"Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Глава 28. «Ворон»

«Ворон», несомненно, лучшее и самое известное стихотворение Эдгара Аллана По. Оно пользовалось особой любовью автора, он всегда с упоением читал его на поэтических вечерах. Опубликованное в 1845 году, оно было написано под сильным влиянием «Сватовства к леди Джеральдине» Элизабет Баррет, и По даже указал данный источник в первоначальном посвящении, но потом, излагая историю создания «Ворона» в эссе «Философия творчества», предпочел умолчать об этом. В самом деле, на фоне обвинений в плагиате, выдвигаемых По против Лонгфелло, подобные признания выглядели бы весьма странно. Мятущийся гений, По также страдал оттого, что известность никак не сказывалась на состоянии его кошелька: чем более росла его слава, тем меньше денег приносило ему творчество. «Золотой жук», один из самых знаменитых его рассказов, разошедшийся тремястами тысячами экземпляров, принес ему всего сто долларов. С «Вороном» дело обстояло еще хуже. Общая выручка По за одно из величайших стихотворений на английском языке принесло ему какие-то жалкие девять долларов. МИЛЬОН ДЕ РОЗ. Кто поместил По в поэму?

Я как раз надевала ботинки, и тут в дверь позвонили. Но это оказались не голиафовцы, а агенты Агниц и Резник. Меня порадовало, что они еще живы, — наверное, Аорнида не видела в них серьезной угрозы. Как, впрочем, и я.

— Ее зовут Аорнида Аид, — сообщила я им, подпрыгивая на одной ноге в попытке натянуть ботинок. — Она сестра Ахерона. Даже не мечтайте ее поймать. Поймете, что она близко, когда перестанете дышать.

— Вот это да! — воскликнул Агниц, хлопая себя по карманам в поисках ручки. — Аорнида Аид! Откуда вы узнали?

— Видела ее несколько раз за последние недели.

— У вас, наверное, хорошая память, — заметила Резник.

— Мне помогли.

Агниц нашел ручку, убедился, что она не пишет, и взял у своей напарницы карандаш. Кончик сломался. Я дала ему свой.

— Еще раз — как ее зовут?

Я произнесла ее имя, и он записал его — так медленно, словно это причиняло ему страдания.

— Скользом хочет с вами поговорить.

— Я занята.

— Уже нет, — ответила Резник с очень неловким видом, не зная, куда девать руки. — Извините, но вы арестованы.

— А сейчас-то за что?

— У вас находится запрещенное законом вещество.

Интересный поворот. Скользом явно не обнаружил причин завтрашнего Армагеддона и пытается состряпать против меня дело, чтобы я стала посговорчивее. Я ожидала чего-то в подобном духе, но сейчас это пришлось очень не вовремя. Мне во что бы то ни стало требовалось попасть в «Ворона».

— Слушайте, ребята, я не просто занята, я очень занята, а Скользом прислал вас с каким-то идиотским надуманным обвинением — только время тратить, и мое и ваше.

— Это не надуманное обвинение, — сказала Резник, вытаскивая откуда-то ордер на арест. — Это сыр. Контрабандный сыр, расплющенный «испано-суизой». На нем множество ваших отпечатков. Часть контрабандной партии, Четверг. Ее же полагалось уничтожить.

Я застонала. Именно такого случая и искал Скользом. Простое внутреннее нарушение, которое обычно карается выговором, но, если кто-то очень постарается, может закончиться арестом. Короче, руки выкручивает. Не успели агенты хоть слово сказать, как я захлопнула у них перед носом дверь и бросилась к пожарному выходу. Выбегая на дорогу, я слышала, как они кричат мне вслед, но тут меня перехватил Дэррмо-Какер. В первый и последний раз я была рада его видеть.


Трудно сказать, попала я из огня да в полымя или наоборот. Меня обыскали, забрали пистолет, ключи и беллетрицейский Путеводитель. Дэррмо-Какер вел машину, а меня на заднем сиденье плотно стиснули с обеих сторон Хренс и Редькинс.

— Как ни странно, я рада вас видеть.

