"Кинжал Медичи" - читать интересную книгу автора (Уэст Камерон)Глава четвертаяБлиже к утру мне приснилось, что я играю в шашки с Юлием Цезарем посередине площади Сан-Марко. На нем черная тога, а вокруг шеи обвилась змея, нашептывающая на ухо, какой ход сделать. И сукин сын Юлий выигрывает. То и дело проходит в дамки, складывая сбитые шашки в аккуратные стопки. Кстати, шашками служило печенье «Орео»: у меня — черное с белой прослойкой, а у него, конечно, белое. За нами с интересом наблюдали туристы и голуби. Я сидел с красным лицом посередине большой площади, пытаясь схватить змею за извивающийся язык. А Юлий каждый раз, когда я делал промах, запрокидывал голову и зычно смеялся: «Ха-ха-ха». Дрянной, отвратительный сон. Из-за этого я проснулся слишком рано, расстроенный и обозленный. В утренней газете нашел то же сообщение из Венеции, что и в «Денвер пост». Отбросил газету, приготовил свой обычный завтрак — овсяные хлопья с сухими вишнями и бананами, — быстро проглотил его за кухонным столом. Час спустя закончил пробежку вокруг туманных холмов Малибу, наполняя легкие прохладным влажным воздухом, очищая мозги. После душа я позвонил своему агенту, симпатичной женщине с очень сексуальным голосом. Попросил забронировать вечерний рейс в Милан первым классом, с транзитом в аэропорт Марко Поло, неподалеку от Венеции. Затем поставил компакт-диск группы «Криденс» и под грустные завывания Джона Фогерти начал собирать вещи. Носки, белье, джинсы, бритвенный прибор, зубная щетка, паста, несколько черных футболок, форма для пробежек и герметичная свеча в небольшом медном держателе. Ее я зажигаю перед сном в память о родителях, где бы ни находился. Мягкий подрагивающий свет напоминает мне картину Жоржа де ла Тура «Кающаяся Магдалина» из Национальной галереи, где Мария Магдалина изображена сидящей за столом в помещении, освещенном единственной свечой. Наклонилась над столом, одна рука подпирает подбородок, изящные пальцы другой касаются едва освещенной головы. Она смотрит в зеркало, погруженная в мысли о смерти и искуплении. Мягкие отблески играют на печальном задумчивом лице. И главное, рукав как будто колышется. Это особенно приводило меня в восторг, когда я был ребенком. Я закрыл чемодан, выключил Фогерти. Набрал номер Арчи Ферриса. Арчи — владелец специального оружейного магазина, обслуживающего киностудии. Он досконально знает любой тип оружия и владеет им в совершенстве. Помимо торговли, Арчи неплохо зарабатывает на жизнь, работая техническим консультантом в фильмах-экшн. Ему под шестьдесят, рост около метра семидесяти, крепко сбитый, волосатые руки, внушительные кулаки и солидная щетина на щеках уже в одиннадцать утра. Арчи родом из Бостона. После школы служил в армии, в специальных войсках, дослужился до сержанта. Дважды побывал во Вьетнаме и, что удивительно, ни разу не был ранен. Но душевных ран хоть отбавляй. Он пришел с войны и, как всякий ветеран, убедился, что всем на него наплевать. После возвращения в Штаты Арчи переехал в Лос-Анджелес, стал копом, женился на первой попавшейся девушке, которая не смотрела косо на его военное прошлое, и, как обычно бывает, пролетел по полной программе. Я даже не знаю ее имени. Он иногда говорил: «Это женщина с пустым сердцем, которая не способна любить. Никого, даже собственного сына». И все. Сын Дэнни рос в основном под опекой матери, бывшей жены Арчи. Тот любил Дэнни больше всего на свете, хотя считал, что мальчик похож на мать. Полицейским Арчи был идеальным. Служа в армии, защищал все население Соединенных Штатов, а теперь только одного Лос-Анджелеса. Вот и вся разница. И вообще он был прирожденным защитником. А вот Дэнни не уберег. Парня застрелили во время стычки в баре. После этого Арчи ушел из полиции. Пару лет проработал охранником в съемочных группах, пребывая в глубокой депрессии, из которой его вывел один знаменитый режиссер, действительно большой мастер. Он разглядел в нем то, что не видели остальные, — душевную щедрость, преданность и профессионализм и пригласил сниматься в