Глава 9. СЛЕДСТВЕННЫЙ ПОДКОМИТЕТ СЕНАТА США

Следственный подкомитет американского сената во главе с Уильямом Олденом Смитом стоял перед нелегкой задачей: из массы предположений, слухов, преувеличений и явного вздора добыть правду и выяснить обстоятельства, которые привели к гибели самого большого пассажирского судна в мире. Стремление Смита немедленно начать расследование было прозорливым. Ведь когда спасенные, будь то пассажиры или члены команды, еще находились в состоянии потрясения от пережитой трагедии, можно было рассчитывать, что в своих показаниях они будут более откровенными, чем если бы они давали показания какое-то время спустя. И в высшей степени бесспорно, что многие важные факты по делу «Титаника» стали известны только благодаря прозорливости Смита.

Англичане в подавляющем большинстве американское расследование не приветствовали. Это было ударом по их национальной гордости. Британские газеты точно отражали настроение официальных кругов и общественности, и мощь их протестов отличала только степень благоразумия, на которую была способна та или иная газета.

Известный писатель и морской эксперт Джозеф Конрад возмущенно писал в «Инглиш ревью»: «Это выше моего понимания, почему офицер британского торгового флота должен отвечать на вопросы какого-то короля, императора, самодержца или сенатора любой иностранной державы, когда речь идет о событии, касающемся исключительно британского судна и имевшем место даже не в территориальных водах этой державы. Единственно, кому он обязан отвечать, — это британскому министерству торговли».

Журнал «Шиппинг уорлд» замечал более трезво: «Американский сенат действует, конечно, в рамках своей конституции, однако никогда ранее иностранная держава не производила расследования в связи с гибелью британского судна».

Появились и первые сомнения в том, соответствует ли профессиональный уровень сенатора Смита решению поставленной задачи. «Пэлл-мэлл газетт» писал: «Вообще преобладает мнение, что сенатор — это не та личность, которая должна выступать в качестве председателя следственного подкомитета: его незнание моря и флота абсолютно очевидно».

Даже в палате общин британского парламента высказывались возражения против насильственного задержания американскими учреждениями британских граждан в качестве свидетелей. Но остроту протестов несколько приглушила позиция британского посла в Вашингтоне лорда Джеймса Брайса, который приветствовал готовность Брюса Исмея и других британских свидетелей подчиниться решению американского сената.

— Их готовность дать показания, — заявил посол, — была тем дальновидным шагом, который нужно было сделать, принимая во внимание американскую общественность.

Но в конфиденциальном сообщении министру иностранных дел сэру Эдварду Грею посол Брайс не скрывал своего отношения к сенатору Смиту. Он написал о нем, что это «одна из самых неудачных фигур, которым могло быть доверено подобное расследование».

Одновременно посол проинформировал министра, что о делах следственного подкомитета он говорил с президентом Тафтом. Президент будто бы жаловался на сенат, который во всем этом деле не интересуется его мнением, сенаторы настаивают на своих полномочиях, а он, президент, «ничего не может с ними поделать». Как считает президент, продолжал посол, Смит будет вести расследование до тех пор, пока его имя будет присутствовать в газетных заголовках. Нет оснований сомневаться, что посол пересказал содержание своего разговора с президентом точно и что на первой встрече только что учрежденного подкомитета столь же точно свою беседу с президентом воспроизвел и сенатор Смит. Принципиальность явно не была доминирующей чертой натуры хитрого хозяина Белого дома 1912 года.

В пятницу 19 апреля в 9 часов утра открылись двери Восточного зала нью-йоркского отеля «Уолдорф-Астория». Просторный зал с хрустальными люстрами, парчовыми портьерами и стенами, выкрашенными белой краской, ночью был подготовлен для слушаний. Вместо стилизованной мебели в нем расставили ряды стульев. В течение нескольких минут все стулья оказались занятыми; десятки людей расположились вдоль стен. Огромный стол окружили журналисты с блокнотами. В 9 часов 30 минут за него сели генеральный директор «Уайт стар лайн» и президент треста ИММ Дж. Брюс Исмей, вице-президент ИММ Ф.А.С. Франклин, второй помощник капитана Чарлз Лайтоллер, два юриста треста ИММ и, поскольку в адрес Брюса Исмея высказывались угрозы, два телохранителя.

В 10 часов отведенное место за столом заняли У.О. Смит, сенатор Ньюлендс и генерал Улер. Смит сразу же кратко изложил основания для ведения дела и задачи следственного подкомитета. Обсуждение началось. Первым свидетелем, дававшим показания, был Дж. Брюс Исмей. Смит попросил его изложить весь ход трагического плавания и предоставить подкомитету всю информацию, которая, по его мнению, является важной для выяснения обстоятельств трагедии. Перед тем как приступить к даче показаний, Исмей сказал:

— Прежде всего я хотел бы выразить свое глубокое сожаление в связи с этим прискорбным событием.

Затем он повернулся к членам подкомитета и продолжил:

— Насколько я понял, вы, господа, назначены членами сенатского подкомитета, который должен расследовать обстоятельства трагедии. Что касается нас, мы это приветствуем. Мы будем приветствовать самое тщательное расследование. Нам нечего скрывать. Судно было построено в Белфасте и было последним словом в искусстве кораблестроения. При строительстве «Титаника» с расходами не считались.

Затем Исмей кратко изложил, как проходило плавание до момента столкновения с айсбергом. Он подчеркнул, что, хотя максимальная скорость судна определялась 78-80 оборотами винта в минуту, ни разу в течение плавания его скорость не превышала 75 оборотов. Сенатор Смит попросил Исмея сообщить о своих действиях после столкновения судна с айсбергом.

— В этой шлюпке уже находилось определенное число мужчин, и офицер крикнул, нет ли еще поблизости женщин, но не получил ответа. На шлюпочной палубе вообще не было никого из пассажиров… Когда шлюпку начали спускать, я прыгнул в нее.

Исмей отверг обвинение, что он каким-то образом вмешивался в полномочия капитана судна. О конструкции «Титаника» он сказал следующее:

— Конструкция судна разрабатывалась особо, поэтому оно могло удерживаться на поверхности при затоплении любых двух соседних отсеков. Думаю, я могу с полным основанием сказать, что сегодня очень мало судов с таким запасом плавучести. Когда мы строили «Титаник», мы это особо имели в виду. Если бы он столкнулся с айсбергом носовой частью, по всей вероятности, он не затонул бы.

На вопрос сенатора Ньюлендса, сколько такое судно, как «Титаник», должно было бы иметь спасательных шлюпок, Исмей ответил:

— Насколько мне известно, это определяется требованиями министерства торговли. На «Титанике» было достаточное количество спасательных шлюпок, чтобы ему был предоставлен патент пассажирского судна. Оснащение спасательными шлюпками должно соответствовать требованиям британского министерства торговли, и, насколько мне известно, они принимаются во внимание и подлежат исполнению.

Исмею было задано еще несколько вопросов. На вопрос Смита, будет ли он в распоряжении подкомитета, если потребуются дополнительные показания, Исмей ответил утвердительно.

Следующим свидетелем был капитан «Карпатии» Артур Генри Рострон. Он подробно рассказал, как реагировал на первый сигнал бедствия с «Титаника», какие меры предпринял, как действовал после обнаружения спасательных шлюпок и при подъеме пострадавших на палубу. В заключение Сенатор Смит задал ему два важных вопроса, которые требовали разъяснения. Первый касался авторитета капитана судна.

Смит. Кто по правилам вашей компании считается хозяином судна в море?

Рострон. Капитан.

Смит. Он обладает абсолютной властью?

Рострон. Абсолютной. И в юридическом смысле, и в прочих. Никто не имеет права вмешиваться в его действия.

Но сенатор потребовал более подробных объяснений.

Рострон. С юридической точки зрения капитан обладает правом абсолютной власти, но, допустим, он получил от владельца судна какой-то приказ и не выполнил его. Единственное, что в данном случае ему грозит, — это увольнение.

Смит. Капитан, принято ли, если на борту находится директор или иной ведущий представитель компании, выполнять их приказания?

Рострон. Нет, сэр.

Смит. От кого вы получаете приказы?

Рострон. Ни от кого.

Смит. На борту?

Рострон. В море. После выхода из одного порта и до прихода в другой я как капитан обладаю абсолютным контролем над судном и ни от кого не получаю приказов. Я никогда не слышал, чтобы в нашей или другой крупной судоходной компании директор или ее владелец, находясь на судне, отдавали приказы. Не имеет значения, кто окажется на борту судна, в этом случае директор или владелец компании всего лишь пассажиры. Во время плавания такая персона не обладает никаким официальным статусом и не служит авторитетом для капитана.

Из показаний Рострона следовало, что ответственным за судно в море является исключительно капитан. Этим своим заявлением он очень помог Брюсу Исмею, которого все подозревали во вмешательстве в действия капитана Смита во время плавания «Титаника».

Второй вопрос касался нежелания «Карпатии» при следовании в Нью-Йорк вступать в контакт с другими радиостанциями, что вызвало большое раздражение американской печати и общественности. Почему остался без ответа запрос президента Соединенных Штатов? Это было расценено как оскорбление. Поскольку Исмей отверг обвинение в том, что он имел к радиообмену какое-либо отношение, а Гульельмо Маркони в утренних газетах заявил, что цензура не могла быть делом рук радиста, подозрение пало на капитана. Требовались разъяснения, и Смит прямо приступил к существу дела.

Смит. Появились жалобы на то, что вопрос президента Соединенных Штатов, направленный «Карпатии», остался без ответа. Вам известно что-нибудь об этом?

Рострон. Я узнал вчера вечером, что была радиограмма, касавшаяся майора Батта. Я спросил сегодня утром своего распорядителя на судне, помнит ли он о каком-либо запросе в отношении майора Батта. Он ответил, что «Олимпик» запрашивал, находится ли майор Батт на судне, и что ему ответили отрицательно. Это единственное, что мне известно в связи с данным лицом.

Смит. Вам лично известно о попытке президента Соединенных Штатов установить связь с вашим судном?

Рострон. Абсолютно нет. Я вообще ничего об этом не знаю.

Смит. Допускаю, что у вас не было намерений проигнорировать или не заметить телеграмму президента.

Рострон. Слово капитана, сэр, нет!.. Никаких подобных намерений. Это никому не могло прийти в голову.

Сенатор Смит завершил допрос капитана Рострона тем, что высоко оценил все, что тот сделал для пострадавших с «Титаника».

В этот же день в частной беседе Рострон спросил сенатора, почему в ходе расследования было уделено столько внимания ответам «Карпатии» на запросы относительно майора Батта и существованию на борту какой-то цензуры. Сенатор объяснил, что отказ «Карпатии» сообщить президенту сведения о друге глубоко его оскорбил. Когда капитан высказал сожаление в связи с тем, что он невольно оказался причиной неудовольствия президента, сенатор посоветовал ему написать президенту Тафту объяснительное письмо, что, без сомнения, устранит все неясности. Капитан Рострон так и сделал, и результат был таким, как и предсказывал сенатор, — вскоре президент в официальной обстановке одобрил действия капитана Рострона.

Главным событием дневного заседания подкомитета стал допрос второго помощника капитана «Титаника» Чарлза Герберта Лайтоллера. На Лайтоллера как одного из старших офицеров, которому удалось пережить катастрофу и который мог квалифицированно высказаться по ряду важных обстоятельств, обрушился град вопросов. Сразу же стало ясно, что Лайтоллер отвечает предельно кратко, во многих случаях дает уклончивые ответы, использует все свои знания и играет на явной неосведомленности сенатора Смита в вопросах мореплавания, чтобы защитить интересы Брюса Исмея и компании «Уайт стар лайн». Уклончивый характер некоторых ответов был ясен и Смиту, и на его лице нередко возникала скептическая усмешка. Но сенатор вел себя по отношению к Лайтоллеру весьма корректно и проявлял большую выдержку и предупредительность.

Первая часть вопросов касалась испытания шлюпбалок и спасательных шлюпок. Лайтоллер рассказал, что перед выходом «Титаника» в Саутгемптон под контролем офицеров и, главное, при его личном участии такие испытания проводились. Некоторые шлюпки даже спустили на воду, но в основном проверялась надежность спусковых механизмов. «То, что спасательные шлюпки в порядке, это мы видели», — заверял он. И в этих своих показаниях Лайтоллер сказал только часть правды. Шлюпки действительно были тщательно проверены еще на верфи «Харленд энд Волфф» в Белфасте. Но с результатами этих испытаний офицеры «Титаника» не были должным образом ознакомлены, и, когда в роковую ночь с 14 на 15 апреля шлюпки спускали с тонущего судна, никто из офицеров не знал, сможет ли он безопасно спустить полностью загруженную шлюпку на воду, до поверхности которой 20-25 метров. Все опасались, что при полной загрузке, а это 65 человек, она может треснуть по центру. Но все шлюпки выдержали. Конечно, офицеры не могли или не хотели рисковать, тем более в ходе плавания капитан Смит не позволил провести запланированные шлюпочные учения. Все это существенно повлияло на трагический исход событий, и 400 человек, которые могли бы сесть в шлюпки, погибли.

Лайтоллер отрицал, что резкое падение температуры воды, зафиксированное непосредственно перед катастрофой, могло быть истолковано как предупреждение о возможной встрече со льдами. Он отрицал также, что ему было известно о том, что «Титаник» идет в район дрейфующих айсбергов. Когда сенатор предложил ему ознакомиться с копией радиограммы, которую «Титаник» получил с парохода «Америка» и передал американскому Гидрографическому управлению, Лайтоллер дал уклончивый ответ. Он заявил, что какие-то радиограммы были получены, но он не может сказать точно, были ли они от «Америки» или от какого-либо другого судна. Однако заметил, что о предостерегающих сообщениях он говорил на мостике с капитаном Смитом 14 апреля днем и второй раз за два с половиной часа до столкновения. И на этот раз Лайтоллер уклонился от прямого ответа, как и в ситуации, когда Смит спрашивал его о разговоре с первым помощником капитана Мэрдоком при передаче вахты в 22 часа. И в этом случае Лайтоллер утверждал, что о ледовой опасности речи не было.

Затем сенатор Смит остановился на обстоятельствах, сопровождавших посадку пассажиров в спасательные шлюпки. При этом он задал вопрос, так сказать, в лоб. Он спросил: «Не была ли предпринята сознательная попытка спасти членов команды?» Лайтоллер такое предположение с презрением отверг. До этого он показывал, что с каждой шлюпкой отправлял всего двух-трех членов команды. Это означало, что в двадцати шлюпках их могло спастись максимум шестьдесят человек. Но Смит знал, что катастрофу пережили 216. Находчивый Лайтоллер вывернулся, заявив, что он отвечал только за один борт шлюпочной палубы; о том, что происходило на другом борту, он не знает.

В пятницу, слушая пространные показания Лайтоллера, сенатор задал свой знаменитый вопрос относительно водонепроницаемых переборок «Титаника». Лайтоллер объяснил, что они были обозначены на планах судна, с которыми могли ознакомиться как члены команды, так и пассажиры. Смит спросил:

— Можете ли вы подтвердить, что некоторые члены команды или пассажиры укрылись в верхних частях водонепроницаемых отсеков как в последнем убежище?

Лайтоллер изобразил такое удивление, что Смит уточнил:

— Я имею в виду те места, где потерпевшие хотели умереть.

— Я ничего не могу сказать на этот счет, сэр, — ответил Лайтоллер.

— Но это правдоподобно, так могло бы произойти? — продолжал Смит.

— Нет, сэр, это совершенно неправдоподобно, — ответил второй помощник.

Эти несколько вопросов Смита, заданные в первый день нью-йоркского расследования, стали для части общественности и прессы, прежде всего британской, более чем убедительным доказательством абсолютной некомпетентности сенатора и его неспособности разобраться в вопросах мореплавания. И такой невежда отваживается поставить себя во главе сенатского подкомитета, расследующего обстоятельства самой крупной морской катастрофы! Этот человек считает, что водонепроницаемые переборки океанского судна нечто вроде стенок банковского сейфа, где в случае опасности люди могут укрыться, чтобы до них не добралась вода, и где они ищут спасения, причем, в его представлении, они согласны лучше задохнуться, чем утонуть! Нападкам на Смита и грубым насмешкам над ним, казалось, не будет конца. Но задавать такие вопросы Смит был вынужден. Необходимо было раз и навсегда выяснить, действительно ли некоторые из пассажиров искали спасения в водонепроницаемых отсеках и там умирали, возможно, тогда, когда судно уже покоилось на морском дне. Такие опасения нередко высказывались и в обширной почте, которую Смит ежедневно получал, и в некоторых газетных статьях. Узнав, какую бурю насмешек он вызвал, Смит написал:

«Конечно, я знал, что водонепроницаемые отсеки сделаны не для того, чтобы стать прибежищем для пассажиров. Капитан Смит, который до «Титаника» командовал другим судном, однажды показал мне его, и я достаточно хорошо ознакомился с устройством водонепроницаемых переборок. Но чтобы скорбящие люди могли получить официальный ответ, я, не колеблясь, задал эти вопросы, хотя и знал заранее, что вызову смех у некоторых людей, как правило, не блещущих чувством юмора».

