"Т-34 — истребитель гархов" - читать интересную книгу автора (Клюев Константин, Подгурский Игорь...)

Глава 2 КУРАТОР

Неринг шел к ратуше длинным путем, по Курфюрст-штрассе, тонущей в желтеющих кленах. Куранты на башне начали отбивать девять. Осень, роскошная золотая осень началась как-то вдруг, совсем внезапно, без разведки или артподготовки. Какая несусветная чушь — артподготовка, пороховая гарь, скрежет… Виктор дышал прозрачным прохладным воздухом и не мог надышаться. Вот где чудеса, вот где сказка: город детства и юности. Ни свое детство, ни юность Неринг не любил; ему было гораздо комфортнее в зрелом и полностью самостоятельном состоянии. Тем не менее маленькую австрийскую родину Виктор обожал. Неринг с неописуемым удовольствием пересек мощенную брусчаткой площадь и взялся за тяжелое кольцо на дубовой двери.

Дверь распахнулась сразу, не успел затихнуть лязг кольца. Раньше старый Вильгельм открывал дверь медленно, степенно, словно давая понять входящему, что суета должна остаться за порогом архива. Теперь же он был отправлен в отставку, кормить голубей и доживать свой век на окраине Старого города. Архив охраняли молодые вышколенные эсэсовцы, неизменно встречавшие нового руководителя секретной службы в составе «Аненэрбе», героя и ветерана танковых сражений полковника Виктора Неринга восторженными взглядами, тщательно маскируемыми напускной служебной холодностью. Молодой штурманн СС Вилли Хоффер тщательно изучил служебное удостоверение Неринга, пристально, согласно инструкции, вгляделся в лицо полковника, вежливо кивнул и посторонился:

— Доброе утро, господин полковник!

Неринг дружелюбно кивнул и направился к винтовой лестнице с отполированными до блеска ореховыми перилами. За его спиной Вилли снял трубку телефона и негромко что-то проговорил в трубку. Виктор спустился в подвал и пошел по длинному коридору. За поворотом он увидел вытянувшихся в струнку близнецов, Генриха и Августа Гроссеров. Виктор предъявил Генриху удостоверение, на которое тот взглянул вежливо и внимательно; Август в это время уже тянул на себя тяжелую дверь, сдержанно улыбаясь. Оба парня сильно напоминали Нерингу Мариса. Виктор качнул головой, отгоняя некстати нахлынувшие воспоминания, кивнул близнецам и шагнул было к порогу, но его внимание привлек черный телефон на аккуратном столике. Телефон стоял ближе к Генриху, и Неринг обратился к нему:

— Скажите, штурманы, что вам говорят по телефону, когда я начинаю спускаться вниз?

— Шеф прибыл, господин полковник! — заулыбался Генрих.

— Спасибо, Генрих, все время забываю спросить об этом Вилли. Ну что же, доброго дежурства.

Близнецы вытянулись еще больше, если только это было возможно, во всяком случае, попытались это сделать, и щелкнули каблуками. Неринг вошел в полутемный тамбур и открыл вторую дверь. Тамбур устроили недавно; он обеспечивал идеальную изоляцию, и Неринг все еще не привык к тому, что за старой массивной дверью его встречал тусклый дежурный свет и застоявшийся воздух. Зато за второй дверью все было совсем как раньше — кабинет с огромным дубовым столом, несколько высоких кресел, огромный диван, обтянутый кожей, выгороженная отдельной перегородкой гардеробная комната с вешалками и стойкой для зонтов. Вместо четвертой стены кабинета в темную глубину сухого подвала уходили бесконечные полки, прерываясь освещенными нишами зарешеченных окон, в которые было можно видеть только ноги редких прохожих и бледно-синее осеннее небо.

Виктор подошел к стальному ящику, в высоту едва достигавшему его плеча, вытащил из кармана ключ и вставил в фигурную скважину. Сейф был еще одним новшеством в кабинете архивариуса и прекрасно гармонировал с тяжеловесной старинной мебелью.

— Шеф. Ну, что же, шеф так шеф. — Неринг вытащил из шкафа тонкую папку и бросил на стол. Ключ повернулся обратно, извлекая из замка чарующий звук идеального механизма. Дверца закрылась, и с этого момента даже прямое попадание бронебойного снаряда не смогло бы причинить сейфу, а тем более его содержимому даже самый незначительный вред.

Неринг сел за стол. Его назначение на должность руководителя сверхсекретной службы архивных исследований при «Аненэрбе» изумляло его до сих пор, хотя и было результатом событий, логично вытекающих друг из друга. Все началось, как только Виктор спрыгнул с брони «Великого Дракона» и преодолел километр перепаханной взрывами полосы, разделявшей русскую и немецкую армии. Он шел в полный рост, не пригибаясь. Часовые окликнули его, разоружили и немедленно отконвоировали в штаб. Изучив документы Неринга, круглолицый полковник всплеснул руками:

— Неринг, черт бы вас побрал, вы живы! Поверить не могу! Вы — это вы! Вы меня не помните, но это я прикрывал ваш легендарный прорыв во Франции, я — майор Шеер.

— А… майор… как же, господин полковник! Так это ты держал высоту два-шестнадцать? Молодец! Отсекающий огонь — ювелирная работа! Надо же, встретились!

Через два часа ветераны-бронетанкисты совершенно не вязали лыка, и ординарец Шеера хмурился, наблюдая за тем, как господа офицеры добивают неприкосновенный запас спиртного, накопленный пронырливым рядовым за четыре фронтовых года.

На следующий день прибыл следователь из штаба армии. В нем Неринг не без удивления узнал господина Мозера, снимавшего с него показания в Майнце и предупреждавшего о строгом неразглашении тайны. Теперь следователь был в форме, в чине майора армейской разведки. Он держался неизменно ровно и любезно; униформа шла следователю ничуть не меньше двубортного штатского костюма.

Виктор был разумно краток и описал обстоятельства своего заключения в сельсовете, сославшись на потерю сознания на поле боя. Очнулся уже в заключении, потерял счет времени, красные почти не допрашивали, ждали чего-то. Оттуда удалось бежать, прихватив документы и оружие.

— Как вы думаете, почему русские не отправили вас в тыл, а держали в этой… избе, вблизи фронта?

— Не имею представления, господин майор! Вероятно, ждали, пока я приду в себя, желая отличиться и не делить успеха с разведкой. Похоже, они сами толком не знали, чего хотят — вместе со мной под арестом были русские танкисты, довольно сильно израненные и избитые. По сравнению с ними мне русского гостеприимства не перепало вообще.

— Ну что же, дорогой майор Неринг, со стороны разведки к вам вопросов нет. Ваша часть практически полностью уничтожена в бою под Прохоровкой. Вы — один из немногих, чудом уцелевших. Похоже, у вас особая планида. Насколько мне известно, командование решило отправить вас в тыловой госпиталь, затем — на отдых. Впрочем, все это вам сообщат в канцелярии штаба. Герои нужны Германии как никогда! Желаю вам скорейшего восстановления сил, — следователь радушно улыбнулся, встал, пожал руку Нерингу и вышел, блеснув стеклышками круглых, почти плоских очков.

Через сутки Неринг прошел медицинское освидетельствование, его осмотрели и обстучали со всех сторон деловитые врачи, а по прошествии недели Виктор спрыгнул с подножки вагона на перрон в Пассау.

Минувшая неделя промелькнула вихрем: Неринг получил звание полковника и внеочередной крест, затем был отправлен самолетом куда-то в Баварию, где удостоился аудиенции у куратора секретных исследований и программ «Аненэрбе» и получил головокружительное назначение. Рекомендации поступили с «самого верха», при этом были приняты во внимание многие факторы: блестящий послужной список, безусловная храбрость и неординарные личные качества офицера, непосредственная близость Виктора к архивному делу, личное близкое знакомство с доктором Эриком Гримом, а также участие полковника Неринга в раскопках под Майнцем.

— Вы не новичок в нашем деле, — добродушно разглагольствовал Карл Штайер, любимчик рейхсфюрера и новый начальник Виктора. — Мы решили создать подразделение архивных исследований на базе архивной службы вашего родного города. Там тихо, во всяком случае, пока. Гм… Я имею в виду, что союзники русских не часто тревожат патриархальную тишину Пассау своими безумными и жалкими авианалетами. Опять же, резервная площадь хранилищ в Пассау обеспечит вашей службе развитие на перспективу.

Полковник Неринг вздрогнул, не смея поверить услышанному — он еще из госпиталя дал жене короткую телеграмму о том, что жив, и получил немедленный восторженный ответ, но даже в самых смелых мечтах мысль о службе в Пассау не приходила ему в голову. Большим усилием воли Виктор подавил волнение и заставил себя слушать. Штайер продолжал:

— Вам, господин полковник, предстоит принять у доктора Гримма проект «Колдовская картотека» и продолжить его разработку. Тут особых усилий не понадобится — доктор вел дела аккуратно; он передает вам идеально действующую и отлаженную структуру с укомплектованным штатом и собственно картотекой. Сам же доктор Эрик Гримм переведен на другой, тоже весьма ответственный участок работы. Это, — Штайер значительно поднял глаза вверх, — распоряжение лично рейхсфюрера. Кроме проекта «Картотека» вы будете руководить архивными исследованиями в области изучения легенд и мифов — германских, индийских, китайских, латиноамериканских, славянских. Тематика, интересующая «Аненэрбе» и лично… — Штайер снова указал глазами на потолок, — будет передана вам спецсвязью. Вы ничем не ограничены в средствах, и можете обоснованно запрашивать любые ресурсы — человеческие, материальные. К вам будет прикомандирована рота СС для несения охраны и сопровождения, а для сотрудников, которых вы посчитаете необходимым взять, будет высвобождено необходимое жилье. Конечно, нужно помнить, что вся Германия испытывает тяготы военного времени, но ваша работа должна приблизить час торжества Третьего рейха! Хайль!

