"Новый Мир ( № 4 2004)" - читать интересную книгу автора (Новый Мир Новый Мир Журнал)«В большой счастливой зоне»
Необходимое предисловие В ХХ веке в сфере политики возник “вождизм”, бич Божий. О “голом короле” хорошо сказал Владимир Маканин: “Вдруг — и все кричат: — Керенский! Или: — Фидель! Фидель!.. И образ создан, слеплен, и хоть бы вы сто раз знали некую истину, отличную от знания толпы, вы ничего не докажете. Вы просто умолкнете в бессилии, почувствовав себя лающей на слона моськой. А людская масса знай продолжает жить и творить своей подспудной Сегодня ясно и ежу, даже противотанковому: Куба в параличе, как Союз в последние годы правления Брежнева. В цивилизованных странах политическая атмосфера не может быть затхлой: сквозняк очередных выборов быстро выметет “засидевшихся”. Но при диктатуре весьма велика “роль личности в истории”. Психологи знают, что “настрой” нации во многом зависит от внешнего вида лидера. Но могут ли телезрители “подзарядиться”, глядя на экран, где каждый вечер появляется дряхлеющий диктатор? А ведь Кастро побил все мыслимые рекорды, и ему пора в Книгу Гиннесса. Он пересидел Стреснера, Ким Ир Сена, Салазара, Хо Ши Мина; кубинский команданте переиграл и испанского каудильо. Кстати, с Франко у Кастро были особые отношения: оба они родом из провинции Галисия. За плечами Фиделя пять наших генсеков и два президента, он их уделывает, как котят. При упоминании о Кубе у многих из нас возникают сложные чувства. С одной стороны — романтический ореол революционеров-барбудос, беззаветное служение высоким идеалам. С другой — развал экономики страны, подавление свобод, массовое бегство с острова Свободы. Как примирить “борьбу противоположностей”? В социальной психологии есть такой термин — “расщепленное сознание”. Если в мозг испытуемого одновременно поступают мощные сигналы, противоположные по смыслу и взаимно исключающие друг друга, то, как учил еще Иван Петрович Павлов, происходит “сшибка” и у человека может “поехать крыша”, ведь в переводе с греческого “шизофрения” — это и есть “расщепленное сознание”. Чтобы этого не произошло, включается защитный механизм: “левое полушарие не ведает, что творит правое”. С одним потоком информации “соглашается” одна группа клеток мозга, с противоположным — другая. В эпоху истмата это называлось диалектикой. В Восточной Европе “большая зона” давно распалась: от соцлагеря остались только покосившиеся пограничные столбы с ржавой колючей проволокой. Но за пределами Европы от былого ГУЛАГа сохранились ОЛП (отдельные лагерные пункты): Вьетнам, Северная Корея, Куба. Удивительное совпадение: полное имя кубинского вождя — Фидель Кастро Рус. “Кастрировать” Латинскую Америку не удалось: Никарагуа, Гренада, Сальвадор со вздохом облегчения могут сказать: “Я от дедушки ушел”. Фидель в переводе — “верный”, ну а с ним в паре Рус сойдет за Руслана. Итак, “верный Руслан” — гражданин начальник “большой счастливой зоны”, о которой мечтал оставшийся не у дел владимовский пес. Казалось бы, и после 1991 года надо следовать в фарватере политики “большого брата”. Но лидеры этих стран “сорвались с поводка” и, как Руслан, тоскуют по минувшим дням. “Верхнее чутье” их не обмануло, и когда Горби затеял перестройку в Союзе, они были готовы сделать “контрольный укус”. Кастро в ряде своих выступлений решительно отверг возможность осуществления подобных реформ на Кубе. Эта позиция была подтверждена в декларации “К народу Кубы”, принятой 25 декабря 1989 года на сессии Национальной ассамблеи народной власти. В том же контексте следует воспринимать и введенный в августе 1989 года кубинскими властями запрет на распространение в стране двух периодических изданий — “рупоров перестройки”: еженедельника “Московские новости” и журнала “Спутник”. Но от помощи “ревизионистов”, в размере 5 млрд. рублей в год, несгибаемые члены ЦК КП Кубы не отказались. У Фиделя были все основания злиться на советских вождей: те могли винить своих предшественников, в то время как у Кастро не было “предтеч”. Он сам создал партию, сам диктовал политику и идеологию. Он сам принимал все решения. Это полупарализованный Ильич, сидя в Горках, выводил дрожащей рукой: “Кажется, я крепко виноват перед рабочим классом”. А команданте идет верным путем. После подавления путча ГКЧП в августе 1991-го пришло отрезвление и в отношении острова Свободы. “По трезвянке”, благодаря энергичным действиям ряда депутатов, несколько месяцев в Верховном Совете шла перестройка в отношении режима Кастро. Верховный Совет наконец-то занял более или менее четкую позицию, которая была представлена сначала на парламентских слушаниях в феврале, а потом в Женеве на заседании Комиссии ООН по правам человека в марте 1992 года. Россия осудила массовые нарушения прав человека на Кубе. Но, как сообщала в те дни радиостанция “Свобода”, на территории России продолжали проходить обучение офицеры секретных служб Кастро. И хотя вопрос об отмене субсидий режиму был в принципе решен, две страны по-прежнему связывал целый комплекс отношений военно-политического характера. На Кубе сохранялась, хотя уже в значительно сокращенном виде, советская военная бригада, и переговоры об окончательном ее выводе всячески откладывались. В порту Сьенфуэгос действовала база для советских подлодок, а в местечке Лурдес функционировала станция электронного космического слежения, которая обслуживалась огромным числом военных специалистов из