"Свести с ума Мартину" - читать интересную книгу автора (Эксбрайя Шарль)2На следующее утро пришло письмо из комиссариата Оша. В нем говорилось, что карабин Ремингтон 1100 был куплен в прошлом году у одного из оружейников города. Продавец запомнил покупателя, и согласно его описанию он очень походил на Марка Кесси. Может быть, это сообщение и есть ответ на головоломку, которую Тьерри таким образом наконец решил и всего за несколько часов до приезда коллег из Тулузы? С бьющимся от волнения сердцем он побежал во Дворец правосудия и передал полученную из Оша информацию Шонебуру. Следователь счел ее достаточно важной для того, чтобы немедленно позвонить прокурору. Последний вызвал их обоих к себе. Мэтр Комбэ внимательно выслушал Невика. – Спокойней, комиссар, не надо торопиться с выводами! Мы можем лишь предположить, что это был Марк Кесси, но не более того. Я собирался звонить в Тулузу, но мне не хотелось бы лишать вас звания победителя в случае успеха. Даю вам 24 часа отсрочки. Судья позволил себе весьма веское замечание: – Допустим, что карабин купил действительно Марк Кесси. Но как он мог из него выстрелить? У него же гипс! Комбэ покачал головой. – Вот именно. Так что не мешкайте, г-н комиссар, пока я не передумал и не лишил вас отсрочки. Выйдя из Дворца, полицейский направился к доктору Гаронессу. Он попросил врача съездить вместе с ним в Блонзатский замок – обследовать плечо Марка, чтобы определить, имеются ли на гипсе какие-нибудь повреждения. В Блонзате прямо с порога Тьерри заявил, что желает видеть господина Кесси. Тот недовольно приплелся. – Что вы к нам привязались? – Господин Кесси, признаете ли вы, что купили в прошлом году в Оше карабин Ремингтон 1100? – Конечно признаю! – В таком случае, почему вы об этом сразу нам не сообщили? – Я не знал, что вы его ищете. – Вы не знали? И вы не знали, что именно из этого оружия была убита ваша жена?! Вы, по меньшей мере, задержали следствие, не говоря уже о том… – А если я вам докажу, что вы даже в этом не можете меня обвинить. Если бы вы подумали расспросить своих подчиненных, то они бы вам сказали, что ружье было у меня похищено полгода назад, о чем я и поставил в известность полицию. Возможно, что вор воспользовался им для осуществления своих преступных замыслов, но я тут ни при чем. – Это мы еще посмотрим! – И смотреть нечего, господин комиссар. Поверьте, мне вас жаль, но вам не удастся все свалить на меня. Невик не ответил. Он только кивнул врачу, приглашая приступить к осмотру. Гаронесс тщательно изучил каждый миллиметр гипса, после чего заключил: – С тех пор, как я его собственноручно наложил, к нему никто не прикасался. Полицейский вынужден был ни с чем вернуться в Каор и извиниться перед доктором за напрасное беспокойство. С ним случился настоящий приступ бешенства, когда в ведомостях он нашел запись, подтверждающую, что Марк Кесси не соврал – заявление о краже карабина Ремингтон 1100. Комиссар рвал и метал. Досталось бы всем без исключения, если бы вовремя не вмешался Ратенель. – Шеф, заявление о краже еще не значит, что кража была на самом деле. Тем более, что ружье так и не нашли. – Господи! Это же правда! Это могло быть хитростью… алиби… к тому же дата заявления Кесси совпадает с датой возвращения мадемуазель Пьюбран из Латинской Америки! – Может быть, он надеялся, что она не вернется? – Если знал о содержании завещания… – А почему бы и нет? Жюльбер Пьюбран, злой на дочь, очень даже мог всем рассказать о своих намерениях. Невик, не раздумывая, послал помощника за доктором Пьюбраном к нему в клинику. Крики протеста предшествовали появлению Пьюбрана в кабинете комиссара. – Насилие! Произвол! На глазах персонала! Пациентов! Что будут говорить обо мне в Каоре! – Не берите в голову, доктор. Чтобы найти преступника, мы должны объединиться. – Я не могу давать ложные показания ради вашего удовольствия. – Доктор, вы знали, что Марк приобрел себе в Оше карабин Ремингтон 1100? – Я слышал, что он его купил, но не знал, где именно. – Почему вы не поставили нас в известностью? – Я не думал, что это имеет значение, тем более, что его уже давно у него украли. – Вы врете, к тому же у вас плохо это получается. – Я запрещаю вам!