"Кланы Альфа-Луны" - читать интересную книгу автора (Дик Филип Киндред)

Глава XIII

Громоздкий танк маниев с лязгом и грохотом, с включенными на полную яркость фарами, подкатился к Габриелю Бейнсу и Анетте Голдинг и после нескольких оглушительных выхлопов двигателя остановился, задрожав всем корпусом. Открылся люк башни и находившийся в ней маний осторожно выпрямился во весь рост.

Из кромешной тьмы не последовало лазерной атаки со стороны доктора Мэри Риттерсдорф. Вероятно, с надеждой подумал Габриель Бейнс, миссис Риттерсдорф уступила требованию Святого Триумвирата, запечатленному на небе огненными буквами. В любом случае, как и обещал Игнас Ледебер, это было только на пользу ему и Анетте.

Он вскочил, рывком поставил на ноги Анетту и вместе с ней вскарабкался по корпусу танка маниев. Водитель помог им забраться внутрь, после чего с грохотом захлопнул крышку люка. Втроем, потея и задыхаясь, они скорчились в тесной кабине танка.

Пронесло, подумал с облегчением Габриель Бейнс, не испытывая особой радости. Их судьба, похоже, не играла никакой роли в масштабе тех событий, что разворачивались на спутнике. То, что им удалось выйти сухими из воды, не имело ровно никакого значения. И все же для него лично значило не так уж мало. Найдя наощупь Аннету, он крепко ее обнял.

— Это вы — Голдинг и Бейнс? — спросил маний. — Члены совета?

— Да, — ответила Аннета.

— Говард Строу велел мне подобрать вас обоих, — пояснил маний, после чего протиснулся на свое место за пультом и завел мотор. — Мне приказано доставить вас в Адольфвилль; там должно состояться еще одно заседание совета, и Строу настаивает на необходимости вашего присутствия.

Значит, размышлял Габриель Бейнс, только вследствие того, что мы оказались нужны Говарду Строу для участия в голосовании, мы еще живы, а Мэри Риттерсдорф так и не удастся пристрелить нас с первыми лучами утренней зари. Как это все нелепо. Но зато продемонстрировано важность уз, соединяющих между собой все кланы. Эти узы стали поистине животворными для всех нас. Даже для абсолютно непритязательных гебов.

Танк доставил их прямо к большому центральному каменному зданию в Адольфвилле. Габриель Бейнс и Анетта Голдинг выбрались из танка и, молча стали подниматься по знакомым ступенькам. Смертельно усталые, с ног до головы замызганные, они не испытывали ни малейшего желания обмениваться банальностями.

Что нам более всего нужно, решил Бейнс, это не участие в заседании, а этак часиков шесть доброго сна. Интересно, какова все-таки цель такого экстренного заседания? Разве спутник уже не встал на путь самого решительного противодействия захватчикам с Земли, опираясь на все имеющиеся в распоряжении кланов средства? Что еще можно сделать в сложившейся ситуации?

В прихожей зала заседаний Габриель Бейнс остановился.

— Я уверен, что лучше сначала запустить в зал моего симулакрума, — сказал он Анетте и отпер шкаф, в котором — на вполне законных основаниях — он держал симулакрума, изготовленного лично для него маниями. — Никогда не знаешь, что тебя может ожидать. — Было бы просто позорно потерять жизнь теперь, после того, как удалось спастись от миссис Риттерсдорф.

— Ох уж эти параны, — несколько насмешливо произнесла Анетта.

Габриель Бейнс включил своего симулакрума, и тот, натужно, с присвистом дыша, ожил.

— Добрый день, сэр. — Он также поприветствовал и Анетту. — Добрый день, мисс Голдинг. Сию минуту же вхожу в зал заседаний, сэр. — Вежливо поклонившись, хотя и дергаясь всем телом при каждом шаге, но довольно проворно, направился ко входу в зал заседаний.

— Неужели все, что вам довелось пережить за последнее время, так и не научило вас ничему? — спросила Анетта у Бейнса, пока они ждали, когда сим вернется и доложит об обстановке в зале..

— Чему именно?

— Что просто не существует идеальной защиты. Что никакая защита не в состоянии гарантировать безопасность на все сто процентов. Жить — это значит выходить на свет Божий, это значит подвергать себя опасности всегда и везде. Так уж устроена жизнь, это ее неотъемлемое свойство — риск. В этом суть жизни.

— Как сказать, — с хитрецой в голосе произнес Бейнс. — А разве так уж плохо предпринимать все возможное, чтобы себя обезопасить? — Ведь попытка не пытка, отметил он про себя. Это тоже часть жизни, и каждое живое существо непрестанно утруждает себя именно этим.

Но вот вернулся симулакрум Бейнс и доложил по всей форме:

— Все в порядке, сэр. В помещении не имеется ни представляющих опасность для жизни газов, ни опасных для здоровья электрических разрядов, ни яда в графине с водой, ни потайных отверстий в стенах для лазерных ружей, ни тщательно замаскированных адских машин. Смею предложить вам без опаски заходить. — Он замолчал, выполнив поставленную перед ним задачу. Но затем, к немалому удивлению Бейнса, снова включился. — Тем не менее, — заявил он, — я обязан обратить ваше внимание на то, что в зале заседаний находится еще один симулакрум, совсем не такой, как я.

И мне это ни капельки не нравится, ни капельки.

— Кто же это такой? — пораженный услышанным, требовательно спросил Бейнс. Только параны были настолько озабочены собственной безопасностью, чтобы использовать дорогостоящих симов. А он был, разумеется, единственным делегатом паранов.

— Индивидуум, который намерен обратиться с речью к совету, — ответил Бейнс-симулакрум. — Это из-за него собрались делегаты. Из-за этого симулакрума.

Приоткрыв дверь, Габриель Бейнс заглянул в щелочку и увидел, что остальные делегаты уже собрались, а перед ними стоял постоянный спутник Мэри Риттерсдорф, агент ЦРУ Дэниэл Мэйджбум, который, как упомянул слизистый грибок, вместе с ней участвовал в лазерной атаке на ее мужа, на танкиста-мания, на него самого и Анетту Голдинг. Что теперь здесь делал Мэйджбум? И каким все-таки оказался молодцом его собственный симулакрум.

Вопреки всем своим убеждениям, нисколько не считаясь со своими врожденными инстинктами, Габриель Бейнс неторопливо прошел в зал заседаний и спокойно занял свое место.

Самое подходящее время, подумалось ему, доктору Риттерсдорф пристрелить их всех скопом из какого-нибудь потайного места.

— Позвольте мне сразу же все объяснить, — немедленно начал симулакрум Мэйджбум, как только Бейнс и Анетта Голдинг сели. — С вами говорит Чак Риттерсдорф, управляющий этим симулакрумом из расположенного неподалеку от вас межпланетного корабля Банни Хентмана, на который вы, наверное, обратили внимание. Сбоку на его корпусе имеется изображение кролика.

Умница Говард Строу тут же сообразил.

— Значит, фактически вы уже больше не являетесь марионеткой разведывательной службы Земли.

