"Восточная война [СИ]" - читать интересную книгу автора (Белогорский Евгений)

Глава V. Большой дипломатик-с II.

Беда никогда не приходит одна. Эта общеизвестная истина всегда бывает огромным откровением, когда касается кого-либо лично. В данном случае она коснулась лорда Пальмерстона, королевы Виктории и всей британской империи, в лице главных держателей акций Ост-Индийской компании. То, о чем они столь громко говорили и чем постоянно запугивали себя с марта 1801 года, свершилось. Вернее оно еще не свершилось, но вот последствия этого свершения уже были на лицо.

С того самого момента, как русский император Павел I отдал приказ атаману Платову о походе казачьего войска на Индию, англичане начали неустанно говорить о скрытой русской угрозе их интересам на Востоке. Постоянно пугая себя возможностью вторжения в Индию орд диких казаков из-за хребтов Гиндукуша, сыны Альбиона культивировали твердую убежденность в этом среди самих индийцев, которые непроизвольно стали видеть в русских, если не своих потенциальных освободителей, то, по крайней мере, друзей.

Действительно раз ненавистные угнетатели только и делают, что говорят о постоянной угрозе с севера своим интересам, значит, русские действительно могут прийти из-за снежных гор и прогнать их со священной земли. С подобной логикой было трудно спорить, если учитывать, что так рассуждали люди, страстно желавшие сбросить со своей шеи ненавистных кровососов.

Чем больше англичане рассуждали по поводу громких успехов русского оружия в Средней Азии, тем решительнее в своих тайных помыслах становились индийцы. Англичан ненавидела вся страна. Их ненавидели простые индийцы, которые, подобно муравьям, беспрестанно трудились на необозримых полях своей страны. Их проклинали купцы, у которых британцы отняли возможность свободной торговли с третьими странами, заставляя покупать лишь одни британские товары. Ими были недовольны князья, по воле Ост-Индийской компании, лишившиеся своей прежней абсолютной власти над подданными.  

Не один тайный посол от раджей Пенджаба, с момента начала восточной войны, отправлялся по тайным тропам по ту сторону гор к русским с просьбой о скорейшей помощи против своих поработителей. И почти все они просили прислать грозных казаков, перед которыми так трепещут чопорные британцы. О том, что русские могут сесть на место англичан и начать править Индией как это делает британский губернатор, у местных жителей даже не было в мыслях. Они хорошо знали менталитет своих северных соседей.  

В течение года скрытое недовольство индийцев росло пропорционально известиям об успешном продвижении на юг войск генерала Перовского, возрастая медленно и неторопливо подобно заведенному тесту. Чем ближе подходили к горам русские войска, тем быстрее росла опара бунта, грозя в один прекрасный момент перескочить через край. К концу августа это брожение достигло своей критической точки, и было достаточно одной только искры, чтобы всколыхнуть истомившуюся в тревожном ожидании страну. И это произошло. Двадцать девятого августа 1855 года восстали сипаи, наемные солдаты Ост-Индийской компании.

Ради поддержания порядка на огромных территориях своих владений, британские торговцы были вынуждены нанимать и вооружать солдат из числа местных жителей. Командование этих подразделений находилось исключительно в руках британских офицеров, охотно ехавших в Индию, соблазненных солидным жалованьем, которое платила им компания. Оно мало чем уступало обычному жалованью офицера британской армии, и притом, что  самой войны в обычном её понимании не было. Нужно было только следить за порядком и наказывать туземцев  с помощью ружей и пушек, которым они могли противопоставить только кожаные щиты, пики и кривые сабли.

Разоренные непомерными налогами, индийцы охотно шли в наемную армию компании, которая гарантировала измученным людям стабильный заработок и завидное положение в отношении других жителей Индостана. Впрочем, британцы не собирались просто так платить сипаям свои кровные деньги. Опираясь на своё "пушечное мясо" они неуклонно расширяли свои владения, ведя непрерывные военные конфликты в Бирме и Афганистане.

Поводом к восстанию стала банальная невыплата денег туземным солдатам. Понеся определенные убытки от сезонных ливней, кампания посчитала, что азиаты могут подождать, и задержала выплату жалования за три месяца. Подобное решение было вполне обычной практикой в отношении сипаев и потому, когда 29 августа солдат тридцать четвертого Бенгальского полка расположенного в Матхуре обратился к адъютанту командира полка лейтенанту Блау с просьбой указать точную дату выплаты денег, это вызвало справедливый гнев белого саиба.

Взмахнув стеком, он наотмашь ударил обратившегося к нему с этой просьбой сипая и, развернув свою лошадь, поскакал прочь от наглого просителя. Лейтенант поступил точно так же как поступил бы любой белый офицер, к которому туземец посмел обратиться с наглой просьбой. Каково же было его удивление, когда за его спиной неожиданно раздался выстрел и острая боль, пронзила его левую ногу. Блау с большим трудом удержал лошадь, а когда оглянулся, то увидал своего просителя, державшего в руке дымящееся ружье.