Осмеянием, которому его подвергли, сенатор был глубоко уязвлен до конца своей жизни. Как рассказывали его друзья, Смит почти никогда не обижался, становясь в различных обстоятельствах объектом насмешек, но этот случай он переживал болезненно, поскольку терпел нападки за благородство своих побуждений.

В пятницу после окончания заседания Брюс Исмей попросил сенатора Смита разрешить ему вернуться в Англию на судне «Лапландия», которое должно было уйти утром следующего дня. Смит отказал. Он уже понимал, что нельзя обвинять Исмея во всем, в чем его упрекали американская печать и общественность, но на его отказ в какой-то степени повлияли показания кочегара Джона Томпсона, опубликованные в вечерних выпусках газет. Томпсон утверждал, что с той минуты, когда «Титаник» покинул Куинстаун, его скорость постепенно увеличивалась, и в момент столкновения с айсбергом он шел самым полным ходом. Обороты были не ниже 74 в минуту, и все воскресенье 14 апреля «Титаник» сохранял 77 оборотов. Но Исмей показывал, что число оборотов никогда не превышало 75, то есть судно шло с максимальной скоростью 21,5 узла. Возникло подозрение, что, если Исмей сам и не виноват в небрежности, которая привела к катастрофе, то есть в сохранении высокой скорости при ледовой опасности, он знал о ней и теперь стремился скрыть это.

В дело вступало новое важное обстоятельство — возможное применение так называемого «закона Хартера». Это был судебный прецедент, возникший в связи с катастрофой судна «Бургонь» и гласивший, что, если компании было известно о нарушении правил судовождения на принадлежащем ей судне либо о гибели людей в результате нарушения таких правил, пассажиры или родственники погибших могли требовать от компании компенсации понесенного ущерба. «Титаник», несмотря на то что был зарегистрирован как британское судно, в действительности принадлежал американскому тресту «Интернэшнл меркантаил марин К°», и по закону Хартера оставшиеся в живых пассажиры и родственники погибших могли предъявить свои требования американскому суду. В связи с этим возникал главный вопрос: знал ли Исмей как президент ИММ о нарушении правил судовождения, прямо связанных с катастрофой, в первом плавании «Титаника»? Если будет доказано, что знал, то оставшиеся в живых пассажиры, понесшие ущерб, и родственники погибших могли предъявить иск тресту Моргана ИММ. Данное обстоятельство не мог не принимать во внимание и сенатор Смит. В этом его поддерживал влиятельный республиканец, член палаты представителей Дж.А. Хьюз, потерявший в катастрофе зятя. Он негодовал на «Уайт стар лайн» еще и за то, что отправленная компанией телеграмма, заверявшая, что судно осталось на плаву и все пассажиры спасены, оказалась ложной, и это удвоило отчаяние его семьи. Поэтому Смит не мог допустить, чтобы такой важный свидетель, как Брюс Исмей, а вместе с ним и другие сотрудники компании, которые могли дать ценные показания, покинули территорию Соединенных Штатов.

Всю меру опасности, конечно, понимало и руководство треста ИММ. Поэтому юристы треста уведомили Смита, что ИММ не намерен больше нести расходы по обеспечению проживания более двухсот британских граждан, удерживаемых в Америке в интересах проходящего расследования. Смит немедленно ответил, что не собирается вызывать всех британских граждан для дачи показаний. В их дальнейшем пребывании в Соединенных Штатах нет необходимости, исключая Исмея, четырех офицеров и нескольких человек из команды. Смит преднамеренно, не назвал точную цифру, поскольку ждал важную информацию от шерифа Джо Бейлисса.

С самого начала Смит понимал, что у него не будет возможности надолго задерживать всех спасенных членов команды и, главное, не будет достаточно времени допросить их в своем подкомитете. Поэтому он поручил Бейлиссу негласно установить, кто из членов команды мог бы и хотел бы сообщить что-либо важное по поводу обстоятельств плавания, непосредственно связанных с катастрофой. В ночь с пятницы на субботу Бейлисс сообщил Смиту, что изъявили желание дать показания 29 человек. Смит, ни минуты не колеблясь, распорядился вызвать их всех в свой подкомитет. Руководство треста ИММ моментально отреагировало. И благодаря связям в политических кругах поставило вопрос о наличии юридических оснований у подкомитета сената, федерального органа, для того, чтобы на территории суверенного штата Нью-Йорк вызывать для допроса и задерживать иностранных или американских граждан. На что Смит заявил, что дальнейшие заседания подкомитета будут проходить в Вашингтоне. Но он хотел еще в субботу допросить в Нью-Йорке младшего радиста «Титаника» Гарольда Брайда, состояние здоровья которого могло бы ухудшиться в связи с переездом в Вашингтон, а Смит не собирался ждать, пока этот важный свидетель окончательно поправится.

В субботу 20 апреля в 10 часов 30 минут заседание продолжилось. Ввиду того что выбранный первоначально для заседаний Восточный зал был плох как с точки зрения акустики, так и тем, что не мог вместить всех желающих принять участие в слушаниях, руководство отеля «Уолдорф-Астория» приготовило на этот день Миртовый зал. Первым в качестве свидетеля был вызван радиотелеграфист «Карпатии» Гарольд Т. Коттэм. Ключевым моментом допроса стала минута, когда сенатор Смит представил ему радиограмму, в которой говорилось, что «Титаник» продолжает путь в Галифакс и, по всей вероятности, прибудет туда в среду 17 апреля и что все пассажиры вне опасности. Эта радиограмма была адресована некоторым родственникам важных особ, плывших на «Титанике». Коттэм категорически отрицал, что радиостанция «Карпатии» отправляла подобную радиограмму. Во время его допроса было видно, как тяжело переживают все это Брюс Исмей и вице-президент ИММ Ф.А.С. Франклин, находившиеся в зале.

Затем вызвали Гарольда Брайда. Его привезли в зал в кресле-каталке со все еще забинтованными ногами и в подушках. Состояние Брайда было не таким уж тяжелым, но компания «Маркони» не желала упустить случая подчеркнуть героизм и самоотверженность своих членов. Самым важным был вопрос, касавшийся принятых Брайдом радиограмм о ледовой опасности и возможном появлении айсбергов.

Смит. Вы были на вахте, когда пришла радиограмма от «Америки», в которой сообщалось о наличии айсбергов по курсу «Титаника?»

Брайд. Мне вообще ничего не известно о радиограмме «Америки», в которой говорилось бы об айсбергах. Ее мог принять мистер Филлипс, но лично я ее не видел.

Смит. Вы слышали о том, что была получена такая радиограмма?

Брайд. Нет, сэр.

Смит. Вы говорили с капитаном о какой-нибудь радиограмме?

Брайд. Одна радиограмма была вручена капитану во второй половине дня, сэр.

Смит. В воскресенье?

Брайд. Да, сэр, она касалась ледяного поля.

Смит. От кого она пришла?

Брайд. От «Калифорниан», сэр.

Весь просторный зал загудел. Радист «Титаника» знает только об одной-единственной предостерегающей радиограмме, когда уже известно, что «Титаник» получил как минимум еще две! Насколько же плохой была координация работы обоих радистов самого большого судна в мире и связь между радиорубкой и ходовым мостиком! Радисты не информировали друг друга о жизненно важных радиограммах, и, что хуже всего, радиограммы вообще не доставлялись на мостик!

Затем Брайд сообщил о первом сигнале бедствия, посланном «Титаником», и о том, что немецкое судно «Франкфурт» было первым, кто откликнулся на него, и его радист заверил, что проинформирует капитана. Спустя какое-то время, когда Филлипс передавал информацию «Карпатии», послышался запрос «Франкфурта»: «Что с вами?» Брайд изобразил, как это рассердило Филлипса и как он ответил: «Ты идиот, будь на приеме, но не мешай!» Сенатора Смита, как и всех присутствовавших в зале, это привело в замешательство. Он спросил Брайда:

— Вы не думаете, что в случае подобной опасности могла бы быть отправлена более подробная информация? Возьмите, например, радиограмму «Титаника» «Карпатии», сообщавшую, что котельная затоплена и судно тонет. Можно ли было передать это и другому судну или нет?

— Нет, сэр, — ответил Брайд, — я не думаю, что это было возможно в тех обстоятельствах.

— Вы хотите сказать, — продолжал Смит, — что инструкции, которые определяют вашу работу, позволяют вам ответить отказом на аналогичный вопрос в подобной ситуации?..

Брайд не дал Смиту договорить и прервал его:

— Мы руководствуемся здравым смыслом, а этот парень с «Франкфурта», видимо, в тот момент своим умом не воспользовался.

До определенной степени Брайд мог объяснить действия Филлипса, но многим сведущим сразу же стало ясно, что его реакция на якобы неуместный запрос «Франкфурта» — следствие более глубоких причин. Речь идет об уже упоминавшейся нетерпимости друг к другу радиотелеграфистов конкурирующих компаний, в данном случае «Маркони» и немецкой «Телефункен». Как в этой связи справедливо замечает американский писатель Уэйд, на еще более «глупый» вопрос судна «Олимпик»: «Вы идете на юг встречным курсом?» — переданный в ответ на SOS «Титаника», Филлипс, поскольку речь шла о судне одной компании, ответил очень вежливо и конкретно: «Женщины садятся в спасательные шлюпки».

Немецкие газеты, тоже сильно задетые тоном радиограмм, которыми обменялись «Титаник» и «Франкфурт» (причем последний предлагал свою помощь!), в ряде комментариев давали волю своим чувствам. Англичан обвинили в том, что катастрофа произошла по их халатности, что если бы на «Титанике» была немецкая команда, то и она и пассажиры сегодня были бы живы и судно не затонуло бы. К ним присоединилась и часть американской прессы, подстегиваемая антибританскими и пронемецкими элементами в Соединенных Штатах. Британский флот был осмеян и «разжалован», тогда как немецкому воздавали хвалы.

После допроса Брайда был объявлен перерыв, заседание должно было продолжиться в три часа дня. Тем временем прибыл шериф Джо Бейлисс и сообщил Смиту, что 29 членов команды «Титаника» вызваны на допрос. Одновременно он обратил внимание на то, что было бы желательно допросить еще пятерых, но они как раз отплыли на судне «Лапландия». Энергичный Смит не терял ни минуты. Полагая, что «Лапландия» еще не покинула американские прибрежные воды, он позвонил на базу американского военно-морского флота, попросил, чтобы судну по радио приказали остановиться, и отправил туда на катере Бейлисса с тем, чтобы он доставил пятерых свидетелей назад на берег. Решительные действия Смита имели успех.

Вечернее заседание было кратким. Смит зачитал список тех, кто был вызван для дачи показаний: кроме членов команды «Титаника» и сотрудников компании, он намерен заслушать и значительное число спасенных пассажиров, но только после завершения допроса команды. В заключение Смит сообщил, что последующие заседания следственного подкомитета будут проходить в Вашингтоне.

В тот же вечер Брюс Исмей вновь попросил разрешить ему вернуться в Англию. Ему снова отказали. На этот раз Исмей запротестовал. Он сделал заявление, в котором сообщил, что «с глубоким уважением относится к сенату Соединенных Штатов, но ход расследования может скорее запутать общественное мнение, чем выяснить спорные вопросы». Одновременно он пожаловался британскому послу. Но Смит не позволил вывести себя из равновесия.

В понедельник 22 апреля в 10 часов 30 минут Смит, сопровождаемый членами подкомитета, вошел в большой зал заседаний в новом крыле здания Сената в Вашингтоне. С большим трудом они пробрались к столу. Едва Смит произнес первое слово, как защелкали затворы фотоаппаратов, один корреспондент даже зажужжал кинокамерой, зашуршали блокноты нескольких сотен корреспондентов. Для сенатора Смита это было уже слишком. Он вызвал начальника службы порядка и, несмотря на бурю протеста, заставил часть зрителей удалиться. Репортеров разместили подальше от стола председателя и освободили места для официальных гостей, которые вообще не смогли попасть в зал. В их числе оказались несколько депутатов, генерал Улер и капитан Джон Дж. Напп из Гидрографического управления, которого министр военно-морского флота направил в помощь сенатору. Затем Смит поднялся и резким голосом обратился к собравшимся:

— Я хочу заявить, что комфорт присутствующих на заседании отнюдь не предмет нашего интереса. Нас в первую очередь интересует выяснение истины, и я хотел бы, чтобы каждый из присутствующих понял, что он находится здесь только благодаря любезности подкомитета, что ход расследования — это не развлечение, и любое вмешательство в него будет пресекаться.

Главным свидетелем в этот день был двадцативосьмилетний четвертый помощник капитана «Титаника» Джозеф Боксхолл. В отличие от Лайтоллера Боксхолл припомнил только один случай тренировки команды на спасательных шлюпках, проводившейся в Саутгемптоне. Тогда были спущены две шлюпки. Они были в отличном состоянии и снабжены всем необходимым. Поскольку Боксхолл был штурманом — он провел год в мореходном колледже, где изучал навигацию и морскую астрономию, — именно ему капитан Смит передавал сведения об айсбергах, поступавшие с других судов, и он должен был отмечать их на карте. Сенатора Смита интересовало, как и когда капитан передавал ему эти сведения.

Боксхолл. Не знаю, это было за день или два до столкновения. Он дал мне какие-то координаты дрейфующих айсбергов, и я нанес их на карту.

Смит. Вы знаете, когда была принята радиограмма от «Америки», сообщавшая, что «Титаник» находится вблизи айсбергов?

Боксхолл. Нет, не могу сказать.

Из дальнейшего хода допроса офицера следовало, что он не только не знал о радиограмме «Америки», но даже и о других настойчивых предостережениях, поступивших на «Титаник» в тот день и вечер перед катастрофой. Это подтверждалось двумя фактами: с одной стороны, Боксхолл был убежден, что ему не передавали ни одной радиограммы, с другой — что все айсберги, координаты которых он нанес на карту, находились севернее маршрута «Титаника». Боксхолл решительно указал на то, что, если бы было получено сообщение о присутствии льда южнее, он обязан был бы обратить на это внимание капитана. Но «Америка» сообщала, что айсберги обнаружены именно южнее! Боксхолл заявил:

— Я убежден, что даже капитан Смит ничего не знал о предупреждениях, иначе об этом шла бы речь.

Вновь подтвердился факт нарушения правил передачи важных сообщений тому, кому их обязаны были передавать, то есть капитану и вахтенным офицерам.

В показаниях Боксхолла впервые прозвучало упоминание о «таинственном» судне, огни которого виднелись недалеко от «Титаника», когда с его палубы уже спускали спасательные шлюпки. Боксхолл подробно рассказал, как пускали ракеты, чтобы привлечь внимание судна, как ему сигнализировали прожектором. Он отметил, что огни совершенно определенно видел и капитан Смит, поэтому ссылки на мираж исключаются. А поскольку были видны два топовых огня,[15] речь могла идти о крупном судне. Он рассматривал его в бинокль и видел правый отличительный огонь, а когда судно приблизилось, даже невооруженным глазом стал виден и красный отличительный огонь левого борта. Было похоже, что судно поворачивало и находилось примерно в пяти милях.

Показаниями Боксхолла сенатор Смит, заседатели и эксперты были сбиты с толку. Генерал Улер не мог дать никакого разумного объяснения:

— Очень странная история. Совершенно невообразимо, чтобы какое-то судно, которое наблюдали с «Титаника», не заметило ракет, запускаемых с его борта. Сигнальные ракеты видны на расстоянии 10-15 миль, и все свидетели утверждают, что была спокойная, ясная ночь.

Для сенатора Смита этот факт также оставался полной загадкой. Несмотря на всю убедительность показаний Боксхолла, Смит сомневался в том, что четвертый помощник действительно видел судно. Ему представлялось невероятным, чтобы судно, видевшее ракеты, то есть сигналы бедствия, не пришло на помощь.

Во вторник 23 апреля подкомитет Смита вновь переселился. Оказалось, что в большом зале заседаний плохая акустика и в нем невозможно работать. Выбрали небольшой конференц-зал. Около половины одиннадцатого утра в прилегающих коридорах собралось множество желающих попасть на заседание, преимущественно женщин. Несмотря на то что все места в зале были уже заняты, они сломали двери и неудержимой толпой, человек пятьсот, ворвались внутрь. Они смели журналистов, столы и мебель и изрядно напугали присутствовавших. Сначала Смит пытался призвать их к благоразумию, но это не возымело действия, и даже служащие сената не смогли навести порядок. Смиту пришлось вызвать полицию, и после часовой задержки подкомитет смог продолжить слушания.

Для дачи показаний были приглашены офицеры и матросы «Титаника». Первым вызвали Фредерика Флита, который ночью 14 апреля в 23 часа 39 минут из «вороньего гнезда» увидел роковой айсберг. Допрос Флита был непростым делом. Подкомитет с трудом поддерживал с ним контакт, казалось, что матрос не отличается сообразительностью и не способен четко выражать свои мысли. Но, как выяснилось, этот простой парень был просто обескуражен присутствием в зале большого количества репортеров и знатных особ и не мог справиться с волнением. В конце концов терпеливый сенатор Смит получил ответы на все существенные вопросы, из которых самым важным был вопрос о времени, когда заметили айсберг. Флит также показал, что в «вороньем гнезде» не было биноклей, несмотря на то что они просили выдать их еще в Саутгемптоне. На вопрос, кого именно они просили, Флиту пришлось назвать второго помощника Лайтоллера и признать, что, с его точки зрения, если бы у него был бинокль, он смог бы увидеть айсберг на минуту раньше. Позднее в связи с этим показанием был допрошен Лайтоллер, присутствовавший на заседании. Второй помощник оказался перед трудной задачей: как смягчить утверждения Флита и тем самым спасти репутацию судоходной компании, которая отправила в первое плавание самое большое судно в мире, не обеспечив матросов в «вороньем гнезде» двумя биноклями. Лайтоллер выбрал единственно возможное: он принялся убеждать подкомитет, что польза от биноклей в «вороньем гнезде» — вопрос спорный и сам он на бинокль никогда не положился бы. Конечно, каждому было ясно, что второй помощник опять, уже в который раз, пытается изображать игрока с картой Pierre noir, которая, к сожалению, оказалась у него в руках.

