1980 год от Рождества Христова, 10 мая

— Слава Иисусу! Сэр, мы скоро причаливаем! Какие будут приказания?

— Королю слава. Соберите всю команду на палубе, форма парадная. Вы, надеюсь, понимаете, что на новом месте мы должны сразу произвести самое лучшее впечатление?

— Так точно, сэр! Будет сделано! Мы покажем им, что такое третий ацтекский полк! Позвольте начинать.

— Начинайте…

— Слушаюсь, сэр! Слава Иисусу!

— Королю слава.

Стоило сержанту с совершенно непроизносимым именем (Эдвард про себя называл его Марком — это было проще, чем каждый раз выговаривать Маркенцекоталь, или что-то в этом духе) выйти за дверь, как показная бодрость карнавальной маской слетела с лица молодого лейтенанта. Перед собой можно было не притворяться. Какое может быть "лучшее впечатление" в этой дыре? Его послали на край вселенной, и все, что он мог — делать красивую мину при плохой игре. С такими раскладами даже марсианская база, формально закрепившая власть Британской империи над красной планетой, смотрелась бы предпочтительнее. Там хоть если не слава, так почет — суровые условия, гордое слово "колонист", сухой паек и знаменитые красные звезды на погонах. Все девушки любят "марсиан", считается, что низкая гравитация способствует повышению потенции, и стоит человеку с красными звездами подмигнуть, как за ним бегут толпы юных прелестниц… Какая еще гравитация? Пол года в мужском коллективе, где из женщин — стокилограммовая врач-афганка да кухарка похожей комплекции из еще какого-нибудь малого народа. Им там легко, низкая гравитация, свой вес не чувствуют, вот и превращаются в шарики, все равно ни одна мужским вниманием не будет обделена. Вот и проявляют потом астронавты на земле чудеса, рассказывая сказки, как благотворно влияет низкая гравитация… Суровое место, но там хоть какие-то позитивные стороны можно найти, а тут?

Вроде бы не далеко. Гибралтар, Средиземное море, Черное, база на Тавриде. Стратосферным аэролетом пол часа пути, да вот беда — не летают они сюда. И ничего не летает. А ведь каждый британец знает, что с ним мощь веры. Что с ним Иисус. Что Господь никогда не оставит тех, кто верует, кто праведен. Что Господь никогда не оставит короля и Британию, и мощь веры подарит чудеса, о которых сам пророк Моисей не мог и мечтать. Даже на Луне стреляют плазменные пушки PoB ("Power of Belief" — "мощь веры", прим. автора), летают PoB-гравилеты, быстрее скорости света долетит с Марса на Землю весть, которую мощью своей веры и PoB-передатчиком отправит священник-связист. Для мощи веры нет запретов, она повсюду — всесильная на британских островах, благословленных Иисусом, слабее в Новой Шотландии, слабая на Луне, едва ощутимая на Марсе, основа всей британской цивилизации… Тут, возле берегов проклятой Тавриды, она ничего не дает. Святой крест здесь лишь распятие, не способное отразить пули; гарнизон сюда приплывает на судах, которые сжигают, как два века назад, нефть и газ. Связь — и вовсе гонцами, оружие — тяжелое, с огромным, неподъемными аккумуляторами, их специально проектируют по образцам из далекого космоса, где мощь веры слишком слаба, чтоб дарить власть над миром. Так что вроде и рядом, но с домом не поговорить, на отпуск домой не съездить — выходит, дальше, чем на Марсе.

Так там зато хоть есть солнце. Маленькое, холодное, лишь звезда, но настоящее. А тут его нет. И дальше на север его нет — огромные просторы Европы и Азии, Мертвые Земли, вечно покрыты густыми облаками, и ни один синоптик не смог это объяснить. И ни один священник разогнать. Как узнал Эдвард перед отъездом, сам Папа, часовая молитва которого может излечить смертельно больного, а всеношная — воскресить недавно умершего, однажды на месяц ушел в келью, где, на хлебе и воде, молился Иисусу, чтоб облака отступили хоть на миг и спутник смог заснять хоть малый кусочек Мертвых Земель… Тщетно. Ядовитые земли язычников, что когда-то не приняли Иисуса Христа, хранили свои секреты, и выстроенная на побережье Тавриды база никогда не знала солнечных дней.

