"Сезон охоты на ведьм" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)

2. Охотнички

Метнувшись в комнату, Вадим выдернул из шкафа “семисезонную” куртку, уже облезлую, но, к счастью, не выброшенную, и пару увесистых ботинок на толстых подошвах, тоже заслуженных, оставшихся еще с той, настоящей зимы. Пока натягивал их, вкратце разъяснил Алисе ситуацию, с ходу отметая ее испуганные возражения. Впрочем, оказалось это не просто.

— Как это называется, а? — негодовала она то ли в шутку, то ли на полном серьезе.— Ты бросаешь меня!..

— За крепкими стенами, в теплой кровати,— прибавил он успокаивающе.— А каково Юльке под дождем и снегом?

— Какое мне дело до твоей сучки? — огрызнулась женщина.— Да пусть ее Мститель слопает — мир не обеднеет!

— Типун тебе на язык,— испугался Вадим.— Знаешь ведь: “не рой яму…”

Затем бросился вон из квартиры, уже на бегу набрасывая куртку и стараясь не слишком топотать. Конечно, Юли не оказалось ни в коридоре, ни на лестнице — по его прикидкам, сейчас она должна миновать проходную. Потом скорее всего поскачет к шоссе, чтоб остановить машину,— а кто сейчас ездит, кроме блюстов да крутарей? Первых еще можно напугать отцом, но со вторыми придется договариваться — это в лучшем случае, если согласятся на честный обмен. Однако другой маршрут еще хуже: напрямик через одичалый парк, мимо брошенных домов и старого кладбища,— и это при разразившейся грозе, вкупе с дождем и мокрым снегом, под завывание ветра и громыхание молний. Да в хилом плащике на голое тело, почти босиком… бр-р-р.

Вадим выбрал второй вариант: уж очень ярко представилась эта картинка — точно видение. Однако через проходную не пошел — зачем высвечиваться? Спустившись до второго этажа, он повернул, как и вчера, к торцевому окну, без шума спрыгнул на мягкий, припущенный свежим снежком грунт и побежал Юле наперерез, еще не видя ее, но чувствуя. Кроме девушки, поблизости никого не было, и даже дома почти уснули. Так что притупленные сенсоры Вадима снова ожили, разбрасывая ловчие сети — все дальше, все шире. На уши и глаза надежд было мало: слишком много посторонних шумов и слишком мало света, да еще этот набирающий силу дождь!..

Пригнувшись, Вадим нырнул в мокрые кусты, слепо хлещущие колючими ветками, миновал несколько стволов, натужно скрипевших под ветром, и наконец смог разглядеть Юлю. Запахнувшись в бесформенный плащ, она трусила посредине дорожки, сторонясь подступающих зарослей — как будто это поможет ей в случае чего!.. Неслышно Вадим побежал параллельным курсом, время от времени теряя девочку из виду и прислушиваясь к шлепкам по асфальту, едва прорывавшимся сквозь гул ливневых струй. При таком раздрае Юлиных чувств следить за ней было несложно, но и на глаза попадаться не стоило: последствия непредсказуемы.

Парчок все не кончался, показавшись Вадиму куда просторнее, нежели днем. И даже живность в нем завелась, судя по трепыханиям Вадимовых сетей сразу в нескольких местах. Конечно, не столь чудовищная, как в глухомани, но и не мелкая, вроде кошек или собак. Пожалуй, ближе к медведям, а? Если они вправду водились в окрестных лесах, а нагрянувшие чужаки вытеснили их в окраинные районы, где днем мишки могли прятаться в пустых домах, а ночами шастать по улицам, подгрызая редких прохожих… Да бред это! — спохватился Вадим. На людей нападают сами люди, больше некому. Мало тебе вчерашних красавцев? И уж мишки насиловать не станут, иначе это не мишки!

Машинально он бросил взгляд в сторону ближайшего трепыхания, происходившего почему-то высоко над землей, и в этот миг, будто подгадав, небо расколола ветвистая молния, саданувшая по ушам и всему телу ошеломляющим грохотом. На миг окрестности захлестнуло пронзительным светом, и в глубине соседней кроны Вадим с содроганием разглядел оскаленную харю, напоминавшую гориллью маску — из тех, что некогда продавались у частников. Этого не хватало! — растерянно подумал он. Гориллы-то здесь откуда?

Однако молния уже погасла, погрузив город в еще большую тьму, и теперь Вадим мог отслеживать странных зверей лишь по своим незримым нитям. Было их в парке трое, еще с пяток бередили мысле-облако на самой периферии. Неслабая стая, если каждый тянет центнера на три, как и положено гориллам. И уж эти способны на насилие, по крайней мере анатомически — с последующим надругательством, разрывами тканей и прочим.

Вадим двинулся было к Юле, намереваясь предупредить, но та вдруг разметала полы дождевика и со всех ног припустила к ближним домам, тоже что-то почувствовав или увидав,— а по асфальту бежать было не в пример легче. Он крикнул девушке вослед, но если она услыхала Вадима сквозь ветровой вой, то вряд ли узнала и лишь прибавила ходу. Чертыхнувшись, Вадим помчался за ней — сначала наискось, ломясь через кусты, затем по дороге. Бегал-то он куда быстрей, однако фора у Юли оказалась приличной, и она первая вырвалась из парка. Но вместо того чтобы нестись по тротуару дальше, сторонясь темных подворотен и воплями отпугивая зверей, девочка вдруг повернула и нырнула в ближайший подъезд, погружаясь в глубины брошенного дома,— а оттуда, теперь Вадим ясно видел, навстречу ей устремился еще один зверь.

Господи, с отчаянием подумал Вадим, туда-то ее зачем понесло? Ищет приключений на свою худенькую попку? Мало ей прежних!..