нескольких эпизодах с драками, погонями и большим количеством оружия. Результат оказался потрясающим. Фронтовик показал, что такое настоящий героизм. С тех пор Арчи начал работать консультантом, потом открыл магазин. В общем, зажил новой жизнью, стал немного самим собой, но недостаточно, чтобы заполнить дыру оставленную в его большом сердце сыном Дэнни. Я стал каскадером с легкой руки Арчи. Получилось это так: я переходил улицу у бульвара Санта-Моника, жевал овощной бурито и слишком поздно заметил черный «лендровер», за рулем которого сидел Арчи, прижимая к уху мобильный телефон. У меня был только один способ избежать столкновения и не стать самому маисовой лепешкой — это прыгнуть. Арчи ударил по тормозам в полуметре от меня. Я прыгнул, перекатился через капот и, сгруппировавшись, снова оказался на мостовой, не переставая жевать бурито. Наши взгляды встретились в боковом зеркале. Вначале он в ужасе вытаращил глаза, увидев, что я жую и улыбаюсь. Потом улыбнулся в ответ. После этого мы основательно выпили и хорошенько закусили в китайском ресторане. Он обнаружил у меня много полезных талантов — я занимался дельтапланеризмом, скалолазанием, карате, прыжками с парашютом и мотогонками — и порекомендовал руководителю группы каскадеров. С тех пор все и началось. Я нырял, мчался на автомобиле, на роликовых коньках, на лошадях, совершал головокружительные прыжки, падал. Через какое-то время Арчи подарил мне «зиг-зауэр», пистолет калибра девять миллиметров, научил пользоваться им, помог получить лицензию. Я оказался понятливым, быстро овладевал любым оружием, какое Арчи вкладывал мне в руку, и он меня зауважал. В общем, мы стали друзьями. Арчи ответил после первого гудка. — Привет, Арч, — проговорил я не очень решительно, зная, что он уже слышал о моем трюке с дельтапланом и не одобряет. — Если собрался покончить с собой, — буркнул он вместо приветствия, — так проще взять «зиг», который я тебе подарил, и вышибить мозги. Мало того, что я потерял Дэнни. Теперь еще ты. — Он помолчал. — Чего звонишь? — Мне нужна твоя помощь. — Продолжаешь хандрить? Не отпирайся, голос выдает. Из-за Эмили? Приезжай, посидим, поговорим. Думаешь, больше никого не сможешь полюбить? — Ты же знаешь, что я ее не любил. — Да, да. Так в чем дело? — Понимаешь, я собрался в Венецию — не здешнюю, а в Италии, и мне… там понадобится пистолет. — Я произнес эти слова и в ту же секунду пожалел. Он молчал. — Ты говорил, у тебя в Венеции есть приятель, сослуживец по Вьетнаму, который продает оружие. На вывоз своего пистолета я просто не успею оформить разрешение. — И что ты забыл в Венеции? — спросил Арчи. — Давай выкладывай, я слушаю. — Ну, это связано с Леонардо да Винчи и моими родителями. Долго рассказывать. — И для этого тебе понадобился пистолет? Чтобы решить дело с Леонардо да Винчи? Но ведь из пистолетов убивают людей. — Ладно, — сказал я. — Не надо ничего. Забудь об этом. — Что забыть, черт возьми? Леонардо да Винчи и твоих родителей? Я не понимаю, о чем идет речь. — У тебя есть сегодняшняя «Таймс»? — Ну, предположим, есть. — Ты прочитал? — Так, просмотрел. «Лейкерсы» проиграли. Боже, да говори же, в чем дело. — Третья страница. Вверху. — Погоди. Я услышал шелест бумаги и негромкое бормотание. — Все равно ничего не понятно. Тут говорится о каком-то пожаре. При чем здесь ты? Пришлось рассказать ему все — о Грире, Теччи, Кинжале, записках Леонардо. Он надолго замолк. — Так ты помогаешь или нет? — спросил наконец я. — Конечно. Я поеду с тобой. — Арч, — смущенно проговорил я, — у меня нет слов, чтобы выразить благодарность, но это должен сделать я один. Вот если бы ты помог с оружием… — Извини, но с этим ничего не получится, — сказал он. Я услышал глубокий вдох. — Тогда пока. Мне нужно идти. — Погоди… — Но я опаздываю на самолет. — Что, тебе обязательно нужно быть там? ― Да. — И нет другого выхода? — Другого выхода нет. Туман рассеялся. В окна гостиной заглянуло солнце, образовав коридоры, где весело заплясали пылинки. Я достал из присланного мешка пятьдесят тысяч