России. Вспомним, как неохотно наши военные уходили из Восточной Германии. Ведь служба в ГДР была самой престижной: жалованье в ЗГВ выплачивалось в СКВ. А на Кубе еще и ласковый бриз, и шелест пальм, и шум прибоя. А для прапорщиков в самоволке — страстные мулатки-интернационалистки. На столе — кубинский ром, манго, сигары. А если передислокация? — Уральский военный округ, казармы в деревянном бараке; на табуретке — водка, огурцы и “Беломор”. Самой действенной угрозой для проштрафившихся было: “Отправим на Родину в 24 часа!” В глазах подчиненного — ужас: “Только не это!” Говорят, только однажды был достойный ответ: “Вы меня Родиной не пугайте! Я в десантных войсках служил!” В России начала 90-х “правая рука не ведала, что творит левая”. И, сохраняя контакты с кубинскими военными и спецслужбами, российские власти, по существу, дискредитировали едва наметившийся курс на отказ от поддержки тоталитарных режимов. В конце апреля 1992 года в Международном торговом центре в Москве была проведена международная конференция “Россия и Куба: от тоталитаризма к демократии”. В ней участвовали такие видные деятели кубинской оппозиции в изгнании, как писатель Карлос Альберто Монтанер, бывший команданте революционной борьбы в Сьерра-Маэстре Карлос Франки, президент кубинского Комитета защиты прав человека Рикардо Бофилл. Еще до открытия конференции ее участники встретились с официальными представителями Верховного Совета, российского МИДа, а также были приняты в редакции “Известий”. И если раньше контакты между российскими властями и кубинскими лидерами оппозиции носили стихийный характер, то теперь можно было говорить о том, что отношения между двумя сторонами установлены де-факто. И на эти контакты, очевидно, уже не смогут повлиять официальные отношения с Гаваной, которые никто не отменял, а также демарши кубинского посольства в Москве. О желательности диалога с “другой Кубой” говорилось как во время встречи кубинских правозащитников с тогдашним госсекретарем Г. Бурбулисом, так и во время беседы в Белом доме. Госсекретарь России заявил, что его правительство готово оказать помощь кубинской оппозиции в освобождении ряда политзаключенных на Кубе. Была достигнута договоренность, что информацию об узниках совести на Кубе предоставит правительству Управление по правам человека российского МИДа. А еще через неделю, под майские праздники, телекомпания “Останкино” и Российский канал выпустили в эфир целую серию передач, которые Гавана восприняла как “недружественные”. Российское телевидение показало почти полуторачасовой документальный фильм “Никто не слушал” кубинского режиссера-диссидента Хорхе Ульи, в котором в весьма доходчивой и шокирующей для простого советского зрителя форме было продемонстрировано царство террора на острове Свободы. В программе “Центр” появился сюжет о визите в Москву группы видных кубинских оппозиционеров и их встречах с соотечественниками, постоянно проживающими в России. Программа “Панорама” рассказала о том, что собой представляет “другая Куба” — кубинская оппозиция в изгнании. Короче, “процесс пошел”, и, глядя на Москву, начали почесывать маковки те левые, которые долгие годы заигрывали с режимом Кастро. Осенью 1992 года в антикастровский стан переметнулся Жоржи Амаду, выдающийся бразильский писатель, считавшийся одним из самых верных сторонников кубинского режима. “Кастристская революция на Кубе, — заявил он в интервью мексиканскому еженедельнику „Просесо”, — вылилась в диктатуру”. В стране “полностью отсутствуют политические свободы”. Сегодня уже немногие помнят, что еще в 1962 году, после первого своего посещения Кубы, Амаду говорил о том, что испытал “некоторое разочарование”. “Я верил в демократическое будущее, ибо, как латиноамериканец и писатель, не мог по совести отрицать завоевания и величие кубинской революции, — пояснил он. — Но свобода для человека так же необходима, как хлеб”. С начала 60-х годов Жоржи Амаду вместе с другими выдающимися писателями континента, такими, как Карлос Фуэнтес, Марио Варгас Льоса, Габриэль Гарсиа Маркес, активно сотрудничал в выходящем на Кубе литературном журнале “Каса де лас Америкас”. Это был период бурного расцвета латиноамериканской литературы. Культурная политика Кубы приобрела в те годы континентальный размах. А кастризм стал идейным символом, объединившим устремления разных литераторов, вооружив их идеологическими ориентирами и осознанием своей культурной общности. Но с годами это единство начало распадаться. Именно отсутствие демократических свобод на острове стало причиной отхода от Кастро, в одних случаях явного, в других — постепенного, ведущих писателей континента. Резкое осуждение кубинского режима со стороны Жоржи Амаду означало, что Фидель потерял в его лице последнюю прочную опору среди латиноамериканской интеллигенции. В интервью итальянской газете “Стампа” Амаду заявил: “Когда социализм пробуют строить на основе каких-то идеологий (а все идеологии — одно дерьмо), он неизбежно вырождается в диктатуру. Причем левые диктатуры еще хуже, чем правые: против этих последних хоть можно бороться открыто”. По мнению Амаду, упадок кастризма был предопределен союзом с СССР, который заставил Гавану покупать себе советскую поддержку “ценой идеологии”. “Я не антикоммунист, — пояснил свою мысль Жоржи Амаду, — просто коммунизм перестал воплощать в себе демократический социализм. А я продолжаю верить в социальную справедливость”.
