"Лавина любви" - читать интересную книгу автора (Бейтс Ноэль)

7

Прошло три недели. Джинджер уже почти не вспоминала о том, что Мэтт обещал лишь иногда контролировать ход работ.

Она не ожидала, что он постоянно будет рядом — целый день, почти все дни недели. Пока она общалась со строителями, объясняя, что и как делать, он маячил у нее за спиной. Когда она склоняла голову над чертежами, чтобы проверить ту или иную деталь, кроме архитектора Джейка рядом неизменно оказывалась светлая голова Мэтта. Мэтт вникал во все мелочи, придирался, задавал кучу вопросов, спорил, часто предлагал изменить первоначальный проект. Джинджер еле сдерживалась, чтобы не нагрубить. Что ему, больше заняться нечем?

Естественно, их деловое сотрудничество постепенно превращалось в поле сражения. А Джинджер надеялась, что чисто деловые отношения излечат ее израненную душу! Как наивна она была!

Она научилась угадывать, когда появится Мэтт. В какой бы комнате особняка она ни находилась, она и с закрытыми глазами чувствовала: сейчас он войдет! А поскольку он не считал нужным предупреждать ее, в какое время и в каком месте собирается материализоваться, она проводила дни в напряженном ожидании. Ее мало утешало то, что ему нравилось, как у нее движется работа.

— Неужели тебе больше негде остановиться? — раздраженно спросила она его однажды. Она оглядывала одну из спален, думая, какую обивку лучше заказать для мебели.

— Конечно, есть. А что? — Он не спеша подошел к эркеру и оперся о подоконник, оказавшись таким образом в центре ее внимания. Как обычно, на нем поверх одежды был поношенный темно-зеленый рабочий халат, такой же, как на ней. Сшитые у хорошего портного угольно-черные брюки он заправил в практичные, но чрезвычайно грязные сапоги.

Поскольку в особняке шел капитальный ремонт, здесь действительно было не совсем удобно ходить в обычной одежде. Ковры все были скатаны, так как пол еще не настелили, — Мэтту хотелось, чтобы на первом этаже пол был деревянный.

— Ты мне мешаешь.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Пытаюсь представить, как ты уходишь и перестаешь мешать мне работать.

— Я не думал, что мешаю тебе… — Брови его взлетели вверх.

Джинджер поспешно прикусила язык. Ничего не скажешь, он свято соблюдает основное условие договора: их отношения являются исключительно деловыми. Он ни разу не заговорил о хижине на горном курорте или о тех богатых событиями днях, которые они провели там вместе. Джинджер быстро поняла, что, если для нее несколько дней, проведенные в его хижине, были судьбоносными и решающими, для него они стали далеким и полузабытым воспоминанием.

— Да, мешаешь… — выпалила она, испепеляя его взглядом.

— Ты устала, — мягко сказал он.

Джинджер холодно парировала:

— Я устала оттого, что ты постоянно бродишь за мной. — Она вздохнула, села на пол и, закрыв глаза, прислонилась к стене. Как хочется спать! Он прав. Она измучена и проголодалась. — Я имею в виду нечто совсем другое, Мэтт. Разве ты не работаешь на Уолл-стрите? Кажется, ты говорил, что у тебя в году всего три недели отпуска, во время которого ты уезжаешь в глушь лечиться от стрессов? — Так как она сидела с закрытыми глазами, то не видела, как он подошел. Она вздрогнула от неожиданности, когда пол рядом с ней заскрипел под его шагами.

Он сел на корточки рядом с ней.

Джинджер непроизвольно вздрогнула. Только бы он не заметил, как бурно она реагирует на его приближение! Последние несколько недель она изо всех сил старалась делать вид, что полностью контролирует себя. Она словно надела на себя маску спокойной и уверенной деловой женщины, ни на секунду не позволяя ей сползать. Нельзя показывать, какое разрушительное воздействие оказывает на нее его присутствие. Мэтт для нее всего-навсего работодатель! Однако она вынуждена была признать его несомненные достоинства. Во время их многочисленных споров его остроумные доводы находили отклик в ее израненном сердце.