Скандал был ужасным. Туземец рискнувший поднять руку на белого господина должен был быть предан смерти, вне зависимости от того, кем он был. По приказу генерала Джона Херси покушавшийся на жизнь белого офицера был схвачен и после короткого разбирательства был приговорен к повешению. Приговор должен был привести в исполнение джемедар (лейтенант) Ишвари Прасада. Но к огромному изумлению генерала, он так же отказался подчиниться полученному приказу. Мало того, джемедар стал открыто подстрекать к неповиновению своих товарищей, которые, однако, не рискнули на открытый мятеж. Главной причиной этого было большое количество британских офицеров и сержантов, которые находились в этот момент на плацу и были при оружии.

Разгневанный Херси приказал другим джемедарам арестовать мятежников, но никто из индийцев не согласился выполнить прозвучавший приказ. С угрюмыми лицами стояли они на плацу, отводя в сторону свои глаза, в которых сверкали искры праведного гнева. Поэтому приказ пришлось исполнять майору Скотту и капитану Гамильтону. С обоих мятежников были содраны погоны и, со связанными руками, сипаи были помещены в помещение гауптвахты.  

Утром следующего дня оба бунтовщика были повешены на глазах солдат полка, а сам полк был признан неблагонадежным и подлежал расформированию. В качестве дополнительного наказания туземцам, генерал Херси аннулировал всю прежнюю денежную задолженность компании перед сипаями. Столь непродуманные действия командира стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения сипаев. Как не боялись сильно они белых сагибов, угроза потерять своё кровное жалованье пересилило страх индусов перед стеками офицеров. Усыпив британцев видимой покорностью, сипаи стали выжидать удобный момент, и он незамедлительно настал.

Решив, что местным аборигенам был преподан достойный урок послушания перед белым господином, англичане проявили ужасную беспечность и, посчитав инцидент полностью исчерпанным, не предприняли никаких мер безопасности.

На следующее воскресенье, на базарной площади в Матхуре начались массовые беспорядки, которые закончились поджогами несколько домов, принадлежавших европейцам. Одновременно с этим разбушевавшаяся толпа напала на находившихся в городе британских офицеров, которые вместе с семьями собирались сделать покупки на базаре. Все они были жестоко убиты, при этом  нападавшие не делали исключения женщинам или детям. Всего в резне на базаре погибло четверо мужчин, восемь женщин и столько же детей.

Едва только стало известно о первом кровопролитии, как к восставшим присоединились все сипаи расформированного полка. Все еще находясь в казармах , многие из них  не сдали свое холодное оружие. В мгновение ока они напали на британских сержантов и офицеров, которые спокойно отдыхали или несли караульную службу.

Переступив запретную черту, сипаи безжалостно убивали своих британских командиров. Их жестокая месть была за все прошлые обиды и унижения. Генералу Херси лишь по счастливой случайности удалось ускользнуть из рук мятежников. К майору же Скотту и капитану Гамильтону судьба не была столь благосклонна. Англичане были схвачены восставшими сипаями и под улюлюканье толпы были немедленно повешены на том месте, где ранее были казнены два мятежных сипая. Вместе с ними были повешены и жены военных, на совести которых унижение и издевательств над сипаями было ничуть не меньше, чем у их мужей.  

Как только бунтовщики овладели казармами, беспорядки полностью охватили весь город. Взбунтовавшаяся чернь бросилась грабить многочисленные склады и магазины британской компании, спеша полностью использовать выпавший им благоприятный случай. Вслед за складами и магазинами настала очередь контор. С торжествующими криками индийцы врывались туда, куда раньше заходили с почтением и робостью перед чиновниками компании, величественно восседавшими за своими полированными конторками. Для них, они олицетворяли власть и могущество белых сагибов, что и было в действительности.

Ещё не до конца веря в свою силу и всю реальность происходящих событий,  пугливо озираясь по сторонам, они торопливо выбрасывали на улицу всю конторскую документацию, спеша немедленно предать огню белые страницы. С огромной радостью глядели индийцы, как полыхали учетные книги, как языки пламени жадно пожирали многочисленные долговые расписки и прочие кабальные бумаги, делая их полностью свободными от власти белых дьяволов, навсегда изгнанных из их города.

Последними в Матхуре пали тюрьмы. Утолившись жаждой мести, восставшие наконец-то вспомнили о восьмистах заключенных, томившихся в местной тюрьме, большая часть из которых были должниками Ост-Индийской компании. Разгоряченная толпа победителей играючи сломала главные тюремные ворота, ворвалась внутрь, и с радостными криками принялись открывать тесные камеры и выпускать на свободу томившихся в них узников.

Во время этого восстания произошел довольно курьезный случай, который в последствие породил массу слухов и легенд. Когда разбушевавшаяся толпа бросилась громить лавки заморских торговцев, несколько любителей погреть руки над чужим добром напали на палатку зажиточного армянского купца. Желая спасти свое добро, нажитое "непосильным" трудом, хитрый торговец стал пронзительно кричать, что он русский и для убедительности стал трясти бляхой, на которой был выбит двуглавый орел.  