Через несколько дней после допроса Флита об использовании биноклей высказался в «Нью-Йорк уорлд» адмирал Роберт Эдвин Пири, достигший Северного полюса в 1909 году. Он заявил, что все зависит от видимости: «В ясную ночь, какая была 14 апреля 1912 года, впередсмотрящий мог видеть с помощью бинокля намного дальше. Намного». На вопрос, как оказалось возможным, что на самом лучшем в мире судне могли забыть выдать впередсмотрящим бинокли, Пири ответил: «В спешке, перед первым рейсом, забывают о многих вещах, особенно о простых, именно в силу их простоты».

Затем давали показания два матроса «Титаника» — Роберт Хитченс и Альфред Оливер, которые во время поступления сообщения об айсберге находились на мостике. Хитченс был у штурвала, а Оливер появился в тот момент, когда первый помощник Мэрдок как раз отдавал команды: сначала «Право руля!», потом в машинное отделение — «Полный назад!» и снова рулевому — «Лево руля!».[16]

Вечером, после окончания заседания, члены подкомитета до ночи обсуждали показания свидетелей. Некоторые считали команды Мэрдока нелепыми — почему сначала вправо, а потом сразу влево?

Объяснение дал вновь допрошенный четвертый помощник Боксхолл, который показал, что замысел Мэрдока состоял в том, чтобы обойти айсберг слева. Позднее, уже в Англии, Лайтоллер в радиоинтервью высказался точнее: «Мэрдок, очевидно, увидел айсберг практически в тот же момент, что и матросы в «вороньем гнезде», и закричал: «Право руля и полный назад!» Этим он хотел избежать столкновения носовой части судна с айсбергом, а затем перекладкой руля на другой борт — столкновения кормой». Хотя предположение Лайтоллера, что Мэрдок увидел айсберг в то же мгновение, что и впередсмотрящие, сомнительно, но суть решений Мэрдока он, вероятно, объяснил правильно. Однако были ли эти решения Уильяма Макмастера Мэрдока в той ситуации правильными или трагической ошибкой, за которую поплатились жизнью тысяча пятьсот человек, так и осталось загадкой.

Судовыми офицерами широко использовалось руководство по искусству мореплавания («Knight's Modern Seamanship») издания 1910 года, в котором, в частности, говорилось, как вести себя в случае прямой угрозы столкновения:

«Многие вахтенные офицеры в подобной ситуации постараются увести судно в сторону от опасности и одновременно дадут полный задний ход. Но такие действия скорее приведут к столкновению, чем предотвратят его. Отворот судна может быть оправданным, если опасность настолько велика, что требует немедленного уклонения. В этой ситуации, если это возможно, следует увеличить ход, а отвернуть и сбавить ход — самый верный способ прийти к столкновению». (Последнее предложение в руководстве подчеркнуто.)

Американский писатель Уин Крейг Уэйд в связи с этим замечает: «Следует добавить, что ошибку Мэрдока усугубили и особенности конструкции «Титаника». На нем были две четырехцилиндровые поршневые машины, которые вращали крайние винты. Турбина низкого давления вращала центральный винт, расположенный непосредственно за пером руля. Турбина не была реверсивной. Когда Мэрдок дал команду «Полный назад!», центральный винт остановился и водяной поток перестал обтекать перо руля, что существенно снизило его эффективность. В результате после команды «Право руля!» поворот влево происходил слишком медленно».

Если Мэрдок хотел уклониться от столкновения, что было естественным стремлением, то лучшее, что он мог сделать, — это дать полный задний ход левой машиной, правой продолжать работать вперед, а штурвал переложить вправо. Вместо этого Мэрдок маневрировал способом, о котором в руководстве по искусству мореплавания говорится, что это «самый верный способ прийти к столкновению, вместо того чтобы его предотвратить».

С момента, когда Флит из «вороньего гнезда» сообщил об айсберге, до столкновения с ним прошло всего 37 секунд. Из них несколько секунд ушли на передачу сообщения Мэрдоку, тот начал действовать, рулевой переложил руль, и гигантский «Титаник» отреагировал на команды с мостика. Однако можно сказать, что столкновение практически было уже неизбежным. Еще до того, как что-то было предпринято, «Титаник» находился у самого айсберга. В такой ситуации руководство по искусству мореплавания рекомендует: «…если позволяют обстоятельства, лучше подставить под удар свою носовую часть, чем борт». И когда Исмей в Нью-Йорке заявил, что, если бы «Титаник» ударился носовой частью, он не затонул бы, видимо, он был прав. Как могло случиться, что опытный первый помощник капитана Мэрдок принял самое неудачное решение?

В первое мгновение, когда нужно было принимать быстрое решение, Мэрдок действовал инстинктивно — он попытался увернуться. Вполне вероятно, что в эти секунды, отпущенные ему для оценки ситуации, он всем своим существом, должно быть, воспротивился самой мысли о том, что самое большое и совершенное судно в мире, гордость британского торгового флота, вот-вот «наедет» на айсберг. Для выбора других вариантов у Мэрдока не было времени. В его защиту следует сказать, что он не располагал точными сведениями о маневренности «Титаника» и не мог правильно оценить, что произойдет, если он будет действовать так, а не иначе. Как для «Олимпика», так и для «Титаника» обычных ходовых испытаний оказалось недостаточно. Речь шла о двух судах, значительно превышавших по тоннажу другие суда того времени. В работе с такими колоссами еще не было необходимого опыта (вспомним столкновение «Олимпика» с крейсером «Хок» или инцидент при выходе из Саутгемптона), а потому при ходовых  испытаниях следовало больше внимания уделить определению маневренных качеств этих гигантов. Но с «Титаником» все было сведено до минимума. Пятый помощник капитана Г.Г. Лоу показал, что определению маневренных качеств уделили немногим более получаса, причем осуществили всего несколько маневров. Когда сенатор Смит спросил, развивали ли они полный ход, то есть достигали ли той скорости, на какой судно столкнулось с айсбергом, Лоу ответил, что нет, самым полным ходом «Титаник» не ходил ни во время испытаний, ни позднее. «И никогда больше уже не пойдет», — сухо заметил сенатор.

Короче говоря, Мэрдок надеялся, что быстрый маневр позволит избежать столкновения, ведь он не знал, на что способен «Титаник», а на что — нет. К сожалению, суперсудно его надежды де оправдало. Насколько важна высокая маневренность для судна, оказавшегося в критическом положении, показало событие, которое произошло два года спустя, ночью 20 мая 1914 года. Впередсмотрящие на судне «Мавритания» компании «Кунард» увидели ледяную глыбу прямо перед штевнем судна. Молниеносный поворот руля предотвратил столкновение — судно разминулось с айсбергом.

В среду 24 апреля перед началом заседания кабинет сенатора Смита посетил Брюс Исмей. Накануне, уже в третий раз, Исмей просил Смита разрешить ему вернуться домой. Он предлагал прислать из Англии группу экспертов, конструкторов и сотрудников компании, которые для расследования будут намного полезнее, чем он сам. Но Смит вновь отказал ему. Закон Хартера требовал, чтобы Исмей оставался в распоряжении американских властей до тех пор, пока не будут собраны все показания, которые установят меру ответственности, связанную с катастрофой. Тогда Исмей потребовал, чтобы ему позволили хотя бы переехать из Вашингтона в Нью-Йорк, оттуда он будет готов вернуться, как только Смит сочтет это необходимым. Но сенатор не хотел рисковать — генеральный директор мог сесть в Нью-Йорке на первое же британское судно и исчезнуть. На сей раз Исмей явился в сопровождении адвоката и в четвертый раз потребовал, чтобы ему разрешили вернуться в Англию. Адвокат Исмея подчеркнул, что членам команды «Титаника» задавались вопросы, на которые более квалифицированно могут ответить только конструкторы и работники верфи. Смит так и не дал конкретного ответа, но выступил через минуту после начала заседания.

Во вступительном слове он сказал, что офицеры и матросы «Титаника», конечно, не могут ответить на все вопросы, касающиеся конструкции судна, но подкомитету необходимо лишь выяснить обстоятельства, при которых произошло столкновение, и дальнейшее развитие событий. Он подчеркнул, что подкомитет с самого начала действовал так, чтобы британские граждане, временно находящиеся в Соединенных Штатах, были допрошены первыми, так он будет поступать и впредь, пока не соберет всю необходимую информацию, которая позволит выявить причины трагедии. Затем Смит резким тоном заявил, что большинство членов команды «Титаника» плодотворно сотрудничали с подкомитетом, но со стороны отдельных лиц с самого начала делались попытки влиять на ход расследования и вмешиваться в его процесс. Под конец Смит с возмущением сказал: «Подкомитет не потерпит в дальнейшем подобных попыток,  от кого бы они ни исходили, а будет действовать согласно собственным соображениям». В своем заявлении сенатор не назвал никаких имен и даже ни разу не взглянул на Исмея, но генеральный директор побледнел, и руки у него задрожали. Он хорошо понимал, что произошло бы, упомяни сенатор его имя в этой предельно накаленной атмосфере. После окончания заседания репортеры тщетно добивались, чтобы Смит сообщил им, кого конкретно он имел в виду. Сенатор молчал, он знал, как нежелательно выходить за определенные рамки. В тот же день перепуганный, внутренне опустошенный Брюс Исмей послал сенатору письмо с извинениями. Смит ответил также письменно и обстоятельно объяснил, почему не может удовлетворить его просьбу, хотя и понимает, что Исмею неприятно пребывание в Соединенных Штатах, вдали от семьи и вне Англии, когда его компания после трагедии «Титаника» переживает тяжелые времена. Он подчеркнул, что страшная катастрофа, ее причины и последствия требуют самого тщательного расследования в интересах всей мировой общественности. Поэтому он не может отпустить Исмея, пока оно не будет завершено. После такой «стычки» с непреклонным сенатором Брюс Исмей уже не пытался уехать.

В среду 24 апреля главным свидетелем был пятый помощник капитана «Титаника» Гарольд Лоу. Он подробно рассказал о своем участии в спуске спасательных шлюпок и высказался по поводу того, почему шлюпки ушли наполовину пустыми. Лоу подтвердил, что офицеры разрешали сесть в шлюпки только ограниченному числу людей и это было делом личной ответственности каждого, поскольку не исключалась возможность обрыва шлюпталей, повреждения шлюпок или отказа спусковых механизмов. Офицеры ни в чем не были уверены полностью, ведь число тренировок было ограничено. Смит продолжал задавать вопросы: не учитывались ли национальность или происхождение при посадке в шлюпки женщин и детей из I, II и III классов? Лоу это категорически отверг и заявил, что женщин размещали в шлюпках в зависимости от того, когда они приходили на шлюпочную палубу — кто раньше пришел, тот раньше и оказался в шлюпке. Сенатору было непонятно, как могла возникнуть проблема с посадкой в шлюпки женщин и детей, когда на судне, кроме них, было еще 1500 человек! Лоу ответил, что когда он садился в шлюпку, то видел на палубе лишь небольшую группу пассажиров у дверей гимнастического зала, а так палуба была пуста. Смит спросил:

— Известно ли вам, охранялась ли лестница, ведущая на верхнюю палубу?

— Не знаю об этом, — ответил Лоу.

— Разрешали ли людям передвигаться по судну в любом направлении, как они того хотели? — продолжал спрашивать сенатор.

— Всем была предоставлена полная свобода, они могли ходить куда угодно, — заверил его офицер.

— И никаких ограничений?

— Никаких, — ответил Лоу.

С первых дней расследования как британская, так и американская печать внимательно следили за его ходом. Британская печать продолжала занимать отрицательную позицию, и острие ее критики было направлено прежде всего против личности сенатора Уильяма Олдена Смита, инициатора и главного действующего лица всего этого крайне болезненного для англичан процесса. Лондонская «Дейли экспресс» уже во вторник назвала заседания подкомитета «пародией на судебное расследование». Газета «Лондон таймс» заявила, что Смит проводит расследование методом, напоминающим расследование чисто уголовных дел. Лондонская «Стандард» отметила, что «мичиганский сенатор как следователь хуже любого из пассажиров американского трамвая». «Дейли экспресс» назвала Смита провинциалом из Мичигана, который любит красоваться в свете юпитеров. В лондонских кабаре появились пародии на мичиганского сенатора, а владелец самого большого из них даже написал Смиту: «Не хотите ли приехать в Лондон и прочесть в моем заведении лекцию по навигации и безопасности мореплавания? Вы можете сами назначить себе гонорар». В антисмитовскую кампанию включилась и палата общин британского парламента. Один из ее членов задал министру иностранных дел вопрос: «Известно ли вам, что в ходе расследования в американском сенате гражданам Великобритании задают глупые вопросы, их допрашивают, хотя состояние их здоровья очень плохое?» Видимо, имелся в виду Гарольд Брайд. Депутат Маккаллом Скотт заявил министру иностранных дел, что со свидетелями, вызываемыми в подкомитет сената, обращаются некорректно, и спросил, не намерено ли министерство что-либо предпринять, чтобы пресечь подобные действия в отношении британских граждан.

На британскую общественность негативное влияние оказывали поступавшие из Америки сообщения, неполные и часто не соответствовавшие действительности. Передача одного слова по трансатлантическому кабелю стоила десять центов. Британские корреспонденты, стремясь сократить расходы, сводили информацию до минимума, постановления формулировали неточно, ряд важных обстоятельств исключали. Поэтому неудивительно, что на противоположной стороне океана создавалась искаженная картина того, что в действительности происходило в Вашингтоне. Но и в Англии раздавались голоса, хотя и немногочисленные, стремившиеся объективно оценить положение. Издатель «Ревью оф ревьюз» Альфред Стид, сын известного публициста и журналиста Уильяма Стида, погибшего на «Титанике», писал: «Газеты твердят нам, что сенатор Смит, председатель сенатского подкомитета, провинциал и невежда в делах мореплавания. Меня это не интересует, пусть он будет хоть индейцем. Его невежество, если таковое действительно имеет место, простительно, тогда как невежество судовых офицеров и матросов, проявленное ими при исполнении своих обязанностей, — это уголовно наказуемая нерадивость».

Американские газеты, наоборот, защищали сенатора, отмечая, что расследование — это естественная реакция на возмущение американской общественности и сенатор проводит его с большой тщательностью и стремлением докопаться до объективной истины. Например, газета «Филадельфия пресс» заявляла: «…если в ходе следствия выясняется, что председатель подкомитета, не являясь знатоком в морских делах, задает вопросы, которые вызывают улыбку моряков, ну и что из этого? Ценность расследования не в вопросах, а в ответах». Газета «Нью-Йорк айриш уорлд» констатировала: «Если бы на дно пошло американское судно с британскими гражданами, вот бы мы наслышались криков!» «Нью-Йорк геральд» писала: «Наша страна намерена установить, почему столько американцев погибло из-за некомпетентности британских моряков и почему женщины и дети должны были умереть, а столько членов британской команды спастись».

Сенатор Смит, несмотря на выпады британской печати, сохранял спокойствие, по крайней мере так казалось. Гораздо больше забот доставило ему развитие событий в самом Вашингтоне. Морской атташе британского посольства, капитан Соуэрби, нажал на все кнопки, чтобы поставить под сомнение результаты расследования, и прежде всего ссылался на то, что в подкомитете нет достаточного числа морских экспертов. Сенатор Маккамбер из Северной Дакоты требовал fair play (честной игры) для Исмея. Сенатор Уоркс из Калифорнии настаивал, чтобы допрос членов команды «Титаника» был закончен как можно скорее. А очень влиятельный сенатор Лодж из штата Массачусетс затронул вопрос о том, должно ли расследование вообще продолжаться и не принесет ли оно ввиду негодования британцев больше вреда, чем пользы. В конце концов и некоторые американские газеты стали высказывать опасение, не приведет ли оно к ухудшению американо-британских отношений.

Было важно, чтобы расследование проходило быстро, хотя бы в отношении британских свидетелей. Но здесь возникла серьезная проблема. К четвергу 25 апреля еще не были допрошены двадцать четыре члена команды. При этом сенаторы Бертон и Флетчер все больше переключались на свою основную работу в сенатском комитете по торговле, где обсуждались проекты важных законов, и вынуждены были предупредить Смита, что вскоре им придется прекратить работу в подкомитете. Сенатору Смиту необходимо было найти способ, чтобы успеть провести оставшиеся допросы в кратчайшее время. Оставалось только одно: после завершения текущих дел, приходившихся на четверг, разделить свидетелей между членами подкомитета и к вечеру заслушать все оставшиеся показания, даже если придется работать далеко за полночь. Бертон и Перкинс получили по три свидетеля, Ньюлендс, Флетчер и Смит — по четыре, а Борн — шестерых. Так за один вечер действительно удалось допросить всех оставшихся членов экипажа.

