"Музыка под занавес" - читать интересную книгу автора (Рэнкин Иэн)

15

Ребус позвонил только потому, что ему стало скучно, однако меньше чем через полминуты после того, как Шивон взяла трубку, он увидел черный «фольксваген-пассат», который резко затормозил у бордюра напротив автостоянки. Из машины вышла женщина. Ребус был уверен, что это — Кэтрин Милз, и поспешил закончить разговор.

— Мисс Милз? — спросил детектив, делая шаг по направлению к ней.

Вокруг сгущались ранние осенние сумерки, с Северного моря налетали порывы ледяного ветра, поэтому Ребус ожидал, что «Потрошительница» будет одета достаточно тепло — в длинный зимний плащ или плотную накидку, но на Милз была простая куртка-аляска до колен с отороченным мехом капюшоном. Высокая, лет сорока, она стригла свои рыжие волосы под пажа и носила очки в черной оправе. На бледном, круглом лице выделялись подведенные помадой полные, чувственные губы. На электронный портрет, лежавший в кармане Ребуса, Милз была нисколько не похожа.

— Инспектор Ребус? — догадалась Милз, обменявшись с ним коротким рукопожатием. Сняв черные водительские перчатки, она небрежным движением сунула их в карман. — Терпеть не могу это время года, — пробормотала Милз и, прищурившись, посмотрела на затянутое сплошными облаками небо. — Утром встаешь — темно, возвращаешься домой — снова темно…

— Разве вы работаете не по свободному графику? — удивился Ребус.

— С такой работой, как моя, дела постоянно находятся. — Она мрачно покосилась на табличку «Не работает», висевшую на ближайшем въездном шлагбауме.

— Значит, в среду вечером вы тоже занимались делами?

— Насколько я помню, в девять я была уже дома, — ответила Милз, продолжая разглядывать неработающий аппарат. — На нашей стоянке на Кэннинг-стрит возникли проблемы: охранник не вышел на работу. Пришлось уговаривать его сменщика отработать вторую смену подряд. — Она величественно повернулась к Ребусу. — Вы ведь спрашиваете потому, что в среду вечером у нас тут кого-то убили?

— Да. Жаль, что ваши камеры видеонаблюдения оказались практически бесполезны — они могли бы дать нам хоть какой-то материал для работы.

— Мы устанавливали их не для удобства полиции, — отрезала Милз.

Ребус не обратил на выпад никакого внимания.

— Значит, в десять вечера в день убийства вас не было на улице напротив автостоянки?

— А кто сказал, что я там была?

— Никто, но у нас есть описание похожей на вас женщины…

Ребус знал, что преувеличил, но ему было любопытно взглянуть на ее реакцию. Милз, однако, только приподняла бровь и скрестила руки на груди.

— И как, хотела бы я знать, вы получили мое описание? — спросила она и покосилась в сторону въезда на парковку. — Должно быть, наши мальчики порассказали вам сказочек. Чувствую, пора взяться за них всерьез, что-то они совсем разболтались.

— Они только сообщили, что вы иногда носите одежду с капюшоном, — сказал Ребус. — А наш свидетель — случайный прохожий — видел незадолго до убийства женщину, которая ждала кого-то напротив вашей стоянки. И она тоже была в капюшоне.

— Женщина в одежде с капюшоном? Зимним вечером на Кинг-стейблз-роуд? И вы решили, что это непременно должна быть я?

Неожиданно Ребусу захотелось, чтобы сегодняшний рабочий день остался позади и чтобы он мог отправиться в паб, сесть на табурет перед стойкой, заказать выпивку и забыть обо всем остальном.

— Если это были не вы, так и скажите, — устало вздохнул он.

— Ну, это мы еще посмотрим, — неожиданно заявила она, насмешливо растягивая слова.

— Что-что? — удивился Ребус.

— Побыть для разнообразия главной подозреваемой в деле об убийстве — это может оказаться интересно.

— Благодарю вас, мэм, но у нас хватает психов, готовых признаться и в этом убийстве, и еще в десятке других. А тех, кто пытается настаивать на своей причастности к делу, мы можем даже привлечь к ответственности, — добавил он на всякий случай.

