"Разум Вселенной" - читать интересную книгу автора (Студитский Александр Николаевич)

Глава пятая Павел Александрович Панфилов

Юрию не работалось. Тема его дипломной работы теперь казалась ему банальной, неинтересной. Каждые две недели он добросовестно счищал роговичный покров с глаз крыс, подвергшихся поражению космическими лучами, и наблюдал за ходом регенерации. Да, восстановительные силы животных были подавлены. Зарастание повреждения шло очень медленно. Клетки делились редко и неравномерно. В картине распределения ДНК при делениях клеток обнаруживались ненормальности. Словом, все шло так, как требовала теория генетической информации. Космические лучи повредили ее главный субстрат — нуклеиновые кислоты. Отсюда подавление синтеза белка, роста и размножения клеток. Казалось, все укладывалось в схему Брандта.

Да, из полученного результата вытекало, что против космического поражения организм бессилен. Так же как против любого другого вида ионизирующего излучения. И науке ничего не остается, кроме того, чтобы регистрировать неотвратимость последствий лучевой травмы и признавать свою беспомощность в борьбе с ними.

Из книги Панфилова и его выступлений Юрий вынес твердую уверенность в том, что на кафедре морфобиохимии вся космическая проблема разрабатывается на совершенно иной основе.

На чем покоится глубокая убежденность Панфилова и его сотрудников в своей правоте? Конечно, прежде всего на результатах экспериментов с действием космических лучей на витрифицированный белок. Это нетрудно было понять из книги «Происхождение организмов», которую Юрий продолжал изучать. Но после заседания, на котором он впервые увидел открытое столкновение двух научных концепций, ему стало понятно, что уверенность Панфилова в своей правоте вытекает также и из более глубокого знания субстрата жизни — белка и его тончайшей организации, обеспечивающей жизненные процессы. Вот почему Панфилов так относился к концепции Брандта. Он изучал химию жизни как биолог, Брандт — как химик.

О предстоящем докладе Панфилова говорили на всех кафедрах биофака. На другой день после заседания совета Ярослав привел на кафедру космической биологии Виолу и учинил ей настоящий допрос. День клонился к вечеру. Преподаватели разошлись; в комнате, кроме Ярослава и Юрия, задержались Майя и Тоня — словом, вся компания, сдружившаяся за время каникул.

— Что за новый метод, о котором говорил Павел Александрович? — спросил Ярослав, усаживая девушку на табурет посреди комнаты. Виола смущенно улыбнулась.

— Парамагнитная микроскопия, — коротко объяснила она.

— Парамагнитная? — недоумевающе переспросил Ярослав. — Что же это такое?

— Прижизненная микроскопия, — ответила Виола. — При увеличении до миллиона раз.

— До миллиона? — удивились девушки. — Это что же — электронная микроскопия?

— Нет, здесь другое, — пыталась объяснить Виола. — Изображение получается на экране... Как в телевизоре. А получается оно с молекул живой клетки.

— Каким образом? — спросил Юрий.

— Мне трудно объяснить, — смутилась еще больше Виола. — Конструкция очень сложная. Я знаю только, что используется парамагнитный резонанс.

— И что же изучают у вас с этим микроскопом?

— Реакции клетки... на разные воздействия... Я очень мало знаю об этом, — ответила Виола.

— Постой, постой, — вмешался Ярослав. — А на какие воздействия?

— Температурные... — растерянно ответила Виола, — и другие.

— Радиационные?

— Да.

— Теперь все ясно, — торжествующе сказал Ярослав.

— Очень! — насмешливо отозвалась Тоня.