Как ни странно, но его крики и бляха оказали магическое действие на индусов. Сразу вокруг него собралась большая толпа народа, которая стала наперебой спрашивать, когда же русский царь пришлет свои войска против англичан, их общих врагов.

Купец быстро смекнул, что его принимают за тайного русского шпиона, и постарался извлечь из этого максимальную выгоду. Торопливо мешая правду с ложью, напуская на себя важный вид, он сказал, что русские войска уже стоят по ту сторону Гиндукуша и непременно придут в Индию через два-три месяца. Однако если господа сипаи желают, он готов немедленно отправиться к генералу Перовскому и привести русские полки через полтора месяца.

Эти слова очень обрадовали индийцев и "тайному русскому эмиссару" позволили беспрепятственно покинуть восставший город, вместе со всем его скарбом. Стоит ли говорить, что уже на следующий день главной новостью среди местного населения стало известие о скором приходе русских войск, которые помогут сипаям прогнать за море британцев.

Весть о восстании в Матхуре, моментально разлетелась по округе и спровоцировала выступления сипаев в Агре, Аллахабаде и Амбалле. Везде солдаты активно поддерживались народными выступлениями. Почти во всех случаях британцы были захвачены врасплох, в результате чего, общая численность подданных королевы Виктории так или иначе пострадавших в этих событиях, достигло полутора тысяч.  

Так возникли спонтанные очаги восстания сипаев, пламя которых подобно огромной волне, моментально разнеслась по всей территории Бенгалии и Пенджаба, вовлекая в процесс все новые и новые массы людей. Все больше число сипаев переходило на сторону восставших, не желая больше служить ненавистным колонизаторам.

По злой иронии судьбы, именно 17 сентября толпы восставших сипаев вошли в Дели и подошли к дворцу Великого Могола, прося правителя, отстраненного компанией от власти возглавить их. Однако напуганный народным восстанием, Бахадур Шах ничего не ответил на прошение сипаев. Он не рискнул, открыто поддержать восставших, но, вместе с тем, и не осудил их действия, заняв выжидательную позицию, внимательно наблюдая за дальнейшим развитием событий.

Между тем мятежные выступления в столице Индии стремительно разрастались. В течение дня восстание полностью охватило огромный город. Пришедшие в Дели сипаи вместе с местным населением нападали на европейских чиновников, владельцев магазинов, индийских христиан, беззастенчиво грабя их дома и имущество. На этот момент в городе находились три батальона Бенгальской туземной пехоты. Часть подразделений присоединилась к восстанию, другая часть воздержалась от активных действий, однако отказалась применять силу против восставших.

Воспользовавшись поддержкой со стороны гарнизона, пришедшие в Дели сипаи смело атаковали местный арсенал с намерением захватить находившееся там большое количество оружия. Комендант арсенала полковник Мунро вместе с восьмью британскими офицерами попытался дать отпор бунтовщикам, открыв по ним ружейный огонь, но, увидев, что все их усилия были тщетны, приказал взорвать арсенал.

Выполнить его удалось только самому полковнику, и двоим его помощникам. Они смогли взорвать один из двух пороховых погребов арсенала и поджечь склады с амуницией. Все остальные офицеры были убиты солдатами гарнизона вовремя разгадавших их коварные намерения.

От мощного взрыва потрясшего здание арсенала, обрушилась его наружная часть, которая убила многих людей находившихся в этот момент вблизи его стен, а так же сильно повредив рядом стоящие дома. Известия о взрыве порохового склада и массовой гибели людей сразу же привели к открытому восстанию всех сипайских подразделений находившихся вблизи Дели. Озлобленные  коварством Мунро, индийцы принялись избивать в своих частях и соединениях всех британцев, для которых стало огромным счастьем унести ноги от своих  подчиненных. Следствием быстрых и решительных действий повстанцев стал захват  запасного порохового склада компании с тремя тысячами баррелей оружейного пороха, находившегося рядом с Дели.

Столь успешное начало восстания подтолкнуло Бахадур Шаха к более решительным действиям. Опасаясь, что повстанцы смогут в дальнейшем обойтись и без него, правитель Дели быстро позабыл о своем прежнем нейтралитете и торжественно объявил о своей поддержке восставших сипаев. Низложенный британцами император назвал это дело богоугодным, и потому он согласен возглавить движение против иноземцев.

Уже восемнадцатого сентября Бахадур Шах созвал первый суд, который не созывался много лет. Выразив свою озабоченность по поводу гибели в Дели множества европейцев, он призвал сипаев отпустить укрывшихся в Башне Флагов от резни мирных британцев. Это было незамедлительно выполнено к огромной радости изнывавших от жажды и голода людей.

После этого жеста миролюбия, Великий Могол заявил о своем согласии с предложением сипаев стать императором Индии и торжественно провозгласил восстановление своей монархии на территории всей страны. В знак этого торжественного решения, в Красном форте Дели был спущен флаг Ост-Индийской компании и был поднят красный стяг, который сипаи сделали своим официальным знаменем.