— За меня работает мой вице-президент, — тихо проговорил он почти в самое ее ухо. Мэтт невольно залюбовался ее точеным профилем. Пышные рыжие волосы были откинуты со лба и заплетены в косичку. — Но я постоянно держу все под контролем. Связываюсь с ними каждый час.

Наступило молчание. Вдруг до Джинджер дошло: в доме слишком тихо. Не слышно шума работы. Джинджер открыла глаза.

— А где рабочие? — спросила она. — У них что, обеденный перерыв?

— Они уже ушли. Сегодня пятница, и я отпустил их пораньше.

— Как ушли? Ведь сейчас только… — Джинджер бросила взгляд на свои часики и ахнула, — начало седьмого! Мне надо бежать! — Она вскочила, скинула рабочий халат и сунула руки в карманы курточки. Все на месте — бумажник, ключи от машины… Все в порядке. — Мне надо спешить, — пояснила она. — Боюсь опоздать. Мне надо было уйти в пять часов!

— Куда ты так спешишь? — бесцветным голосом поинтересовался он.

Джинджер вихрем кинулась вниз по лестнице. Мэтт следом. Благодаря длинным ногам ему проще простого было не отставать.

— Где мои книги? — Оказалось, она утром швырнула их на циновку у окна в цокольном этаже. Джинджер схватила их и бросилась к машине.

— Я спрашиваю, куда ты спешишь?

— Домой. — Мягкая настойчивость в его голосе вызвала у Джинджер раздражение.

— Куда бы ты ни спешила, придется отменить твое мероприятие. — Он прижал ее к дверце машины так, что она не могла шевельнуться.

— Что? Я договорилась о встрече неделю назад и не собираюсь ничего отменять! Я целые недели никуда не выходила.

— Извини, — невозмутимо проговорил он, однако в голосе его не слышалось и намека на раскаяние или сожаление. Он обнажил белые зубы в улыбке.

— У тебя нет права распоряжаться моим свободным временем.

— Я не собираюсь распоряжаться твоим свободным временем. Но я должен уехать за границу до следующего вторника, а Джейку нужно получить указания относительно дальнейшей работы, например он должен знать, где поставить оранжерею. Мне необходимо обсудить это с тобой.

— Оранжерея подождать не может? — спросила Джинджер. Мечты о походе в театр с друзьями стали понемногу таять. Так как она практически оборвала связь почти со всеми друзьями, кроме самых близких, она сделала попытку снова наладить отношения, чтобы доказать себе, что она все еще способна наслаждаться жизнью независимо от Мэтта Грегори. Ей также хотелось доказать отцу, что она не утратила способности наслаждаться жизнью и не превратилась в трудоголика — процесс, за которым он наблюдал с нескрываемым удовольствием.

— А твои планы не могут подождать?

— Сколько времени это займет? — спросила она и вспыхнула, заметив на его губах торжествующую улыбку.

Он на шаг отступил от капота ее синего «бьюика».

— Самое большее, час. — Он посторонился, чтобы дать ей возможность сесть в машину. — Давай встретимся… скажем… — он закатал рукав своего плаща и взглянул на часы, — в восемь! В ирландском пабе недалеко от твоего дома, знаешь? Сможем обсудить наши планы и заодно перекусить.

Первый раз они окажутся вдвоем, будут говорить без посторонних. Все внутри Джинджер восстало против перспективы ужина вдвоем. Здесь какой-то подвох! Она нервно облизнула губы и попыталась придумать какой-нибудь убедительный предлог, чтобы отказаться. Но под требовательным и настойчивым взглядом его холодных голубых глаз вдохновение покинуло ее, и она с удивлением, словно со стороны, услышала, как бормочет, что согласна.