Ясно было одно, что профессор Панфилов располагает новыми данными, относящимися к реакции клетки на лучевое поражение. Эти данные получены с помощью разработанного на кафедре метода парамагнитной микроскопии. Юрий решил пойти к Панфилову и поговорить с ним о всех волнующих вопросах. Но ему не хотелось являться на кафедру морфобиохимии не подготовленным к тому, что он мог там услышать. Обложившись книгами и справочниками по возбужденным электронным состояниям, Юрий с сокрушением убедился, что он почти не подготовлен к усвоению этого материала. Он листал страницы с малопонятными терминами и формулами, пытаясь получить хотя бы самое общее представление о парамагнитных явлениях, и видел, что за один день овладеть всем материалом невозможно. Поэтому он старался рассмотреть этот материал в самой общей форме, не вдаваясь в его математическое обоснование.

Наиболее твердо запомнившееся ему еще со школьных лет явление в области магнетизма была электромагнитная индукция. Он знал, что электроток, идущий по спирали, сообщает магнитные свойства железному стержню, равно как и намагниченный стержень, движущийся внутри железной спирали, вызывает в ней электроток. Юрий мог разбираться в электрофизиологии, понимал устройство приборов для снятия биотоков с нервных волокон и мышц, представлял значение электрокардиограмм и электроэнцефалограмм. Во всех этих явлениях лежал один общий закон — возникновение электромагнитных полей при изменениях положения заряженных тел в пространстве.

Ему было хорошо известно, что любой атом должен обладать магнитными свойствами, так как в нем вокруг ядра вращаются заряженные частицы — электроны. Каждый атом, по существу, является элементарным магнитиком, источником магнитного поля. Магнитными свойствами обладают также и молекулы, состоящие из нескольких атомов благодаря возникновению общей электронной оболочки. Вращение электронов по определенным орбитам создает парамагнетизм молекул, то есть их способность притягиваться к полюсу магнита или располагаться вдоль силовых линий внешнего магнитного поля, подобно железному порошку, встряхиваемому на бумаге над магнитом.

Теперь Юрию становилось ясно, что молекула любого вещества должна быть парамагнетиком. В поглощении энергии внешних магнитных полей, как понял Юрий, и заключается парамагнитный резонанс. Молекула дает свои позывные. Остается только их регистрировать.

Парамагнитный резонанс регистрируют с помощью сложных приборов. Эти приборы дают показания о суммарном резонансе — о резонансе всех молекул данного вещества. Но ведь его источником является парамагнетизм каждой отдельной молекулы, создаваемый движением ее электронов и других заряженных частиц. Позывные дает отдельная молекула, занимающая определенное положение в пространстве. Следовательно, задача заключается в том, чтобы принять каждый из этих позывных в отдельности и воспроизвести так, чтобы из них сложилась картина распределения каждой молекулы в пространстве.

По-видимому, в этом и заключался принцип парамагнитной микроскопии.

«Интересно, как же им удалось осуществить это воспроизведение?» — думал Юрий, блуждая в дебрях определений, схем и формул. Принцип становился более или менее понятным. Воспроизводится же изображение предмета на экране телевизора путем превращения светового импульса в электрический. Вероятно, что-то подобное достигнуто и в парамагнитном микроскопе. Но как этого удалось добиться, Юрий понять не мог.

Курс электронной микроскопии читал профессор Тенишев, на кафедре биоэлектроники студенты отрабатывали и практический курс. Юрий хорошо знал этот метод, разбирался во всех его достоинствах и недостатках. Ему было известно, что электронная микроскопия имеет дело только с мертвыми объектами.

«Значит, у Панфилова какой-то другой метод. Что же, прийти прямо и спросить: „Я хотел бы знать, как вы изучаете парамагнитные процессы в протоплазме, не убивая клетки“? А зачем, собственно, мне это нужно? Лучше прямо спросить: „Как выглядят взаимодействия между нуклеиновыми кислотами и белками в живой клетке? Может ли белок создавать для себя нуклеиновую кислоту, которая его воспроизводит? Может ли протоплазма после разрушения белка и нуклеиновой кислоты ионизирующей радиацией восстанавливать нуклеиновую кислоту и с ее помощью воспроизводить разрушенный белок?“» Но все вопросы выскочили у Юрия из головы, как только он отворил дверь и вошел в кабинет Панфилова.