Не замедляясь, он влетел в подъезд и понесся вверх по лестнице, стараясь не потерять слабенькое эхо Юли, задавленное разбуженной яростью чудищ. Близость и доступность жертвы отозвались в них всплеском первозданной свирепости, а может, просто подошло время и полуночные убийцы вступали в права. Бушевавшая в них сила больше не казалась Вадиму странной — она ужасала, точно предвестник смерти.

Все это живо напомнило ему недавний рейд, только теперь он был вне бэтра, вне доспехов, а к тому же без огнестрела. На бегу Вадим подобрал с захламленного пола проржавелую стальную трубку — хоть какое-то оружие!..

С разгона он проскочил лишний пролет. Потеряв след, тут же вернулся на лестничную площадку и по длинному коридору побежал вдоль цепочки светящихся отпечатков, ноздрями ловя знакомый запах. Вступил в одну из квартир, ощущая зверя совсем близко. Только бы не Мститель! — взмолился Вадим. Уж этот заломает любого, и огнестрел бы не спас.

Пронзительный визг… Где?

Через раскуроченный проем Вадим вскочил в соседнюю комнату, просторную, словно дворцовый зал. В сумраке высилась громоздкая нагая фигура метра под два с половиной, несокрушимая, как статуя командора, а в руках ее визжала и билась Юлька, тоже вполне голая. Кажется, ее целились нанизать на торчащий узловатый сук.

Уронив трубку, Вадим снова прыгнул и с лета заехал фигуре под ребро. Охнул — кулак словно в камень угодил. Но статуя, мгновенно ожив, отшвырнула девушку и развернулась к Вадиму. Черт, снова эта гориллья маска!..

С яростью Вадим врезал носком в пах шутника и едва не взвыл: опять камень. Увернувшись от растопыренных рук, скользнул в сторону, однако насильник не попался на уловку и попятился к Юльке, в истерике катавшейся по грязному полу. Да что у нее, ноги отнялись?

— Беги, дуреха! — сорванно крикнул Вадим, подхватывая осколок кирпича и пугая противника ложными взмахами.— Беги, ну!..

Бесполезно — невменяема!

Вадим швырнул в гиганта кирпич, следом — второй, но так можно было отвлечь его на секунду-другую, не больше. А чтоб обежать этот оживший памятник, подхватить девушку на руки и без помех убраться, требовалось не меньше пяти.

На пружинящих по-кошачьи ногах Вадим двинулся к противнику, расставив закаменевшие кулаки. Утробно ворча, словно трактор на холостом ходу, тот поджидал его, кряжистым телом заслонив девушку. Черт знает: может, они и охотились стаей,— однако делиться добычей исполин явно не собирался ни с кем. А чудовищная мускулатура ему вполне это позволяла. На полную гориллу он, правда, не тянул, но на три четверти — пожалуй. Выглядел исполин как сон билдера. Бедра казались бы поперек себя шире, если б не их длина,— и голени не короче, и руки соответствовали. А подпиравшие плечи “крылья” вполне годились для парения. Это были какие-то иные пропорции — титанические. Такого обилия мышц Вадим не встречал ни у одного “химича”, разве только…

Провалиться мне в ад, запоздало сообразил он, это ж серк! Только совершенно уже слетевший с катушек, одичавший до полной невменяемости. То-то я принимал его за зверя, пока не увидел воочию. Раньше они теряли контроль иногда, в драке либо под железом,— а теперь свихнулись вовсе. И все-таки это лишь серк, а значит, с ним вполне можно иметь дело. Трудно, страшно — но можно.

Приблизившись на длину рук, Вадим продолжил свое “порхание бабочки”, мгновенными тычками жаля противника в лицо — раз за разом, благо они не слишком разнились ростом… ну, на голову. Зарычав, тот взорвался страшным ударом, однако ожидавший этого Вадим увернулся, хотя впритирку: скорость у гиганта оказалась на изумление. И снова принялся раздражать его болезненными выпадами, подгадывая следующий взрыв, а заодно все глубже проникая в чужую психику. Теперь Вадим даже не очень волновался, будто занимался привычным, давно освоенным делом. Сознание серка напоминало обычный комп, даже не из самых навороченных, и оставалось лишь разобраться в базовой программе, чтобы послать на вход нужные раздражители и получить предсказанный результат.

Но оказалось, Вадим поспешил с выводами. А может, не углядел одну из подпрограмм, внезапно включившуюся. Видимо, прежде этот серк больше баловался борьбой, и когда ему наскучило получать зуботычины, он попросту поймал Вадима за плечо, второй рукой подцепил за штаны и с разворота отправил кувыркаться через всю комнату, едва не своротив дальнюю стену.

Черт, здорово он меня! — оценил Вадим, в ошеломлении елозя ладонями по полу. Семь пудов — как котенка! Красиво я летел…

А серк уже склонялся над оцепеневшей Юлей, на время забыв о поверженном противнике. Под руки Вадиму подвернулась давешняя трубка, легкомысленно оброненная в начале схватки. Ухватившись, он с силой запустил ею в бугристую спину, и железка угодила точно по центру — с жутковатым хрустом. Рыкнув, серк развернулся, мерцающие глаза нацелились на врага. Он походил сейчас на громадного краба с угрожающе расставленными клешнями — характерная стойка серков перед атакой. Избежать ее невозможно. Как и противостоять ей.

Серк пригнулся и рванулся вперед. Мощные ноги рвали пол, с каждым скачком он набирал скорость, наклоняясь все ниже,— будто живая торпеда в пару центнеров весом. Такой таран прошибал любую дверь, и остановить ее обычному человеку…

Стряхнув оцепенение, Вадим устремился навстречу. Прямое столкновение наверняка бы покалечило его, но в последний миг он изо всех сил оттолкнулся и взлетел головой вперед, пропуская серка под собой,— тот лишь и успел, что взбоднуть шишковатым черепом, наподдав Вадиму по бедрам. Перевернувшись сверх запланированного, Вадим благополучно приземлился на четвереньки, пару раз кувыркнулся и вынесся на колени — как раз вплотную к Юле. Забросил ее на плечо и помчался к выходу, затылком чувствуя настигающее дыхание серка.

