себя чувствует и нуждается в операции. Ему нужно что-то там вырезать и срочно. Она очень просит…

– Странно, что значит – просит? – уставился на нежданных пациентов хирург. – Это ведь не фунт изюму слопать. Оперировать и срочно? Существует на свете медицина, которой дано право решать, нужна операция человеку или можно обойтись без нее.

– Не знаю, доктор, – печально заметила тетя Хася Карасик, выслушав слова врача, – но человек жалуется на боли, что-то его коробит, ему надо что-то вырезать, ему ведь виднее.

Короче говоря, пациента тут же раздели. Он остался стоять, в чем мать родила. Начали ощупывать, ворочать, мерить давление, взяли у него на анализ кровь и прочие жидкости. И выводы были весьма неутешительные для президента: хирург не видит пока необходимости оперировать…

Но гость принадлежал не к той категории людей, которые сразу же сдаются. Даже хирургам. Уж если он что-то задумал – то кровь из носа, а своего добьется. Ни на шаг не отступит.

И стал атаковать врачей. Он заходил с фланга и с тыла, поклялся всеми святыми, что это уж будет его последняя просьба. Больше, мол, никому не будет морочить голову. Пусть только его прооперируют. Ему надоел хуже горькой редьки этот проклятый аппендицит, который изредка напоминает о себе. К тому же хирургу должно быть известно, что Джейкоб готовится в обратный путь, за океан. Ему еще по дороге крайне необходимо побывать в Бразилии и Уругвае по срочным делам пуговичной корпорейшн. Не приведи господь, если начнется приступ аппендицита на самолете или пароходе. При морской качке это не безопасно. К тому же дома ждут его дела, жена и дети…

Тут снова вмешалась тетя Хася Карасик, вставила свое авторитетное слово, просила за президента и, может быть, не так ради него, а ради того, чтобы избавиться от него, дабы кончились ее муки.

И врачи вошли в ее положение.

Местные зубоскалы говорили!

– Да, в неравном бою с врачами победил президент пуговичной корпорейшн…

Через два дня его положили на операционный стол и успешно удалили аппендикс.

Пациент был на седьмом небе. Мало сказать – счастлив, как никто другой на свете. Он замечал, как некоторые над ним посмеивались, но это на него не действовало. «Если б эти острословы знали, – думал он про себя, – сколько долларов он заработал благодаря тому, что вырезали аппендикс, они бы не смеялись. Даже трудно подумать, в какую копеечку влетела бы такая операция в Штатах».

Почти восемь дней пациент возлежал в палате, пользуясь всеми жизненными благами. За ним был установлен особый уход – как-никак президент из-за океана. Гость. Нельзя обижать такого.

Несмотря на отличный уход за больным, тетя Хася Карасик тоже не сидела сложа руки. Она, бедная, сбивалась с ног. Каждый день носила больному передачи в больницу, дабы высокий гость, будь он неладен, поскорее встал на ноги и отправился восвояси.

Вы что, шутите, представляете себе, сколько у нее из-за этого нежданного гостя мороки?! Какое-то наказание.

Она с нетерпением, кажется, больше, чем больной, ждала, чтобы поскорее его выписали из больницы. Чего доброго, если долго это у него продлится, чудак может еще что-нибудь придумать. И тогда все начнется с самого начала.

Все старались. Всем хотелось чем поскорее выпроводить его. А гость не спешил. Ему здесь нравилось.

Временами, тете Хасе Карасик чудилось, что этому конца-края не будет, и она отчаивалась. Она уже потеряла было всякую надежду, что когда-нибудь избавится от своего назойливого, странного гостя.

Но всему есть начало и конец. Бог милостив. Президент наконец-то выписался из больницы, собрал свои пузатые чемоданы, набитые, как потом выяснилось, образцами пуговиц собственного корпорейшн, и стал со всеми прощаться.

Выпроводив президента в дальнюю дорогу, все облегченно вздохнули: наконец-то дожили!

Для миссис Карасик день его отъезда стал настоящим праздничным днем. И, можно сказать, не только для нее одной, а для всего персонала больницы, поликлиники, для всех без исключения, кто в эти недели сталкивался с беспокойным, удивительным пациентом.

И хотя с тех пор прошло уже немало времени, немало лет, но и по сей день еще в Хмельнике люди смеются, хохочут, вспоминая забавную историю с пуговичным президентом из Филадельфии.