"Черный столб" - читать интересную книгу автора (Лукодьянов Исай, Войскунский Евгений)17 Он проснулся с ощущением радости. Что это могло быть? Ах, ну да, письма от Марины! Он читал их и перечитывал до трех часов ночи… Сколько же времени сейчас? Ого, без двадцати десять! Кравцов вскочил, отдернул шторки и распахнул иллюминатор. Голубое утро ворвалось в каюту. Он увидел синюю равнину океана, небо в легких клочьях облаков, а на самом горизонте – коробочку плота, накрытую белой шапкой пара. Солнце слепило глаза, и Кравцов не сразу разглядел тонкую черную нитку, вытягивающуюся из клубов пара и теряющуюся в облаках. Отсюда загадочный столб казался даже не ниткой, а ничтожным волоском на мощной груди Земли. Так, пустячок, не заслуживающий и сотой доли сенсационного шума, который он произвел в мире. Взгляд Кравцова упал на листок бумаги, лежавший поверх пачки писем. Улыбаясь, Кравцов поднес листок к глазам, снова прочел слова, написанные кривыми печатными буквами: «Папа, приезжай скорее, я соскучился». Это Марина водила Вовкиной рукой. Внизу был нарисован дом, тоже кривой, из его трубы шел дым завитушками. Ай да Вовка, уже карандаш в лапе держит! Ну ладно, надо идти завтракать, а потом разыскать Морозова. Если он, Кравцов, здесь не нужен, то с первой же оказией… Он вздрогнул от неожиданности: зазвонил телефон. – Александр? Вы уже позавтракали? – услышал он глуховатый голос Уилла. – Нет. – Ну, тогда вы не успеете. – А что такое, Уилл? – В десять отходит катер. Вы не успеете. Идите завтракайте. – Я успею! – сказал Кравцов, но Уилл уже дал отбой. Кравцов торопливо оделся и выбежал в коридор. В просторном холле его перехватил какой-то журналист, но Кравцов, пробормотав «Sorry»[9], побежал дальше. Он попал в узенький коридор, в котором ревел вентилятор, и понял, что заблудился. Назад! Расспросив дорогу, он выскочил, наконец, на спардек и сразу увидел глубоко внизу катер, приплясывающий на волнах у борта «Фукуоки». Прыгая через ступеньки, Кравцов сбежал по трапу на верхнюю палубу. Возле группы людей остановился, переводя дыхание, и тут его окликнул Али-Овсад: – Зачем пришел? Я сказал, тебя не будить, пусть спит. Тебе инглиз сказал? – Да. Где он? Али-Овсад ткнул пальцем в катер: – Там. Ты не ходи, отдыхай. – Отдыхай-мотдыхай… – Кравцов с досадой отмахнулся и бочком пролез сквозь тесное кольцо журналистов к Брамулье и Штамму. Они разговаривали с давешним пожилым японцем возле трапа, спущенного к катеру. Кравцову было стыдно за свою сонливость. Он стесненно поздоровался, и Брамулья, схватив его за руку, подтащил к японцу: – Это инженер Кравцов. Морщины на лице японца раздвинулись в улыбке. Он втянул в себя воздух и сказал высоким голосом: – Масао Токунага. – И добавил на довольно чистом русском языке: – Удалось ли вам отдохнуть? – Да, вполне… Так вот он, знаменитый академик! Когда-то, двадцать пять лет тому назад, он с первой группой японских ученых обследовал пепелище Хиросимы и выступил с гневным заявлением против атомного оружия. Ходили слухи, что Токунага поражен лучевой болезнью. Вид у него и в самом деле неважный… – Господин Токунага, – сказал Кравцов. – Разрешите мне пойти на катере. – А вы знаете, зачем отправляется катер? – Нет… Токунага тихонько засмеялся. – Но я хорошо знаю плот, – сказал Кравцов, чувствуя, как краска заливает лицо, – и… смогу быть полезен… Тут подошел академик Морозов. – Последние известия, Токунага-сан, – весело сообщил он. – Локатор показывает высоту столба около тридцати километров. Он движется со скоростью восьмисот метров в час, но это надо еще проверить. – Тридцать километров! – ахнул кто-то из журналистов. – Так. Ну, все готово? – Морозов ступил на трап. – Кравцов, вы с нами? – Да! – Поехали. Они спустились в катер, и тотчас матрос оттолкнулся от нижней площадки трапа, и катер побежал вдоль белого борта «Фукуоки». Морозов помахал рукой, Токунага грустно закивал в ответ. Кравцов поздоровался с Уиллом, Джимом Паркинсоном и Чулковым. – Вы тут как тут, – сказал он Чулкову. – А как же! – ухмыльнулся тот. – Куда вы, туда и я. – Без завтрака? – спросил Уилл. – Ерунда, – сказал Кравцов. Уилл задумчиво посмотрел на него, попыхивая трубкой. Кроме них, на катере был не знакомый Кравцову белобрысый парень в пестрой рубашке с изображением горы Фудзияма. Он возился с приборами, негромко переговаривался с Морозовым. Приборов было пять или шесть, самый большой из них напоминал газовый баллон, самый маленький, в деревянном футлярчике, парень держал в руках. По мере приближения к плоту разговоры на катере затухали. Все взгляды были прикованы к Черному столбу, подымающемуся из облака пара. Теперь он уже не казался Кравцову безобидным волоском – в нем было что-то жуткое и грозное. – Н-да, – сказал Морозов после долгого молчания. – Неплохим хвостиком обзавелась матушка-Земля. Вода возле плота была неспокойна. Катер подошел к причалу, и Морозов прежде всего велел спустить в воду контейнер с термометром-самописцем для долговременных замеров температуры. Затем перетащили приборы в кабину грузового лифта и сами поднялись на верхнюю палубу плота. Ух, как на раскаленной сковородке… Кравцов с беспокойством взглянул на Морозова: все же пожилой человек, как он перенесет такую дьявольскую жарищу? Морозов, мокрый от пота, натягивал на