"Тень Тота" - читать интересную книгу автора (Михаэль Пайнкофер)

Глава 2

Дневник Сары Кинкейд

Имение Кинкейд, Йоркшир, 1 ноября 1883 года

Когда карета с эмблемой Королевского научного общества подъехала к усадьбе, солнце уже опустилось за горизонт, окрасив облака в бледно-розовый цвет. Кажущиеся нереальными холмы, возвышавшиеся среди суровой болотистой местности, были залиты мягким снегом. Лошади, которых безжалостно подгонял кучер, фыркая, остановились, и к ним поспешили двое конюших, лихие ухватки которых выдавали в них йоркширцев.

Доктор Мортимер Лейдон никогда не скрывал, что не разделяет пристрастия своего старого друга Кинкейда к сельской жизни. Он не понимал, что Гардинер находит в далеком Йоркшире, вдали от благ прогресса и цивилизации, не говоря уже о таких удовольствиях, как ежедневные газеты и клубы. Однако после длительных научных экспедиций Гардинер Кинкейд нуждался, как он любил говорить, в «пристанище», где без помех мог предаться своим занятиям. Этого романтика интересовало не настоящее, а прошлое. Не случайно он назвал имение, пожалованное ему королевой в благодарность за заслуги на поприще археологии, «манор Кинкейд», как земли, которыми суверены некогда наделяли нормандских рыцарей. Любовь к прошлому в конце концов и стоила старому Гардинеру Кинкейду жизни.

Здание с двумя флигелями и прилегающая конюшня давно уже не были фермой, хотя Кинкейды и сдавали земли в аренду земледельцам, а их в этой пустынной местности, годной только для разведения овец, осталось не так уж и много. Истинное богатство поместья состояло не в землях, а в собранных здесь его владельцем знаниях. Никто, добираясь сюда по болотам и каменистым холмам, не догадался бы, что старые стены скрывают не только солидную библиотеку, но и крайне необычное собрание античных памятников.

Гардинер Кинкейд посвятил свою жизнь разгадкам древних тайн, посещая самые отдаленные уголки империи, за что и был возведен ее величеством во дворянство. И после его смерти, крайне опечалившей Мортимера Лейдона, имение оставалось сокровищницей знаний. Ибо дело Гардинера Кинкейда продолжила способная ученица…

Поскольку поблизости не было больше ни одного жилища, не говоря уже о приличном постоялом дворе, доктор захватил с собой все для ночлега, и сейчас его поклажу несли в дом слуги. Два дня назад он сообщил о своем приезде курьером, как того требовал этикет. Хотя Лейдон знал, что здесь, на севере, эти правила соблюдали не так строго и дочь Гардинера унаследовала неприязнь отца к формальностям общества, он все же не хотел свалиться ей как снег на голову.

Открывший дверь швейцар в ливрее столь же старомодной, как и все в этом доме, величественно поздоровался с доктором. Свет украшавших холл свечей в канделябрах (газовое освещение еще не добралось до имения Кинкейд) позволил Лейдону рассмотреть старинные статуи и картины, оружие самых разных эпох, мечи в зазубринах и ржавые шлемы — наследие куда менее цивилизованных времен.

— Сэр, — с йоркширским акцентом обратился швейцар к гостю, принимая у того пальто и шляпу, — если позволите, я провожу вас в каминную. Леди Кинкейд ожидает вас.

— Будьте так любезны, — ответил Лейдон.

Доктор, белый как лунь, невысокий, в бакенбардах, подошел к зеркалу в позолоченной резной раме. Он остался не очень доволен своим отражением. В высших лондонских кругах его помятый после долгой поездки сюртук уже не годился бы для визита к даме, но здесь, где нравы не такие строгие, его, пожалуй, можно и не менять. Кроме того, Лейдон выполнял срочную миссию, не терпящую промедления и освобождающую от соблюдения этикета.

Слуга неторопливо провел его через холл в коридор. В конце приветливо горел огонь. Скоро Мортимер Лейдон уже стоял в каминной. Низкий потолок обшит темным деревом, балки украшены богатой резьбой. Насколько было известно Лейдону, все эти элементы отделки попали сюда из старого покинутого аббатства. Гардинер приобрел их и тщательно отреставрировал. Вдоль стены стояли полки, доверху наполненные книгами. Но это лишь малая часть той сокровищницы знаний, что хранится в имении Кинкейд. Намного больше книг в расположенной в восточном крыле библиотеке, которую старый Гардинер берег как зеницу ока. В камине весело плясали языки пламени, перед ним, спинной к Лейдону, стояло высокое, обитое темной кожей кресло.