— Верно, — согласился симулакрум Мэйджбум. — Мы перехватили, по крайней мере, на какое-то время, из рук ЦРУ дистанционное управление этим искусственным созданием. И просим, насколько возможно быстрее, рассмотреть предложение, которое, как мы чувствуем, наиболее полно отвечает вашим самым сокровенным чаяниям как в отношении спутника Альфа-III-М2, так и всех его кланов. Вам предлагается, как высшему органу власти на спутнике, официально обратиться к альфианам с просьбой немедленно прибыть сюда и произвести аннексию Этого спутника. Альфиане гарантируют, что не станут с вами обращаться, как с пациентами клиники для душевнобольных, а будут расценивать вас как вполне законных поселенцев на территории этого спутника. Эта аннексия может быть осуществлена при посредничестве корабля, принадлежащего синдикату Хентмана, поскольку в данный момент на его борту находится двое высокопоставленных альфианских должностных лиц…

Симулакрум пошатнулся, задергался и замолчал.

— С ним что-то стряслось, — привстав, сказал Говард Строу.

Вдруг изо рта симулакрума Мэйджбума понеслось:

— Вржжжммус. Кадракс ан вигдум нидд… — он стал беспорядочно размахивать руками и качать головой.

Говард Строу, бледный и взволнованный, бросил в его сторону удивленный взгляд, а затем повернулся к Габриелю Бейнсу и сказал:

— ЦРУ на Земле врезалось гиперпространственной трансляцией в передачу с корабля Хентмана, находящегося здесь. — Он похлопал себя по бедру, нашел свой пистолет, поднял его и прищурил один глаз, чтоб прицелиться поточнее.

— То, что я только что сказал, — заявил симулакрум Мэйджбум теперь изменившимся голосом, более взволнованным, с пронзительными высокими нотками, — нужно проигнорировать как западню, в которую вас заманивают изменники, предатели родной планеты, и как абсурдное заблуждение. Будет самоубийственным поступком для Альфы-III-М2 искать так называемую защиту в лице Альфийской Империи вследствие того, что, с одной стороны…

Одним-единственным выстрелом Говард Строу полностью вывел симулакрума из строя; пораженный в жизненно важный мозговой центр, симулакрум с грохотом рухнул и распростерся на полу. Воцарилась тишина. Симулакрум больше не шевелился.

Спустя какое-то время Говард Строу спрятал пистолет и, дрожа всем телом, снова спустился на свое место.

— ЦРУ в Сан-Франциско удалось перехватить у Риттерсдорфа контроль над Симулакрумом, — сказал он, хотя объяснять это не было необходимости ни одному из делегатов, даже гебу Джекобу Саймиону, ибо все произошло у них на глазах. — Тем не менее, вы слышали предложение Риттерсдорфа, а это — главное. — Он обвел взглядом всех сидевших за столом заседаний. — Нам нужно действовать как можно быстрее. Давайте приступим к голосованию.

— Я голосую за то, чтобы принять предложение Риттерсдорфа, — сказал Габриель Бейнс, отметив про себя, что они были на волосок от гибели. Если бы не быстрые меры, принятые Строу против симулакрума, перешедшего под контроль ЦРУ, он мог бы взорваться и погубить их всех вместе с собой.

— Я согласна, — с большим усилием произнесла Анетта Голдинг.

Когда голосование закончилось, то выяснилось, что все ответили на предложение Риттерсдорфа утвердительно, кроме Дино Уоттерса, всегда погруженного в печаль и уныние депра.

— С вами что-то не так? — полюбопытствовал Габриель Бейнс, обращаясь к делегату депров.

— Я считаю, что это безнадежная затея, — характерным для. него упавшим, безысходным голосом ответил депр. — Слишком близко от нас боевые корабли землян. Экран маниев долго не продержится. Может случиться и так, что нам не удастся наладить связь с кораблем Хентмана. Малейший сбой в наших расчетах — и тогда корабли с Земли уничтожат всех нас. — Помолчав немного, он закончил так. — И еще замечу, что со вчерашней нашей встречи я испытываю мучительные боли в желудке. По-моему, у меня рак.

Говард Строу подал сигнал, нажав на кнопку звонка, и в зал вошел секретарь совета с портативной рацией в руках.

— Я сейчас попробую установить связь с кораблем Хентмана, — заявил Строу и включил рацию.

Находившийся на связи с остатками своей организации на Земле, Банни Хентман поднял голову и с печальным выражением на лице сказал Чаку Риттерсдорфу:

— Вот что произошло. Этот паршивец Лондон, заведующий сан-францисским филиалом ЦРУ и непосредственный начальник Элвуда, усек, что происходит. Он все время следил за каждым шагом сима, — должно быть, подозревал что-нибудь подобное после моего удачного бегства.

— Элвуд мертв? — спросил Чак.

— Нет, всего лишь в сан-францисской каталажке. На авансцену снова вышел Перти. — Хентман поднялся, отключил на какое-то время линии связи с Землей. — Но они не успели своевременно установить контроль над Мэйджбумом.

— Вы — неисправимый оптимист, — сказал Чак.

— Послушайте, — решительно произнес Хентман, — эти люди, собравшиеся в Адольфвилле, возможно по всем медицинским канонам клинические душевнобольные, но онц не глупы, особенно в том, что касается их безопасности. Они выслушали предложение и, бьюсь об заклад, сейчас голосуют в его пользу. Мы можем в любую минуту принять от них сигнал по радио. — Он повернулся в Фелду. — Зовите сюда этих двух альфиан, чтобы они могли немедленно передать обращение кланов на свои корабли, крейсирующие поблизости.

Фелд поспешно вышел. Хентман еще немного постоял, затем тяжело вздохнул и снова сел.

Закурив толстую зеленую сигару из выращиваемого на Земле табака, Банни Хентман откинулся назад, заложив руки за голову, и стал рассматривать Чака.

Шло время.

— А Альфийской Империи нужны телекомики? — спросил Чак.

Хентман ухмыльнулся.

— В такой же мере, как и программисты симулакрумов.

Вызов из Адольфвилля пришел через десять минут.

— О’кей, — произнес Хентман, выслушав Говарда Строу. Затем взглянув на Чака. — Где же эти двое альфиан? Сейчас самое время. Сейчас или никогда.

— Я здесь представляю Империю. — Это был альфианин РБХ-303. Он торопливо прошлепал в помещение радиорубки, сопровождаемый Фелдом и своим соотечественником. — Заверьте их еще раз в том, что к ним будут относиться не как к больным, а как к полноправным поселенцам. Мы крайне озабочены тем, чтобы в этом вопросе была полная ясность. Политика Альфы всегда была…

— Не надо речей, — язвительно произнес Хентман. — Лучше созвонитесь со своими боевыми кораблями и велите им высадиться на спутнике. — Он передал микрофон радиопередатчика альфианину, устало поднялся, пересек помещение и встал рядом с Чаком. — Вот дьявол, — пробурчал он. — В такое время, как это, он хочет совершить экскурс в историю внешней политики правительства Альфы за последние шестьдесят лет. — Хентман укоризненно покачал головой. Сигара потухла. Он крайне неторопливо раскурил ее снова. — Сейчас вот мы, наверное, и узнаем ответы на самые животрепещущие вопросы.

— Какие это животрепещущие вопросы? — удивился Чак.

Ответ Хентмана был предельно краток.

