"Найди свое счастье" - читать интересную книгу автора (Мэрфи Лора)

VII

В наступившей тишине казалось, что кондиционер работает необычно громко, и Дорис выключила его. Когда он затих, стало слышно тиканье настенных часов. Напряженное молчание нарушало даже биение ее собственного сердца и медленное, неровное дыхание гостя.

Итак, Хэмфри думает, что она будет обвинять его в смерти Грега. В этом нет необходимости. Он уже сам это сделал. Какой же тяжкий груз приходится ему нести на своих плечах: смерть сестры, любовная авантюра с ней, Дорис, гибель друга! Каким невероятно сильным должен быть человек, чтобы пережить все это!

Никто не может обвинить его, даже если бы захотел. Ведь известно, каким невероятно ленивым был Грег. Ну и что, если даже он сказал: "Эй, Тед, разбуди меня утром, и я пробегусь с тобой". Это вовсе не значит, что он действительно отправился бы на пробежку. Утром перед ним встал бы выбор: оставить свою уютную постель ради тренировки или поспать подольше? Скорее всего, не сомневалась она, он сделал бы выбор в пользу последнего. Так что не в чем винить Теда.

Да и к чему все эти обвинения. Ничего уже не изменишь. Это не воскресит мертвого и добавит страданий чудом уцелевшему.

Тед ждал, когда она бросит ему в лицо самые суровые и горькие слова. Но Дорис думала иначе: как помочь этому человеку избавиться от комплекса вины? Как тяжело ему было жить все эти годы с мыслью, что он стал причиной смерти своего лучшего друга. Не потому ли он избегал ее все эти годы, чувствуя себя виновным в гибели Грега? Возможно. Можно даже представить, как он рассуждал: теперь она свободна, но я не имею на нее никаких прав, потому что на моей совести лежит гибель ее мужа…

— Сколько раз в неделю Грег вызывался пробежаться с тобой?

Неожиданно прозвучавший вопрос показался Теду ничего не значащим и он рассеянно ответил:

— Не знаю. Раза три-четыре.

— И сколько раз в неделю он действительно выходил на пробежку?

— Один-два раза. Иногда ни разу.

— Так что маловероятно, что он вышел бы пробежаться в то утро.

Тед нахмурился.

— Он просил меня разбудить его.

— Но ты же будил его множество раз, когда он просил тебя, и все же бегал один, так?

Ответа не последовало, и комната вновь погрузилась в тишину.

— Извини, Тед, — наконец заговорила женщина, — но я не понимаю, как ты можешь винить себя. Может быть, если бы ты разбудил Грега и он побежал бы с тобой, то остался бы жив. Может быть, если бы я возражала настойчивее, когда он поступал в морскую пехоту, он передумал бы и остался в безопасности в Флоренсвилле. Может быть, если бы его отец не служил морским пехотинцем на Тихом океане, Грегу даже в голову не пришло бы пойти по его стопам. Но нельзя же всю жизнь отталкиваться от всевозможных "может быть". Все эти "что если", "если бы только" могут свести тебя с ума, но ничего не изменят. Факт заключается в том, что Грег мертв и убил его взрыв, устроенный этими проклятыми красными. Но не ты.

— Но ведь все могло быть иначе, Дорис, и это не дает мне покоя.

— Знаю. Но если ты думаешь, что к твоим самобичеваниям я добавлю свои обвинения, то ты ошибаешься. Я этого не сделаю. Не ты навлек смерть на Грега. Ты умер бы сам, если бы мог спасти ему жизнь.

— Иногда именно этого я и желал, — подавленно прошептал он.

— Не говори так, Тед, — упрекнула она его. — Твоя жизнь не менее ценна, чем его.

— Ага, — язвительно усмехнулся он. — У него была жена, ожидающая ребенка, семья. Всем было бы наплевать, если бы я погиб вместо него.

— Жаль, что ты так думаешь. Потеря Грега причинила мне боль, даже большую, чем я могла себе вообразить. Но ты… Если бы это случилось с тобой, я не знаю, как смогла бы все выдержать…

Женщина остановила на нем свой взгляд. Печальные у него глаза — точь-в-точь как на фотокарточке его сестры. И ей отчаянно захотелось сказать ему что-то, от чего бы он улыбнулся, что пробудило бы в нем надежду.