Полтора часа спустя Джинджер стояла у себя дома в холле перед большим зеркалом. Пока она трудилась над особняком Мэтта, макияж был ей совершенно не нужен. Она открыла коробку с косметикой и начала неуверенно накладывать крем-основу, румяна и пудру. Пальцы ее утратили былую уверенность. Какой цвет теней выбрать? Нет, не то. Провозившись полчаса, она взглянула на творение рук своих. На нее из зеркала взирало ослепительно красивое, просто лучащееся довольством и счастьем, лицо. Немного слишком лучезарное, с неудовольствием подумала она, принимая во внимание то, что он фактически вынудил ее поужинать вместе. Из-за этого ужина ей пришлось отменить поход в театр.

Наряд, подобранный к встрече с Мэттом, показался ей слишком скромным. Однако времени на переодевание уже не было. Джинджер вздохнула, оглядев себя еще раз с ног до головы. Изумрудно-зеленый свитер с высоким воротником, черные джинсы с ярлыком известного дизайнера, кожаная курточка до бедер… Пожалуй, застегивать не буду, решила она.

— Очаровательно! — послышался сзади голос отца. — Какую пьесу пойдешь смотреть, дорогая?

— Представление отменили. — Джинджер нагнулась и подняла с пола черную сумку с кремовой полосой. — Нет, если честно, у меня поменялись планы и в театр я сегодня не иду.

— Почему? Что случилось? — забеспокоился отец.

Она насмешливо улыбнулась.

— Тоска смертная! Мы решили вместо театра слетать на пару дней в Париж.

Легкое беспокойство на лице отца уступило место настоящей тревоге. Джинджер могла прочитать его мысли с такой же легкостью, словно они были написаны у него на лице крупными буквами. С тех пор как она начала работать, он счастлив как ребенок. А теперь папа, должно быть, решил, что ее трудовой энтузиазм уже угас. Работать ведь так скучно по сравнению с той праздной и веселой жизнью, которую она вела прежде!

— Не надо, прошу тебя! — Голос его дрожал. Он просто расплакаться готов от огорчения, подумала Джинджер, и губы у нее сами собой расползлись в улыбке.

— Не бойся. — В конце концов, папу стоит пожалеть. — На самом деле мой босс решил, что нам с ним необходимо кое-что обсудить, и заставил меня отменить поход в театр.

— Неужели заставил? Я думал, никто не в состоянии заставить тебя отменить что-то из задуманного!

— Он первый. — Джинджер помрачнела. — Знаешь, он настоящий самодур. Не считается ни с кем и ни с чем и готов смести всех у себя с дороги. Возможно, именно поэтому он и преуспел на бирже? Как бы там ни было, папа, такси придет с минуты на минуту. Скоро увидимся. Не скучай без меня!

— Что ты, детка. Мне так приятно, что ты ужинаешь с Мэттом.

Она открыла было рот, чтобы просветить отца: ее ужин с Мэттом отнюдь не удовольствие, а просто деловая встреча. Однако снаружи прогудел клаксон: прибыло такси. Джинджер поцеловала радостно улыбающегося отца и выпорхнула из холла.

Тем хуже для нее! Отец так и не раскаялся в своем поведении. До сих пор считает, что его затея просто невинный розыгрыш. Когда все открылось, он кротко встретил шквал ее обвинений и даже не пытался оправдаться. Остается надеяться, что сейчас он расценивает их совместный ужин с Мэттом как сугубо деловую встречу. Если же он питает на сей счет какие-то иллюзии, то его ждет потрясение. Как только работа будет закончена, они с Мэттом пойдут по жизни параллельными курсами и нигде больше не пересекутся.

К тому времени, как ей удалось припарковать машину на стоянке возле ресторана, он был уже полон. Зал был ярко освешен; никаких тебе приглушенных огней и тихой, задушевной музыки. Мэтт уже ждал ее. Он прихватил с собой кейс и, пока ее не было, просматривал листы с чертежами.