Вход — рубль, выход — два На протяжении семидесяти с лишним лет коммунистической диктатуры ложь пропитывала жизнь нескольких поколений, живших “под глыбами”. На лжи замешен и кубинский агитпроп. Ложь начинается уже в кубинском консульстве, куда на всякий случай захожу перед отлетом в Гавану. — Вообще-то въезд на Кубу безвизовый, — вкрадчиво говорит консульский работник. — Но вам лучше приобрести у нас туристическую карту за двадцать долларов, на всякий случай. — Так что, без карты не пустят? От прямого ответа дипломат профессионально уклоняется: — С картой при въезде вы будете чувствовать себя увереннее. Рисковать поездкой из-за 20 долларов неразумно, и я выкладываю искомую сумму в обмен за бумажку-пропуск на остров Свободы. За свободу нужно платить! Надо ли говорить, что ни при въезде, ни во время пребывания на Кубе про этот квиток никто нигде и не заикался? Так работают кубинские “лохотронщики”. В аэропорту Гаваны — паспортный контроль. В паспорт ставят небольшой квадратный штампик, размером с ноготь. Это — для внутренней отчетности. Ведь туристы-западники, приезжающие сюда из Канады, Франции и других стран, заигрывающих с режимом Кастро, рассчитывают задешево отдохнуть на местных пляжах. Побережье Варадеро считается одним из самых чистых в Карибском бассейне. Зачем ехать, к примеру, на соседнюю Ямайку и переплачивать вчетверо? Въезд на Кубу действительно безвизовый и бесплатный. Живи себе целый месяц и “не бери в голову”. А если захочешь продлить время пребывания — нет проблем. Высотный отель “Гавана либре”, построенный еще при американцах, знает любой житель столицы. Здесь при входе — столик, где за 25 долларов вас могут быстро оформить на “новый срок”. И не забудьте, что при отъезде в аэропорту нужно будет заплатить еще 20 “зеленых” — за право покинуть остров Свободы. “Вход стоит рубль, выход — два”. После паспортного контроля — получение багажа и таможня. На россиянина здесь — ноль внимания: это направление особого интереса у местных спецслужб не вызывает. Ведь мы — бывшие солагерники. Зато в глазах аэропортовской обслуги — откровенная неприязнь. Они — “невыездные”, а тут все время кто-то мотается по миру. Ждем чемоданы у движущегося транспортера. Грузчики выносят чей-то “негабарит” и с размаху бросают его на пол. Слышен хруст стекла. Владелец — художник, с которым в самолете перебросились парой слов. Романтик 60-х, он везет на Кубу выставку своих картин. И тут — столкновение с “соцреализмом”. Романтический флер рассеивается как дым, и маэстро в гневе кричит: “Твари! Коммуняки!” А в ответ — довольные улыбки и — “транкилидад!” (спокойствие!). Дескать, сбавь обороты! Действительно, что-то разбили. Но кто будет платить за ущерб? Это рядом, в Штатах, владелец багажа, поврежденного при перевозке, без лишних слов у специальной стойки получает от авиакомпании минимум 20 долларов, если, например, у чемодана треснул угол. Престиж фирмы дороже. Но здесь, в “предзоннике”, “у кубинских собственная гордость”. Служащие аэропорта и служитель муз лезут с кулаками друг на друга. С испанского переходят на английский: “What’s up?” — “Shut up!” (“О чем базар?” — “Заткнись!”) Наверное, это один из последних романтиков, рискнувший иметь дело с Кубой на свой страх и риск. Еще в 1990 году на режим Кастро пахали тысячи советских специалистов, а после развала Союза “подпитка” кончилась и народ потянулся с острова. Тайфун по имени “Михаил Горбачев” “сдул” с острова Свободы 12 тысяч советских специалистов. К маю 1992 года число “спецов” из стран СНГ на Кубе сократилось до беспрецедентного уровня: их осталось всего 250 человек. И не просто уезжали, а навсегда исчезали из поля зрения своих ведомств. Всем памятны случаи, когда в транзитном аэропорту Гандер (Канада) десятки “возвращенцев” стройными рядами шли в полицию и просили политического убежища, становясь невозвращенцами… А тем временем у стойки ветеринарного и растительного контроля разыгрывается еще одна сценка. Чиновница извлекает из саквояжа “нового русского” несколько яблок — “предметы, запрещенные к ввозу в страну”. А он и не возражает, но хочет, чтобы все было “в законе”: ждет акт на “конфискат”. А “девочка с яблоками”, положив добычу в свою сумку, уже работает с очередным клиентом. Она довольна уловом: сегодня за семейным ужином к столу будут витамины. “Малиновый пиджак” идет на принцип — так нагло и откровенно его еще не “кидали”. Он подходит к шмональщице и жестами требует накладную. На секунду оторвавшись от очередной кошелки, она мотает головой, мол, разговор закончен. Но плохо она знает “русо нуово”, ох плохо! Это вам не закомплексованный “совок”, которому раз в жизни дали бесплатную путевку от профсоюза, а перед поездкой накачали “товарищи из органов”. “Лоб” вырывает у добытчицы сумку, достает свои законные фрукты и начинает с аппетитом хрумкать у нее на глазах. Кубинку трясет, но “трогать его не моги”, и надо делать вид, что она действует по инструкции. Наша очередь медленно движется, и мы следим за развитием событий. Вот от яблок остались только огрызки в полиэтиленовом пакете. Их-то и хочет получить “законница” для “дальнейшей утилизации”. Но едок, решив, что пакет ему еще пригодится, высыпает огрызки прямо в руки ошалевшей работницы санэпиднадзора: “Куба — си, фрукты — но!” Выхожу в зал прилета и, как обычно, иду мимо водителей такси, предлагающих свои услуги. Ведь как бывает в нормальных странах, в нормальном аэропорту? Таксисты клянутся, что автобусов здесь нет, и готовы за это “жрать землю”. Но где-то сбоку — неприметная остановка автобуса, и до города можно добраться за копейки вместе с простым людом. Ведь не на лимузине же аэропортовская уборщица каждый день мотается на работу из Гаваны? Интуиция не подвела, и остановка действительно есть. Но что-то не видно жаждущих воспользоваться общественным транспортом. У таксистов глаз наметанный, и они “пасут” клиента в зоне видимости. К одинокому чудаку пассажиру отправляют гонца. И он популярно объясняет мне реальный расклад: с бензином на Кубе плохо и автобусы ходят очень редко. Можно прождать и час, и три. Вот, кстати, один из них — загнан в отстойник. Это огромное чудовище с неимоверно длинным салоном. Потом я узнбаю, что такие экипажи здесь называются “трактобусы” или “автотраки”. Фидель решил перехитрить американцев с их эмбарго на поставки нефти. Было решено клепать коробки-салоны на 150 — 200 пассажиров и ставить их на платформы с тягачами от советских ракет. Вот и ползают по острову ракетовозы, “гремя огнем, сверкая блеском стали…”. И простой народ, по мысли высшего руководства, должен в автобусной давке проклинать Дядю Сэма. Почти все пассажиры уже разъехались, но на стоянке такси еще дежурят несколько машин. Это музей под открытым небом: такое можно увидеть только на Кубе. После прихода коммунистов к власти торговля с Западом прекратилась. Точнее, полуофициально режим закупает в свободном мире для острова Свободы товары “первой необходимости”. О таких “предметах роскоши”, как автомобили, и речи быть не может. Вот и бегают до сих пор по острову допотопные американские “шевроле”, “бьюики”, “паккарды”. Местные козлевичи дают своим колымагам вторую и третью жизнь. На послекастровской Кубе у американских коллекционеров им цены не будет. А пока можно доехать до Гаваны за 20 долларов в “прижизненном „форде””. Такой тариф держат здесь все “мастера”, обслуживающие западников. Лучший способ сбить цену — сразу сказать, что вы — “советико”. Не в том смысле, что для амиго скидка, а просто со странника, приехавшего из бедной России в нищую Кубу, много не слупишь. Один из “штрейкбрехеров”, который все равно собирается возвращаться домой, тихо соглашается на десятку, и вот мы уже катим в Гавану.
