"Слепой прыжок" - читать интересную книгу автора (Балашов Павел)

Глава 4

Леон, собираясь реанимировать эсминец, не очень хорошо себе представлял, что именно он будет делать на борту. Вернее, он надеялся, что после старта реактора, если таковой состоится, все будет гораздо проще. И надежды его не были совсем пустыми, ведь реакторы сто лет назад строили надежно.

Сложнее всего было попасть в реакторный отсек. Но здесь на помощь человеку пришла техника — поскольку, собираясь к «Ревелю», Аскеров собрал на базе два десятка ремонтных киберов и пригнал их с собой. Больше всего эта стая механизмов напоминала пауков, если бы пауки были ростом в холке полтора метра, обладали шестнадцатью лапами каждый (из которых только шесть — ноги) и сбивались в стаи… Впрочем, что-то подобное встречалось на Второй Барнарда, где Леон работал в первую свою экспедицию. Там как раз среди местной фауны водились полутораметровые твари, временами сбивающиеся в стаи. Но тамошняя фауна вообще отличалась редкостной гадливостью. «Пауки» эти, например, плевались едкой щелочью при виде всего, что не могли сожрать сразу. Особенно «смешно» было узнать от экспедиционного биолога, которому довелось препарировать насекомое, что они, во-первых, всеядные, во-вторых, слепые.

Вообще, жизнь во Вселенной пока не блистала разнообразием. Леону вдруг вспомнилось, что разумных рас, кроме рекн, встречено не было, а последние, в силу своей замкнутости, почти не общались с людьми. Гигантские антропоморфы с откровенно собачьими мордами, целиком покрытые шерстью, не отличались любовью к чужакам. Встретились с ними люди случайно — гнавшийся за работорговцами тяжелый крейсер русских (впрочем, пойди найди у русских хоть что-нибудь, кроме транспортов и многофункциональных истребителей, что хоть чуть-чуть меньше тяжелого крейсера!) внезапно узрел немаленький «бублик-с-осью», который пер поперечным курсом. Огонь по «бублику» открыли работорговцы со своей лоханки и оказались превращены в кучку пепла одним выстрелом. Русские же нарываться не стали, передали картинку в Генштаб и застопорили ход, включив все позиционные огни на корабле. «Бублик» ответил такой же любезностью, и через несколько суток русские сообщили в Space Unity о встрече со второй разумной расой в космосе. Как преодолевался языковой барьер — оставалось загадкой, но то, что люди не одиноки во Вселенной, стало аксиомой. А еще через год с мелочью «бублик-с-осью» появился в Солнечной системе, подошел к Земле и дождался дипломатов. Существа называли себя «рекны», что в переводе, конечно же, означало «люди». Планета их называлась Арнер и располагалась где-то в Плеядах. Точнее рекны не сообщили, посольство оставлять отказались, дипломатические отношения завязывать не собирались. Чего прилетали, спрашивается? А так, на людей посмотреть, себя показать. Честно (вроде бы) сообщили, что воевать не собираются. Ах, да, простите, люди, мы там корабль ваш один сожгли, но он первый начал. Ах, преступники? Ну и ладно, а то мы извиниться хотели. Короче, человечество… Вот примерно там мы живем, не суйтесь туда, ага? Да, во все созвездие. Не, сами мы не шибко экспансивны. Ну то есть летаем где только не, но не колонизируем ничего. Зачем летаем? Ну, это уже наше дело…

А остальная жизнь, которая встречалась людям, не отличалась разумом. Как правило, на планетах «голубого ряда» водились насекомые самых разных форм и млекопитающие. Но реже. Всего на трех или четырех планетах были обнаружены приматоподобные, но без малейшего признака разума. Проще говоря, никто, кроме людей и рекн, пока на пространство не претендовал…

…Леон наклонился, проходя сквозь низкий люк в реакторный зал. Ремонтники вскрыли дверь классически — запитали от переносного накопителя, который притащили с собой, и просто замкнули нужные цепи. Люк, образно выражаясь, открылся сам и с огромной радостью. А за ним киберы обнаружили огромный зал, посреди которого возвышался куполоподобный колпак реактора. Аскерову пришлось вспоминать, какие именно реакторы применяли на таких эсминцах. Вроде как литиево-гелевые, так называемые «холодные», но вот какой именно серии?