О таинственном судне, которое находилось в пределах видимости «Титаника» и не пришло ему на помощь, впервые упомянул в своих показаниях в понедельник 22 апреля четвертый помощник капитана Боксхолл. Он утверждал, что и он, и капитан Смит отчетливо видели два топовых огня. Сенатор Смит не забыл о таинственном судне и спрашивал о нем каждого допрашиваемого свидетеля. Когда в четверг вечером отдельно допрашивали оставшихся членов команды «Титаника», Смит совершенно недвусмысленно потребовал, чтобы они рассказали все, что знают о неизвестном судне.

Заявление Боксхолла об этом судне подтвердили двое: матрос первого класса Джон Булли и стюард Альфред Кроуфорд. Булли утверждал, что это, без сомнения, был пароход, поскольку он отчетливо видел два топовых огня. По его предположению, судно находилось от «Титаника» примерно в трех милях и должно было их видеть, как, впрочем, и их огни и пускаемые сигнальные ракеты. Около трех часов оно лежало в дрейфе, а потом исчезло. Кроуфорд показал, что неизвестное судно находилось милях в десяти, на нем был один огонь на передней мачте и один — на главной. Поэтому он уверен, что речь может идти только о пароходе, у парусника не было бы топовых огней. Капитан Смит даже приказал ему идти на своей спасательной шлюпке к этому судну.

Остальные свидетели тоже видели огни неизвестного судна, но не были уверены в том, что это пароход. Фредерик Флит считал, что это рыболовное парусное судно, поскольку, когда спускали его спасательную шлюпку, он заметил только один огонь. До полуночи, то есть до того времени, как он покинул «воронье гнездо», он не видел никаких огней. Рулевой Роберт Хитченс сообщил, что при спуске своей шлюпки получил от Лайтоллера приказание грести в направлении огня. Он считал его принадлежащим рыболовному судну, шхуне, ведущей лов трески на Большой Ньюфаундлендской банке. Другой рулевой, Джордж Роу, также считал, что это был парусник. Впервые он увидел его огонь, когда с мостика «Титаника» начали пускать ракеты. Сержант Артур Джон Брайт рассказал о белом огне, который он видел из спасательной шлюпки и принял за огонь рыболовного парусника, удаленного на четыре-пять миль. Матрос первого класса Джордж Мур сказал, что, как только его шлюпка была спущена на воду, они начали грести к яркому огню, находившемуся на расстоянии двух-трех миль. Он тоже считал, что это было рыболовное судно. Другой матрос, Фрэнк Осман, тоже видел огонь и принял его за огонь рыболовного парусника. Такой же точки зрения придерживался и стюард Генри Этченс. Все эти свидетели из команды «Титаника», в основном опытные моряки, были уверены, что видели огни судна, удаленного от «Титаника» на расстояние от двух до десяти миль. Боксхолл рассматривал его в бинокль, остальные — невооруженным глазом. Снова на допрос был вызван второй помощник Лайтоллер. Он тоже сказал, что видел белый огонь слева по носу, но ничего более существенного не добавил. Многие свидетели из числа пассажиров подтвердили, что в эти роковые часы видели вдалеке огонь, но не могли сказать, принадлежал ли он пароходу или паруснику.

После этих допросов никто уже не сомневался, что ночью с 14 на 15 апреля вблизи «Титаника» находилось неизвестное судно. Однако не было точно установлено, какое оно — большое или маленькое, пароход или парусник, а также как оно располагалось относительно «Титаника». Лайтоллер, которого специально спрашивали об этом, не смог ответить точно. Боксхолл считал, что оно находилось почти по носу, другие утверждали, что прямо по носу. Но теперь встал другой вопрос: на каком, собственно, курсе лежал сам «Титаник», когда появился огонь или огни неизвестного судна? После тщательного исследования большинство специалистов согласилось, что, вероятнее всего, на чистом норде, но это была всего лишь гипотеза, основанная на предположениях. Ничего точнее установить не удалось. Пока следственный подкомитет Смита в Вашингтоне ощупью продвигался вперед, устанавливая присутствие таинственного судна, в Бостоне «взорвалась бомба».

В пятницу 19 апреля в бостонском порту бросило якорь судно «Калифорниан». Вскоре поползли слухи, что его команда видела сигнальные ракеты тонущего «Титаника». Журналисты бросились прямо к капитану «Калифорниан» Стэнли Лорду. Агентству Ассошиэйтед Пресс Лорд заявил: «В воскресенье около 22.30 мы подошли к большому ледяному полю и тут же в целях безопасности застопорили машины. Радист, конечно, не работал, поскольку не работали машины, и мы до утра ничего не знали о положении «Титаника». Корреспонденту газеты «Нью-Йорк уорлд» он сказал: «До выключения радиостанции не было принято ни одного сигнала бедствия или какого-либо другого сигнала. Первое, что поймал радист «Калифорниан», — это не совсем понятную радиограмму «Франкфурта», из которой я наконец узнал, что «Титаник» оказался в трудном положении». Далее Лорд заявил, что в ту ночь, в соответствии с объявленными координатами «Титаника», «Калифорниан» находился от него в 17-19 милях, то есть далеко за пределами взаимной видимости. Когда репортеры спросили его о странных слухах, как будто исходивших от членов его команды, Лорд невозмутимо ответил: «Когда моряки сходят на берег, они могут болтать все, что угодно».

Во вторник 24 апреля один из членов команды «Калифорниан», помощник механика Эрнест Гилл, прочел то, что сказал капитан Лорд журналистам. На следующий же день, в среду 25 апреля, Гилл в сопровождении одного из репортеров и четырех членов машинной команды «Калифорниан» отправился в контору нотариуса и там под присягой сделал заявление: «Я, нижеподписавшийся Эрнест Гилл, второй помощник механика судна «Калифорниан», находящегося под командованием капитана Лорда, о событиях, имевших место ночью в воскресенье 14 апреля, заявляю следующее.

Ночью 14 апреля с 20.00 до 24.00 я нес вахту в машинном отделении. В 23.56 я вышел на палубу. Звезды сверкали, было очень светло, и я мог видеть далеко вокруг. Машины не работали с 22.30, и судно дрейфовало между льдами. Я посмотрел по левому борту и увидел огни большого судна, удаленного примерно на 10 миль. Около минуты я наблюдал за его бортовыми отличительными огнями. Это судно должны были видеть с мостика.

В 00 часов я пошел в каюту и разбудил своего приятеля Уильяма Томаса. Услышав, как лед царапает о днище судна, он спросил: «Мы во льдах?» Я ответил: «Да, но по левому борту должно быть свободно, там я видел большое судно, идущее полным ходом. Оно похоже на одно из тех больших, немецких».

Я лег, но не мог уснуть. Через полчаса встал, захотел выкурить сигарету и снова вышел на палубу.

Там я пробыл около десяти минут, когда с левого борта милях в десяти увидел белую ракету. Вначале я подумал, что это падающая звезда. Через семь-восемь минут на том же месте я ясно увидел вторую ракету и сказал себе: «Это значит, что судно в опасности».

Не мое дело предупреждать мостик или сигнальщиков, но они должны были их видеть.

Я тут же вернулся в каюту и думал, что наше судно уделит ракетам должное внимание.

Больше до 6.40 утра я ничего не знал, пока меня не разбудил старший механик и не сказал: «Вставай и иди помогать. «Титаник» затонул».

Я вскрикнул и вскочил с постели. Выйдя на палубу, я понял, что наше судно идет полным ходом. Оно уже вышло из ледяного поля, но вокруг было полно айсбергов.

Я пошел вниз работать и тут услышал разговор второго и четвертого механиков. Мистера Дж. Эванса — второго и мистера Вуттена — четвертого. Второй сказал четвертому, что третий помощник во время своей вахты докладывал о ракетах. Так я узнал, что судно, которое я видел, было «Титаником».

Второй механик добавил, что капитана поставил в известность о ракетах кадет, фамилия которого, по-моему, Гибсон. Капитан приказал ему посигналить судну, находившемуся в опасности, сигнальным фонарем. Мистер Эванс сказал, что в это время на мостике был второй помощник, мистер Стоун.

Я слышал, как мистер Эванс говорил, что этих ракет и огней было много. Потом, по словам мистера Эванса, Гибсон снова пошел к капитану и доложил о новых ракетах. Капитан приказал ему продолжать работать сигнальным фонарем, пока не получит ответа. Но никакого ответа так и не пришло.

Затем я услышал, как второй механик обронил: «Почему, черт возьми, не разбудили радиста?» Вся команда «Калифорниан» возмущалась, что на ракеты вообще не обратили внимания. Сам я предлагал некоторым из них присоединиться ко мне и выступить против действий капитана, но они отказались, опасаясь потерять работу.

За день или два, перед тем как судно вошло в порт, капитан вызвал к себе кадета, который был на вахте, когда пускали ракеты. Они разговаривали примерно три четверти часа. Позднее кадет заявил, что никаких ракет не видел.

Я уверен, что «Калифорниан» был удален от «Титаника» не на двадцать миль, как утверждают офицеры, а меньше. Я бы не увидел его, если бы мы были на расстоянии более десяти миль, а я видел его очень отчетливо.

Я не испытываю ни к капитану, ни к кому-либо из офицеров никакой неприязни и, делая это заявление, хочу одного — чтобы расследование было справедливым. Я пришел к выводу, и это мое убеждение, что капитан, не захотевший или не сумевший оказать помощь судну, попавшему в беду, не имеет права заставлять молчать других». Подписали Эрнест Гилл и нотариус Сэмьюэл Патнам.

Редакция газеты «Бостон америкэн» в тот же вечер передала сенатору Смиту полный текст заявления Гилла. На следующий день, то есть 25 апреля, «Бостон америкэн» опубликовала это заявление вместе с комментарием, в котором указывалось, что Гилл подтвердил его в присутствии четырех членов команды, и, кроме того, оно было подтверждено в доверительной беседе, состоявшейся у работников редакции с одним из офицеров «Калифорниан». Имена этих четырех членов команды и офицера опубликованы не были. «Калифорниан», писала «Бостон америкэн», «и был тем судном, которое видели с «Титаника» и которое не ответило на его сигналы бедствия. Капитан Лорд считал, что это небольшое судно, и решил не подвергать свое собственное опасности, двигаясь ночью во льдах».

Сенатор Смит еще раньше намеревался вызвать в подкомитет капитана Лорда и его радиста Сирила Ф. Эванса для дачи показаний относительно предупреждений о ледовой опасности, которые «Калифорниан» направил «Титанику». Теперь он вызвал и Эрнеста Гилла.

Лорд, Эванс и Гилл прибыли в Вашингтон в час дня в пятницу 26 апреля. Вначале сенатор Смит опасался, как бы заявление Гилла не стало еще одним в ряду сенсационных утверждений, которые при ближайшем рассмотрении оказывались очень далекими от истины, а потому решил сначала поговорить с Гиллом в частном порядке. Ему хотелось составить представление о достоверности утверждений Гилла, чтобы в случае, если все окажется вымыслом, не утруждать весь подкомитет и не ставить в затруднительное положение. Поэтому он вызвал Гилла для беседы в свой кабинет. Помощник механика решительно настаивал на том, что все изложенное им — чистая правда. Тогда Смит спросил его, сколько ему заплатили в «Бостон америкэн». Гилл, не колеблясь, назвал сумму 500 долларов и объяснил, что ему обязаны были заплатить, поскольку, как он считал, стоит капитану узнать о его заявлении, как он уволит его, и ему нужны будут какие-то деньги, прежде чем он найдет работу. Уильяма Олдена Смита беседа удовлетворила настолько, что через двадцать минут он проводил Гилла в помещение, где проходило заседание, для дачи официальных свидетельских показаний. Гилл повторил все, что он изложил в своем заявлении, не изменив ни слова даже в ходе детального допроса, который учинил ему сенатор Флетчер.

После Гилла давал показания капитан Стэнли Лорд. Вначале сенатор Смит расспрашивал о его опыте плавания во льдах, о мерах, которые тот предпринимает в подобной ситуации, и о том, что конкретно было сделано им в ту трагическую ночь. Лорд отвечал спокойно, несколько монотонно, совершенно конкретно и охотно давал объяснения всему, что интересовало сенатора. Было ясно, что капитан Лорд — весьма опытный и осмотрительный моряк. Но присутствовавшие уже выслушали заявление помощника механика Гилла, а потому всем не давал покоя один и тот же вопрос: честен ли капитан Лорд?

Сенатор Смит перешел к делу. Он начал с радиограммы, которую Лорд распорядился передать на «Титаник» в 22.50 в воскресенье 14 апреля и в которой сообщал, что «Калифорниан» остановился перед ледяным полем.

Смит. Когда вы сообщили «Титанику» о своем положении и какими соображениями руководствовались?

Лорд. Это было только долгом вежливости. Я был уверен, что «Титаник» далеко от места, где находились мы. Я и не предполагал, что он так близко от льда. Судя по всему, он должен был быть милях в 18-19 южнее нас. Я не мог даже предположить, что лед простирался так далеко на юг.

Смит. Но вы передали ему эту информацию?

Лорд. Только из вежливости. Мы всегда передаем такие сообщения, когда случается что-то подобное.

Смит. Капитан Лорд, чтобы несколько прояснить дело, каковы были ваши координаты на 22.50 в воскресенье 14 апреля?

Лорд. Они были теми же, что и тогда, когда мы остановились в 22.21, то есть 42° 05' северной широты и 50° 07' западной долготы.

Смит. После остановки ваши координаты не менялись?

Лорд. Нет.

Смит. В течение какого времени?

Лорд. До 5.15 утра 15 апреля, когда заработали машины и мы дали ход.

Смит. У вас есть какие-нибудь собственные соображения по поводу катастрофы «Титаника»? Вы видели его в воскресенье?

Лорд. Нет, сэр.

Смит. А его сигналы?

Лорд. Только не «Титаника».

Смит. «Титаник» находился вне пределов вашей видимости?

Лорд. Я думаю, он был удален от нас на 19—20 миль.

Смит. Сколько времени прошло, прежде чем в понедельник утром вы достигли места катастрофы?

Лорд (заглянув в судовой журнал). 6.00 — мы идем малым ходом, преодолевая массы льда, 6.20 — оказываемся за пределами самого большого скопления льдов, продолжаем идти через ледовую массу полным ходом, 8.30 — ложимся в дрейф неподалеку от «Карпатии».

Смит. Значит, с шести часов вы шли в направлении «Титаника» два с половиной часа?

Лорд. Да, сэр.

Задав еще несколько вопросов, сенатор начал интересоваться работой радиотелеграфиста «Калифорниан».

Смит. Когда вы обнаруживаете, что находитесь вблизи льда, устанавливается ли вами или кем-либо другим конкретное время вахты радиотелеграфиста?

Лорд. Нет.

Смит. Допустим, ваш радист был бы на месте, когда «Титаник» посылал сигналы бедствия, услышанные «Карпатией» и другими судами. Узнало бы ваше судно о положении «Титаника»? Я хочу сказать, поймала бы ваша радиостанция эти сообщения?

Лорд. С предельной вероятностью.

В допрос включился другой член следственного подкомитета, сенатор Флетчер.

Флетчер. Если бы радист «Калифорниан», находясь на вахте, поймал сигнал бедствия «Титаника», поднял бы он тревогу?

Лорд. Да.

Флетчер. И вы пошли бы на помощь «Титанику» в ту же минуту?

Лорд. Безусловно.

Вновь вопрос сенатора Смита.

Смит. Капитан, вы заметили в воскресенье ночью какие-нибудь сигналы бедствия, огни или световые сигналы Морзе?

Лорд. Нет, сэр, не заметил. Вахтенный офицер видел какие-то сигналы, но сказал, что они не были сигналами бедствия.

Смит. Не были сигналами бедствия?

Лорд. Не были.

Смит. Но он говорил вам о них?

Капитан Лорд уже знал, конечно, в чем обвиняет его помощник механика Гилл, и понял, что наступила кульминация допроса. Поэтому он предложил изложить все по порядку. Смит согласился, и Лорд спокойным деловым тоном преподнес свою версию событий:

— Когда в половине десятого вечера я уходил с мостика, то сказал вахтенному офицеру, что, как мне кажется, я видел огонь. Ночь была необычная, очень звездная, и мы все время принимали звезды за судовые огни. Трудно было определить, где кончается небо и начинается абсолютно спокойная водная поверхность. Вахтенный офицер считал, что это была звезда. Я ничего не сказал и пошел вниз. По дороге поговорил со старшим механиком, и в это время мы увидели, что огни стали приближаться. Примерно в половине одиннадцатого судно остановилось недалеко от нас, и я уверен, что до четверти второго ночи оно находилось на расстоянии примерно четырех миль. Мы все отчетливо его видели, я имею в виду огни. Мы попытались вызвать его сигнальным фонарем, но оно не ответило. Это было между 23.30 и 23.40. Мы снова попытались вызвать его в десять минут первого ночи, потом в половине первого, без четверти час и в час ночи. У меня очень мощный сигнальный фонарь. Думаю, его видно на расстоянии до десяти миль. А это судно находилось от нас примерно в четырех милях и никак не реагировало. Когда в полночь или минут десять первого на мостике появился второй помощник, я приказал ему наблюдать за стоявшим судном и обратил внимание на лед, окружавший нас. Без двадцати час я спросил вахтенного офицера в переговорную трубу, не приблизилось ли судно. Он ответил: «Нет». Я сказал: «Я ненадолго лягу». В четверть второго вахтенный офицер сообщил мне: «Мне кажется, они пустили ракету». Затем добавил: «Они не отвечают на наши сигналы и начинают удаляться». Я приказал: «Вызовите судно снова и сообщите мне его название». Вахтенный офицер, видимо, принялся выполнять приказание, потому что я услышал, как заработали створки фонаря. Потом я уснул.