Ей захотелось сказать о его дочери.

Дорис сделала глубокий вдох, судорожно соображая, с чего начать, как его подготовить, как объяснить. Но какие бы слова ни подбирала, они ни на что не годились, и она бросилась, как в омут.

— Тед…

И не сладила с собой. Можно было выбрать какое угодно начало: Тед, мне нужно поговорить с тобой о Кэтрин… Тед, помнишь ту ночь, когда мы занимались любовью, не заботясь о последствиях?.. А ты знаешь, Кэт не дочь Грега… Тед, у тебя есть дочь…

Так много простых и понятных слов, и так трудно произнести всего несколько.

Она не может рисковать добрыми отношениями с Тедом. Трудно даже представить, что их дружба, всколыхнувшиеся чувства увянут и умрут, так и не успев расцвести.

Она не должна допустить, чтобы его доверие и расположение к ней обратились в ненависть.

Невыносима даже мысль, что, открыв правду, уже навсегда потеряет его, только начав любить по-настоящему.

Спохватившись, что не уделяет гостю должного внимания, она смущенно улыбнулась.

— Как насчет чая, который предлагала нам мать и от которого я так неблагодарно отказалась? — Не дожидаясь его ответа, Дорис поднялась и поспешила на кухню.

Я скажу ему, пообещала она себе, беря из шкафчика два стакана и наполняя их льдом. Я скажу ему все и сделаю это очень скоро.

Во вторник вечером Тед ждал у развязки свой очереди влиться в бесконечный поток машин, спешащих в Уэст-Пирс. Несмотря на жару, он опустил стекла, чтобы вдыхать неодолимые выхлопными газами тонкие ароматы садов, раскинувшихся вдоль шоссе.

В обычный день он сидел бы закупоренный в машине, включив кондиционер и настроив радиоприемник и вовсе не сгорая от нетерпения поскорее вырваться из дорожных пробок, чтобы попасть в свою пустую квартиру, где его ждал бы долгий и одинокий вечер. Но сегодня он пригласил на обед в ресторан Дорис с дочерью, вернувшейся от бабушки с дедушкой. Сама мысль, что кто-то ждет эту встречу и проведет с ним несколько часов, притупляла ощущение одиночества. Ему предстоял слишком приятный вечер, чтобы начинать его с обычной дорожной меланхолии.

Вообще, все связанное с Дорис доставляло все большую радость. В воскресенье он провел с ней полдня. Они смотрели телевизор, болтали о том, о сем. Она рассказывала всякие истории про Кэт, о своем учительствовании, отношениях с родителями, а он — о последних годах своей жизни, о местах, где ему довелось побывать, о службе на Филиппинах и в Гуантанамо[4]. Милое и неторопливое времяпрепровождение, этакое новое познавание друг друга после десяти лет отчуждения.

Ему не удастся увидеть ее до конца недели — завтра их батальон отправляется на полевые учения, которые продлятся до пятницы включительно. И вчера они не виделись — ее мать привезла Кэт и осталась на обед, несомненно, пытаясь использовать еще один шанс наставить Дорис на путь истинный. Главной задачей миссис Джеймсон было — он может поспорить на что угодно — исключить его из жизни дочери.

Поэтому он уж расстарается, чтобы женщина не добилась своего.

Тед продвинулся на пару футов в очереди машин и ругнулся, промокая бумажной салфеткой пот, выступивший на шее. Недаром это местечко во Флориде называют "турецкой баней". База не очень-то нравилась ему своим климатом: мягкие осень и зима, но весной бывало жарковато, а лето порою казалось невыносимым. И дело не в температуре, как обычно говорят, а в жутком сочетании капризов природы. Девяносто градусов жары по Фаренгейту и девяносто процентов влажности не каждому привычны.

Из приемника послышалась знакомая песня, отвлекшая его от погоды. Мелодия навеяла воспоминания десятилетней давности. Они отправились в местный клуб — он, Дорис и Грег. Она желала танцевать, а Грег хотел присесть за столик с друзьями и предложил:

"Потанцуй с ней, Тед". Проводив их на танцевальную площадку, он буквально толкнул ее в его объятия. Девушка было запротестовала, но ухажер уже удалился, и Тед… Черт, не мог же он упустить такую счастливую возможность пообнимать ее.