Все оказалось довольно просто. Действительно, литиево-гелевый, серии OmniTech-3000, французского производства. Заглушен был по всем правилам — активное вещество вместе с гелем было сброшено в пространство, в экранированной капсуле с механизмом самоуничтожения. Стало быть, для запуска реактора надо было найти водородно-кремниевый гель, который циркулировал в его системе, и литий — активное вещество. Впрочем, литий нашелся в запасниках эсминца, и его вполне хватало для запуска реактора, а вот с гелем пришлось повозиться. Для получения нужного количества требовалось добыть почти полтонны кремния, а эту задачу можно было решить только при помощи химсинтезатора, установленного на базе форматировщиков. Но, как только Леон собрался на базу, его посетила странная идея — а каким образом замораживали людей в криобоксах? Ответ нашелся в техническом справочнике, залитом в терминал. При помощи геля. Кремний-водородного. Универсального теплообменного реагента.

Пошарив хорошенько в медблоке «Ревеля», техник нашел десяток контейнеров, в каждом из которых содержалось по полтонны геля. Ремонтные киберы шустро перетащили по приказу Аскерова контейнеры в реакторный зал и в течение пяти минут перекачали гель из контейнеров в системы реактора. После этого туда был загружен литий, и Леон еще полчаса гонял тесты систем в разном порядке, дабы убедиться в том, что реактор можно запускать. Но, даже когда убедился в полной готовности реактора к работе, предпочел из реакторного зала выйти аж наружу и запускать энергетическое сердце «Ревеля» через дистанционное управление киберами.

Эффект от запуска реактора был потрясающим. В смысле Леону показалось на мгновение, что случилось землетрясение балла этак на два. Эсминец «Ревель» повел себя как механический заяц, в которого вставили батарейку, — сначала прошла волна вибрации корпуса, сопровождающая раскрутку маховиков, потом рев продуваемой вентиляционной системы, и, в завершение процесса, «Ревель» натужно и нехотя приподнялся на несколько метров над поверхностью планеты, включив шифты — планетарные антигравитационные маневровые двигатели.

Повисев с полминуты на высоте порядка десяти метров, эсминец выпустил наружу посадочные опоры и грузно уселся обратно. А еще через несколько секунд исковерканный несколько дней назад люк открылся, и наружу был спущен трап. Из люка показался ремонтный кибер и деловито принялся заваривать пробоину. Леон охнул и пошел по трапу внутрь. Снаружи остались охранные киберы, количество которых только что слегка уменьшилось — один оказался придавлен посадочной опорой.

Внутри все постепенно преображалось. Как только бортовые системы получили энергию, из технических люков посыпались уборщики, сразу же объявившие войну пыли, повсюду горел свет, и внутреннее пространство корабля сразу приняло более привычный для человека вид. Леон довольно цокнул языком и направился в рубку. Но не успел он пройти и десяток шагов, как перед ним с потолка опустился экран, который зажегся и высветил строку «представьтесь, пожалуйста, и обозначьте свой бортовой статус». Леон немного опешил, но справился с собой и при помощи виртуальной клавиатуры, проецируемой на экран, ввел «Аскеров Леон, мастер-техник». Экрану этого оказалось достаточно, и из щели под монитором вылезла магнитная карта доступа. Техник фыркнул, но карточку взял. Становилось очевидно, что бортовой комп корабля тоже ожил, но вот данные об экипаже явно пострадали. Впрочем, неудивительно — полвека провалялся кораблик. Странно, что бортовой компьютер вообще еще жив, хотя… Что ему сделается, железяке?

В рубке уборщики явно паниковали. Экипаж, находившийся на местах, признаков жизни не подавал, но и как грязь и мусор явно не квалифицировался. Леон поводил головой в поисках хоть какого-нибудь интерфейса для команд, но, похоже, единственный путь был — устроиться в пилот-ложементе мастер-техника. Аскерову повезло — трупа его предшественника в кресле не было. Не пришлось святотатствовать, можно было просто устроиться поудобнее.