Апартаменто привадо? У водителя естественный вопрос: в какой отель? Лихорадочно листаю путеводитель. И вот — удача. И как это раньше не заметил? В перечне отелей — “Амбос мундос”: цена всего 30 долларов. Да еще он и знаменит: здесь когда-то останавливался сам Хемингуэй; его номер теперь показывают и туристам, и постояльцам. Расплачиваюсь с водителем и с трепетом вхожу в историческое здание. У стойки администрации — прейскурант: постой — от 80 долларов, номер Хемингуэя — 2 доллара. За осмотр. Такой удар со стороны классика! А как же расценки в моем путеводителе? Видимо, о В Гаване с большим трудом удалось отыскать сравнительно недорогой отель “Санта Клара”. Это бывший монастырь клариссинок; при Кастро монахинь выгнали, а обитель переделали под гостиницу. Бывшие кельи с сохранившимися изображениями святых сдаются по 25 долларов. Завтрак — за отдельную плату: “один кофе и один булочка”, “ждите в течение часа”. А потом — с вещами на выход, поскольку днем ожидается плановый заезд участников партконференции: “бронь обкома”. (“Какие старые слова, а как кружится голова!”) …Навьюченный поклажей, бреду мимо огромного здания бывшего Капитолия. План таков: пока не вытрясли из бумажника “соцнакопления”, надо бежать с Кубы в безвизовую Колумбию. Хоть там и наркомафия, куда ей до кубинской госмафии с ее валютными ловушками-удавками! И вдруг слышу: “Сеньор! Апартаменто привадо?” Передо мной молодой мулат-посредник, он предлагает поселиться на частной квартире. Называет и цену: около 10 долларов; при встрече хозяева уточнят на месте. Это то, что нужно, и Колумбия отодвигается в “запасник”. Филиппе, так зовут моего чичероне, уводит меня от Капитолия, и мы какими-то улочками пробираемся в глубь жилых кварталов, где обитает простой люд. Кубинцы от природы жизнерадостны, и тяготы режима не в силах заглушить их эмоции. Но за стенами домов — порой невидимые взору трагедии. Филиппе стучит в дверь, и на пороге появляется хозяйка. Она называет цену: 15 долларов, — и приглашает в комнату. В кресле-каталке — ее полупарализованная мать; мое место будет в углу. Становится как-то не по себе, и я вопросительно смотрю на дилера. Он понимает меня без слов, и мы приносим извинения за беспокойство. Еще два квартала — и поворот на тихую улочку. Филиппе стучит в окно условным стуком. На окне наклеен лист бумаги с какой-то надписью. Неужели так, в открытую, объявление о сдаче жилья? Мы входим в дом, и в беседе с хозяевами многое проясняется. Во-первых, “в случае чего”, вы — гость, а не съемщик. Если соседи стукнут, всем несдобровать. А объявление на окне — это мы продаем кровать, стеснены в средствах. Если сдавать жилье официально, задушат налогами. А у нас — парализованная бабушка, почти год не встает с постели. Во-вторых, договариваемся о цене. Поскольку я буду жить в Гаване не один день, то с меня возьмут всего по 8 долларов в сутки. Для гостя-постояльца освобождают отдельную комнату: подросток-сын переселяется в гостиную, где будет спать на полу. И застенчиво, с неловкостью просят деньги вперед — старушке на лекарства. Вечером за чаем — откровенный разговор. Супруги — научные работники, химики, трудятся в каком-то местном НИИ. У главы семьи ежемесячная зарплата (в пересчете) — 17 долларов, у жены — еще меньше. Оба — “вынужденные” коммунисты, а куда денешься? Из-за нищенского жалованья приходится “химичить” — нелегально сдавать комнату. Только вот постояльцев не было уже давно, и для них мой приезд — нечаянная радость. Я скромно помалкиваю: все мы должны мысленно благодарить Филиппе за его наводку. И комиссионные взял скромные — всего пару “зеленых”, — и велосипед обещал с утра дать напрокат. Семья смотрит телевизор; он старой модели. Зачем нам цветной, если жизнь черно-белая? На экране — непременный Фидель, уже пятьдесят лет подряд кому-то что-то доказывающий. Супруги переглядываются, и глава семьи выразительно проводит по шее ребром ладони: вот он у нас где! Вслух говорить об этом не принято: откуда взять персональный скремблер, забивающий прослушку? Если “жучка” в стене и нет, то за стеной — местные шариковы и швондеры — тайное ухо домового “комитета защиты революции”. Впрочем, и у нас в свое время встречались отдельные несознательные. Когда, при Хрущеве, организовывались “стихийные” демонстрации у американского посольства в Москве, то некоторые при скандировании отклонялись от “канонического” текста и клеветали на социалистический строй: “Куба — да! Мяса — нет!” “Апартаменто привадо” легко отыскать и в других городах Кубы. Но там свои тонкости. Скажем, в полдень нужно освобождать комнату, но мне еще хочется погулять по городу перед отъездом. Хозяин “патентованного” жилья не возражает, чтобы мои вещи побыли у него в доме, но просит все сложить в рюкзак. Иначе, объясняет он, могут быть проблемы. Власти уже смирились с тем, что частники сдают комнаты туристам. Но государство наложило свою длинную руку на этот источник дохода. Чтобы открыть дело, нужно получить лицензию (патент) и ежемесячно платить в казну 100 долларов. Данные постояльца вносятся в квитанцию, ее копия передается в полицию, часто бывают внезапные проверки. Если инспекция застанет “неоформленного” клиента, с хозяина штраф 200 долларов. Но не каждый может наскрести сотню на “вмененный налог”. Ведь в небольших городках туристы бывают редко. Приходится работать в подполье, и на провинциальном автовокзале всегда можно услышать вкрадчивый шепот: “Сеньор! Каса партикуляре?! Апартаменто привадо?!” И по-английски: “Вэри чип!” (“Очень дешево!”)