… – Не нервничайте, отвечайте только на заданные вопросы. А правда на самом деле вот в чем: вы, понимая, что разоблачение преступника бросит тень на вашу клинику и желая уберечь от скандала имена Пьюбранов и Кесси, готовы были на любой компромисс, даже противозаконный. Ваш эгоизм стал причиной смерти женщины и мужчины. Мертвенно-бледный врач смотрел на полицейского. Он больше не возмущался, не протестовал, он только проговорил дрожащим голосом: – То, что вы сейчас сказали, – гнусно… Я очень любил Софи, я старый холостяк и устал от одиночества… Софи была мне как дочь, намного ближе Мартины… Она была нежнее, доверчивее, ласковее… Без нее замок вызывает у меня ужас… Теперь, когда ее не стало, меня больше ничто в жизни не удерживает… и вы думаете, что я, зная о приготовленной ей участи, молчал? Господин комиссар, вы, быть может, отличный полицейский, но как человек… вы просто глупы. Я могу идти? – Знали ли вы о содержании завещания вашего брата до возвращения Мартины? – Да… Его выводило из себя то, что она не приезжает за ним ухаживать. Как это свойственно эгоистам, он любил впадать в крайности, но, не будучи дураком, в глубине души прекрасно понимал, что перегибает палку. Властный, не терпящий возражений, он совершенно не допускал, что кто-то может думать иначе, чем он. Независимый образ мыслей Мартины убивал отца – отсюда и абсурдность некоторых пунктов его завещания. Он рассказал нам о своих намерениях как-то раз за завтраком, и, нужно признать, не без злорадства. – Тогда-то вы и могли вступить в заговор с Кесси и мадемуазель Пьезат. – Могли, если бы были преступниками, но мы не преступники, как бы вам этого ни хотелось. – Вы свободны, на сегодня я с вами закончил. – Зато я, господин комиссар, с вами не закончил. Менее чем через полчаса после ухода доктора Пьюбрана, Тьерри звонил прокурор. – Господин комиссар, доктор Пьюбран только что покинул мой кабинет. – Понимаю. – Тем лучше, не надо тратить время на лишние объяснения. Вы ничего не хотите мне сказать? – Ничего, господин прокурор. Следствие веду я. Доктор Пьюбран – подозреваемый, и я обращаюсь с ним, как считаю нужным. – Значит, как считаете нужным? – Как считаю нужным, господин прокурор. – Скажите, Невик, вы что, собираетесь закончить службу не в Каоре? – В Каоре, почему? – Потому что вы выбрали для этого неправильный путь. – Если я арестую преступника, о моих немногих грубых манерах тут же забудут. – К сожалению, вы его не арестуете. – Почему это? – Я только что звонил в Тулузу. Завтра утром они будут здесь, а вы отстраняетесь от дел. До этого времени приказываю вам ничего не предпринимать, предварительно не поставив в известность меня или мэтра Шенебура. Мне жаль вас, но я предупреждал. На вашем месте я бы извинился перед доктором Пьюбраном. – Я не трус, господин прокурор. – Ну вот, сразу громкие слова! Это лишний раз показывает, что вы совершенно не умеете себя контролировать. Признать свою ошибку никогда не считалось трусостью, напротив! – Спасибо за урок, господин прокурор, простите, но я не могу им воспользоваться. – Поступайте, как вам нравится. Поверьте, мне будет неприятно, если вам придется покинуть Каор. До свидания, господин комиссар. – До свидания. Повесив трубку, Тьерри заставил себя закрыть глаза и расслабиться. Чтобы успокоиться, ему потребовалось около четверти часа. Оне решил для себя, что не уедет из Каора, а лучше попросит досрочной отставки. Он позвал помощников. – Ратенель, я отстранен от следствия. Дело передано в СРПЖ. – Но почему?