Неринг повернулся на каблуках, прошел сквозь затемненную приемную и отправился на вокзал в служебной машине, ждавшей его у выхода из особняка в Вайшенфельде — название города он прочел на табличке у перрона. Неринга провожал порученец Штай-ера, немногословный лейтенант лет двадцати пяти. Он посадил полковника в вагон, переговорил с проводником и оставил Неринга в купе, вежливо простившись и пожелав доброго пути. Вдоль состава прокатился лязг, перрон дернулся и поплыл назад. Предупредительный проводник принес ужин и опустил плотную штору:

— Светомаскировка, господин полковник, извините. Дежурный свет включается здесь. Можете отдыхать, я вас разбужу. Если что-нибудь понадобится, вот кнопка звонка. К вашим услугам.

Неринг остался в купе один. Он вытащил из нагрудного кармана белый жетон и положил его на столик. Бледный, едва светящийся зеленый треугольник растерянно вращался на поверхности жетона, не показывая никуда конкретно. Виктор поймал себя на мысли, что поезд, везущий его в Пассау, казался едва ли не большей сказкой, чем королевство Глион и Великий Дракон Линдворн… Неринг спрятал жетон в карман, откинулся на удобном диване и задремал под настойчивый перестук колес.

Когда время на старинных часах подходило к двенадцати, Виктор закончил чтение содержимого тонкой папки и откинулся в кресле, устало закрыв глаза. Могло показаться, что он задремал под хриплый бой древнего механизма, но с двенадцатым ударом молодой полковник стряхнул оцепенение и решил взбодриться. Он протянул руку к черному телефонному аппарату без диска и снял трубку.

— Здесь штурманн Август Гроссер!

— Август, сварите кофе, да покрепче.

— Слушаюсь, господин полковник! Пять минут! — Август в полном молчании ждал, повесит шеф трубку или скажет еще что-нибудь. Неринг живо представил себе, как братья смотрят друг на друга и на трубку телефона, вытянувшись по стойке «смирно».

— Да вольно, выполняйте!

— Слушаюсь! — гаркнул Август. Неринг готов был поклясться, что услышал напоследок звонкий щелчок двух пар каблуков, улыбнулся и повесил трубку.

Виктор пододвинул к себе папку с тисненым гербом и снова раскрыл ее. Секретная директива была отпечатана на тонкой бумаге и гласила:

Нимфы и гномы… Да-да, как же… Оборотни… Драконы были упомянуты в последнюю очередь, но были сутью директивы, это несомненно. Конечно, драконы. Не нужно быть семи пядей во лбу. В памяти вихрем пронеслись картинки: доктор Эрик Гримм, карьер, Линдворн, отряд СС возле храма в скале и ребята из тридцатьчетверки. Если бы кто-нибудь в гигантском воюющем рейхе мог предположить сотую, тысячную долю правды о нескольких неделях жизни Виктора, он больше не увидел бы ни родителей, ни Эльзы, ни сына — Неринг был в этом убежден.

Следователь Мозер. Виктор понимал, что появление Мозера под Курском было логически привязано к его, Неринга, персоне. Полковник Шеер, старина танкист и ветеран — это чистой воды случай, простой и закономерный на войне. Мозер возник столь внезапно, что это тоже походило на случайность. Но более вероятно, что в тот самый момент, когда Неринг назвал свое имя и звание часовым у первой линии окопов, пришли в действие быстрые и четкие механизмы, задергались тончайшие нити паутины, в центре которой был внимательный эсэсовец с прозрачным взглядом и идеальным пробором. Можно ли допустить, что паутина была настроена на одно-единственное имя, на крошечную в масштабах Германии муху по имени Неринг? Виктор с неохотой был вынужден признать — да. В сети негласного надзора он попал раз и навсегда в каменоломне под Майнцем, и с той поры время от времени чувствовал на себе пристальное внимание, легкое касание почти невесомых, но липких нитей. Наблюдение было ненавязчивым и поверхностным, без сопения над ухом или топота за спиной, но оно было. Мозер появился на линии фронта с такой впечатляющей скоростью, как будто если и не ждал появления Виктора, то вполне допускал подобный вариант и был к нему готов. Назначение в родной город было подарком судьбы, неслыханным жестом удачи, но за все в жизни полагается плата, Виктор усвоил это с детства. Полковник Неринг и его семья были обеспечены по высшей ставке — продовольствие, обслуга, охрана. Дом Нерингов охраняли круглосуточно. За Эльзой и маленьким Зигфридом во время прогулок в парке следовали эсэсовцы в штатской одежде. Супруга была в восторге — она чувствовала на себе заботу великой страны и гордилась особым статусом своего мужа. Пожилые родители Виктора тоже радовались возвращению сына и тревожились только об одном: судьба военного переменчива, как вернули домой, так могут и отозвать обратно. Что-то еще настораживало Неринга и пугающе выпадало из логической цепи, подобно появлению следователя Мозера на передовой близ русской деревеньки со смешным названием. Охрана… Охрана, от которой нельзя было никуда скрыться, больше напоминала конвой. Самого Неринга не сопровождали, но маленький Зигфрид и его мать всегда находились под присмотром. Сердце полковника неприятно заныло.

Архивы «Аненэрбе» хранились в новых стальных ящиках-шкафах с кодовыми замками. Внутри ящиков были полки-ячейки с номерами, а на дверцах с внутренней стороны — описи документов и журналы, похожие на библиотечные. В журналах полагалось фиксировать движение документов — кому выдавались, на какой срок.

Манускрипты были тщательно переведены на современный немецкий язык. К каждому старинному тексту прилагался полупрозрачный листок перевода с комментариями касательно непереводимых слов и выражений. Ноги сами привели Неринга к ящику с надписью «Драконы». Сверившись со списком кодов, Виктор пощелкал цифрами на замке. Правая створка стального шкафа спружинила и слегка отщелкнулась. Дверцы подались без усилий, с оружейной точностью.

«Архив — это всегда оружие, — с удовольствием подумал полковник. — Просто никто не знает, когда и кем будет произведен выстрел».

Неринг с детства любил точные механизмы, будь то швейцарский нож или охотничий «маузер», карабин отца. Даже в звуках, которые издавали эти устройства, была особая красота, симфония торжествующей надежности. Без сомнения, стальные шкафы «Аненэрбе» относились к разряду таких точных приспособлений.

Виктор пробежал глазами список документов и вдруг остановился, не веря своим глазам. «Драконы глубин пространства», полка «А», ячейка «G3». Пальцы Неринга уже тащили из стального отделения матерчатый сверток. В свертке оказалась небольшая гравюра и обожженный снизу лист пергамента с переводом. На гравюре был изображен огромный дракон — амфиптер, вылитый Линдворн. Он поражал огнем уродливых приземистых драконов другого вида, одновременно похожих и на огромных жаб с цыплячьими крылышками, и на бульдогов. Жабоподобные были покрыты щитками с острыми шипами. Они скалили собачьи пасти, изрыгали клубы огня, но амфиптер буквально сметал их своим могучим дыханием. Гравюра была подписана острым незнакомым шрифтом. Перевод подписи гласил: «Великий Дракон, страж перекрестка Темных времен, спасает Землю от нашествия». Лист пергамента был исписан старославянским шрифтом, но буквы никак не складывались в понятные слова. Приложенный полупрозрачный листок современным немецким языком сообщал следующее:

Дальше начинался обгорелый край пергамента, о чем переводчик сообщил скупой строкой: «Последующий текст утрачен в огне и восстановлению не подлежит».

Неринг еще раз посмотрел на рисунок. Конечно, это были они, старые клыкастые знакомые. Вспомнился даже запах оранжевой крови, поначалу текучей, но быстро густеющей. Досталось тогда ребятам у алтаря, даже Линдворну туго пришлось. Но амфиптеры, конечно, молодцы! Вычистили карьер за пять минут, точь-в-точь как Великий Дракон с древней гравюры.

Виктор бережно поместил сверток в ячейку G3, закрыл мощную дверцу до щелчка, с удовольствием прислушиваясь к работе совершенного механизма.

За дверями тамбура что-то происходило. Август принес крепчайший кофе в кофейнике на подносе, и через открытые двери было слышно, как его брат-близнец вежливо разговаривает с кем-то.

— Кто там, Август?

— Незнакомый штандартенфюрер, господин полковник! Генрих выясняет цель его визита и доложит через минуту. — Август бесшумно вышел.

Звякнул телефон без диска.

— Неринг. Слушаю.

— Господин полковник, докладывает Генрих Гроссер! К вам штандартенфюрер СС Вальтер Краус со служебным предписанием.

Неринг бросил папку и свой белый жетон в сейф и закрыл дверцу. Точный механизм мягко щелкнул.

— Пропустите.

Ручка внутренней двери повернулась, и Неринг на мгновение ощутил то же, что и в том кошмарном сне, когда огромный гарх ломился в архив, а Виктор тщетно пытался держать дверь под натиском страшной туши. Виктор усилием воли отогнал наваждение и шагнул навстречу ладному офицеру, замершему у порога с поднятой в приветствии рукой. Лицо офицера было знакомо. А, ариец с плаката, ни дать, ни взять! Но нет, в глазах и фигуре эсэсовца было еще что-то, из прошлого…

— Разрешите представиться! Штандартенфюрер СС Вальтер Краус, прибыл в ваше распоряжение.

Приняв запечатанный пакет, Неринг указал на кресло:

— Прошу садиться.

Виктор вскрыл печати и углубился в чтение. Настоящим… Вальтер Краус… назначается заместителем по оперативной работе… Подписано: Карл Штайер, «Аненэрбе».

Неринг поднял голову и посмотрел на своего нового заместителя. Тот сидел и широко улыбался, демонстрируя прекрасные зубы. Предвосхищая недоумение начальника, Краус поспешно сказал:

— Я вспоминаю ваш левый крюк, господин полковник. Без него бы вам меня не одолеть!