Ответа не последовало, поэтому я выждала десять минут и спросила:

— Куда мы едем?

Опять никакой реакции. Тогда я похлопала Хренса и Редькинса по коленкам и спросила:

— Парни, вы где в этом году отдыхали?

Хренс посмотрел на меня, потом на Редькинса и изрек:

— На Майорке.

И снова замолчал.


Часом позже мы прибыли в научно-исследовательский отдел «Голиафа» в Олдермастоне. Окруженный тройным забором из колючей проволоки, круглосуточно патрулируемый вооруженной охраной с саблезубыми тиграми в натуральную величину, сам комплекс представлял собой лабиринт бетонных бункеров и поблескивающих алюминием зданий без окон, перемежавшихся электроподстанциями и гигантскими воздуховодами. Нас пропустили в ворота. Мы остановились на площадке возле большого мраморного логотипа «Голиафа», где Хренс, Редькинс и Дэррмо-Какер произнесли короткую покаянную молитву и поклялись навеки хранить верность идеалам корпорации. После этого мы поехали дальше, мимо нескончаемых трубопроводов, зданий, армейских машин, грузовиков и всевозможного хлама.

— Вам оказана высокая честь, Нонетот, — провозгласил Дэррмо-Какер. — Мало кто удостаивается благодати проникнуть так глубоко в недра нашей возлюбленной корпорации.

— Я, между прочим, не напрашивалась, мистер Дэррмо-Какер.

Мы подъехали к небольшому зданию с куполообразной бетонной крышей. Охрана там оказалась еще круче, чем на входе. У Хренса, Редькинса и Дэррмо-Какера даже узлы галстуков сканировали для установления личности. Охранник распахнул тяжелые взрывоустойчивые двери, за которыми тянулся освещенный коридор. В нем, в свою очередь, виднелись двери нескольких лифтов. Мы спустились под землю на двенадцать этажей, прошли еще одну проверку, а потом в беспощадно ярком свете ламп двинулись по коридору мимо бесчисленных дверей, в полированное дерево которых были вмонтированы блестящие латунные таблички, сообщавшие названия разрабатываемых за ними проектов. Мы миновали «Цифровые двигатели», «Тахионные коммуникации», «Квадратное колесо» и остановились перед дверью с надписью «Книжный проект». Дэррмо-Какер открыл дверь, и мы вошли.


Передо мной предстала копия мастерской Майкрофта, только приборы выглядели куда солиднее и явно стоили кучу денег. Если механизмы моего дяди держались на картоне и резиновом клее, то тут все было из высококачественных сплавов. Вся испытательная аппаратура новенькая, с иголочки, нигде ни пылинки. Здесь царил хаос — но изысканный хаос. Над оборудованием хлопотали пятеро техников, болезненно-бледных, словно всю жизнь просидели в помещении. Когда мы вошли, они с любопытством на нас уставились: похоже, им нечасто приходилось видеть новые лица. Посреди комнаты возвышалось устройство, чем-то напоминающее раму металлодетектора, плотно обмотанное тысячами ярдов тонкой медной проволоки. Ее смотанные в толстенный жгут свободные концы терялись где-то в недрах огромной гудящей и пощелкивающей машины. При нашем появлении один из техников потянул рычаг, раздался треск, повалили клубы дыма, и все стихло. Они действительно ухитрились соорудить Прозопортал, вот только он, что немаловажно для нашего повествования, не работал.

Неожиданно медная дверь посреди комнаты прямо у меня на глазах задымилась. Я испуганно вскинула руку, а техники принялись заливать устройство пеной из огнетушителей.

— И это вы называете Прозопорталом?

— Увы, да, — согласился Дэррмо-Какер. — Не знаю, в курсе ли вы, но нам удалось синтезировать всего-навсего сквашенную гадость со страницы восьмой «Мира сыра».

— Джек Дэррмо сказал, что это был чеддер.

— Джек всегда немного преувеличивает, мисс Нонетот. Сюда, пожалуйста.