Вот под эту песню — медленную, печальную — они и танцевали. Площадка была переполнена, и он прижимал ее к себе сильнее, чем она могла допустить. На протяжении всего танца партнерша вела себя как испуганная маленькая птичка, вдруг оказавшаяся в лапах огромного плотоядного кота. Мелодия кончилась, и, прежде чем он успел сказать что-нибудь, девушка вырвалась и поспешила к Грегу.

Тед остался на танцплощадке, наблюдая, как она удаляется, и вдруг почувствовал, что так или иначе, но Дорис разобьет его сердце.

И оказался прав.

Слушая песню, он невольно подумал, не готовит ли себя, встречаясь с ней снова, к новым подвигам.

Нет, он дал обещание Грегу.

Он был верен своему слову десять лет, но в последнее время его одолевают сомнения. Насколько обязательным остается обещание, данное человеку, который не просил и даже никогда не слышал о нем? Нужна ли его клятва мертвому, принесенная в покаяние перед живым?

Встречаясь с Дорис, он нарушал свое слово. С самого начала он убеждал себя, что это естественно, что он не позволит себе увлечься ею. Просто проявляет внимание и добрые чувства к вдове и дочери Грега. Разве не ожидал бы он этого от своего лучшего друга?

Но это лишь слова для самоуспокоения. Он-таки позволяет себе увлечься. Он не просто внимателен к женщине и ее дочурке, а пытается занять место Грега в их жизни, хочет сделать его семью своей. Так что его рассуждения не так уж бескорыстны и искренни. Они просто чертовски эгоистичны.

А эгоистичность — недостаточное основание для нарушения своего обещания, для принесения в жертву своей чести.

Значит, я не благородный человек, мрачно признал он. Привязанность к Дорис заботит меня больше, нежели верность своему слову…

Наконец машина вырвалась из дорожных заторов. Проехав предместья, Тед свернул на бульвар Медоу, а затем и на свою улицу. Добравшись в конце концов до дома, он принял душ и надел джинсы и трикотажную рубашку, Дорис сказала ему, что будет дома около пяти тридцати. Он был готов ехать в пять пятнадцать и поспешил к машине. Покажусь слишком нетерпеливым? Ну и пусть! Она должна уже знать, как жаждет он каждой встречи с ней и Кэт. Жаждет отчаянно и, кажется, небезнадежно.

Отдавшись ему однажды, Дорис оставалась для него недоступной. Будучи неотторжимой частью его повседневной жизни, она как бы жила в другом мире. И он был не в силах дотянуться до нее, тронуть ее. На этот раз он оказался не в состоянии сдержать себя.

Сейчас его отчаянное желание достигло почти критической величины, но безнадежности уже не было. Ему мало страстных любовных объятий, ему нужно все. Он так и сказал ей в прошлую субботу, и на этот раз должен получить все.

Все.

Он припарковался у дома Дорис и вылез из машины. На другой стороне улицы находился коттедж уже знакомой ему миссис Кларк. Сэм Кларк — лучший друг Кэт, а его мама присматривала за девочкой. Там, у каменной ограды собралась группа ребят. Убедившись, что это одни мальчишки, он повернулся и пошел по подъездной дорожке к дому, намереваясь подождать Дорис в тени на веранде. Пройдя несколько шагов, он резко остановился и бросил еще один взгляд на детей.

Было нечто необычное в этом маленьком сборище, как-то тихо они себя вели и настороженно. И тут он увидел велосипед, стоявший в нескольких шагах от ребят вверх колесами на сиденье и руле. Серебристо-серый, новенький, но уже изрядно помятый.

Это же велосипед Кэт.

Он пересек лужайку и остановился на улице, пропуская машину. Приблизившись, он услышал подбадривающий женский голос и вопрос встревоженного мальчишки:

— Ты в порядке, Кэт? Я не хотел, чтобы ты упала.

Ребята молча расступились. Кэт сидела на асфальтовой дорожке с ободранными коленками и с подозрительно сверкающими глазами, прижимая левую руку к груди. Увидев его, она попыталась улыбнуться, но ее губы искривились, будто она готова расплакаться.

— Хэй, Тед, — испуганно поприветствовала она его.