Вальтер откинулся горячей спиной на прохладную постель. Рядом в полумраке лежала нагая Магда Штолен, темноволосая высокогрудая шатенка, вдова пехотного лейтенанта, сгинувшего на далеком Восточном фронте страшной зимой 1941 года. Она едва дышала, раскинувшись в совершенном изнеможении. Мыслей в ее голове почти не было — блаженная пустота и бессвязные обрывки фраз. Так хорошо Магде не было никогда.

«Она просто великолепна, — думал Вальтер, затягиваясь дымом ароматной сигареты. Во время затяжки кончик сигареты разгорался и освещал женское тело багровыми зарницами. — Просто великолепна…»

Двадцатилетняя фрау Штолен вела себя точно так же, как сотни других молодых немок, попадавших в объятия Вальтера Крауса. Он не смог бы объяснить, как выбирал себе любовниц — за него это делал могучий инстинкт самца. Запах, смех, блеск глаз, оттенки кожи, стать, походка — все это учитывалось, регистрировалось и суммировалось древним безошибочным механизмом. В случае положительного результата следовала стремительная атака на женское сердце, почти всегда результативная и легкая. Задача облегчалась одним существенным обстоятельством: Вальтер был точной копией белокурой бестии — арийца с плакатов, висевших во всех присутственных местах. Мало кто знал, что все было совсем наоборот — ариец, строго взирающий с плаката в победоносное будущее, был тиражированным Вальтером, а Вальтер — моделью. Пожилой художник и певец арийского духа академик Зигель долго и придирчиво выбирал натурщика из тысяч спортсменов, предварительно прошедших строгие проверки на чистоту происхождения. В результате тщательного отбора стальные глаза Вальтера и его твердый подбородок можно было увидеть на многих плакатах — германский воин, поражающий молниями красного издыхающего дракона со звездой во лбу, офицер безопасности, готовый дать отпор любому врагу рейха, отец многочисленного выводка белокурых детей, с гордостью носящих повязки со свастикой. Лицо Вальтера и его фигура были прочно вбиты в подсознание каждой зрячей дочери рейха в качестве идеала мужчины и защитника. Редкая женщина отвернется от полубога, сошедшего с плаката и протянувшего к ней крепкую руку… Справедливости ради следует отметить, что и до своей любительской карьеры натурщика Вальтер не испытывал с дамами особых затруднений, просто процесс осады и покорения занимал несколько большее время.

Тело Вальтера отличалось отменным здоровьем и регулярно требовало любовной дани, которую женщины платили весьма охотно. Уютный домик холостого богатого офицера пустовал редкую ночь. Легкий ужин, после которого герр Краус отпускал прислугу до утра, настраивал красавиц на нужный лад, и в первый же вечер пылкие немки получали самые захватывающие ощущения в своей жизни.

Магда Штолен продолжала лежать, наслаждаясь странной смесью приятного опустошения и в то же время наполненности — ей еще никогда не приходилось беременеть, но она знала с уверенностью, что именно это происходит в потаенной глубине ее тела. Она медленно протянула руку, взяла из руки Вальтера тлеющую сигарету и затянулась.

— Тебе больше не нужно курить, — сказал Вальтер, забрал сигарету и пригасил в массивной пепельнице, выполненной в виде черепа со срезанной макушкой. — Теперь ты будешь заботиться не только о себе.

Магда вздрогнула. Ну, хорошо, она женщина, она может догадываться, но Вальтер — ему откуда знать? Мало того, что он великолепен в постели, он еще и проницателен и чуток. Действительно полубог, ангел? Нет, пустое! Долой мысли. Женщина схватила простыню, валявшуюся в ногах, обернула вокруг гибкого тела и скользнула в ванную комнату. Теплая вода — роскошь, почти немыслимая по суровому военному времени, — ласкала тело Магды. Теперь она уже безостановочно вспоминала о том, как Вальтер вошел в ее тело — медленно, уверенно, как единственный и полновластный хозяин. В тот момент у Магды перехватило дыхание, она судорожно вдыхала, вдыхала, но выдохнуть не могла… Ласковый, умелый и страстный, Краус вознес ее к вершине удовольствия так стремительно, что Магда начала кричать и биться под ним в сладких судорогах, едва к ней вернулась способность дышать. Когда же подошло его время, Магда уже не понимала, на каком свете находится. Она никогда не ощущала ничего похожего: в том, как Вальтер делал «это», было что-то нечеловеческое, что-то от древнего непобедимого зверя. Чудовищный самец вдруг замедлил движения и замер, вздрагивая, а фрау Штолен помимо своей воли выгнулась упругой дугой от мощных вибраций, сотрясающих все ее нутро, и стала погружаться в беспамятное теплое блаженство. Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Магды, и из ванной она вышла возбужденной до предела. Кем бы он ни был, ночь только начиналась! Прекрасная дама снова чувствовала себя свежей и готовой вступить в древнюю битву со своим невероятным любовником. Пусть он одержит верх столько раз, сколько пожелает.

Нынешнее свидание далось Краусу нелегко. Всякий раз, когда Вальтер видел изящную шею бьющейся под ним любовницы, ему приходилось делать над собой усилие и отгонять навязчивое желание сомкнуть челюсти на ее хрупком горле. Из всех человеческих самок именно Магда будила глубоко замурованные инстинкты беспощадного хищника, и Краус даже отворачивался, чтобы не видеть голубоватых пульсирующих вен под тонкой нежной кожей.

Вальтер любил работать в тихом кабинете своего особняка. Вестовые и почтальоны сдавали всю корреспонденцию лично фрау Болен, пожилой служанке с жестким прямым ртом и такими же ровными бровями под наивным старомодным чепцом. Фрау мягкими неслышными шагами относила пакеты и конверты к двери кабинета, раскладывала на высоком бюро надписями вверх и бесшумно удалялась. Каким-то непостижимым образом господин Краус безошибочно знал обо всех ее передвижениях, и фрау Болен играла в своеобразную игру: ей все время хотелось принести почту и уйти незамеченной. Однако легкий щелчок двери кабинета всегда застигал ее у поворота из холла в коридор, и она уходила, не оборачиваясь и не подавая виду, что все слышала. Эта игра доставляла ей удовольствие еще и тем, что господин Краус принял ее правила и с удовольствием подыгрывал; вот и сейчас он проводил служанку озорным взглядом, затем бегло осмотрел пакеты, сгреб их с бюро и скрылся за дубовой дверью.

В кабинете было тихо и прохладно. Вальтер быстро просмотрел содержимое объемистых пакетов, затем перешел к тонкому конверту. Внутри были бледноватые копии документов и несколько листков четко отпечатанного текста. Краус снял новый мундир с погонами штандартенфюрера и повесил на спинку кресла. Подпись шефа на одном из листков обещала занимательное чтение. С удобством расположившись на диване, Вальтер поднес к глазам первую страницу.

Краус отложил первый листок и вскочил на ноги:

— Вот тебе и русские! СС еще с пехотой экспериментирует, а красные туда уже танки перебрасывают! С этим пора покончить. Неринг, Неринг… Знакомое имя, — Вальтер потянулся за следующим листком. Это была биография Неринга и его послужной список. — Так, спорт, бокс, ага… Дрезден! Виктор Неринг. Хороший ты парень, Виктор.

Штандартенфюрер высунул голову в коридор и тихо сказал:

— Фрау Болен, приготовьте мне кофе!

За биографией Неринга следовала темная копия документа на русском языке и дословный перевод на немецкий. Русские объявляли в розыск Т-34 с майором вермахта на борту. Танк исчез в развалинах монастыря. Гениально! Неужели они так всемогущи? Стоп. А почему русские бегают от русских? Очень странно все это на первый взгляд, да и на второй тоже…

Вальтер дочитал последнюю бумагу.

— Фрау Болен, мы переезжаем. Я уезжаю сейчас, а вы проследите за библиотекой и обстановкой. Вот адрес, — продев руку в правый рукав мундира, Вальтер быстро написал на карточке несколько строк. — Фриц устроит сопровождение вещей до места. Ваша задача, фрау Болен, собрать все, что нам нужно, и распаковать на месте, как обычно.

Вальтер проглотил горячий кофе одним глотком, как крепкую водку, бережно поставил невесомую чашечку на поднос и взялся за телефон, взглядом приказав фрау Болен удалиться. Он несколько раз что-то бормотал в трубку, нетерпеливо ждал, когда невидимые операторы переключат его, и, дождавшись нужного соединения, начал говорить четко и звучно:

— Да, рейхсфюрер, ознакомился. Через четыре дня буду на месте. Слушаюсь! Непременно доложу. Есть конец связи!

За время короткого разговора Краус успел полностью застегнуться и привести себя в порядок. Через минуту каблуки штандартенфюрера отбили по парадной лестнице торопливую дробь, у подъезда взвыл мощный мотор, заскрипел под колесами гравий на дорожке, а еще через миг на особняк навалилась тишина.

Фрау Болен постояла у окна, качая головой. Все тот же мальчишка… Пожилая дама заперла входную дверь и отправилась наверх, собирать белье и посуду. Во время сборов ей не смел мешать никто, будь то сам апостол Павел или даже рейхсфюрер Гиммлер собственной персоной!

Следователь Вильгельм Мозер сидел в тиши кабинета и курил. Кабинет имел широкое окно, распахнутое в оранжерею, полную тропической растительности и залитую ярким светом.

На столе лежали бумаги. Мозер располагал их в странном, хаотическом порядке, время от времени передвигая документы, словно карты в сложном пасьянсе. Мозер думал уже два часа. Бесшумный ординарец дважды сменил пепельницу и пять раз подал крепкий кофе — не эрзац, с недавних пор ставший основным напитком воюющей нации, а настоящий, бразильский, мгновенно бодрящий усталое сознание и возвращающий утраченную ясность мысли.