Капитан, вероятно, посчитал, что этого достаточно, и посмотрел на членов подкомитета в ожидании новых вопросов. Сенатор Смит сразу же включился в работу.

Смит. Вы ничего больше уже не слышали?

Лорд. Больше ничего, только смутно вспоминаю, что в интервале между этим временем и половиной четвертого утра в дверь каюты заглянул кадет и что-то доложил. Я спросил: «Что случилось?» Он ответил, но я не расслышал и снова заснул. Думаю, он сообщил мне, что неизвестное судно ушло на юго-запад; перед этим было видно несколько вспышек или белых ракет.

Смит. Капитан, световые сигналы Морзе — это язык, с помощью которого переговариваются суда?

Лорд. Да, сэр, ночью.

Смит. А используемые для этих целей сигналы ракетами понятны морякам?

Лорд. Вы говорите о ракетах — сигналах бедствия?

Смит. Да.

Лорд. Конечно, мы никогда не спутаем ракеты — сигналы бедствия.

Смит. Допустим, что «Титаник» после столкновения с айсбергом каждые полчаса или три четверти часа сигнализировал прожектором и пускал сигнальные ракеты. Могли бы вы, учитывая координаты, в которых находился «Титаник», и ночь, какая была в воскресенье, увидеть эти сигналы?

Лорд. Увидеть его световые сигналы мы не могли, это абсолютно исключено.

Смит. А ракеты?

Лорд. Думаю, нет. Девятнадцать с половиной миль — это большое расстояние. Судно было далеко на горизонте, и ракеты легко можно было принять за падающую звезду или что-то другое.

После этого сенатор Флетчер стал подробно расспрашивать Лорда о судне, которое они видели с мостика «Калифорниан».

Флетчер. Вы можете сказать, какого типа было это судно?

Лорд. Вахтенный офицер, кадет и я сам, перед тем как уйти в штурманскую рубку, считали, что это обычное грузовое судно.

Флетчер. Вы видели трубы?

Лорд. Нет, сэр. На нем был один топовый и один зеленый огонь, которые я видел с самого начала.

Флетчер. Вы не слышали сирены или шума спускаемого пара?

Лорд. Нет, сэр.

Допрос вновь стал вести сенатор Смит.

Смит. Сенатор Флетчер спрашивал вас о судне, которое в воскресенье ночью остановилось недалеко от вас?

Лорд. Да, сэр.

Смит. Вам что-нибудь известно, что это было за судно?

Лорд. Ни в коем случае. На рассвете примерно в восьми милях к юго-востоку от нас мы увидели судно с желтой трубой. Оно находилось в координатах, откуда ночью ушло то судно, с которым мы пытались связаться.

Смит. Вы считаете, что это было одно и то же судно?

Лорд. Я бы не сказал. У судна, которое мы видели в половине двенадцатого ночи, был только один топовый огонь.

Смит. Есть ли еще какие-нибудь записи в судовом журнале, который вы держите в руках, или вам известно еще что-то, что вы могли бы рассказать и что помогло бы подкомитету в расследовании причин катастрофы «Титаника»?

Лорд. Нет, сэр, ничего…

На этом допрос капитана Лорда подкомитетом сената Соединенных Штатов закончился. Лорд вернулся в Бостон на свое судно, но он и представить себе не мог, какая беда ему грозит.

После него место свидетеля занял двадцатилетний радист «Калифорниан» Сирил Эванс. Он рассказал о радиообмене с «Титаником», то есть о предупреждении, отправленном в воскресенье днем судну «Антиллиан», прием которого «Титаник» подтвердил «Калифорниан», и о последнем разговоре с «Титаником» около одиннадцати часов вечера, когда после первых же слов Эванса радист «Титаника» потребовал, чтобы тот замолчал, поскольку мешает его связи с мысом Рейс. Эванс давал показания в полнейшей тишине. Он подтвердил, что слышал сигналы «Титаника» до половины двенадцатого ночи, а потом снял наушники, выключил станцию и ушел спать. Поскольку часы на «Калифорниан» отставали от часов на «Титанике» примерно на десять минут, всех собравшихся в зале заседания охватил ужас: по трагическому стечению обстоятельств Эванс выключил станцию практически в минуту катастрофы («Титаник» наскочил на айсберг в 23.40).

— Когда вы проснулись? — спросил Смит.

— Около половины четвертого утра по нью-йоркскому времени, — ответил Эванс. — Часы на «Калифорниан» показывали 5 часов 25 минут.

— Кто вас разбудил? — продолжал Смит.

— Старший помощник. Он сказал: «Какое-то судно ночью пускало ракеты. Пожалуйста, послушайте, что творится в эфире».

После этого Смит задал вопрос, который никому не давал покоя:

— Как вы думаете, почему вас не разбудили, когда впервые заметили ракеты?

— Не знаю, сэр, — ответил Эванс.

Потом Смит и другие члены подкомитета начали спрашивать Эванса о том, известно ли ему из разговоров остальных членов команды, что капитан Лорд был проинформирован о ракетах, и если да, то как он к этому относится. Сразу же стало ясно, что радист пытается не подвести капитана. Тем не менее ему все-таки пришлось признать, что, когда они шли в Бостон, среди команды велись разговоры о том, что капитану докладывали о ракетах по меньшей мере три раза. Своими показаниями радист Эванс достиг результата, к которому вовсе не стремился: он убедил следственный подкомитет, что команда с действиями капитана не согласна и придает сигнальным ракетам большое значение. Из показаний Эванса следовало, что по крайней мере один из офицеров «Калифорниан», а именно старший помощник Джордж Фредерик Стьюарт, в отличие от капитана был обеспокоен всем происходящим, о чем ясно дал понять радисту, когда разбудил его рано утром.

И еще одно обстоятельство, по мнению сенатора Смита и других членов подкомитета, очень усугубляло положение капитана Лорда. В судовом журнале не было даже упоминания о том, что на «Калифорниан» в ночь с 14 на 15 апреля видели ракеты таинственного судна, находившегося поблизости. Было известно, что и в беседах с журналистами капитан не упоминал о ракетах, а когда о них заговорили некоторые члены команды, он подверг это сомнению.

Утром 15 апреля Джордж Стьюарт обязан был занести в судовой журнал все данные, касающиеся местоположения судна и других событий, о которых докладывали вахтенные офицеры, поскольку это было его ежедневной обязанностью. Но, как оказалось, после перенесения всех данных из чернового журнала в судовой некоторые страницы чернового журнала исчезли.

В судовом журнале «Калифорниан» об увиденных ракетах не было ни слова. Поскольку подлинные записи были уничтожены, не представлялось возможным проверить, были ли там упоминания о ракетах. Вероятно, Стьюарт не внес эти записи в судовой журнал умышленно. Это обстоятельство, так и оставшееся невыясненным, имело большое значение для выводов подкомитета Смита и явилось еще одним доказательством, что капитан Лорд и его офицеры пытались уйти от ответственности за то, что не отреагировали на сигналы бедствия тонущего «Титаника». Вот почему упоминание о ракетах в судовом журнале отсутствовало.

Несмотря на то что подкомитет, кроме капитана Лорда, заслушал только двух членов команды «Калифорниан», сенатор Смит и его коллеги полагали, что узнали достаточно: капитан «Калифорниан» отдавал себе отчет, что в ту ночь в районе Большой Ньюфаундлендской банки навигационные условия были очень опасными; на «Калифорниан» видели восемь ракет, то есть столько, сколько выпустил с тонущего «Титаника» четвертый помощник Боксхолл; капитана «Калифорниан» совершенно определенно дважды поставили в известность о ракетах, а возможно, и трижды, но он лег спать в штурманской рубке и отдал вахтенному офицеру единственное распоряжение — продолжать попытки установить связь с судном, находившимся в пределах видимости. И, что самое важное, он не приказал разбудить радиста, чтобы тот выяснил, что же, собственно, происходит.

После членов команды «Калифорниан» был допрошен Джеймс Генри Мур, капитан судна «Маунт Темпль» компании «Канадиан пасифик», одного из судов, спешивших на помощь «Титанику». Капитан Мур проработал на море тридцать два года, из них двадцать семь — на североатлантических линиях. Это был опытный и осмотрительный моряк, о котором было известно, что он всегда, не колеблясь, менял курс своего судна, если оказывался во льдах, хотя это и увеличивало продолжительность рейса. Мур строго придерживался указаний своей компании, запрещавшей плавание среди льдов. Ночью 15 апреля (в половине первого по судовому времени и в четверть первого по времени «Титаника») радиостанция «Маунт Темпля» поймала сигналы бедствия. «Маунт Темпль», судно вместимостью 6661 брт, в эту минуту находился в координатах 41° 25' северной широты и 51° 14' западной долготы, то есть был западнее «Титаника» и шел западным курсом.

Смит. Что вы предприняли, когда получили эту радиограмму?

Мур. Я тут же приказал второму помощнику повернуть судно на северо-восток и приготовить карту. Объяснив ему, в чем дело, я оделся и побежал в штурманскую рубку, где мы определили наши координаты… Затем сообщил старшему механику, что «Титаник» посылает сигналы бедствия, и попросил его «раскочегарить» кочегаров и, если будет нужно, дать им по глотку рома. Прежде чем мы легли на новый курс, я получил последние координаты «Титаника», согласно которым он был на десять миль восточнее, и подправил курс.

Смит. Когда вы получили его координаты, как далеко он был от вас?

Мур. Примерно в 49 милях, сэр.

Смит. Какой была скорость судна, когда оно шло самым полным ходом?

Мур. Думаю, одиннадцать с половиной узлов…

Примерно через три часа «Маунт Темпль» оказался перед большим скоплением льда. Капитан Мур приказал застопорить машины, вдвое увеличил число впередсмотрящих в «вороньем гнезде», а четвертого помощника отправил на нос следить за ситуацией перед судном.

Мур. В 3.25 судового времени мы легли в дрейф… Думаю, что в этот момент мы находились примерно в 14 милях от «Титаника».

Смит. Было темно или уже светало?

Мур. Было еще темно, сэр. Я остановил судно. Хочу сказать, что перед этим я разошелся со шхуной или с каким-то небольшим судном. Мне пришлось изменить курс, а потом показалось, что его огонь погас.

Смит. Вам показалось, что огонь этой шхуны погас?

Мур. Да, сэр… Это судно оказалось почти перед нами, и я тут же приказал отвернуть вправо…

Смит. Она действительно шла оттуда, где находился «Титаник»?

Мур. Откуда-то из того района, сэр.

Смит. Пытались ли вы установить связь со шхуной и видели ли кого-нибудь на палубе?

Мур. Нет, сэр, было темно.

Смит. Вы думаете, эта шхуна была неподалеку от «Титаника»?

Мур. Думаю, что она была рядом с нами, поэтому мне и пришлось дать задний ход, чтобы избежать столкновения с ней.

Смит. Что вы сделали после того, как разошлись со шхуной?

Мур. Я вернулся на прежний курс, сэр.

Своими последующими вопросами сенатор пытался как можно точнее установить, действительно ли шхуна проходила вблизи координат, указанных «Титаником», с какой скоростью она шла, насколько, по мнению Мура, была удалена от «Титаника» и когда точно ее заметили с «Маунт Темпля».

Смит. Я хочу выяснить следующее: один или два офицера «Титаника» показали, что после столкновения с айсбергом они воспользовались световыми сигналами Морзе и ракетами, чтобы призвать на помощь. Пока они пускали ракеты и сигнализировали прожектором, они видели перед собой огни, удаленные от «Титаника» не более чем на пять миль. Я пытаюсь найти ответ на вопрос: что это были за огни, которые они видели?

Разгадку предложил Мур, чей ответ, как и его предыдущее упоминание о шхуне, о которой никто до сих пор не имел ни малейшего представления, вызвал в зале заседания повышенный интерес.

Мур. Это могли быть огни грузового судна, шедшего перед нами. Когда мы повернули, оно оказалось слева по носу.

Смит. Оно шло в том же направлении?

Мур. Почти в том же. Мы продолжали двигаться вперед, оно перед нами, а потом оно оказалось справа от нас.

Смит. Вы сами видели это судно?

Мур. Конечно. Я все время находился на мостике.

Смит. Вы связались с ним по радио?

Мур. Думаю, на нем не было никакого радио. Я уверен в этом, потому что днем подошел к нему достаточно близко.

Смит. Как велико оно было?

Мур. Я бы сказал, 4000-5000 тонн.

Смит. Вы подошли к судну, о котором говорите, настолько близко, что могли определить, откуда оно?

Мур. Нет, я не установил его названия. Думаю, это было иностранное судно, сэр. Не английское…

Смит. Вы были достаточно близко, чтобы увидеть его трубу. Она была какого-то особого цвета?

Мур. Если мне не изменяет память, она была черной.

Смит. Могли ли вы ближе подойти к месту гибели «Титаника»?

Мур. В 3.25 я застопорил машины и попытался на малой скорости обойти ледяное поле. Было очень темно, и из-за льдов нельзя было идти полным ходом… Я вышел к точке, указанной «Титаником», в 4.30 утра.

Смит. Было ли там в это время какое-нибудь другое судно?

Мур. Ни одного, за исключением того грузового, сэр.

Смит. Когда вы достигли этой точки, что вы увидели и что предприняли?

Мур. Мы увидели к востоку большое скопление льда — прямо по нашему курсу… Я посоветовался с офицерами относительно ширины ледяного поля. Один сказал — пять миль, другой — шесть… Оно тянулось с севера на юг, насколько хватал глаз.

Смит. Миль на двадцать или больше?

Мур. Я бы сказал, миль на двадцать, а может быть, больше. Это было ледяное поле и дрейфующие айсберги…

Смит. Вы долго оставались в этих координатах?

Мур. Мы искали, где бы пересечь это поле, поскольку я опасался, что лед слишком заторошен… Мы искали проход, и я понял, что «Титаник» погиб.

Смит. Некоторые пассажиры вашего судна утверждают, что в воскресенье около полуночи они видели ракеты, которые пускали с «Титаника». Вы слышали что-нибудь об этом?

Мур. Я читал об этом в газетах, сэр. Но мне что-то не верится, чтобы в полночь кто-нибудь из пассажиров был на палубе. Я даже убежден в этом.

Смит. Вы хотите сказать, что в воскресенье ночью или в понедельник утром вы не заметили никаких световых сигналов с «Титаника»?

Мур. Могу присягнуть, что мы не видели никаких сигналов, ни я, ни один из офицеров на мостике. Я ничего не видел, даже не знал точно, где находится «Титаник». Я думаю, что в конце концов он находился восточнее того места, координаты которого сообщил. В этом я убежден.

Смит. Почему вы так думаете?

Капитан Мур подробно объяснил, что в понедельник, когда они достигли точки с координатами, указанными в радиограмме, переданной с «Титаника», и оказались перед огромным ледяным полем шириной в несколько миль, четвертый помощник, прекрасный штурман и обладатель диплома «Экстра Мастер», дважды определил местоположение «Маунт Темпля» по солнцу. Поскольку «Титаник» не мог ночью преодолеть ледяное поле, истинное место его гибели должно быть на другой, восточной, стороне поля; значит, координаты, переданные радистом Филлипсом, были неточными, и на самом деле «Титаник» должен был находиться на несколько миль дальше к юго-востоку. Около шести часов утра у восточной стороны ледяного поля Мур видел «Карпатию», поднимавшую на борт пострадавших. Еще он добавил, что спустя два часа видел судно с желтой трубой; как оказалось, это было русское судно «Бирма».

На этом допрос капитана Мура закончился. Но он позволил установить несколько важных моментов: с одной стороны, Мур сообщил о присутствии вблизи места катастрофы двух до сих пор неизвестных судов, с другой — поставил под сомнение точность координат «Титаника», переданных в эфир вместе с сигналами бедствия. Но капитан «Карпатии» Рострон заявил, что координаты «Титаника» были абсолютно верными, поскольку он, руководствуясь ими, вышел непосредственно к месту трагедии, где и подобрал спасательные шлюпки с погибшего судна.