Огромное количество народа собравшегося на площади перед дворцом правителя стало свидетелем этого исторического шага Великого Могола. Но мало кто знал, что в это же время на север был отправлен специальный посланник Бахадур Шаха. Он вез письмо индийского правителя к генералу Перовскому с просьбой об оказании незамедлительной помощи восставшим. Взамен правитель обещал вечную дружбу между двумя странами и большие преференции русским купцам.

Решение Великого Могола возглавить восстание в одно мгновение раскололо Бенгальскую армию, самую могучую из трех армий компании на две неравные части. Из семидесяти пяти туземных полков только пятнадцать сохранили верность компании или открыто не поддержали восставших, объявив о своем нейтралитете. Все остальные полки полностью перешли на сторону повстанцев.

Если на севере восстание сипаев стремительно разрасталось, подобно снежному кому, то на юге Индостана их успехи были куда более скромными. Во второй по силе и численности армии компании Бомбейской, взбунтовалось лишь восемь полков, тогда как в самой южной, Мадраской армии на сторону мятежников перешли только два полка. В основном это объяснялось нежеланием местных князей вновь подчиняться власти Бахадур Шаха, с которым у них имелись свои старые счеты.

Таковы были первые дни восстания индийских сипаев. Его возникновение во многом произошло благодаря успешным действиям на границе Индии генералов Перовского и Евдокимова.

Сказать, что телеграфное сообщение о восстании в Индии сипаев произвело в Европе эффект разорвавшейся бомбы, значить не сказать ничего. Последствия этого известия можно было смело сравнить с ужасным лиссабонским землетрясением или знаменитым лондонским пожаром. В одно мгновение столицу империи охватила сильнейшая паника, распространение которой лондонцы во многом были обязаны своим газетам. Они каждый день на своих страницах печатали леденящие душу обывателя  подробности "зверского восстания" диких туземцев. Господа газетчики в числах и лицах описывали истории несчастных европейцев, которые гибли десятками и сотнями от ножей и камней взбесившихся азиатов. При этом достоверность изложенных фактов мало заботила господ издателей. Самое главное было повысить тираж газет и получить прибыль.

Вместе с этим, "свободная пресса" не забывала косвенно обвинить в возникших беспорядках вездесущих русских шпионов, которые, несомненно, стоят за спиной восставших. Правда, при освещении этого вопроса мнения британских газет несколько разделились. Одни издания упоминали о русском следе лишь вскользь, но зато для других это было само собой разумеющимся фактом, и если эти коварные возмутители ещё не пойманы, то только благодаря попустительству администрации компании и мягкости представителей властей короны.

Прямым следствием этих подстрекательных статей стало нападение разъяренной толпы на здание русского посольства. Умело разогретая ненавистью, многочисленная толпа англичан буквально запрудила всю улицу перед посольским особняком, выкрикивая оскорбительные лозунги против русских. В одно мгновение цивилизованные европейцы разбили камнями все стекла парадных окон, выбили двери, разгромили привратницкую и только благодаря стечению обстоятельств, им не удалось поджечь само здание.  

Русские, впрочем, не остались в долгу. Британское посольство в Петербурге не пострадало в отличие от своего лондонского визави, поскольку подобной истерики в русской столицы просто не было. Возможно, в этом была виновата загадочная русская душа или отсутствие "навыков цивилизации". Государь император отыгрался по-иному. Едва только произошел погром русского посольства, как уже на следующий день берлинские, венские и парижские газеты, состоящие на тайном содержании Петербурга, вышли с подробным отчетом о дикости островитян.

Пощечина получилась очень хлесткой и унизительной оттого, что писали об этом английские союзники по антирусской коалиции. Лондон, конечно же, бурно протестовал, но власти ничего не могли поделать, свобода прессы было главным достижением европейской цивилизации. А то, что "девушка вдруг отдалась чужому дяде", так это только бизнес и ничего личного.

Если простой британский люд реагировал на восстание сипаев метанием камней и распеванием патриотического гимна "Боже храни королеву", то представители Сити сразу направились к лорду Пальмерстону, требуя от британского премьера незамедлительных действий по защите своих интересов. Вот уже почти сто лет Индия была главным финансовым источником благополучия британского капитала, и ради его сохранения, денежные круги империи были готовы на всё.

Впервые свое тайное могущество лондонское Сити проявило в шестнадцатом веке, когда оказало широкую финансовую поддержку королеве Елизавете в борьбе испанским королем Филиппом, чья империя была главным конкурентом для британских торговых кругов. Именно их деньги помогли Елизавете одержать верх над Марией Стюарт в борьбе за престол, создать сильный морской флот, разбивший "Непобедимую армаду" и послать корабли Дрейка в набеги на испанские колонии. Какие бы личности не занимали британский престол в дальнейшем, вся их политика была тесно связана с защитой интересов английских купцов и банкиров.

Соблюдая корректность и уважение к традициям, на встречу с британским премьером лордом Пальмерстоном финансовые круги отправили лорда Уорбека, равного ему по положению и давно состоявшего на денежном содержании Сити. Их встреча проходила за плотно закрытыми дверями, дабы никто не мог слышать, как высокий лорд честно отрабатывал свои деньги.