— Ваш гость, мадам, — объявил слуга, и с кресла поднялась молодая женщина. Красота ее ошеломляла, хотя она во многих отношениях отличалась от дам высшего лондонского света.

Правильные черты лица Сара Кинкейд унаследовала от отца. Доктор Лейдон считал, что и темно-синие глаза, свидетельствующие о кельтских корнях, и узкие губы, и волевой подбородок — все это от старика Гардинера. Однако леди Кинкейд вовсе не казалась строгой и неприступной. Ямочки у уголков рта и маленький, дерзко вздернутый носик позволяли предположить, что острословие и озорство не чужды этой натуре.

Она была смуглее, чем дамы ее положения, легкие веснушки говорили о том, что она подолгу бывала на солнце. Черные волосы неподатливыми локонами падали на плечи, их с трудом удерживала бархатная лента. Под простым платьем, которое лондонские дамы назвали бы безнадежно вышедшим из моды, явно не было пышного кринолина, оно ниспадало мягкими складками. Синий бархат поблескивал в мерцающем свете огня. Сара Кинкейд не носила ни украшений, ни перьев — нелюбовь к искусственной роскоши была еще одной характерной чертой ее покойного отца.

— Дядя Мортимер! Какая радость!

Не дожидаясь чопорного приветствия крестного, Сара бросилась ему на шею. В далеком Лондоне любому от проявления такой сельской непринужденности стало бы неловко, но в уединении сурового севера она сохраняла известное обаяние.

— Сара, дитя мое. — Лейдон подождал, пока девушка успокоится, затем с мягкой улыбкой посмотрел на нее. — Боже мой, сколько же мы не виделись?

— С похорон отца, — ответила она, и на ее лицо легла тень.

— Как ты? Прости, Сара, что не выбрался к тебе раньше, но мое присутствие в Лондоне, при дворе, было крайне необходимо.

— Могу себе представить, — улыбнулась Сара не без некоторой гордости. — Ведь не может же королева обойтись без лучшего своего лейб-медика.

— Сара… — Лейдон заметно смутился. — Мне очень лестны такие слова, но, во-первых, у королевской семьи много и других лейб-медиков, а во-вторых, я вовсе не считаю себя лучшим.

— Скромен ты был всегда. Ты не изменился, дядя.

— Ты тоже, судя по всему. — Доктор осмотрел комнату. — Да и имение Кинкейд, кажется, не сильно изменилось.

— Видимость обманчива, — возразила Сара. — После смерти отца все стало другим. Его жажда знаний и неутомимый исследовательский пыл наполняли этот дом жизнью. Я как могу стараюсь продолжить его работу, но…

— Уверен, ты хорошо справляешься. Уверен также, отец гордился бы тобой, Сара.

— Думаешь?

— Убежден. Во многом можно обвинить старого Гардинера Кинкейда, но только не в бессердечности. Для него на первом месте стояли дело и ты, Сара, и он был бы так рад, что ты продолжаешь его исследования.

— Я стараюсь, — ответила она, заставив себя улыбнуться, и быстро сменила тему. — Ты надолго, дядя Мортимер? О стольком нужно поговорить…

— Это правда, — кивнул Лейдон. — Я приехал по срочному делу.

— Срочному делу? — Лицо Сары снова омрачилось. — О каких еще срочных делах ты говоришь? Я думала, ты хотел погостить…

— Я приехал в гости, — заверил он ее. — Но это не отменяет того факта, что у меня в саквояже важные новости, Сара.

— Новости? Какие?

— Хорошие. Хорошие новости от королевского двора.

— Надо же! Королевский двор редко балует хорошими новостями, по крайней мере в том, что касается моей семьи. Я прекрасно помню депешу, касающуюся Александрии…

— Александрия тут ни при чем. Лучше оставить прошлое в покое, Сара.

— Оставить в покое? — Она едва заметно улыбнулась. — Ты забываешь, что я археолог, дядя. Это моя профессия — копаться в земле и вырывать у нее тайны прошлого.