У Джинджер появилась возможность рассмотреть его получше. На нем был кремовый кашемировый джемпер и темно-зеленые брюки. Эта одежда удивительно шла ему и подчеркивала его потрясающую мужественность. Казалось, от него исходят некие флюиды. Под хлопком, кашемиром и шелком находится тело великолепного любовника. Джинджер откровенно любовалась им. Наконец, очевидно почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Мэтт поднял глаза. Она ощутила, как к щекам прилила краска стыда.

— Удалось поменять планы? — спросил он, отодвигая бумаги в сторону.

Она села напротив него.

— Насколько я помню, ты не оставил мне выбора.

— Да, верно. — Он невинно улыбнулся, словно эта мысль поразила его. — Я не оставил тебе выбора. — Подозвав официанта, он заказал бутылку вина, затем откинулся назад и посмотрел на нее с таким видом, точно теперь, когда с шутками покончено, можно изучать ее без помех. — Ты накрасилась, — заметил он, — и распустила волосы. Знаешь, я уже так привык видеть твое лицо без косметики и волосы, забранные узлом или сплетенные в косичку, что теперь у меня чувство, будто передо мною сидит совершенно незнакомая женщина.

— Я всегда крашусь, когда выхожу куда-то вечером, — сухо проинформировала его Джинджер.

— Гм. Жаль, что тебе пришлось отменить свидание. — Он молча наблюдал за ее реакцией, пока официант наливал ему в бокал вино на пробу. Когда Мэтт кивком головы подтвердил, что доволен выбором, официант разлил вино в оба бокала. — Интересно, какого развлечения ты лишила себя на сегодня? — Он сделал глоток вина, продолжая смотреть на нее поверх бокала. Его глаза были похожи на голубые льдинки.

Какое-то время Джинджер подумывала, не солгать ли ему, но решила не рисковать. Кто-кто, а Мэтт ни за что ей не поверит. Каким-то непостижимым образом он, казалось, видит ее насквозь. И уж конечно знает, что та поверхностная жизнь, какую она вела до сих пор, ее больше не интересует. Ему удалось вытянуть из нее это признание во время одной из их совместных прогулок по его особняку, когда он ходил за ней как приклеенный и задавал бесчисленные вопросы «по делу». Слава Богу, подумала она, что я не успела выболтать слишком много.

— Я очень ждала этого дня, — откровенно призналась Джинджер. — Я хотела пойти в театр и посмотреть «Отверженных». Знаю, эта пьеса идет уже лет сто, но, хочешь верь, хочешь нет, я ни разу ее не видела. — Она провела кончиком пальца по кромке бокала, потом поднесла его к губам и стала мелкими глоточками пить вино.

— Охотно верю, — усмехнулся Мэтт. — Спектакли обычно совпадают по времени с часами работы ночных клубов.

Джинджер изумленно уставилась на него.

— Да… так и есть. Но неважно. Посмотрю спектакль в следующую субботу. Да, так ты хотел обсудить, где возвести оранжерею или теплицу. Лично я здесь особой проблемы не вижу.

— Я только хочу убедиться, что теплица будет возведена на месте, — пробормотал Мэтт, потирая большим пальцем ножку бокала. Потом он поднял его и осушил одним глотком. — Это ведь дом, а не квартира, которая у меня в деловой части города.

— Да что ты? — Джинджер неожиданно для себя почувствовала, что ею овладело любопытство. — А как она выглядит? Меня это интересует как дизайнера, — поспешила добавить Джинджер, чтобы он не подумал, будто она напрашивается в гости.

— У меня… как бы это сказать… очень мужская по духу квартира. Может, «мужская» не совсем то слово. Лучше так: там не чувствуется женской руки. Совсем. Все очень функционально.

— По-моему, тебе нравится такой стиль, — беззаботно сказала Джинджер, после того как сделала заказ. — Насколько я могу судить, тебе не по душе всякие цветочки в вазах, картиночки на стенах и прочие следы женской экспансии.