- Не буду скрывать, сэр Френсис, что положение в Индии очень напряженное, если не сказать - критическое. В Бенгалии под полным контролем нашей армии находится лишь Калькутта. В остальных городах положение нестабильное. Многие части ранее объявившие о своем нейтралитете перешли на сторону повстанцев. Так несколько часов назад пришло известие о переходе на их сторону легкой бенгальской кавалерии в полном составе. Но есть и хорошие новости. Гурки в полном составе отказались поддержать сипаев. Признание над собой власти Великого Могола противоречит их национальным принципам, - сдержано говорил Пальмерстон своему собеседнику, стараясь при этом соблюсти достоинство и выказать почтение тем людям, что прислали лорда Уорбека.

- Что касается юга страны, то положение там более стабильное, чем в Бенгалии и Пенджабе. Бомбей и Мадрас по-прежнему находятся в наших руках, и туземные полки признают над собой власть компании. Мятежные выступления в Мадраской армии полностью подавлены. Восставшие полки разоружены и распущены по домам, дабы не нагнетать обстановку. В Бомбейской армии столкновения продолжаются, но малая численность бунтовщиков и их разобщенность между собой позволяет надеяться на благополучное подавление восстания.

- Не стоит сильно обольщаться, сэр Генри, относительно скорого подавления восстания. Та легкость, с которой развалилась Бенгальская армия, говорит, что нельзя полностью рассчитывать на туземцев. Ненужно быть великим провидцем, чтобы понять простую истину. Для подавления восстания сипаев нужны полки нашей регулярной армии. Только они способны быстро сломить сопротивление индусов и навести порядок, - гневно бросил Уорбек, который сам ранее служил в Ост-Индийской компании. Именно поэтому он и был избран "денежными мешками" в качестве переговорщика.

- Мною уже отданы первому лорду адмиралтейства все необходимые распоряжения. Завтра же наши корабли покинут Плимут и возьмут курс на Сингапур и Китай. Там находятся наши регулярные части, которые будут немедленно переброшены в Индию, - доверительно говорил Пальмерстон своему собеседнику, но тот категорически не согласился с ним.

- Этого мало, очень мало, господин премьер министр. Не забывайте, что повстанцы вооружены ружьями и пушками, а не саблями и копьями как это было раньше. И потому, тех сил, которые вы собираетесь привлечь, будет явно недостаточно. Это я вам говорю, как человек знающий положение дел не понаслышке.

- Но мы больше ничем не можем помочь компании. Афганский эмир занят войной с Персией и не сможет ударить по сипаям, захватившим Пенджаб.

- К черту вашего эмира, сэр Генри. Я говорю о нашей армии в Крыму. Только с помощью их штыков можно будет быстро подавить восстание. В противном случае мы рискуем получить в Индии долгую и продолжительную войну, а это в корне не допустимо! Каждый день восстания туземцев приносит нашей торговле значительные убытки, и вам об этом хорошо известно.

- Я все прекрасно понимаю, лорд Уорбек, однако то, что вы сейчас говорите совершенно невозможно. Удаление наших войск из Крыма будет означать признание нашего поражения в войне с русскими, - холодно молвил премьер, и каждая черточка его лица выражала негодование от услышанных им слов.

- Ах, бросьте, сэр Генри, - буднично произнес Уорбек. - По большому счету, эта война уже нами проиграна. Вот уже два года мы воюем с русскими, и никаких особых достижений нет. Даже если император Наполеон и возьмет Севастополь и уничтожит находящийся там флот, в чем я сильно сомневаюсь, это совершенно не то, на что мы рассчитывали, когда начинали эту войну с Россией. Надо честно признать что, несмотря на все наши старания, нам не удалось добиться серьезного ослабления нашего противника. Согласитесь с этим.

От брошенных ему в лицо обвинений Пальмерстон вспыхнул, но все-таки сдержался и, сделав над собой усилие, продолжил разговор.

- В ваших словах есть определенная доля горькой истины, сэр Френсис. Но лично я глубоко убежден, рано, недопустимо рано нам складывать оружие в этой войне. Поверьте, еще один год войны и Россия рухнет к нашим ногам, подобно библейскому колоссу.

- Не стоит обманывать себя и вводить в заблуждение других, лорд Пальмерстон, - оборвал своего собеседника посланник Сити. - Ещё один год войны нам ничего не даст, кроме новых потерь! Двойное фиаско нашего флота на Балтике полностью доказало нашу неспособность нанести разящий удар по Петербургу со стороны моря. Как доносят наши осведомители, император отдал приказ о переброске на юг всех гвардейских полков, которые находились возле столицы для отражения нашего десанта. Туда же после подписания союзного договора с Пруссией, перебрасываются войска из Польши и Литвы. И теперь уже не русские опасаются нападения со стороны Австрии, а Вена в страхе трепещет перед Россией. Шведы колеблются, поляки накапливают силы, черкесы разгромлены, а турки потеряли Карс. Боюсь, что при таком положении дел, на будущий год русский император стянет в Крым всю свою армию, и нас просто задавят числом.