— Может быть, — признал доктор. — Но похоронить себя заживо и пребывать в прошлом уж точно не твое призвание. Этого бы твой отец не одобрил. Пожалуйста, Сара. По крайней мере выслушай меня.

Леди Кинкейд пристально взглянула в еще моложавое, подтянутое, хотя и обрамленное седыми волосами лицо крестного. Последние месяцы она просидела над старыми фолиантами, но больше думала о своем собственном прошлом, чем об ушедших народах и культурах. Возможно, дядя прав. Сара тщетно надеялась забыть то, что случилось в Египте. Может, крестный и поможет ей. Ведь он всегда помогал отцу словом и делом.

— Хорошо, дядя Мортимер, — осторожно сказала она. — Но при одном условии.

— То есть?

— Поскольку ты заблаговременно сообщил о своем приезде, я велела кухарке приготовить поздний ужин. Если ты не против, мы сначала поужинаем, а потом за бокалом хорошего кларета обо всем поговорим.

— За бокалом хорошего кларета? — Лейдон одобрительно кивнул. — Почему же ты сразу не сказала? Я рад, что блага цивилизации не миновали имение Кинкейд.

— Тогда договорились? — спросила Сара.

Лейдон еще раз кивнул:

— Договорились.

Кухарка имения Кинкейд — немолодая уроженка Мидленда, готовившая отцу Сары, когда он еще жил в Оксфорде — попотчевала их ужином, заставившим почтительно склонить голову даже избалованного Мортимера Лейдона. За нежным куриным супом последовали бараньи отбивные и индейка, к ним овощи и салат, а также французская и английская горчица. На десерт подали шоколадный крем и грецкие орехи.

— Замечательно, дитя мое, — похвалил доктор и запил горьковатый шоколад глотком вина. — Кто бы мог подумать, что в далеком Йоркшире доведется отведать такие лакомства! За Гардинера Кинкейда, самого лучшего друга, о котором только можно мечтать, и лучшего из всех отцов! Да упокоится он в мире.

— За отца, — отозвалась Сара, и они выпили.

— Чудесное вино, — одобрил Лейдон, посмотрев на ярко-красное содержимое своего бокала. — Мягкое и вместе с тем терпкое. Неудивительно, что этот французский напиток так любим лондонским обществом.

— Правда?

— Еще бы. И то, что он хранится у тебя в погребе, доказывает мне, что ты не столь категорически отвергаешь удовольствия жизни, как твой отец. И это меня очень радует, Сара.

— Не обманывайся, дядя. Я в таком же плену у прошлого, как и отец, и вот это, — она кивнула на графин, в расширенной части которого таинственно мерцал кларет, — я бы в любой момент обменяла на счастье разгадать одну из загадок истории.

— Ты и впрямь говоришь, как твой отец, — улыбнулся Лейдон.

— А почему же нет? Он был моим учителем, и я продолжаю именно его работу, его труд.

— Понятно. Так ты имеешь поручение Академии наук, она снабдила тебя деньгами, всем необходимым?

— Конечно, нет. — Сара удивилась такому странному вопросу. — Ты прекрасно знаешь, что членами академии могут быть только мужчины. Эти самодовольные идиоты скорее откажутся от научных знаний, нежели примут в свои ряды женщину.

— Даже если она так талантлива, как ты?

Сара поморщилась.

— Благодарю за комплимент, дядя, но, боюсь, твои собратья упорней, чем ты можешь себе представить.

— В самом деле, это трудно себе вообразить. — Лейдон глотнул еще вина. — Мы живем в новые времена. Не важно, какого пола человек, если только он…

— Ты действительно так думаешь, дядя?

— Ну да.

— Тогда я как хозяйка имения Кинкейд велю убрать со стола и позволю тебе закурить. Ты это сделаешь?

— Конечно, нет.

— Почему же?

— Ну, потому, что здравомыслящему джентльмену никогда не придет в голову курить в присутствии ле… — Доктор осекся, заметив, что Сара перехитрила его, и виновато опустил глаза.

— Правда, дядя, — с горечью сказала Сара, — заключается в том, что в этом обществе женщин по-настоящему не уважают. Мой отец это знал и все-таки завещал мне имение Кинкейд, свои коллекции и библиотеку.