… – Мне нечего сказать, Ратенель. Соберите все относящиеся к делу бумаги. После обеда я отнесу их следователю. Узнайте, во сколько он сможет меня принять. Есть не хотелось, но Тьерри заставил себя все-таки что-то проглотить. Проницательный Эскорбьяк сразу это заметил и заботливо спросил: – Не клеится? – Совсем даже не клеится. – А? – Меня отстранили, мое место заняли парни из Тулузы. – Может, это к лучшему? – Оказаться бессильным? – Ты прекрасно знаешь, что я не это хотел сказать. – Но именно так все и подумают. Но это еще не самое страшное: я попал в немилость, мне угрожают переводом из Каора за то, что я, видите ли, не умею разговаривать с важными персонами нашего города. – Ты уезжаешь? – Нет, я лучше пойду на пенсию. Я должен остаться возле Алисы и двух моих единственных в этом мире друзей. – Мы с Эрминой никогда тебя не бросим. – Я знаю, и мне поэтому легче принимать удары, на которые не имею возможности дать сдачи. Хотя, старик, что-то подсказывает мне, что я близок к ответу. Хотя теперь уже поздно… Обидно… – А… а что Мартина… поклонника-то ее не стало… – Мы с ней совершенно разные люди. Я должен был сразу это понять. Сам не знаю, что на меня нашло. – Ясно. Не унывай, будем теперь на рыбалку, на охоту ходить – как раньше. Шенебур уважал Невика, и случившееся его удручало. – Друг мой! Почему вы меня не послушали? – Видите ли, господин следователь, иногда особенно приятно поступать по совести, а не думать о собственном благополучии. – Я вас понимаю, господин комиссар, только не делайте опрометчивых выводов. Вы убеждены, что мы с прокурором из кожи вон готовы вылезти, лишь бы угодить некоторым небезызвестным вам особам, и все это для того, чтобы сохранить или даже улучшить наше служебное положение. Только это так кажется, господин комиссар! Опыт показывает, что из скандалов никогда ничего хорошего не выходит. Мы считаем, что никто не вправе покушаться на репутацию и честь ближнего. Никто не вправе бросать тень на имя граждан, чья вина не доказана. Следствие заканчивается, а сплетни остаются. Вы же, извиняюсь, прете напролом, не задумываясь. Нам с прокурором очень хотелось бы, чтобы вы это поняли. – Я принес вам бумаги. – Благодарю вас, тулузцы по приезде сразу к вам зайдут. – Вы не боитесь, что я направлю их по ложному пути? – Не язвите. Я думаю, вам не первый раз приходится терпеть поражение. К тому же, они взрослые люди и сами разберутся, что к чему. До свидания, господин комиссар. – До свидания. Тьерри заскочил в комиссариат предупредить Ратенеля, что едет домой и желает, чтобы его не беспокоили, если, конечно, не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего. Дома он достал фотографию Алисы, которая хранилась у чего в комнате на прикроватной тумбочке, служащей одновременно и письменным столом, если необходимо записать что-нибудь важное. Он поставил кресло напротив фотографии, взял пенковую трубку, которую курил только в исключительных случаях, набил ее, зажег, устроился поудобнее и сказал своей ушедшей супруге: – Видишь, Алиса, в какую я попал передрягу? Знаешь, это и по твоей вине тоже. Если бы ты меня не оставила, если бы была рядом, то, может, уберегла бы от глупостей… а я их, наверное, столько наделал… Правда, не знаю, где и когда именно. Если ты мне не поможешь, я пропал… Они не простят мне эту встряску. После этого Тьерри принялся мирно курить. Поднимающийся от трубки дым постепенно окутал его и стал завесой между ним и действительностью. Он перенесся в выдуманный мир своих гипотез, выстроенных за время этого долгого, изматывающего следствия. Он почувствовал острую жалость к себе, так безнадежно и глупо влюбившемуся в Мартину. Мартину, так на него не похожую, не мыслящую себя без приключений, без непрекращающегося поиска. Женщина, которая скорее согласилась бы сжечь свою жизнь в одной вспышке, чем тлеть долгие годы. Нужно было быть слепым, чтобы поверить хоть на секунду, что он может заинтересовать ее; вызвать симпатию – да, но не более. – Ты была права, Алиса, в повседневной жизни я никогда не стану взрослым. Хочется верить, что туда, где ты сейчас, человеческая ложь не может проникнуть. Теперь тебя невозможно обмануть. Значит, ты знаешь, как я тебя люблю, в какую бездну одиночества поверг меня твой уход. Я должен научиться жить один. Это очень трудно… Эта Мартина… я думал найти в