— Неужели я так говорил? — Он недоверчиво покачал головой. — Возможно. Но сейчас… — он выждал, пока официант снова нальет ей вина, — я начинаю думать, что пора кончать походную жизнь. Так можно существовать до поры до времени — минимум мебели, мини-кухня и тренажер в комнате для гостей.

— Значит, грезишь о фамильном замке, — поддела его Джинджер.

— Замок — это уж слишком, но, возможно, настала пора пустить корни и посмотреть, что получится.

— У тебя уже есть кто-то на примете? — Джинджер почувствовала, как ее желудок сжался в комок. Разумеется, для нормального мужчины желание обзавестись семьей вполне естественно… Скорее всего, на такие мысли его натолкнул сам особняк. А может, он специально купил дом в расчете на будущую семью? Что было раньше, курица или яйцо? Какая ирония судьбы — обставлять дом человеку, в которого влюблена, с тем чтобы он положил его у ног женщины, с которой, очевидно, хочет связать свою жизнь.

— Можно не отвечать? — Он рассмеялся, словно реагируя на хорошую шутку.

Один — ноль в его пользу. Джинджер оставалось только улыбнуться в ответ. Она надеялась, что он расценит ее гримасу именно как дружескую беззаботную улыбку.

— А детей ты собираешься заводить? — вежливо спросила она, поборов приступ тошноты. — Такой особняк просто идеально подходит для большой семьи. Много места и большой сад.

— И правда идеально подходит. В Нью-Йорке я не решился бы жить с семьей. Сам я вырос на просторах Айовы и не представляю, каково это — расти не на земле, а на асфальте, а в парк ездить только по выходным, да и то если погода позволит.

Разговор естественным образом перешел на сравнительные достоинства города и деревни. Спор имел бы больше смысла для Джинджер, если бы она понимала, что он носит сугубо теоретический характер. Однако у нее появилось стойкое впечатление, что у Мэтта есть женщина. Мысль эта не отпускала ее во все время разговора.

Но лишь когда они допивали кофе, до Джинджер дошло: то, ради чего и был затеян этот ужин, они так и не обсудили. Об оранжерее они не говорили вовсе. В ответ на ее вопрос он на минуту смутился, а потом предложил заехать к нему на квартиру и на досуге посмотреть чертежи.

— Ты ведь не на машине?

— Нет, но…

— Вот и хорошо. Когда мы закончим, мой шофер отвезет тебя домой.

— Уже довольно поздно…

— Я виноват. — Он шутовским движением поднял руки над головой, признавая свою вину. — Но мне и в самом деле необходимо обсудить с тобой все чертежи, чтобы Тому было ясно, что делать. Если ты думаешь, что твой отец будет волноваться, позвони ему. Но я обещаю, что до полуночи ты будешь дома.

Он подкрепил свои слова настолько очаровательной улыбкой, что все возражения Джинджер увяли, не успев родиться. Она молча наблюдала, как он подзывает официанта, расплачивается, подходит к стойке и звонит шоферу.

Пока она лихорадочно обдумывала новый кошмарный поворот событий, настоящее испытание для ее и так вымотанных нервов, Мэтт поддерживал непринужденную светскую беседу. Заявил, что считает глупостью езду на машине в состоянии алкогольного опьянения. Именно поэтому он держит персонального шофера на случай, если придется выпить. Мэтт говорил и о своей работе и даже заставил ее улыбнуться, когда рассказал, что он типичный трудоголик и, поскольку у него нет времени на физические упражнения и поневоле приходится вести сидячий образ жизни, завел специальный тренажер, который держит в комнате для гостей.

Несмотря на то что на заднем сиденье его «ягуара» было тепло, Джинджер куталась в куртку и отделывалась краткими, по большей части односложными ответами.

Они пробыли в машине не больше получаса, хотя для Джинджер поездка показалась вечностью. Мэтт попросил шофера подъехать к подъезду примерно через час. Когда она выходила из машины, ею овладела паника. Следом за Мэттом она на негнущихся ногах прошла в вестибюль — просторное, отделанное мрамором помещение. Они поднялись на лифте на четвертый этаж.