В центре бумажной композиции лежал маленький листок, набранный русским шрифтом и сколотый медной скрепкой с переводом на немецкий. Текст на листке был прост и незатейлив: это была шифрограмма с докладом какого-то русского идиота о пропаже танка при участии немецкого офицера Неринга.

Рядом лежал рапорт караульных, обнаруживших майора Неринга на рассвете 2 августа 1943 года близ деревни Короча: майор направлялся в расположение немецких частей с русской стороны. Он был крайне изможден, избит и спокоен. Его опознали бывшие сослуживцы, и с одним из них он немедленно напился. Подмена практически исключалась — это был Неринг. Мозер вылетел к линии фронта и лично беседовал с майором, убедившись в подлинности танкиста.

Ближе к следователю на темно-зеленом сукне огромного стола лежала папка, в которой содержалась вся жизнь Неринга — характеристики с мест учебы, службы, справки о родителях и супруге, справка о рождении маленького Зигфрида и все прочее в том же духе.

Чуть выше и левее располагалась расшифровка стенограммы допроса мага Сингха, личное дело № А-342/12, единственного уцелевшего из отряда штандартенфюрера СС Клауса Вюста, позывной «Один». Его допрашивали в госпитале, сразу после операции. Сингх был обнаружен под Майнцем, на объекте «Трон Кримхильды» — окровавленным и без чувств. Магу промыли и зашили брюшную полость, рассеченную осколком, привели его в сознание и немедленно сняли показания, опасаясь, что чародей вот-вот может расстаться с жизнью. Индус поведал подробности героической гибели экспедиции Вюста, тем более потрясающей воображение, если принять во внимание состав элитного отряда. Он был укомплектован сыновьями и племянниками самых видных арийцев, приложивших немалые усилия, чтобы их отпрыски оказались достойными служить в сверхсекретном подразделении. В отряде не было ни одного случайного бойца, только лучшие из лучших, гордость и надежда Германии, плоть от арийской плоти, кровь от арийской крови! Спортсмен, альпинист, ученый, диверсант — это могло быть краткой характеристикой каждого из молодых мужчин, тщательно отобранных и прошедших сложнейшую подготовку в альпийском учебном центре.

Отряд нашел «Трон Кримхильды»-2! По пути к объекту маги потребовали уничтожить огромного быка с желтыми рогами, утверждая, что в его власти восстановить все силы природы против непрошеных гостей. Отряд разделился на две группы, и Сингх, оставшийся в группе Вюста, стал свидетелем гибели разведчиков. По его словам выходило, что сначала на группу Тора напали чешуйчатые пожиратели пространства, а затем русские танки довершили начатое чудовищами и принялись за группу Одина. В храме засели русские и ожесточенно обороняли ворота, в то время как их танки утюжили остатки десанта и расстреливали рабочих, укрывавшихся в скалах. Один из танков прошел близко от изувеченного индуса, и тот прекрасно рассмотрел арабскую цифру «100» на броне…

Вильгельм Мозер передвинул стенограмму допроса индуса в центр и поместил ее на одном уровне с шифрограммой русских. Танк с номером «100». Отлично. Мы на пределе возможностей забрасываем пеший десант, а русские там шныряют танковыми бригадами и сотрудничают с местной нечистью! Гиммлер сотрет в порошок. Кого? Да всех! С него станется…

Заключение врачей, обследовавших Неринга после его возвращения из-за линии фронта, заслуживало особого внимания. Если отбросить сложные медицинские термины, выходило так: Неринг вернулся не из плена, а с курорта. Былых последствий страшных травм, полученных танкистом в котловане под Майнцем, не обнаружено. Зрение восстановлено полностью, исчезли последствия многочисленных переломов, рука подвижна без ограничений.

Мозер собрал бумаги со стола аккуратно, как карты для пасьянса, и уложил в сейф. За окном кабинета висел сияющий водяной туман — включилась система орошения в подземной оранжерее. Следователь плотно закрыл окно, опустил непроницаемую штору и вышел в коридор. Лифт медленно и плавно поднялся из глубин подземного здания в холл особняка, принадлежащего «Аненэрбе».

— На аэродром. — Мозер откинулся на мягком диване черного «Хорьха» и закрыл глаза.

Уже на подлете к Берлину Мозер имел четкий план действий, и он рассуждал про себя, делая пометки в блокноте:

— Неринга необходимо срочно перевести в Пассау и принять на службу в «Аненэрбе». Логически вполне обоснованно: фронтовик, герой, потомственный архивариус, семейная дружба с доктором Эриком Гриммом. У нас он будет под присмотром день и ночь, да и семья — фактор немаловажный, если что — Неринг не ребенок, он все поймет! Так что пусть он расслабится в родном городе. Окружим заботой и вниманием. Либо сам бронетанкист, либо его русские друзья сделают попытку выйти на связь. Необходимо узнать цель обратной заброски Неринга. Интересно, когда его завербовали русские? Неужели в Казани? Нужно затребовать отчеты от преподавателей и агентов, запросить архивы «Камы» и проверить всех курсантов выпуска. Что-то у большевиков не ладится, если после такой блестящей операции у них уходит из-под носа танк с уникальным экипажем. Или сложная игра? Как им, черт побери, вообще пришло в голову отправиться в другие миры на танках? Они бы с собой еще паровоз прихватили! Или подлодку!

Мозер расстроился, сообразив, что его сарказм может оказаться пророческим. Пилот крикнул, что начинает снижение. Слева внизу поплыли серые прямоугольники берлинских кварталов.

Вопреки ожиданиям, Гиммлер сиял и потирал руки. Во время доклада Мозера рейхсфюрер несколько раз вскакивал из-за стола и принимался ходить по кабинету, жестами призывая старину Вильгельма не останавливаться. Порывистыми движениями Гиммлер поразительно напоминал фюрера.

Выслушав до конца предложения Мозера, рейхсфюрер протер круглые очки, водрузил их на переносицу и снова радостно потер руки:

— Победа! Это — победа, старина Вильгельм! «Трон Кримхильды»-2 существует! Наше предвидение, духи наших арийских предков указали нам верный путь, и пройдем этим путем к сияющим вершинам! «Трон» в руках русских? Какой пустяк! Мы вышвырнем неполноценных с перекрестка миров, доставшегося им по нелепой случайности, как кимберлитовые трубки дикарям! Справедливость восторжествует, и высшая раса наведет порядок не только на Земле, но и в небесах!

Успокоившись, Гиммлер утвердил все предложения Мозера. Особенно позабавила рейхсфюрера мысль поместить Неринга под наблюдение «Аненэрбе»:

— А знаете, друг мой Вильгельм, есть у меня на примете одна блестящая кандидатура! Я распоряжусь этим лично. Что скажете, Карл?

Штайер, молча внимавший происходящему, воздел руки, как бы безоговорочно капитулируя, и тонко улыбнулся. Если за дело берется сам рейхсфюрер, партия будет блестящей.

Пригороды Киля были укреплены и оцеплены по всем правилам, и очередь автомобилей возле шлагбаума накопилась изрядная. Краус размышлял о предстоящем Наставнику походе, время от времени выключая двигатель и включая его снова, чтобы продвинуться на несколько метров.

Все сказки и мифы, все известные факты были собраны и просеяны через крупное, затем мелкое сито, и тончайшая мука выводов превратилась в несколько листков машинописного текста, содержащих одну из величайших тайн рейха.

Оставалось проверить выводы аналитиков «Аненэрбе» экспериментальным путем.

Сотрудникам Штайера было достоверно известно всего о двух перекрестках миров. Первый — «Трон Кримхильды», заблокированный и тщательно охраняемый СС после известных событий в Майнце, когда бешеный дракон разнес в щепы вековую рощу и разметал танковую роту охраны, расположенную по краям карьера. Второй — перекресток в Египте, принимаемый археологами и туристами за старинную каменоломню. Именно через него отряд Вюста проник в иной мир и достиг подножия «Трона Кримхильды»-2. После анализа всех данных был сделан вывод, что на земном шаре есть не менее шести, а то и восьми перекрестков, причем они имеют различные ранги и соответственно различное устройство. Уровни перекрестков менялись по неизвестной пока системе. Ни через «Трон»-1 под Майнцем, ни через «Путь Рамзеса» в египетской пустыне не мог бы проскользнуть незамеченным и детский игрушечный танк, что уж говорить о бронетанковых подразделениях. Отсюда следовало: есть как минимум один действующий перекресток с огромной пропускной способностью, и контролируют его русские. Урал или окрестности Памира, речка Тунгуска или Карелия — пока можно было только гадать. Наличие советских танков у «Трона Кримхильды»-2 весомо подтверждало выводы специалистов. Рейхсфюрер ликовал: «Главное — все работает. Выиграем войну — заберем перекресток!» Глупо ломиться и дальше в слабенький египетский переход, чтобы гибнуть под жестоким огнем красных. Следует вести интенсивную разведку, определить координаты и захватить русский перекресток при первой же возможности, не допустив его уничтожения. С них станется! Неполноценные имеют варварскую привычку уничтожать при отступлении все, что может пригодиться противнику. Дальше — дело техники; лишенные снабжения «потусторонние» русские быстро прекратят сопротивление, и «Трон»-2 будет служить высшим интересам рейха верой и правдой. Мечты мечтами, но пока следует искать новые перекрестки…

В этих поисках аналитики указывали на три района: Калифорния, полуостров Юкатан — опустошенная страна древних индейцев майя, — и дикие джунгли в устье Амазонки. Вряд ли можно было рассчитывать на успешное ведение разведки в США или Мексике, под самым носом у янки, во всяком случае, до полной победы над русскими — тогда чванливые американцы станут сговорчивыми и шелковыми. Итак, Амазонка! Южная Америка не особенно вдавалась в тонкости мировой политики, а немецкое влияние в экономике континента было весьма и весьма существенным.