Как только Леон устроился в ложементе, тут же из-за спинки кресла выполз терминал и расположился перед техником. Экран терминала ожил, высвечивая список команд. Не мудрствуя лукаво, Аскеров прошел немудреной цепочкой «основное меню — личные настройки интерфейса — режим ввода команд — режим голосового распознания». Терминал согласно моргнул диодным индикатором и вежливым женским голосом предложил:

— Будьте добры, господин Аскеров, произнесите требуемое к вам обращение.

— Леон, — «мастер-техник» не стал извращаться.

— Благодарю, Леон. Продолжить настройку голосового интерфейса?

— Да.

— Благодарю. Будьте добры, Леон, обозначьте пол собеседника в голосовом интерфейсе.

— Мужской.

Голос из вкрадчивого женского стал спокойным мужским:

— Благодарю. Будьте добры, обозначьте обращение к собеседнику в голосовом интерфейсе.

— Ревель, корабль, компьютер, борт, — Леон произнес четыре слова, разделяя их внятными паузами, для внятности.

— Благодарю вас, Леон. Список обращения составлен. Продолжить настройку меню?

— Нет.

— Есть. Команды?

— Совещательный режим, — Леон не был уверен, что эта опция в бортовом интеллекте сохранилась, но решил попробовать. Обычно команда «совещательный режим» инициировала переход из бессловесной машины в полноценный искусственный интеллект, насколько ИскИн вообще может быть полноценным. Грубо говоря, запас машинного интеллекта был в каждом компьютере свой, и Аскеров не знал, насколько хватит ресурсов у бортового компа эсминца «Ревель».

— Совещательный режим включен. Добрый день, новый мастер-техник. Или проще называть Леоном? — В голосе появились ироничные нотки. Системе хватило ресурсов.

— Проще Леоном. Ревель, ответишь на несколько вопросов?

— Конечно, Леон. Спрашивай.

— Есть ли повреждения в твоей системе? На данный момент имеется в виду система бортового компьютера, а не корабля в целом.

— Нет, Леон. Спасибо, что поинтересовался. Несмотря на долгий простой система абсолютно исправна, все аппаратные и программные модули функционируют без сбоев.

— А система бортового регистратора?

— Если ты имеешь в виду так называемый «черный ящик», то он отсутствует. А вторичный бортовой регистратор, мой собственный, полностью исправен.

— Вот как… Ревель, тест. Какой сейчас год?

— Тест подтверждаю. Две тысячи пятьсот ***.

— Ревель, тест. Которые сутки автономного полета?

— Тест подтверждаю. Девятнадцать тысяч семьсот шестьдесят вторые сутки.

— Сильно…

— Не понял? Что именно?

— Ты отдаешь себе отчет, что с тобой происходило последние примерно девятнадцать тысяч триста пятьдесят суток?

— Я совершил аварийную посадку на неизвестную планету «голубого ряда», в системе звезды класса G-VIII на четыреста двадцатые сутки автономного полета, через пять полных суток после гибели большинства членов экипажа. Перед своей смертью капитан Агарис успел приказать пилотам отправить меня в слепой прыжок. К моменту выхода из гиперканала экипаж был мертв, реактор заглушен. Оставалось двадцать процентов от полного заряда накопителей. Я в режиме максимального энергосбережения опустился на планету. Шифты не задействовал, торможение осуществлял на витках в атмосфере.

— Почему эта планета?

— В данной системе она единственная, которая подошла по параметрам условного спектрального анализа. Ее атмосфера в лучах этой звезды отражала лучи очень похоже на земную.

— Ревель, я знаком с понятием условный спектральный анализ.

— Принял. Еще вопросы есть, Леон?

— Пока подожди, — у Леона ожил личный коммуникатор, его вызывал Макс.

— Леон, — Ревель не унимался, — снаружи приближается бронированное транспортное средство. Принять меры пассивной защиты?

— Нет! Отставить защиту! Открыть десантную аппарель!

— Выполняю.