Его квартира точно сошла со страниц глянцевого журнала. Он не лукавил, когда заявил, что обстановка у него спартанская, хотя во всем чувствовался хороший вкус. Никаких ярких красок; строгая черная кожаная мебель; функциональные источники света. Лишь большой персидский ковер в центре выделялся на фоне приглушенных тонов теплым пятном.

Однако долго любоваться обстановкой ей не дали. Мэтт провел ее в кухню, почти такую же большую, как и гостиная, сверкающую хромом, в которой все было новое, современное и дорогое, включая внушительных размеров кофеварку.

— Я сторонник натурального кофе, — сообщил он, заметив, что она не отрываясь смотрит на кофеварку, сверкающую черным и серебряным. — Особенно люблю капуччино. Ужасно мне нравится молочная пенка — в этом есть какой-то налет богемности, что-то упадочное.

Слова «налет богемности» заставили Джинджер покраснеть. Она сама иногда употребляла это выражение, только подразумевая под ним отнюдь не такие невинные вещи, как потребление натурального кофе.

Мэтт принялся умело манипулировать со сложной машиной. Спустя несколько минут он передал ей чашку дымящегося кофе со взбитой молочной пенкой сверху.

Потом он разложил на столе чертежи. Кухонный стол был сделан из прочного черного дерева. Его окружали шесть металлических стульев с высокими сиденьями. Джинджер скептически взирала на это великолепие.

Мэтт придвинул себе стул и сел. Его большая рука поглаживала чашку с кофе.

— Все это совершенно бессмысленно, — медленно проговорила Джинджер, садясь рядом с ним. Легкое опьянение выветрилось у нее из головы в ту минуту, когда они вышли из ресторана и садились в машину, и теперь голова ее была ясной и свежей. К ней вернулась подозрительность и настороженность.

— Что бессмысленно? — Мэтт успел снять кремовый джемпер и закатать рукава кремовой же рубашки до локтя.

Он весь казался таким настоящим, неподдельным… Но здесь, в этой квартире, Джинджер показалось, будто она обнаружила под верхним его слоем еще один. Сложный человек! Сколько у человека может быть слоев? Ну почему она не такая же сложная и загадочная личность? Ничего удивительного, что первое его впечатление о ней было неутешительным. Пустышка! Вероятно, он и до сих пор считает ее глупенькой пустышкой. Ничего общего с теми глубокими, сложными и загадочными натурами, с которыми он общается.

— Совершенно ничего общего с твоей хижиной, верно? — Джинджер заставила себя улыбнуться. — Черное дерево и хром. А в хижине мебель грубая и… не новая. Что ты за человек? — В голосе ее поневоле послышались обвинительные нотки.

Мэтт удивленно поднял брови.

— По-твоему, у меня раздвоение личности? — Его губы изогнулись в улыбке. — Неужели у тебя все платья скроены по одному фасону? А туфли одного и того же цвета? Я люблю разнообразие. Кстати, разве не все мы таковы?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю, — послушно согласился он. — Я тоже считаю, что хижина больше подходит моему стилю. Старая и поношенная. Но эту квартиру три года назад обставила одна моя приятельница. Вероятно, она решила, что я принадлежу к числу тех парней, кто без ума от лаконичности минимализма. — Мэтт пожал плечами. — Но в остальном квартира мне подходит. Здесь ведь я только сплю. Если мне нужно принять гостей, я приглашаю их не сюда.

— Почему ты не возражал, когда она обставляла твою квартиру? — ехидно поинтересовалась Джинджер. — За мной ты ходишь как клещ. Так почему ты позволил другой обставить твою квартиру так, как тебе не нравится? Я удивлена.

— Когда я позволил ей обставить мне квартиру, мы с ней были любовниками, — прямо ответил Мэтт. — Мы даже лелеяли смутные надежды на то, что будем жить вместе, но ко времени, когда квартира была обставлена, наступил конец и нашим отношениям, а потом… мне просто лень было что-то менять.