На шаг впереди Вадим влетел в проем и тут же метнулся в сторону, пропуская мимо себя преследователя, вновь разогнавшегося до опасного предела. И со всей этой ошеломляющей, убийственной скоростью тот врезался во второго серка, уже раскинувшего лапы для перехвата. Бог знает, как он выследил Юлю (по запаху, что ли?), однако подоспел как нельзя кстати, а Вадим вовремя его засек, чтоб организовать эту костедробительную встречу.

Второй серк не уступал габаритами первому, но от чудовищного напора опрокинулся на спину, ухитрившись, однако, вцепиться в противника. Беснующимся ревущим клубом они покатились по комнате, круша мебель и снося перегородки, вздымая тучи пыли и трухи,— зрелище феерическое.

Вадим не стал дожидаться, чем закончится схватка раззадоренных монстров,— перехватив удобнее Юлю, он скользнул к лестнице и побежал вниз. Но, спустившись до третьего этажа, замер, вдруг ощутив рядом с домом еще одного серка, спешившего за своей долей. Затем и увидел его. Склонившись к самой земле, тот грузно трусил по следу, даже и в дождь безошибочно фиксируя запах самки. Хотя сверху серк казался приземистым, в остальном он был подобен двум колоссам, уже поспевшим к раздаче. И столкновение с ним не сулило радости.

Придавив девушку к плечам, Вадим с места скакнул в сторону, чтоб не отвлекать следопыта лишними отпечатками. Тут же нырнул в ближнюю квартиру, бережно опустил Юлю в подвернувшееся кресло и запер дверь на все обнаруженные замки. Потом привалил вход парой шкафов, по возможности стараясь не шуметь, хотя грохот от продолжавшейся наверху битвы заглушал все. И только затем позволил себе расслабиться, считая ссадины и ушибы — последнее время такие приобретения сделались привычными.

— А если и здесь найдут? — шепотом спросила Юля, наконец обретя голос.

— Сиганем в окно — делов-то! — пожал плечами Вадим, стараясь не переиграть с небрежностью.— К тому же вряд ли найдут: мозгов не хватит. Они сейчас другим местом думают, если думают. Ты сама — как?

— Не дождешься,— сказала она, пытаясь усмехнуться.— Еще тебя переживу, вместе с твоей тетенькой!

— Ноги-то держат?

— Сейчас спрошу.

Спустив их на пол, Юля с трудом поднялась и побрела по темному коридору, придерживаясь за стену, словно старушка. Учитывая, что на ней сохранились только босоножки, смотрелось это занятно. А впрочем, много ли надо такой крохе? После недавних выплесков пошла обратная волна — апатия, полный упадок сил.

— Лучше нам забраться глубже и вести себя тихо,— заметил Вадим.— У этих зверей не уши — локаторы!

Не оборачиваясь, Юля кивнула, слишком сосредоточенная на том, чтобы не упасть. Догнав, Вадим под локотки провел ее в дальнюю комнату, весьма кстати оказавшуюся спальней, где уложил на продавленную кровать и завалил тряпьем, обнаруженным в стенной нише. Не очень гигиенично, зато теплей. К тому же здесь и окна уцелели, что удивительно,— наверно, из-за глубокой лоджии, не подпускавшей к стеклам град. Зато самой лоджии досталось крепко — вот и сейчас по дырявым перилам барабанил свирепый дождь.

— Добавила хлопот, да? — вяло спросила девочка.— Старших не слушаю, шляюсь где попало, даже трахаюсь не с теми. А зачем было мешать — тебя просили? Может, как раз это чудище я искала всю жизнь!

— “И не больше, и не меньше”? — хмыкнул Вадим.— Тогда не надо было визжать.

— Может, я от удовольствия!

— Еще не поздно,— он кивнул на дверь.— Получишь в тройном размере.

— А-а, все равно не пустишь! — заявила Юля уверенно.— Ты ведь словно тот собак, что “сам не гам”. Как ты на него накинулся, а? Чуть не покалечил бедняжку. Кстати, вы не родственники? Уж так похожи, так похожи!..

— Окстись, Юлька! Он тяжелей меня раза в полтора.

— А ты меня — во сколько? — спросила она.— После различия вдвое начинается “много”.

— …сказал мышонок.

— Что ты понимаешь в женской красоте? Тоже, ценитель!..

Она вдруг заплакала, отворачиваясь и сердито шмыгая носом. Смутившись, Вадим неслышно прошел к окну, выглянул в ночной парк, все так же секомый ветром и ливневыми струями. Возвращаться в общагу не хотелось — даже если забыть о прочих серках, наверняка не возражавших бы поучаствовать в облаве. Морщась, Вадим отвернулся и снова сунулся в нишу, разыскивая для девушки подходящий балахон — взамен утраченного.

— Полежи со мной,— неожиданно сказала Юля.— Хотя бы здесь — полежи. Так холодно!..

Нанялся я всех обогревать? — подумал Вадим. Хотя, по правде, за согрев такой куколки и самому не грех доплатить — вон Тиму только свистни!..

— Ну иди,— позвала девочка и пригрозила: — Не то опять зареву!