ней спасение… и потом… она напомнила мне молодость, которую я надеялся снова обрести. Ты ведь не презираешь меня, правда? Если кто и может понять меня, то только ты… Громкий ход настенных часов (свадебный подарок давно умершего Алисиного дяди) нарушил тишину. Тьерри ничего не слышал. Отрезанный от мира живых, он разговаривал с женой, подробно рассказывал ей о своих заботах и напряженно вслушивался в воображаемые ответы. – Я знаю, милая… только пожалуйста, не говори, что твоя болезнь искалечила мне жизнь. Это могло так казаться, но мы-то с тобой знаем, что это неправда. Если бы ты не была больна, я, без сомнения, любил бы тебя меньше, любовь уступила бы место привычке. Больная, ты нуждалась в моей защите, и ежеминутный страх потерять тебя делал счастьем каждое проведенное вместе мгновение. Все же ты ушла. Теперь, лишенный своей поддержки, я провалил единственное серьезное дело в моей карьере. Завтра утром ребята из Тулузы будут здесь, и я предстану перед ними обычным провинциальным полицеишкой, с которого и спроса нет, потому что какой же с дурака может быть спрос… Что-что?… Я ничем не хуже их? Спасибо, это очень мило… Может быть, если бы ты была рядом… Но хорошо, хорошо, не будем больше об этом. Я повторяю, завтра утром они будут в Каоре. Через несколько часов… В квартире сверху послышались шаги. По-видимому, женщина. Наверное, вернулась с работы соседка. Сейчас она переоденется, приготовит ужин, и, когда придет уставший муж, они вместе сядут за стол. Глубокая грусть охватила комиссара, когда он представил себе спокойное счастье, которого был лишен. – Видишь ли, Алиса, все было слишком просто, поэтому-то я и попал впросак. Самодур отец, который пишет завещание, оставляющее при определенных условиях дочь без гроша, что само по себе провоцирует убийство, так как прямо указывает, что нужно сделать возможным претендентам на наследство, чтобы его получить. В деньгах нуждаются все. Кесси – мот и лентяй, истратив приданое жены и, по-видимому, часть состояния родителей, оказался на мели. Доктор Пьюбран, слишком размахнувшийся на постройке клиники, не хочет признать провал своей затеи; наконец, мадемуазель Пьезат пытается обмануть одиночество, играя и проигрывая свои незначительные сбережения. Ты представляешь, Алиса, какие перед ними открываются перспективы, если Мартина… Я их отчетливо вижу всех троих. Хочется верить, что Софи не была с ними, что все происходило без ее ведома. День смерти Жюльбера Пьюбрана. Они мечтают об этих деньгах, которые, кажется, плывут им прямо в руки. Кому первому пришла в голову подлая мысль? Я думаю, что Марку, менее щепетильному, чем другим. Я уверен, что вначале они не замышляли убийства. Мадемуазель Пьезат, вспомнив об умственном расстройстве своей сестры, направила их на более легкий путь: добиться признания недееспособности Мартины. Ведь болезнь матери могла передаться дочери. Итак, они придумывают целую серию уловок: зловещая шутка во время прогулки по старому Каору, нападение в парке… А на все жалобы Мартины родственники в один голос отвечают, что речь идет о нездоровых фантазиях, и убеждают меня в том, что девушка страдает тяжелой психопатологической наследственностью. Но если страх Мартины перед ночными улицами нашего города еще можно объяснить ее сумасшествием, то поверить в то, что она сама себя пыталась задушить, набросив на шею аркан, уже сложнее. Мой выбор сделан: правду говорит наследница, заговорщики догадываются о том, что я принимаю сторону девушки, и тогда решают совсем ее убрать. Соседка снизу включила радио, и Тьерри продолжал разговор с умершей под звуки популярной мелодии. – С этого момента задача моя становится ясна: разоблачить убийцу и защитить Мартину. Заранее подстроенная поломка машины мадемуазель Пьюбран еще больше убеждает меня в правильности моей теории, а после неожиданной встречи с Марком в Круа-дс-Фэ мою овладевает настоящая паника. Спасти Мартину выше моих возможностей, и никакой поддержки во Дворце правосудия: они слишком боятся допустить