— Кэт! — Он присел на корточки рядом с ней, оглядел ее окровавленные коленки и руку, бросил взгляд на виноватый во всем велосипед и укоряюще покачал головой.

— Тебе, похоже, подрезали крылышки, а?

— Я делала это сто раз без всяких проблем, — попыталась она защищаться. — Меня просто отвлекли. — Девочка обиженно взглянула на мальчишку, который только что извинялся перед ней.

— Помочь тебе добраться до дома? — Его удивило спокойствие собственного голоса, хотя он совершенно не чувствовал себя спокойным. Ему пришлось испытать немало физической боли, но боль ребенка показалась ему несравнимо страшнее.

— Я дойду сама, — виновато заверила она. — Только возьмите мой велик.

Он выпрямился одновременно с женщиной, успокаивающей Кэт.

— Вы друг Дорис, — сказала она. — Я позвонила ей, но мне ответили, что все уже ушли домой. Передайте, что я очень сожалею. Сколько раз мы говорили детям не ездить по этой стенке, но разве они послушают!

— Да не волнуйтесь вы так. — Он помог девочке подняться на ноги, стряхнуть грязь с ее одежды. — Кэт знает, что делает. Она просто решила рискнуть. Так, ребенок?

Озорница наградила его улыбкой.

— Видели бы вы меня, Тед. Это должен был быть мой лучший прыжок. Я собиралась взлететь.

— Пока что ты здорово приземлилась.

Улыбка быстро исчезла с ее лица.

— Боюсь, что так. Миссис Салли, извините меня. Я больше не буду, обещаю. Тед, пойдемте домой.

Прихватив велосипед, он перевел девочку через улицу. Она все еще опасливо придерживала левую руку и прихрамывала, щадя сначала одну ногу, потом другую. Когда они обошли его машину, она замедлила шаг и тихо спросила:

— Они смотрят на нас?

Оглянувшись, он убедился, что ребята уже разобрали свои велосипеды и разъезжаются.

— Нет, они теперь по сторонам не смотрят.

Ее плечи как-то сразу осели, и она жалобно попросила:

— Помогите мне.

Бросив велосипед на траву, мужчина подхватил Кэт на руки и понес через лужайку на веранду. Но когда он посадил ее на кресло, она не отпустила его. Здоровой рукой девочка обхватила его шею и уткнулась лицом в рубашку.

— Очень болит рука, Тед, — прошептала она, и он почувствовал сквозь рубашку ее слезы.

— Я догадался, милая.

— Боюсь, она сломана.

И он боялся этого.

— Мама сойдет с ума.

Он опустился на колени рядом с креслом.

— Она еще порадуется, что ты не сломала ногу и не приземлилась на голову, — попытался он утешить ее, во все же согласился с ней. — Ну, рассердится, конечно, что ты делала то, что тебе не разрешали, но очень-то уж не прогневается.

— Ой, Тед, как больно!

Какое-то время он просто придерживал ее. Давненько уже, чуть ли не целую жизнь, не утешал он никого и почти забыл, как это делается. Почувствовал, как всхлипывания сотрясают худенькое тельце, он еще сильнее прижал ее к себе, поглаживая по волосам и спине.

— Что-то ты рано, Тед, — послышался со ступенек мягкий и довольный голос Дорис. Но как только она заметила необычность их поз, ее радость сменила озабоченность.

— Что случилось, Кэтти?

Девочка сразу же оставила его ради материнского утешения. Вполне естественная реакция, успокоил он себя, поднимаясь на ноги. В объятиях Дорис и для него тоже виделось самое лучшее и надежное убежище от болей и тревог.

— Извини, мам, — захныкала Кэт. — Я не хотела, правда, не хотела. И ты мне говорила не делать этого, и миссис Салли. Но это же так здорово, а Майк сказал, что я не могу… Ой, мамочка, я сломала руку. — Уткнувшись лицом в грудь матери, она заплакала еще сильнее.

Обнимая дочь, Дорис поймала взгляд Теда.

— Ты знаешь, что случилось?

— Представь себе юную циркачку на велосипеде во дворе Кларков.

Воображение матери сразу же воспроизвело картину происшедшего, и она помрачнела.

— Ну, милочка, я же тебе говорила… — Вздохнув, она чуть отстранилась от дочки. — Кроме руки, еще где-нибудь болит?