— Нужны ли Альфийской Империи телекомики и симопрограммисты. — С этими словами он отошел от Чака, продолжая прислушиваться к попыткам РБХ-303 вызвать альфийский военный флот с помощью корабельной рации. Попыхивая сигарой и засунув руки в карманы, он молча ждал. По его выражению лица, подумал при этом Чак, никак нельзя сказать, что наши жизни в буквальном смысле зависят от того, насколько успешно будет установлена связь.

К Чаку подошел Джеральд Фелд. Лицо его чуть подергивалось от нервного возбуждения.

— А где сейчас фрау доктор?

— Скорее всего, бродит где-то внизу, — ответил Чак. Корабль Хентмана, теперь находящийся на орбите с максимальным удалением в триста миль от поверхности спутника, больше уже ничем, кроме радио, не был связан с событиями, разворачивавшимися на территории спутника.

— Она теперь уже ничего не сможет сделать, верно? — не унимался Фелд. — Я имею ввиду, как-то напакостить. Ведь она, пожалуй, совсем бы не против хоть чем-то нам помешать.

— Моя жена, или, вернее, бывшая жена, — тут же поправился Чак, — всего-навсего напуганная женщина. На этом спутнике она сейчас совершенно одна, во враждебном окружении дожидается прибытия земных крейсеров, которые, по всей вероятности, так никоща и не появятся, хотя она, разумеется этого не знает. — Он уже не питал никакой ненависти к Мэри. Она прошла, улетучилась, как проходит очень многое.

— Вам … жаль ее? — спросил Фелд.

— Я … просто желаю, чтобы судьбе было угодно распорядиться так, чтобы мы никогда уже больше не стояли поперек дороги друг другу. В особенности, я имею ввиду ее отношение ко мне. У меня смутное ощущение, что Мэри и я все еще каким-то непостижимым образом могли бы поладить. Может не сразу, через несколько лет…

— Он связался с дежурными рейдами, — объявил Хентман. — Мы победили. — Он весь так и сиял. — Теперь мы можем достать, что так чертовски долго прятали, ожидая, когда можно будет отметить этот замечательный час. Только называйте марку — и пожалуйста, как на блюдечке. У меня здесь припасено огромное количество какого-угодно пойла. Ничего, понимаете, ничего вообще больше уже не требуется ни от кого из нас — мы добились своего. Мы теперь граждане Альфийской Империи. Вскоре у всех нас будут таблички с серийными номерами вместо имен, но лично меня это вполне устраивает.

Чак же, чтобы закончить свою мысль, сказал Фелду:

— Может быть позже, когда это уже не будет иметь никакого значения, я смогу оглянуться и понять, что мне следовало сделать во избежание… — чтобы мы с Мэри не валялись в грязи, яростно обстреливая друг друга… — разделенные неприглядной тьмой незнакомого нам мира, закончил он про себя. Мира, который абсолютно чужд каждому из нас, но в котором — по крайней мере, мне — придется провести остаток своей жизни. Возможно, что и Мэри тоже, с горечью подумал он. Затем, повернувшись к Хентману, произнес громко. — Примите мои поздравления.

— Спасибо, — ответил ему Хентман, затем обратился к Фелду. — Поздравляю вас, Джерри.

— Благодарю вас, — сказал Фелд. И не только поздравляю, но и желаю долгих лет жизни, — тут он подмигнул Чаку, — соотечественники-альфиане.

— Разрешите узнать, — спросил Чак у Хентмана, — не могли бы вы оказать мне одну любезность?

— Какую же? Говорите, не стесняйтесь.

— Одолжите мне катер. Разрешите высадиться.

— Зачем? Здесь куда безопаснее.

— Я хочу повидаться со своей женой, — сказал Чак.

Хентман недоуменно поднял бровь.

— Вы уверены в том, что вам в самом деле этого хочется? Что это не блажь? Да, я могу понять это по выражению вашего лица. Вот бедолага, это единственное, что я могу сказать. Ну что ж, может быть, вам удастся уговорить ее остаться с вами на Альфе-III-М2. Если не станут возражать кланы. И если альфийские власти…

— Предоставьте Риттерсдорфу катер, и делу конец, — вмешался Фелд. — В данный момент он — глубоко несчастный человек; у него нет ни времени, ни сил выслушивать ваши глубокомысленные сентенции.

— Ладно, — кивая произнес Хентман. — Я дам вам катер. Вы сможете опуститься в нем и делайте потом любые глупости, какие только взбредут вам в башку — я умываю руки. Разумеется, я надеюсь на то, что вы вернетесь, но если нет… — Он пожал плечами. — Чего только не бывает на свете.

— Заберите своего слизняка, — добавил Фелд.

Через полчаса Чак посадил катер в рощице из напоминавших тополя чахлых деревьев и вышел, принюхиваясь к доносимым ветром запахам и настороженно прислушиваясь. И ничего достойного его внимания не услышал. Этот мир был очень маленьким, и не так уж много событий в нем происходило: голосовал совет, один из кланов продолжал держать защитный экран, несколько человек ждали чего-то, дрожа от страха, но, по всей вероятности, большинство его обитателей, подобно гебам из Гандитауна, продолжало влачить как ни в чем ни бывало свое повседневное безумное существование.

— Скажите, я безумен? — спросил он у Лорда Бегущего Моллюска, который соскользнул в нескольких метрах от него в более влажное место — слизистого грибка, как магнитом, тянуло туда, где побольше влаги. — Неужели это — самое худшее из всех мыслимых и немыслимых наихудших решений, которые я мог принять?

«Безумие», мысленно ответил слизистый грибок, «строго говоря», юридический термин. Я же расцениваю ваш поступок, как просто весьма глупый, как я полагаю, Мэри Риттерсдорф, по всей вероятности, даст полную волю своей ярости и враждебности, как только вы попадетесь ей на глаза. Но вы, возможно, именно этого и хотите. Вы очень устали. Вы уже очень долго ведете борьбу. Те запрещенные законом стимулирующие препараты, которыми я вас снабдил, совсем не помогли. Мне, кажется, после их употребления вы еще больше впали в отчаянье и совсем выбились из сил. Вам, наверное, лучше всего бы отправиться в Усадьбу Смирительной Рубашки.

— А что это такое? — Даже само название заставило его отпрянуть в отвращении.

«Поселок депров. И жить там с ними в непрестанной черной тоске». В мыслях грибка проскользнул оттенок неодобрения.

— Спасибо, — съязвил Чак.

«Вашей жены нет поблизости», решил слизистый грибок. «Во всяком случае, я не воспринимаю ее мысли. Давайте трогать дальше».

— Ладно. — Чак медленно побрел к катеру.

«Существует возможность, которую вам нужно учесть, что Мэри уже нет в живых», предположил слизистый грибок, вливаясь вслед за Чаком в катер.

— Нет в живых? — он в изумлении остановился. — Как же так?

«Как вы сообщили мистеру Хентману, на этом спутнике ведется сейчас настоящая война. А значит, есть и погибшие. Хотя, к счастью, их пока что еще очень мало. Но потенциальная возможность насильственной смерти просто огромна. В последний раз мы видели Мэри Риттерсдорф, когда внимание ее было приковано к трем мистикам, так называемому «Священному Триумвирату», и их отвратительным безумным словесным проекциям на небе. Поэтому я предлагаю взять курс на Гандитаун, где влачит жалкое существование зачинщик создания триумвирата Игнас Ледебер — трудно придумать более точное определение того образа жизни, что он ведет — среди обычного для него убожества, окруженный своими кошками, женами и детьми».