долларов, завернул в коричневую бумагу и убрал в красный рюкзак, который купил в Бостоне после посещения Музея изящных искусств. Сверху сунул кожаную папку со страницей Леонардо. Остальные деньги положил обратно в старую кожаную сумку. Потом сказал Джинни до свидания, погрузил вещи в багажник и поехал в Санта-Монику. Там в банке у румяного служащего обменял пять тысяч долларов на лиры и арендовал сейф, куда поставил кожаную сумку. Вернулся в машину, повернул ключ зажигания. Негромкое урчание двигателя заставило завибрировать позвоночник. Пора ехать в аэропорт. Где-то над Скалистыми горами я решил воспользоваться телефонными услугами авиакомпании. Позвонил старой приятельнице, Лоуис ван Алстин, рыжей длинноногой красавице с зелеными глазами, которая была ходячим справочником «Кто есть кто». У нее была феноменальная память на фамилии и факты, которую она с успехом использовала, занимаясь в Голливуде пиар-бизнесом. Пару лет назад мы провели с ней довольно приятную ночь и с тех пор сохранили теплые чувства друг к другу. Лоуис ответила после третьего гудка: — Бобби, я в метро. Буду на месте через час. — Лоуис, — сказал я. — Это не Бобби, а Реб. — О, привет. Том расстроен. — Она имела в виду Тома Слоуна, дублером которого я был. — Говорит, что какие-то полотенца тебе дороже, чем его общество. — Но это действительно так. — Надо же. И что тебе нужно? Полагаю, ты звонишь не для того, чтобы назначить свидание. — Мне нужна информация о Вернере Крелле и Ноло Теччи. — Крелла я, конечно, знаю. А о Теччи никогда не слышала. Что, Крелл собрался финансировать фильм с тобой в главной роли? Я промолчал. — Ладно, подожди чуть-чуть. Я включу карманный компьютер, посмотрю, что там есть в базе данных. А где ты? Судя по шуму, в какой-то аэродинамической трубе? — В самолете, лечу в Венецию. — Вместе с Креллом? В его самолете? — Лоуис, этот звонок стоит сто долларов минута. — Ага, — сказала она. — Ладно, давай посмотрим… Значит, Теччи. Как он пишется? — Два Ч, на конце И. — Ничего нет. А вот с Креллом все в порядке. Вернер Крелл. Знаешь, а ведь он лысый. Типа Юла Бриннера. В смысле симпатичный. Родился в Берлине в 1935 году, единственный ребенок в семье. Папа — известный фабрикант оружия. Разработал первую полуавтоматическую винтовку «Гевер 41W», которая широко использовалась во Второй мировой войне. Большой фанат Леонардо да Винчи. ― Что? — Я сказала, папа Крелла был фанатом да Винчи. Имел коллекцию моделей оружия, созданного им. Музейного качества. Боевые машины, катапульты и прочее. Выставлял их перед войной в различных галереях. Тут есть его фотография — отец, а рядом маленький Вернер в коротких штанишках. О-о-о, оказывается, мама погибла во время налета авиации союзников, когда Вернеру было восемь. Говорят, что после этого у папы, а следом и у сынка слегка поехала крыша. А дальше… в двадцать Вернер с отличием окончил Берлинский политехнический институт по специальности инженер-механик и занялся разработкой новых типов стрелкового оружия. Через некоторое время унаследовал папин бизнес. Изобрел первый автомат с затвором циклического возврата. Во много раз увеличил состояние отца. Сейчас он миллиардер, контролирует оружейные компании в Германии, Австрии, Бельгии, Италии, Чили и Мексике. Бизнесмен жесткий, изворотливый. Привык добиваться всего, чего пожелает. — Это все? — спросил я. — Передвигается по миру в собственном самолете. В Европе предпочитает ездить в личном пульмановском вагоне, который подцепляют к хвосту любого поезда. Штучка типа Восточного экспресса. Вот фотография. Должно быть, стоит много миллионов. Настоящий стиль «ар-деко». Сзади элегантный открытый тамбур вроде корабельной палубы. Медные ограждения. Я представил Генри Грира, как он перепрыгивает ограждение и летит в ущелье Сан-Роддар. — Ты что, решил помолчать за сто баксов в минуту? — спросила Лоуис. — Извини, — сказал я. — Задумался. — О чем? — Так, ни о чем. Спасибо. — Ну, тогда пока. Я положил трубку. При других обстоятельствах, возможно, мы с Вернером Креллом могли