— Посмотри на ее коленки, — сказал Тед, опередив ответ девочки. — Ну и ее гордость пострадала. Лучше, наверное, отвезти ее в травматологическое отделение.

Глаза Дорис потемнели от тревоги.

— Ты думаешь, ее рука?..

Он кивнул.

— Дай мне ключи — я поведу, а ты сядешь с Кэт.

Хотя движение на территории базы было еще оживленным, большинство машин двигалось во встречном направлении. Когда они подъехали к отделению скорой помощи Военно-морского госпиталя, у Кэт уже высохли слезы, но она все еще была подавлена, и мать помогла ей вылезти из машины. Боль не отпускала, и Теду пришлось внести беднягу в здание.

Дорис пошла в регистратуру, а он присел с девочкой в приемной.

— Тед, — обратилась она к нему, прислонив голову к его руке, — почему у вас нет детей?

Все из-за твоего отца, беззвучно ответил он. Если бы Дорис была моей, у нас уже была бы дюжина ребятишек. И из-за Дорис. Я не мог заполучить ее, а других мне не надо.

Но если бы он завоевал Дорис десять лет назад, если бы он отговорил ее от замужества с Грегом, тогда не было бы на свете этого ребенка. Кэт вполне стоила десяти лет одиночества.

— Просто их у меня никогда не было.

— Вы не хотите иметь детей?

— Конечно, хочу. Но сначала не мешало бы найти для них мать.

— Разве у вас не было подружек?

Он устроил ее поудобнее и обнял за плечи.

— Ну, почему же? Были у меня подружки.

— Так почему вы не женились на одной из них и не завели детей?

— Потому что не хотел жениться ни на одной.

— Вы не были влюблены?

— А что говорит твоя мама, когда ты задаешь нескромные вопросы? — обратился он к девочке, имитируя интонацию Дорис. — Не слишком ли мы любопытны?

Кэт хихикнула.

— Это мне намек не лезть не в свое дело и переменить тему, верно? — Она приподняла руку, осмотрела ее и веселость сменилась кислой гримасой.

— Вы думаете, мне наложат гипс?

— Не знаю, милая. Может, дело обойдется шиной.

— Я хочу гипс. Настоящий твердый гипс. Тогда я смогу врезать им этому дуралею Майку. Это он виноват в том, что я упала.

Тед подавил улыбку. Ее намерение пришлось ему по душе — именно это он сделал бы, если бы был в ее возрасте. Но сейчас-то он уже не мальчик и не должен позволять ей думать, что такое в порядке вещей, если даже этот дуралей Майк и заслуживает наказания.

— Может, все и произошло из-за этого негодника, но больше всех виновата ты сама, детка, раз уж делала то, что не полагается. И даже если на твою руку наложат гипс, тебе не следует дубасить им людей.

— Даже Майка?

Тут уж Тед не удержался от смеха — такое разочарование прозвучало в ее голосе.

— Да, Кэтти, даже Майка.

В ожидании медсестры Дорис стояла у окошка регистратуры и наблюдала за дочерью и Тедом. От одного их вида ей сделалось больно. Кэт прильнула к нему бочком, а он прижимал ее к себе и нежно поглаживал по волосам. Они выглядели так, как и положено любому отцу и его дочурке.

Как только Тед не догадывается? — в отчаянии думала она. Он вглядывается в лицо Кэт — вот так, как он делает как раз сейчас, — и не видит в ней себя. Как он может реагировать на нее так естественно и не чувствовать своего родства?

Они так страстно предавались любовным утехам, а ему и не придет в голову, что Кэт стала плодом именно того вечера, а не нескольких ночей, проведенных ею с Грегом месяц спустя.

Закончив с другим пациентом, медсестра взяла карту Кэтрин и подошла взглянуть на нее. Девочку провели в рентгеновский кабинет, затем снимок проявили и изучали, после чего доктор показал им перелом на снимке и отправил к специалисту для наложения шины. Кэт прошла через это с большим мужеством, чем мать. К тому времени, когда маленькую страдалицу наконец отпустили, уже Дорис нуждалась в опоре на плечо Теда.

К несчастью, — нет, не к несчастью, а очень даже к счастью, — оно было уже занято.