— Но Ледебер никогда бы не …

«Психоз есть психоз», подчеркнул слизистый грибок. «Никогда нельзя всецело доверять фанатику».

— Что верно, то верно, — раздраженно заметил Чак.

Вскоре их катер уже летел в Гандитаун.

«Мне в самом деле хотелось бы знать, на что надеяться размышлял слизистый грибок. «В некоторых отношениях вам было бы куда лучше, будь она…»

— Это мое личное дело, — перебил мысли грибка Чак.

«Простите», сокрушенно подумал слизистый грибок. В

тональности его мыслей все еще продолжали звучать безрадостные нотки — искоренить их полностью так и не удалось.

Больше они уже не обменивались мыслями, пока катер продолжал лететь в сторону Гандитауна, оглашая небо спутника своим ровным рокотом.

Игнас Ледебер, накладывая груду вареных прокисших спагетти перед принадлежавшими ему двумя овцами с черными мордочками, поднял взгляд и увидел катер, заходящий на посадку на дорогу по соседству с его лачугой. Он закончил кормить овец, затем неторопливо побрел к лачуге, не расставаясь с миской. Кошки всех мастей с надеждой последовали за ним.

Уже в доме он опустил миску в раковину, и без того наполненную заржавелой металлической посудой, остановился на мгновенье, взглянул на женщину, спавшую на дощатом настиле, служившем обеденным столом. Затем он подхватил одну из кошек и снова вышел во двор. Прибытие катера, разумеется, нисколько его не удивило — ему уже являлось видение этого события. Он был совершенно спокоен, но, с другой стороны, в образе его мыслей не было и тени благодушия.

Из катера вышли две фигуры. Одна — человеческая, другая — желтая, бесформенная. Они, с немалым трудом продвигаясь среди всякого беспорядочного разбросанного хлама, направились к Ледеберу.

— Вы очень обрадуетесь, услышав, — сказал им в знак приветствия Ледебер, — что в это время альфийские боевые корабли уже готовятся к посадке на нашем спутнике. — Он улыбнулся, но человек, стоявший перед ним, не ответил ему улыбкой. Желтой же бесформенной массе, разумеется, просто нечем было улыбаться. — Так что ваша миссия, — продолжал Ледебер, испытывая некоторое смятение, — завершилась желаемым результатом. — Ему не доставляла ни малейшего удовольствия враждебность, которая исходила от человека; он различал, с помощью своего телепатического дара глубинного проникновения в суть явлений, как гнев мужчины пылал красным, зловещим нимбом над головой.

— Где Мэри Риттерсдорф? — спросил мужчина, Чак Риттерсдорф. — Моя жена. Вам известно это? — Он повернулся к находившемуся с ним рядом слизистому грибку с Ганимеда. — Ему это известно?

«Да, мистер Риттерсдорф», была ответная мысль грибка.

— Ваша жена… — сказал И гнал Ледебер, кивая, — … она сотворила много всякого зла, там, неподалеку от Адольфвилля. Уже убила одного мания и еще…

— Если вы тотчас же не скажете мне, где моя жена, — сказал Чак Риттерсдорф Ледеберу, — я искромсаю вас на мелкие ломтики. — Он сделал шаг навстречу святому.

Поглаживая кота, которого он держал в руках, Ледебер взволнованно ответил:

— Я хотел бы, чтобы вы зашли ко мне на чашку чая…

В следующий момент он понял, что лежит ничком на земле, в ушах стоял звон, тупо ныла голова. С трудом ему удалось приподняться, он никак не мог понять, что же случилось.

«Мистер Риттерсдорф ударил вас», пояснил ему слизистый грибок. Скользящий удар чуть повыше скулы».

— Не надо больше, — хрипло сказал Ледебер. Ощутив во рту кровь, он сплюнул, затем стал растирать пальцами лицо. Почему-то, к несчастью, не было у него никаких видений, предвещавших такое. — Она в доме, — сказал он.

Пробежав мимо него, Чак рывком распахнул дверь и исчез в лачуге. Ледеберу в конце концов удалось подняться на ноги; постояв, слегка пошатываясь, несколько секунд, он неохотно последовал за Чаком.

В передней, он задержался у двери, и кошки, получив теперь свободу, стали гоняться друг за другом вокруг него, прыгать и ссориться.

У самой кровати Чак Риттерсдорф склонился над спящей женщиной.

— Мэри, — сказал он, — проснись. — Он взял ее обнаженную, свободно свисавшую с кровати руку, чуть-

чуть потряс ее. — Одевайся и уходи отсюда. Как можно быстрее!

Женщина, заменившая Элси в постели Игнаса Ледебера, мало-помалу стала открывать глаза. Увидев, что это Чак, она сразу же часто-часто заморгала и очнулась. Машинально села, затем схватила в охапку небрежно разбросанные одеяла, завернулась в них, стараясь прикрыть свою небольшую, но высокую грудь.

Слизистый грибок предусмотрительно остался во дворе.

— Чак, — произнесла Мэри спокойным, ровным голосом, — я по собственной воле вошла в этот дом. Так что я…

Он схватил ее за руку, рывком выдернул из постели; одеяла попадали на пол, со звоном покатилась по полу кружка, разбрызгивая остывший кофе. Две кошки, забравшиеся с ночи под кровать, в испуге выскочили оттуда и опрометью бросились мимо все еще не пришедшего в себя Игнаса Ледебера подальше во двор.

Стройная, соблазнительная, нагая, Мэри Риттерсдорф смело глядела в лицо мужа.

— Мы не имеешь ни малейшего права даже заикаться о том, что я делаю, — сказала она, затем потянулась к груде одежды, извлекла из нее кофту, затем стала в ней рыться, оставаясь при этом настолько невозмутимой, насколько вообще можно было бы ожидать в данных обстоятельствах. Методично, один за другим, она надевала на себя предметы своей одежды, причем выражение лица было такое, будто одевалась она совершенно одна.

— Альфийские корабли сейчас взяли под свой контроль эту территорию, — сказал Чак. — Мании готовы убрать свой защитный экран, чтобы пропустить их. Все это произошло, пока ты спала с этим… — он дернулся головой в сторону Ледебера, — спала в постели этого индивидуума.

— И ты на их стороне? — холодно произнесла Мэри, застегивая кофточку. — Еще бы, конечно. Альфиане захватили этот спутник, и ты собираешься жить здесь у них под пятой. — Она закончила одеваться и с нарочитой медлительностью начала расчесывать волосы.

— Я остаюсь здесь, — сказала Мэри. — Я уже приняла решение. — Она кивнула в сторону Игнаса Ледебера. — Но не с ним — это мимолетная связь, и он знает об этом.

Я не смогу жить в Гандитауне — это совсем неподходящее для меня место, сколь бы ни напрягала воображение.

— Тогда где же?

— Как мне кажется, в Да-Винчи.

— Почему именно там? — Не веря своим ушам, он изумленно уставился на Мэри.

— Я еще не приняла окончательного решения, потому что даже не видела этого поселка. Но я в восторге от маниев; меня привел в восхищение даже тот боец, которого мне пришлось убить. У него не было ни капельки страха, когда он бежал к своему танку и прекрасно понимал, что так и не добежит. Никогда за всю свою жизнь не видела ничего подобного, абсолютно ничего.