Милз слегка улыбнулась.

— Извините, инспектор, — сказала она. — У меня был длинный, тяжелый, невероятно скучный день, и я не подумала, что с вами не следует шутить. — Милз снова посмотрела на неработающий шлагбаум. — Мне нужно поговорить с Гэри, убедиться, что он вызвал ремонтников. — Она слегка поддернула рукав, чтобы взглянуть на часы. — На этом мой рабочий день, наконец, закончится, после чего… — Она перевела взгляд на Ребуса. — После чего я, вероятно, отправлюсь в «Монпелье»…

— Винный бар в Брантсфилде?

Ребусу понадобилось не больше двух секунд, чтобы сообразить, что к чему.

Улыбка Милз стала шире.

— Я так и подумала, что вы должны быть в курсе, — сказала она. — Знатока сразу видно.

Ребус хотел выпить одну порцию, а выпил три — и все из-за рекламы, обещавшей третий бокал бесплатно. Впрочем, пил он не из бокала: три крошечные бутылочки светлого импортного пива помогли ему сохранить ясный ум. Кэт Милз запила пивом полную бутылку риохи. «Пассат» она припарковала за углом бара, сказав, что оставит его здесь на ночь, так как живет в многоквартирном доме неподалеку.

— Так что не надейтесь привлечь меня за вождение в пьяном виде, — сказала она Ребусу и погрозила пальцем. — Не выйдет!

— Я тоже пешком, — объяснил он, добавив, что его собственная квартира находится на Марчмонт-роуд.

Когда Ребус только вошел в бар, его оглушила громкая музыка и гул голосов. Кэт ждала его в дальней кабинке.

— Надеялись, что я вас не найду? — спросил он.

— Мне просто не хотелось выглядеть слишком легкой добычей.

Дальнейший разговор касался главным образом его работы и обычных для эдинбуржцев тем: автомобильных пробок, погоды, а также последних инициатив городского совета, выливавшихся в дорожные работы в самых неожиданных местах и вызывавших новые пробки. С самого начала Кэтрин Милз предупредила Ребуса, что в ее собственной жизни ничего интересного нет. Она вышла замуж в восемнадцать, в двадцать уже развелась, в тридцать четыре рискнула повторить печальный опыт юности, но второй брак просуществовал всего полгода или даже меньше.

— В этом возрасте следовало бы быть умнее, не так ли?

— Но вы, наверное, не всегда занимались автомобильными парковками, — заметил Ребус.

— Разумеется, нет, — ответила Милз.

Она рассказала, что сначала была офисным работником, сменила несколько мест, затем открыла собственную консалтинговую фирму, очень небольшую, которая прекратила существование через два с половиной года — не в последнюю очередь благодаря второму мужу, который при разводе забрал принадлежавшую ему долю капитала.

— Потом я была торговым агентом, но долго не продержалась… Какое-то время я жила на пособие по безработице и ходила на курсы по переподготовке, потом мне предложили заняться парковками.

— По роду своей работы, — сказал Ребус, — мне постоянно приходится выслушивать других людей, и я знаю, что самое интересное они почему-то скрывают.

— Тогда вызовите меня на допрос, — ответила она, разводя руками.

В конце концов Ребусу все же удалось вытянуть из нее кое-какие сведения о Гэри Уолше и Джо Уиллсе. Кэт тоже подозревала, что последний пьет на работе, но поймать его с поличным ей еще ни разу не удалось.

— Может быть, вы мне поможете, вы же детектив, — сказала она.

— Для этого нужен частный сыщик, — покачал головой Ребус. — А лучше поставьте на стоянке пару дополнительных видеокамер, но только чтобы Уиллс и Уолш не знали.

Кэт рассмеялась и, подозвав официантку, велела принести третье, бесплатное пиво.

Прошел еще примерно час, они одновременно взглянули на часы и улыбнулись друг другу.

— Ну а вы? — спросила Милз. — Нашлась женщина, согласившаяся вас терпеть?

— Нет. Когда-то я был женат, у меня есть дочь, но ей уже за тридцать.