Снаружи Заславский чуть не в осадок выпал. Мало того что эсминец уже не валялся на грунте, а уверенно стоял на планетарных опорах, так при этом еще и, как только Макс подъехал поближе, корабль опустил наружу десантную аппарель, как бы приветливо приглашая форматировщика не стесняться и заходить в гости. Макс восхищенно покачал головой, радостно выматерился и осторожно въехал на Дурне внутрь. Тем временем Леон отозвался на вызов коммуникатора:

— Макс, здесь Леон. Это ты на Дурне?

— Нет, блин, делегация рекн!

— На борт поднялся?

— А как же, когда так учтиво приглашают?

— Отлично. Давай паркуй танк и приходи в рубку. Я здесь.

— Ну, как скажешь, Леон… — Макс отключил коммуникатор, еще раз восхищенно выматерился и пошел к выходу из танка. Потом остановился, огляделся, сгреб с соседнего сиденья ИВС, повесил ее на плечо, сняв с предохранителя, и только тогда вышел в «брюхо» эсминца из танка. Вроде как и стрелять на борту было не в кого, но после прочтения записей «черного ящика» Заславский не рискнул бы находиться на борту без оружия.

Тем временем в рубке Леон продолжал беседу с бортовым компьютером. После откровения, что честный механизм проработал более полувека при заглушенном реакторе и полностью разряженных накопителях, Аскеров не удивился бы уже ничему, но, как выяснилось, ничего критично удивительного в этом не было. Просто в системе бортового компьютера наличествовала автономная силовая установка.

И она тоже была уже на пределе, но еще полторы тысячи суток работы, по заверению Ревеля, могла обеспечить. А уж после запуска реактора — это вообще никакой проблемой не являлось, компьютер с огромным облегчением (если машина способна его испытывать) переключился на основной источник питания.

— Ревель.

— Да, Леон?

— Расскажи мне, что происходило с момента приказа капитана на слепой?

— Приказ был выполнен. Через двадцать три минуты сорок одну секунду капитан Валдис Агарис был убит неизвестным.

— Что значит неизвестным?

— Видеофиксация не проводилась, поскольку объективы не видели атаковавшего. Предполагаю наличие у атаковавшего системы оптического камуфляжа.

— Откуда этот неизвестный мог взяться на борту? Есть предположения?

— Предположений нет, есть точная информация. 22 августа 24** года, во время патрулирования мы обнаружили транспорт «Марсианский Орел». Так как по реестру Адмиралтейства это судно проходило как пиратское, капитан Агарис приказал взять его на абордаж. Но судно не оказывало сопротивления, и вместо абордажа была просто принудительная стыковка. Десантно-абордажная группа отправилась на борт транспорта для осмотра и ареста экипажа. Но экипаж судна был мертв, а в карцере находился неопознанный человек, без документов и чипа-идентификатора. Его решено было переправить к нам на борт. Как только я завершил шлюзование и открыл внутренний люк, этот неизвестный предположительно включил установку оптического камуфляжа и исчез с экранов и мониторов камер внутреннего видеонаблюдения. После этого через четыре минуты и двенадцать секунд был убит первый член моего экипажа, бортовой врач доктор Генрих Крассе.

— Что было дальше?

— Дальше был бой внутри. Между членами экипажа и неизвестным. Потом был вход в гиперканал без предварительного задания точки выхода. Это потребовало изрядных энергозатрат, и бортовое освещение и климатическая установка были переведены в экономный режим, щиты были выключены. Семнадцать человек, на тот момент остававшихся в живых, легли в криобоксы, согласно моей рекомендации.

— Мы сняли с борта троих в криобоксах. Остальные были мертвы.

— Так точно, Леон. К сожалению, запас энергии в накопителях криобоксов тоже не бесконечен, люди с большей массой тела либо с большими повреждениями быстрее израсходовали заряд. Те, кто выжил и дождался вас, оказались наименее поврежденными и наиболее везучими, если понятие «везение» здесь применимо, Леон.

— М-да… Ты можешь их идентифицировать?

— К сожалению, нет. Перед гиперпрыжком мастер-техник, твой предшественник, стер из моей памяти все данные об экипаже.

— Зачем?

— У меня нет ответа на этот вопрос, Леон. Могу только предположить, что это было или приказом капитана Агариса, или инициативой мастер-техника. Вероятнее всего это было вызвано угрозой для жизни экипажа, но я не могу выстроить достаточно логичной версии.