— Мании, — сказал Чак, — ни за что не пустят тебя к себе.

— Почему это? — спокойно произнесла она. — Еще как пустят.

Чак вопросительно посмотрел на Игнаса Ледебера.

— Пустят, — согласился Ледебер. — Ваша жена права.

Мы оба, понял Ледебер, он и я, мы оба потеряли ее. Никто не в состоянии заявить на долгий срок права на эту женщину. Такое положение противоречит ее природе, ее физиологии. Повернувшись, он в подавленном состоянии вышел из лачуги и направился к тому месту, где его дожидался слизистый грибок.

«Мне кажется», мысленно обратился к нему слизистый грибок, 44вы доказали мистеру Риттерсдорфу невозможность того, что он пытается сделать».

— Наверное, — ответил Ледебер без малейшего энтузиазма.

Появился Чак. Лицо его было бледным и печальным. Он быстро прошел мимо Ледебера, прямо к катеру.

— Скорей отсюда! — Грубо бросил он слизистому грибку, не оборачиваясь.

Слизистый грибок, поспешно, как только позволяли его физические возможности, последовал за ним. Они вскарабкались в катер, закрыли за собой люк и стрелой взмыли в утреннее небо.

Какое-то время Игнас Ледебер еще смотрел ему вслед, затем вернулся в лачугу. Мэри он застал у холодильника в поисках чего-нибудь, что могло бы сгодиться на завтрак.

— Мании, — не преминул подчеркнуть Ледебер за завтраком, который им в конце концов удалось приготовить сообща, — очень жестоки в некоторых отношениях.

Мэри расхохоталась.

— Ну и что? — с издевкой произнесла она.

Ему нечем было ей ответить. Его святость и его видения не помогли ему во взаимоотношениях с этой женщиной, не помогли ни на йоту.

Прошло немало времени прежде, чем Чак обратился к слизистому грибку.

— Этот катер может доставить нас назад, в Солнечную Систему, на Землю?

«Никоим образом», ответил Лорд Бегущий Моллюск.

— Ладно, — сказал Чак. — Постараюсь отыскать какой-нибудь из земных кораблей, барражирующих поблизости. Я намерен вернуться на Землю, согласиться с любым наказанием, которое мне уготовили власти, а затем связать свою жизнь с Джоан Триест.

«Вследствие того, что трибунал, скорее всего, вынесет смертный приговор, любая возможность связать свою жизнь с Джоан Триест практически исключена».

— Что же вы в таком случае предлагаете?

«Нечто такое, чему вы непременно воспротивитесь».

— Все равно, не томите.

«Вы … гм… это весьма щекотливая штука. Я должен сформулировать надлежащим образом. Вы должны подбить свою жену на то, чтобы она подвергла вас тщательной психиатрической проверке».

Поначалу, совершенно опешивший, Чак в конце концов кое-как овладел собой и произнес:

— Чтобы выяснить, какой из поселков больше всего мне подходит?

«Да», признался, хотя и очень неохотно, слизистый грибок. «Вот именно. Чтобы сказать, что вы душевнобольной. Просто нужно определить в самых общих чертах то направление, в котором происходят изменения вашей психики».

— Предположим, примененные Мэри тесты покажут, что в моей психике нет патологических отклонений, каких-либо неврозов, скрытых психозов, деформаций личности, тенденций к возникновению навязчивых состояний, иными словами, ровно ничего? Что мне тогда делать? _ Нисколько не обольщаясь — сейчас он был крайне далек от этого, — интуитивно Чак чувствовал, что именно такими и будут результаты тестирования. Он не станет «своим» ни в одном из поселков на Альфе-III-М2. Здесь ему пришлось бы жить бирюком, не имея рядом никого, кто даже отдаленно напоминал его.

«Ваше очень долго одерживаемое подспудное желание убить жену», продолжал гнуть свою линию слизистый грибок, «может вполне оказаться симптомом лежащего в его основе душевного заболевания». Он пытался придать обертонам своих мыслей обнадеживающее звучание, но пока что из этого ничего не получалось. «И все же я убежден, что стоит попытаться», упорствовал грибок.

— А что, если я заложу еще один поселок здесь?

«Поселок, в котором будет жить один человек?»

— Но ведь здесь должны же время от времени появляться совершенно нормальные люди. Те, кому удалось каким-то образом выздороветь, избавившись от психических расстройств, и дети, у которых их никогда и не наблюдалось. По сложившейся здесь традиции каждого относят к полиморфным шизофреникам, если только обнаружат признаки какого-нибудь более четко проявляющегося психического заболевания. Но это неправильно. — Эта мысль никогда не покидала его с того самого мгновенья, когда ему впервые пришло в голову, что возможно, придется навсегда остаться на этом спутнике. — Таких, хоть и немного, но становится все больше и больше. Дайте только срок.

«Пряничный домик на лесной прогалине», размышлял слизистый грибок. «И вы в нем, тихонько дожидаетесь заманить в него любого, кто бы ни проходил мимо. Детишек». Грибок захихикал, — извините. Мне нельзя столь легкомысленно к этому относиться. Простите меня».

Чак ничего не сказал. Он только еще выше поднял катер.

«Так вы рискнете провериться?» спросил слизистый грибок. «Прежде, чем искать себе поселок?»

— Ладно, — сказал Чак. Проверка ему не повредит.

«Как вы полагаете, ваша супруга, принимая во внимание взаимную враждебность по отношению друг к другу, сможет достаточно непредвзято провести тестирование?»

— Не сомневаюсь в этом. — Оценка вида и степени душевного заболевания с помощью специальных тест-таблиц была предельно формализована с целью исключить малейшую возможность произвольного толкования результатов тестирования.

«Я стану посредником между вами и ею», решил слизистый грибок. «Вам даже не нужно будет встречаться друг с другом, пока не будут получены результаты».

— Спасибо, — сказал Чак, испытывая искреннюю благодарность к грибку.

«Есть еще одна возможность, которая хотя и является, как вы бы выразились, притянутой за уши, но которую все равно не мешало бы рассмотреть». Задумчиво сообщил грибок. «Она могла бы принести неплохие плоды, хотя, разумеется, для претворения ее в жизнь потребуется немало времени». Охваченный азартом, он не стал больше мешкать с подведением итога своих размышлений. «Было бы очень неплохо, если бы вам удалось уговорить Мэри тоже пройти тестирование».

Такая идея оказалась для Чака полнейшим сюрпризом — он был полностью ошарашен и не знал, что ответить. Для начала — мысль его работала лихорадочно быстро, анализируя и вникая в суть идеи — он никак не мог увидеть каких-либо преимуществ. Потому что обитателей спутника никто не будет лечить — это уже было решено окончательно и бесповоротно, чему он сам немало поспособствовал. Если при тестировании выяснится, что Мэри — а это было более, чем вероятным — сама не вполне нормальна, то она просто такой и останется, и жизнь ее при этом нисколько не изменится. Ведь не выйдет на сцену еще один психиатр, который начнет возиться с ее психозами. Так что же тогда слизистый грибок имел ввиду, указывая на «неплохие плоды?»

Слизистый грибок, восприняв его быстро промелькнувшие в голове мысли, тут же пояснил.