посидеть и выпить за память наших покойных отцов и гений Леонардо. Всплакнули бы оба по своим безвременно ушедшим матерям. А если бы встретились на поле боя где-нибудь в сорок четвертом, тут уж выжил бы тот, кто первым нажал на спуск. Самолет пробил облака и приземлился в аэропорту Милана. Было темно, шел дождь. Спустя час я снова взмыл в небо в сторону Венеции на уменьшенной копии самолета, на котором только что прилетел. Во время короткого перелета к аэропорту Марко Поло я снимал нервное напряжение, вспоминая резных куколок из России. Внутри каждой находится меньшая, а в самом центре крошечная, но точно такая же. Я задремал, и мне приснился самолет, внутри которого меньший, а внутри того еще меньший, и я уменьшаюсь вместе с ними, пока наконец не оказываюсь в самолете размером с дикую утку, который взмывает в небо и присоединяется к стае… На этом месте меня разбудили. Вскоре я уже сидел в такси, петляющем вдоль Большого канала. По-прежнему дождь. Воздух за окном казался густым и наэлектризованным. Для меня был забронирован номер в «Гритти палас», пятизвездном отеле с видом на Большой канал. Это дворец, где в шестнадцатом веке жил дож, могущественный правитель Венеции. Великолепные апартаменты с высоченными потолками, изобилующие стариной. Дверь приоткрылась, вошел посыльный с корзиной фруктов. Я сунул ему чаевые, и он вышел, изящно пятясь к двери. После душа я разобрал вещи, зажег свечу, залез в постель. Мама с папой полюбили бы Венецию. Мы бы могли остановиться здесь. Я бы погружал босые ноги в мягкий ковер, вглядывался в лепной узор на высоком потолке, слушая рассказы папы о гордых художниках, создававших прекраснейшие холсты. Мой элегантный номер неожиданно стал неуютным, а предстоящая ночь слишком долгой. Я повертел в руках шоколадку в форме голубки в оранжевой фольге с символикой отеля, источавшую аромат французского апельсинового ликера. Мысленно заставил ее взлететь. Очень остро хотелось поскорее придавить коленом грудь злодея Ноло Теччи. Утром я направился к своему единственному ориентиру и ровно в девять стоял в вымощенной мраморными плитками приемной на третьем этаже «Галери дель Академия» перед шестидесятилетней женщиной с вьющимися темно-каштановыми волосами и густыми бровями, секретаршей, свободно говорившей по-английски. Правда, очень сдержанно. Я заулыбался, этакий простой американский парень. Объяснил, что приехал из Калифорнии поговорить с сотрудником, которому владелец антикварного магазина, синьор Аррецьоне, показал страницу из записок Леонардо. Ее лицо напряглось. — Вы репортер? — Нет, — ответил я. — Не репортер. Она долго рассматривала меня, сдвинув брови. Я распахнул пиджак. — Смотрите, никакого магнитофона, ни бумаг, ни ручки. Я не репортер. Даже писать толком не умею. Ее взгляд потеплел. — Вы из полиции? — Да что вы. Я каскадер. — Из кино? — удивилась она. — Конечно, — ответил я улыбаясь. — Куда же еще податься, если не научился хорошо писать? В кабинете за дверью из дымчатого стекла шевельнулась фигура. Секретарша бросила туда взгляд и отрицательно покачала головой: — Ничем не могу помочь. Я наклонился чуть ближе. — Синьорина Росси… — Синьора, — поправила она, нервозно поглядывая на фигуру за дверью. — Как мне встретиться с человеком, которому синьор Аррецьоне показал записки Леонардо? Хотелось бы перекинуться с ним парой слов. Человек в кабинете повернул дверную ручку. — Нет, сэр, у нас эти записки никто не видел, — решительно проговорила синьора Росси. — А теперь, если у вас больше нет никаких дел, пожалуйста, уходите. Я заставил себя спрятать раздражение. Она явно напугана. Хотелось бы знать почему. Стеклянная дверь отворилась, и на пороге возник крупный лысеющий мужчина с суровым лицом. Лет шестидесяти пяти. Синьора Росси развернулась на своем кресле. — Профессор Корта, к нам посетитель. Он строго посмотрел на меня и произнес неожиданно высоким голосом: — Синьор, мы уже сделали заявления для прессы и полиции. — Мне нравится ваш галстук, сэр, — сказал я. — У меня почти такой же, но больше