В режимной Гаване В любой столице мира имеется комплекс правительственных зданий. Где-то их можно видеть с противоположной стороны улицы, с площади, а в Вашингтоне, выстояв в очереди, можно попасть и внутрь Белого дома. В Гаване такой квартал находится близ площади Революции; ее украшает мемориал Хосе Марти. Охранник машет рукой: закрыто! Обхожу внушительное сооружение и направляюсь к административному кварталу. За спиной слышу крики: нельзя! Но я не вижу никаких ограждений; запретительных надписей тоже нет. Значит, у “русланчика” — усердие не по разуму. Продолжаю двигаться в прежнем направлении, но вскоре попадаю в поле зрения очередного вертухая. А он, глядя на меня, уже переговаривается по рации с “опорным пунктом”, что на площади у мемориала. Под наблюдением “стража революции” возвращаюсь обратно, где, само собой разумеется, проверка документов “на предмет установления личности”. А как же! Изучал подходы к “объекту”! Охранник близок к истерике: “Зона милитаре!” А я ему — как грузчики в аэропорту: “Транкилидад!” (“Спокуха!”) В июне 1999 года здесь состоялось крупнейшее — из случавшихся когда-либо на Кубе — оппозиционное собрание: десятки тысяч людей пришли на площадь Революции в Гаване, чтобы провести свой съезд. Его вынуждены были посетить, с кривыми улыбками, и Кастро, и другие руководители страны. Казалось бы, “лед тронулся”, но и сегодня на этой площади — огромный портрет Че Гевары. Сегодня на Кубе идеологический фронт трещит по швам; идут арьергардные бои. Над “верным Русланом” на “зоне” смеются — он уже превратился в прижизненный анекдот с бородой. А смех, как известно, убивает. Ничего хорошего нельзя ждать и от компаньерос, “сидящих на идеологии”: сегодняшние сусловы — это завтрашние яковлевы и волкогоновы. Что делают диктаторы, чтобы “не подставляться”? Как опытные кукловоды, они предпочитают держаться в тени, за кулисами, а доверчивым зрителям впаривают “светлый образ” своего погибшего предшественника или соратника. Предварительно уничтожив реальных конкурентов в борьбе за власть. Кубинский диктатор, ликвидировав свое раннее окружение, поставив к стенке генерала Очоа, расчистил себе место на политической арене. (Брат Рауль — не в счет.) Но самозванство нуждается в идеологическом обеспечении, и здесь как нельзя кстати Че Гевара. Соратник Фиделя Кастро по революции на Кубе в 1959 году, аргентинский врач Че Гевара стал популярен здесь еще в расцвете своей политической карьеры. Отказавшись от министерского кресла, он продолжил повстанческую борьбу. Чтобы семейные узы его не связывали, он послал своего сына в московскую школу КГБ. Есть фотография: Че на Красной площади в Москве. Но он больше склонялся к китайскому опыту и был убежден, что “винтовка рождает власть”. В 1965 году, совершив рейд по Конго, Гевара убедился, что “ловить там нечего”. Конголезские повстанцы не желали идти в бой против войск Чомбе без благословения местного колдуна. Да и бойцами они оказались неважными: нередко в страхе разбегались, оставляя кубинцев один на один с противником. Осенью 1965 года Че тайно вернулся на Кубу, но пробыл там недолго. Для “экспорта революции” он на этот раз избрал Боливию, после чего его с боевиками перебросили в провинцию, которая граничит с его родной Аргентиной, чтобы в случае успеха перекинуть туда революционное пламя. 8 октября 1967 года в боливийских Андах отряд Че попал в засаду, и команданте был ликвидирован армейским спецназом. Образ революционера-романтика стал путеводной звездой для западных леваков: троцкистов, маоистов и прочих “гошистов”. Сегодня он считается и “лицом” движения антиглобалистов, и врагом “эксплуататоров всех мастей”. Майки с его изображением носят даже очень богатые люди в США и Европе: это модно. Кастро вовремя оценил ту выгоду, которую можно извлечь из эксплуатации этого персонажа. В течение нескольких десятилетий на Кубе невозможно было и шагу ступить без того, чтобы не наткнуться на изображение Эрнесто на стенах домов, лозунгах, уличных растяжках. На Кубе нет ни одной улицы, которая носила бы имя Кастро. Его изображения отсутствуют на