ВОИН УДАЧА (дилогия)

Повествование второе. ЗОЛОТАЯ РОЗА С КРАСНЫМ РУБИНОМ

7. Казаки

Пока он пробирался в горах, пересекал их, стремясь оказаться у западных склонов, жаркое солнце оторвалось от земли и упрямо поползло к вершине небесной сини. Он добрался до склонов хребта в стороне от теснины, но спускаться к степи не стал, направился вдоль гребня к короткому оврагу, где оставил жеребца. Когда до оврага было рукой подать, слабый порыв тёплого ветра донёс до слуха частый топот копыт, как будто степные наездники преследовали жертву. Вскоре показался молодой калмык, отчаянно погоняющий усталую лошадь. Отставая от него на расстояние полёта стрелы, гнали коней два всадника. Они не были кочевниками даже по внешности, а проворству, с каким они управлялись с лошадьми, могли позавидовать лучшие из степняков. Вместо привычных для кочевников луков в их руках были ружья. Однако они не стреляли, были уверены, что догонят кочевника, или боялись привлечь к выстрелу ненужное им внимание.

Молодой калмык не надеялся больше на аргамака, стал заворачивать теряющее силы животное к увиденному распадку с пологим скатом, по которому он мог бы забраться к уступу, потом укрыться за гребнем. До распадка оставалось совсем немного, когда лошадь, замедляя бег, споткнулась о выемку, едва не перевернулась, и калмык свалился с неё на траву. Вскочив на ноги, не оглядываясь на надрывно хрипящую и хромающую лошадь, он бегом кинулся к распадку, на четвереньках полез наверх по засыпанному обвалом камней склону. Первый из преследователей вскинул ружьё, однако опустил без выстрела, и беглец перевалил за выступ, укрылся за ним.

Довольствуясь захваченной лошадью калмыка, оба преследователя развернулись и уже неспешно, однако и не расслабляясь, отправились тем же путём, каким скакали.

Обессиленный беглец опустился на камни. Но он тут же испуганно встал от появления на выступе тени чужой головы и порывисто обернулся. Спускаясь к нему по навалу камней, Удача узнал в нём сторожа лошадей Сенчиной орды, которого он подсечкой сбил с ног прошлым днём, когда выбегал к теснине из ведущего в долину пещерного прохода. Калмык тоже узнал его, и хотя Удача был без оружия, задрожал мелкой дрожью, как суслик перед неожиданно оказавшейся рядом лисой.

– Кто те люди? – спросил Удача; он указал рукой на удаляющихся всадников.

Вопрос калмыка удивил, но не настолько, чтобы он потерял дар речи.

– Как кто? – пробормотал он настороженно, не понимая, с кем встретился. – Казаки.

– Казаки? – раздельно произнёс незнакомое слово Удача. – Они что, напали на вашу стоянку?

Калмыка его независимое поведение успокаивало.

– Они напали внезапно, – объяснил он увереннее и охотнее, чем отвечал прежде. Стоящий перед ним незнакомец выглядел очень внимательным слушателем, и он продолжил.– С казаками ещё русские стрельцы. Мы не ожидали их здесь встретить.

– Так тебе удалось бежать, – сделал вывод Удача. Он глянул в степь, как будто задавался мысленным вопросом, куда же калмык мог мчаться от казаков. – И что, ты хотел предупредить Карахана?

Молодой калмык сухо глотнул и промолчал. Удача хорошо помнил разговор хана с Сенчей в подземной зале, а этот калмык был среди тех, кто убили лазутчиков хана. В его или Сенчи искреннее желание встать на сторону Карахана трудно было поверить.

– Ты, видно, посчитал, что извещённый тобой Карахан нападёт на русских. А ты и твои сообщники тем временем сможете освободиться. Возможно даже, пограбить обоих противников, пока они сражаются между собой. Не так ли?

Калмык опять не ответил, отвёл глаза к камням у ног.

Удача недолго выбирал, чем ему заняться первым делом, искать ли Белого князя или проверить, можно ли рассчитывать на новых союзников. Тряхнув головой, он отогнал лишние мысли.

– Я должен увидеть этих стрельцов и казаков, – объявил он. – И ты пойдёшь со мной. Или я свяжу тебя и оставлю здесь. Выбирай.

Калмык присел.

– Не пойду, – сказал он с неожиданной твёрдостью, будто его страшила встреча с русскими больше, чем с любой другой опасностью.