Экспедиция была снаряжена по-военному стремительно. Было решено, что она отправится на подводной лодке из портового города Киля, главной военно-морской базы Германии. Город, располагаясь в заливе Балтийского моря, имел выход в Северное море через канал, и водная пуповина позволяла субмаринам сновать в любом направлении. «Волчьи стаи» адмирала Деница отправлялись отсюда на промысел, возвращаясь для ремонта и короткого отдыха.

К Подводной академии Северного ветра было приписано несколько подводных лодок с полностью укомплектованными экипажами. С самого начала военных действий субмарины находились в резерве вплоть до особого распоряжения.

Морская блокада островной Англии была в самом разгаре. Верфи не успевали латать бреши, проделываемые в подводных стаях вражескими эсминцами. Истребители подлодок неутомимо утюжили море, выискивая немцев радарами. Признаться, у них получалось; «волчьи стаи» редели день ото дня. На базы возвращалось меньше подводных лодок, чем выходило в море. Потери росли, верфи не справлялись. В угоду скорости пришлось отказаться от клепки корпусов и перейти на сварку. Дело пошло чуть быстрее, но надежность подлодок серьезно уменьшилась.

В этих условиях морское командование с большим удовольствием бросило бы в бой и подлодки академии, но вслух свои мысли предпочли не озвучивать; горячность — удел молодых. Для юных война — это единственная возможность показать себя и продвинуться по служебной лестнице прыжками, а не распланированной на десятки лет медленной поступью; для стариков при лампасах и многочисленных орденах та же война — это шанс лишний раз доказать свою мудрость и прозорливость. Им, седовласым ветеранам, ошибаться нельзя. Не простят.

Субмарины особого резерва спокойно стояли у пирса в ожидании своего часа.

Наставник отобрал в экспедицию двоих. Это были бойцы из диверсионного спецподразделения «Бранденбург 800». Оба головореза были мастерами своего дела. Бранденбуржцы были абсолютными флегматиками, и для Наставника это было едва ли не определяющим качеством, хотя, конечно, хладнокровные и невозмутимые бездельники и неучи ему не были нужны.

Когда парочка в серых плащах, наброшенных поверх пятнистых комбинезонов кричащей тропической раскраски, возникла на пирсе, их тотчас отвели в лодку и разместили в пустом отсеке для запасных торпед. Сапер и радист внимательно осмотрелись и принялись обживать свое жилье. В углу сложили амуницию, вдоль стен отсека расстелили спальные мешки. Холодный железный пол их не пугал совершенно: в пуховых спальниках были прокладки из пробки. В таких мешках можно было спать на снегу. Отсек, ставший для них временным пристанищем на все время плавания, быстро принимал жилой вид.

Для того, кто должен был последним подняться на борт, отвели отдельное помещение — каюту капитана. Отдельной ее можно было назвать с большой натяжкой. Каюта представляла собой узкий пенал с койкой и откидным столиком. От коридора ее отделяла символическая занавеска — роскошь, невообразимая для подводника. Любое свободное место заполнялось тем, что могло пригодиться в плавании. Невозможно было пройти по подлодке, чтобы не зацепиться за коробки с провиантом.

Вот уже два дня всем членам экипажа, в том числе и офицерам, были запрещены увольнения. Все ждали руководителя экспедиции. Капитан Райф был предупрежден о том, что конечную точку маршрута узнают только в море. К дальнему походу было готово все. О том, что он будет именно дальний, свидетельствовали дополнительные ящики и мешки с едой. Торпед взяли вдвое меньше обычного, высвободив место для дополнительных ящиков со снарядами к 88-миллиметровому орудию на корме и 20-миллиметровой зенитке.

— С кем они собираются воевать? А, ладно. Лишь бы вырваться из ненавистной гавани. — Капитан с нетерпением ждал появления на борту судна последнего, главного пассажира, воле которого он должен был подчинить субмарину и ее экипаж на все время похода.

Автомобиль штандартенфюрера Крауса был пропущен через кордон со скоростью, прямо пропорциональной могуществу подписи на предписании. Некоторое время Вальтер с удовольствием колесил по замечательным тенистым улицам, ориентируясь на сырое соленое дыхание моря и слабый, но отчетливый сигнал Наставника. Неприметное двухэтажное здание гостиницы академии Северного ветра пряталось позади помпезного готического административного корпуса и выглядело чужеродным пятном на фоне серой громады, исполненной имперского величия.

Для порядка расспросив любезного портье, Вальтер поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. Он подошел к двери с номером 22, постучал и шагнул в комнату. Конечно, можно было и не стучать, но Вальтер, как и Наставник, предпочитал вести себя естественно, как все.

Внутри царил полумрак. Шторы были плотно задернуты. Наставник стоял спиной к Краусу. Его фигура в пестром тропическом камуфляже излучала спокойствие и сосредоточенный интерес. Наставник поднял руку в знак приветствия и снова склонился над столом. Рядом с плоской коробкой лежал деревянный приклад и ложе орехового дерева. Аккуратно заправленная кровать выглядела так, будто на ней не спали. У изголовья стоял десантный ранец из оленьей кожи, большой штурмовой рюкзак, туго набитый под шнурованную завязку, и оливковая мундирная сумка. Поверх покрывала кровати лежал пустой пятнистый чехол с двумя наплечными лямками. Возле подушки тяжело проминала покрывало «сбруя парашютиста» — специальная связка подсумков.

— Приветствую тебя, — почтительно поздоровался Вальтер.

В ответ на приветствие он услышал тихий смех, а затем удивительный звучный баритон начал декламировать:

— Все будет так, когда умрешь. Владенья сгинут невозвратно. Все ложь и тлен, все тлен и ложь. Лишь счастье битвы нам понятно. — Наставник произносил слова, словно смакуя их вкус. — И тебе доброго дня, брат.

— О чем это, Наставник?

— Старая песня. Все, что осталось в человеческой памяти о древней войне. За что и с кем сражались люди во тьме веков — неизвестно. Из текста понятно, что бились они не с людьми. Иногда мне даже нравится немецкий язык. Он очень точно передает упоение боем и горечь будущей утраты. Не каждому языку под силу… такое.

Наставник отступил на шаг и выдвинул стул из-под столешницы. На стуле оказался продолговатый бумажный сверток.

— Боеприпасы россыпью? — поинтересовался Вальтер.

— Не только, — ухмыльнулся собеседник и с треском бесцеремонно распорол бумагу черным кинжалом. — Не только боеприпасы.

— Винтовка? — уточнил Вальтер. — Зачем?

— Винтовка, — подтвердил Наставник. — Карабин системы «Маузер 98-К». Снайперская модель. Ложе из орехового дерева; прессованная фанера, конечно, легче, но в условиях влажных тропиков может «вздуться». Собирается и разбирается без инструментов. Все детали затвора соединены специальной муфтой. Единственный недостаток — сравнительно низкая скорострельность, но нам не третий фронт открывать. Стреляет, понятное дело, одиночными, перезарядка ручная.

Во время короткой лекции Наставник собрал винтовку. Разрозненные части, собранные воедино, превратились в изящное оружие. Он взвесил на руках поблескивающий заводской смазкой вороненый карабин, передернул затвор, вскинул к плечу и сухо щелкнул спуском, целясь в потолок.

— В хороших руках — верная смерть. Длинновата, но для снайпера это скорее достоинство, а не недостаток.

Наставник выложил на стол продолговатую деревянную коробку длиной примерно в сорок сантиметров и открыл крышку. Внутри три четверти пространства занимал прицел неизвестной Вальтеру системы, оставшуюся четверть оккупировали ряды зеленых патронов с желтыми головками пуль. Каждый патрон выглядывал из своего гнезда картонных сот.

Вальтер осторожно взял в руки оптический прицел без опознавательной маркировки — зеленый, с верньерами, цифрами и цветными точками на двух опоясывающих прицел шкалах. Оптика с обеих сторон была закрыта резиновыми колпачками.

— Цейсе?

— Да, прототип, — отозвался Наставник. — Прибор ночного видения, совмещенный со стрелковой оптикой. Подобные поступили танкистам и летчикам, но те слишком громоздки.

Наставник бережно принял у Крауса прицел и точным движением установил сбоку винтовочного затвора. Теперь карабин системы «Маузер» приобрел завершенный вид произведения искусства, но и это было не все. Из отдельно лежавшего чехла были извлечены на свет длинные пулеметные сошки от МГ-34 и пристегнуты к винтовке снизу. После сошек настал черед длинного черного цилиндра. Он был аккуратно прикручен на конец ствола. Закончив сборку, Наставник раздвинул сошки и установил карабин на середину стола.

— Впечатляет! — заметил штандартенфюрер Краус. Дальнейшие сборы шли в четыре руки. Винтовку разобрали и упаковали в чехол. Патроны снарядили по рифленым металлическим магазинам, которые потом разложили по подсумкам десантной сбруи.

Экипировка отправилась к остальной амуниции в сумку-вьюк. Больше вещей не было. Остальное необходимое для экспедиции доставили на субмарину; частью — служба тылового обеспечения, частью — бранденбуржцы.

До порта шли пешком. От поездки на автомобиле Вальтера Наставник отказался — в ближайшие недели возможности пройтись по твердой земле не предвиделось.

После проверки документов на территорию порта пропустили только Наставника. Штандартенфюреру вежливо отказали, объяснив, что два часа назад введен усиленный режим охраны, и для посещения пирса требуется особое разрешение. Вальтер удивился, но настаивать не стал. Он передал Наставнику штурмовой рюкзак, который сам нес от гостиницы. Сразу же за шлагбаумом, в трех сотнях метров начиналась Кильская бухта, хмурая и тревожная в багровых лучах заката.

Наставник положил ему руку на плечо и глухо произнес, пряча лицо в воротник:

— Чем ближе цель, тем выше плата. Контейнер примешь завтра, в обычном месте. Прощай.