денежных купюрах, нет ни бюстов в кабинетах, ни гигантских портретов на улицах. Он давно понял, что свой культ можно навязывать иначе. Например, через телевидение. Там он — по восемь часов в день на каждом из двух каналов. (Кубинцы шутят, что к их телевизорам надо прикреплять “дворники”, как на ветровое стекло автомобиля: чтобы стирать плевки, которые летят на экран во время прямого эфира.) Кастро — в каждой брошюре, выпускаемой в стране. Зачем ему убожество в кумаче или гипсе? На острове, где больше половины населения — христиане-католики, культ Гевары должен был вытеснять образ Христа из сознания “несознательных”. (Коммунизм как идейная доктрина скончался. Но он еще способен трансформироваться, накладываться на примитивные языческие верования, этническое и религиозное сознание масс.) Глаза, устремленные к небу, лик, обрамленный бородой, голова в “нимбе”-берете — вот вам и лже-Христос. Но в Евангелии сказано: “Многие придут под именем Моим”. Еще в 60-е годы Гевара предложил создать союз левых и католиков. Пламенный команданте, которого многие его последователи часто сравнивают с Христом, является культовой фигурой для “теологов освобождения”, да и вообще для многих католиков. В Боливии, в тех местах, где он сражался, в каждой семье молятся святому Санто-Эрнесто-де-ла-Игера — Че Геваре. Сопоставим два высказывания. Че Гевара: “Массы почти всегда готовы подняться на борьбу”. Бакунин: “Чтобы поднять массы, надо быть одержимым бесом”. Без комментариев… А в 1997 году последовало “обретение мощей”: братскую могилу, в которой были тайно захоронены Че и шесть боевиков его отряда, обнаружили только тридцать лет спустя, в июне 1997-го. По свидетельству участника “зачистки” “полевого команданте” — боливийского генерала Марио Варгаса Салинаса, трое солдат глубокой ночью 11 октября 1967 года при свете фонарей выкопали вблизи аэродрома в окрестностях городка Вальягранде яму глубиной три метра. В нее и были сброшены трупы Че и других партизан. Впоследствии это место при расширении взлетно-посадочной полосы было забетонировано. Но подтвердилась древняя истина: все тайное становится явным. Останки Че перевезли из Боливии на Кубу. В городе Санта-Клара был сооружен мавзолей, в котором нашел свое последнее пристанище Гевара. Там же захоронены останки боевиков, погибших вместе с ним в Боливии. Мавзолей устроен в основании воздвигнутого еще в 1988 году многометрового памятника “неистовому Эрнесто”. В постройку мемориала вбухали кучу денег, но он давно уже себя окупил: сюда постоянно возят иностранцев, а сувениры стоят в два раза дороже, чем в остальных местах. В начале 90-х годов кубинский Минфин ввел в обращение памятные монеты с ликом Гевары. “Достоинство команданте” было оценено в 3 песо (стоимость стакана “рефрешко”; вспомним — на советских юбилейных монетах 1970 года Ильича приравняли к рублю). Вокруг головы Че — сакральная фраза-нимб: “Патриа о муэрте!” Вариант этого девиза — “Социализм или смерть!” — можно видеть повсюду; особенно впечатляюще он выглядит в аптеках, над рядами склянок, стоящих на полках. Признак распада социалистической системы — это когда бывшие “святыни” втюхивают иностранцам за валюту. Так, в конце 80-х — начале 90-х годов у интуристовских гостиниц рублевые “черепа” уходили по баксу за монету. Дороже просили за погоны, звезды, медали, ордена. Особенно ценилась “гертруда” — золотая медаль Героя Соцтруда. Сегодня то же — в Гаване, аккурат к 75-летию Гевары. — Сеньор, купите сувенирчик! — Щелчок пальцами — и в руке негра появилась блестящая монета с ликом знаменитого команданте в берете. — Всего один доллар, отличная память о Кубе! Не хотите? У меня есть выжженный на дереве, могу и чеканку сделать, если договоримся. А может, военный беретик купите за пять баксов? Совсем как у Че! И еще одна параллель. В начале перестройки “дети Арбата” выставляли на продажу наборы матрешек с ликами генсеков — от “Ильича до Ильича” и Михаил Сергеича. Поначалу “деревянное Политбюро” милиция конфисковывала, а потом привыкла, да и проплатили. То — на Арбате в 80-х. А это — на Кубе в 2003-м. — Раньше Че Гевару запрещалось изображать на кружке, — говорит Антонио Диас, менеджер туристического магазинчика в Сантьяго. — За это могли посадить в тюрьму, поскольку такие вещи считались кощунством. А сейчас я могу напечатать Эрнесто хоть на туалетной бумаге: главное, чтобы это покупали туристы с Запада и платили наличными долларами. Отовсюду из имени команданте выжимают доллары. Туристические магазины бойко торгуют его лицом на кружках, майках, плакатах, магнитах и значках: только за последний год на Кубе туристами было куплено полтора миллиона маек с Че (каждая стоимостью в 10 долларов). На бульваре Прадо в Гаване на ценнике, прикрепленном к майке, написано: “Че Гевара. Всего 12 долларов. Можете