Ровно в этот момент в рубку и вошел Макс Заславский. Он не слышал фразы целиком, но кусок про угрозу для жизни экипажа заставил его еще сильнее вцепиться в цевье ИВС.

— Леон, расскажи, что происходит?

— О, тебе понравится, Макс. Ревель!

— Слушаю, Леон.

— Капитан на борту!

— Есть. Капитан, представьтесь, пожалуйста.

Макс покачал головой. Людям нечасто удавалось его удивлять, но три раза подряд за один день — это было уже почти пределом его способностей к удивлению.

— Максим Заславский.

— Есть, капитан. Будьте столь добры, произнесите требуемое к вам обращение?

— Капитан, Макс, Максим Викторович. Порядок предпочтения соответствует порядку произнесения.

— Есть, капитан. Оставить совещательный режим?

— Да. Леон, расскажи-ка мне, что тут происходит?

Леон рассмеялся:

— Здесь, капитан, происходит мое удивление надежностью техники полувековой давности. Бортовой компьютер эсминца, оказывается, имеет автономную реакторную установку. Не очень мощную, но на полвека ожидания хватило. Более того, бортовой компьютер имеет свой собственный бортовой регистратор, в результате чего имел возможность самостоятельно наблюдать за происходящим, да и делать собственные выводы. В результате я тут немного полюбопытствовал, что ж здесь происходило перед аварийной посадкой. А бортовой компьютер был настолько любезен, что просветил меня. Извини, командир, если это нарушало твои планы секретности…

— Не нарушало. Отто тоже в курсе. Так, Леон, а ты не тестировал способность корабля к перемещениям?

— Капитан, разрешите? — Ревель не выдержал, вмешался. Совещательный режим позволял и такое.

— Да, слушаю?

— Ходовая система целиком исправна. Заряд накопителей — два процента от номинала. Система жизнеобеспечения исправна, за исключением медблока. Орудийная система целиком исправна, комплектация боеприпасами полная. Неисправности: отсутствуют навигационные карты и схемы, не работает дальняя связь по неустановленной причине, некомплект бортовых регистраторов, некомплект криобоксов. Недостатки: запасы активного вещества для реактора отсутствуют, работоспособность реактора при полной нагрузке не более трехсот суток. Запасы термогеля отсутствуют, воспользоваться анабиозными криобоксами невозможно. Продолжать отчет?

— Отставить. Я все понял. Система автоматического пилотирования работает?

— Так точно.

— По голосовым указаниям лететь сможешь?

— Так точно, капитан. Жду ваших указаний.

— Для начала — закрыть десантную аппарель. Подняться на шифтах на высоту пятьсот метров над поверхностью.

— Перед выполнением второй части приказа рекомендую экипажу занять места согласно штатному расписанию, — а на мониторе, занимавшем сейчас всю стену, Ревель показал, что он действительно закрыл десантную аппарель, — первая часть приказа выполнена, капитан.

Макс с Леоном переглянулись и разошлись в разные стороны. Аскеров занял ложемент мастер-техника, а Заславский поднялся на второй уровень, к уже известному ему пилот-ложементу капитана. Как только оба застегнули ремни, «Ревель» слегка вздрогнул, и на мониторе отобразился вид «из рубки» — плавно удаляющаяся поверхность Светлой.

— Жду дальнейших приказаний, капитан, — теперь Ревель говорил весьма официальным тоном.

— На северо-северо-восток от нашего нынешнего расположения, примерно в пятидесяти километрах, расположен космодром. Найдешь там полосу посадки, наиболее близкую к административным строениям. Осуществишь посадку. По исполнении — доложить.

— Есть, капитан. Разрешите дополнительный набор высоты?

— Разрешаю.

И «Ревель» мягко, но неумолимо поднялся сильно выше, чтобы не блуждать над поверхностью, очевидно. И, взлетев примерно на десяток километров, ненадолго завис в атмосфере, явно компилируя и систематизируя получаемую информацию. Макс молча наблюдал, ведь такая специфическая команда должна была заставить бортовой компьютер проявить некоторую самостоятельность… Заславский очень хотел найти ее границы. Смешно, наверное, со стороны — но ИВС Макс все так же крепко держал в руках. Даже в пилот-ложементе.