оплошность. Короче, я знаю главное, но при этом остаюсь бессилен. Прости… Если бы кто-нибудь мог видеть его в этот момент, то подумал бы, что он действительно вслушивается в замечания жены. – Ах, да! Это-то все и усложняет. Убийство Софи. Необъяснимо. Все ее любили или, по крайней мерс, притворялись, что любили. Догадалась ли она о намерении трех сообщников, застала ли убийцу за приготовлением новой ловушки для Мартины или они убили ее просто так, в целях предосторожности? Трудно в это поверить, ведь она обожала мужа и могла вес ему простить, во всяком случае не донесла бы. Алиса, я признаюсь, что не могу понять убийство Софи. Кто бы мог подумать, что уход этой хрупкой, робкой и незаметной женщины станет неразрешимой загадкой? Правда, что существуют люди, смерть которых превосходит их прижизненные возможности. Порыв ветра принес в комнату шум города. Он стучался в окна комиссара, но тот, отключившись, ни на что не обращал внимания. Тьерри шептал: – Самос унизительное для меня: они думали, что я намного ближе к цели, чем я был на самом деле. Иначе они не стали бы в меня стрелять. Представь себе, я чуть не умер потому, что меня считали умнее, чем я есть. Смешно… и грустно. Правда? Раздался телефонный звонок. Тьерри, выругавшись, сорвал трубку. – Алло!… да, конечно я, Ратенель, а кто вы хотели, чтобы это был? Что вам надо? Я же просил… сведения из Мексики? Пришли? Вы открыли конверт? Нет? Ну хорошо, хорошо, приносите… Повесив трубку, Невик пробурчал: – Да, Алиса, совсем забыл, зачем мексиканец приехал к нам из своей далекой страны? Мартина и вправду позвала его или он сам явился? Но зачем? И кто подбил остальных убить его? Если бы он женился на Мартине, дело было бы и так улажено. Ведь она бы потеряла все права на наследство. Может, он раскрыл преступников? Но в таком случае он не стал бы ничего говорить, чтобы не огорчать свою будущую супругу. Почему он попросил у меня о помощи? Решил, что его возлюбленной угрожает серьезная опасность? В дверь постучали, и вошел Ратенель. – Держите, шеф. Тьерри взял толстое письмо, обклеенное военными мексиканскими марками, сел, распечатал его и принялся читать. Лицо его искажалось по мере того, как он продвигался в чтении. Когда комиссар, наконец, закончил, он поднял помутневшие глаза на своего помощника, как боксер, приходящий в себя после нокаута. – Вы на машине? – Да, она внизу. – Ждите меня там. Мне нужно подумать. Ратенель исчез. Комиссар отдался своим мыслям. Через полчаса он поднялся. – Алиса, я думаю, что на этот раз я все понял. Тьерри спустился к Ратенелю. – В «Сендриллу». Полицейский зашел в кабак и тоном, не терпящим возражения, спросил у Чарли: – Где шеф? – У себя в кабинете. – Где это? – На первом этаже. Невик взбежал по лестнице и ворвался к хозяину, который от удивления широко раскрыл глаза: – Господин комиссар! Тьерри сел в кресло. – Послушайте, Шамбурлив, мы никогда вас не трогали. Я должен признать, что вы всегда вели себя безупречно по отношению к полиции. Теперь все зависит от вас. – Что я должен сделать? – Ответить на мои вопросы. – Спрашивайте. – Имеется ли в вашем заведении отдельная комната, предназначенная для свидания людей, которые не хотели бы, чтобы их видели вместе. – Пять. Но имейте в виду, комиссар, там не происходит ничего такого, о чем вы могли бы подумать, я лично за этим слежу. Чаще всего туда приходят мужчины поговорить о делах. – Мне плевать! Марк Кесси пользуется вашими услугами? – Да, особенно последнее время. – Отлично, теперь вы должны мне сказать, кого он принимает. За рулем Ратенель спрашивал себя, зачем его шефу понадобилось ехать в «Сендриллу». Он знал, что Невик не был охотником для подобного рода заведений, неужели Шамбурлив был замешан в истории с замком? Странно, он ведь хороший парень и потасовок не любил, несмотря на свой угрожающий внешний вид. Бухгалтерские счета ему намного ближе, чем авантюры. Невик протянул руку Шамбурливу. – Я не забуду вашей услуги. – Всегда в вашем распоряжении, господин комиссар. – Можно