себя скафандр из стеклоткани, и все поспешили сделать то же самое. – Все слышат меня? – раздался в шлемофоне Кравцова голос Морозова – по-русски и по-английски. – Отлично. Итак, начинаем первичные измерения. Замеры будем делать через каждые двадцать пять метров. Юра, у вас все готово? – Да, Виктор Константинович, – ответил белобрысый парень. Он был, оказывается, техником-прибористом. – Ну, начали. Джим Паркинсон пошел вдоль рельсов к середине плота, разматывая рулетку. Отмерив двадцать пять метров от борта, он обмакнул кисть в ведерко с суриком и сделал красную отметку. Морозов нажал кнопку и прильнул к зрительной трубке, которая торчала из контейнера, похожего на газовый баллон. Он смотрел долго, его глаз освещался вспышками света из трубки. Затем Морозов вытащил записную книжку, снял с правой руки рукавицу и принялся писать. Юра тем временем снимал показания с двух других приборов, а Уилл возился со своим магнитографом. Кравцову Морозов поручил замеры радиоактивности. Юра и Чулков перетащили приборы к отметке, сделанной Джимом – здесь было 225 метров от Черного столба, – и замеры были повторены. Джим ушел с рулеткой вперед, отмеряя очередные двадцать пять метров, и Кравцов поглядывал на него с беспокойством. Конечно, до столба еще далеко, но кто его знает, на каком расстоянии он сегодня начнет притягивать… – Товарищ Кравцов, – раздался голос Морозова. – На каком расстоянии потянуло вчера вашего Чулкова к столбу? – Примерно десять метров. – Десяти не было, – сказал Чулков. – Метров восемь. – Ну нет, – возразил Кравцов и, окликнув Джима, повторил вопрос по-английски. – Ровно двенадцать ярдов, – заявил Джим, – ни дюйма больше. Морозов коротко рассмеялся. – Исследователи, – сказал он. – Вот что: поставьте приборы на тележку. Паркинсон, вернитесь. Будем продвигаться вместе. Палуба вдруг заходила ходуном под ногами. Долговязый Джим упал на ведерко с краской. Юра повалился на спину, прижимая к груди ящичек с кварцевым гравиметром. Уилла кинуло на Морозова. У основания столба яростно и торопливо заклубился пар, плот заволокло белой пеленой. Понемногу толчки затихли и прекратились вовсе. Ветер разматывал полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых костюмах из стеклоткани стояли тесной кучкой – бессильные перед грозным могуществом природы. – Кажется, скорость столба возросла, – проговорил Уилл, задрав голову и щуря глаза за прозрачным щитком. – Это покажут локационные измерения, – сказал Морозов. – Ну-с, продвигаемся вперед. И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой тележку с приборами и разматывая рулетку. Замер на отметке 200 продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное положение. На отметке 125 Морозов велел всем обвязаться канатом. На отметке 100 Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и испаряется; Юра протянул ему кусок мела. На отметке 75 Уилл сел, скрючившись, на тележку и коротко простонал. – Что с вами, Макферсон? – обеспокоенно прозвучал голос Морозова? Уилл не ответил. – Я отведу его на катер, – сказал Кравцов. – Это сердечный приступ. – Нет, – раздался слабый голос Уилла. – Сейчас пройдет. – Немедленно на катер, – распорядился Морозов. Кравцов взял Уилла под мышки, поднял и повел к борту. Он слышал тяжелое дыхание Уилла и все повторял: – Ничего, старина, ничего… В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем, и свой тоже. Лифт остановился. Кравцов распахнул дверцу и заорал: – На катере! Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец указал на кармашек под поясом своих шортов. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину. – Еще, – прохрипел Уилл. Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет. – Срочно доставьте его на судно, – сказал Кравцов старшине по-английски. – Вы понимаете меня? – Да, сэр. – Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда. – Да, сэр. Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед. «Уилл, дружище, – думал он с тревогой. – Я очень к вам привык. Уилл, вы не должны… Вы же крепкий парень…» Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные, они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем. Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство – будто все это происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за нелепые мысли. Он подошел к серо-голубым фигурам – они все еще делали замеры на отметке 75 – и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что отправил Макферсона на судно. Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов. – Резкий скачок, – пробормотал он. – Поехали дальше. Держаться всем вместе. Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в руках. Джим разматывал рулетку. Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась по рельсам к столбу. – Назад! – ударил в уши голос Морозова. Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара. – Вот она! – крикнул Чулков, тыча рукавицей. На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему прилепилась тележка… Вот они скрылись в облаках… Люди оторопело смотрели, задрав головы. – Тю-тю, – сказал Чулков. – Теперь ищи добро на Луне… Джим бормотал проклятия. А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки. – На сегодня хватит, – услышал он голос Морозова. – Пошли на катер. |
||
|