Нет, место было определенно самым страшным, что только можно придумать. И разговоры с ветеранами, которые устроил дядя Эдварда, это только подтвердили. О чем только они не рассказывали… О бушующем море, которое может потопить любой линкор, о хищниках и грозах, слетающих с гор призраках и живых, осязаемых местных жителях, которые бывают страшнее любого зверя… Причем байки так тесно переплетались с реальностью, что Эдвард однозначно понял только одно — во всем придется разбираться на месте. Ему, молодому и зеленому лейтенанту. И двум полкам — ацтекскому пехотному и германскому специального назначения. Если переводить с военного на нормальный — мясу, которое не жалко, и безжалостным убийцам, ставшим на путь исправления, принявших в тюрьмах сан и присягнувших на верность Иисусу и королю. Последних было немного, не полк, а взвод — два десятка человек, но каждый из них был предан лично Эдварду. Потому что каждый из них знал — таких, как они, Иисус прощает лишь единожды, и совершив грех вторично, они обрекут себя на вечные муки ада. Да и ацтеков была лишь рота, семьдесят человек рядовых, три капрала да сержант Марктототам — но и то дядя подсуетился. Если бы не он, дали бы каких-нибудь рабов-хань, из последней партии восточных пленников, и справляйся с ними, как знаешь… Конечно, это уже гипербола — никто и никогда желтолицым оружия не доверит, но мысли у Эдварда витали именно такие.

А ведь еще местные… Гарнизон базы… Две с половиной сотни человек… Как они примут коменданта-мальчишку? Как с ними наладить контакт? Они ведь наверняка из простых, рядовые, франки, германцы да италийцы, с редким вкраплением британцев, из самых опустившихся, которые даже не смогли получить офицерское звание или поступить в один из колледжей. Причем все, как один, немного сумасшедшие — Мертвые Земли даже самого здорового психически человека быстро сводят с ума. Хотя какие это Мертвые Земли… Граница. Таврида имеет связь по морю с большой землей, сюда из Британии раз в две недели приходят транспорты с продовольствием, медикаментами, чистой водой, вооружением и боеприпасами, топливо-смазочными материалами, формой… Все, что нужно, идет прямо из Глазго, потому что здесь ничего нет. Здесь земля не родит, здесь нет питьевых родников, а опреснять морскую воду — слишком расточительно. Здесь нет солнца для батарей, а ветряки ломаются слишком быстро, чтоб обеспечивать гарнизон энергией ветра. Опять же, даже на Луне и Марсе есть запасы трития — в Нью-Перте ничего нет.

Какой в такой обстановке может быть "парад", какое "впечатление"? А впрочем, может. Только оно и остается. Эдвард Гамильтон никогда не был "папенькиным сынком", всего в жизни он добивался лишь своими силами, и, какими бы интригами не забросила его сюда судьба, он был уверен, что справится. Потому что должен. Потому что Гамильтон. Потому что дома его ждет любимая девушка, Катрин, и если будет нужно — он пришьет к лицу маску уверенности, так, что никто под ней не заметит молодого и испуганного парня.

— Лорд Эдвард? Можно?

Никто, кроме верного Нубила Муххамеда.

— Заходи, Нубил.

— Слава Иисусу. Лорд Эдвард, я уже собрал все ваши вещи, можете проверить, вот, это из академии, это то, что передала ваша матушка…

— Нубил, Нубил, хватит! Ты же знаешь, я полностью тебе доверяю, если говоришь, что собрался, значит так оно и есть. Сам ты как? Все еще плохо? Лекарство, которое ты пьешь, не помогает?