После посещения ортопеда в гражданской поликлинике города он еще раз взял Кэт на руки, чтобы донести до машины.

— Знаешь, я думаю, она вполне может дотопать сама. Сломана-то рука, а не нога, — ревниво заметила Дорис.

Над плечом Теда дочь состроила ей рожицу.

— Мам, у меня болят коленки, когда я сгибаю их, а ходить, не сгибая коленки, очень трудно. И вообще, меня никогда никто не носит. Ты считала, что я слишком тяжелая, когда мне было всего пять лет.

— Да, вес у тебя приличный, — поддразнил ее Тед.

Не так уж он и перенапрягается, подумала Дорис. Он все же очень сильный, а Кэт всего лишь маленькое костлявое существо. К тому же, почему бы и не побаловать ее немного? Первая помощь отца давала повод для утешения.

Они усадили ее на заднее сиденье, и Дорис уселась рядом с Тедом.

— Теперь куда? — спросил он, запуская двигатель.

— Обедать, — подала голос Кэт. — Я проголодалась.

И не мудрено, подумала Дорис. Эта неотложная помощь заняла почти три часа. Особенно медленно все было в госпитале.

— Давайте купим гамбургеры и поедем домой, — предложил Тед.

— Отличная идея, — быстро поддержала Дорис, прежде чем дочь успела возразить. Отличным, призналась она себе, была не еда, а другое — дом. Приятно думать о ее уютном маленьком домике как о домашнем очаге для них троих.

— Ладно, — нехотя согласилась Кэт. — Я хочу хот-дог и картофель. Но как только мне наложат гипс, потребуется настоящая пища. Ресторанная еда.

Девочка подсказала, как проехать к ближайшему кафе, где обслуживали прямо в машинах и где она могла получить свою "горячую собаку" и картофель. Тед заказал у подбежавшего официанта обед, отстегнул ремень и повернулся к Дорис лицом. Однако его взгляд автоматически перенесся на что-то сзади нее и посуровел.

Она поняла, что случилось. На другой стороне улицы находился Мемориал героев. Это был памятник тремстам сорока пяти военнослужащим, главным образом морским пехотинцам, погибшим в Корее и во Вьетнаме. Еще одно напоминание об искромсанных батальонах морской пехоты из Уэст-Пирса. Список имен сохранил память и о ребятах из батальона Грега и Теда.

— Ты когда-нибудь бывал здесь? — тихо спросила Дорис.

Он покачал головой.

— Красивый мемориал. В центре статуя морского пехотинца в окружении десятков кустов азалии, которая цветет весной. А в общем… грустно.

Наклонившись вперед, Кэт добавила:

— Каждый год здесь проводится богослужение в память о погибших, и мы приходим сюда. В своей комнате я храню копию списка с именем папы. Там написано: "Тейлор, Грегори В., МП". Мне всегда хочется здесь плакать…

Бедная девочка, подумала Дорис. Благослови, Господи, ее сердце, слишком она юна, чтобы грустить по людям, которых никогда не видела.

— Мы можем пойти туда после обеда, — предложила Кэт. — Я плакать не буду.

— Только не сегодня, девочка, — слабо улыбнулся Тед. — Как только поедим, тебе нужно вернуться домой и положить руку на что-то высокое, как сказал врач.

Кэт заерзала на заднем сиденье так, что машина заходила ходуном.

— Это был не врач, а фельдшер. Сэм уже четыре раза был в отделении скорой помощи и ни разу не видел там доктора. Он говорит, что врачей на самом деле и нет, с ними разговаривают по селектору, только чтобы надуть пациентов. А в действительности там есть только фельдшеры, медсестры и санитары.

— Ну уж Сэм-то разбирается в этом, — подтрунила над дочерью Дорис.

— Он был в скорой помощи четыре раза, мам, а он моложе меня, — с самым серьезным видом ответила Кэт.

К машине подошел официант, грациозно остановился и протянул поднос. Пока Тед принимал его, Кэт разглядывала еду засверкавшими глазами. Дорис подождала, когда дочь повернется к ней и, не дав ей открыть рот, отрезала:

— Никакого мороженого, Кэт!

— Но, мам…

— Тебе недостает теперь только ангины.

— Ну, с тобой скучно, — пробормотала девочка, отворачиваясь от матери.