Краус смотрел в спину неспешно идущего десантника. Он совершенно преобразился перед выходом из гостиницы, и Краус не уставал удивляться этой артистической способности. Нелепая интеллигентская замшевая куртка с нашитыми на локти кожаными заплатами скрыла могучий торс; Наставник словно сгорбился, съежился и постарел. Стремительная легкая поступь хищника исчезла, уступив место странной шаркающей походке. На правом плече висел чехол с оружием и ранец, в левой руке — объемистый штурмовой рюкзак. Казалось, старик подобрал где-то тяжелый и бесполезный скарб, а теперь ему жалко бросить все это, вот он и плетется по серым плитам к морю — то ли утопить ненужное постылое барахло, то ли утопиться самому от бессилия жить.

Когда Наставник скрылся за углом бетонного дока, Краус развернулся и пошел обратно. Дальше ждать не имело смысла. Док закрывал сходни, и он ничего не смог бы увидеть, кроме одиноко выглядывающей рубки. Вальтер шел к машине, припаркованной у гостиницы академии Северного ветра. Оставалось забрать из номера сумку Наставника, и больше никаких дел в Киле. Теперь мысль Вальтера работала в бешеном темпе — он мысленно прокладывал маршрут до Майнца. Успеть к полудню — задача серьезная, даже с учетом особых полномочий, данных штандартенфюреру Краусу шефом самого могущественного и таинственного ведомства великого рейха.

У края летного поля стояла черная машина. Вальтер открыл дверцу и махнул пилоту — это был условный знак. Самолет натужно зажужжал винтами, направляясь в сторону темного ангара, затянутого маскировочной сетью. Мотор машины был еще теплым — Вальтер сел за руль, включил зажигание. Обслуга выполняла свою работу четко — вокруг не было видно ни души. Важный гость мог спокойно сесть в автомобиль, не опасаясь ненужных встреч и разговоров. Шины мягко зашуршали, машину качнуло при выезде с грунтовой дороги на шоссе, и Вальтер открыл окно, с удовольствием ощущая в воздухе смесь бензина и осеннего леса.

Майнц лежал на левом берегу Рейна, и Вальтер чувствовал рядом присутствие широкой полноводной реки. То вспыхивало в луче заката крыло речной чайки, то из низины выползал язык белого тумана, доставая почти до самого шоссе. До Майнца было восемь километров, и через десять минут штандартенфюрер въезжал в милый черепичный пригород с игрушечными домиками. О войне напоминал только шлагбаум на въезде и зенитная батарея на пригорке, в тени опушки желтеющего леса. За пригорком свистели маневровые локомотивы, жила повседневной жизнью сортировочная станция. Там, дальше, за путями, уставленными цистернами, вагонами и платформами, дышала сырым туманом великая река.

Огромный собор был виден отовсюду. Майнцер Дом стремился к небу окаменевшим созвучием гимна, и венчал все великолепие строгий крест — самая высокая и печальная нота. Вальтер остановил машину возле гостиницы «Манцерхоф». Он останавливался здесь всякий раз, когда дела приводили его в Майнц.

— Добро пожаловать, герр Краус, добро пожаловать. — Пожилой портье был искренне рад молодому офицеру. — Не сочтите за излишнее любопытство, надолго ли к нам?

— Боюсь, что нет, только одну ночь.

Старик понимающе закивал в ответ и вытащил из гнезда ключ с цифрой «десять» на деревянной груше.

— Ваш любимый номер, с видом на Кайзердом. Как чуден Рейн, как пахнет медом в его долине голубой…

Ощутив сильный голод, Вальтер привел себя в порядок и отправился в «Первую звезду», ресторанчик в нескольких домах вниз по Кайзерштрассе. Улица была пуста, накрапывал дождь. Навстречу офицеру порхнула стайка девчонок — еще совсем подростков. Дети стремились попасть домой до темноты. Как и в любом другом городе, мужчин на улицах почти не было — мобисты вермахта забрали почти всех призывного возраста, и теперь втайне обсуждали приказ о мобилизации ветеранов. Старая гвардия была готова под ружье хоть сейчас.

В ресторане было тихо. Несколько парочек за отдельными столиками. Вальтер сел на свое излюбленное место и заказал солидный ужин. Официантка принимала заказ, украдкой бросая взгляд то на неотразимого штурмбаннфюрера, то куда-то вбок, за него. Когда она удалилась на кухню, Вальтер обернулся и обнаружил на стене плакат со своим собственным изо-бражением. Плакатный Краус был в форме летчика.

Он стоял на фоне голубого неба и крепко держал за руку свою невесту, обещая ей и будущим детям надежную защиту. Модель, позировавшая академику Зигелю в качестве невесты, была прекрасно знакома Вальтеру не только визуально, но и, так сказать, физически. Ингрид была шведкой с русскими корнями, блондинкой с тонкой нежной кожей. Воспоминания, навеянные плакатом люфтваффе, направили мысли офицера в совершенно определенное русло, и он приступил к ужину, поданному расторопной официанткой, внимательно разглядывая входящих дам.

Похоже, в госпитале неподалеку освободились от дежурства медсестры — в зале появилось сразу несколько девушек. Они держались вместе и заказали себе кофе и пирожные. Девушки моментально заметили красавца, и уселись за свой столик полукругом, стремясь поймать взгляд незнакомца и выгодно смотреться на фоне подруг. Никого из них Краусу видеть не доводилось, вероятно, ему все время везло на другую смену. Сколько их в госпитале? Две? Три?

Краус отпивал горьковатое пиво из большого бокала. Одна из девушек напоминала ему загадочную медсестру. Три года назад она вот так же сидела напротив и задумчиво улыбалась, глядя лучистыми глазами куда-то вверх. Вальтер не произвел на нее никакого впечатления — во всяком случае, она не выказала никакой симпатии, так, обыкновенное дружелюбное общение. Медсестру звали Эльзой. Она точно так же пила черный кофе без сливок, но совершенно ничего не ела. Молодой повеса привык к тому, что женщины искусно скрывают свой истинный интерес, но поступки говорят лучше слов: девушка отказалась пойти с ним в гостиницу, к великой радости одной из ее спутниц и немалому изумлению самого Вальтера. Впоследствии Вальтер встречал ее несколько раз, и они с удовольствием разговаривали, как старые приятели, ни разу не возвращаясь к теме флирта и любовных утех. Эльза исчезла через два или три месяца после взрыва в каменоломне «Трон Кримхильды». Тогда разозленный магами амфиптер чуть не устроил конец света в первой немецкой республике. Хранитель! Да таких хранителей… Почему из всех драконов только амфиптеры охраняют перекрестки? Почему не гархи?

Чтобы прервать поток воспоминаний, офицер залпом осушил кружку и перевел дух. Медсестра, похожая на девушку Эльзу, одобрительно и вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. Нет, кто угодно, только не она. Кому нужно подобие вместо оригинала? Самообман. До утра оставалось около восьми часов. Можно и выспаться, и поразвлечься. Вальтер подмигнул красивой шатенке. Она казалась моложе своих спутниц и обладала фигурой не хуже «Эльзы». Ну, разве чуть-чуть. Самую малость.

В пять утра выспавшийся и бодрый Вальтер спустился по лестнице, расплатился и попросил подать завтрак девушке, оставшейся в его номере, когда она проснется. Пожилой портье проводил господина штандартенфюрера до дверей.

— Милости просим, господин Краус, не забывайте нас.

— Как же, как же, — улыбнулся Вальтер. — Как чуден Рейн, тиха его долина, стремнины быстры и чисты. До свидания.

Едва рассветало. Осень дышала свежей сыростью. Машина завелась тихо, словно стараясь соответствовать благостной тишине, Краус беспричинно улыбался. Штандартенфюрер миновал два пикета и свернул на проселочную дорогу, ведущую к карьеру. Шлагбаум был все тот же: кусок рельса с каменным противовесом. Полосатая будка была выкрашена свежей краской, и часовой выглядел свежим и бодрым. Дежурный офицер охраны был хорошо знаком с Вальтером, но тщательно изучил документы штандартенфюрера, прячась от дождя под козырьком будки. Шлагбаум подняли, и автомобиль тронулся по скользкой от дождя дороге вдоль периметра, обнесенного высокими столбами с колючей проволокой.

Объект был законсервирован два с половиной года назад, в декабре сорокового. С тех пор сюда наведывались только исследовательские группы «Аненэрбе» — и никаких опытов. Относительно магов вообще существовал отдельный приказ — запретить въезд в Майнц и тем более не подпускать к объекту без собственноручного письменного распоряжения рейхсфюрера. Кроме этих мер предосторожности, жителям окрестных деревень было запрещено принимать гостей без предварительного разрешения СС. Краус лично курировал законсервированный «Трон» и приезжал с инспекцией несколько раз в год: иногда — сам, иногда — с группой сотрудников. Визиты всегда были краткими. Вальтер объезжал весь охраняемый периметр со старшим офицером роты охраны, осматривал карьер и обязательно спускался вниз, на дно раскопа. Закончив осмотр, Краус возвращался на запасной аэродром, откуда и отбывал без промедления.