В понедельник 29 апреля сенатор Смит попытался развеять возникшие сомнения, допросив еще раз четвертого помощника капитана «Титаника» Дж. Боксхолла, который сразу же после столкновения с айсбергом по приказу капитана Смита вычислил координаты и тотчас же передал их радисту Филлипсу. Когда Боксхолл ознакомился с утверждением капитана Мура, он заявил:

— Я не знаю, что сказать. Наши координаты мне известны точно, поскольку я сам их рассчитал и знаю, что они были правильными… Я их вычислил по звездам, высоту которых в тот вечер определил мистер Лайтоллер…

Ни сенатор Смит, ни его коллеги, ни эксперты не стали глубже вникать в возникшую проблему. И прежде всего не было уточнено, с какой скоростью за несколько часов до столкновения шел «Титаник», а это имело решающее значение. Ведь Боксхолл, делая расчеты, исходил из того, что скорость «Титаника» 22-22,5 узла. Таким образом, спорный вопрос так и остался невыясненным, и все последующие десятилетия преобладала точка зрения, что координаты, переданные «Титаником», были определены правильно и действительно обозначают место его гибели. Сомнений в правильности расчетов Боксхолла не возникло и у лондонской следственной комиссии лорда Мерси.

Результаты допроса капитана Лорда и двух членов экипажа «Калифорниан» вызвали у американской общественности и в печати огромное возмущение. Спасшиеся члены команды «Титаника» и пассажиры еще до этого говорили о неизвестном судне, которое находилось в зоне видимости тонущего «Титаника» и не реагировало на отчаянные сигналы бедствия. Теперь это судно было обнаружено. Поведение капитана «Калифорниан» осуждалось с такой же силой, как и поведение Брюса Исмея, а возможно, и сильнее. Сенатор Смит хорошо это понимал. Однако, не будучи моряком, он не в состоянии был занять самостоятельную позицию и обратился за советом к специалисту, капитану Джону Наппу из Гидрографического управления военно-морского флота, который внимательно следил за ходом сенатского расследования. Свидетели с «Титаника», за небольшим исключением, утверждали, что неизвестное судно было удалено от них максимум на пять миль, а капитан Лорд заявлял, что видел лишь небольшое грузовое судно. «Титаник» же должен был быть удален от «Калифорниан» минимум на девятнадцать миль. Такое утверждение требовало профессиональной оценки. Капитан Напп почти три недели провел над расчетами и вычерчиванием карт и планов ледяного поля, а также определением местоположений «Титаника» и «Калифорниан». Его выводы открыли путь лавине вопросов, которую привел в движение помощник механика Эрнест Гилл. Напп заявил:

— Сведения, полученные в ходе заседаний подкомитета, и показания свидетелей позволяют сделать вывод, что если в указанное время между «Титаником» и «Калифорниан» и присутствовало какое-то судно, то оно не было замечено ни одним из судов, оказавшихся на следующее утро на месте катастрофы, и даже Гидрографическому управлению не было сделано никакого заявления, в котором указывалось бы на присутствие какого-либо судна в районе катастрофы. Изучение показаний не дает оснований утверждать, что в этих водах присутствовало третье судно, поскольку никаких судов на следующее утро не было замечено другими судами или людьми в спасательных шлюпках.

Далее Напп разъяснил, что в ситуации, когда все показания сходятся на том, что западнее объявленных координат «Титаника» и «Калифорниан» располагался непреодолимый ледовый барьер, он не считает достоверным утверждение капитана Лорда, что судно, которое он видел, шло той ночью в западном направлении, затем остановилось и потом продолжило путь на запад. Не существует и свидетельств о судне, которое сначала шло на запад, а потом из-за ледового барьера изменило курс и пошло на восток. Никто такого судна не видел. Кроме того, Напп полностью проигнорировал упоминание Лорда о судне с желтой трубой, которое якобы видели с «Калифорниан» утром 15 апреля. Экспертиза Наппа завершалась определенным выводом: «Титаник» должен был находиться в семи милях от «Калифорниан», то есть значительно ближе, чем утверждал капитан Лорд. Судно, которое видели с «Титаника», — «Калифорниан», а судно, которое наблюдали с «Калифорниан», — «Титаник». Капитан Напп был признанным авторитетом, поэтому ни сенатор Смит, ни другие члены подкомитета не усомнились в достоверности его выводов.

Расследование катастрофы «Титаника» продолжалось в Вашингтоне уже восемь дней, и сенатор Уильям Олден Смит, на котором лежала главная ответственность за его успешный исход, смертельно устал. Он похудел на шесть килограммов и спал не более четырех часов в сутки. Полученные результаты доставили ему только разочарование. Несмотря на то что он стремился получить максимально точную и детальную картину обстоятельств гибели гигантского судна, у него не было того, чего он хотел достичь в первую очередь: у него не было доказательств, которые по закону Хартера позволили бы привлечь к ответственности за катастрофу трест Моргана. Штудируя по ночам морское право, Смит пришел к выводу, что «Интернэшнл меркантайл марин К» избежит наказания, а американские граждане, пострадавшие в связи с катастрофой «Титаника», компенсации не получат. Он установил, что современные поправки к законам, касающиеся ущерба, нанесенного частным лицам в результате небрежной эксплуатации торговых судов, совершенно недостаточны, и, хотя житейская логика считает их применение обязательным, согласно действующему американскому праву, они отнюдь не обязательно должны привести к наказанию виновных. Например, вообще отсутствовали правила, определяющие, с какой скоростью должны идти пассажирские суда в ледовой обстановке. Что касается тренировок команды в обращении со спасательными шлюпками, то закон о торговом судоходстве требовал лишь наличия записи в судовом журнале о каждой тренировке. Ряд факторов в случае с «Титаником», бесспорно, сыграл свою роль, что и привело к большим человеческим жертвам. Однако недостаточное количество спасательных шлюпок, отсутствие биноклей у впередсмотрящих, малое число тренировок команды, неудовлетворительная организация спасательных работ — все это по законодательству, действовавшему в 1912 году, не считалось юридически наказуемой небрежностью. Смит был достаточно опытным юристом, чтобы понять — при таком положении дел он бессилен против гигантского треста Моргана.

29 апреля Смит сообщил, что допросы членов команды «Титаника» закончены и все могут вернуться в Англию. Но одного англичанина он все-таки задержал еще на один день — Брюса Исмея. И хотя самые серьезные обвинения, выдвигаемые против генерального директора «Уайт стар лайн», оказались необоснованными или преувеличенными, в глазах американской общественности он продолжал оставаться одним из главных виновников трагедии. Рядовой американец, в отличие от сенатора Смита, не располагал полной информацией, всем спектром обстоятельств, которые привели к катастрофе, а потому продолжал приписывать Исмею роль злодея, и эту точку зрения разделяли не только простые американцы. Например, видный историк того времени Брукс Адамс направил одному из членов подкомитета, сенатору Ньюлендсу, письмо, в котором писал:

«Исмей ответственен за обеспеченность «Титаника» спасательными шлюпками, ответственен за поведение капитана, который столь несерьезно отнесся к своим обязанностям, он ответственен за слабую дисциплину команды. Несмотря на все это, сам он спасся, позволив погибнуть полутора тысячам мужчин и женщин. Я не знаю в недавней истории примера столь трусливого и одновременно столь бессердечного поведения. Единственное, что он мог бы сделать в доказательство своей честности и искренности, — это пожертвовать своей жизнью. Надеюсь, господа, вы ясно выскажетесь по этому поводу и найдете способ помешать в дальнейшем контролировать пассажирские суда таким людям».

Но сенатор Смит понимал, что нельзя судить о делах столь предвзято и категорично, как это делает Брукс Адамс. Исмея нельзя поставить к позорному столбу за стремление достичь рекорда в скорости в первом плавании «Титаника». Огромное судно строили как роскошный плавучий дворец, а не как скоростное судно. Кроме того, «Титаник» и не мог конкурировать в скорости с изящной «Мавританией». Исмей отверг обвинения в том, что оказывал давление на капитана Смита с целью заставить его увеличить скорость. Пассажирка I класса миссис Райерсон, сразу же сообщившая журналистам о словах Исмея в тот роковой вечер: «…разведут пары во всех котлах, и пойдем на такой скорости, чтобы как можно скорее выбраться из ледяного поля», — отказалась повторить их под присягой. Исмею очень помогли и показания Рострона, который категорически заявил подкомитету, что никогда не слышал о том, чтобы на судах компании «Кунард» или другой крупной компании представитель компании, находящийся на судне, во время плавания отдавал какие-либо приказания капитану; он всего лишь один из пассажиров. То же подтвердил и Инмэн Силби, бывший капитан судна «Рипаблик» компании «Уайт стар лайн»: «У меня есть опыт: пока судно в море, владелец «Уайт стар лайн» не может давать и не дает капитану никаких рекомендаций… Я не могу поверить, чтобы господин Исмей посягал на полномочия капитана Смита».

Американский писатель Уин Крейг Уэйд в своей большой книге о «Титанике» написал: «Другим обстоятельством, следовавшим из показаний свидетелей, явилось то, что Исмей помогал сажать людей в шлюпки и пытался довести до сведения офицеров всю серьезность положения — обязанность, которой капитан Смит пренебрег. Исмей покинул судно не с первой шлюпкой, а с одной из последних и прыгнул в нее, когда ее уже спустили. Так же поступили и другие мужчины из I класса, и Исмей всегда подчеркивал, что был на судне только пассажиром… Но никто не подверг критике остальных мужчин из I класса, которые спаслись. Избрали одного Исмея и осудили его за неджентльменское поведение, потому что он отказался утонуть вместе с «Титаником». В конце концов на директора «Уайт стар лайн» возложили позор всех мужчин, оставшихся в живых… В интересах общественного спокойствия сенатор Смит посчитал необходимым задержать Исмея еще на один день, чтобы опровергнуть все слухи».

Итак, Брюс Исмей вновь предстал перед следственным подкомитетом. Смит вернулся к радиограммам «Карпатии», перехваченным радиостанциями военно-морского флота, из которых явствовало, что Исмей вместе с членами команды «Титаника» намеревался по возможности сразу же вернуться в Англию. И хотя идея задержать «Седрик» до прибытия «Карпатии» в Нью-Йорк принадлежала Лайтоллеру, Исмей не собирался уклоняться от ответственности. Он заявил, что одобрил этот план, и для ясности добавил:

— Постарайтесь понять, в то время у меня не было ни малейшего представления, как будет проходить расследование.

Смит спросил:

— Когда вы в первый раз узнали о расследовании?

— За пять минут до того, как встретился с вами, сэр, — ответил Исмей, имея в виду приход Смита на палубу «Карпатии».

После этого Смит перешел к обсуждению проблемы скорости «Титаника».

Смит. Не стремились ли вы к более высокой скорости и не хотели ли с этой целью повысить мощность судовых машин?

Исмей. Нет, сэр. Мы не предполагали, что «Титаник» достигнет более высокой скорости, чем «Олимпик».

Смит. Вы не разговаривали с капитаном Смитом по поводу скорости судна?

Исмей. Никогда, сэр.

Смит. Оказывали ли вы какое-нибудь давление на капитана, чтобы он увеличил скорость?

Исмей. Нет, сэр.

Смит. А вы не знаете, чтобы кто-нибудь другой принуждал его увеличить скорость?

Исмей. Нельзя себе представить, чтобы на судне могло произойти нечто подобное.

Смит. Что вы можете сказать, мистер Исмей, по поводу того, как с вами обращался подкомитет, пока вы должны были подчиняться нашим указаниям?

Исмей. Разумеется, я был разочарован, когда мне не разрешили вернуться домой, но я абсолютно убежден, что у вас были для этого веские основания.

Смит. Теперь вы согласны с тем, что это было самым разумным решением?

Исмей. Думаю, учитывая обстоятельства, да.

Смит. И даже в моем отказе разрешить вам вернуться вы не усматриваете неучтивости?

Исмей. Конечно, нет, сэр.

Еще недавно гордый и самоуверенный лондонский магнат изменился до неузнаваемости. Трагедия «Титаника» и нелегкие дни, последовавшие за ней, вынужденное пребывание в чужой стране, подчинение иностранному следственному трибуналу и гнетущая враждебная атмосфера лишили его самонадеянности. Вероятно, прав был английский писатель, заметивший, что высокомерие и неприступность Исмея были всего лишь оболочкой, за которой скрывалась чувствительная и легкоранимая натура. Душевные силы одного из ведущих судовладельцев мира были на исходе. Во вторник 30 апреля он покинул Соединенные Штаты. А на родине его уже ждал новый следственный трибунал.

В тот же день, когда Исмей отплывал на родину, в канадский порт Галифакс вернулось судно «Маккей-Беннетт», которое компания «Уайт стар лайн» 17 апреля направила в район гибели «Титаника» для поиска пострадавших. Конечно, оно никого уже не застало в живых и обнаружило только 306 трупов. Прежде чем впередсмотрящие «Маккей-Беннетт» заметили их, они увидели на воде огромную стаю чаек. Все тела находились в вертикальном положении и были окружены массой мелких обломков. Некоторые все еще сжимали в руках предметы, за которые ухватились в последнюю минуту.

Несколько позже установили, почему суда, подошедшие утром 15 апреля к месту катастрофы, не нашли ни одного трупа, хотя в момент гибели «Титаника» в воду бросилось около тысячи человек. Мертвые тела окружили льдины, и Гольфстрим отнес их от места трагедии на северо-восток. Ни одно судно не решилось подойти слишком близко к ледяному полю. Морское течение и льдины рассеяли тела несчастных на большом пространстве. 116 трупов команда «Маккей-Беннетт» погребла в море, остальных уложили в гробы и доставили в Галифакс. Со всех концов Соединенных Штатов в галифакские морги съехались члены семей, не нашедшие своих родственников среди спасенных пассажиров «Титаника». Президент Тафт направил в Галифакс сотрудника военного министерства, чтобы тот установил, нет ли среди трупов тела майора Арчибальда Батта. Его не оказалось и там.

Когда с «Маккей-Беннетт» по радиотелеграфу пришло сообщение об обнаружении нескольких сотен трупов, «Уайт стар лайн» направила на помощь из Галифакса судно «Миния». После недельных поисков «Миния» нашла еще семнадцать трупов в 45 милях от места гибели «Титаника». 6 мая «Уайт стар лайн» из канадского порта Сорель с той же целью отправила судно «Монтмэгни», которое обнаружило еще четыре трупа. А 15 мая компания наняла четвертое судно, «Альджерина», которое вышло из порта Сент-Джонс на острове Ньюфаундленд. Оно нашло лишь одно мертвое тело. Суда, проводившие поиски по указанию «Уайт стар лайн», нашли всего 328 тел, но не смогли осмотреть весь район Северной Атлантики, и еще в течение нескольких недель суда, проходившие по этому району, встречали тела погибших с «непотопляемого» «Титаника». Судно «Винифредиан» подняло одно тело в 25 милях от места катастрофы. С немецкого судна «Бремен» сообщили, что видели на воде около ста пятидесяти трупов. Моряки с судов, проходивших по Северной Атлантике, называли этот район «плавучим кладбищем», и многие капитаны в течение нескольких лет обходили стороной место гибели «Титаника».

Вашингтонское расследование в основном было закончено. У Смита накопились десятки показаний, данных под присягой спасшимися пассажирами «Титаника» — почти исключительно пассажирами I и II классов, которые после прихода «Карпатии» в Нью-Йорк сразу же разъехались по домам. Поскольку по понятным причинам нельзя было собрать и задержать всех членов команды, сенатор тотчас после переезда в Вашингтон приказал двум надежным следователям установить места их пребывания и зафиксировать их показания. Теперь на столе перед Смитом лежала объемистая папка с протоколами допросов.

Но оставалось еще нечто, не дававшее сенатору покоя. Это судьба пассажиров III класса. Показания второго помощника капитана Лайтоллера, других офицеров и ряда членов команды совпадали: пассажирам III класса не запрещалось выходить на шлюпочную палубу. Для них, разумеется прежде всего для женщин и детей, не было никаких ограничений при посадке в спасательные шлюпки. Но у сенатора были сомнения, в которых его еще больше утвердил полковник Арчибальд Грейси, заслушанный следственным подкомитетом в четверг 25 апреля.

Грейси говорил об огромном количестве людей, выбравшихся из трюма на шлюпочную палубу, когда все спасательные шлюпки уже отошли. Почему они не появились раньше? Не могли? Не хотели? За ответом Смит отправился в Нью-Йорк, чтобы выслушать хотя бы некоторых из пассажиров III класса, которые, вероятно, там еще оставались.

В четверг 2 мая в сопровождении сына и секретаря Смит прибыл в Нью-Йорк и тут же обратился в ирландскую и еврейскую общины с вопросом о судьбе англоговорящих пассажиров III класса «Титаника». Тот же вопрос он поставил и перед Армией спасения. К сожалению, оказалось, что большинство уже покинули Нью-Йорк. Отыскали только троих.

Первый из них, ирландец Дэниел Бакли, оказался единственным, кто жаловался на ограничения при выходе пассажиров III класса на шлюпочную палубу. Он сказал:

— Сначала нас пытались держать внизу, в трюмах. Не хотели, чтобы мы поднялись наверх, в помещения, предназначенные для пассажиров I класса… Один пассажир III класса поднялся по лестнице, но, когда он захотел пройти через двери, подошел матрос и сбросил его вниз.

— Двери были закрыты? — спросил Смит.

— Когда мы пытались попасть наверх, нет. Но матрос или кто-то еще закрыл их. Тот парень, который хотел подняться наверх, выбил замок и сказал матросу, спустившему его с лестницы, что, если он попытается задержать его еще раз, он сбросит его в море.

— Могли пассажиры как-то выбраться из трюма?

— Да, могли.

— А каким образом?

— Думаю, что таким же образом, как и пассажиры I и II классов.

— Потом эти двери выбили?