«Предположим, ваша жена в процессе тестирования обнаружит, что в складе ее ума четко вырисовываются маниакальные наклонности. Это результат моего непрофессионального анализа состояния ее психики, и он, очевидно, совпадет с ее собственным мнением. Для нее признать то, что она, — подобно Говарду Строу и тем водителям таков, с которыми она имела возможность столкнуться, — страдает маниакальным психозом, то есть манией, — будет равноценно признанию того, что…»

— Вы это серьезно? Вы в самом деле убеждены, что это заставит ее СМИРЯТЬСЯ? Потерять уверенность в себе? *— Слизистый грибок, конечно же, не был компетентен в человеческой психологии, в частности, в психологии Мэри Риттерсдорф. Не говоря уже о том факте, что для маниака, как и для параноика, неуверенность в себе, неверие в собственные силы выше всякого их понимания, что в основе эмоциональной стороны их психики лежит полное отсутствие сомнений в себе и своих возможностях.

Как все было бы просто, если бы оказалось справедливым наивное предположение слизистого грибка, если бы тяжело больному человеку достаточно было бы только ознакомиться с результатами своего тестирования, чтобы понять и принять как факт серьезное расстройство собственной психики. Боже, со страхом подумал Чак, если и есть что-нибудь доказанное современной психиатрией, так это то, что само по себе понимание того, что ты душевно болен, не вызывает какого-либо улучшения душевного здоровья — равно, как понимание того, что не все благополучно с сердцем не приводит к его мгновенному выздоровлению.

Фактически же, куда более вероятным может быть совершенно противоположный результат. Мэри, получив моральную поддержку со стороны себе подобных, с которыми будет общаться в поселке, еще сильнее укрепится в своих маниакальных побуждениях — они даже получат дружеское одобрение. Она, по всей вероятности, не остановится ни перед чем, чтобы стать любовницей Говарда Строу, а со временем, возможно, даже и заменит его в качестве представителя маниев в высшем межклановом совете. В высотах Да-Винчи она поднимется к высшей власти — растоптав свое окружение.

«Тем не менее», не унимался слизистый грибок, «когда я стану просить ее подвергнуть вас тестированию, я сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить ее в необходимости и самой пройти такую же проверку. Я все еще верю, что все это может в конце концов обернуться немалым благом. ПОЗНАЙ СЕБЯ — разве не таков один из древнейших земных лозунгов? Возникший еще во времена расцвета культуры столь высокочтимых вами древних греков. По моему глубочайшему убеждению, познать себя — это все равно, что обзавестись оружием, с помощью которого ваша, не обладающая телепатическими способностями, раса сможет видоизменить свою психику что…»

— Что именно?

Слизистый грибок ничем на это не ответил. Было очевидно, что дойдя в своих рассуждениях до этой точки, слизистый грибок фактически сам еще толком ничего не знал.

— Уговорите ее пройти психотестирование с помощью контрольных таблиц, — сказал Чак. — А тоща посмотрим … — посмотрим, кто прав, отметил он про себя, в надежде на то, что слизистый грибок не ошибается в своем анализе.

Этим же вечером, очень поздно, будучи уже в Да-Винчи Лорду Бегущему Моллюску после многочисленных ухищрений удалось убедить доктора Мэри Риттерсдорф пройти самой весь спектр тестов по психологическому обследованию личности, а затем подвергнуть точно такому же тестированию своего мужа.

Дом представителя маниев в совете Говарда Строу имел форму вычурно украшенной спирали. Вот здесь-то и встретились они: Мэри Риттерсдорф, ее муж Чак и сам Говард Строу, который поначалу держался поодаль, наслаждаясь происходящим, надменный и высокомерный, как обычно. Он сидел в углу комнаты и делал один за другим, быстрыми размашистыми штрихами цветных мелков, наброски серии портретов Мэри; живопись была одним из многих его творческих увлечений, и даже в такое тревожное время коренного поворота в судьбе родного спутника, когда на территорию его бесконечной чередой совершали посадку альфийские боевые корабли, он продолжал преда-

ваться любимому хобби. Как у типичного мания, у него было множество самых различных дел и забот — творческая энергия его разносторонней личности была неисчерпаемой.

Глядя на результаты тестирования, — выложенные на роскошном столе, который Говард Строу собственными руками смастерил из дерева и вороненой стали, Мэри произнесла:

— Мне было невыносимо страшно дать согласие на такую проверку, но сама по себе идея была неплоха. Произвести проверку состояния психики каждого из нас с помощью стандартных тест-таблиц. Честно говоря, я была очень удивлена результатами этой проверки. Совершенно ясно — теперь об этом уже поздно сожалеть — что мне следовало проходить подобную проверку регулярно. Вот о чем, прежде всего, говорят полученные результаты. — Она откинулась к спинке стула, такая стройная и аппетитная, в белом свитере с высоким воротом и брючках из отливающей металлическим блеском кожи обитающего на Титане ога, дрожащими руками достала сигарету и закурила. — У тебя нет ни малейших следов умственного расстройства, дорогой, — сказала она Чаку, который сидел за столом напротив нее. — Поздравляю со вторым рождением, — добавила она и вымученно улыбнулась.

— А что там у тебя? — спросил Чак. Сердце у него сжалось, в горле запершило.

— Нет у меня никаких маниакальных психозов. Скорее, совсем наоборот. Я обнаружила у себя четко выраженную возбужденную депрессию. Я — типичный депр. — Она продолжала улыбаться. Потраченные ею усилия стоили того, и проявленная ею смелость не ускользнула от внимания Чака. — Мои непрестанные требования, чтобы ты как можно больше зарабатывал, безусловно объясняются моей депрессией, обманчивым ощущением, будто все идет вкривь и вкось, и нужно обязательно что-то предпринимать, иначе мы обречены на нищету и голодную смерть. — Она раздавила окурок в пепельнице и тут же закурила следующую сигарету, затем повернулась к Говарду Строу. — А что вы на это скажете?

— Коль так, — произнес Строу с таким обычным для него равнодушием, не испытывая даже тени сочувствия, — то вы ни за что не уживетесь среди нас; ваше место во владениях Коттона Мейзера. Рядом с жизнерадостным мальчиком Дино Уоттерсом и иже с ним. — Он хихикнул. — А некоторые из них еще хуже, как вы в самом скором времени обнаружите. Мы позволим вам побыть здесь еще денек-другой, но затем вам все равно придется покинуть нас. Вы просто не такая, как мы. — Затем он добавил, несколько смягчив тон. — Если бы вы могли предвидеть подобное в тот момент, когда добровольно вызвались принять участие в деятельности ТЕРПЛАНа, в проведении «Операции Пятьдесят минут» — могу поспорить, вы бы не один раз хорошенько подумали прежде, чем так поступить. Разве я не прав? — Он буквально пронзил Мэри взглядом.

Вместо ответа она только уклончиво пожала плечами. А затем, совершенно неожиданно, горько разрыдалась.

— Господи, да ведь я совсем не хочу жить среди этих проклятых депров. Лучше мне вернуться на Землю. Чак, я это всегда смогу сделать, а вот ты-то уже не можешь. Мне вовсе ни к чему оставаться здесь и искать, куда бы притулиться. Как это надо тебе.