Мы прошли мимо большого гидравлического пресса, построенного специально, чтобы открыть одну из книг, виденных мной в квартире миссис Накадзима. Стальной пресс стонал и кряхтел, но томик упорно не поддавался. Чуть дальше один из техников отважно пытался прожечь дыру в другой книге — с тем же результатом. Еще один изучал рентгеновскую фотографию издания. Он явно испытывал некоторые затруднения, поскольку две-три тысячи страниц текста и множество других «включений» налагались друг на друга и не торопились подвергаться исследованию.

— Ну и как работают эти книги, мисс Нонетот?

Меня, однако, не вдохновляла перспектива демонстрировать и объяснять ему принципы работы. Я пришла сюда вернуть Лондэна, и только.

— Хотите, чтобы я вызволила Джека Дэррмо, или как?

Он пристально посмотрел на меня, но тему оставил. Мы миновали еще несколько экспериментальных стендов, прошли по короткому коридору и через большую стальную дверь попали в очередную комнату. Там стоял стол, за ним — стул, а на стуле восседал Лавуазье. Когда мы вошли, он читал стихотворения Эдгара Аллана По. Он поднял голову.

— Мсье Лавуазье, вы, как я понимаю, уже знакомы с мисс Нонетот? — спросил Дэррмо-Какер.

— Да, мы встречались, — медленно ответила я, глядя на Лавуазье, который показался мне сейчас куда старше, чем прежде.

Он явно нервничал. У меня возникло ощущение, что он, как и я, не в восторге от «Голиафа». Он кивнул, не проронив ни слова, захлопнул книгу и поднялся. Несколько мгновений мы стояли молча.

— Ну, действуйте, — произнес наконец Дэррмо-Какер. — Разберитесь с вашими книжными делами, и Лавуазье вернет вам мужа как ни в чем не бывало. Никто и не вспомнит о его исчезновении. За исключением вас, конечно.

Я закусила губу. Мне выпал самый невероятный шанс в жизни. Попробую-ка я воспользоваться явной неприязнью Лавуазье к «Голиафу»: в конце концов, ни Лондэн, ни Джек Дэррмо Хроностраже не нужны, а папу они могут изловить и без моей помощи. Я решила рискнуть.

— Мне нужно кое-что повесомее ваших обещаний, мистер Дэррмо-Какер.

— Это не мои обещания, Нонетот, это гарантия «Голиафа». Поверьте мне, слово «Голиафа» крепче стали.

— «Титаник», помнится, тоже был стальной. Мне на личном опыте известно, что гарантия «Голиафа» не гарантирует ничего.

Несколько мгновений мы сверлили друг друга взглядом.

— Тогда чего же вы хотите?

— Во-первых, я хочу, чтобы Лондэна вернули мне в целости и сохранности. Во-вторых, я хочу, чтобы мне вернули мой Путеводитель и позволили беспрепятственно уйти отсюда. В-третьих, я требую письменного признания в том, что вы использовали Лавуазье для устранения Лондэна.

Я уставилась на Дэррмо-Какера, надеясь, что мое нахальство выведет его из себя.

— С первым согласен. Что до второго условия, книгу получите по завершении дела. В Осаке вы воспользовались ею для побега, и я больше такого не допущу. Третьего обещать не могу.

— Почему? — спросила я. — Как только вы вернете Лондэна, это признание утратит всякую ценность, ведь тогда получится, будто никакого устранения не было. Но я воспользуюсь им, если вы попытаетесь провернуть такое еще раз.

— Возможно, — вступил в разговор Лавуазье, — это убедит вас в честности моих намерений.

Он протянул мне конверт из плотной коричневой бумаги. Я открыла его и извлекла оттуда нашу с Лондэном свадебную фотографию.

— Я ничего не выигрываю от устранения вашего мужа, мисс Нонетот, но от вашего согласия зависит моя судьба. А до папеньки вашего я и так скоро доберусь. Но у вас есть слово офицера Хроностражи, а оно кое-чего да стоит.

Я посмотрела на Лавуазье, на Дэррмо-Какера, потом на снимок. Именно этот снимок некогда красовался у мамы на каминной полке.

— Где вы его раздобыли?