от вас позвонить? – Пожалуйста. Полицейский набрал номер Шенебура, а хозяин «Сендриллы» тем временем тактично удалился: – Господин следователь, говорит Невик. Я звоню сообщить вам, что не стоит беспокоить коллег из Тулузы. Я раскрыл дело. Мне известен автор убийств. Я все вам объясню. Я еду в замок, жду вас там. Приготовьте, пожалуйста, ордер на арест и предупредите господина прокурора. Спасибо. Комиссар, его помощник и двое жандармов ждали прокурора и следователя у ограды замка. Вылезая из машины, прокурор прогремел: – Я надеюсь, вы отвечаете за свои поступки, комиссар! – Я тоже на это надеюсь, господин прокурор. Тьерри поставил одного жандарма у ворот, приказав ему никого не впускать. Остальные проследовали по главной аллее к замку. Шофера оставили на тропинке у черного входа, другого жандарма – рядом с верандой у крыльца. Ратенель занял позицию в вестибюле, чтобы преградить основной выход. Пьюбраны собирались ужинать, когда дверь распахнулась перед нежданными гостями. Доктор Пьюбран потребовал объяснений. Прокурор ответил: – Господин комиссар сейчас их вам предоставит, и нам заодно. Перешли в гостиную и устроились в креслах и на диване. Тьерри тут же взял слово. – Хочу сразу вам сказать, что я разгадал тайну, которая привела меня в эти стены еще до убийства Софи Кесси и Мануэля Камаронеса. Некоторые из вас проведут сегодняшнюю ночь в тюрьме и в дальнейшем предстанут перед судом. Эта преамбула вызвала нервное оживление. Чтобы разрядить обстановку, Мартина предложила: – Перед тем, как начать, я распоряжусь подать аперитив. Прокурор воспротивился, но Мартина настаивала: – Позвольте, господин прокурор, нам предстоит услышать страшные вещи, аперитив же смягчит неприятность разоблачений. И не дожидаясь разрешения, Мартина вышла и через несколько минут вернулась в сопровождении Германа, который катил перед собой столик с фужерами и бутылками. Бокалы были наполнены, и, когда метрдотель удалился, Мартина, выполнив роль хозяйки дома, взяла свой стакан и села в кресло за тетей, рядом с велюровой занавеской, украшающей окно. – Моя главная ошибка заключалась в том, что я придал слишком большое значение некоторым пунктам завещания покойного Жюльбера Пьюбрана. Их нелепость, – казалось мне, – невольно должна привлекать алчные взгляды. Поэтому я с легкостью поверил словам мадемуазель Пьюбран о том, что ее родственники хотят от нес избавиться. Покушения на убийство, жертвой которых она стала, лишь подтверждали правильность моей гипотезы. Я только никак не мог для себя решить, были ли Марк Кесси, Пьюбран и мадемуазель Пьезат сообщниками или преступник действовал в одиночку. Но все это никак не объясняло убийства Софи. Смерть ее была настолько бессмысленна, что очевидность какого-то обмана сама бросалась в глаза. Другими словами, Софи Кесси убили потому, что не могли поступить иначе. Но отсутствие или присутствие девушки никоим образом не влияло на распределение благ между наследниками в случае, если мадемуазель Пьюбран выйдет из игры. Нервно вмешался прокурор. – Почему же ее убили? – Потому что убийство Софи было ключом всей этой истории, главной ее целью, наследство стояло на втором плане. Я же поменял роли местами и в этом ошибся. Прокурору не терпелось: – Выражайтесь яснее! – Я вспомнил замечание Марка. Замечание, которое должно было показать мне, что он ненавидит свою кузину. По его словам, Мартина не могла ему простить того, что он женился на Софи в то время, когда она – Мартина – находилась в Латинской Америке. И это было правдой. Мадемуазель Пьюбран любила Марка Кесси, но отец, если верить тому, что рассказывают о его характере, ни за что не согласился бы на этот брак. Отец умирает. Девушка наконец свободна или почти свободна. Но другая уже заняла ее место. Тут-то и вступают деньги. Мартина – богатая наследница, у Софи больше нет ни гроша. С этого момента у Марка лишь одна забота – отделаться от жены и предаться самой светлой любви со своей кузиной. А по истечении срока, установленного завещанием, сыграть