— Вот почему ты так цинично настроен по отношению к противоположному полу? — тихо спросила Джинджер. — Потому что в прошлом та, кого ты любил, тебя бросила?

Мэтт опустил голову.

— Может быть. Мне не нравится думать, что я ранимый человек, да и какому мужчине нравится? Но, возможно, я действительно ранимый. Может, какая-то часть меня до сих пор переживает из-за той неудачной связи, отсюда и невозможность избавиться от всей этой чепухи. — Он обвел рукой кухню. — Может, подсознательно я чувствую, что когда сменю обстановку, то наконец смогу распроститься с образом женщины, которая когда-то разбила мне сердце. Кто знает, возможно, я и дом купил с такой же целью — зализать старые раны.

Джинджер почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она надеялась, что это слезы сочувствия к человеку, который смиренно признается ей в собственной ранимости. Однако, к; несчастью, она подозревала, что это слезы жалости к себе. Каждое сказанное им слово как кинжал в ее сердце. Ей показалось, что вся ее душа кровоточит.

— Извини, — прошептала она. Она положила руку ему на запястье, чувствуя ладонью тонкие волоски.

Его теплая рука дрогнула, и он сжал кулак. Другой рукой он закрыл склоненную голову, словно закрываясь шитом от ее участливого взгляда.

— Надеюсь, я не слишком низко пал в твоих глазах, — проговорил он, не глядя на нее, — только потому, что позволил себе этот всплеск эмоций.

— Я знаю, тебе нелегко признаваться в собственной слабости, — мягко сказала Джинджер. — Но ничего стыдного здесь нет.

— Утешишь ли ты меня в час печали?

— Что?

Он посмотрел на нее сквозь пальцы, закрывающие лицо. Она увидела, что у него дрожат плечи. Дрожат, но не от рыданий, а от еле сдерживаемого смеха. Наконец он больше не смог сдерживаться и расхохотался, все так же сжимая ее руку.

Джинджер резко откинулась на спинку стула.

— Ты… ты…

— Извини. Ничего не мог с собой поделать, — с трудом проговорил он между очередными взрывами хохота.

— Ах так?! Обманщик! — Джинджер вскочила. — Я ухожу.

— О, где же твое чувство юмора? — Он еще продолжал всхлипывать от смеха. — В последний раз, когда я был с тобой откровенен — там, в хижине, — ты не колеблясь спустила меня с небес на землю. А сейчас я просто шутил. — В его ухмылке не было и намека на раскаяние.

Неожиданно для себя Джинджер почувствовала, как ее губы раздвигаются в ответной улыбке. Она села и попыталась придать себе безразличный вид. Пускай валяет дурака, ей-то что!

— Просто Ледяная Дева! — Он все еще улыбался.

— То есть ты мне солгал?

— Не во всем. Она действительно была моей любовницей. — Мэтт покачал головой. — Мы вместе бывали в обществе, а потом расстались. И она действительно обставляла эту квартиру. Хотела устроить мне сюрприз, когда я на две недели уезжал в по делам в Чикаго. Мы действительно собирались жить здесь вместе, но… Оказалось, что вместе мы можем только обедать в ресторанах. Собственно говоря, мы расстались друзьями. Она вернулась домой, в Австралию, спустя полгода после нашего разрыва вышла замуж и сейчас у нее уже есть дочка и она ждет второго ребенка. Я не пытался поменять обстановку в этой квартире, потому что мне было некогда и лень. Я всегда очень занят. Кроме того, возможно, я к ней привык. Ну и лицо у тебя было, — прибавил он без всякого перехода.

У Джинджер странно звенело в ушах. Она чувствовала, будто ее голова наполнена воздухом. Он вывел ее на балкон подышать. Она не чувствовала раздражения, только какое-то лихорадочное возбуждение оттого, что история, которую он состряпал и которая тяжелым грузом легла ей на сердце, оказалась ложью от начала до конца. Снова ложь!

