10

Это были четыре самых долгих часа в жизни Макса.

Самым худшим во всем этом была поездка в полицейский участок. Полицейский Майкл Хэдли, тот самый, который признал его по их прежней стычке, успел за время этой короткой поездки допросить его, признать виновным и вынести приговор.

— Ты у нас типичный несовершеннолетний преступник, — говорил он с глумливой ухмылкой, обращаясь к отражению Макса в зеркальце заднего обзора. — Будешь жить вместе с тебе подобными, в одной камере с каким-нибудь мерзким воришкой, вроде тебя. Тебе там, конечно, придется держать ухо востро: ведь нипочем не узнаешь, когда одному из твоих приятелей может взбрести в голову наброситься на тебя с ножом...

Макс ничего не отвечал. Ему нравилось изображать из себя этакого крутого крепкого парня, но в тот момент он по-настоящему испугался. Он уже наслушался рассказов о том, что творится в центральном окружном лагере для несовершеннолетних. Если там кто-то будет угрожать тебе ножом — это еще ерунда. Парни, которые попадали туда, были вполне способны сделать что угодно и с кем угодно. А что эти бандиты могли бы сотворить с мальчишкой, вроде него, слабаком в сравнении с ними... Нет, Максу совершенно не хотелось получать подобный опыт. И все-таки он не мог изгнать эти мысли из своего сознания. Его единственная надежда состояла в том, что должно же было существовать правосудие в системе закона и должен ведь кто-то был поверить, что он всего-навсего пытался сделать хорошее дело.

А вдобавок к собственным страхам Макс не мог не тревожиться об Элизабет. Что делал там ее автомобиль, да еще с приоткрытой дверцей и до сих пор валяющейся в салоне записной книжкой? Единственное, что подсказывала логика, выглядело так: кто-то похитил ее. Но кто? И чего ради?

Разумеется, полиции тоже хотелось бы получить ответы на эти вопросы, и в течение следующих нескольких часов они безжалостно долбили всем этим Макса. Где он был весь этот вечер? Достаточно ли хорошо он знаком с Элизабет Уэйкфилд? Но Макс непоколебимо придерживался своего рассказа, снова и снова повторяя, что исключительно беспокойство о ней побудило его уйти из дома на ее поиски. По выражению глаз полицейских было очевидно, что ни один из них ему не верил. Но у него не было иной защиты, кроме истины, и он ни на миг не поколебался.

И в конце концов полицейским ничего не оставалось делать, как отпустить его. У них не было никаких доказательств, что Макс делал что-либо иное, кроме осмотра личных вещей девушки. Он ничего не взял, и не было ни единого свидетельства, что он до этого вломился в автомобиль, да к тому же и ключи до сих пор торчали в замке зажигания. Однако Макс понимал, что они будут пристально наблюдать за ним, и пока не отыщется Элизабет, он будет оставаться главным подозреваемым.

Он никогда не был счастливее при встрече с кем бы то ни было, чем с собственными родителями, которые дожидались его в вестибюле полицейского участка. Он бросился к матери и крепко обнял ее, куда энергичнее, чем когда-либо с младенческих дней. Но когда он поднял взгляд на свирепое и зловещее лицо отца, его поразило ужасное предчувствие, что, возможно, самое неприятное еще ждало его впереди.

Никто в семействе Уэйкфилдов в эту ночь не спал нормально. Когда со своего свидания возвратился домой Стивен и узнал о происшедшем, он настойчиво потребовал отправиться на поиски Элизабет. Тодд пошел с ним, а Джессика с родителями оставались в гостиной в ожидании, что телефон принесет им вести об обнаружении Элизабет живой и здоровой.

Однако такого звонка не последовало, а когда возвратились мальчики, измученные от прочесывания улиц Ласковой Долины, они тоже не принесли с собой никаких хороших новостей. Нигде не было ни малейших следов Элизабет. Она исчезла бесследно.

В отчаянии ища какого-либо правдоподобного объяснения, Тодд только что почти сумел убедить себя, будто за исчезновением Элизабет стоит Макс Делон.

— Как только полиция могла так легко отпустить его на все четыре стороны? — неистовствовал Тодд, мечась по гостиной Уэйкфилдов. — Он должен знать что-то, но только не хочет говорить. Вот мы сейчас поедем и припрем его к стенке!

— Его родители ведь уже не позволили тебе говорить с ним. С чего же ты решил, что они теперь разрешат? — спросил Стивен. — Кроме того, я сомневаюсь, что Макс знает хоть немного больше тебя или меня. Судя по тому, что мне о нем известно, ему просто нравится вести себя круто, а внутренне он обычный порядочный парень. Тебе бы следовало знать это не хуже меня.

— Ну, может быть, ты и прав, Стив, — согласился Тодд, — только я не могу поверить, чтобы Лиз вот так... так просто... исчезла...