свадьбу. Встречались они в «Сендрилле». Кесси расхохотался. – Прямо как в телесериале, лучше не придумаешь! Слышишь, Мартина? – Слышу. Я с самого начала оценила способности комиссара. Не обращая на них внимания, Тьерри продолжал: – Но как убрать Софи и остаться незамеченным? Тут-то и начинается эта невероятная комедия. Цель ее – навлечь подозрения на доктора, тетю Пьезат и даже на самого Кесси, что было самой удачной из хитростей. Мадемуазель Пьюбран врывается ко мне в кабинет и рассказывает душещипательную историю несчастной девушки, находящейся в плену махинаций алчных до ее наследства родственников. Сцену с «удушением», я думаю, они разыграли уже вместе с Марком. Но это еще не все. На дороге в Пюнлевек мадемуазель Пьюбран едва не стала жертвой опаснейшей автомобильной катастрофы. Одна вещь удивила меня тогда в показаниях свидетеля. Он не видел машины потерпевшей на прямой, предшествующей виражу, а во время аварии очутился прямо за ней, как будто его специально ждали, чтобы он стал свидетелем. Именно так все и было. Мой помощник Ратенель нашел следы шин идентичные следам машины мадемуазель Пьюбран в укрытии, куда ее поставили в ожидании удобного момента. Я же принял все за чистую монету. Моя уверенность в собственной правоте росла и дошла до того, что я, чтобы защитить бедную девушку, не колеблясь, увез ее в деревню к своему другу. Однажды вблизи дома я заметил Марка Кесси. Теперь-то я знаю, что его сообщница под предлогом, что ей необходимо сделать покупки, нашла время предупредить своего возлюбленного. Доктор воскликнул: – Вы отдаете себе отчет в том, что обвиняете мою племянницу и моего племянника в… Бог знает в чем… Олимпия грубо его одернула. – Замолчите, Марсьяль! Комиссар, прошу вас, продолжайте. – Я думаю, что если бы не убийство Софи, им удалось бы все-таки обвести меня вокруг пальца. Но смерть мадам Кесси казалась мне слишком необоснованной, никак не вязалась с тем, что рассказывала мадемуазель Пьюбран. Это-то и стало не ошибкой заговорщиков – у них не было другого выхода, – а слабым местом их плана. Ничем не приметная Софи, которую они ни во что не ставили, будет очень тяжелым грузом на весах правосудия, способным отправить вас, господин Кесси, на эшафот или в лучшем случае приговорить к пожизненному заключению. Марк вскричал: – Вы что, бредите что ли? Софи умерла после того, как со мной произошел несчастный случай. – Совершенно верно. И тут я должен сказать: «Браво, мадемуазель Пьюбран». Я редко встречал таких энергичных женщин, как она. Не знаю, сколько времени ей потребовалось, чтобы убедить вас в необходимости ранения. Наверное, она объяснила вам, что можно пожертвовать плечом ради возможности жениться на ней и ее состоянии. Возможно, она привела в пример себя. Она-то согласилась, чтобы вы проволокли ее по земле с веревкой на шее. Оставим догадки и продолжим. Вы пошевелились, поэтому пуля вошла в вас не сверху вниз, что могло быть объяснено несчастным случаем, а почти перпендикулярно. Доктор Гаронесс не ошибся, несчастный случай был подстроен. Зачем? Чтобы вас не могли обвинить в убийстве жены. – Я ее не убивал! – Но вы подбили мадемуазель Пьюбран сделать ото за вас. При помощи небезызвестного карабина Ремингтон 1100. И в тот день, когда Софи надела платье Мартины. Где вы спрятали ружье? Вам все равно больше терять нечего. – Да идите вы к черту. Удивительно спокойным голосом Мартина проговорила: – На старой псарне с другой стороны парка. Кесси прорычал: – Ты сумасшедшая. – Немного собственного достоинства, Марк. Когда проигрываешь, нужно уметь красиво принять поражение. Продолжайте, комиссар. Я нахожу ваш рассказ просто захватывающим. – Любопытно, что преступники считали, что я намного ближе к разгадке, чем я был на самом деле. Поэтому мадемуазель Пьюбран решила выстрелить и в меня. И тут я опять ошибся, полагая, что, нечаянно поскользнувшись, спас себе жизнь. Но почему не выстрелили второй раз? Наверное, меня для начала только предупреждали… – Правильно, и вы знаете