желтовато-коричневый, а не рыжеватый, как у вас. Профессор чуть вздрогнул и даже покраснел. — Спасибо, но, к сожалению, у меня нет времени с вами побеседовать. Опаздываю на важную встречу. Извините. Он что-то быстро сказал синьоре Росси по-итальянски и стремительно вышел. Она проводила его взглядом, затем нервозно поправила книгу записей и ручку. — Я вижу, вы встревожены, синьора, — сказал я. — Но у меня действительно важное дело. Я протянул ей статью из денверской газеты, подождал, пока она прочтет, затем сказал: — Меня зовут Реб Барнетт. Мой отец был куратором искусства Возрождения в Национальной художественной галерее в Вашингтоне. Он и мама погибли в пожаре. Наш дом сгорел вскоре после того, как отец попытался получить лист из тетрадей Леонардо с Кругами Истины. Она с интересом посмотрела на меня. — Можете посмотреть в Интернете, — продолжил я. — «Вашингтон пост» от 23 июля 1980 года. Его звали доктор Ролло Эберхарт Барнетт. — С таким же успехом и вы могли прочесть эту статью, — сказала она, записывая название газеты и дату. Я вытащил паспорт. — Пожалуйста, посмотрите. Мне не нужно было ничего выискивать в Интернете. Я был там. Она молча раскрыла мой паспорт. — Что вас так беспокоит? — спросил я. Синьора Росси скривила губы. Отвернулась. Я терпеливо ждал. Наконец она произнесла, почти прошептала: — Вы уже второй человек, который… которого интересуют эти записки. И это после того, как здесь побывали люди из полиции и репортеры. — И кто же этот первый? — Не знаю. Он не представился. — Как он выглядел? Синьора Росси молчала. Я близко наклонился к ней. — Обещаю, профессор Корта ничего о нашем разговоре не узнает. Возможно даже, что я смогу вам помочь. Поверьте, я говорю чистую правду. — Это был ужасный, жуткий человек, — проговорила она дрожащим голосом. — В каком смысле? — В любом. И то, как одет, и звук его голоса, и… — Американец? — Говорил по-итальянски, но с акцентом. Может быть, американец. Жгучие черные глаза. Волосы зачесаны вперед и набок. А руки… я их хорошо запомнила. Длинные, изящные пальцы, как у хирурга, ухоженные ногти. У меня внутри все напряглось. Ноло Теччи. — Может быть, у него была какая-то отметина на шее? — спросил я. — Si, si,[3] — оживленно подтвердила синьора Росси. — У него была… как это сказать… tatuaggio… на шее сбоку. Голова змеи. — Что вы ему рассказали? — произнес я как можно спокойнее. — Ничего, — прошептала она. — Он разговаривал с профессором Корта у него кабинете. С тех пор профессор волнуется. Предупредил меня не говорить ни с кем о записках. — А сам профессор Корта их видел? — Нет. — Но вы знаете того, кто их видел? — с жаром проговорил я. Она слабо кивнула. — Моя хорошая знакомая. Она очень нервничает после пожара. Чего-то боится. Собралась… уезжать. — Но еще не уехала? — Нет. — Она у себя дома? — Нет. — Но вы можете передать ей сообщение? Секретарша молчала. — Синьора Росси, вы сказали, что ваша приятельница чего-то боится. Поверьте мне, ей действительно угрожает опасность. Серьезная опасность. Человек со змеиной татуировкой — очень опасный преступник. Передайте ей, пусть свяжется со мной. Я остановился в «Гритти палас». Жду ее звонка завтра в полдень. Она кивнула. — Спасибо, синьора Росси. Она улыбнулась: — Меня зовут Франческа. В дверях я столкнулся с человеком. Да как-то неудачно. Он буквально врезался в меня и, громко ойкнув, упал на спину. Уронил газету. С головы слетела шляпа. — Извините, — пробормотал я, помогая ему встать. Ища опоры, он ухватился за лацканы моей куртки. Невысокий, худой как щепка. В дорогом дождевике. Мы оба потянулись за его газетой и шляпой, чуть не стукнувшись лбами, и я уловил аромат лосьона «Олд спайс». — Grazie,[4] — буркнул он и направился к лестнице. Я вышел на улицу. Ну что ж, подведем итог. Успех налицо. Удалось сломить сопротивление синьоры Росси и чуточку ближе подобраться к Ноло Теччи. Я посмотрел на свои битловские сапожки. Их подошвы касались того же пола, что и несколько дней назад подошвы туфель этого мерзавца. Ладно, подождем до завтра. |
||
|