Связав калмыка по рукам и ногам обрезками его же собственных, предназначенных для пленников кожаных ремней, Удача живо спустился уклоном расщелины, перебежками вблизи гряды последовал за двумя казаками. Он не стал сворачивать за жеребцом, предпочитая иметь возможность скрываться в горах, где его не смогли бы достать всадники, как бы много их не оказалось. Иногда те двое осматривались, тогда он пригибался к траве, кустам или быстро отбегал в сторону, к выступам и щелям. Он не упускал их из виду, пока они не съехали к узкому ущелью, которое вело к стоянке Сенчи. Тогда он забрался наверх склона и направился к стоянке кратчайшим путём.

Весь предыдущий день отряд Семёна Лыкова, пятьдесят его стрельцов и сотня гурьевских казаков с есаулом Тимофеем Харитоновым, бог знает за что прозванным своими Крысой, пытались оторваться от большой орды кочевников. С несколькими степняками они увиделись ещё накануне вечером у начала гряды Чёрных гор, те прицепились к ним навязчивыми сопровождающими и с тех пор к кочевникам присоединялись новые и новые сородичи. Их было уже сотни две, все с луками, арканами, саблями и ножами. Нападать на вооружённый ружьями большой отряд они не смели. А после случая, когда меткий стрелец пальнул в их передовую кучу, свалил с коня самого дерзкого и крикливого, который подъезжал ближе остальных и осыпал чужаков бранью и угрозами, они держались в удалении. Однако не рассеивались, двигались по следам, похожие на голодных шакалов, которые надеются рано или поздно воспользоваться удобной возможностью наброситься на тех, кто отстали, или на разведчиков.

Солнце уже устало смотреть на не осмеливающихся нападать степняков, клонилось к западу, когда разведчики казаки перехватили одинокого, щуплого на вид калмыка. Они затруднялись сказать, удалось бы им поймать его, если бы он сам при виде на горизонте орды кочевников не повернул навстречу русским. Казаки привели его на привал, который Лыков устроил в преддверии беспокойной ночи возле низины с сочным разнотравьем. Стреноженные лошади паслись под охраной десятка стрельцов, а остальные члены отряда принялись за приготовление раннего ужина.

– Ты из шайки Чёрного хана? – резко спросил Лыков подведённого к нему пойманного калмыка.

Тот опустил голову, замялся, переступил с ноги на ногу.

– Нет, – признался он с явной неохотой. – Я был с Сенчей, сыном тайши Дундука.

– Вот как? – в удивлении вскинул золотистые брови пятидесятник. – Что вдруг был? Отпал от него, что ли?

– Сенча убил двоих людей Карахана. Нам он ничего не говорит. Но все поняли, он не договорился с ним. А здешние кочевники наши исконные враги. Они набросятся на нас, растерзают, стоит хану дать знак. Пусть меня лучше накажет русский царь. Я ничего против ваших людей не сделал.

– Царю некогда тобой заниматься, тебя накажет воевода Астрахани, – ответил Лыков, размышляя об услышанном. – Русские промысловики с ним или уже отданы хану?

– С ним. – Пленный вскинул голову, заговорил с облегчением, поняв, что может заслужить прощение. – Я покажу, где. Там, в ущелье. Даже Карахан не знает.

– Вот как? – опять повторил Лыков. Он с прищуром глянул на красное солнце, оценивая, сколько времени ещё продлится день.

– Многие с Сенчей думают, как я, – будто оправдываясь за готовность выдать место стоянки, быстро сказал пленный. – Но боятся его.

Лыков отвернулся к знаменосцу, высокому стрельцу с чёрными смышлёными глазами.

– Позови есаула, – попросил он вполголоса.

Есаул не заставил себя ждать. После тихого разговора с ним с глазу на глаз, стрельцы и казаки получили от Лыкова распоряжение открыто располагаться на продолжительный отдых, на ночёвку, а пока светло, набирать у подола гор сушняк для сторожевых костров.

К полуночи луна скрылась за горной вершиной, на небосводе остались лишь звёзды. Это было как нельзя кстати для замысла Лыкова. Стрельцов и казаков разбудили его вестовые, они тенями переходили от одного к другому, каждому передавали приказ не шуметь, избегать разговоров и быстро собираться. Лыков и Крыса вполголоса объяснили всем созванным к лошадям, что им надо делать. Возле сторожевых костров остались только десять лучших наездников казаков, они принялись прохаживаться между кострами и степью, чтобы кочевникам казалось, будто они часовыми бдят, охраняют ночной отдых товарищей. Основной же отряд направился вдоль хребта. Чтобы не встревожить тишину степи перестуком копыт, лошадей заставляли идти размеренным, но скорым шагом.

Время от времени посылаемые по сторонам разведчики растворялись в темноте и все возвращались с докладами, что кочевников позади не видно и не слышно. А часа два спустя отряд без происшествий догнали казаки, которые временно оставались у костров. Они сообщили, что степняки по всей видимости не заметили обмана.