— Такой обделенный ребенок, — заметил Тед, передавая Дорис заказ и помогая Кэт разложить на сиденье ее пакетик.

— А ты сегодня не обделен? — Она взглянула на него, развертывая свой гамбургер. — Не такого вечера ты ждал, когда пригласил нас пообедать, а?

— Не совсем такого, вот если бы не бедняжка Кэт…

Да и ей хотелось иного. Она-то вообразила, как они чудесно отобедают и вернутся домой. Кэт пошла бы поиграть или посмотреть телевизор и в конце концов отправилась бы спать, а ей досталось бы несколько часов вместе с Тедом. Это было бы все равно, что свидание — приятное, сладкое.

Но нет ничего приятнее, чем положиться на Теда, когда Кэт попала в беду.

Нет ничего трогательнее, чем видеть, как он утешает свою дочку — их дочку, — когда она плачет.

И все-таки оставалась какая-то надежда провести вместе остаток вечера. Даже уход за Кэт с помощью Теда принес бы девочке облегчение, а ей доставил бы радость и удовольствие.

Покончив с едой, они заказали Кэт молочный коктейль и наконец поехали домой. Девочка прохромала от машины до дома — нести себя она не позволила — вдруг кто-то из друзей увидит — и опустилась без сил на нижнюю ступеньку лестницы.

— Ма, рука очень болит, — жалобно простонала она.

— Знаю, маленькая. — Мать погладила ее волосы. — Послушай, сейчас поднимемся наверх и приготовим тебе постельку. Ты примешь таблетку, как велел доктор, ляжешь в постель и посмотришь немного телевизор, ладно?

Кэт согласно кивнула, но прежде чем взобраться по ступенькам, повернулась к Теду.

— Найдите женщину, влюбитесь, нарожайте много детей и получайте то же самое удовольствие, — посоветовала она на полном серьезе.

Дорис обняла ее за талию и притянула к себе.

— Некоторые морские пехотинцы хнычут больше от вывихнутой кисти, чем ты от сломанной руки. Крутая ты у меня.

— Знаю. Я в папу.

Уж не подобие ли замешательства промелькнуло в глазах Теда? Вполне вероятно, и не без причины. Когда она говорила дочери о крутости ее характера, унаследованной от отца, то имела в виду истинного родителя. В Греге же не было ничего сурового, напротив, он был мягок и добр, как плюшевый медвежонок.

Однако Тед не откликнулся на ее замечание.

— Знаю, ты стараешься не хныкать, но ты же у меня хорошая девочка, правда?

Кэт снисходительно улыбнулась.

— Только для некоторых. Тебе повезло быть одной из них.

— Какой скромный ребенок, а? — отозвалась умиленная мать.

— Ложная скромность не добродетель, — бросила Кэт в подражание своей бабушке. — Я луч света в твоей жизни, ма, и ты не можешь отрицать это.

Девочка перевела взгляд на гостя и прошептала:

— Спокойной ночи, Тед.

Когда она вдруг потянулась на цыпочки и прижалась губами к его щеке, Дорис растроганно отвернулась и зажмурилась, не в силах видеть такое. Да поможет ей Бог, недолго сможет она хранить свою тайну…

Наверху Дорис помогла дочери переодеться в ночную рубашку и медленными нежными движениями расчесала ей волосы, пока Кэт чистила зубы. Вынув щетку изо рта, она пробормотала:

— Жаль, что все так случилось, ма.

— Мне тоже, маленькая.

— Я знаю, визит к доктору обойдется недешево.

— Пусть тебя это не беспокоит, детка. Справимся как-нибудь.

— Ма?

— Что, миленькая? — Мать уже перестала причесывать дочь и любовалась ее волосами — такими темными, блестящими и мягкими, как шелк. Чуть светлее, чем у Теда. Роскошные темно-каштановые волосы просто сверкали под яркими лампами.

— Мам! — Кэт подождала, пока мать не взглянула на ее отражение в зеркале и их глаза встретились. — Мне очень нравится Тед.

Дорис ощутила тупую боль в груди.

— Да уж я вижу.

— Он, правда, очень нравится мне.

— Вот и хорошо, золотце. — Она вынула из кармана пузырек, вытряхнула из него две таблетки и протянула дочери.