— Я вам не помешаю, Павел Александрович? — спросил Юрий взволнованно.

— Входите, — услышал он спокойный голос Панфилова и почувствовал на себе его внимательный, изучающий взгляд. — Садитесь. — Он указал рукой на одно из кресел, стоящих около письменного стола. — Слушаю вас.

— Я хотел бы спросить вас, — Юрий неловко, как-то боком, сел в кресло. — Я слышал ваше выступление по докладу Всеволода Александровича...

— Вы с кафедры космической биологии? — быстро спросил Панфилов.

— Да, — угрюмо ответил Юрий. — Но это не имеет значения... Мне хотелось бы уяснить вашу точку зрения... Я читал вашу книгу «Происхождение организмов»... И в вашем выступлении тоже... — он сбился и замолчал, с ужасом ощущая, что не может толком объяснить, зачем пришел.

— Понимаю, понимаю, — Панфилов поднялся со своего места и подошел к окну, за которым синел морозный вечер. — В моей книге действительно не все ясно. Дурная привычка писать заумным языком научные труды. О чем же вы хотели меня спросить?

— Скажите, Павел Александрович, — с усилием заговорил Юрий, — можно ли понять вашу мысль так, что ионизирующее излучение не обязательно разрушает живую материю? То есть я имею в виду не состояние витрификации, а нормальную жизненную деятельность. Может протоплазма восстанавливаться после лучевого поражения?

Панфилов повернулся к Юрию и в упор, внимательно посмотрел ему в лицо.

— А вы как думаете? — медленно спросил он.

— Я думаю, что да... Хотя экспериментально обосновать это не могу... Но мне кажется, что по своей распространенности в природе ионизирующее излучение должно входить в состав основных условий жизни.

Панфилов кивнул.

— Вижу, что вы внимательно прочитали мою книгу, если так поняли мою мысль.

— Почему же в эксперименте мы не обнаруживаем этого?

— Значит, неправильно экспериментируем. Или неправильно толкуем результаты эксперимента. Расскажите о ваших опытах.

Юрий сбивчиво и, как ему казалось, путано рассказал о своей работе.

— Продолжайте ваши эксперименты, — сказал Панфилов и прошелся по комнате, — и вы убедитесь, что организм реагирует на лучевую травму не так просто, как вытекает из ваших первых наблюдений.

— Не только разрушением?

— Конечно, не только разрушением. Но и восстановлением разрушенного. В этом и заключается реакция живой материи на лучевую травму.

Он с улыбкой посмотрел на Юрия.

— Я знаю, что вас этому не учат, — продолжал он мягко. — Но из всех реакций, которые в живом веществе изучает биолог, реакция восстановления самая важная. И если вы ее не принимаете во внимание, вы ничего не поймете в отношениях живых тел с внешней средой.

Панфилов сел в кресло напротив Юрия.

— А как вы себе представляете действие среды на живое вещество? — быстро спросил он.

— Как раздражителей... как сигналов, — ответил Юрий с замешательством.

Панфилов усмехнулся.

— Ну, конечно. Раздражителей, сигналов. В этом суть павловского учения. А что делают эти раздражители, эти сигналы с протоплазмой? — Юрий промолчал. — Они неизбежно разрушают ее, в этом и заключается сущность отношений организма с внешней средой. А затем протоплазма воспроизводит себя под влиянием тех же факторов, за счет вещества и энергии этих факторов. Слышали вы что-нибудь о фауне и флоре радиоактивных источников?

— Признаюсь... — пробормотал Юрий.

— Этому вас тоже не учили. А, как известно, в этих источниках живет и благоденствует довольно богатое население — бактерии, водоросли, инфузории, ракообразные. Значит, может протоплазма приспособиться к ионизирующему излучению?

Юрий внимательно слушал.