Со вздохом он опустился рядом, предварительно сбросив куртку. Тотчас Юля прижалась к нему дрожащим тельцем, будто и вправду желала только погреться. (“Обидно, да?” — усмехнулся Вадим про себя.) Обеими руками он обхватил этот хрупкий комочек и, прикрыв глаза, снова разбросал вокруг мысле-облако. Троица серков уже разобралась между собой и теперь озлобленно рыскала по лестнице, изредка удаляясь от Юлиных следов по этажным коридорам. Не дай бог, наткнутся на запертую Вадимом дверь и что-нибудь заподозрят. Сейчас он почти жалел, что, поддавшись порыву, затаился в пыльном ворохе,— не лучше ль было подождать за дверью, пока третий монстр присоединится к двум первым? Затем скатиться к выходу и улепетывать во всю прыть… С Юлькой на плечах и сворой серков на пятках? Далеко бы он убежал!..

— Почему здесь никто не живет? — тихонько спросила Юля.— Теснятся в своих норах, а тут такие хоромы!.. Запрещают, что ли?

— Да ради бога! — сказал Вадим.— Только здесь ни электричества, ни воды, ни отопления, ни тивишных кабелей. У нас ведь мало чего запрещают впрямую — просто создают условия и настраивают общественность. И втихаря подавляют странников — если те все же сунутся куда не надо.

— “Если в доме нет воды…” А мне так пить хочется!

— Нет проблем — на балконе небось намело. Только чуть позже, ладно? Когда затихнет эта чехарда.

С облегчением Вадим вздохнул, увидев, как серки один за другим, потянулись к выходу из подъезда, разбредаясь затем по окрестностям в поисках других жертв. Значит, и на сей раз его не подвела интуиция.

— Но мне хочется горячего — возразила Юля, острыми зубками покусывая его шею.— Снег топить — бр-р-р,— ее передернуло.— Ну-ка, где у нас артерия?

— Похоже, согрелась,— заметил Вадим.— Готова к новым подвигам, да?

— Вполне.— Разбросав тряпье, Юля оседлала его поверх живота да еще подергалась вперед-назад, словно проверяя прочность посадки.— Как,— спросила деловито,— подпруга не жмет? Похоже, нам тут всю ночь кувыркаться!.. А каково там твоей тетеньке — одной? — Девочка злорадно хихикнула.— В конце концов я даже выиграла, верно? И ты не внакладе. Хотел разобраться с ночными смертями — сподобился. А кто тебя навел? Цени!

— Еще скажи, будто планировала это с самого начала,— фыркнул он.

— Важен результат — сам говорил.

— Собственно, в чем он?

— Ведь мы нашли убийц?

— Мы нашли только серков — то есть бывших билдеров, через “химию” достигших предела и заплативших за это безумием.

— Разве не одно и то же?

— Что-то здесь не так,— сказал Вадим.— Серк, конечно, скотина, даже убийца, но не садист. Он не стал бы измываться над жертвой — просто попользовался бы ею, в крайнем случае свернул шею, чтоб не досаждала воплями. Но рвать на части — зачем?

— Он же урод!

— Моральный, хочешь сказать? Конечно, он ненормален, как всякий душегуб, в нем разорваны горизонтальные связи — он только тешит своего Зверя. Но ведь и звери не проливают кровь попусту… если только не кормятся ею.

— Чего? — недоверчиво спросила Юля.— Куда тебя повело?

— Хорошо, начнем с начала. Что есть человек?

— Ничего себе вопросец! — фыркнула девочка.— “Аз есмь царь”.

— Ну что, по-твоему, отличает его от зверей?

— Наверное, ум.

— И все? Но ведь серки не стали глупей — просто животные позывы затмили им разум. Можно быть сколь угодно умным, при этом оставаясь совершеннейшим зверем, к тому же Хищным. Значит, что?

— Ладно, сэнсэй, давай без наводящих вопросов. Я сейчас не в том настроении.

— Значит, суть в том, что над чем довлеет: разум над инстинктами или наоборот. Проще говоря, что в человеке главенствует: душа или тело… Ты же веришь в душу?

— Ну, предположим,— нехотя признала девочка.— Во что-то ж надо верить?

— Представь ее как сгусток потусторонних полей, уцепившийся за реальность с помощью тела, запрограммированного на выживание и размножение. Это словно скафандр для чужой планеты… даже не скафандр — планетоход. С автоматизированным пультом управления и борто-компом-мозгом, с моторами-мускулами, датчиками, средствами связи…

— Повторяешься, проповедник, повторяешься! — пробормотала Юля тихонько, однако Вадим услышал.

— Для разгона,— пояснил он.— Необходимое вступление к следующей теме. Сегодня поговорим о водиле… Так вот, пока душа здорова и сильна, от телесных позывов ее защищают мощнейшие энергетические перегородки. И никакие “грехи” с “искусами” не угрожают ее “святости”, ибо телепатически она замкнута на миллионы, то есть совестлива по определению. К такой душе не пристает грязь, хотя б она торговала телом ради пропитания. По завершении жизненного цикла человек все равно “угодит в рай” или же “возродится на более высоком витке” — кто во что верит.

— “Жизне-сила”, да? — вставила Юля, снова демонстрируя обновленную память.— “Телепатостанции”, “Хаос и Порядок”, Гога и Магога…

Впрочем, времени с того заседания воображенцев прошло еще меньше, чем после первой “проповеди” Вадима,— на целый день.

— Но “химия”, судя по всему, разъедает перегородку,— невозмутимо продолжил он,— и обесточивает станцию, направляя высвобожденную энергию на предельное развитие плоти. А когда инстинкты проникают в рассудок, у того появляются новые, вполне животные ориентиры, и свою интеллектуальную мощь он направляет совсем в иную сторону. Поначалу человек попросту звереет и принимается наверстывать недоданное. Но вот затем… И что затем, а?

— Тебе видней,— буркнула девочка.— Ты умный и старый, тебе уж не до женщин — лишь бы навыступаться всласть!.. К чему вам наши совершенства, верно?

Кажется, тема начала ей приедаться. Пора подбрасывать новую.

— Знаешь, Юленька,— сказал Вадим,— а ведь похоже, что на тех бедняжек нападали вампиры.