- Я очень уважаю вас как военного знатока, лорд Уорбек. Однако вы очень плохо разбираетесь в политике. Дайте нам еще один год войны, и шведы обязательно примкнут к нашей коалиции, поляки по приказу Наполеона восстанут и не исключено, что в России вспыхнет новый бунт. Для этого нужно только время и новое финансовое вливание, поверьте моему слову!

- Охотно вам верю, сэр Генри, ибо полностью признаю ваше политическое мастерство делать невозможное возможным и снимаю шляпу. Очень даже возможно, что через год все так и будет, однако на данный момент у нас нет времени ждать. Индия охвачена огнем мятежа, и мы должны сделать все возможное, чтобы как можно скорее потушить этот пожар. И для этого необходимы наши крымские войска.

- Это совершенно невозможно, лорд Уорбек!!! Неужели вы не понимаете, что подобными требованиями вы наносите огромный ущерб интересам Англии!!- гневно воскликнул Пальмерстон, вскакивая с кресла. Вслед за ним поднялся и посланец Сити. Английский  аристократ с достоинством выдержал гневный взгляд премьера, а затем стал веско и хладнокровно чеканить слова.

- Я, возможно и понимаю, господин премьер министр, но вот они, - лорд сделал неопределенный жест за спину, - они не желают понимать, ибо несут огромные убытки от этого восстания. И они сделают все, чтобы сохранить свой капитал, сэр Генри. Всё! И если вы будете упорствовать, то поверьте мне, у них хватит сил и средств поменять вас на более сговорчивого человека. Мне крайне неприятно говорить вам об этом, но если я не получу вашего согласия, то они начнут действовать незамедлительно.

- Королева Виктория будет резко против преждевременного выхода наших войск из Крыма, - не сдавался Пальмерстон, обращаясь к своему последнему, но довольно шаткому аргументу.

- Постарайтесь объяснить Её величеству, что когда горит крыша дома, в первую очередь спасается то, что важнее всего, а все остальное по мере возможности, - парировал выпад премьера Уорбек, с достоинством мэтра, познавшего все таинства жизни.

- А если она пригрозит своим отречением от престола, и возникнут народные волнения! Не забывайте, простые англичане очень любят свою королеву.

Лорд Уорбек только снисходительно развел руками и, выдержав поистине королевскую паузу, невозмутимо продолжил свои жизненные нравоучения.

- Женщинам, сэр Генри, в отличие от государственных политиков, вполне свойственно совершать в пылу эмоций различные необдуманные поступки, ровно, как и слишком превышать своё значение в большой политике. Вспомните, как по требованию верховного совета единственная наследница престола согласилась выйти замуж за немецкого принца, тогда как сама страстно желала соединить свою руку с рукой русского цесаревича Александра.

Тогда её величество послушно вняла интересам империи. Не думаю, что теперь, когда у Британии есть законный наследник, она будет менее сговорчива. Ну, а если королева все же откажется от престола, это отзовется болью в моем сердце и только. Государственный муж обязан думать головой и верно служить интересам своей отчизны, а не предаваться чувствам, подобно молоденькой барышне.

- Вы ужасный человек, лорд Уорбек, - горестно произнес Пальмерстон, устало опустив руки.

- Ужасный? Ну, право, вы преувеличиваете, сэр Генри. Такой же представитель нашего сословия, стремящийся, как и все другие, обеспечить своё безбедное существование. - Аристократ одернул костюм и деловито произнес. - Итак, сэр Генри, в вашем распоряжении два дня для принятия окончательного решения. Если по истечению этого времени не будет отдан приказ о переброске войск в Индию, в парламенте против вас начнется настоящая война. И будьте уверены, вам припомнят всё до последнего пенса.

Лорд сделал почтительный реверанс и неторопливо направился к выходу. Возле двери он остановился и, обернувшись, сказал.

- Не обижайтесь, дорогой Генри, но ваша война была изначально плохо подготовлена. Вот конкретный результат того, когда ответственное дело поручают безответственным исполнителям, подобно лорду Раглану. Когда будете затевать новое большое дело, обращайтесь к настоящим мастерам. Всего доброго.

Лорд Пальмерстон действительно имел ум государственного мужа и потому обладал умением убеждать свою королеву в необходимости принятия того или иного непопулярного, но необходимого для Англии решения. В этом можно было убедиться через день после доверительного разговора высоких сторон, когда первый лорд адмиралтейства получил приказ о начале эвакуации британского экспедиционного корпуса из Крыма на кораблях королевского флота.

Но не только в туманном Альбионе в это время бушевали горячие споры и яростные интриги. Столица Франции тоже не отставала от своего островного соседа, хотя не в столь бурной форме. Последние неудачи французского оружия заметно снизили былую популярность императора у простых парижан, но тот хорошо знал средство, способное быстро вернуть к себе расположение столичной публики.

Для этого, все последние дни император французов старался, как можно больше бывать на публике. В сопровождении почетного эскорта, состоявшего из двадцати всадников, одетых в пышные расшитые золотом мундиры, Луи Наполеон почти ежедневно проезжал по улицам столицы в открытой карете. Удобно устроившись на сиденье, он приветливо махал рукой народу, всякий раз, как только кто-то из прохожих начинал кричать "Вива ля Император!". Очень даже может быть, что это были специальные агенты тайного департамента полиции, но действовал этот нехитрый прием безотказно. И парижане неизменно вторили им, славя своего правителя.