Буквально через минуту «озирания вокруг» «Ревель» вздрогнул, развернулся и пошел на посадку, отрабатывая шифтовыми двигателями необходимую коррекцию. По сути своей, со стороны это выглядело презабавнейше — эсминец сначала взмыл вверх, потом завис, а потом по очень пологой траектории начал снижаться.

Отто и Кай, когда услышали снаружи изрядный шум и рев, несколько оторопели, но потом почти синхронно, не сговариваясь, бросились к иллюминатору, выходившему наружу.

Зрелище было феерическим — «Ревель», изрядно закопченный после того, как Макс выжигал огнеметами растительность на нем, заходил на посадку. Неторопливо и степенно, как и подобало боевому кораблю, сияя в лучах светила, потихоньку сваливающегося к закату, еще не выпустив посадочные фермы, эсминец, ревя шифтами, плыл над космодромом.

— Отто, это тот самый корабль?

— Да, дружище. Это и есть «Ревель», эсминец Военно-Космических Сил Евросоюза. Он полвека пролежал на этой планете, а Макс его нашел. И, видимо, Леон его поставил «на ход».

— Потрясающее зрелище… — пробормотал молодой врач.

— Да уж, — Отто довольно улыбнулся, как будто он сам служил на этом корабле, — а ты что, Кай, никогда не видел, как садятся военные корабли?

— Я же говорил, мистер Лемке, я с Марса. У нас никогда не садились военные, это же запрещено.

Лемке кивнул, вспомнив давний, времен Первой Колониальной, запрет Генеральной Ассамблеи Space Unity для военных кораблей всех держав — никогда, ни при каких обстоятельствах, не совершать посадку на Марс, Венеру, Меркурий, Европу и Плутон. Чем был продиктован запрет — оставалось непонятным, но он существовал. Видимо, земные правители, протолкнувшие этот странный закон, опасались вспышек сепаратизма в колониях Солнечной и захвата возможными нарушителями спокойствия военных кораблей. Ведь единственными возможными точками посадки в Солнечной остались Земля и три межорбитальные базы — Индепенденс, Рагнарок и Китеж. А там, на межорбитальных базах, и проводилась дозаправка и мелкий ремонт военных кораблей Солнечной.

«Ревель» на секунду завис прямо над поверхностью, потом развернулся десантной аппарелью к базе и опустился на пластобетон космодрома. Шифты его замолкли в тот же момент, как опоры коснулись поверхности. Аппарель распахнулась почти беззвучно, и стал виден Дурень, устроившийся внутри. Кай охнул, а Отто попробовал с ручного коммуникатора вызвать Макса.

— Слушаю.

— Здесь Лемке. Макс, что это все значит, что за спектакль?

— Тебе понравилось? Мне — так очень. Леон привел корабль в чувство, он вполне способен летать, Отто. Кстати, здесь еще и сохранился полностью рабочий бортовой комп. Так что «Ревель», если власти ЕС захотят, еще вполне может послужить людям.

— Отрадно это слышать, командир, — почти прошептал Отто в коммуникатор, сдерживая в горле подступающие слезы. Отставного капитана ЭК проняло до глубины души. Он повернулся к криобоксам, подошел к одному из них и, прекрасно понимая, что человек внутри его еще не способен слышать, пробормотал себе под нос: «Просыпайся, друг. Твой корабль ждет тебя, друг». Потом Лемке сообразил, что это может быть слышно в коммуникатор, но Заславский промолчал. Немец сглотнул и произнес четко и внятно: — Макс, я жду тебя на базе. Конец связи, десять-четыре.

— Десять-четыре, — и коммуникатор замолчал.

Макс выключил связь, кивнул каким-то своим собственным мыслям. Потом отстегнул ремни, встал из ложемента, повесил винтовку на плечо и, не торопясь, спустился по винтовому трапу вниз. Дойдя до центра рубки, он остановился, запрокинул голову и застыл в этой позе.

— Капитан? — В голосе бортового интеллекта проскользнуло удивление.