После ночного перехода, на рассвете стрельцы и казаки с ходу стремительно напали на стоянку Сенчи, не позволив калмыкам оказать действенное сопротивление.

На месте захваченной стоянки отряд устроился на долгий привал, чтобы люди и кони смогли как следует отдохнуть. Чудесное утро обещало день сухой и ясный. Стрельцы и казаки сидели и лежали, кто где посчитал для себя удобным, расслабленные удачным, без потерь и без раненых завершением первой части похода. Сёдел с лошадей не снимали, и животные топтались возле хозяев, фыркали, вздыхали, словно предчувствуя, что самое тяжёлое и опасное ещё впереди. В яме, где калмыки держали промышлявших солью пленных, теперь были связанные люди Сенчи. Кто не поместился в яме, с поникшими головами сидели вкруг неё, напоминая слёт понурого воронья. Только Сенча стоял посреди них, мрачно уставившись в накрытый тенью скат крутого склона. Он был очевидцем того, что его орда почти не сопротивлялась русским, надломленная, как древко боевой стрелы, потерей веры в него. Он подчёркнуто не замечал выдавшего месторасположение стоянки молодого калмыка, который держался ближе к стрельцам и не выказывал страха перед недавним вождём.

Всё ещё переживая радость освобождения, измождённые русские пленные в волнении жадно поедали сало, вялёную осетрину с сухарями, запивали еду из бурдюка разбавленным вином. Лыков распорядился сытно накормить их, чтобы они были готовы к быстрым и протяженным верховым переходам на всём обратном пути к Гурьевской крепости. Подавленное настроение от ожидания участи проданных в Бухаре рабов сменилось у них бодрой приподнятостью и воинственностью, все они нацепили пояса с отнятыми у калмыков саблями. В отличие от них, Лыков был сдержано встревожен. При нападении на стоянку ускользнул один из сенчиных сообщников. Можно было не сомневаться, что у него одна дорога, направляться к логову Карахана. Шестеро казаков вызвались перехватить сбежавшего, – четверо вернулись ни с чем ранее, а двое прибыли только что, они напали на след калмыка и даже поймали его аргамака, но сам беглец успел скрыться в горном распадке. Стрелять они не решились, чтобы не растревожить окрестности, и Лыков вынужден был признать, что они поступили благоразумно. Стоянку удачно скрывало неприметное ущелье, и в ней удобно было бы дождаться темноты. Но она могла оказаться и хорошей ловушкой, если беглец сообщит о ней Карахану.

Поглощённый размышлениями, стоит ли отряду без промедления оставить ущелье и тем самым привлечь к себе все орды местных кочевников и разбойников Чёрного хана, Лыков невольно вздрогнул, увидев, кого подводил к нему часовой стрелец. Необычность молодого мужчины заставляла часового стрельца быть настороже, идти за его спиной сжимая обнажённую саблю. Лыкову незнакомец тоже показался опасным. Не только из-за сильного тела и гибкой, напоминающей кошачью поступи, но и глазами умного воина, которые, будто знали такое, чего не знал даже он. Внешне незнакомец был похожим на стрельца или казака, и в то же время не был ни тем, ни другим. Ведомый стрельцом, он не скрывал испытующего любопытства к ним, как иностранец, желающий узнать их поближе. Все, кто не дремал, невольно следили за его передвижением по привалу внимательными и настороженными взорами. Даже Сенча приподнял голову, чтобы рассмотреть пришельца.

– Он вышел нам навстречу, – негромко сообщил пятидесятнику и подошедшему есаулу часовой. – Мы проверили, он один.

Удача вёл себя так, точно разговор шёл не о нём.

– Ты кто? – наконец потребовал ответа Лыков. – Разбойник Чёрного хана?

– А вы кто? – вместо ответа сдержано отозвался Удача и сразу перешёл к делу. – Я видел, вы освободили русских пленников. А я поймал и связал калмыка, которого вы упустили. – Заметив в лице Лыкова тень облегчения и недоверия одновременно, предложил: – Я готов помочь вам напасть на Карахана.

Лыков откровеннее и с растущим любопытством осмотрел его с ног до головы. Странный пришелец, несомненно, был необычен.

– Отчего ты решил, что мы намерены напасть на его логово? У меня нет людей для такого тяжёлого предприятия.

– Но хан сейчас тяжело ранен, – твёрдо настаивал Удача. – Разбойники в смятении. Лучшего случая не представится.

– Карахан ранен?

Эта новость, как и здравые рассуждения умеющего думать воина удивили Лыкова.

– Его ранил в поединке Белый князь.

– Белый князь? – Лыков поморщился, будто надкусил кислое яблоко. – Этот дремучий осколок прошлого тоже здесь?...