— Совсем здорово!

— Ну да — из тех, кто благоденствует на чужих страданиях, заряжается энергией, отбирая у других. А кровь им нужна, как аккумулятор Хаоса.

— Ты спятил, Вадичек,— откуда в нашем захолустье вампиры?

— Ну, не относись к ним с таким пиететом,— сказал он.— В конце концов, вампиры начинаются с нарушителей тишины — когда одному плевать на покой тысяч. Может, так они утверждаются? Или мстят? По мне, они смахивают на вздорных шавок, самозабвенно брешущих на всех — лишь бы заметили!..

— Не морочь мне голову,— возмутилась девочка.— “Нарушители”, “шавки” — пф-ф!.. Ты ж говорил об энергетических вампирах.

— Как по-твоему,— неожиданно спросил он,— зачем люди трахаются?

— Для удовольствия, конечно,— сразу ответила Юля.— Еще — для здоровья.

— И все?

— Разве мало?

— Большинство насильников, чтоб ты знала, не получают от насилия радости. Для них это способ возвыситься — в своем мнении, в глазах жертвы. Они не могут утвердить себя иначе, как втаптывая других в грязь.

— И что?

— А то, что насильники тоже вампиры — на свой лад.

— Господи, опять вампиры!.. У тебя такой пунктик?

— Самое забавное, что у них-то связи с людьми не порушены — лишь искажены. Изменена полярность, понимаешь? Поэтому им тем лучше, чем хуже другим. И наоборот: “зависть иссушает” — помнишь?

— Так ведь это садизм!

— Именно. Но не только. Представь, что жизне-силу у людей можно отбирать. А для этого надо впечатать в них отражение своей сути — ужасом, пытками, унижением,— чтоб образовать между отражением и собой энергоканал. Как бы наложить на чужое сознание собственную матрицу и укорениться там намертво, чтобы затем испить до дна,— или, если хочешь, “наложить заклятие”.

— Господи…

— Можно проделать это с единственной жертвой, а можно нагнать страху на миллионы, что и вытворяли тираны, от фараонов до Кобы,— эдакие суперупыри! Можно даже внушить подданным благоговение, принуждая к самоунижению ради выживания, и тянуть, тянуть из них жизне-силу, собирая ручейки в реку, чтоб и после смерти жить в людских сознаниях, зацепившись за свои отражения. Наверно, в этом и есть величие деспотов?

— Спустись на землю, а? — попросила Юля.— Про “заклятие” — это всерьез?

— Абсолютно. Лично я понимаю его как наложение на душу сторонней матрицы — искусственной либо конкретного индивидуума. Способы бывают разные: от пресловутой “любви” до изощренного садизма… впрочем, не знаю, что больней. А нужен сей грабеж затем, чтоб максимально задействовать свое тело,— недаром же маньяки такие силачи!.. Это что касается “энергетического вампиризма”.

— Ты пугаешь меня,— прошептала девочка.— Есть и другой?

— Пробрало, да? — засмеялся Вадим.— Больше не клонит в сон? Что ж, “давай бояться вместе” — если смелая.

— Жду ответа,— напомнила она.

— Это уже из области фантазий,— предупредил Вадим.— Устроит?

Юля молча кивнула.

— Помнишь, чего наплел тогда Игорек про отражения Хаоса и Порядка, в просторечии именуемые душой? — Она кивнула вторично.— Представь их, то есть отражения, как два разноименных заряда, индуцированных начальными стихиями и заключенных в единый объем. Ну, с Порядком более-менее ясно: он задает организму программы. Что до Хаоса, то без него не было б жизни. И развития, ибо это Хаос вносит в организмы изменчивость. И смерти, конечно,— когда изменения, накапливаясь, становятся “несовместимыми с жизнью”. Оба заряда концентрируются обычно в пределах мозга, но частицы их разносятся кровью по всему телу.

— Хорошо,— закрыв глаза, сказала девочка,— я представила… Чего дальше-то?

— А теперь убери из души Хаос. Что останется?

— Порядок,— послушно ответила она.— “И” осталось на трубе.

— Ну, не сам Порядок, скорей его отражение — может, даже вторичное или третичное…

— Четвертичное,— буркнула Юля.— Как период.

— К тому ж, не исключено, искаженное. Короче, в душе остается только набор программ, более или менее удачных. Изменения в организме прекращаются, он фиксируется на достигнутом рубеже. Лишь устраняются нарушения: болезни, ранения — причем с волшебной быстротой. Многодиапазоновая телепатостанция, ориентированная на души других, выключается либо преобразуется в лучевой передатчик подавляющий и подчиняющий чужие сознания (если там найдется, за что зацепиться). Власть такого человека над другими становится чудовищной, его могущество устрашает, энергетические ресурсы бездонны, он практически бессмертен — венец эволюции, и только! Но и жизни в нем больше нет. А сам монстр так же абсолютно подчинен собственному господину, ибо он — лишь ступенька в жесткой и незыблемой пирамиде, вершиной упирающейся в Подвал, где собраны знания Вселенной.

— Он что же теперь, робот? — обмирая, спросила девочка.

— Вампир,— поправил Вадим.— Причем настоящий, классический.

— И даже кровь хлещет? Господи, но зачем?

— Чтоб зацепиться за наш мир. Раньше его удерживало равновесие между отражениями Хаоса и Порядка либо разветвленная корневая система, проросшая в души других. Теперь для выживания ему необходимо вводить в себя недостающий заряд, иначе его попросту выдавит в родственную среду. А что является лучшим разносчиком Хаоса? Свежая, парная кровь!.. Еще можно выгрызать у живых мозг, но технически это сложней. И чем необузданней, вольнолюбивей жертва, тем слаще ее соки. Вообще я полагаю, что “охоту на ведьм” во все времена организовывали именно вампиры. Ибо у ведьм обратный перекос и Хаос в них прямо бурлит. А уж если к вампирам угодит истинный, цветной маг!..