«Теперь, когда вам известны окончательные результаты тест-проверки», сформировались в его сознании мысли слизистого грибка, «что вы намерены предпринять, мистер Риттерсдорф?»

— Нисколько не мешкая, я собираюсь основать свой персональный поселок, — сказал Чак. — Я назову его Томас-Джефферсонбургом. Мейзер был депром, Гамлет был поли, Да-Винчи — манием, Адольф Гитлер — параном, Ганди — гебом. Джефферсон будет… — он задумался, подбирая наиболее подходящую аббревиатуру, — … нором. Томас-Джефферсонбург — поселок нормов, людей душевно здоровых. Пока что в нем только один житель, но у него прекрасные перспективы. — По крайней мере, отметил он про себя, автоматически решается проблема подбора представителя в высший межклановый совет.

— Вы — круглый идиот, — пренебрежительно изрек Говард Строу. — В вашем поселке вообще никто никогда не покажется и не станет жить там вместе с вами. Вы проведете остаток своей жизни в полном одиночестве — не пройдет и шести недель, как вы сойдете от этого с ума, и тогда для вас будут открыты ворота любого из поселков на этом спутнике, кроме, разумеется, нашего.

— Может быть, так оно и будет, — согласился Чак. Но у него не было такой уверенности, как у Строу. Он еще раз подумал об Анетте Голдинг. Чем она не подходит? От нее, безусловно, требуется совсем немного, чтобы попасть в Джефферсонбург — она, насколько ему показалось, была вполне нормальной в умственном отношении, да и все остальное у нее достаточно гармонично уравновешенно. Если здесь существует один такой человек, то почему не должно быть других? У него было ощущение, что совсем недолго он будет единственным жителем Томас-Джефферсонбурга. Но даже если ему и придется…

Он будет терпеливо ждать. Сколько бы времени ни длилось это ожидание. И он получит помощь в обустройстве своего поселка от других обитателей спутника. У него уже установились, как выяснилось, вполне приличные взаимоотношения с делегатом паранов Габриелем Бейнсом, с ним совсем нетрудно оказалось поладить, и это весьма знаменательно. Если ему удалось сработаться с Бенсом, то по всей вероятности, точно так же удастся наладить нормальные отношения и с некоторыми другими кланами, за исключением, пожалуй, маниев, если они все сродни Строу, да, разумеется, как Игнас Ледебер, лишенных чувства ответственности перед другими людьми.

— Ты себе даже представить не можешь, как мне тошно, Чак. — Губы у Мэри дрожали. — Ты станешь меня навещать? Неужели мне суждено всю свою жизнь торчать среди одних только депров?

— Ты же только что сама сказала, что… — начал было Чак.

— Я теперь не могу вернуться на Землю, никак не могу, раз я больна; нельзя возвращаться с тем, что показали эти тесты.

— Конечно же, я с радостью буду тебя навещать. — Он и без того фактически уже принял решение проводить значительную часть своего времени в других поселках. Этим он постарается не дать сбыться мрачному пророчеству Говарда Строу. Этим — и еще многим другим.

«Когда у меня произойдет очередное спорообразование», снова вступил с ним в мысленное общение слизистый грибок, «то здесь появится довольно большое количество совершенно идентичных мне соплеменников. Некоторые из нас с удовольствием обоснуются в Томас-

Джефферсонбурге. Только на этот раз мы постараемся держаться как можно дальше от горящих турбомобилей».

— Спасибо, — сказал Чак. — Я буду очень благодарен вам за это. Всем вам.

Комнату заполнил маниакальный, откровенно глумливый хохот Говарда Строу — эта идея вызвала у него циничное удовольствие. Никто, однако, не обратил на него внимания. Строу пожал плечами и вернулся к своим наброскам.

Снаружи взревели тормозные двигатели заходящего на посадку боевого корабля. Альфийская оккупация Высот Да-Винчи столь долго откладывавшаяся, вот-вот должна была стать свершившимся фактом.

Поднявшись из-за стола и открыв входную дверь, Чак Риттерсдорф вышел и стал всматриваться в ночную тьму. Какое-то время он стоял один и нервно курил, прислушиваясь к звукам, источник которых все больше и больше приближался к поверхности спутника, а затем наступила такая мертвая тишина, которую, как ему показалось, не нарушить вовеки веков. Пройдет очень много времени, возможно, и его самого уже давно не будет в живых, прежде, чем альфиане снова покинут этот спутник. Он ощущал это всеми фибрами души, стоя в темноте, рядом с дверью в дом Говарда Строу.

Неожиданно широко распахнулась дверь у него за спиной. Это вышла его жена, или, если выражаться более точно, его бывшая жена, прикрыла за собой дверь и, ничего не говоря, встала с ним рядом! Теперь они вместе прислушивались к шуму, которым сопровождалось снижение альфийских боевых кораблей, и любовались огненными следами, перечеркивавшими небосклон. Каждый из них был погружен в свои собственные мысли.

— Чак, — вдруг сказал Мэри, — ты знаешь, что нам нужно обязательно сделать? Ты, по всей вероятности, даже не задумывался над этим, но раз мы оба твердо решили обосноваться здесь, то нам не мешало бы каким-то образом переправить сюда с Земли наших детей.

— Что верно, то верно. — Фактически он и сам давно уже об этом думал. — Но тебе в самом деле хочется, чтобы дети росли в таком окружении? — Особенно Дебби, подумал он. Девочка была чрезвычайно чувствительной, она, живя здесь, несомненно позаимствует образцы безумного мировоззрения и поведения, характерные для здешних душевнобольных. Что поставит ее родителей перед лицом очень сложной проблемы.

— Если я больна… — начала было Мэри, но не закончила своей мысли — да этого и не нужно было. Потому что, если она больна, но Дебби уже давно подвергалась постоянному воздействию душевного заболевания матери, чего никак нельзя было избежать в семейной жизни. Вред ее душевному здоровью все равно уже был нанесен.

Швырнув в темноту сигарету, Чак обвил рукой тонкую талию своей жены и нежно прижал ее к себе. Затем поцеловал в голову, ощущая теплый, приятный запах, исходящий от ее волос.

— Давай-ка рискнем… Попробуем вырастить детей в здешней обстановке. Может быть, они даже станут образцом для других детей здесь… Мы отдадим их в общую школу, которая организована здесь, на Альфе-III-М2. Лично я готов рискнуть, если ты тоже согласна на это. Что скажешь?

— Ладно, — как-то отрешенно промолвила Мэри. А затем, вдруг оживилась, добавила. — Чак, ты в самом деле считаешь, что у нас еще есть шанс, у тебя и меня? Что нам удастся, уже на совсем другой основе, остаться вместе на продолжительный срок? Или нас снова… — она сделала неопределенный жест рукой — течением жизни вынесет к прежней взаимной ненависти и подозрительности и всему остальному, что отравляло наши взаимоотношения раньше?

— Не знаю, — сказал он, ничуть не погрешив против истины.

— Солги мне. Скажи, что нам удастся.

— Мы сможем поладить.

— Ты в самом деле так думаешь? Или лжешь, чтобы меня успокоить?

— Я…

— Скажи, что ты не лжешь, — не унималась Мэри.