Нынешний визит куратора был едва ли не самым стремительным. Состояние периметра не вызвало нареканий, и штандартенфюрер высадил командира роты охраны у шлагбаума, а сам направил машину в сторону раскопа. Дождь усиливался, и над раскопом нависла черная с синими переливами туча. Проблескивали молнии, сквозь пуленепробиваемые стекла «Опеля» были слышны раскаты грома. По крыше нервно барабанил ливень. Вальтер остановил автомобиль у самой лестницы, вытащил из-под сиденья плащ-палатку и вышел из машины в стену дождя. В центр раскопа ударил белый трезубец молнии, и Вальтер побежал вниз по мокрой каменной лестнице. Ему показалось, что гром грянул внутри его головы — так оглушительны были сотрясения воздуха, вызванные последней яростной молнией. Вальтер спускался, прыгая через две ступени. Дно раскопа было залито дождевой водой, и молодой офицер побежал к алтарю со всех ног. Каменное сооружение, которое было принято называть алтарем, находилось в центре раскопа. Подобный алтарь был вырезан на самом верху, в скальной породе, но верхний алтарь, или молельня, как его называли археологи, имел в центре колонну; нижний алтарь в своей центральной части походил на камин сложной конструкции без дымохода. Краус нажал руками два угловых камня, и верхушка алтаря вдруг приподнялась, как крышка огромной шкатулки. Вальтер запрыгнул на верхнюю ступень, уперся руками в крышку и подвинул ее еще, затем засунул руку в образовавшуюся щель и принялся шарить в темной полости, как в сундуке. Наконец он выхватил из глубины сверток размером с настольную библию, установил крышку на прежнее место и нажал два других камня. Крышка захлопнулась, и алтарь принял прежний вид.

Дождь кончался. На поверхности обширных луж пенились пузыри. Вальтер бегом поднялся по каменной лестнице, на ходу размещая сверток во внутреннем кармане плащ-палатки. Из карьера он выбрался уже при ярком солнечном свете, постоял несколько секунд у машины, демонстрируя полное спокойствие и невозмутимость охране, которая в такую ясную погоду могла наблюдать за ним в бинокль. Штандартенфюрер аккуратно снял плащ-палатку, положил на пассажирское сиденье, сел за руль и отправился к шлагбауму. Дружелюбно попрощавшись с офицерами охраны, Вальтер неторопливо покатил по сырой грунтовой дороге. Едва «Опель» свернул за поворот, вальяжный аристократ за рулем исчез. На его месте очутился сумасшедший гонщик, ведущий автомобиль за гранью риска. Безумец гнал по мокрой трассе вслед уходящим грозовым тучам, и никто на свете не мог бы сказать, как он ухитрялся пройти повороты и не сорваться в неуправляемое скольжение. Лишь дважды Вальтер снизил скорость: перед пикетами. Его отлично помнили, и документы смотрели очень быстро: таких важных персон не следовало задерживать ни на одну лишнюю секунду. Вальтер не стал въезжать в Майнц и ринулся по объездной дороге, вновь превратившись в гонщика, играющего со смертью ва-банк. Водители встречных грузовиков в изумлении выглядывали из кабин вслед мокрому «Опелю», летящему к горизонту в фейерверке брызг.

При повороте на грунтовую дорогу к запасному аэродрому Краус затормозил слишком сильно, и ему пришлось «ловить» машину резкими поворотами руля. Пришлось разворачиваться и возвращаться к съезду с шоссе. Драгоценные секунды уходили, и Вальтер чувствовал течение времени всем своим существом. Он остановил автомобиль у края летного поля и вышел из машины, прихватив плащ-палатку. В ангаре загудели двигатели, обслуга проворно открыла огромные ворота, и трехмоторный «Юнкере» Ю-52 выполз на поле.

— Объект «Гора», — сказал Вальтер штурману.

Пока убирали трап, пассажир устраивался в просторном салоне. Самолет рейхсфюрера всегда был в его распоряжении, за исключением тех случаев, когда Гиммлер пользовался «Тетушкой Ю» сам.

Самолет взлетел и набирал высоту. Пилоты вели переговоры с наземными службами. Вальтер снял с полки кожаный портфель и поставил возле себя на широкий диван. Мокрая плащ-палатка лежала здесь же — стюард пытался ее принять, чтобы просушить, но Вальтер попросил его приготовить кофе и чего-нибудь перекусить. Оставшись в салоне один, Краус вытащил сверток.

Черная коробочка из жесткого материала более всего походила на портсигар. Вальтер осторожно открыл портсигар, крепко держа его пальцами за боковины. В пяти мягких углублениях лежали пять горошин — ярко-синие, прозрачные, с красным мерцающим ядром внутри, они испускали голубоватое сияние. Скорее, горошины больше походили на гранатовые зернышки причудливой окраски, но для Вальтера эти сравнения были лишними. В них он видел именно то, чем эти икринки были на самом деле: живые сердца отважных гархов, покорителей глубин пространства, в просторечии — коричневых драконов.

Голубое сияние зернышек говорило об их полном благополучии, но нужно было спешить. Запас автономной энергии сердец ограничен, и без жестоких лучей родной звезды долго они не протянут. Алтарь питал их жизнь, но теперь они были полностью на собственном обеспечении. Только инкубатор даст им нужные лучи и поддержит волю к жизни во время трансформации. Пока — перелет. Вальтер никогда не переживал за те процессы, на ход которых он не мог повлиять. В самолете от него не зависело ничего. Он осторожно завернул драгоценный груз в мягкую кожу и убрал в портфель. Стюард принес завтрак и горячий кофе. В иллюминаторе проплывали облака. Сквозь клочковатые разрывы была видна земля, покрытая желтеющими лесами.

Предыдущая пятерка гархов, почти завершившая трансформацию, погибла в результате августовской бомбардировки станции Норд. Англичане превзошли сами себя, вывалив на немецкий ракетный полигон в северной оконечности острова Узедом двухнедельный запас бомб. Полтысячи бомбардировщиков были неудержимы. Лаборатории, бараки, изуродованный ракетный полигон — всех потерь не сосчитать, да и незачем. Хорошо еще, проектировщики изначально спрятали под землю, под толщу бетона, главные научные мощности. Вальтера не очень интересовали баллистические ракеты «Фау-2», взлетавшие с полигона — он не вникал в дела фон Брауна. Являясь ответственным за проект «Беовульф», Вальтер по указанию Наставника искал самые охраняемые объекты — именно там, в недрах глубочайших секретов рейха, гархи могли делать все, что им нужно.

Вальтер без труда обосновал Карлу Штайеру необходимость создания центров биологических исследований по производству суперсолдат не где-нибудь, а в Пенемюнде и Нордхаузене, а гениальный шеф особых проектов «Аненэрбе» облек мысли Вальтера в форму лаконичной служебной записки. Записка получила одобрительную резолюцию рейхсфюрера, а Вальтер с Наставником — великолепную ширму для своей истинной деятельности.

С конца августа штандартенфюрер Краус был не просто частым гостем в Пенемюнде, но и осуществлял надзор за ходом восстановительных работ на острове от могущественной «Аненэрбе». Инкубатор в Пенемюнде разрушен — Вальтер в этом убедился лично. Только искореженная скрученная арматура и глыбы бетона остались на месте лаборатории, инкубатора и квартир персонала. Об «обезьяннике», бараке с заключенными, отобранными для опытов, расположенном как раз над объектом «Беовульф-Норд», не стоило и вспоминать. Работы на острове шли быстро, но о возобновлении всех проектов раньше Рождества мечтать не приходилось. Теперь путь штандартенфюрера лежал на объект «Беовульф-Конштайн», в обиходе — объект «Гора».

«Тетушка Ю» грузно заходила на посадку, плавно снижая скорость. Перелет был стремительным и мягким, как утренний сон. Штандартенфюрер сбежал по трапу и сел в автомобиль — на этот раз с водителем. Курт всякий раз радовался шефу — тот отличался простотой и дружелюбием, хотя бы по сравнению с надутым индюком доктором Готлибом. Тот совершенно терял рассудок, оставаясь за старшего, и придирался ко всем — не только к водителю служебного «Мерседеса». Доставалось и фрау Копфер, старшей медицинской сестре, и Ванессе Риман, провизору, и опытному лаборанту Юргену Шмицу, и вообще каждому, кто подвернется под руку. Доктор Готлиб был одаренным медиком, и это признавали все, даже неспециалисты, но также он был идиотом и параноиком. Поговаривали, что в молодости он был вполне вменяемым человеком, и что Фрица Готлиба подкосило внешнее сходство с фюрером… Ну, то есть после того, как фюрер назначил себя фюрером, в голове доктора что-то замкнуло…

— Как дела? — спросил господин Краус, развалившись на заднем диване автомобиля.

— Замечательно, господин штандартенфюрер! — Словоохотливый розовощекий Курт только и ждал вопроса начальника. Теперь до самых ворот лагеря он не умолкал. Вальтер надвинул фуражку на глаза и дремал, слушая душераздирающую историю о том, как доктор Готлиб заставил медсестер перемывать полы в операционном блоке, обнаружив там кота, завтракающего упитанной мышью. В это время медсестер ждали на свидание охранники, свободные от дежурства по объекту. Не дождавшись дам в условленном месте, три ловеласа отправилась в верхний этаж и не придумали ничего умнее, чем призывно мяукать в отверстие вентиляции. Доктор Готлиб ненавидел животных еще сильнее, чем людей, и впрыснул в вытяжку свежеприготовленную смесь масла цитронеля и какой-то непереносимо вонючей дряни, которая должна была навсегда отвадить похотливых животных от лаборатории. В результате все трое отлучены от казармы, дежурят только вместе, а женщины к ним не подходят на пушечный выстрел — такой, знаете, невыносимый запах. В столовую их тоже не пускают, выносят еду отдельно. Стоит ли говорить, что зовут их теперь очень просто: фельдфебель Наф-Наф и рядовые Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. Бедняги отдали все свое месячное жалованье за внеочередное обмундирование, шампуни и душистые притирания, и посещают душ чаще, чем в детстве школу. Им даже пришлось обриться наголо, но вонь все еще держится. А вот, кстати, и они собственной персоной…

Курт затормозил у высоких ворот, опутанных сверху колючей проволокой. Из полосатой будки показался подергивающий шеей и нервно нюхающий воздух фельдфебель Ротбарт. Заприметив в глубине автомобиля шефа, фельдфебель улыбнулся и отдал честь дорогому начальнику. Из будки выскочили рядовые, подозрительно водящие носами точно так же, как их фельдфебель. Оба бросились открывать шлагбаум. Бритые затылки под новенькими пилотками и наивно оттопыривающиеся уши придавали воякам вид необстрелянных новобранцев, и Краус едва сдержал смех. Действительно, поросята.

