"Новые приключения Грязнули Фреда" - читать интересную книгу автора (Рэйтё Енё)

Глава двадцатая

Мистер Тео поднялся на палубу и подозвал к себе матроса.

– Вытащите из трюма тумбу для документов. По-моему, в ней завелась плесень, – распорядился миллионер.

Наконец, после столь долгих перипетий и столь сложным способом, Густав Барр очутился в каюте молодого человека, который в один прекрасный день снарядил экспедицию, чтобы ценой опасностей и лишений отыскать его, Барра. Теперь выяснились следующие подробности.

Торговлей пылесосами Густав Барр заработал достаточную сумму денег, чтобы добраться до Гонолулу самолетом. Когда он прогуливался по набережной, какой-то на редкость любвеобильный псих бросился ему на шею и облобызал, признав в нем, Густаве Барре, своего давнего приятеля, с которым они якобы провели в токийской каторжной тюрьме незабываемо славные денечки. Густав Барр счел это счастливым недоразумением, узнав, что его новоявленный «приятель» является генеральным директором гигантского судоходного предприятия. Ученый ненароком упомянул, что отстал от своего корабля и хотел бы снова попасть на «Стенли», но втайне, так чтобы вступить в контакт только с его владельцем, мистером Тео. Доброжелательный незнакомец тотчас же громогласно объявил, что мистер Тео – его давний закадычный друг, даже, можно сказать, родственник, с которым они окончательно сроднились, приятно коротая время в тюрьмах. Знай он об этом раньше, искренне заверил мистера Тео ученый, он бы ни за что не вступил с ним в сговор. Словом, этот родич мистера Тео взялся контрабандой доставить его на «Стенли», в результате чего Густав Барр очутился на берегу, в ящике, откуда понапрасну пытался выбраться. Между делом выяснилось, что затащили его на другой корабль, но что-либо менять было уже поздно. Крышка ящика прилегала неплотно, однако поблизости кто-то постоянно ошивался, и, стоило Барру хоть чуть высунуться, его сразу же награждали тумаками, так что вскоре он прекратил свои попытки. Через какое-то время он почувствовал, что в трюме никого нет, но люк был прижат тяжелым ящиком, сдвинуть который ему оказалось не под силу. Затем, однажды ночью, кто-то пробрался в трюм – слышались осторожные, крадущиеся шаги. И вдруг неизвестный посетитель вскрикнул: «Боже правый!» – и пустился наутек, ничуть не заботясь о том, что поднимает шум. Тогда и ученый решился покинуть тесный ящик, втиснуться в который было равносильно цирковому трюку, так что этим аттракционом можно было смело гордиться. Правда, не исключено, что до конца своих дней он так и останется скрюченным, а в его возрасте это опасно. В общем, он сошел с судна и на одной из пришвартованных к берегу шлюпок добрался до «Стенли», взобрался по канату на палубу и прошмыгнул в трюм. Укрылся в тумбочке для бумаг и стал ждать, когда же наконец мистер Тео придет за ним. А вчера не иначе как нечистый дух решил порезвиться, потому что никаких шагов не было слышно – в замке повернулся ключ, и сегодня, когда его выпустили на свободу, он уже был при последнем издыхании.

– Скажите, – шепотом поинтересовался мистер Тео, – чего мог до такой степени испугаться тот человек, который пробрался в трюм?

– Понятия не имею. Там только одни ящики кругом были понаставлены. Во всяком случае, я больше ничего не запомнил… Конечно, не считая оплеух и затрещин.

– Не знаете случайно, как называлось то судно, прежде чем его переименовали в «Что новенького, господин Вагнер?»?

– Как вы сказали? – в ужасе переспросил ученый. – Шутить изволите?

– Отнюдь нет! Это, знаете ли, сенсация века. Судно, на котором вас держали в заточении, называется именно так: «Что новенького, господин Вагнер?».

Профессор рухнул и с обреченным видом прошептал:

– Сударь, это должно остаться в тайне! Мало того, что биографам предстоит живописать историю моих злоключении под заголовком: Сквозь огонь, воду и медные трубы в тумбочке для бумаг!» Но как, спрашиваю я вас, выглядело бы жизнеописание Колумба или того же Пири, если бы одна из глав носила название: «"Что новенького, господин Вагнер?" в стране вечных снегов»?

– Лишь старым профессорам и юным артисточкам свойственно рассматривать все события сквозь призму собственного тщеславия. При этом вас совершенно не волнует ужасное положение, в которое попал я. Дело в том, что на борту…

– Не продолжайте, сударь! Достаточно мне произнести одно слово, и вы согласитесь, что мое положение было куда более ужасным. – Дрожа от одних лишь воспоминаний о пережитом, Густав Барр взъерошил свою и без того лохматую шевелюру и с трудом выдавил из себя: – На корабле, где я был заточен… по ночам… призрак играл на губной гармонике!

– Душно здесь… – после паузы произнес мистер Тео и пальцем оттянул ворот рубашки, вовсе не тесный. Куда неприятней было то, что в качестве единственного места обитания в каюте профессору можно было предложить лишь очень узкий и длинный платяной шкаф.

– Пусть это вас не печалит, – покладисто шепнул Густав Барр. – Сидение в ящике не причинило мне существенного вреда. В моем возрасте прямая осанка не столь уж и важна, зато если я долгое время проведу, стоя в узком шкафу, я никогда больше не смогу кланяться. Тогда мне конец! Как я буду зарабатывать на хлеб?

– Весьма сожалею, но если бы вам не приспичило принять ванну в день отъезда, вы бы сейчас жили, как король, в своем синем сейфе, который я обустроил с таким тщанием, словно любовное гнездышко.

– Даже радио туда провели… – растроганно прошептал ученый. – А уж какие гастрономические запасы там были!.. Ванну больше при мне не поминайте, она сделала меня калекой! Слышать не могу, будто бы чистота залог здоровья! Перед вами жертва пристрастия к гигиене.

В дверь негромко постучали – явился Рыжий Васич. Профессор, рискуя своей дальнейшей успешной карьерой коммивояжера, юркнул в узкий, можно сказать, скроенный по мерке шкаф. Хорошо еще, что там приходилось стоять и не было возможности рухнуть, даже если окочуришься, потому как Рыжий Васич, испуганно запинаясь, вымолвил:

– Мистер Тео… надо принимать меры… На борту играют на губной гармошке.