— Да, — ответил Бакли.

Следующим свидетелем был эмигрант-норвежец Олаус Абельсет, спасшийся в складной шлюпке А. Он показал, что вначале выход из трюма был закрыт, но потом его открыли, чтобы смогли пройти женщины, а затем стали пропускать и мужчин.

Смит. Как вы считаете, пассажиры из трюма и носовой части судна легко могли выбраться наружу или их удерживали?

Абельсет. Думаю, что они легко могли выбраться наружу.

Смит. Не были ли закрыты двери, ворота или еще что-то, чтобы их удержать?

Абельсет. Нет, сэр, я не видел ничего такого.

Смит. Вас никак не ограничивали? Вы могли выходить на палубу, как остальные пассажиры?

Абельсет. Да, сэр.

Третьим был Берк Пикард. Он сказал, что в трюме все двери были открыты. Он сам прошел по проходу между III и II классами и вышел на шлюпочную палубу.

— Насколько мне известно, — уверенно заявил он, — пассажирам III класса никто не запрещал пройти на верхние палубы, им ничто не препятствовало.

К своему удивлению, сенатор понял, что, хотя возможность спастись у пассажиров III класса была ограничена усилиями команды, которая, опасаясь паники, предпринимала все, чтобы несколько сот мужчин не попали прежде времени на шлюпочную палубу, сами они считали эти ограничения минимальными и были уверены, что никто им не препятствовал спастись. Смит не услышал от свидетелей — пассажиров III класса ни одной сколько-нибудь серьезной или конкретной жалобы.

Писатель Уин Крейг Уэйд писал об этом: «Сенатор приложил значительные усилия (особенно учитывая то, что речь шла о 1912 годе), чтобы подтвердить наличие социальной дискриминации на «Титанике» при проведении спасательных работ. Но он подошел к этой проблеме чисто юридически и искал слишком конкретные формы ее проявления. Социальные ограничения на борту «Титаника» определенно были, но гораздо более изощренные, чем обычные железные ворота.

Прежде всего этому способствовало устройство судна. Пассажиры III класса размещались на самых нижних пассажирских палубах в носовой части и на корме, водонепроницаемые переборки отделяли их от средней части судна, и у них не было прямого выхода на шлюпочную палубу. А поскольку шлюпки заполнялись по принципу: кто раньше пришел, тот раньше и отплыл, пассажиры I класса оказались в гораздо лучшем положении, чем остальные. В сравнении с I и даже II классами в III классе было значительно меньше стюардов, которые могли бы помочь в организации эвакуации и предотвращении паники. А языковой барьер эту панику только усиливал».

Худшим врагом и самым большим препятствием для пассажиров III класса оказалась их собственная нерешительность. Берк Пикард говорил, что, когда он шел на шлюпочную палубу, многие пассажиры спорили и решали, что делать. Некоторые считали это опасным — идти наверх, другие — нет. Социальные различия, которыми было поражено все общество, естественно, отражались на мыслях пассажиров, которые и в повседневной жизни считали себя людьми третьего сорта. Во время катастрофы этот комплекс неполноценности словно связал им руки. Швед Аугуст Веннерстрем вспоминал о той покорности судьбе, которая парализовала людей в трюме «Титаника»:

«Один из наших друзей, человек по имени Ион Лундаль, ездивший в гости на родину и теперь возвращавшийся в Соединенные Штаты, сказал нам: «Прощайте, друзья. Я слишком стар, чтобы бороться с Атлантикой». Он пошел в курительный салон и там, сев на стул, ждал своего конца. То же сделала и одна англичанка. Она сидела у рояля с ребенком на коленях и играла, пока их не поглотила атлантическая могила… Сотни людей собрались вокруг священника, молились, причитали и просили Бога и Деву Марию о помощи. Так они там и остались, оплакивая свою судьбу, пока вода не сомкнулась над их головами. Они только молились и стенали и даже не пошевелили пальцем, чтобы помочь самим себе. Они утратили волю и ждали, что всю работу за них сделает Бог».

Сенатор Смит задержался в Нью-Йорке еще на несколько дней — ему нужно было решить некоторые дела, — но 10 мая он вернулся в Вашингтон и приступил к подготовке заключительного отчета, в котором обобщил результаты работы следственного подкомитета. 20 мая текст отчета одобрили все члены подкомитета, внеся лишь незначительные замечания. Через три дня отчет был принят сенатским комитетом по торговле.

24 мая Смит узнал, что в Нью-Йорк пришел «Олимпик». Сенатору представилась последняя возможность, перед тем как передать отчет Сенату и произнести заключительное слово, уточнить некоторые технические вопросы и выяснить прямо на палубе судна, почти идентичного «Титанику», правильность отдельных утверждений и выводов членов команды и пассажиров «Титаника». Он попросил контр-адмирала Ричарда М. Уатта, главного конструктора военно-морского флота, сопровождать его в качестве эксперта.

Сенатор, адмирал и стенографист появились на палубе «Олимпика» 25 мая совершенно неожиданно. Их приход привел Герберта Хэддока в замешательство. Он тут же по радиотелеграфу запросил вице-президента ИММ Ф.А.С. Франклина: как быть? Франклин ответил, что незамедлительно прибудет на судно, и попросил капитана выполнить любые просьбы Смита, о чем бы тот ни попросил.

На капитана Хэддока, исключительно яркую фигуру в британском торговом флоте, неприятности в последние дни обрушивались одна за другой. 24 апреля «Олимпик» должен был выйти из Саутгемптона в рейс через океан. Но команда отказалась выходить в море до тех пор, пока судно не будет обеспечено таким количеством спасательных шлюпок, которое в случае несчастья гарантирует безопасность всем людям на судне. Брюс Исмей еще раньше отдал распоряжение, чтобы количество шлюпок было увеличено, но из-за недостатка времени компания смогла дополнительно доставить на «Олимпик» только сорок складных шлюпок, которые команда сочла непригодными для использования. В итоге 285 кочегаров, грузчиков и смазчиков собрали свои вещи и покинули судно, несмотря на противодействие капитана Хэддока. Сообщение о «бунте» на «Олимпике», конечно, тут же облетело весь мир, и «Уайт стар лайн» не оставалось ничего иного, как, изменив расписание, обеспечить судно достаточным количеством качественных спасательных шлюпок. И вот теперь, едва капитан Хэддок пришел в себя, у него на палубе неожиданно появляется американский сенатор, которого большинство англичан в это время считали своим главным врагом! Не оставалось ничего другого, как изобразить радушие и выйти навстречу.

Сенатор с большим интересом и удовлетворением осматривал ряды спасательных шлюпок — «Олимпик» был оснащен сорока тремя большими деревянными шлюпками. Но удовлетворение сменялось грустью при мысли о том, что, если бы «Титаник» был оснащен так же, полторы тысячи человек сегодня были бы живы. Смит попросил капитана спустить одну из шлюпок. Хэддок вызвал шестерых матросов, они сняли защитный брезент и начали ее спускать. Когда шлюпка оказалась на уровне палубы, сенатор обратился к капитану с новой просьбой, которая чуть было не вывела из себя старого морского волка: не будет ли он возражать, если перед спуском в шлюпку сядут шестьдесят пять человек. Но Хэддок тут же взял себя в руки, шлюпка быстро заполнилась нужным числом членов команды и начала опускаться на воду. Смит с часами в руках внимательно следил за операцией. Шлюпка без большого труда достигла поверхности. Это заняло всего 18 минут. Сенатор мог лично убедиться, на что способна тренированная и слаженная команда, знающая и точно выполняющая свои обязанности.

В беседе, которая затем последовала, капитан Хэддок заметил, что у него на судне есть кочегар, работавший на «Титанике» во время того рокового плавания и чудом спасшийся. Смит тут же захотел поговорить с ним. Хэддок приказал вызвать кочегара наверх, но сенатор решительно заявил, что хочет спуститься в котельную сам. Хэддоку вновь пришлось согласиться. Итак, Смит, адмирал Уатт и стенографист в сопровождении старшего механика «Олим-пика» спустились практически на самое дно судна. Там, в котельной № 6, в пятом водонепроницаемом отсеке, состоялся разговор американского сенатора с кочегаром Фредериком Бэрреттом, который был на вахте в такой же котельной на «Титанике», когда произошло столкновение с айсбергом. «Экспедицию» сенатора Смита в трюм «Олимпика», наполненный угольной пылью, газета «Нью-Йорк джорнэл» назвала на следующий день «одной из самых необычных командировок, которую сенатор когда-либо предпринимал».

Бэрретт провел сенатора по котельной, и, когда они остановились у дверей в водонепроницаемой переборке, Смит спросил, можно ли их опустить, но так, чтобы это не осложнило ситуацию на судне. Металлические двери сантиметр за сантиметром начали опускаться. Одновременно кочегар объяснил сенатору функции сигнального устройства, с помощью которого команды с мостика передаются в котельную. Бэрретт рассказал ему, что в воскресенье 14 апреля впервые были разведены пары в трех дополнительных котлах, так что перед столкновением с айсбергом на «Титанике» работало больше котлов, чем во все предыдущие дни плавания. Это было для Смита очень важной информацией. И хотя, по словам Исмея, «Титаник» в тот вечер шел не на максимальной скорости, из утверждений Бэрретта следовало, что вблизи ледяного поля судно не только не снизило скорость, но пошло еще быстрее. Один из важнейших вопросов был выяснен, и теперь сенатор мог быть удовлетворен результатом своей поездки в Нью-Йорк. В воскресенье 26 мая он вернулся в Вашингтон.

Во вторник 28 мая 1912 года большой зал заседаний Сената был заполнен сенаторами, а галерея — гостями. В 11 часов в зал с объемистым томом в руках вошел сенатор от штата Мичиган Уильям Олден Смит, чтобы представить Отчет следственного подкомитета и произнести заключительную речь. Его бледное лицо и покрасневшие глаза свидетельствовали о бессонной ночи, ушедшей на подготовку к речи и внесению последних исправлений в Отчет. Передав Отчет председателю комитета по торговле Кнуту Нельсону, Смит сказал:

— Господин председатель, мои коллеги и я слагаем полномочия, которые были возложены на нас 18 апреля и руководствуясь которыми мы немедленно начали расследование обстоятельств, приведших к гибели парохода «Титаник». Осознавая всю ответственность нашей миссии, мы хотели бы заявить Сенату, что, выполняя его приказ, мы руководствовались исключительно общими интересами и стремлением оправдать ожидания наших коллег; мы действовали без предубеждения и предрассудков, избегая сенсационности и клеветы на живых и мертвых. Мы верили, что эту обязанность мы выполним лучше, если детально выясним истинное положение дел.

Затем сенатор перешел к истории строительства «Титаника», проведению ходовых испытаний, оценил мореходные качества судна и подготовленность команды. Он сказал, что степень подготовленности команды была недостаточной, а дисциплина сильно запущенной, поэтому в критический момент абсолютная неготовность к действиям парализовала экипаж. Он обвинил британское министерство торговли, которое своими инструкциями и формальными проверками в значительной мере способствовало ужасающим последствиям катастрофы. Особенно показательным является факт халатного отношения к предупредительным радиограммам, которые скорее стимулировали более высокую скорость, чем привели к повышению бдительности капитана и вахтенных. В отношении Э.Дж. Смита он сказал, что те, кто его хорошо знал, вынуждены не с возмущением, а с сожалением обвинить его в преувеличенной самоуверенности и нежелании уважать неоднократные предостережения коллег. Критические слова сенатор высказал и в адрес первого помощника капитана Мэрдока, который, стремясь предотвратить столкновение, изменил курс, что, собственно, и привело к столкновению с айсбергом и трагическим последствиям. Далее Смит отметил еще целый ряд ошибок: не была объявлена общая тревога, не были собраны судовые офицеры, организация эвакуации пассажиров была крайне плохой, спасательные работы из-за низкой дисциплины членов команды были начаты не сразу. Смит резко критиковал положение, в результате которого пассажиры III класса не были своевременно оповещены о масштабах опасности, а когда они поняли, как обстоят дела, большая часть спасательных шлюпок была уже в море. Он подчеркнул, что шлюпки были спущены на воду полупустыми, не снабжены компасами, только в трех из них имелись фонари. Кроме того, члены команды обслуживали шлюпки настолько плохо, что, если бы вскоре не подоспела помощь, надвигавшееся ледяное поле раздавило бы их. Не продержались бы они и в спокойном море. Но главное, почти пятьсот человек погибли только потому, что при посадке в шлюпки офицеры не обеспечили необходимый порядок и дисциплину.

— И несмотря на это, некоторые чересчур благосклонные особы, — сказал с грустным сарказмом сенатор, — позволяют себе утверждать, что дисциплина была превосходной. Если это дисциплина, что же тогда недисциплинированность? Отдельные члены команды, которым была доверена забота о пассажирах, вообще не явились на свои служебные места, они постарались как можно быстрее покинуть судно, забыв о своих обязанностях и с таким легкомыслием, что это кажется просто невероятным. А теперь некоторые из этих людей спокойно рассказывают, как они в своих полупустых шлюпках ждали, пока не утихнут отчаянные крики тонущих, и, находясь в безопасности, наблюдали, как умирают женщины и мужчины и их коллеги офицеры.

Видимо, сенатор Смит не совсем разобрался в том, как пятый помощник капитана «Титаника» Гарольд Лоу на шлюпке № 14 организовал спасание тонущих.

Далее Смит перешел к вопросу о «Калифорниан» и капитане Лорде.

— Неблагодарная обязанность — критиковать действия или комментировать недостатки других, но подлинная правда должна быть вскрыта… Капитан Лорд заявил: «От того места, где мы легли в дрейф, до того места, где «Титаник», вероятнее всего, столкнулся с айсбергом, было девятнадцать с половиной миль…» Я считаю, что это расстояние было намного меньше, и основываю свое заявление на анализе, проведенном Гидрографическим управлением США.

Смит подробно остановился на показаниях капитана Лорда, в частности на том, что Лорд признавал исключительную опасность ситуации, сложившейся в ту ночь, а также не отрицал того, что с «Калифорниан» видели ракеты.

— То, что капитан Лорд не приказал разбудить радиста, возлагает на этого офицера огромную ответственность, избежать которой ему будет нелегко. Если бы при маневрировании своим судном он оказался столь же активен, как при работе сигнальным фонарем, скорее всего, все или почти все неоправданно погибшие в этой катастрофе могли бы быть спасены. Чувство долга в подобных обстоятельствах должно было бы привести к большей прозорливости. Из показаний капитана «Калифорниан» я понял, что он занимается самообманом, полагая, будто между «Титаником» и «Калифорниан» находилось какое-то судно. Ведь на рассвете никакого судна не оказалось, и ракеты с «Титаника» никем больше не были замечены. И никакое другое судно не могло уйти на запад, ледяное поле задержало лишь два судна — «Титаник» и «Калифорниан».

Затем Смит процитировал дополнение к статье 2 Брюссельской конвенции, обязывающее капитанов судов оказывать помощь терпящим бедствие, и вынес свой приговор капитану Лорду:

— Действия капитана «Калифорниан» требуют применения самых суровых мер со стороны британского правительства и владельцев этого судна.

Что касается Дж.Брюса Исмея, сенатор не решился поставить его на одну доску с капитаном Смитом. Несмотря на то что в ходе следствия он настойчиво стремился узнать, оказывал ли Исмей давление на капитана с целью увеличить скорость судна, ничего подобного ему установить не удалось. Он не мог не принять во внимание высказываний капитанов Рострона и Силби, которые исключали возможность того, что на капитана в ходе плавания кто-то мог оказывать давление. Даже если бы подобное и произошло, основная ответственность все равно лежала бы на капитане. Сенатор объективно коснулся и тех обстоятельств, которые были в пользу Исмея: его действий при спуске спасательных шлюпок и вторичного предупреждения об угрожающей опасности. Смит сказал, что генерального директора можно обвинить лишь в самом факте его присутствия на судне, что подсознательно побуждало капитана к тому, чтобы «Титаник» шел с более высокой скоростью.

Затем Смит высоко оценил действия капитана «Карпатии» Рострона и предложил Сенату, чтобы обе палаты конгресса приняли постановление рекомендовать президенту Соединенных Штатов вручить Артуру Генри Рострону Медаль чести — высшую награду за мужество, которую может вручить американский конгресс. Сенат проголосовал за это предложение.