— Потому что знал, что ты все равно не отступишься. Просто не примиришься с ограничениями, налагаемыми обществом.

— Тогда он ошибался, — возразила Сара. — Я не революционерка, дядя Мортимер. Все, чего я хочу, это спокойно продолжать дело отца. Надутые пустышки из Оксфорда или Кембриджа мне для этого не нужны.

— Может быть. Но ты никогда не сможешь опубликовать результаты своих исследований. Никогда не сможешь пожать плоды своей работы.

— Ну и что? — Сара пожала плечами. — Вот мой отец пожал плоды своей работы. Стал признанным ученым, за выдающиеся достижения его пожаловали во дворянство. И что это ему в конечном счете дало? Умер вдали от родины, в чужой стране.

— Твой отец умер за свои убеждения, — поправил Лейдон, — за то, в чем видел смысл жизни. Я помню, как он переживал, что этот немец открыл Трою до него. Гардинер всегда хотел быть первым, хотел раскрыть тайны прошлого раньше других и ради этого готов был отдать жизнь. И у тебя, Сара, та же страсть.

— Отнюдь.

— Что ты мне рассказываешь? Еще девочкой ты побывала в дальних странах и заразилась духом приключений. Ты только об этом и думаешь, Сара, и хочешь убедить меня в том, что тебе доставляет удовольствие сидеть в четырех стенах и рыться в старых книгах?

— Ты забываешь, что я получила английское воспитание, дядя Мортимер. Когда-то отец решил положить конец моим приключениям и отправил меня обратно в Лондон, в пансион Кингсли для благородных девиц.

— Недолго же ты там пробыла, — съязвил Лейдон.

— Достаточно долго, чтобы понять, какое место я занимаю в этом обществе, — огрызнулась Сара. — И за то, что я один раз забыла это место, мой отец заплатил жизнью.

— Теперь понятно, — медленно отозвался доктор. — Ты винишь себя в том, что случилось в Александрии.

— Я много об этом думала и спрашиваю себя, не могла ли я предотвратить…

— Нет, Сара. То был трусливый заговор, тебе об этом прекрасно известно. Помешать ему было не в твоих силах.

— Ну, как бы то ни было, с тех пор как отец умер у меня на руках, я ищу на все эти вопросы ответы. Ведь все должно иметь свой смысл. Не может же быть, чтобы отец умер по какому-то капризу судьбы. Должна существовать более глубокая причина, связь с прошлым. Понимаешь, что я хочу сказать? В исторической науке всегда существует связь с прошлым, случайностей не бывает…

— Ну, иногда происходят вещи, не имеющие смысла, Сара.

— Только не такие. — Она покачала головой.

— Почему ты так в этом уверена?

Сара взяла бокал с вином и, нарушая все приличия, выпила его большими глотками. Она так и не ответила на вопрос, но Лейдон не сдавался.

— Почему ты так в этом уверена? — повторил он. — Кажется, ты знаешь что-то такое, чего кроме тебя не знает никто. Что, Сара? Ты мне не скажешь?

Она покачала головой.

— Я твой крестный, — напомнил ей Лейдон. — Если ты не откроешься мне, то кому же? После смерти твоего отца я, кажется, стал человеком, которому ты можешь доверять более других.

Сара опомнилась. Верно, Мортимер Лейдон был лучшим другом ее отца и почти членом семьи. И кроме того, он врач. Может, он действительно сможет ей помочь. Она решительно отставила бокал и встала, еще раз нарушая все правила этикета, взяла свой стул, обошла с ним стол и села рядом с доктором.

— Мне снится сон, — коротко объяснила она.

— Сон?

Она кивнула:

— Он все время повторяется. Я все время вижу одно и то же, но не знаю, что все это означает.

— Интересно. — Лейдон с любопытством взглянул на крестницу. — И с каких пор тебе снится этот сон?

— С тех пор как умер отец.

— Понятно. — Доктор понимающе кивнул, и его лицо на мгновение приняло непроницаемое выражение. — И что же ты видишь? — осторожно спросил он.

— Не знаю. Это не конкретные образы, все так расплывчато. Цвета, шумы. Иногда даже запахи.

— Но никаких конкретных ассоциаций?

— Никаких. — Она опять покачала головой. — Но они пугают меня, потому что связаны с прошлым.