— Лорд Эдвард… — второе правило раба, "никогда не жаловаться своему хозяину", в этой паре часто нарушалось, но все же вбитая с рождения наука часто мешала афганцу открыто рассказывать хозяину про свои беды.

— Да ладно тебе. Морская болезнь — не самое страшное, что может случиться в жизни. Ты не переживай, мы уже почти прибыли, скоро будем на берегу, а там не качает. Ты что-то еще хотел?

— Да, лорд Эдвард, вот, это форменный парадный мундир комендандта, в котором он, по уставу, должен вступать в звание и отдавать его преемнику. Это формальность, ее обычно не соблюдают, но я подумал, что вам это должно понравиться. И взял на себя смелость перешить его под ваш размер.

— Ну надо же… Я и забыл, — молодой лейтенант покачал головой. — А ты молодец. Не прогуливал, как твой хозяин, пары по уставу. Надо же, а ведь действительно, сейчас вспоминаю, было такое еще до Войны Апокалипсиса… Подожди, а кресты зачем? Я ведь не принимал сан…

— Лорд Эдвард, по уставу до назначения полкового капеллана комендант считается духовным лицом, временно исполняющим его обязанности. Этот пункт устава был оспорен на Третьем Эдинбургском Соборе, поскольку нарушает основополагающий принцип единоличия преемственности церкви от святого Петра, но так и не был отменен, поскольку комендант является прямым представителем Его Величества, власть которого также дана нам свыше, от Господа нашего, Иисуса Христа…

— Ладно, Нубил, я уже понял! — Эдвард впервые за сегодня улыбнулся, примеряясь к странной форме. — Надо же… Помоги мне одеть… А это куда? Это ведь, если я не путаю, церемониальное дуэльное оружие?

— Перевязь со шпагой, она не является обязательной, но право на ее ношение во время подобных церемоний среди прочего дано роду Гамильтонов за доблесть, проявленную при отражении татарской агрессии тысяча шестьсот третьего года.

— Тогда ладно. Ну что, как тебе?

— Лорд Эдвард, вы неотразимы!

— А зеркало считает иначе, — усмехнулся лейтенант. — Вполне даже отразим…

Хотя то, что отражалось в большом серебряном зеркале, действительно внушало уважение. Не краски попугая, но и не строгие зелено-желтые тона повседневной формы, нечто среднее. Сразу выделяющее человека из толпы. И придающее ему, что ли, уверенности. Вроде как и не мальчишка двадцати двух лет от роду, а мужчина, воин, командир. Рядом с которым даже битые ветераны смотрелись рядовыми. Как раз то, что нужно было Эдвадру для первого дня службы, сразу показать, что он сюда не срок отбывать прибыл, а командовать. И воевать, если надо. Нубил знал свое дело — верный раб никогда не подводил своего хозяина в таких делах, о которых истинному аристократу не пристало беспокоиться. Ни служанка, ни самая заботливая жена не смогла бы так позаботится о Эдварде, как Нубил Муххамед — женщины знают толк в кухне, а не войне. Ведь недаром цвет шотландской аристократии всегда имел рабов-мужчин, рабы-женщины — удел германцев, франков, италийцев, пиренейцев, шведов и прочих викингов, которые только так и могут потешить свое мужское естество. Не говоря уже про черных рабов, которым нельзя доверить даже самую простую работу, а черные самки не могут вызвать ничего, кроме брезгливости. Хотя их Эдвард видел пару раз в жизни — после того, как Первый Пертский Собор постановил, что черные не имеют души, а потому не могут быть приобщены к Иисусу, им было запрещено ступать на землю Британии, чтоб не осквернять своими черными ногами святую землю.

— Лорд Эдвард, я могу еще чем-то помочь? — Нубил отвлек хозяина от любования в зеркале.

— Спасибо, Нубил, больше ничего. Ты свободен, позаботься там о моих вещах…

— Конечно, лорд Эдвард. Слава Иисусу!