торговаться”. В юбилейном году на фестивале песен о Че было продано несколько тысяч компакт-дисков с партизанскими песнями тех времен. Правда, мало кто знает, что большинство из песен срочно написали недавно по спецзаказу. Ходят слухи, что под Санта-Кларой планируется построить туристический кемпинг “Эрнесто Че”, где одна ночь будет стоить 100 долларов. Кроме того, в планах туркомпаний организация “отрядов” из домохозяек и бизнесменов из Канады и Западной Европы, чтобы они могли пройти по партизанским тропам гор Сьерра-Маэстра в полном облачении повстанца с бутафорским автоматом. Три дня такого “похода” обойдутся в 500 долларов. Во Франции продается одеколон “Че Гевара”, в Англии — пиво, в Швейцарии — часы, в Финляндии — кофе с ромом. Правда, в 1998 году у Че на Кубе появился серьезный конкурент. На острове Свободы с пастырским визитом побывал папа римский Иоанн Павел II. Кастро, отчаянно нуждавшийся в прорыве идеологической блокады, был вынужден допустить папу в свой заповедник. Режим пошел на некоторые уступки Церкви. Так, было разрешено помещать на вратах храмов изображение папы с надписью: “Папа благословил кубинцев”. Мало-помалу портреты папы стали появляться и на стенах обычных домов — это был своеобразный протест против засилья кубинских ЧЕкистов. Так и идет негласная борьба за души молодого поколения: на одной стене — папа с Распятием в руках, на другой — Че с “калашниковым”. — А мы просо сеяли, сеяли… — А мы просо вытопчем, вытопчем! Власти надеялись, что в юбилейном году культ Че обретет второе дыхание. В канун 14 июня, на 75-летний юбилей Гевары, в кубинских гостиницах цены выросли почти в два раза, и все равно номер было найти невозможно. В музеях Че (а их по всей Кубе больше десяти) серьезно приготовились к туристическому штурму и увеличили цены на билеты. Над Гаваной развесили плакаты с девизом, которым Че обычно подписывал свои письма: “Hasta la Victoria Siempre!” (“Всегда к победе!”) Но вот юбилейная лихорадка позади. Че идет на экспорт, а островитян все чаще можно увидеть в футболках и майках с изображением “звезд и полос” — американского флага — или просто с надписью “USA”. Теперь здесь за внешний вид не сажают, а только наблюдают в “режиме фиксации”. Гавана — это не только столица, но и крупный морской порт. В портовой бухте еще с советских времен — огромные доки с надписью по-русски: “Тихий ход!” А с холма, на противоположном берегу, Гавану благословляет большая статуя Христа Спасителя. Ее успели возвести к 1958 году, за год до переворота, — “прямо как чувствовали”. Придя к власти, Кастро не дерзнул ее убрать, хотя наверняка кремлевские товарищи советовали. В центре города, неподалеку от Музея Революции, дежурят рикши. Куба — едва ли не единственная из стран Латинской Америки, где существует этот вид извоза. Чем отличается капитализм от социализма? Правильно: при капитализме человек эксплуатирует человека, а при социализме — наоборот. Но это еще не все. Как нам долго внушал агитпроп, рикша — это забитое существо, тянущее коляску с развалившимся в ней белым господином. Нас также учили, что только при социализме произошло раскрепощение женщин. И доказательство налицо: за рулем повозки — белая кубинка, она в поте лица крутит педали. А в коляске — два темнокожих компаньеро с деловыми бумагами в руках. Среди уличных торговцев большой популярностью пользуется продажа знаменитых кубинских сигар. Оптовик закупает их по госцене: 1 сигара — 1 песо. А иностранцу впаривает по доллару за штуку. Наметанным глазом отыскав “вольняшку”, продавец действует по отработанной схеме. Первый вопрос: который час? Второй: из какой страны? И, наконец, третий: интересуется ли сеньор настоящими кубинскими сигарами? Рано или поздно это надоедает, и если у вас в десятый раз за день спросят: кэль оро? (который час?), можете сразу отвечать: спасибо, не курю. Близится время обеда, и надо перекусить. В Гаване, как, впрочем, и в других городах страны, это решается просто. Искать казенную столовку — себе дороже, потеря времени. Зато здесь есть “Макдоналдс” по-кубински. Вы подходите к зарешеченному окну на первом этаже. Это обычная квартира, но хозяин держит патент на торговлю. Он протягивает клиенту бутерброд с бужениной или ветчиной, и вы кладете его в свой пакет. Из холодильника извлекается трехлитровая банка с “рефрешко” (прохладительный напиток), и жаждущий получает свою порцию в стакане. А самые “веселые и находчивые” имеют при себе пластиковую бутылку на два стакана. Теперь все при нас, и можно не потреблять продукцию на месте, а отойти в сторону, отыскать скамейку в ближайшем сквере и разложить снедь на газетке. Главное — не дергаться, не комплексовать, здесь так обедает каждый второй: “Он может кушать пончик и газировку пить. Лишь при советской власти такое может быть!” (Александр Галич).