— И не только приспособиться пассивно, но, может быть, и использовать его как источник энергии, — продолжал Панфилов. — Да, да, есть основания полагать, что некоторые бактерии в глубинах океанов, лишенные других источников лучистой энергии, используют энергию ионизирующего излучения. А разве могло быть иначе? Вы себе представляете, какой была Земля два миллиарда лет назад, когда на ней появились первые живые существа?

— Представляю довольно слабо, — сказал Юрий смущенно.

— Так вот, придется мне вам прочитать небольшую лекцию. Представьте себе такую картину. Едва-едва застывшая магма, изборожденная гигантскими складками в результате сжатия остывающей Земли, насыщенная продуктами атомного распада, который бушует под тонкой пленкой магмы. Горячий океан покрывает десятикилометровой толщей всю Землю за исключением первичных горных цепей. Непроницаемая для солнечных лучей густая пелена облаков над океаном. Какими же могли быть первичные живые тела, рождавшиеся в вечном мраке в глубинах океанов? Как действовала на них энергия радиоактивных веществ, растворенных в воде океана? Очевидно, так же, как в наши дни солнечная энергия действует на живые тела. Она разрушает живое вещество, чтобы обогащать его энергией и восстанавливать разрушенное. Вам понятно это?

— Да... В общих чертах, — ответил Юрий в смятении.

— В этом и заключается единство живых тел и окружающей их среды, — сказал Панфилов с какой-то укоризной, — о котором мы так много говорим и так мало думаем. Единство живой и неживой материи. И не только в пределах Земли, но и в масштабах всей вселенной. Неужели это так трудно понять? — с горечью вырвалось вдруг у него.

Он неожиданно стремительно поднялся, подошел к окну и жестом подозвал Юрия. Уже совсем смерклось, и на холодном прозрачно синеющем декабрьском небе зажигались звезды.

— Смотрите на эти маяки вселенной, — сказал Панфилов тоном, в котором прозвучала глубокая, страстная увлеченность. — Все мы знаем, что это гигантские светила, подобные нашему Солнцу. Все мы уверены в том, что вокруг них, так же как планеты вокруг Солнца, вращаются спутники, на которых при определенных условиях возникает жизнь и развиваются мыслящие существа. Но почему-то нам кажется, что это не та жизнь и не такие мыслящие существа, как мы с вами, а живые тела без углерода и азота и мыслящие существа, подобные кибернетическим машинам. Мы забываем при этом, что главным законом природы является закон условий, вследствие которого жизнь возникает только из определенных веществ и только в виде белка, так же как, например, вода образуется из водорода и кислорода и только в виде водяного пара, воды или льда. Почему же разум должен составлять исключение из закона условий и должен возникать независимо от них? Я не вижу никакой мистики в том, что материя порождает мыслящий дух, везде и всюду принимая облик, сходный с человеческим организмом. И убежден, что рано или поздно человечество убедится в этом.

Он усмехнулся и лукаво посмотрел на Юрия.

— И может быть, не так уж поздно.

— Вы думаете, что космический снаряд послан на Землю существами, подобными людям?

Панфилов кивнул.

— Я думаю, что, если бы эти существа получили посланный нами снаряд, они так же представляли себе нас.

Панфилов опять повернулся к синеющему квадрату окна, любуясь зажигающимися в небе звездами.

— Однако, — сказал он, посмотрев на часы, — седьмой час. Мы с вами заговорились.

Он подошел к стене и щелкнул выключателем. Юрий поднялся.

— Извините, пожалуйста, что я отнял у вас столько времени, — пробормотал он.

Панфилов подал ему руку.

— Говорить на эту тему для меня наслаждение, — сказал он. — А как ваша фамилия? Чернов? Что же, будем знакомы. До свидания. Заходите, если у вас будет о чем поговорить со мной.

Только очутившись на улице и подходя к общежитию, Юрий вспомнил, что он в разговоре с Панфиловым даже не коснулся главной цели своего визита — метода парамагнитной микроскопии.