— Королю слава.

Провожая взглядом своего родового раба, Эдвард в очередной раз задумался о превратностях судьбы. Ведь могла она подарить ему и другого. Ситха, индуса, кого-то из славян — небольшая польско-булгарская народность испокон веков, со времен татарской инвазии, жила в верхнем течении Темзы. Все низшие народы всегда были рады отдать своего сына в вечное услужение лорду, который родился в тот же день и час, хоть и знали, что им после этого придется навеки покинуть Британию. А повезло именно с афганцем. С рождения вместе, хозяин и раб не могли представить жизнь друг без друга, Нубил сопровождал Эдварда в школу, носил его вещи, готовил в общежитии колледжа, они вместе служили в Королевской Военной Академии Эдинбурга, где, конечно, рабам никогда не доверяли оружие, но устраивали специальные курсы по этикету, лекарскому делу, знанию устава. Даже на первые свидания они ходили вместе — хозяин и его раб, который до этого прослушивал специальные курсы, о чем нужно не забыть при общении хозяина с девушками. Эдвард знал, видел, и других рабов, в его среде их имел почти каждый, и потому хорошо понимал истинную цену Нубила. Цену, которую никогда не заплатить — рабы из темных народов даются аристократам при рождении, тогда же они проходят обязательную процедуру кастрации, чтоб низкие гормоны не мешали служить, и служба эта длится до самой смерти. Или раба, или хозяина — если хозяин умрет первым, то раб не имеет права жить дольше, чем хозяину будут отданы последние почести. Если он после этого не убьет себя сам, то будет казнен, но Нубилу это не грозит. Верный афганец, он не оставит Эдварда и после смерти. Они пришли в этот мир под одной звездой, и уйдут одной дорогой.

— Слава Иисусу! — опять появился сержант Марк. — Сэр, рядовой состав построен. Уже виден берег, что прикажете делать дальше?

— Королю слава. Ждать. Я сейчас поднимусь.

Еще раз проверив, как сидит форма, и убедившись, что сидит она идеально, Эдвард глубоко вздохнул, перекрестился, мысленно попросил о помощи Иисуса и всех святых, превратил лицо в мертвую маску и вышел на палубу.

Само прибытие прошло в дымке легкой нереальности. Был строй, была речь, вроде бы красивая и полная оптимизма. Был волевой взгляд, который старался не замечать унылый серый пейзаж. Порт, горы в дымке, густые облака, под которыми не понять, утро сейчас, полдень или вечер. Еще один строй, на берегу — это была не пересменка, а прибытие пополнения, потому никто из них не излучал особого оптимизма. Еще одна речь, приветствие. Исполняющий обязанности коменданта, младший лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, седой немец раза в два старше Эдварда со следами длительного запоя на физиономии. Церемониальное вручение ключей от базы, еще одна речь, последняя, на этот раз уже перед объединенным строем, что-то вроде "вас не забыли, мы понимаем ваши трудности и совместными усилиями будем идти к светлой цели"… Все пустое. Все это говорил не Эдвард Гамильтон, живой молодой парень, а безликий имперский лейтенант, аристократ, представитель величия Британии на ее самом дальнем фронтире. Эдвард ни на секунду не вышел из накинутой роли, и, чтоб было легче, изо всех сил старался видеть перед собой не людей, а серую толпу. Не лица, полные боли, насмешки, надежды, снисхождения, усталости и вселенской тоски, а формы. Рядовые, капралы, сержанты базы Нью-Перт — винтики британской военной машины, которые принимают присягу на верность королю, присягают нести свет истинной веры и обязаны выполнить любой его приказ. Потому что здесь он, Эдвард, главный. Триста пятьдесят жизней — весь персонал базы, от рядового на гауптвахте до вольнонаемных кухарок — в его полной власти. Его приказ — закон в последней инстанции, ближайший суд в тысячах миль и неделях пути, да и то — только королевский военный суд Эдинбурга имеет право рассматривать дела против аристократов. Большая власть, еще большая ответственность, и ни одного шанса снять ее со своих плеч. Чтоб бы ни произошло в Нью-Перте, пока Эдвард Гамильтон комендант — это будет на его полной ответственности.