Свидетелем одного из таких общений французского императора со своим народом, довелось стать двум малоприметным мужчинам, которые затерялись среди взбудораженной толпы парижан, приветствующих эскорт Бонапарта. Их встреча с императором произошла совершенно случайно, хотя в жизни этих двух людей случайностей, как правило, не бывало.

- Теперь вы сами видите, месье Шомбер,  правоту моего плана, - почтительно сказал один из них, чей выговор выдавал в нем эльзасца. Он являлся тайным резидентом венской разведки, в должностные обязанности которого входило выполнение разных грязных дел. В настоящий момент он курировал Феличе Орсини, усердно разрабатывавшего план покушения на Луи Наполеона.

Тот, к кому обращался эльзасец, не торопился высказать своё мнение. Колючим взглядом он пристально рассматривал проплывавший мимо них императорский кортеж, пытаясь оценить степень успеха возможного бомбометания итальянским карбонарием. Выверив все до последнего сантиметра, Шомбер продолжал хранить важное молчание, и только после того, как последние всадники эскорта скрылись за поворотом, он произнес:

- Вынужден признать, господин Кляйн, что в этом случае ваш план более предпочтителен, чем тот, что рассматривался нами ранее.

Прозвучавшие слова, были для Кляйна наивысшей похвалой, поскольку сам говоривший неизменно отдавал предпочтение револьверной пуле или кинжалу, неоднократно проверенными в деле.

- Я рад, что вы согласились с моим предложением, господин Шомбер. Один удачный бросок сможет полностью разрешить многие наши проблемы.

В ответ Шомбер только промолчал, посчитав, что разговаривать о государственных делах в столь людном месте как парижская улица, непростительная глупость, несмотря на всю правоту Кляйна. Положение Австрии за последнее время значительно осложнилось. Если раньше австрийцы открыто угрожали возможностью вторжения на русскую территорию, то теперь положение дел изменилось с точностью до наоборот.

Союзный договор, подписанный русскими с пруссаками, а так же энергичная модернизация королем Вильгельмом своей армии, часть которой демонстративно были подвинуты к австрийской границе, вызывало у Вены болезненное опасение удара в спину. Одновременно с этим, в Подолию, к австрийской границе стали прибывать новые русские полки, переброшенные по приказу царя из Польши и Прибалтики. Подобные действия вызвали сильную дрожь и тихую панику среди австрийского генералитета. К двойному удару "срединная держава" была не готова.

Все эти события происходили на фоне закулисных игр Наполеона с королем Сардинии, а так же давления на Вену со стороны Лондона. Англичане требовали от императора Франца Иосифа перехода к открытой войне с русским царем или пропуска французских соединений в Польшу. От подобного развития событий Австрию лихорадило и, как прямое следствие этого, стало появление во французской столице господина Шомбера.  

- Скажите, Кляйн, а если наши планы потерпят фиаско, и господин метатель окажется в руках французской полиции? Что будет тогда? - спросил Шомбер, неторопливо идя по булыжной мостовой, - Не приведет ли ниточка господ сыщиков к нам? Вы подумали о возможных последствиях?

- Не беспокойтесь. Здесь Орсини полностью завязан только на мне, считая меня французским анархистом, ненавидящим Вторую империю. Я же исчезну из Парижа сразу после покушения, вне зависимости успеха или неудачи нашего дела. Кроме этого, взрывчатка, которой будет начинена бомба метателя, изготовлена в Британии. Это сильно запутает дело и наверняка вызовет большой скандал среди союзников. Даже если наш объект уцелеет, трения между Парижем и Лондоном будут только нам на руку.  

- Приятно иметь дело со столь осмотрительным человеком, - произнес гость, а затем добавил, - Что же, тогда осталось выбрать место и время. Нас очень торопят.  

- Что касается времени и места, то у меня есть одна идея. Думаю, наш господин обязательно будет там, - радостно произнес Кляйн, и оба заговорщика направились домой, дабы обсудить наедине столь важный вопрос.  

Кляйн оказался провидцем. 26 сентября французский император покинул свой дворец и отправился в Оперу, где намечалось проведение торжества, посвященного памяти победы императора Наполеона I в битве под Йеной. Эльзасец ловко использовал страсть нового императора к памятным датам своего коронованного предшественника в подготовке ему смертельной ловушки.

В назначенный час, придерживая под полой просторной куртки объемистый сверток, итальянский карбонарий терпеливо ждал часа своего возмездия. Пылкий южанин был точно убежден, что смерть императора послужит на благо его многострадальной родины, разрываемой двумя хищниками, австрийцами и французами. Так говорили те люди, что помогли Орсини нелегально проникнуть из Италии во Францию. Так говорил его идейный товарищ - эльзасский анархист, который оказал ему бесценную помощь в создании метательной бомбы и узнавший точное время и место движения императорского кортежа.

