"Антиквар" - читать интересную книгу автора (Юденич Марина)Москва, год 2002-йИгорь Всеволодович пришел в себя довольно скоро. Оцепенение спало. Отлетела странная пелена, заслонившая на некоторое время сознание, не полностью, как в беспамятстве, но ощутимо, заметно приглушив цвета, звуки, эмоции. Путаясь в ней, Игорь натыкался на предметы, плохо понимал обращенные к нему слова и отвечал невпопад. Потом все стало на свои места. Однако ступор — как мысленно определил свое состояние Непомнящий — дело свое сделал. И — видит Бог! — это было большое, доброе дело. Самое страшное было позади — шок, ярость, возмущение, отчаяние и ужас, взорвавшиеся в душе, завязли в пыльных складках спасительной апатии. Не погасли — но утратили сокрушительную силу, которая, случись ей все же вырваться на волю, обернулась бы большой бедой. Впрочем, даже рассуждая здраво, следовало признать: куда уж большей? Все побоку — чувства, эмоции — сухой остаток оказался страшнее ночного кошмара. Погибли ценности — полотна, иконы, серебро, украшения, мебель, посуда — на сумму свыше трех с половиной миллионов долларов. По самым скромным и приблизительным подсчетам. Они не сгорели — пожара Игорь Всеволодович подсознательно боялся всегда: особнячок с мезонином, приютивший магазин и хранилище какого-то архива, разумеется, представлял собой архитектурную и, возможно, историческую ценность. Но в силу этого же обстоятельства дышал на ладан. К тому же был деревянным. Ему гореть — от силы минут десять. Потом — пепелище, руины. Но пожара не было. Был погром, откровенный, профессиональный — охранная сигнализация даже не пикнула. И демонстративный — с распоротыми полотнами и фарфором, обращенным в мельчайшие осколки. Кузнецовские чашки крушили, надо полагать, каблуками кованых ботинок. Гостиную карельской березы сплеча рубили топором — золотистые щепки валялись повсюду. И далее — в том же духе. Сочувствующий милицейский чин настойчиво интересовался похищенным. И был отчасти прав — конечно, прихватили кое-что. Не полные все же дебилы — вещицы имелись в высшей степени достойные. Черепаховый гребень с бриллиантами и изумрудами — один тянул тысяч на пятьдесят. А рубиновый гарнитур начала прошлого века! И пара золотых портсигаров, один со знаменитой сапфировой застежкой — фирменным знаком Фаберже. Разумеется, взяли. И еще наверняка прихватили кое-что по мелочи. Но шли не грабить. А зачем шли — вот ведь уравнение со всеми известными! — было ясно как Божий день. Однако ж далее ясность заканчивалась. И начиналась непролазная глушь, а в ней мерзко копошился целый клубок неразрешимых вопросов. Поразмыслив, Игорь Всеволодович, выделил два наиглавнейших, судьбоносных, как говорят теперь публичные люди. В его ситуации красное словцо обретало совершенно иной, конкретный и даже роковой смысл. От решения вопросов зависела судьба. Да что там судьба!.. Жизнь. Никак не иначе. Прежде всего нужно было достать денег. Страховка — вот ведь когда проникают в сознание западные стандарты! — конечно, пришлась бы кстати. Но страховки не было, потому что стандарты проникли еще недостаточно глубоко, а если и проникли, то не прижились или, привнесенные в родную российскую действительность, оказались не столь безупречными. Потому страховки не было, а встревоженных владельцев полотен Маковского, Кустодиева, Бенуа, хлебниковского серебра, черепахового гребня — будь он неладен! — портсигара с сапфировой застежкой и прочая, прочая… следовало ожидать с минуты на минуту. И — черт побери! — в большинстве своем это были отнюдь не интеллигентные арбатские старушки. Переговоры предстояли трудные и в высшей степени неприятные. Унизительные ожидались переговоры. Но как бы там ни было, деньги следовало найти. Второй вопрос был еще сложнее — и главное, ощутимо саднил в душе Игоря Всеволодовича