Потому нужно было сразу провести четкую грань между собой и остальными, допустив к начальственному телу только капралов и сержантов, да и с ними вести себя строго, но справедливо. Основы военной психологии, курс полковника Невила МакРидса, второй-четвертый триместры. "Начальник, который ведет себя с подчиненными, как с равными", — не забывал повторять полковник в конце каждой лекции, — "мертвый начальник". И приводил тысячу и один пример — как солдаты не исполняли приказ, как солдаты бежали с поля боя, как солдаты бросали офицеров умирать, спасая свои шкуры, и все потому, что те были в свое время слишком снисходительны и проявляли излишнюю и совершенно ненужную в армии человечность.

Потом была поездка в древнем, неизвестно из какого музея добытом гусеничном вездеходе на двигателе внутреннего сгорания. Офицерский дом, лейтенанту не положено жить в одних казармах с рядовыми, горячий душ, ванная — Эдварду объяснили, что здесь вода большая ценность, которую специально завозят в танкерах, но он, как высший офицер на много тысяч квадратных миль, мог себе такое позволить. Ему много чего по дороге объясняли. Только он не слушал. Сидел с каменным лицом, и думал только об одном: как бы продержаться! Хорошо, что рядом был верный Нубил, которого специально учили подхватывать нить разговора, когда хозяину недосуг. Он потом все это перескажет, в спокойной, почти семейной обстановке — раб-кастрат был для Эдварда почти как родной брат, даже намного ближе — родные братья, Питер и Джэфри Гамильтоны, были старше Эдварда на девять и восемь лет соответственно, дружны между собой, женаты, имели по двое детей, успешно делали карьеру, и очень редко вспоминали, что их мать когда-то родила еще одного сына. А их родовые рабы, Славек из поляков и Расул, курд, были двумя расплывшими жирными свиньями, только и способными, что хлопотать по кухне.

Наконец, уже на закате дня — Эдвард продолжал мыслить привычными понятиями "рассвет" и "закат", хоть тут никогда не было ни того, ни другого — он дошел до своего будущего кабинета. Откуда и предстояло командовать базой следующие неизвестно сколько лет — формально назначение было на пол года, но Эдвард понимал, что такой короткой "ссылкой" его злопыхатели не ограничатся, и если дядя не поможет — придется ему сидеть здесь до третьего пришествия Христа. Старинный дубовый стол, несколько стульев, пустые стены, простое деревянное распятье с потертой позолотой, сейф для оружия, устав, Библия — придется немало поработать, прежде чем кабинет "оживет". Где личные дела? Где сводки? Где отчеты, сколько на складе боеприпасов, сколько воды, пищи, как обеспечен лазарет? Где сводки капеллана о психологическом здоровье личного персонала? Посещаемость воскресных проповедей? Хороший начальник не должен знать все, но должен в любой момент иметь доступ к любой информации. Где макет базы, чтоб, при тактическом планировании, каждый сержант знал, за какой участок отвечает его взвод? Ладно, пусть не в трехмерной проекции, хотя бы из папье-маше, из пластика, отлить такое может любая мастерская! Где связь? Хорошо, высокая степень ионизации воздуха, высокая влажность, радиосвязь не работает, не говоря уже о мощи веры, которая в Мертвых Землях и сама мертва. Но проводная связь должна быть! Найти на складе волокно, алюминий, медь, вытянуть, подвести, камера, микрофон, экран — комендант должен в любой момент знать, что происходит на вверенной ему территории. Организовать, устроить, подвести, начать прямо с завтрашнего дня! И чем-то украсить стены. Ярким. Голые, они угнетают, а тут и так не слишком веселая атмосфера, чтоб раскрывать двери унынию.