Юля ощутимо содрогнулась, и Вадим тут же замолчал, пристыженный. Кажется, он увлекся настолько, что потерял “контакт с аудиторией”.

— Похоже, ты псих,— сообщила девочка.— А ведь у меня сразу закрались подозрения. Вампиры, надо же! Ясновельможное вампирство как высшая стадия человечества. “Мы наш, мы новый мир построим!..” Больше ничего не придумал?

— Да разве только вампиры? — усмехнулся Вадим.— Здесь такой рассадник нечисти!.. Кстати, никогда не подглядывала ночью за отцом?

— Точно, у тебя крыша поехала! — убежденно сказала Юля.— Конечно, спасибо тебе за жизнь, я с ней как-то свыклась, но, может, не стоит обхаивать моих родичей? До сих пор я и сама с этим неплохо справлялась.

— Ладно, не впечатляйся,— отступил он.— Я предупреждал: это фантазии. Может, я параноик, однако безобидный — сама знаешь. Если хочешь, могу рассказать еще: и про оборотней, и про зомби, и про могущественных черных колдунов, обосновавшихся…

— Как тебе моя попка? — перебила Юля и даже продемонстрировала, извернувшись.— Правда, сладкая?

— Не знаю,— вздохнул он,— не пробовал.

— Так в чем же дело? Доступ к телу открыт, давай пробуй!..

Она легла на Вадима всем туловищем и на минуту затихла, наслаждаясь его жаром и энергичным массажем, прокатившимся по ее тылам от ягодичек до шеи, будто у него включился рефлекс — довольно странный для мужчины в такой ситуации. Конечно, девочка ждала от Вадима большего, но, видно, рассудила, что для начала сойдет и это. По крайней мере, холод ей теперь не грозил.

— А зачем на свете люди? — пробормотала Юля ему на ухо и сама же ответила: — Чтоб их жрали вампиры. По-моему, так!

И хихикнула, довольная шуткой. Чуть погодя потерлась носом о его плечо и попросила:

— Дяденька, научи плохому.

— Где уж мне,— хмыкнул Вадим.— Это молодым у нас — дорога.

— “Дорога ложка к обеду”,— сказала Юля.— Но ты любишь меня?

— А чего б ты хотела: развесистой лапши на ушах или правды?

— Наверно, лапши,— со вздохом призналась она.— Ну хоть немножко — любишь?

— Понемножку я люблю многих — это еще не повод слагать серенады,— возразил Вадим.— Вот если б я возлюбил тебя сильнее, чем себя!.. Но ведь настолько и ты никого не любишь?

— Что я, псих? А впрочем, может, и псих.

— Ты о чем?

— “Что-то с памятью моей стало”,— пожаловалась Юля.— Как раз после твоей обработки мозжечка. Поперли воспоминания, вплоть до самых давних,— и все такие яркие!.. Кстати, чего ты трындел насчет наладки борто-компа? Может, ненароком саданул по блоку памяти?

— Что-нибудь еще? — помолчав, спросил Вадим.

— Еще стала считать не хуже калькулятора. Только задумаюсь — дырк, и выскакивает ответ! Это какой блок?

— Расчетный,— буркнул он.— Даже не блок, а ма-аленькая такая программка, организующая ячейки особым образом. Понятия не имел, что это затронется,— извини.

— Чего там, даже удобно. Знаешь, мне теперь часы не нужны: все время тикает что-то в мозгах — и в любой момент, только спроси!..

— Сколько? — быстро спросил Вадим.

— Два часа сорок одна минута,— ответила Юля голосом телефонной дикторши.— Дырк!

— Смотри-ка — верно.

— Ага, значит, ты тоже?

— А как насчет оперативной памяти?

— А это чего?

— Это — количество данных, коими способен оперировать,— объяснил Вадим.— Чем выше ОП, тем сильнее склонность к системному мышлению, тем большие проблемы можно охватить за один присест.

— Ну, это я не знаю,— сказала девочка.— И скучна мне твоя ОП, так что не приставай. Без того на душе мерзко.

— Хочешь, утешу?

— Хочу,— сразу ухватилась девочка.— Даже знаю — как. Главное, тебе ничего не придется делать…

— Я о другом,— оборвал он.— Твой “папуля”…

— Ну?

— …вовсе не отец тебе. Даже не родственник.

— Класс!.. Это ты сейчас допер, да?

— Это я в тебе откопал, в твоей памяти. Сама ты забыла.

— Ага,— сказала Юля после паузы.— А мать?

— Мать настоящая.

— Ну хоть что-то. Хотя бы покойников у меня не отбираешь.

— Бог с тобой, Юленька, я-то при чем?

— При том, что ты это выдумал! — выпалила девочка.— И знаешь зачем?

— Ну?

— Чего “ну”?

— Ну, не знаю,— усмехнулся Вадим.

— Чтоб подкрепить себя еще и этим. Как же: сиротка, бедненькая, деточка!.. Разве такую можно тронуть?

— Но ты и вправду малолетка — подсудное ж дело!

— Очень колышут тебя суды — кому другому напой!.. Между прочим, по законам шариата я уж года три как могла выскочить замуж.

— Во-первых, я не мусульманин.

— Это в-третьих,— гневно перебила Юля.— Во-первых, ты меня не хочешь.

— Тогда мне бы не потребовались подкрепления,— возразил Вадим.— Уж если я кого не хочу, то… извини.

Попрепиравшись еще с пяток минут, девочка заснула, согретая его теплом и укутанная мысле-облаком. Чуть погодя расслабился Вадим — даже вроде задремал. Однако вскоре проснулся, сквозь шум непогоды различив знакомое гудение.