– Его сын в плену у Карахана. А выкуп за сына он не захотел платить. Он предложил хану решить вопрос поединком. – Удача возразил пятидесятнику с оттенком уважения в голосе, своим видом поддерживая такой поступок.

– Ему нечем платить, – холодно сказал Лыков. – Его род давно обеднел. Служить же царю он не желает. Его род, де, древний и княжеский, а род царя боярский и стал известен только с возвышением Москвы. Вот и живёт сам по себе на окраине, в лесостепном приграничье.

– Однако он ранил Карахана на глазах его людей. – Возвращая разговор к тому, с чем он явился, предложил прервать обсуждение не имеющего отношения к делу вопроса Удача. – Неразумно этим не воспользоваться.

Замечание вернуло Лыкова к тяжёлой необходимости принимать текущее решение, непосредственно касающееся доверенного ему отряда. Кем бы ни был стоящий перед ним незнакомец, он не выглядел простым предателем, готовым заманить их в западню. А если был из окружения Карахана и хотел за какие-то размолвки отомстить, не стоило отбрасывать его предложение без прикидки, что из этого может выйти.

– На хвосте у нас двести кочевников, и ещё, бог знает, сколько появятся в ближайшее время, – посчитал возможным объяснить положение отряда Лыков. – И в логове Чёрного хана столько же сабель, не меньше.

– Тогда вам тем более стоит рискнуть и раздавить гнездовье разбойников, чтобы вызвать разброд и взаимные склоки племён. Вмести их удерживает лишь Карахан. Это лучше, чем оказаться в пути под постоянной угрозой их общего нападения. В последнем случае надежда вырваться меньше надежды разгромить логово.

Его равнодушие к доводам пятидесятника и верность замечаний раздразнили Крысу.

– Какая тебе забота до этого? Я не верю тому, кто не ищет в таком деле личной выгоды.

Удача слегка кивнул, соглашаясь с ним.

– Хан собирается казнить Белого князя. А я его должник. Он спас мне жизнь.

– Если мы будем ввязываться во все дела этого князя, – Крыса сплюнул в ноги, – нам вскоре придётся воевать Бухару.

Удача отвернулся, как будто тратить время на дальнейший разговор не имело смысла, но в грудь ему ткнул конец острия сабли часового стрельца. Часовой стрелец решил, пришелец отпрянул от испуга, и это стало его ошибкой. Мгновенный толчок ладони сбоку по сабле отклонил её, а в повороте на пятке левой ноги Удача вскинул колено правой к груди, она тут же пружиной распрямилась, ударом в живот отбросила стрельца на уклон ската. Вырвавшись, вспорхнув из его пальцев, сабля звонко покатилась по камням к ногам Удачи, он подхватил её, прикинул в руке.

– Я пришёл сам, – сжавшись, как готовый к прыжку тигр, предупредил он Лыкова. – Сам и уйду.

Ошеломлённые происшедшим на их глазах, казаки, стрельцы вскакивали с мест, схватили ружья, пики с красными флажками. Но прежде чем они направили оружие на него, Удача прыгнул за спину знаменосца, рывком за волосы откинул голову и лезвием сабли надавил на его горло.

– Стой! – Лыков вскинул руку, останавливая всех. – Никто тебя не будет удерживать! – объявил он твёрдо.

Под ропот недовольства меньшинства и молчание большинства Удача отвёл саблю, отступил от знаменосца. Тот пошатнулся, дрожащей ладонью отёр с бледного лба испарины холодного пота. Настроение у всех изменилось, жажда не нашедшего выхода действия читалась на многих лицах.

– Чем ты можешь помочь в нападении на Карахана? – вдруг деловито спросил Лыков, как будто сделал выбор в пользу доверия словам Удачи.

– Ты ему веришь? – вмешался Крыса.

– А ты?

Крыса пожал плечами, в глубине его серо-голубых глаз сверкнули алчные огоньки.

– Хан много награбил, – громко сказал он для своих людей. – Многие отчаянные головы мечтают хоть одним глазом глянуть на его сокровищницу.

Казаки согласно закивали, некоторые вынули сабли и нестройно загалдели:

– Веди нас, Крыса! Попотрошим караханову казну!

Удача остриём сабли невозмутимо провёл по земле извилистую линию.

– Я вам нарисую и расскажу, где теснина, которая ведёт к проходу в котловину с главными силами разбойников. А сам отправлюсь, уберу сторожевые засады. – И обратился к пятидесятнику: – Я, как увидел тебя, уже знал, ты согласишься.

Лыкову его замечание не понравилось. Он вынужден был объясниться.

– Я, действительно, рассчитывал при удобном случае напасть на Карахана. Но не представлял, как осуществить такое безрассудное предприятие.