— Я вовсе не лгу, — сказал он. — Я просто знаю, что мы сумеем этого добиться. Ведь мы оба еще так молоды, у нас еще совсем не растрачен запас жизненных сил. И мы не такие уж неуживчивые и неуступчивые, как параны или мании. Верно?

— Верно. — Помолчав немного, Мэри затем спросила. — А ты уверен, что не предпочтешь мне эту девчонку поли, эту Анетту Голдинг? Скажи честно, что у тебя на уме.

— Я предпочитаю тебя. — И на этот раз он не лгал.

— А как насчет той девки, хроноснимки которой сделал мой адвокат? На которых ты и эта как ее там зовут… Я имею в виду, что ты в самом деле спал с нею.

— Все равно предпочитаю тебя.

— Тогда объясни, ПОЧЕМУ ты предпочитаешь меня? — продолжала наседать на него Мэри. — Такую ненормальную, такую порочную?

— Даже не могу сказать почему. — Фактически он вообще никак не мог этого объяснить. Это было для него загадкой, чем-то по сути мистическим. И все же, это именно так. Он всей душой ощущал, насколько подлинным было это чувство.

— Я желаю тебе удачи в твоем поселке с одним жителем, — сказала Мэри. — Одним мужчиной и дюжиной слизистых грибков. — Она рассмеялась. — Что за безумный мир! Да, я уверена в том, что нам просто необходимо переправить сюда детей. Я привыкла думать, что я совершенно… ты понимаешь, что я хочу сказать. Совершенно не такая, как мои пациенты. Для меня всегда больны они, я же — совершенно здорова. А вот теперь… — Она умолкла.

— Больше между вами нет особой разницы, — закончил за нее Чак.

— А у тебя самого нет такого ощущения? Что ты совсем не такой, в основе своей, как я … Ведь тесты-то показали, что ты совершенно здоров, а вот я …

— Все дело в степени душевного расстройства, — сказал он, снова совершенно искренне. Ведь и его поведение долгое время мотивировалось влечением совершить самоубийство, а затем это влечение сменилось страстным желанием убить Мэри — и тем не менее он прошел тесты, достоверность которых подтверждалась многолетней практикой, а вот Мэри испытаний не выдержала. Оказавшись больной, притом, возможно, на самую-самую малость. А ведь она не в меньшей степени, чем он, не в меньшей степени, чем любой из обитателей Альфы-III-М2, включая высокомерного делегата маниев Говарда Строу, изо всех сил своих стремилась к душевному равновесию, стремилась к правильному пониманию происходящего вокруг. Такое стремление было естественным для любого живого существа. Надежда существует для всех, может быть, — избави Боже — даже для гебов. Хотя, к несчастью, надежда для обитателей Гандитауна была слишком уж хрупкой.

Но ведь и для нас, только что прибывших с Земли, надежда столько же хрупка. Для нас, только сейчас эмигрировавших на Альфу-III-М2. Но все же — она была, именно это было самым главным.

— Я решила, — объявила вдруг охрипшим голосом Мэри, — что я люблю тебя.

— Вот и прекрасно, — согласился Чак, довольный ее признанием.

Внезапно, сразу же выведя его из состояния умиротворенности, в сознание его вошло в высшей степени четкое рассуждение слизистого грибка, «Пока еще не пришло у вас время взаимных признаний в чувствах и принятия решений, я бы порекомендовал вашей жене выложить на стол полный отчет о ее недолгой любовной связи с Банни Хентманом». Он тут же поправился. «Я беру назад выражение «выложить на стол» как невообразимо неудачное. Тем не менее, по сути смысл остается тот же: она была настолько озабочена тем, чтобы вам досталась высокооплачиваемая работа…»

— Позвольте мне самой обо всем рассказать, — перебила его Мэри.

— «Пожалуйста. Я же оставлю за собой право высказаться в том случае, если вы проявите небрежность в отношении полноты своего отчета».

— Мой роман с Банни Хентманом продолжался совсем недолго, Чак. И с ним было покончено, как только я покинула Землю. Вот и все.

«Вовсе нет», возразил слизистый грибок.

— Вас интересуют подробности? — раздраженно спросила Мэри. — Мне нужно рассказать в точности, когда и где мы …

«Как раз не это меня волнует. Весьма важно осветить совсем иной аспект ваших взаимоотношений с Хентманом».

— Хорошо, — покорно понурив голову, произнесла Мэри. — В течение тех четырех дней, — начала она. обращаясь теперь уже к Чаку, — я рассказала Банни о том, что насколько мне видится, исходя из всего моего прошлого опыта, из собственных наблюдений за многочисленными случаями разрыва супружеских отношений, я предвидела — к тому же еще основываясь на понимании особенностей твоей психики, — что ты попытаешься убить меня. Если останутся неосуществленными твои попытки совершить самоубийство. — Помолчав некоторое время, она так закончила свою исповедь. — Сама не пойму, почему я сказала ему об этом. Может быть, с перепугу. Ясно только одно — мне просто необходимо было поделиться с кем-нибудь теми тревогами, что завладели мною, а случилось, так что хоть и совсем недолго, но была я тогда, как на грех, именно с ним.

Значит, это все-таки не Джоан. Зная об этом со всей определенностью, он теперь чувствовал себя несколько лучше. И он вряд ли имел право упрекать Мэри за то, что она это сделала. Поразительным, скорее, было то, что она не обратилась в полицию; очевидно, она говорила правду, что любит ею. Это показывало ее в совершенно ином свете — она не воспользовалась возможностью причинить ему вред, когда наступал критический момент в их взаимоотношениях.

— Может быть, у нас еще появятся дети, пока мы будем здесь, на этом спутнике, — сказала Мэри. — Нас, людей, станет здесь больше — как и слизистых грибков, которые прибыли сюда с тобой; не исключено, что мы так разохотимся, что не остановимся, пока нас здесь не станет тьма-тьмущая. Подавляющее большинство. — Она рассмеялась, на этот раз как-то необычно, ласково, а затем нежно прильнула к Чаку, чего не делала веки вечные.

А тем временем альфийские корабли все продолжали и продолжали заполнять небосвод, и они оба, он и Мэри, хранили молчание, обдумывая, каждый по-своему, каким образом заполучить сюда детей. Это будет очень трудно сделать, трезво рассудил Чак, возможно для этого потребуются все ухищрения, на которые они только способны. Но, возможно, кое-какую помощь им окажет то, что осталось от организации Хентмана. Или кто-нибудь из бесчисленных знакомых слизистого грибка в высших сферах как землян, так и инопланетян. И то, и другое никак нельзя было сбрасывать со счета. И был еще проникший в ЦРУ агент Хентмана, прежний его босс Джек Элвуд… Правда, сейчас Элвуд находится за решеткой. В любом случае, если даже им совсем не повезет, и все их усилия воссоединить семью пойдут прахом, то, как сказала Мэри, у них еще будут дети. Это, разумеется, не заменит им потери первенцев, но все равно будет добрым предзнаменованием, такой их душевной опорой, какой никак нельзя пренебрегать.

— А ты меня любишь? — спросила Мэри, приникнув губами почти к самому уху Чака.

— Да, — искренне ответил он. А затем — ой! — потому что без всякого предупреждения Мэри укусила его, едва не отхватив мочку уха.

Это тоже показалось ему добрым предзнаменованием.

Вот только чего — этого он пока еще не знал.