— Если ты закончил со своей невинной шуткой, — сказала она наконец, — может быть, перейдем к делу?

— Да, к делу, — согласился он, глядя на нее и не шевелясь. Потом он встряхнулся и собрал чертежи.

Следующие полчаса они изучали эскизы дома. Джинджер торопливо записывала его указания о размерах и местоположении потолочных светильников.

Когда они закончили, он сложил чертежи в пластиковую папку и передал ей. Потом уселся, откинувшись на спинку стула.

— Тебе понравилось?

Джинджер смерила его холодным взглядом.

— Ты заставил меня поменять планы на вечер. И еще спрашиваешь, нравится ли мне… То есть… я неплохо провела время. Было очень вкусно. А вот что касается компании, в которой я оказалась… — Она чувствовала: сердце бьется так, словно готово выскочить из груди. Ей стало жарко. Наверное, от его взгляда. Он смотрит на нее так, словно каждая клеточка его тела сосредоточена на ней. — Что ж, когда ты захочешь, ты можешь быть вполне занимательным собеседником…

К чему обманываться? Когда он рядом, по делу или без дела, она на седьмом небе. А без него ее жизнь скучна и пуста.

— Вообще-то я хотел спросить, нравится ли тебе твоя работа.

Джинджер понадобилось несколько секунд, чтобы понять: она неверно истолковала его невинное замечание. Она покраснела, мучительно припоминая, не сказала ли сгоряча чего-нибудь, что выдало бы ее с головой.

— Да, конечно! — Она глубоко вздохнула и преувеличенно внимательно посмотрела на часы. — Да, приятно заниматься полезным делом.

— Приятно, значит.

— Да, приятно! — отрезала она. — Так когда твой шофер заедет за мной? — Она встала и, придерживая волосы одной рукой, перебросила их через плечо.

Он некоторое время лениво наблюдал за ней, а потом встал — как раз вовремя, потому что раздался звонок в дверь. Водитель! Джинджер готова была обнять и расцеловать шофера.

— Знаешь, — медленно проговорил он, идя следом за ней к двери, — тебе не стоит так нервничать из-за меня. Я уважаю твою свободу. Раз ты так решила, отношения между нами будут исключительно деловыми.

От его ласковых слов Джинджер стало не по себе. Он не прикасался к ней, но его слова проникали в самую душу.

— Да, и ты поступил верно, иначе я не согласилась бы работать на тебя. — Джинджер почувствовала досаду и резко нажала на кнопку лифта. Приехал лифт, раздвинулись дверцы.

— Спасибо за ужин. — Она обернулась, прижав папку с чертежами к груди, словно защищаясь.

— Я провожу тебя до машины. — Прежде чем она возразила, он уже шагнул в кабину лифта. Его мощное тело заняло почти все пространство. Если она сделает хотя бы шаг, то врежется в него. Джинджер поспешно вжалась в стенку. — Если хочешь знать, — беззаботно проговорил он, когда лифт приехал и дверцы распахнулись, — сейчас мне понадобилась вся моя сила воли. — Он придержал дверцы и пропустил ее вперед. — Тебя не интересует, что я имею в виду?

— Нет!

— Трусиха. Конечно же интересует! — Он прошел мимо стойки, на ходу кивнув консьержу в ливрее. — Я все равно тебе скажу, — заявил он, когда они вышли на улицу. — Он взял ее пальцем за подбородок и развернул ее лицо к себе. — Я не забыл, Джинджер, как мы с тобой занимались любовью, и мне приходится напрягать все силы, чтобы держать от тебя руки подальше.

Джинджер изумленно подняла брови. Он смотрел на нее так, что ей показалось: сейчас он ее поцелует! Ей вдруг так отчаянно захотелось этого, что самой стало страшно. К черту логику, здравый смысл и ненависть к обманщику!

— Но уговор дороже денег, — прошептал он прямо в ее полураскрытые губы и сдержанно поцеловал в лоб. — Спокойной ночи!