Вдоль по Малекону Каждый, кто приезжает в Гавану, обязательно должен пройтись по набережной. Она так и называется — Малекон. Морское лицо столицы было сформировано еще в докастровскую эпоху. За прошедшие десятилетия “дома на набережной” изрядно обветшали, и на потемневших фасадах лежит налет трущобности. Неподалеку от моих “апартаментов” расположился китайский квартал, и перед выходом на прогулку довелось побродить по его улочкам с уютными ресторанчиками. Как ни старался режим постричь все под общую гребенку общепита, китайская община сохранила свою самобытность. Китайцы стали селиться на Кубе еще в ХIХ веке. На Малеконе высится черная гранитная колонна с надписями на испанском и китайском языках: “В память о китайцах, которые отдали свои жизни за независимость Кубы в ходе войны 1898 года”. Памятник воздвигнут в 1931 году и к нынешним “борцам за свободу” не имеет отношения. А какую свободу дал Кубе Кастро? Да, Батиста был авторитарным правителем. Но советская пропаганда намеренно смешивала два понятия: авторитарный и тоталитарный режимы. Ни Пиночет, ни даже Франко не были тоталитарными вождями. Тоталитаризм узурпирует (а часто и подменяет) все стороны жизни общества, в то время как авторитаризм только одну — политическую, оставляя в покое частную собственность, профсоюзы, университеты. Прессу он тоже ограничивает, но не подминает. Ну а “верный Руслан”, дорвавшись до власти, подмял под себя все и вся и до сих пор не разжал своих челюстей на горле страны. Правда, уже меньше навязчивого бреда о мировой революции — отказ, впрочем, прямо нигде не сформулированный. Ею просто явочным порядком перестали клясться на каждом шагу. А ведь какой был замах! Никарагуа, Сальвадор, Гренада. Кубинские воины-интернационалисты в Эфиопии, Анголе, Мозамбике. Украшение Малекона — конная статуя Антонио Масео (1845 — 1896) с саблей в руках. Памятник изысканной работы — сразу видно, что “старорежимный”. Почему не снесли? Кастро может считать его своим предшественником: в апреле 1895 года с отрядом патриотов Масео высадился на Кубе и возглавил повстанческую армию провинции Ориенте. Напротив — старинный храм Непорочного зачатия Девы Марии. Захожу под своды церкви. В алтаре, справа от престола, — статуя Божией Матери, а рядом, на древке, — кубинский флаг с пятиконечными звездами. Да… Такого не было даже при большевиках. Церкви они закрывали, взрывали. Но чтобы “социализм с человеческим лицом” совался внутрь, в “калашный ряд”… Впрочем, прецеденты уже имелись. После Французской революции 1789 года “присягнувшие” священники должны были помещать в алтаре триколор. А при Гитлере в протестантских храмах по обе стороны от престола колыхались национал-социалистические штандарты со свастикой. Могут возразить: а как же в США? Ведь там государственный флаг — атрибут каждого церковного здания! Верно, но Штаты — это вам не богоборческая диктатура. Американцы — народ верующий; они умудрились даже на банкнотах изобразить надпись: “Мы верим в Бога”. Кстати об американцах. Еще четыре квартала по Малекону на запад — и перед нами семиэтажное здание из стекла и бетона. Ухоженное, в обрамлении пальм, оно выглядит белой вороной на фоне серых, закопченных трущоб. Это американское посольство, но флага на нем не видно; отсутствует и прочая государственная символика. Это и неудивительно, ведь дипломатических отношений между обеими странами нет с тех пор, как на Кубе власть захватили коммунисты. Поэтому официальное название офиса — “Представительство интересов США на Кубе”. Такое же кубинское заведение есть и в Штатах — на взаимной основе. На Кубе Советский Союз догнал и перегнал Америку. Памятником прошлой эпохе высится над Гаваной двадцатиэтажное российское посольство, построенное в форме кинжала, вонзенного в каменистую землю острова. Все подходы к американскому представительству просматриваются видеокамерами. Их и не пытаются скрыть, и прохожие стараются за квартал обходить “нехорошее место”. Вдоль ограды — четыре сторожевые будки, а в них — кубинские охранники. Десятки кубинцев томятся в очереди, тянущейся вдоль забора. Кто-то лишь готовится “встать на путь измены родине” и намерен подать документы на въезд в страну “потенциального противника”. А другие уже “в подаче” и надеются получить въездную визу. Для того, чтобы занять место в очереди, надо сначала отметиться в будке, где сидит местный гэбэшник. Это, по сути, — донести на самого себя: назвать “установочные данные” — имя, адрес, место работы. И когда “перебежчика” зарегистрируют в амбарной книге, он сможет присоединиться к таким же “гусанос” (червякам), как именует их официальная пропаганда. А для этого нужно решиться идти до конца. Как только “Малекон перейден”, “отщепенец” попадает в оперативную разработку: контакты, связи, компромат. И увольнение с работы не только главы семейства, но и всех домочадцев. А впереди — неизвестность: у американцев квоты для эмигрантов с Кубы — 20 тысяч человек в год, и любой, кто “в подаче”, может оказаться “в отказе”. Даже если во Флориде его ждут родственники. Изображая на лице наивность и неведение, иду вдоль очереди. Но у гэбэшника, что в будке, — собачий нюх. Из окошечка раздается “лай”: перейти на другую сторону улицы! А там оперативник в штатском уже изучает мой паспорт. Интересно, помнит ли Кастро, закончивший в молодости католический коллегиум, библейское изречение: “Отпусти народ Мой” (Исх. 5: 1)? Из-под власти диктатора бегут не только простые кубинцы, но и ближайшие родственники Кастро. Майами с давних пор славится как эмигрантский центр для кубинских беженцев. В том числе — это прибежище для дочек, внучек и прочих родственников Фиделя. В конце 90-х годов в Майами на постоянное место жительства прибыла представительница знаменитого клана, родная дочь Кастро Алина Фернандес. Убежденная противница отцовского режима, она покинула Кубу еще в 1993 году. В парике, гриме и с поддельным паспортом в кармане неблагодарная дочка выехала в Испанию и первые годы эмиграции провела в Европе. Все это время она не прекращала разоблачать деяния собственного отца, выступала на митингах и в прессе, призывая к свержению диктатора. Не найдя в Испании должной поддержки, она переехала в США, где, по ее мнению, противникам диктатуры живется легче. Кроме того, Алина Фернандес говорит, что соскучилась по родине и хочет быть к ней поближе. Вообще дочка явно пошла в папу — тот ведь тоже, происходя из богатого клана, восстал против режима Батисты. Вслед за сестрой в Майами в 1999 году переехали еще одна дочь Кастро, Франсиска, и ее тетка, родная сестра кубинского “харизматика”, Хуанита. Помнится, сходный путь проделала в свое время и дочь Сталина Светлана Аллилуева. Не пожелал жить в России и сын Хрущева. Кто следующий?
Экологически чистый Варадеро |
|
|