"История любовная" - читать интересную книгу автора (Шмелев Иван Сергеевич)XXIПрошло три дня, а ответа все не было. Только начинало темнеть, я подкрадывался к забору и ожидал, не заслышу ли легких Получив по геометрии три с плюсом, я валялся, задравши ноги, и все сочинял стихи. Я мечтал очутиться с Это случилось в тот самый день, когда получил я по геометрии тройку с плюсом… Я облазил все дырки в столбиках и опять не нашел ответа. Это меня убило. И я написал кратко: «Немедленно ответьте! умоляю, как умирающий! Я готов сделать безумный шаг!» Когда стемнело, я сунул письмо в парадное, дернул звонок и сейчас же понесся в садик. Было совсем темно. Вдруг блеснуло на галерее. Я узнал беглые, легкие шажки, и сердце мое остановилось… Я видел в щелку, как она осторожно подходила, озиралась. Я слышал шепот: – Что – Мальчишка… сумасше-дший… Я даже слышал, как она тяжело дышала: нас разделяли доски! И пахло волшебными духами, негой. – Да где же Руки ее шуршали, обшаривали доски… – Здесь, что ли?… – сказала она вздохом. – Ах, мальчишка!… И она побежала к дому. Я жадно схватил бумажку. Она пахла томящими духами – как будто ароматами Востока, как… мыло «Конго»! Я вдыхал этот запах неги… Божественная амбра!… Я не помнил себя от счастья. Я целовал бумажку, я гладил столбик… Как тать, выбежал из сада. Я не мог зажечь лампу, – так у меня дрожали руки. Зажег. Розовая, нежная бумажка! Она была сложена изящно, как порошки в аптеке. Написано было торопливо: «Чего вы от меня хотите? Я уже сложившаяся женщина, а вы… еще совсем мальчик. Вы очень милы, и я любуюсь вами. Наша Мика нежно целует вас. Как старшая сестра, нежно целую вас, милый, сумасшедший поэт! Пишите, я вам изредка буду отвечать через наш „почтовый ящик“. Пусть это остается между нами, как наша тайна. Не настаивайте на свидании! Не „страсти“ же вы от меня хотите? Ваши стихи наивно-милы. Извольте, можете меня целовать заочно, но зачем же… „шелест моего платья“? Неужели вы любите во мне – „женщину“? Интересно, сколько вам лет? 15? Ваша – увы! – не „богиня“ С.» Я исцеловал строки, и особенно – большую кляксу. Как раз на словах – «и я любуюсь вами»! Я перечитывал без конца, стараясь вычитать сокровенное. «Наша тайна», «не страсти» же вы от меня хотите?… Почему кавычки? «Неужели вы любите во мне – „женщину“?» Опять кавычки! Да, женщину, чудную женщину! Почему ей Моя голова горела. Я схватил перо, и безумство меня помчало. Мне помешала Паша, пришла открывать постель. Я видел замызганную юбку, ушастые ботинки, простоволосую… Меня смущало, как бы не подошла, не протянула губы… – И все-то пишет! – сказала Паша. Я даже головы не поднял. – Чтой-то как хорошо пахнет? Будто хорошим мылом… – Да… где-то обертка была, от мыла «Конго»… – Вот-вот… – потянула она ужасно носом, – «конгой» пахнет!… всю даже комнату продушило… «Продушило! – так меня передернуло, но я сдержался. – И чего она топчется?…» – Ну, учитесь-учитесь, Тоничка… может, потом и меня подучите… – Конечно… Ученье свет, неученье – тьма! – На даче будем, вот и подучите. Она подошла к окошку. – А подснежнички-то уж повяли… – сказала она грустно. – Да уж и пахнут… Она выкинула их в окошко и ушла неслышно. Мне стало легче. Передо мною лежала Я сумасшествовал, отвечая Было еще сильнее. Письмо я закончил стишками, которые я посвятил Паше. Но я переделал их. Я изобразил молнию, ударяющую в сердце. Под ней: Я умолял ответить. «Завтра, когда стемнеет, я буду ждать!» Нужно было сунуть под дверь сейчас же. Я вышел в сени. Было уже за полночь, и луна на ущербе вышла. Я прошел коридорчиком, сенями. Пашино окошко не светилось. Когда подходил – подумал: «Услышит и подумает, что я к ней!» – Это вы, Тоничка?… – услыхал я тревожный шепот. Окошко у ней было приоткрыто. – Я… голова болит… хочу подышать, в садик… – Вот, полунощники, разгулялись… – А ты почему не спишь? – Ах… «Мне не спится, не лежится… и сон меня не берет!» – пропела она сонно – прошептала: – Про кого-то все гребтится… да не знаю, по ком скучаю. Она сидела в окошке, на подоконнике. Может быть, на луну глядела, встававшую над сараями, за галереей: на полу отражались стекла. Было свежо, и она куталась в шерстяную шаль. Я спустился по черной лестнице и прошел к воротам. Гришка не дежурил. На той стороне пастухов дворник дремал на лавочке. Я прошелся по спящей улице. Прыскали в подворотни кошки. Выла у пастуха собака, но кто-то цыкнул – и стало ти-хо – Да так тихо, что дошло из Кремля, со Спасской: пробили часы – двенадцать. У Постойко еще светилось. Я сунул под дверь записку, позвонился тихо и перешел на другую сторону. Парадное открылось и закрылось. Лампа в окне погасла. Опять завыла у пастуха собака. Проехал пустой извозчик, дремал в колени. Луна поднималась из-за дома, совсем косая. Пахло чудесно тополями и березой. Стало как будто парить, сходились тучки. Паша еще сидела. Теперь окошко было совсем открыто. – Нагулялись… – сказала Паша. – Так, прошелся… Я уже прошел мимо. – Тоничка… – позвала она. Я приостановился. – Что вы на меня сердитесь? – Ничего не сержусь… напротив! Выдумала чего-то… сердитесь! – сказал я бодро, а в сердце укололо. – Не на что мне сердиться! Мне стало ее жалко. Я присел к ней на подоконник и только теперь заметил, что она в новой кофточке. – Вот, хорошо… кофточку ты надела, а то такая была грязнуха… Надо всегда одеваться чисто! – ласковей сказал я, придумывая, что бы еще сказать. – Чистенькой-то, известно, лучше! – сказала она грустно. – И франтила б, да нет франтилов… Чистеньких-то и любят! Уличные-то вон, все чисто ходят… – Конечно. Но надо и еще… образование, и красоту… – Хорошенькая да приоденется если… всякому с такой лестно! – сказала она живо. – Не любите вы меня, Тоничка… И она прижалась ко мне плечом. – Во-первых, ничего подобного! Но… эти ужасные экзамены, расстраивают нервы, а я все время только и думаю… Она положила голову на плечо ко мне. Я ее потрепал по щечке. Она вывернула лицо и заглянула в мои глаза. – Не любишь?… – сказала она грустно. – Люблю же, Паша!… Какая ты чудачка… Она протянула губы. Я представил себе ее и нежно поцеловал Пашу. И она меня поцеловала. Я поцеловал ее еще раз, но Паша отняла губы. – Уж я знаю, не любите вы меня, Тоничка! Ну, идите, а то опять проспите… Я погладил ее по щечке и быстро пошел к себе. И все об одном думал: что-то |
||
|