почему? – Из-за нашего разговора в Кажарке? – Да. Видите, даже у меня могут быть слабости. А теперь уж заодно расскажите, зачем должен был умереть Мануэль, им будет потом что вспомнить. – Я сам был в неведении, пока не получил сведений из Мексики. Камаронес приехал по собственной инициативе, потому что вы не отвечали на его письма. Приезд его в замок никому не понравился, поскольку он стал невольным зрителем семейных передряг. Шенебур удивился. – Подобное путешествие только для того, чтобы увидеть свою подружку? – Не подружку, господин следователь, а мадам Мартину Камаронес, свою законную жену. Я думаю, она надеялась получить развод и не предполагала, что юноша ее настолько любит, что бросится искать даже на Лот. С самого начала Камаронес молчал лишь потому, что она рассказала ему о наследстве, которое потеряла бы, если бы о ее замужестве стало известно. Несчастный, по-видимому, догадался о нежных отношениях между Мартиной и ее кузеном. И я думаю, что не ошибусь, предположив, что это не он, а Марк Кесси находился в спальне мадемуазель Пьюбран. Не так ли, доктор? Марсьяль Пьюбран опустил голову. – Вы пошли подслушивать под дверь племянницы после того, как услышали, что Камаронес мне звонит? – Да, и я рассказал об этом звонке Марку. Поверьте, я не хотел сделать ничего плохого. – Скотина! – Вы плохо воспитаны, господин Кесси, и совсем не знаете чувства меры, поучитесь у вашей кузины. – Это она все придумала! – А вы к тому же еще и трус. – Я не собираюсь подставлять свою голову. – И тем не менее вы рискуете ее подставить. Вы обвиняетесь в убийстве Мануэля Камаронсса. – Это не я! – Вам не повезло: когда я приехал, он еще был жив и назвал ваше имя. – Зачем он к нам приперся?! Я любил Мартину! Когда я узнал, что она принадлежит другому, я чуть было не убил их обоих. – Вы довольствовались мексиканцем. Одной руки вам было вполне достаточно, чтобы с ним разделаться, тем более – он был безоружен. – Один из нас был лишний. Шенебур уточнил: – Господин Кесси, рассматриваю ваш ответ как признание, сделанное в присутствии свидетелей. Марк пожал плечами. – Мне уже все равно. Невик позвал Ратенеля. – Инспектор, уведите господина Кесси. Он обвиняется в убийстве и в соучастии в убийстве. Послышался щелчок застегивающихся наручников. Комиссар объявил: – Мадемуазель Пьюбран, именем закона вы арестованы! Вам… Мартина не двигалась. Тьерри подошел к ней. Казалось, она уснула в кресле. Он дотронулся до нее, и она чуть не соскользнула на пол. Он наклонился к ее губам и почувствовал запах цианистого калия. Он выпрямился. – Она мертва. – Мертва? – Она отравилась. Она была не создана для суда… по крайней мере для земного. Поздно вечером, закончив свой доклад, который немедленно был передан судье, и приняв поздравления прокурора – кстати, они оба перед ним извинились – Тьерри, наконец, смог пойти к Эскорбьякам, чтобы все подробно им рассказать. Эрмина долго не могла прийти в себя, когда узнала, что женщина способна на такой жуткий расчет и на убийство только для того, чтобы утолить свою страсть. Она вздохнула. – Да, Тьерри, ты чуть было не влип. – Не знаю… Пьер оборвал разговор на эту тему и полюбопытствовал: – А мексиканец правда был еще живой, когда ты его нашел? – Нет. – Ну, ты даешь! Эрмина заключила: – Во всяком случае, Мартина вас всех обвела вокруг пальца. – Не меня. – Не говори, что ты знал, что она отравится. – Нет, но когда она предложила подать аперитив, я догадался, что она что-то замышляет. В ее глазах было написано, что она признает поражение. Когда же она вышла из гостиной, я подумал, что она попытается сбежать, но я ее недооценил. Она вернулась, и я почувствовал, что финал близок. А когда она села со стаканом в руке в кресло в глубине комнаты, немного в тени, я понял, что именно должно произойти. – Ты мог бы помешать ей покончить жизнь самоубийством. Она заслуживала того, чтобы предстать перед судом. – Безусловно. – Так почему ты этого не сделал? – Сам не знаю… Может быть, из-за нашего разговора в Кажарке. |
||
|