Осторожно он приподнял голову, вслушиваясь. Но сейчас же очнулась и Юля, будто на время сделалась его продолжением.

— Чего? — спросила с беспокойством.— Не серки, нет?

— Господи,— пробормотал Вадим,— он меня достал!..

— Кто?

— Да “ворон” этот: опять разлетался. Каждую ночь — что твой серафим!.. Теперь-то по чью душу?

Прошлепав к балконной двери, он скользнул наружу и опустился коленями в сугроб, положив руки на перила, а подбородок на руки, чтобы не слишком маячить. Спустя минуту на балкон впорхнула Юля и привычно оседлала Вадима, распластавшись на его спине, точно лягушка, а поверх закрывшись одеялом. Чуть впереди них, вдоль балкона, уже вовсю мела метель, заслоняя далекие дома и соседнюю рощу. Однако вблизи было тихо, только сыпал густой снег, пушистыми хлопьями оседая на одеяло. А воздух даже не казался морозным — наверняка внизу, на еще теплой земле, было слякотно, как обычно. Похоже, холод подступал сверху — и с каждой ночью все ближе.

— Что-нибудь видишь? — шепнула девочка на ухо.— Я — полный ноль!

— Угу,— откликнулся Вадим.

— Глазами?

— Глазами тоже — в инфрасвете. Хотя с трудом.

Действительно, он уже пробыл в темноте достаточно, чтобы включилось тепловидение — хоть какая-то зрительная привязка. Иначе пришлось бы целиком переключаться на мысле-облако, устремив его за сотни метров — неизвестно куда, по искаженным звуковым ориентирам.

— И что происходит?

— Охота.

— Снова? — ужаснулась Юля.— Господи, помоги дичи!..

— Теперь, кажется, обоюдная,— уточнил он.— Стая на стаю, хищники против хищников. Погоди-ка.

Вадим тепловидел и видел настолько мало, что ситуацию приходилось додумывать. Он мог различать только расположение и перемещение участников странного действа, благо прирученная свирепость Шершней разительно отличалась от ярости диких серков. Последние не убоялись бронированной вертушки, хотя наверняка предполагали на ней пулеметы. А отступали (к домам или к деревьям) больше для того, чтобы надежней подобраться к летающей крепости. И что затем: свернуть ей винт, оторвать хвост? Закопать в огороде на черный день?

Однако “ворон” не стал дожидаться от серков решительных действий. Метнувшись за одним из них, он на мгновение завис и вдруг круто взмыл, потащив за собой серка, словно на гарпуне. Но Вадим не ощутил в последнем ни агонии, ни боли — только слепое бешенство угодившего в ловушку зверя. Потом серка втянули внутрь вертолета, и его сознание померкло, будто выключилось. А “ворон” устремился за новой добычей, и процедура повторилась с отработанной до автоматизма точностью.

Зато с третьим серком вышла загвоздка. Только “ворон” захватил его, как двое других гигантов подскочили к канату и слаженно дернули. Даже их суммарного веса оказалось недостаточно, чтобы поколебать могучую машину, однако Шершни тотчас сбросили канат и погнались за следующей целью. Оставив спеленатого товарища, раззадоренные серки кинулись следом.

— Так,— негромко сказал Вадим.— Теперь я оставлю тебя минут на пять.

— Я с тобой! — вскинулась девочка.

— Это может быть опасно,— предупредил он,— и холодно.

— Лучше опасность, чем страх,— рассудила Юля.— А против холода есть испытанное средство — мужчина.— Соскочив со спины Вадима, она плотней закуталась в одеяло.— Пошли, что ль?

— Ужель тебе жизнь не дорога?

— Ну, умру и умру,— отмахнулась малявка.— “Значит, нам туда дорога”.

Вообще и у него возникло ощущение, что из дома лучше убраться,— будто на подходе новая угроза, круче прежних. Уж не грядет ли сюда Мститель, пальцами раздирающий плоть?

Подхватив девочку на руки, Вадим пронесся через квартиру, сбежал по ступеням. Нырнув в проем подвального входа, бережно сунул ценный сверток в кабину двуколесника, припрятанного здесь со вчерашней ночи. (“Может, неспроста я выбрал этот подъезд? — подумал мельком.— Не прорываюсь ли я в будущее куда дальше, чем на пару минут,— хотя бы подсознанием?”) Затем вытолкал машину из подъезда, разгоняя по ступенькам оседлал и на малой скорости покатил к поверженному серку, сразу натягивая над собой тент, чтоб укрыться хотя бы от ветра со снегом, если не от мороза. Впрочем, внизу воздух и вправду оказался теплей — это вам не подбугорные склоны!

Вылавливая остатки стаи, “ворон” улетел далеко, почти скрывшись из виду,— мелькал где-то за домами и вряд ли собирался вернуться в ближайшие минуты. Однако Вадим уже знал, сколь цепко тот умеет держать след, а потому не задержался ни на миг: ухватил спеленатую рычащую тушу за отступающие кое-где жгуты и единым махом зашвырнул в багажник, едва там уместив. Потом снова сел за руль и погнал колесник прочь от облавы и в сторону от нового убежища, постепенно набирая скорость.

— Делаешь запасы на зиму? — полюбопытствовала Юля, обхватив его талию гибкими ногами.— Будешь отрезать по кусочку и смаковать, смаковать. И радоваться: неужто все мое? Мяса-то сколько, мяса!..

— Не хочешь его в домашний зверинец?

— Боже упаси! — содрогнулась девочка.— Уж лучше крокодила.

— К утру серк оклемается, я уверен.

— Аккурат до следующей ночи, да?

— Наверно,— согласился Вадим.— Потребуется хорошая клетка. Думаю, он и сам не станет возражать, если придется выбирать между тобой и Шершнями.