— А на службе? Я ведь знаю, как это бывает: напряженная работа, необходимость действовать в команде…

— Бог миловал, как говорится. — Ребус покачал головой.

— Ну и молодец. — Она фыркнула, потом слегка пожевала губами. — Я сама давно отказалась от романов на одну ночь… более или менее отказалась. — Теперь на ее губах играла легкая улыбка.

— Правильно, — согласился Ребус и тут же подумал, как глупо это прозвучало.

— А вам не попадет за… за неформальное общение с подозреваемой?

— А кто узнает?

— Тут и узнавать ничего не нужно.

Она с улыбкой показала на камеру видеонаблюдения над баром, смотревшую точнехонько в их сторону, и они дружно засмеялись.

Уже в вестибюле, помогая Кэт влезть в рукава куртки, Ребус снова спросил:

— Так вы были возле парковки в среду вечером? Только честно…

В ответ она только отрицательно качнула головой.

На улице Ребус протянул Кэт свою рабочую визитку с номером мобильного телефона. На прощание они не поцеловались, не обменялись рукопожатиями: два покрытых шрамами ветерана не нуждались во внешних проявлениях внимания.

По дороге домой Ребус остановился у кафе, чтобы купить жареной рыбы с картофелем, которую — вероятно, заботясь об общественном здоровье — больше не заворачивали в газету. Вкус тоже был другим, а порции заметно уменьшились — вследствие сокращения промысла в Северном море. Обычная пикша скоро станет деликатесом или вообще исчезнет, печально размышлял Ребус.

С закуской он расправился еще до того, как добрел до своего дома и поднялся в квартиру. В почтовом ящике не оказалось ничего: даже счёта за коммунальные услуги и того не было. Включив в гостиной свет, Ребус выбрал соответствующую настроению музыку и позвонил Шивон.

— Ну что? — спросила она.

— Просто интересуюсь, что мы будем делать дальше.

— Лично я собиралась заглянуть в холодильник и достать бутылочку чего-нибудь, — сказала Шивон.

— Когда-то это была моя реплика.

— Времена меняются, как тебе известно.

— И эти слова тоже должен был произнести я.

Он услышал, как Шивон рассмеялась. Потом она спросила, как прошла встреча с Кэт Милз.

— Похоже, еще один тупик, — признался Ребус.

— Многовато тебе понадобилось времени, чтобы это понять.

— Неохота было возвращаться в участок. — Он сделал паузу. — Собираешься написать на меня докладную?

— Еще не решила. Нужно дать тебе подергаться. — Она тоже помолчала. — Что это у тебя играет?

— Это «Литл Криминалз», «Парад развеселых легавых».

— Не очень-то хорошо эти ребята разбираются в полицейской службе.

— Это Рэнди Ньюмен… Мне нравится название другой его вещи — «Толстяка не проведешь».

— Толстяк — это, случаем, не ты?

— А ты подумай как следует… — Он немного помолчал. — Сдается мне, Шив, ты перешла на сторону Макрея. Скажи, ты и вправду считаешь, что это было простое ограбление?

— Я велела Фил и Колину расследовать эту версию, — призналась Шивон.

— Решила уступить?

— Ничего я не решила! — разозлилась Шивон.

— Хорошо-хорошо, я неудачно выразился… Осторожность никогда не помешает, Шивон. И я последний, кто станет тебя обвинять.

— Ты и сам пришел бы к тем же выводам, если бы подумал как следует! — с горячностью возразила Шивон. — Разве за Федоровым кто-то следил, когда он вышел из отеля «Каледониан»? Нет, если верить твоему эксперту по видеонаблюдению. Приставала ли к нему проститутка, которую видел Геверилл? Не исключено. И очень может быть, что поблизости околачивался ее сутенер с обрезком водопроводной трубы… Короче говоря, Федоров просто оказался не в том месте и не в то время.

— Ну, с этим трудно не согласиться.

— Зачем тогда раздражать наших членов парламента, русских миллионеров и деятелей из Первого шотландского банка? Это ничего нам не даст.

— Зачем?.. Не знаю, но, откровенно говоря, это чертовски приятно. Работа должна приносить удовольствие, иначе зачем она вообще нужна?