— Что такое?

— С вами все в порядке, Максим Викторович?

— В полном, Ревель, в полном. Есть к тебе просьба.

— Слушаю, капитан.

— Пусть уборщики аккуратно перенесут останки всех, кто был на борту, в неработающие криобоксы. Хоть они и не работают, но не дело останкам военных космонавтов валяться где придется.

— Есть, капитан.

— Да, если сможешь произвести точную идентификацию останков — составь отдельный список. И продублируй на резервных носителях два раза.

— Есть, капитан.

— Пока все. Я покину сейчас борт. Леону поможешь, чем сможешь?

— Так точно, Макс. Не подведу, — в голосе Ревеля проскользнули уставные нотки, и Макс в очередной раз отметил, что программисты, поработавшие над созданием ИскИна на этом эсминце, были высшей пробы профессионалами. Даже интонационный рисунок смогли вложить, а главное — смогли вложить в машину эмоции. Или… Или Заславского уже понемногу начинает разбирать нервная усталость, и «нотки» в голосовом адаптере бортового компьютера уже чудятся. Заславский решил не доводить самого себя, кивнул Леону Аскерову и вышел из рубки, направившись в десантный трюм.

Дойдя до Дурня, он быстро залез внутрь и выкатил танк наружу. Объехав вокруг «Ревеля», Макс припарковал танк между эсминцем и входом на базу. Он и сам не смог бы ответить на вопрос, зачем он поступил именно так и чем обусловлено место парковки, но вдруг ему именно такой расклад показался нужным и правильным. Маленькое свербящее изнутри чувство тревоги проснулось и с новой силой начало мучить отставного майора Заславского М. В.

Дверь базы открылась, и на пороге показались Елена и Лань. Обе женщины с восторгом взирали на «Ревель», поскольку были уже наслышаны от троицы о загадочном эсминце, но Макс вполне ясно обрисовал ситуацию, озвучив количество охранных киберов и строго запретив кому-либо из не имеющих допуска подходить к кораблю ближе, чем на триста метров. Да и, если честно, Каю было не до того, а ни Елена, ни Лань не были настолько заинтересованы этой находкой. Зато сейчас женщины вышли наружу посмотреть на корабль, полвека пролежавший на грунте, но при этом способный еще летать.

Следом вышел Отто, уже вполне взявший себя в руки и не позволяющий сентиментальным чувствам брать верх над железной немецкой волей. Он подошел вплотную к «Ревелю», положил свою руку на одну из посадочных опор и просто молча застыл. Как будто отдавая дань памяти всем тем членам экипажа, кому не судьба оказалась проснуться из криосна.

Кая видно не было. Марсианин рассудил для себя, что в ближайшие несколько часов корабль точно никуда не денется, а вот за пробуждающимися надо наблюдать. К тому же ну что такого в этом эсминце? Старье, списаны такие были, наверное, еще до рождения Кая. А самое ценное в корабле — это его экипаж, а экипаж сейчас в медблоке. Так что никуда корабль не денется, еще будет возможность его посмотреть, думал Арро.

Макс вылез из Дурня, подошел к Отто:

— Видишь, все не так плохо. Там надо было только реактор запустить.

— Докладывать в Эствей будешь?

— Нет. Это не их дело. Юридически — не их. А вообще, вот проснется его экипаж, поговорим с ними, там дальше будет видно.

— Там того экипажа, Макс… Сам же знаешь.

— Ничего, ничего. К моменту, когда я до «Ревеля» доехал, Леон уже вписал себя в бортовую роль стармеха, а когда я вошел в рубку, объявил, что капитан на борту. А у этой машины очень послушный ИскИн. А главное — умный и без лишних слов все понимает. Представь себе, у него своя энергонезависимая память и своя силовая установка. Он прекрасно отдает себе отчет, что пролежал на планете пятьдесят три года, и что мы его нашли, и что спасли остатки его экипажа.

— Потрясающе! А станция дальней связи на нем есть?

— Отто, она есть, но пока с нее толку — ноль. Ты, может быть, забыл, но мой предшественник, капитан Агарис, стер к чертовой бабушке все навигационные данные. А дальняя связь работает исключительно в тех случаях, когда известны точные координаты ближайшей звезды, это же гравиграммы по сути.