— В другом времени и в другом месте, — ответил Лавуазье. — И могу вас заверить, подвергался опасности. Лондэн для нас ничего не значит, мисс Нонетот. Меня лишь попросили оказать содействие «Голиафу». Как только вы вернете Джека Дэррмо, я смогу оставить их с их гнусными делами, но не раньше.

Дэррмо-Какер шевельнулся и зыркнул на Лавуазье. Очевидно, они ни капли не доверяли друг другу, и этим стоило воспользоваться.

— Тогда приступим, — сказала я наконец. — Но мне нужен листок бумаги.

— Зачем? — насторожился Дэррмо-Какер.

— Чтобы детально описать этот застенок и потом в него вернуться, вот зачем.

Дэррмо-Какер кивнул Хренсу, тот дал мне бумагу и ручку, я села и составила максимально подробное описание. В Путеводителе говорилось, что для успешного прыжка в одиночку довольно и пяти сотен слов, но, если берешь с собой кого-то еще, нужно не меньше тысячи. Так что я настрочила описание комнаты на полторы тысячи слов. Дэррмо-Какер всю дорогу заглядывал мне через плечо, проверяя, не описываю ли я случайно иное место назначения.

— Я это забираю, Нонетот, — заявил он, отнимая у меня ручку, как только я закончила. — Не то чтобы я вам не доверял…

Я глубоко вздохнула, открыла томик стихотворений Эдгара По и прочла про себя первую строку.


Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Грезил я над планом мести этой падле Нонетот. Кто же знал, что я подставлюсь и влечу в такую гадость И, зверея, буду бегать по стихам, как идиот! По-хорошему: откройте! Мой совет вам: поскорее! А не то сверну я шею и падле Четверг, и всем остальным!

Его все еще трясло от ярости, в этом я ни чуточки не сомневалась.


Тот сентябрь я не забуду, право слово, гадом буду, — Нонетот из ТИПА-Сети в стих засунула меня. Только выберусь отсюда, так разделаю паскуду, Ей такого невермора закачу, Что закача — Ется!

— Старина Джек верен себе, — проворчала я.

— Я не позволю ему и пальцем вас тронуть, мисс Нонетот, — заверил меня Дэррмо-Какер. — Он и чихнуть не успеет, как окажется под арестом.

Собравшись с мыслями, я в душе попросила прощения у мисс Хэвишем за то, что оказалась не самой терпеливой ученицей, отбросила все сомнения и откашлялась, а затем прочитала эти стихи вслух: громко, с чувством, с расстановкой.


Послышался дальний раскат грома, лица коснулся ветер, поднятый биением крыльев. В кромешной тьме на меня обрушился яростный шквал, засвистел в ушах, растрепал одежду, спутал волосы. Небо на миг осветила вспышка молнии, и я в ужасе поняла, что вишу высоко над землей, со всех сторон стиснутая облаками, готовыми вот-вот породить бурю во всем ее безудержном великолепии. Дождь яростно хлестнул по лицу, и в бледном свете проникшего меж облаками лунного луча я увидела, что меня несет к большому грозовому облаку, освещаемому изнутри вспышками молний. Только я успела осознать, сколь неосмотрительно с моей стороны было соваться сюда без должных инструкций, как вдруг разглядела в дождевой круговерти светящуюся желтую точку. Точка постепенно увеличивалась, превратившись сначала в продолговатое пятнышко, а затем в окно с рамой, стеклом и шторами. Я подлетала все ближе, все стремительнее, и уже представляла, как вот-вот разобьюсь о залитое дождем стекло, и тут непостижимым образом очутилась внутри, мокрая до нитки и почти бездыханная.