Все шло, как и было намечено заговорщиками, но в их действия нежданно вмешалась погода. После обеда, небо над Парижем затянули свинцовые тучи, из которых брызнул мелкий и нудный дождь. Он, конечно, не мог заставить французского императора отменить запланированное торжество, но заставил пересесть из открытой коляски в тяжелую карету.

Медленно и неторопливо приближался почетный эскорт к тому месту, где располагался смелый метатель. Моросящий дождь сильно проредил толпу парижан пожелавших приветствовать своего императора, чем очень помог Орсини. Стоя в нескольких шагах от мостовой, он был едва прикрыт редкой цепью любопытных парижан и мог действовать совершенно свободно.

Как только императорская карета стала наплывать на итальянца, он стремительно распахнул полы своей куртки и резким броском метнул в неё свой сверток. Возможно от волнения или от отсутствия тренировки, но вместо стеклянного окна дверного проема, в котором виднелся лик французского правителя, бомба по замысловатой траектории пошла несколько вверх и угодила в правый верхний угол кареты. Раздался ужасный взрыв, и все вокруг заволокло черными клубами дыма.

Когда ветер развеял дымовую завесу, людскому взору предстала ужасная картина. Парадная карета императора очень сильно пострадала. Взрывом была полностью снесена крыша и разрушена вся передняя часть. Было убито два кучера, чьи окровавленные тела валялись по разные стороны от кареты. Серьезные ранения получили два кавалериста, что ехали впереди императорского экипажа. Однако все взоры парижан были обращены внутрь поврежденной кареты, где было отмечено какое-то слабое движение.

С замиранием сердца смотрели завороженные зрители как подбежавший конвойный офицер, дрожащими руками ухватился за каретную дверь, вдавленную внутрь салона силой взрыва, и дернул её на мостовую. Вместе с ней на землю рухнуло чье-то окровавленное тело, в котором мало кто смог с первого взгляда опознать главного шталмейстера императорского двора Людовико Моро. Его широко раскрытые глаза были пусты и спокойны, и было сразу видно, что счеты с жизнью у этого человека полностью завершены.

Крик ужаса пронесся по рядам зевак с огромной скоростью прибывавших к месту событий. Внутри кареты бесчувственно лежали три тела, а вся её белая обивка, было густо залито кровью.

- Помогите мне! - крикнул конвойный своим товарищам, и они стали осторожно расплетать клубок человеческих тел.

Первым из кареты был извлечен военный министр со скальпированной раной головы. Сорванный взрывом широкий кожный лоскут имел ужасный вид но, несмотря на рану и обильную кровопотерю, министр был жив и издавал жалобные стоны. Затем из кареты было извлечено тело самого Наполеона, который был без движения.

- Убит! Император убит!!!- моментально раздались людские крики, и было от чего. Вся одежда французского императора была залита алой кровью, а руки его безвольно свешивались вниз, когда конвойные осторожно переносили его в сторону от взрыва.

Все внимание парижан было полностью приковано к фигуре Наполеона и потому, мало кто обратил внимание на третье, женское, тело, которое конвойные торопливо закрыли плащом. Дама явно была мертва, а её личность было совершенно не обязательно знать простому люду.

Куда больше их занимал террорист, метнувший бомбу в императора. Он не бежал, как бегают простые убийцы, свершив свое подлое дело. Нет, полностью подтверждая статус террориста, он остался на месте, дабы все знали человека, поднявшего руку на священную монаршую особу.

Подскочившие конвойные мигом скрутили ему руки и пригнули голову, но, даже находясь в столь неудобном положении, Орсини мог с торжеством наблюдать за деянием своих рук. Всего несколько шагов от него лежали окровавленные тела его жертв и среди них, главный угнетатель и враг великой Италии, Луи Бонапарт.

Задержанного конвойные увезли с места преступление самым первым, опасаясь самосуда рассерженной толпы, которая настойчиво требовала немедленной смерти убийцы императора. В префектуре полиции, следуя кодексу террориста, Орсини назвал себя и то движение, которое он имел честь представлять. Он так же признавал себя в покушении на императора и брал на себя всю ответственность за содеянное преступление. Больше полицейские не смогли выудить у него ни слова. Выдавать своих тайных товарищей, у европейских террористов было категорически запрещено.  

Орсини, правда, не долго почил на лаврах цареубийцы. Вскоре выяснилось, что император Наполеон жив. Взрыв бомбы сильно контузил его, а осколки стекла изрядно посекли августейшее лицо. Так же от ударной волны, Наполеон получил травму живота и груди, но они не были опасны для его здоровья.

К всеобщему удивлению остался жив и военный министр, чья обильно пролитая кровь на одежду императора ввела парижан в заблуждение относительно смерти Бонапарта. Невредимой оказалась и таинственная дама, которая от страха лишилась сознания, а затем все время смиренно лежала под плащом, желая сохранить своё инкогнито.

Сразу после покушения, в Тюильри к раненому брату из Оперы примчался герцог Кавур. Только ему мог доверить французский император на время своей болезни заботу о судьбе страны, а так же об императрице Евгении, ожидавшей долгожданного первенца императорской династии. В истории Франции была перевернута важная страница.