А пока Эдвард собирался познакомиться с теми, кто будет промежуточным звеном между ним, и рядовым составом. Сержанты и младший лейтенант, сегодня на вечер Эдвард назначил им общий сбор в своем кабинете, чтоб познакомиться лично. И составить впечатление, что это за люди. Насколько они надежные. Насколько им можно доверять. Без этого невозможно нести службу, маршал Британии не должен знать каждого солдата, но про адмиралов и генералов он должен знать все, от меткости в тире до знания молитв и проблем на личном фронте. И вниз по служебной лестнице. До последнего раба.

— Лорд Эдвард, я распаковал ваши вещи и почистил оружие. Чем-то еще могу помочь? — Нубил был единственным, в общении с кем Эдвард почти всегда пренебрегал любой субординацией.

— Спасибо, Нубил. Больше ничего. Доложи, когда сержанты соберутся.

— Лорд Эдвард, они уже собрались. Ждут в приемной. Я решил их пока не пускать и дать вам время отдохнуть. Я что-то сделал не так?

— Ты все сделал правильно, Нубил. Пусть заходят.

Эдвард подошел к окну. Привычка встречать посетителей или обернувшись к окну, или зарывшись в бумаги, досталась ему от дяди — адмирал Дэвид Гамильтон всегда так поступал, давая подчиненным понять, что их самое срочное дело для него всего лишь рядовая проблема, и созерцание пейзажа Королевской Военной Академии Эдинбурга намного важнее, чем депеша о инопланетном вторжении. Жаль, что Таврида — не Эдинбург. За спиной лейтенанта скрипнули двери. "Пусть Нубил смажет", — сделал Эдвард пометку в памяти.

— Сэр, по вашему приказу сержантский состав базы ВКС Нью-Перт прибыл! Слава Иисусу!

— Королю слава, — кивнул Эдвард, разворачиваясь к гостям.

Их было шестеро. Уже знакомый младший лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, немец, ацтек Марк, и еще четверо. Как Эдвард и думал, потомки континентальных европейцев, которые до сих пор верной службой отплачивали богоизбранным британцам за то, что те спасли их во время татарской инвазии и приютили в своем доме на правах приемных детей. Высокий блондин, скорее всего скандинавского происхождения, швед или викинг; среднего роста смуглый брюнет, похожий на италийца, выбритый совершенно не по уставу; рыжий ирландец, все время дергающий правым веком; и… Тут Эдварду пришлось задуматься. С одной стороны, все подданные британской короны равны в правах. С другой стороны, военная служба — исключительно мужское дело. А четвертым сержантом была женщина, ровесница Эдварда или немного старше. Да, не красавица. Лицо немного, на его вкус, "тяжелое", но далеко и не уродина — просто миловидная девушка лет двадцати-двадцати пяти, которая не только умудрилась пойти в ВКС, не только стать сержантом, а и загреметь в эту дыру! Впрочем, о ее судьбе Эдвард еще узнает из личного дела. Сейчас взгляд на девушке он задержал не дольше, чем на остальных, после чего кивнул всем шестерым.

— Вольно. Присаживайтесь. Как вы, наверно, уже знаете, я — ваш новый начальник, комендант, лейтенант Эдвард Гамильтон. Нам теперь вместе служить, и мне хотелось бы, господа, познакомиться с вами поближе. Прошу вас. Начнем, пожалуй, с вам, младший лейтенант.

— Младший лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, в прошлом — космический десант, части общего назначения, в прошлом — исполняющий обязанности коменданта базы.

— Общего назначения? — невольно вырвалось у Эдварда название элиты элит — тех, кто штурмует астероиды, имеет право не преклонять колени перед королем и, за выслугу лет, как правило получает ненаследное дворянство.