— Это удовольствие только для тебя, Джон… И так было всегда.

— Тогда побалуй меня в мою последнюю неделю. Напоследок, так сказать…

— А чем я, по-твоему, занимаюсь?

— Ты? Ты занимаешься подведением итогов. Списыванием со счетов, если воспользоваться банковской терминологией. Поэтому и появился Тодд Гудир. Он — твой напарник, как ты сама была когда-то моей напарницей. Ты уже начала его готовить, и, насколько я успел заметить, тебе это нравится.

— Нет, постой…

— А кроме того, — продолжал Ребус, не слушая ее, — он нужен тебе, чтобы, когда придет время, не пришлось выбирать между Хейс и Тиббетом.

— Странно, Джон, что с такими аналитическими способностями ты так и не поднялся по служебной лестнице.

— Служебная лестница плоха тем, что на каждой ступеньке тебя ожидает новая задница, которую необходимо лизать.

— Какой прекрасный образ!

— В жизни каждого человека должно быть место прекрасному.

На прощание Ребус пообещал, что они увидятся завтра («Так уж я устроен — мне все время кажется, что я могу понадобиться»), и дал отбой. Некоторое время он сидел неподвижно, надеясь, что Шивон перезвонит, но телефон молчал. Вокал Рэнди Ньюмена неожиданно начал раздражать его своей чрезмерной жизнерадостностью, и он выключил альбом. В запасе у него хватало музыки, которая больше подходила к случаю: ранний «Кинг Кримсон» или тот же Питер Хэммил, однако Ребус принялся бродить по темной квартире, бездумно переходя из комнаты в комнату, и вдруг обнаружил, что стоит перед входной дверью с ключами от «сааба» в руке.

«Почему бы нет, черт возьми?» — сказал он себе. Ребус уже не раз поступал подобным образом; сомневался он и в том, что в будущем будет вести себя сдержаннее. Кроме того, он был не слишком пьян и не ожидал никаких проблем с дорожной полицией. В конце концов Ребус решился. Тщательно заперев за собой дверь, он спустился на улицу, открыл машину и сел за руль. Ехать было всего ничего. Он снова миновал «Монпелье», свернул с Брантсфилд-плейс, совершил еще один поворот и припарковался на темной, тихой улочке, застроенной домами в викторианском стиле. Здесь Ребус бывал настолько часто, что с легкостью замечал любые изменения: новые фонари, отремонтированную мостовую, покрашенную ограду в палисаднике. Сегодня, к примеру, его внимание привлекли объявления о том, что с грядущего марта стоянка на улице будет разрешена только в специально отведенных местах: подобное уже произошло на Марчмонт-роуд, но и после этого найти место для парковки легче не стало.

Приехали и уехали несколько мусоровозов: Ребус слышал голоса рабочих, говоривших с польским акцентом. У нескольких домов появились пристройки, а в двух садиках исчезли гаражи. На Ребуса здесь никто не обращал внимания. Какой-то мужчина, гулявший с собакой, даже начал здороваться с ним, принимая за местного жителя, но его тощая собачонка оказалась куда менее доверчивой и, когда Ребус, присев на корточки, попытался ее погладить, отскочила от его протянутой руки.

Впрочем, в большинстве случаев Ребус оставался в машине, где он сидел, опустив стекло и сжимая в зубах сигарету. Изредка он включал радио или клал руки на руль. Ребус даже не всегда смотрел на сам дом — он и так знал, кто в нем живет, знал даже, что на заднем дворе есть каретный сарай, превращенный в квартиру телохранителя. Однажды он стал свидетелем того, как перед воротами, закрывавшими въезд на подъездную дорожку, остановился автомобиль. Стекло задней дверцы бесшумно опустилось, и Ребус встретился взглядом с пассажиром, который смотрел на него с бесконечным презрением, разочарованием и даже, кажется, с жалостью. Жалость, впрочем, вполне могла быть поддельной, зато в искренности остальных чувств сомневаться не приходилось.

Ребус был уверен, что за всю свою взрослую жизнь Большой Гор Кафферти не испытывал жалости ни к одному человеческому существу.