Голос его надломился, и по щеке скатилась слезинка. Стивен успокаивающе положил ему руку на плечо и сказал:

—Я понимаю, что ты чувствуешь. Мы снова съездим сразу после восхода солнца. Как только станет светло, мы сможем обшарить парки и по холмам тоже пройдемся.

Он не сказал, не осмелился произнести вслух, что к тому времени они, возможно, будут искать не столько Элизабет, сколько ее мертвое тело.

Через несколько часов измученная Элис Уэйкфилд поднялась с мягкого кресла, в котором она немного подремала, и направилась на кухню в­полнять воскресный утренний ритуал. Она понимала, что обязана продолжать жизнь своим чередом, чтобы сохранить здравомыслие во время этого сокрушительного испытания.

Доставая банку с кофе, миссис Уэйкфилд думала, что все это выглядело страшно нереально. Ведь только накануне вся семья находилась вместе вот в этой самой комнате, собравшись за кухонным столом. А теперь Элизабет исчезла. И миссис Уэйкфилд никак не могла согласиться с ужасным предположением, сделанным полицией после того, как они отпустили Макса Делона. Они старательно намекали ее мужу, что, возможно, Элизабет совсем и не пропала. Возможно, она... сбежала. Конечно, семья отвергла эту идею. Они отлично понимали, что Элизабет никогда бы в жизни ни от чего не сбежала. Да и, кроме того, Элизабет в последнее время была так счастлива. Так какая же у нее могла бы найтись причина, чтобы сознательно нанести своей семье подобный удар?

И все-таки, коль скоро уж полиция допускала такую возможность, то, как сознавала миссис Уэйкфилд, они не стали бы прилагать особых усилий к поискам ее дочери. И если так и произойдет, то разыскивать Элизабет придется родным и друзьям.

Спустя некоторое время она крикнула в сторону гостиной:

—Завтрак готов.

Ни у кого не было настроения есть, но миссис Уэйкфилд подчеркнула, что важно, мол, хотя бы попытаться.

—А ты просто обязан поесть, Стивен, — уговаривала она сына. — Ради Лиз обязан. Ты не можешь отправляться разыскивать ее на голодный желудок. Тебе понадобятся силы.

Миссис Уэйкфилд не говорила так со своим сыном вот уже много лет, и ее материнские упреки возымели свое действие.

—Да, мама, ты права, — сказал Стивен, вгрызаясь в гренок, который она положила перед ним. — Спасибо.

Элис Уэйкфилд уговорила позавтракать и Тодда, который уже так давно нес дежурство в их доме.

Однако она так ничего и не смогла сделать, чтобы заставить поесть дочь. Джессика непонимающим взглядом смотрела на стоявшую перед ней тарелку. Да разве могла она даже думать о еде, когда ее сестра, возможно, погибала от голода в каком-нибудь Богом проклятом месте?

И почему это все? Да потому, что она, Джессика, слишком уж погрязла в собственных любовных интрижках, чтобы хотя бы минутку подумать о своей сестре. Да, Элизабет, возможно, захватил кто-то другой, но все-таки Джессика считала именно себя ответственной за исчезновение сестры. В ее голове снова и снова проигрывался рефрен бесконечных «а что, если бы?», которые приходили ей на ум всю эту ночь. А что, если бы она соизволила уделить внимание тем намекам, которые подсказывала ей интуиция? А что, если бы она подождала, пока вернется Элизабет? А что, если бы она довела до конца свое побуждение позвонить Максу и спросить о сестре перед уходом на прием? Что, если бы она не солгала Тодду? Все это, возможно, и не предотвратило бы исчезновения Элизабет, но зато все узнали бы об этом на несколько часов раньше! Драгоценных часов. Того времени, которое, быть может, помогло бы властям настигнуть преступника.

И потом еще этот Макс... Люди часто предполагали самое плохое, когда речь заходила о нем. Он слонялся туда-сюда но Ласковой Долине с самыми настоящими уголовными типами... и эти его браслеты с металлическими шипами, этот хмурый вид, с которым он шатается по школе... Да, от мыслей о нем легче не становилось. Впрочем. Джессика была согласна со Стивеном: все это было в Максе показным, некой оболочкой, а не его сутью. Джессика просто не могла представить, чтобы Макс сделал с Элизабет что-то дурное, особенно если учесть, что он рассчитывает на ее по мощь но английскому языку. И тем не менее Джессика была, мягко говоря, рассержена на него. Но при этом она, конечно, понимала, что не может возлагать на Макса полную ответственность за все это. Если бы она пораньше сообщила об исчезновении сестры, то Максу попросту никогда и не пришлось бы забираться в ее автомобиль.

И независимо от того, нравилось ей это или нет, Джессика снова и снова возвращалась к тому же самому постыдному осознанию: ей некого было винить, кроме самой себя.