— Точно, а я и забыл. Да. Макс, через два часа давай-ка в медблок подтягивайся. Проснутся они к тому времени либо чуть позже. Ты ж, как я понимаю, в этом заинтересован?

— Правильно понимаешь, спасибо большое. Да, старик… Не сочти меня параноиком, но… Зайди-ка ты в арсенал, выбери себе что больше нравится, и не расставайся.

— Что-то еще случилось?

— Пока нет. Но грызет меня такой дикой силы предчувствие, что я уже только этим и спасаюсь, — Макс похлопал ладонью по винтовке.

— Командир, а это часом не паранойя? Ну, стресс нервный, тяжелые дни, все прочее? Может, пока эти замороженные просыпаются, тебя по-быстрому проверить?

— Можно. Во всяком случае точно будем знать, в каком состоянии мои нервы.

Отто хмыкнул — это была не паранойя. Психи крайне редко соглашаются на проверку, обычно начинают убеждать всех окружающих, что здоровы. Макс не начал, более того, допускает возможность проблем. Скорее всего здоров, чертяка.

— Тогда пойдем-ка, любезный командир, в мое царство. Там я тебя и проверю, — Лемке приобнял Макса за плечи и неумолимо, но аккуратно повел в медотсек.

Давление у командира оказалось в норме, как артериальное, так и внутричерепное. Нервные реакции на раздражители тоже оказались вполне адекватными. Немного был увеличен пульс, и совершенно четко прослеживался небольшой стресс, дававший о себе знать что в энцефалограмме, что в ассоциативном тесте. Но во всем остальном Максу было не на что жаловаться. Кроме чувства тревоги. О чем он Отто и сообщил по окончании медицинских процедур. Лемке отреагировал двояко. Он успокоил командира, что ничего страшного произойти с ними не может, у них есть военный корабль, дальняя связь, танк, свой небольшой транспорт и куча всего. Но при этом достал из сейфа, стоящего в углу, свой малый плазмобой пистолетного типа и пристегнул его под белым халатом. Незаметно для Макса, но пристегнул.

Леон продолжал колдовать в «Ревеле», настраивая эсминцу навигационную систему. Взять карты и схемы из памяти транспорта, на котором они сюда прилетели, труда для Аскерова не составило, поэтому он решил, что раз такое дело и эсминец способен летать, то грешно хорошую технику ограничивать в этом деле. Бортовой компьютер помогал, чем мог, подсказывая, как и что использовалось пятьдесят лет назад. Техник и ИскИн полагали, что за пару-тройку часов они управятся, а Леон втайне от всех надеялся, что в десантный трюм эсминца вполне влезет их транспорт, и домой можно будет улететь с помпой.

Ци Лань, ворча про себя на «чертовых корпоратов», выбила из Леона код допуска к управлению охранными киберами, забытыми на изгибе трассы, и вернула их на базу. Нечего там болтаться, раз эсминец перегнали сюда. После чего продолжила поиск причины сбоя терминалов. Но, впрочем, безуспешно.

Кай помогал Лемке обследовать Макса, при этом не забывая о пробуждающихся. Он чувствовал себя в своей тарелке, наверное, впервые с момента начала экспедиции. Ведь до того вся его работа сводилась к исследованию ядов местной флоры и фауны в ассистентах Елены Реньи. Про свои душевные переживания молодой человек забыл напрочь, окунувшись в работу с головой.

Елена ушла в свою каюту, воспользовавшись паузой. Женщина решила немного побыть одна, а заодно попробовать понять саму себя: на кой ляд ей сдалась интрижка с Максом, ведь экспедиция скоро закончится, а оставаться в форматировщиках Реньи не планировала. Для нее эта командировка была не более чем разовым средством заработать неплохие деньги, и длительный роман в планы не входил. Однако, признаваясь самой себе в том, что при попытке представить совместную жизнь с Заславским, внутри что-то сладко замирает, Елена никак не могла понять, как ей со всем этим быть.

До посадки транспорта с колонистами оставалось восемьдесят с небольшим часов…