Часы на каминной полке медленно и размеренно пробили полночь, я собралась с духом и огляделась по сторонам. Мебель полированного темного дуба, шторы — зловещего пурпурного оттенка, обои там, где их не скрывали книжные шкафы или мрачные гравюры, — отвратительного коричневого цвета. Освещалась комната одной масляной лампой, в которой мерцал и чадил плохо обрезанный фитиль. Всюду царил страшный беспорядок: на полу валялся разбитый вдребезги бюст Паллады, книги, некогда украшавшие полки, были теперь разбросаны по комнате, корешки их растерзаны, а страницы вырваны. Хуже того, некоторые книги пошли на растопку камина — он весь был завален грудой обугленных листов. Но это не особенно меня волновало. Передо мной предстал сам несчастный рассказчик «Ворона», молодой человек лет двадцати с небольшим, — он сидел в большом кресле, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту. Юноша умоляюще посмотрел на меня и что-то промычал, тщетно пытаясь освободиться. Когда я вынула кляп, он тут же разразился речью, словно от этого зависела его жизнь.

— Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,[55] — быстро и настойчиво проговорил он и с этими словами исчез за дверью.

— Чтоб тебя, хлюпик хренов! — послышался до дрожи знакомый голос из соседней комнаты. — Я бы приколотил тебя к стулу, найдись в этом поэтическом гробу молоток с гвоздями!..

Но говоривший осекся, когда вошел в комнату и увидел меня. Вид у Джека Дэррмо был жалкий. Его прежде опрятный «ежик» превратился в спутанную гриву, исхудавшее лицо заросло неряшливой бородой. Безумные глаза навыкате окружали синие круги от недосыпания. Его строгий костюм превратился в лохмотья, а алмазная булавка потускнела. Надменная самоуверенность сменилась отчаянием, овладевающим несчастными в одиночестве, и, когда он встретился со мной взглядом, губы у него задрожали и на глаза навернулись слезы. Для такого дэррмоненавистника, как я, зрелище было весьма приятное, просто бальзам на душу.

— Четверг! — придушенным голосом прохрипел он. — Забери меня отсюда! Не оставляй меня в этом ужасном месте! Тут часы постоянно отбивают полночь, все время стучат в дверь, и ворон, о господи, ворон!

Он рухнул на колени и зарыдал, а молодой человек радостно вернулся в комнату и стал прибираться, бормоча про себя:

— Это только гость опасный постучался в дверь ко мне!..

— Я бы с радостью оставила вас здесь навсегда, мистер Дэррмо, но я заключила сделку. Вставайте, мы идем домой.

Ухватив голиафовца за шкирку, я зачитала вслух описание подвала в исследовательском центре «Голиафа». Меня словно кто-то потянул, снова налетел порыв ветра, стук в дверь усилился, и я еще успела услышать, как рассказчик-повествователь «Ворона», привыкший сидеть по ночам над старинными фолиантами, произнес:

— Господа, прошу прощенья…

…и тут мы снова оказались в голиафовской лаборатории в Олдермастоне.{24}

Я была страшно довольна, поскольку и не надеялась, что все окажется так просто, но моя радость мигом испарилась, когда у меня на глазах сводные братья горячо обнялись.

— Джек! — радостно воскликнул Дэррмо-Какер. — Добро пожаловать домой!

— Спасибо, Тубзик. Как мама?

— Собирается поставить эндопротез.

— Опять?

— Минуточку! — вмешалась я. — А как насчет ваших обещаний?

Братцы-засранцы приумолкли.

— Всему свое время, мисс Нонетот, — с неприятной усмешечкой проговорил Дэррмо-Какер. — Нам нужно, чтобы вы выполнили для нас еще два-три небольших поручения, и тогда мы восстановим вашего мужа.

— Черта лысого вы получите, — возмущенно ответила я, сделав шаг к ним, но тут Хренс обрушил мне на плечо тяжелую лапищу. — И где же железная гарантия «Голиафа»?

— «Голиаф» не дает гарантий, — процедил Дэррмо-Какер.

Дэррмо стоял и тупо хлопал глазами рядом с ним.

— Обещания не приносят выгоды. Вы еще немного погостите у нас. Глупо лишаться помощника с такими способностями. Вам ведь тут может и понравиться.

— Лавуазье! — крикнула я, поворачиваясь к французу. — Вы же обещали! Слово офицера Хроностражи!..

Француз смерил меня холодным взглядом.