— Если придется выбирать,— хмыкнула Юля,— он слопает всех!.. А ты что, настолько не любишь Шершней? Интуитивно, да?

— Экстрасенсорно,— сказал Вадим.— Могу я себе это позволить или подо всё должен подводить базис?

А ведь Шершней, если по правде, благодарить надо, подумал он. Уничтожают маньяков-убийц, вылавливают серков. Санитары каменных джунглей, чтоб им!.. Ладно, теперь я узнал и такой их охотничий прием, а кто предупрежден, тот, понятное дело, вооружен. Лучше бы, конечно, станковый плазмомет — это уравняло б шансы, хотя не полностью.

— Как думаешь, твой “папенька” уже убрался на службу? — спросил Вадим.

— Хочешь сбагрить меня родичам? Фиг вам!

— Тоже, индианка нашлась — “фигвамы рисует”!.. Ты понимаешь, что “ворон” вернется за добычей, лишь только покончит с остальными?

— И что?

— А то, что он берет след получше иных собак! Черт знает, сколько должно пройти времени, прежде чем заметет наше остаточное тепло.

— Есть и еще сюрпризы?

— А что он плюется шаро-молниями, знаешь?

— Подумаешь! — с презрением сказала Юля.— В тебя-то он точно не попадет.

— Мне бы твою уверенность,— проворчал Вадим.

Однако спорить не стал — тем более она снова прижалась к его спине и стало чертовски трудно отделять девочку от себя. Вот и еще девиз: “Не прислоняйся!”

— Такой вопрос: к чему Шершням живые серки? — сказал Вадим.— Насколько знаю, “химия” исходит от Роя, а серки — конечный продукт этой гадости. Выходит, их специально готовили под некую задачку, пока нам не ведомую?

— Ничего себе — продукт! Вправду, что ль, их пускают на мясо?

Теперь Юля подумала об этом всерьез, и Вадим ощутил ее отвращение. Кажется, она даже слегка пожалела своего недавнего обидчика: как известно, “волкодав прав, а людоед — нет”. Впрочем, хари в крови у обоих.

— Тогда проще было бы серков отстреливать,— возразил Вадим.— Видимо, их все же приручают — только как? — Он покачал головой: — Представляешь боевичка: в пару центнеров весом, с силой и реакцией гориллы, по ноздри заправленного боевыми рефлексами!

Вадим оглянулся на четкий след двуколесника, жалея, что тот не способен летать подобно “ворону”,— фиг бы тогда его страшили Шершни! На самой периферии мысле-облака Вадим еще ощущал их, по-прежнему занятых отловом серков, но, видимо, уже последней пары. Упрямцы засели в одном из брошенных домов и выжидали момент, чтобы сигануть на черную кабину вертушки,— действительно они не боялись ничего. И Шершни, похоже, сменили тактику, выцеливая в окнах мелькания серков, чтобы всадить в них что-то усыпляющее — иголки, что ли?

Судя по всему, охота затягивалась, и это было Вадиму на руку, укрепляя надежду, что нестихающая метель, сквозь которую они уносились, все-таки затушит их полыхающие в инфрасвете следы. На сегодня уже хватит приключений — с Вадима и тем более с Юльки. А устраивать гонки между колесником и вертушкой, да еще с односторонней пальбой (про запасенный в бардачке огнестрел он старался не думать),— на любителя. Конечно, попасть в Вадима непросто, как и загнать в глухой тупик: такой водила не многим по зубам,— но кто знает, не запасено ли у Шершней еще сюрпризов?

Своим тепловидением Вадим углядел впереди два крупных пятна, наплывавших по стиснутой заборами дороге, и поспешно перенацелил мысле-облако на новые объекты. Ими оказались колесники блюстителей — в каждом по паре. Катили они навстречу не спеша, зато в боевом строю, будто затеяли перехват. Да еще растопырили над самым асфальтом заточенные серпы, перегородив все шоссе. Сдурели они, что ли? — удивился Вадим. Раньше на крутарей без повода не наезжали, а уж тем более не пытались подсечь шины. С чего блюстов обуяло служебное рвение? Вот когда вправду нужны — поищи их!..

Машины неотвратимо сближались — заворачивать было некуда, тормозить глупо, таранить еще глупей: колесники у блюстителей много массивней, хотя поплоше. Вдобавок эта легальная банда нравилась Вадиму ничуть не больше Шершней. А посему вперед и прямо по центру, не страшась!..

— Ну-ка держись,— предупредил он Юлю.— Идем на прорыв.

Мощным рывком Вадим вздернул колесник на дыбы (благо багажник утяжелен), пропуская встречные машины с боков. Опустившись, ударил передним колесом по серпам, сминая их вниз, затем попытался подбросить заднее колесо — хотя бы слегка. На крутом крене блюстительские колесники вильнули к центру, будто нацелились протаранить наглеца, но тот уже вырвался из западни — впритирку, со скрежетом и протяжным визгом,— и машины врезались друг в друга. Затем разлетелись и на боках закружили по дороге, от стены к стене, вспахивая серпами асфальт. А Вадим, даже не снижая хода, покатил себе дальше, между уводящими в снежную пелену заборами,— практически без потерь, если не считать царапин на багажнике. Еще один его финт увенчался успехом — так и зарваться недолго. Сколько нахалюг на этом погорело!..

— Всего-то? — с пренебрежением спросила Юля.— А я уж изготовилась к протяжному и сладостному визгу.

— Не навизжалась еще?

Вадим оглянулся назад. Шершней уже не было слышно, зато блюсты бушевали вовсю. Впрочем, без особой причины: их даже не расшибло всерьез, ни одного из четырех. А не мешало б, наверно,— в другой раз поостерегутся задевать крутарей. Вадим хмыкнул без веселости: хорошо жить в стае, да не все умеют. В любом случае блюсты помогли замести следы — хоть какая-то польза.