В заключение своего доклада Смит предложил сенату проекты двух законов: первый (позднее известный как «закон Смита») кардинально менял действующие принципы морского законодательства, второй требовал создания специальной комиссии, которая проанализировала бы действующие инструкции и правила, касавшиеся устройства и оснащения всех типов океанских судов. Предложения Смита, с помощью экспертов разработанные в поразительно короткие сроки, охватывали всю сферу применения прежних правовых документов. Они существенно сужали ранее практически не ограниченные права могучих трестов, каким был ИММ Моргана, стремившихся к монополизации трансатлантических пассажирских перевозок. Они затрагивали и вопросы строительства и оснащения океанских судов. Смит требовал, чтобы суда новой конструкции, кроме поперечных водонепроницаемых переборок, имели и продольные, чтобы была повышена мощность гидронасосов и, прежде всего, чтобы на палубах было достаточное количество спасательных средств. Спасательные шлюпки должны были быть стандартными, следовало полностью исключить использование складных шлюпок. Судно обязано было располагать таким количеством шлюпок, какое было необходимо для размещения в них всех пассажиров и членов экипажа. За каждой спасательной шлюпкой закреплялись четыре члена команды, умеющие обращаться с ней. Каждую спасательную шлюпку следовало минимум два раза в месяц спускать на воду для тренировки команды. Минимум раз в полгода спускать все шлюпки. Прежде чем судно покинет любой порт Соединенных Штатов, каждому пассажиру и члену команды должно быть точно определено место в конкретной спасательной шлюпке. Далее Смит предлагал, чтобы из американских портов был запрещен выход в море любого судна, имеющего на борту пятьдесят и более человек, если оно не оснащено радиостанцией с радиусом действия 100 миль. Для обеспечения прямой связи радиорубки с мостиком (это требование исходило из печального опыта «Титаника», когда жизненно важные радиограммы остались на столе радистов) два или более радиста должны нести непрерывную вахту все двадцать четыре часа в сутки. Наконец, Смит требовал внесения изменений в правила использования сигнальных ракет: каждый, кто позволит себе пустить ракету с судна, находящегося в открытом море, с иной целью, кроме сигнала бедствия, должен быть сурово наказан.

Эти проекты законов в ходе обсуждения претерпели определенные изменения, некоторые рекомендации долго еще не вводились, но в конце концов большая часть предложений Смита стала составной частью американского морского права и международных договоров. Соблюдать их обязались практически все государства, суда которых бороздили моря и океаны. Следует признать, что роль сенатора из Мичигана в деле повышения безопасности современного мореплавания оказалась весьма значительной.

12 ноября 1913 года в Лондоне собрались делегаты Международной конференции по обеспечению безопасности мореплавания. Соединенные Штаты представляли Теодор Вертон и генерал Джордж Улер. Они добивались международного признания некоторых положений закона Смита, например, наличия достаточного количества спасательных шлюпок, строгого соблюдения правил использования сигнальных ракет и лучшей организации работы радиотелеграфа.

Конференция продолжалась два месяца и закончилась 20 января 1914 года. Очень важным результатом ее работы стала организация международной службы наблюдения: два судна должны были постоянно охранять основные трассы, проходившие по Северной Атлантике, вести наблюдения за движением льда и сообщать о малейшей опасности, которая могла бы угрожать проходящим судам. Ответственность за организацию такой службы взяли на себя Соединенные Штаты, а президент распорядился, чтобы суда таможенных органов уже с 17 февраля 1914 года приступили к проведению наблюдений. Расходы по организации службы были разделены между основными морскими державами.

Когда разразилась первая мировая война, эту обязанность взяла на себя вновь созданная американская Береговая охрана. Помимо наблюдения за движением льдов и сбора информации, в ее функции входила организация плавучих метеорологических станций, контроль за соблюдением международных морских соглашений и обеспечение безопасного судоходства в открытом море. Ежегодно 15 апреля судно Береговой охраны приходило в точку с координатами 41° 46' северной широты й 50° 14' западной долготы, где спускало на воду траурный венок.

Международная ледовая служба действует и по нынешний день. Над холодными водами Северной Атлантики ежедневно несут вахту ее самолеты. Они наблюдают за ледовой обстановкой и поддерживают связь со всеми судами, находящимися в этом районе. В годовщину гибели «Титаника» к месту, где три четверти столетия назад в морскую пучину ушло гигантское судно, прилетает самолет с венком из цветов.

Расследование, проведенное подкомитетом сената США, продолжалось 37 дней, были допрошены 82 свидетеля, расходы составили 2385 долларов. Сенатор Уильям Олден Смит проделал огромную работу, и только благодаря его усилиям и энергии удалось справиться со сложной задачей в далеко не идеальных условиях.

Реакция на ход и результаты завершившегося расследования была разной. Англичане были настроены критически и недружелюбно. Они не могли оставаться равнодушными, наблюдая, как иностранец, сухопутный человек, дилетант в морских делах доказывал Британии, «владычице морей», что ее моряки и морские учреждения допустили трагические ошибки и проявили заслуживающую наказания небрежность, за которую поплатились жизнью полторы тысячи человек. И все это на глазах всего мира! Неудивительно поэтому, что большинство британских газет не нашли для Смита ни одного доброго слова и в своем негодовании прибегли к недостойным и абсолютно необъективным оценкам. Заключительную речь Смита «Дейли мейл» назвала «диким, нелогичным выпадом, в котором сенатор вновь продемонстрировал свое удивительное невежество, позволившее ему в ходе следствия спрашивать, должны ли водонепроницаемые отсеки быть прибежищем для пассажиров». «Дейли миррор» отметила: «Сенатор Смит опять стал посмешищем в глазах британских моряков, которые кое-что понимают в судах. Смит же не понимает ничего». Журнал «Блэквудс» писал: «Обломки «Титаника» стали для сенатора удобным поводом. Этот выдающийся политик дополнил трагедию своей собственной сатирической драмой. Серьезное дело он превратил в комедию для невежд. Он посчитал себя вполне компетентным, чтобы взяться за раскрытие причин морской катастрофы, хотя был убежден, что водонепроницаемые отсеки — это безопасные места, в которых могут укрыться тонущие пассажиры, и добивался объяснения, из чего состоят айсберги и откуда они берутся».

Но и в Англии нашлись люди и газеты, которые оценили расследование, проведенное Смитом, иначе. Журнал «Ревью оф ревьюз» был одним из тех, кто не участвовал в оскорбительной и злобной кампании. «На страницах безответственных газет нашей страны было напечатано столько дешевого и недостойного с целью оклеветать сенатора Смита, что мы считаем своим долгом заверить господина Смита, сенат Соединенных Штатов и американский народ в том, что британская общественность и офицеры британского торгового флота благодарны им за глубокое и добросовестное стремление докопаться до истины и приблизить день, когда современные инструкции обеспечат большую безопасность мореплавателям… Мы предпочитаем невежество сенатора Смита осведомленности господина Исмея!.. Эксперты заверяли нас, что «Титаник» непотопляем — мы отдаем предпочтение невежеству перед такими знаниями!..» Газета «Экономист» заявила: «Хорошо, что была опубликована вся правда, и каждый мыслящий человек должен быть благодарен американскому сенату за его своевременное и тщательное расследование». Газета «Лондон дейли ньюс», ранее нападавшая на сенатора, теперь весьма благоразумно констатировала: «Сенатор Смит не должен оправдываться за деятельность своего комитета. Члены комитета допросили свидетелей, когда те были в их распоряжении, когда факты в их памяти были достаточно свежи и могли высветить обман и ложные представления. Вопросы, поставленные комитетом, в своей совокупности являются примером тщательного расследования… По меньшей мере некоторые выводы комитета убедительны и очень тревожны».

Американская печать в подавляющем большинстве выражала признание сенатору Смиту и его коллегам из следственного подкомитета. Газета «Вашингтон ивнинг стар» в передовой статье писала: «Возможно, существуют глубокие различия в английском и американском понимании того, как следует вести себя с общественностью, но английский народ ни в коем случае не может пожаловаться на методы расследования, предложенные председателем подкомитета своим коллегам… Он продемонстрировал основательность, которая делает ему честь как следователю, а своим умением обращаться со свидетелями и делать выводы он проявил себя как человек сдержанный и беспристрастный, вызывающий восхищение».

«Нью-Йорк таймс» писала: «Вероятно, никогда еще не было морской катастрофы, причины которой были бы так понятны сухопутному человеку, как трагедия «Титаника». Если бы речь шла о несчастье другого рода, недостаточное знание Смитом морского дела было бы важно. Но при настоящем положении вещей мы имеем право заявить, что речь идет о случае, когда важнее находчивость, энергия и вера в объективность расследования. Особенности данного случая требовали именно того, что Смит и продемонстрировал. Его оппоненты, ознакомившись с заключительным Отчетом, вынуждены были занять оборонительную позицию. В Отчете нет жажды мести, именно поэтому он и производит ошеломляющее впечатление».

Сам сенатор Смит в интервью газете «Нью-Йорк уорлд» так оценивал свою деятельность в следственном подкомитете:

«Я не моряк и не выдаю себя за такового, поскольку не обладаю никакими знаниями в области мореплавания. Однако я считаю, что все должны признать следующее: ни одна деталь, которую можно было установить, значительная или нет, подкомитетом не была упущена. Лично я убежден, что вся информация, касающаяся «Титаника», какую можно было получить на этой стороне Атлантики, содержится в машинописных протоколах заседаний подкомитета. Если я и задавал вопросы, казавшиеся морякам абсурдными, они никого не оскорбляли. Не все являются моряками, и многие из тех, кто никогда не бывал в море, хотят знать о гибели «Титаника» все до мельчайших подробностей, пусть даже морские эксперты поднимают это на смех. А я уверен, что мы докопались до истины».

Искренность Смита была обезоруживающей и не оставляла ни малейшего сомнения в том, что у него не было расхождений между словом и делом. Заслуживает внимания и то обстоятельство, что британские газеты, наиболее резко критиковавшие Смита, избрали, в сущности, сомнительную и несолидную тактику. Неприятные выводы, к которым сенатор пришел в ходе следствия и которые привел в заключительном Отчете, они, как правило, игнорировали; зато не переставали указывать на его мнимые ошибки и на основе такой своеобразной логики выдвигали свой довод: выводы человека, который «смешно» говорит, не следует принимать всерьез. Подобное отношение к сенатору и его работе проявляли не только журналисты. Например, второй помощник капитана «Титаника» Лайтоллер, который не мог простить Смиту, что тот разоблачил его увертки (при этом Смит вел себя очень деликатно, в отличие от лорда Мерси, который в Лондоне со свидетелями, не располагавшими к себе, не стеснялся в выражениях) и так долго донимал наивными вопросами, что вынудил сказать то, о чем Лайтоллер намеревался молчать, не забыл этого и через двадцать пять лет. В своих воспоминаниях, изданных в Лондоне в 1935 году, он писал: «В Вашингтоне наших людей загнали в какой-то второразрядный пансион, который если и мог кого-то удовлетворить, то только не членов экипажа «Титаника». В конце концов мы категорически отказались иметь дело со следствием, единственной целью которого было высмеять наших матросов и офицеров; лишь с большим трудом мне удалось обрести спокойствие». В действительности же члены команды «Титаника» были размещены в Вашингтоне в очень уютном отеле «Континенталь», но Лайтоллер заявил, что не намерен жить вместе с матросами, и требовал для себя и других спасшихся офицеров «Титаника» отеля такого же класса, в каком поселили Брюса Исмея. Секретарю Смита стоило больших трудов успокоить Лайтоллера. В результате второй помощник капитана согласился остаться в «Континентале», но с условием, что его номер не будет находиться на одном этаже с номерами членов экипажа и что питаться он будет отдельно. Что же касается других членов команды, о которых упоминал Лайтоллер, то офицеров, возможно, и не устраивала необходимость задержаться в Вашингтоне, но остальных это вовсе не огорчало. Сенатор Смит добился выплаты каждому из них по четыре доллара в день, что во много раз превышало их должностные ставки. Однажды вечером во время прогулки по городу их сопровождал репортер, который затем написал: «Они выглядели так, как будто это самый лучший период в их жизни».

Непримиримый Лайтоллер в своих воспоминаниях не упустил возможности дать оценку следственной деятельности Смита. По его словам, она была «не чем иным, как сущей комедией, в которой упорно игнорировались все традиции и обычаи моря». Это утверждение Лайтоллера лучше всех прокомментировал Уин Крейг Уэйд: «Действительно, в числе традиций, которые проигнорировали, была привычка гнать на всех парах в районе, о котором было известно, что там полно льда; в числе традиций, которыми пренебрегли, была и та, что вышли в рейс с недостающим числом спасательных шлюпок».

И должен был появиться настойчивый, упорный и честный невежда из Мичигана, чтобы решительно напомнить «владычице морей», что рисковать жизнями тысяч людей — преступление.

Катастрофа «Титаника» несколько курьезным образом коснулась и еще одной сферы американской и британской общественной жизни.

В конце XIX — начале XX века достигло кульминации движение американских и британских феминисток, называвших себя суфражистками. Суть этого движения заключалась в стремлении женщин достичь экономического, социального и политического равноправия с мужчинами, и, в первую очередь, добиться предоставления женщинам равного с мужчинами избирательного права. Когда во главе движения оказывались фанатичные представительницы слабого пола, оно во многих случаях принимало ярко выраженные экстремистские формы. Суфражистки устраивали демонстрации, шествия, объявляли голодовки, совершали нападения на членов правительства и общественных деятелей. В Англии, например, они поджигали почтовые ящики, разбивали окна в государственных учреждениях и даже организовывали покушения с применением бомб. Большинство мужчин и часть женщин, тогда еще не ощутивших потребности бороться за изменение своего положения, с насмешкой относились к движению и изощрялись в язвительных комментариях.

И вот, когда борьба воинствующих суфражисток за полное равноправие с мужчинами достигла своего пика, на первых страницах всех американских и английских газет появились пространные описания самоотверженности мужской части пассажиров «Титаника», которые мужественно встретили смерть и без колебаний пожертвовали собой ради спасения женщин. Слова признания в их адрес высказали и весьма влиятельные проповедники. В Сан-Франциско священник Ф.У. Клампет потряс толпы верующих словами: «Никогда не будет забыт мужчина, усаживающий обессиленных женщин и детей в шлюпки и навсегда прощающийся с ними и с жизнью». В нью-йоркском костеле св.Варфоломея священник Лейтон Паркс говорил: «Мужчины на «Титанике» пожертвовали собой ради женщин и детей. Женщины их об этом не просили, однако мужчины поступили именно так». И тут же перешел в наступление на феминисток: «Но женщины, которые вокруг нас верещат о своих «правах», добиваются от мужчин совсем другого поведения».

После гибели «Титаника» суфражистки на самом деле оказались в трудном положении. Общественность восхищалась стойкостью мужчин, пожертвовавших жизнью ради спасания женщин и детей, большинство из которых благодаря этому действительно спаслись. Более того, женщины на «Титанике» эту жертву приняли. Разумеется, все это никак не согласовывалось с лозунгами суфражисток о равноправии с мужчинами и их утверждениями о том, что они не требуют для себя никаких преимуществ и особого к себе внимания. Некоторые из феминисток ни за что не желали отказаться от такого оригинального взгляда на эмансипацию. В Англии некая миссис Чэпмэн заявила, что каждая истинная суфражистка разделила бы судьбу своего супруга и что лично она предпочла бы утонуть вместе с мужем. В Филадельфии Лида Адамс сетовала, что женщины на «Титанике» не воспользовались одной из самых благоприятных возможностей, которые когда-либо предоставлялись для поддержания движения эмансипации, поскольку не сумели продемонстрировать, что они столь же мужественны, как и мужчины. А Дженет Бэрри даже нашла «одно смягчающее обстоятельство», написав в газете «Нью-Йорк ивнинг телеграм»: «Чем измерить мужество тех женщин, которые смотрели, как их близкие, жертвовали собой ради спасения незнакомых женщин и детей? Только великодушием женщины, которая предпочитает видеть своего мужа скорее мертвым, чем покрытым позором».

Проницательная Хэрриет Блэтч, президент Американского политического союза женщин, не решилась ступить на тонкий лед страстных дебатов, а лишь заметила, что, если мужчины сами возложили на себя право решать, какими инструкциями следует руководствоваться, управляя несчастным судном, значит, справедливо, что именно они утонули вместе с ним.

Рассказы о поведении мужчин во время катастрофы чувствительно задели воинствующих суфражисток. На 4 мая 1912 года они назначили в Нью-Йорке большую демонстрацию в поддержку своих требований и долго и тщательно готовились к ней. Но многие известные и влиятельные члены движения после трагедии, случившейся с «Титаником», отказались участвовать в этом мероприятии, и тысячи рядовых членов союза последовали их примеру. Когда в назначенный день процессия, возглавляемая женщинами верхом на лошадях, двинулась по Пятой авеню, оказалось, что собралось всего около восьми тысяч человек. Щедрая покровительница высших учебных заведений Эни Натан Мейер, одна из тех, кто отказались от участия в демонстрации, выразила чувства многих женщин, заявив, что «после столь замечательного примера самоотверженности и героизма, проявленного мужчинами на «Титанике», подобная демонстрация неудачна по времени и вообще неуместна».

Американки, косо смотревшие на выступления суфражисток, организовали свою акцию. Они объявили сбор средств на памятник, который, как было сказано в их обращении, служил бы вечным напоминанием о рыцарстве мужчин. Участвовать в акции могли только женщины, причем каждая могла внести только один доллар, чтобы дать возможность как можно большему числу американок выразить свои чувств, и 28 апреля 1912 года супруга президента Нелли Тафт сделала первый взнос. Вскоре было собрано более 25 000 долларов, и за работу над монументом взялась скульптор Гертруда Уитни. Этот памятник и сегодня можно увидеть в одном из вашингтонских парков. Он представляет собой шестиметровую фигуру полуобнаженного мужчины с разведенными, как на кресте, руками. Скульптура установлена на десятиметровом постаменте. В надписи, выбитой на нем, отдается дань восхищения «отважным мужчинам «Титаника», которые пожертвовали собой ради спасения женщин и детей». Отмечено также, что монумент поставлен на средства женщин Америки. От такого удара американские и британские феминистки долго еще не могли прийти в себя.