глубокой, свежей, но уже воспалившейся раной. Кто и зачем? Ответ известен. Лежит на поверхности. Даже запах — убойной силы парфюм давешнего визитера — вроде сквозит еще временами в тесном пространстве. Предчувствия — опять же будь они не ладны! оказались на высоте. Однако — в добрых голливудских традициях — с парой пистолетов за поясом в соседскую лавку не ворвешься. И никто — с учетом обстоятельств загадочных и туманных — за такие трюки не возьмется. Себе дороже. Шевельнулся было в душе скользкий стукач-червячок — атавизм, наследие прошлой жизни, — захотелось вдруг рассказать милицейским про визит чернорубашечника. Старое, забытое чувство защемило в груди, времен, пожалуй, самоотверженных «Знатоков». Выложить все как есть с деталями, подробностями и собственными предположениями — и успокоиться, вздохнуть судорожно, но уже с облегчением. Дело в надежных руках, ты — вне опасности. Потому что «мы все время на посту». Иллюзия, конечно, — ему ли не знать? — но иногда помогало. Теперь не помогает — смолчал. Сыщики, впрочем, не слишком донимали вопросами. К обоюдному удовольствию, сговорились обстоятельную беседу отложить. — Я, пожалуй, останусь. — Борис Львович неожиданно вошел в образ героя. И немного мученика. — Зачем? Подметать черепки? Охранять черепки? Сейчас заколотят витрины, опечатают дверь, напишем объявление по поводу претензий — и можете считать себя в бессрочном отпуске. — И все же… Будут приходить люди. Что им ваше объявление? Бумажка. Нужно говорить… Я посижу. — Воля ваша. Первым делом он связался с владельцем своего прекрасного дома. Суть проблемы тот уловил сразу и, к счастью, не стал растекаться соболезнованиями. Цокнул пару раз языком и перешел к делу. — Желающие были, да и теперь, думаю, есть. Но цена вопроса, как ты понимаешь… Во-первых, внутреннюю отделку мы делали под тебя — состоятельные люди, как правило, имеют свои представления о том, что есть хорошо. Представления, конечно, совпадают, и довольно часто. Но это время. А деньги — ты говоришь — нужны завтра. — Завтра я скажу: вчера. — О том речь… И — понеслось. Завертелось. В какой-то момент Игорь Всеволодович даже подумал несколько отстраненно: «А может, малое должно изредка случаться в жизни? По крайней мере становится ясно „who is who“. Без ретуши…» Ясность, впрочем, не давала повода для оптимизма, если не сказать больше — дела складывались из рук вон плохо. Надежды на некий, даже относительно благополучный, исход таяли с каждым днем, как льдинки в апреле. К чести Игоря Всеволодовича, он не заметался и не замельтешил. Не забегал по людям — знакомым, малознакомым и не знакомым вовсе, — и ладно бы за помощью — всего-то вывернуть душу и получить взамен скупую пайку вежливого сочувствия. На дежурное «Как дела?» не пускался пространно, с упоением мазохиста излагать хронику своих несчастий. Не являлся знакомым бледным призраком немого укора. Надо сказать, такое случалось со многими, прежде достойными и даже сильными людьми, попавшими в серьезные передряги. Игорь Всеволодович называл это мельтешением, а еще — суетой под клиентом, и сам — когда пришел черед — до подобного не скатился. Возможно, слишком хорошо знал — неудачников сторонятся. И правильно делают: неприятности — заразная напасть. И цепкая, вроде гиблой трясины. Колокольчик на посохе прокаженного сам по себе слышен за версту. Дурная молва всегда бежит впереди. Всем и так все известно. Однако ж тиражировать собственную эпитафию?.. Увольте! Допивая утренний кофе — крепкий, ароматный, сваренный, как положено, в медной джезве, с перцем и корицей, — Игорь Всеволодович уже более не сомневался. Настроение по-прежнему было отвратительным, но решение идти на салон — непоколебимым. В конце концов, слухи о его смерти были действительно сильно преувеличены. Что ж! Интересующиеся — пусть убедятся. |
||
|