Та сунула их в рот, запила водой, и не думая отвлекаться от поднятой темы:

— А тебе он нравится?

Женщина принялась приводить в порядок раковину, медля с ответом, набираясь храбрости. Потом взглянула в глаза Кэт, внимательные и ждущие. Всю свою жизнь Дорис не была честна с дочкой относительно самой важной стороны своей жизни. Самое меньшее, что она могла сделать, это ответить искренне на ее вопрос.

— Да, милая, мне он тоже очень нравится… А теперь пойдем в мою комнату. Я уложу тебя поудобнее и включу телевизор.

После поцелуев, объятий и пожеланий спокойной ночи она включила ночную лампу и, погасив верхний свет, выскользнула из комнаты.

Тед ждал в гостиной и поспешил ей навстречу. Она замедлила шаги и остановилась на нижней ступеньке. Их глаза оказались на одном уровне, на расстоянии вытянутой руки. Они долго молча смотрели друг на друга.

— Трудный выдался денек, — наконец произнес он.

— Ты, должно быть, устал. — Устал и торопится домой, подумала она с таким разочарованием, что у нее защемило сердце.

— Да не особенно. Вот тебе, наверное, пора отдыхать.

— Нет, обычно я ложусь позже.

— Может, выйдем на воздух? С Кэт все в порядке?

— Девочка скоро заснет.

Спустившись с последней ступеньки, она первой прошла по коридору и через заднюю дверь вышла на открытую веранду. Было темно, но тихо и спокойно. Свет луны и звезд едва проникал сквозь густые кроны деревьев. В этом уединенном уютном месте пахло цветами и старой листвой.

Миновав плетеное кресло-качалку, она прошла прямо к гамаку, толкнула его и посмотрела, как он раскачивается призрачно-белым пятном.

Тед двигался легко и неслышно и остановился в нескольких шагах от нее — не так близко, как хотелось бы.

— Ты волнуешься из-за дочери, Дори?

— Немного. Я знаю, что сломанная рука не такая уж трагедия — это даже не утихомирит ее, но все же… — Она вздохнула. — До госпиталя я вообразила, что все будет гораздо хуже.

— Вам обеим повезло.

— Нам всем повезло, — заколебавшись, ответила женщина. — Спасибо, что поехал с нами. — Нервно улыбнувшись, она продолжала: — Могу спорить, что не успеет рука зажить, как девчонка опять будет носиться на велике как угорелая.

— Она считает, что ты не азартная.

— Я говорю о том, в чем уверена. Игра тут ни при чем.

Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо, хотя, скорее всего, по нему ничего не удалось бы прочесть.

— Ни в чем нельзя быть уверенным. Неужели жизнь с Грегом не научила тебя этому?

— Ты ошибаешься, Тед. Есть кое-что, в чем я уверена.

— Например?

В своих чувствах к тебе. За десять лет они лишь окрепли, хотелось бы ей ответить.

Но она не была готова к столь откровенному ответу и, пожав плечами, сказала:

— Уверена в том, что жизнь быстрее и опаснее, чем сумасшедшая езда на велосипеде.

Она замерла, прислушиваясь к ночным звукам: стрекоту цикад в ветвях старого дерева, шуму машины, проехавшей по улице, уханью артиллерии на полигоне.

— Ты думаешь, я напугана жизнью?

— Я действительно так думаю. И знаю, что ты боишься меня.

Его низкий голос обволакивал, хотелось вслушиваться в него, наслаждаясь мягкими, зовущими звуками. Ей даже почудился в них какой-то сексуальный вызов, к которому она была почти готова. Отвечая на него, Дорис придвинулась к Теду на шаг.

— Ты ошибаешься. Я никогда не боялась тебя.

Он хохотнул. О небо, теперь и этот дразнящий хохоток мужчины вызвал в ней ассоциации с сексом.

— Верно, Дори, однажды ты не испугалась.

— Не испугалась бы и теперь…

Дорис сделала еще один шаг, достаточно близко, чтобы почувствовать его пьянящий запах и отличить его медленное ровное дыхание от своего прерывистого. И настолько близко, что ощутила биение его сердца. Прикоснувшись к нему, она мягко и не без трепета бросила собственный вызов:

— Хочешь, я докажу!