— Так точно. Майор частей общего назначения, понижен в звании и переведен на базу ВКС Нью-Перт за дисциплинарное правонарушение! С подробностями вы можете ознакомиться в лично деле!

Немец-майор, который стал младший лейтенантом… Чудо в квадрате… Для немцев, как для родственного британцам народа, существует немного ограничений: они не могут занимать высшие государственные посты, наследовать дворянство и на военной службе получать звания от полковника и выше. И если уж немец повысился до майора в самом элитном отряде ВКС, а потом был низложен до младшего лейтенанта на край света — его правонарушение должно было действительно быть серьезным.

— Обязательно ознакомлюсь, — кивнул Эдвард, оборачиваясь к сержантам. — Господа…

— Сержант Эрик Питерсон, воздушно-десантные войска, части наблюдения и подавления, — представился швед.

— Старший сержант Генрих Джонсон, воздушно-десантные войска, части наблюдения и подавления, — а это уже был ирландец, хотя скорее все же валиец.

— Сержант-капеллан Ирвин Эрнест Гауди, в прошлом — космический десант, части общего назначения… мое дело идет вместе с делом младшего лейтенанта фон Геленберга, сэр.

— Хорошо, обязательно изучу. Но кажется мне представились еще не все присутствующие… Или кто-то считает, что моя просьба к нему не относилась? — учитель театрального кружка, где Эдвард играл одно время, мог бы гордиться своим учеником — ни жестом, ни голосом, ни взглядом лейтенант не дал понять, что как-то выделяет девушку по половому признаку. И тем самым, похоже, совершил свою первую, и далеко не последнюю ошибку.

— Сержант Элис Кроуфод, пехота, части прямого уничтожения, — представилась девушка, и добавила. — На всякий случай, сэр — я не "милашка", не "крошка", не "девочка", не "солдатская подстилка" и не "армейская шлюха", если желаете — могу в любое время провести сдачу всех нормативов, а также полностью соответствую занимаемой должности, последнее свидетельство чему датировано третьим февраля сего года и находится в моем личном деле. Также предупреждаю, что любые попытки воспользоваться служебным положением с целью склонить меня к неуставным отношениям бесполезны и чреваты заявлением в королевский военный суд Эдинбурга. Я закончила, сэр.

— Благодарю вас, сержант, только не нужно обобщать на меня ваш предыдущий неудачный опыт. Ваши отношения с прошлым начальником меня нисколько не интересуют, как и ваша личная жизнь, потому когда вас спрашивают, извольте отвечать по форме и на заданный вопрос. Вам ясно, сержант Кроуфорд?

— Так точно, сэр.

— Ну и отлично. А теперь слушайте и запоминайте. То, что было раньше — забудьте. Хватит уже, база Нью-Перт давно превратилась в посмешище всех ВКС, и назначение сюда иначе как заключение никто не рассматривает. Настало время все изменить. Мы превратим эту базу в образцовый военный городок, укрепим, обновим и перестроим, но наша первостепенная задача — поднять боевой дух личного состава, и делать это нужно в первую очередь личным примером! Младший лейтенант фон Геленберг, вы что-то хотите спросить?

— Нет, сэр. Я хочу сказать.

— Ну говорите.

— Сэр, позвольте дать вам один совет… Дружеский… То, что вы только что сказали… Даже не пытайтесь. Я не как саботажник говорю, а как опытный офицер, который, простите за откровенность, повидал на своем веку больше, чем вы. Уже многие пытались… Провести, перестроить, поднять… Да то там — захватить, удержать, и храмы Христу по всем Мертвым Землям, ручейки и безмятежные олени… Ну так вот, сэр — они плохо кончили. И, чтоб вы не обольщались… Вас сюда не назначили — вас сюда тоже сослали. Так что если хотите вернуться… нет, я не буду ничего говорить. Вы тут осмотритесь, и потом, если захотите, мы продолжим этот разговор. И еще, сэр — не переживайте, мы будем исполнять все ваши приказы, тут нет саботажников, только вот… Ничего это не даст, сэр. Пробовали. Спасибо, что выслушали, сэр. Прошлый комендант перебил меня почти сразу…

— И что с ним случилось? — к всеобщему удивлению, Эдвард лишь улыбнулся.