— Сара, — доктор помедлил, — не все, что мы видим во сне, неизбежно связано с прошлым. Многое имеет источник в нас самих, и я не знаю, может…

— С моим прошлым, — отрезала Сара, и Лейдон вдруг понял, что она имеет в виду.

— Tempora atra, — прошептал он. — Сумерки.

Сара кивнула:

— Так это явление называл отец. Но даже он не мог объяснить его.

— И ты думаешь, что эти сны связаны с забытыми годами твоего детства?

— Это ведь возможно?

— Разумеется. — Лейдон в задумчивости потер виски. — Я считаю, что такое страшное событие, как смерть отца, вполне способно пробудить давние воспоминания. С другой стороны, ты ведь сама говоришь, что образы нечетки, расплывчаты и могут означать все, что угодно, не так ли?

— Верно. — Сара кивнула, и по влажному блеску в глазах доктор понял, что ей нелегко об этом говорить. — Но я чувствую, что между моими снами и смертью отца есть связь. Может, ты и веришь в совпадения, дядя Мортимер, я — нет. Я верю в судьбу и убеждена в том, что случайностей в мире не бывает. Поэтому я и дальше буду искать ответы.

— В книгах?

— А почему нет? Ты знаешь лучший источник?

— Может, и знаю. — Доктор сделал театральную паузу, достал носовой платок и протянул его Саре, чтобы она вытерла глаза. — А если я скажу тебе, что есть возможность серьезно заняться вопросами, столь волнующими тебя? Пролить свет на темные страницы истории, не подвергаясь насмешкам и пренебрежительному отношению.

— Было бы хорошо, — призналась Сара. — Однако такого не бывает.

— А может, ты не права, — возразил Лейдон, улыбнувшись победно. — Ибо да будет тебе известно, дитя мое, я приехал, чтобы именно это тебе и предложить, это и еще много чего интересного.

— Ты шутишь, дядя.

— Отнюдь. Я здесь именно для этого. По высочайшему приказу я должен сопроводить тебя в Лондон, где срочно нужны твои знания и опыт.

— Мои знания? — Сара приподняла узкие брови. — Мой опыт? Что это значит?

— Это значит, что события в Александрии получили должную известность. Королева знает твое имя и то, чем тебе обязана империя. И она велела мне от ее имени просить у тебя помощи.

— Помощи? В чем?

— Это я скажу тебе только после того, как ты согласишься поехать со мной в Лондон.

— В Лондон. — Сара смаковала название столицы, как старое вино. На нее нахлынул целый поток воспоминаний, как будто открылся какой-то шлюз. И не все из этих воспоминаний были приятными… — Сожалею, дядя Мортимер, но, боюсь, я не смогу принять столь заманчивое предложение.

— Почему же?

— Потому что я не брошу имение Кинкейд ни ради Лондона, ни ради любого другого места на земле.

— Почему?

— Потому что я имею обязательства перед памятью отца, вот почему.

— Глупости, Сара, — решительно возразил Лейдон, громче, чем это можно было бы ожидать от джентльмена. Может, причиной тому было вино, а может, и то, что на него уже возымели пагубное влияние крестьянские нравы Йоркшира. — Ты ничем не обязана своему отцу.

— Ах вот как? Прости меня, дядя Мортимер, но я не думаю, что это твое дело. Последние слова отца, произнесенные им на этом свете, были обращены ко мне. Он просил меня продолжить его дело и поиск истины.

— Тогда я и вовсе не понимаю, почему ты не хочешь поехать со мной. Собрание и коллекции Гардинера, конечно, великолепны, но в Лондоне условия для серьезной научной работы несравнимо лучше, напомню тебе лишь о королевской библиотеке и Британском музее. Но ведь, если я правильно понимаю, речь идет не об этом.

— О чем ты?

— На самом деле, — продолжил Лейдон, — ты не хочешь уезжать из Кинкейда по одной-единственной причине — потому что боишься самой себя. Боишься внешнего мира, отобравшего у тебя самого любимого человека, ты и забилась-то сюда, чтобы спокойно погоревать. Какое-то время это, пожалуй, было и уместно, но пора скорби и игры в прятки прошла. Девочка моя, тебе нужно вернуться к жизни. И твой отец хотел бы этого.