— После того, что вы со мной сделали, — отрезал он, — это самая лучшая месть. Надеюсь, вы сгниете в аду.

— Вам-то что я сделала?

— О, пока ничего, — ответил он, собираясь уйти, — но еще сделаете.

Я в свою очередь холодно посмотрела на него. Я еще не знала, что с ним сделаю, но надеялась, ему будет больно.

— Да, — спокойно сказала я. — Теперь можете на это рассчитывать.

Он вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

— Спасибо, мсье! — крикнул ему вслед Дэррмо-Какер. — Свадебная фотография — это было гениально!

Я рванулась к Дэррмо-Какеру, но Хренс и Редькинс меня удержали. Продолжительная и отчаянная борьба окончилась безрезультатно. Наконец я поникла и уставилась в пол. Лондэн оказался прав. Не следовало мне в это ввязываться.

— Я хочу размазать ее по стенке, — сказал Джек Дэррмо, — душу отвести. Мистер Хренс, ваш пистолет.

— Нет, Джек, — удержал его Дэррмо-Какер. — Мисс Нонетот и ее уникальные способности откроют нам путь на огромный и очень прибыльный, но до сих пор не освоенный рынок.

Дэррмо обернулся к сводному брату.

— Ты представления не имеешь, какой ужас я пережил! Она у меня на всю жизнь запомнит, как стучать… то есть совать меня в «Ворона»! Нет, Тубзик, я сейчас ее прикончу и отдохну от страданий…

Дэррмо-Какер схватил братца за плечи и хорошенько встряхнул.

— А ну прекрати мне по-«вороньи» каркать! Ты дома. Слушай, эта книжная сучка в перспективе принесет нам миллиарды!

Дэррмо притих и собрался с мыслями.

— Конечно же, — пробормотал он наконец. — Огромные неиспользованные потребительские ресурсы! Как думаешь, сколько барахла мы сможем впарить этим невежественным массам из литературы девятнадцатого века?

— Вот-вот, — ответил Дэррмо-Какер, — и наши непереработанные отходы. Там же можно такую свалку устроить! А вот если не сработает, тогда ее и прикончишь.

— Когда начнем? — спросил Дэррмо, с каждой секундой словно бы наливавшийся силой в животворном тепле корпоративной алчности.

— Это зависит от мисс Нонетот, — глянул на меня Дэррмо-Какер.

— Я скорее умру.

И я не блефовала.

— Да ну? — ухмыльнулся Дэррмо-Какер. — Вы что, не слышали? Для внешнего мира вы уже мертвы. Неужели, по-вашему, мы оставим вас в живых после того, чему вы стали свидетелем?

Мое сознание металось в поисках выхода, но под рукой не было ничего — ни оружия, ни книги. Вообще ничего.

— Я еще не решил, — самодовольным тоном продолжал Дэррмо-Какер, — упадете вы в лифтовую шахту или окажетесь жертвой несчастного случая с каким-нибудь прибором. Что вы предпочитаете?

И усмехнулся, жестоко и страшно. Я промолчала. Мне просто нечего было сказать.

— Боюсь, девочка моя, — сказал Дэррмо-Какер, когда они направились к двери, забрав с собой мой Путеводитель, — придется вам провести в гостях у корпорации всю оставшуюся жизнь. Но это будет не так уж и плохо. Мы действительно восстановим вашего мужа. Конечно, вы никогда с ним не встретитесь, но он будет жив, пока вы сотрудничаете с нами, а сотрудничать вы будете, сами понимаете.

Я гневно посмотрела на братцев-засранцев.

— Пока дышу, помогать вам не стану.

Дэррмо-Какер моргнул.

— Станете, станете, Нонетот. Если не ради Лондэна, так ради вашего ребенка. Да-да, нам об этом известно. И не утруждайте себя поиском книг в надежде провернуть свой трюк с исчезновением — мы позаботились, чтоб их тут не осталось!

Он снова улыбнулся и вышел из подвала. Дверь захлопнулась, ее грохот отозвался у меня в груди дрожью. Я села на стул, уронила голову на руки и заплакала от отчаяния, злости — и безысходности.