— Сошел с ума, сэр. Ушел за стены. Предположительно — погиб.

— Вот видите. Он не дослушал — и погиб, значит мне это не светит. Ваша речь была очень убедительной, младший лейтенант, я всегда с удовольствием выслушаю ваши советы, более того — я прошу их давать, если вам будет казаться, что я совершаю ошибки. Только делать будем по-моему. И для начала вот что — в ближайшие дни нам нужно сделать по базе следующие изменения…

Разговор выдался долгий и тяжелый. Нет, сержанты не мешали, они выслушивали все идеи Эдварда, только вот реакция… Ирвин Эрнет — абсолютно ко всему безразличный, "будет сделано", и все тут, мол, "мне нет до этого никакого дела, но если очень прикажете, начнем завтра прямо с утра". Генрих — нервный, у него оказался не только глазной тик, а еще и заикание, по лицу время от времени начинали ходить красные пятна, но советы давал дельные и толковые. Элис все воспринимала в штыки, не женщина, я противная и настойчивая язва с явными признаками феминизма, в каждом предложении Эдварда ей чудилось ущемление ее прав, и ей казалось, что специально для нее, как для девушки, он подбирает то ли самые легкие, то ли вообще невыполнимые задания. Только Эрик вел себя так, как должен вести британский солдат — спокойно, уверенно, здраво, он лейтенанту сразу понравился, и Эдвард уже мысленно прикидывал, что одного старшего сержанта на базу слишком мало. Марк вел себя тише воды, ниже травы, вникая в обстановку, Клаус Отто… Вел себя так, как должен вести отставной космодесантник, бывший майор, самый старший и опытный в этой компании. То есть как родитель, что наблюдает за играми детей в песочницу. Сложные люди достались Эдварду, но других нет, и они понимал, что именно с ними и придется работать… Уживаться… И как-то вести дела.

Уже за полночь совещание закончилось, все основные вопросы были решены. Сержанты разошлись, а Эдвард, под тусклый свет люминесцентной лампы, засел за письмо. Доставивший подкрепление корабль уходил завтра рано утром, и капитан любезно согласился взять с собой письмо молодого лорда. Хоть это и не было предусмотрено инструкциями, более того — любая личная переписка не то, чтоб запрещена, но должна проходить суровый контроль соответствующих служб, чтоб ни дай Бог, никто не выдал секретной военной тайны. Но иногда Эдвард плевал на устав. Потому что его письмо было предназначено только для одних глаз. Ровные строчки ложились на желтоватый лист — романтика древности, когда мнемонические детекторы еще не научились напрямую превращать мысли человека в электронный текст. Романтика, которой сейчас так не хватало…

"Катрин, любимая!

Как же я по тебе скучаю!

Сейчас, когда ты читаешь эти строки, я служу далеко-далеко, на краю земли. Тут очень интересно, со мной вместе служат интересные люди, но каждую свободную секунду я вспоминаю о тебе. Я вспоминаю твою улыбку и тонкие ямочки в углу твоих губ, твои голубые глаза, и аккуратный носик. Мне хочется зарыться в твои густые волосы, как тогда, на вершине Артур Сит. Но жизнь тут очень суровая и я прячу эти воспоминания в самое сокровенное место своей души, где они будут храниться вечно, до конца моих дней"…

Письмо заняло всю ночь, трижды Эдвард его писал, рвал и переписывал, пока светлеющее небо не заставило его поставить точку. Последняя весточка домой на следующие месяцы — и начало службы.

Лейтенант Эдвард Гамильтон приступил к исполнению обязанностей коменданта базы Военно-Космических сил в Нью-Перте, полуостров Таврида, Мертвые Земли.