— Как ты умно говоришь, — дипломатично ответила Сара. — Эта мысль пришла тебе в голову за те долгие месяцы, что ты обо мне не думал? Знаешь, дядя Мортимер, а ведь я действительно очень нуждалась в друге.

Лейдон выдержал ее укоряющий взгляд.

— Я верю тебе, дитя мое, — спокойно парировал он, — и могу понять твою обиду. Да, в твоем горе меня не было рядом, и прошу тебя, прости меня за это. Если бы я мог изменить прошлое, поверь, я бы это сделал без промедления. Ты веришь мне?

Сара ответила не сразу. В словах Лейдона была своя правда. Она действительно боялась оставить имение Кинкейд, боялась, что история повторится. Но намного точнее характеризовали ее состояние не слова «страх» или «печаль», а «гнев». Беспомощность и гнев, направленный не на кого-то конкретно, но на все и вся. На Мортимера Лейдона, без приглашения ворвавшегося в ее жизнь и хотевшего теперь все поставить с ног на голову, на сны, преследовавшие ее после смерти отца и отказывавшиеся раскрывать свои тайны, на собственную трусость и бездействие и, наконец, на отца, всегда ставившего на первое место работу и бросившего ее одну в этом мире… Сара задыхалась от ярости, она сжала кулаки так, что побелели костяшки.

— Гардинер был моим другом, Сара, самым лучшим моим другом, — мягко продолжил Лейдон. — Но он еще был человеком, а люди совершают ошибки. Гардинер всю жизнь посвятил прошлому и часто забывал настоящее. Как крестный и друг твоего отца я прошу тебя не повторять его ошибки. Мрачные времена позади, Сара. Теперь тебе нужно смотреть вперед, невзирая ни на каких преследующих тебя демонов. А для этого лучше уехать из имения Кинкейд. Ее величество королева лично желает твоего присутствия в Лондоне. Или мне напомнить тебе, что твой отец всегда был верным подданным короны?

— Нет, не нужно, дядя. — Сара задумчиво покачала головой.

— Так ты поедешь со мной в Лондон? Королева Виктория лично позаботится о том, чтобы у тебя было все необходимое, тебе будет оказана всяческая поддержка.

— Почему? — спросила Сара. — Что за всем этим стоит?

Доктор опасливо оглянулся, как будто боялся, что их подслушивают. И лишь удостоверившись, что в столовой нет слуг, прошептал:

— Я не могу и не имею права сказать тебе большего, Сара, но ее величеству нужна твоя помощь. Боюсь, над британской короной нависла угроза, которая может ослабить империю.

— Угроза? Какая угроза? Ты говоришь загадками.

— На то есть причины.

— И зачем для этого нужны знания древней истории?

— Терпение, — загадочно ответил Лейдон, что еще больше взволновало Сару.

Она ожидала чего угодно, только не этого. Хотя Сара поклялась себе оставить все приключения и заниматься в будущем лишь исследовательской работой, ее природное любопытство было возбуждено. Конечно, ей льстило, что королева лично просит ее о помощи. Но еще сильнее оказался пробудившийся интерес исследователя. Сара не испытывала его с того самого дня, как похоронила отца…

— Ну что? Ты едешь со мной в Лондон? Поможешь ее величеству?

— Посмотрим. Скажи мне еще вот что.

— Да?

— Почему именно я? В Лондоне множество специалистов по древней истории, они, без сомнения, будут оспаривать друг у друга честь оказать услугу королеве.

— Видишь ли, ты обладаешь одним качеством, которого нет у всех этих специалистов, качеством, которое королева очень высоко ценит.

— И каким же?

— Очень просто, — мудро улыбнулся Лейдон. — Ты — женщина…

В самом центре Лондона в помещении без окон, стены которого были отделаны деревянными панелями, а дверь обита войлоком и кожей, так что из помещения наружу не проникал ни один звук, дрожащими руками он вскрыл конверт. В свете газового фонаря, в тяжелой и глухой тишине беспокойные глаза пробежали строки телеграфного сообщения, только что поступившего из Манчестера. Слышалось лишь тиканье больших часов, безучастно отсчитывавших время. Через какое-то время раздался облегченный вздох. Руки, державшие телеграмму, перестали дрожать, и тот, кто до того беспокойно шагал из угла в угол, сел на стул.

Миссия увенчалась успехом. Сара Кинкейд едет в Лондон.