Территория лагеря «Дора» была наполнена упорядоченным движением. Конвойные с собаками сопровождали отряды заключенных к подъемникам, ведущим в шахты, на работы по территории, на санобработку и мало ли куда еще. Движением в лагере управляло специальное подразделение — каждый винтик механизма должен был крутиться в нужное время и в нужном направлении. Лагерь был кровью, нервами, мышцами и костями гигантского подземного производства, расположенного в горе прямо под ним. Четыре длинные штольни уходили в массив горы. Их соединяли коридоры, в которых располагались технологические звенья цепи — цеха. Вдоль штолен от коридора к коридору по рельсам двигались платформы, перемещая между цехами заготовки и детали. В конце каждой штольни появлялось готовое изделие: турбореактивный двигатель для самолета или ракета «Фау». Процесс производства был выверен и точен. С такой же точностью в штольни должны были поступать новые работники, и так же аккуратно следовало вывозить и сжигать пришедшие в негодность тела. Курт несколько раз притормаживал, пропуская пешие отряды и грузовики по сигналу регулировщиков. Наконец стройные ряды бараков остались позади, и автомобиль штандартенфюрера был осмотрен охраной второго кольца — уже при въезде в лабораторно-производственную зону. Это было разумно: враги должны были преодолеть сначала свирепую охрану лагеря, затем пройти внутреннее оцепление. Вероятность такого события была равна ничтожно малой доле процента, но тем не менее на каждом объекте существовала своя собственная охрана. Охранники объектов знали сотрудников в лицо и по именам, и могли распознать «своих» в густом тумане, в дождь, при вспышке молнии — по одному только жесту или повороту головы. Именно из такой охраны были изгнаны «три поросенка» с фельдфебелем Ротбартом во главе — до приведения запаха к норме.

У входа в лабораторный корпус метался разъяренным тигром доктор Готлиб.

— Здравствуйте, Фриц!

— Хайль! — Доктор вскинул расслабленную руку, и его ладонь по инерции откинулась вверх.

«Нет, он точно шизофреник. Видел бы Гитлер эту пародию на самого себя — столько Готлибу и жить, — подумал Вальтер, улыбаясь в лицо медицинскому гению. — А усики, а височки, а челка! По линейке отмеряет, ручаюсь!»

— Дорогой Фриц, рад вас видеть, — Вальтер моментально нашел оправдание своей улыбке и энергично пожал доктору руку. Доктор вскрикнул, скривился и прошипел, растирая тонкие пальцы:

— У вас по-прежнему стальное рукопожатие, господин штандартенфюрер. С такими воинами фюреру не страшен ни второй, ни третий, ни сто третий фронт! — с этими словами доктор Готлиб пронзил вдохновенным взглядом грядущее, расположенное где-то за высокой тульей фуражки Крауса. Вальтер стоически подавил смех и дружелюбно уставился в переносицу своего помощника.

— Как съездили, господин штандартенфюрер?

— Спасибо, Фриц. Все идет по плану. Я пойду приведу себя в порядок. Вы же спускайтесь после обеда, доложите результаты исследований по программе. Есть что обсудить, дорогой доктор. — Вальтер принял у Курта портфель, оставленный на заднем сиденье, и направился к двери, проворно открытой часовым.

Личные апартаменты штандартенфюрера находились на самом нижнем уровне подземного объекта. Наземный этаж секретной лаборатории был скорее декорацией — путаница коридоров, дежурные помещения охраны, кабинеты медосмотра и простейших манипуляций. Обычное медицинское учреждение в закрытом тыловом гарнизоне. Стены, выкрашенные казенной белой краской, оживляли плакаты: Вальтер держит на плечах ребенка, бесстрашно и вдохновенно глядящего вперед, на Вальтера с надеждой смотрят пожилые усталые немцы — муж и жена, и Вальтер обещает им безмятежную старость. Вальтер держит в руке штандарт с имперским орлом, и тучи над бескрайней землей рассеиваются. Германия превыше всего! Возле этого плаката штандартенфюрер свернул и подошел к шахте подъемника. Устройство было меньше тех, что использовали в лагере для спуска заключенных в штольни, да и по комфорту походило больше на лифт в отеле средней руки, чем на клеть в забытом богом руднике. Завыл мотор, и перед глазами Вальтера поплыли неровно срезанные слои песка, глины, горной породы. Минус первый этаж был пуст и освещен тусклым дежурным светом, зато нижний, минус второй этаж, жил своей обыкновенной рабочей жизнью. Вырубленная внутри горы гигантская ниша вмещала медицинскую лабораторию, настоящий фармацевтический центр со своим складом химических веществ и препаратов, много подсобных помещений и стационар для подопытных. Квартиры персонала и пищеблок располагались с другой стороны, по правую руку от подъемника. Вверх, параллельно зарешеченной шахте лифта, тянулись электрические кабели, трубы водоснабжения, воздуховодов и, конечно же, вытяжной вентиляции — той самой, в которую мяукали сгорающие от любовного томления «поросята».

В глубине горы не были страшны никакие бомбы; более того, шахта подъемника была удобной, но не единственной связью с поверхностью — подземелье имело несколько коридоров, ведущих к первой из трехкилометровых штолен.

Охранник подскочил к дверце подъемника и открыл ее. Вальтер ступил на чистый каменный пол подземелья. Ему очень хотелось бежать, но он закурил, постоял у подъемника, и лишь затем спокойным шагом отправился к блоку жилых помещений.

Квартира штандартенфюрера была обставлена на первый взгляд просто, и сослуживцам не пришло бы в голову, что жилье начальника было устроено по эскизам лучших архитекторов Германии. Справа от входа в квартиру была дверь в комнату денщика, слева — гардеробная, совмещенная с кладовкой. Следующая комната была гостиной с овальным столом на дюжину персон и вместительным буфетом, а из гостиной можно было попасть по желанию либо в кабинет, либо в спальню. В кабинете был обыкновенный набор мебели — письменный стол, металлический шкаф, три кресла. На столе стояли два телефонных аппарата; один — для внутренней связи, подключенный к коммутатору, другой — прямой, для связи с «Аненэрбе». Карта мира во всю стену скрывала за собой бронированную дверь. Именно к этой двери спешил Вальтер, чувствуя сердцем гарха, как слабеет и замедляется пульсация жизни в портфеле.

Вальтер щелкнул выключателем. Инкубатор представлял собой пустую квадратную комнату, пол которой был выложен черными и светло-коричневыми плитами из шлифованного гранита. Под потолком негромко гудел воздухозабор вентиляции. Несколько стенных плафонов давали ровный желтоватый свет. Центральная плита пола с глухим каменным скрежетом отъехала в сторону, открыв небольшое углубление. Краус осторожно поставил коробочку на дно углубления. Синеватое свечение гранатовых зернышек стало ярче и насыщеннее, пульсация вернулась к норме. Стенки камеры, дно и сама сдвижная плита были отделаны природной урановой смолкой. Теперь сердца могли ждать очень долго. Вальтер знал, что тревожные видения, тревожившие сердца гархов последние несколько часов, сменились безмятежным сном. Добро пожаловать, завоеватели! Вас ждут новые владения и ключи от самых мощных перекрестков обитаемой вселенной! Жаль, что ради этого приходится жертвовать своим естеством, но что поделать: на войне как на войне.

Вальтер закрыл коробочку и подошел к стене. Плита, повинуясь нажатию секретной кнопки, поехала и встала на место. Свет погас.

Доктор Готлиб выглядел помятым. Он докладывал бесцветным голосом, часто запинался и принимался произносить неудавшуюся фразу вновь. Может быть, действительно он был наркоманом? Периоды феерического остроумия и вдохновения сменялись приступами тяжелой меланхолии, и Фриц в такие часы все так же походил на Адольфа Гитлера, но таким фюрера никто не видел — сгорбленным и подавленным, с тусклыми глазами. Слушать его в таком состоянии не было сил.

— Скажите мне, Фриц, как проходит подготовка добровольцев? Мне нужны медицинские карты первой пятерки.

Доктор взъерошил волосы, задумался на миг, затем тонкими пальцами вытащил из стопки карт пять нужных.

— Вот они, господин штандартенфюрер. Все как на подбор — истинные солдаты фюрера, арийцы, гордость нации и надежда рейха! — Доктор встрепенулся и приободрился. Похоже было, что набор стандартных лозунгов подействовал на Готлиба своеобразным допингом.

— В связи с некоторыми оперативными изменениями, последнюю процедуру проведем сегодня, — Вальтер взглянул на ручные часы. — В шестнадцать ноль-ноль. Готовьте процедурную на пять мест. Отобранную пятерку переводите из карантина. Я сейчас с ними побеседую, и можете начинать.

Доктор взял со стола медицинские документы и направился к двери.

— Фриц! — Вальтер обошел стол и остановился в шаге от доктора. — Доктор Готлиб, с удовольствием передаю вам благодарность рейхсфюрера за огромный вклад в проект «Беовульф». — Вальтер искренне пожал руку доктора, уже соразмеряя силу рукопожатия. Польщенный Готлиб слегка порозовел от похвалы. — По моему представлению и с безусловного одобрения шефа, вы будете награждены крестом и недельным отпуском.

Фриц щелкнул каблуками и вышел парадным шагом. Вальтер подумал немного, постоял, пружинисто раскачиваясь с пяток на носки, и вышел следом.

Спина Готлиба маячила возле стационара — он на ходу раздавал указания медицинскому персоналу и скрылся в дверном проеме, увлекая за собой лаборанта Шмица.

Пятеро подопытных уже ждали в комнате отдыха. Вальтер надел свежий белый халат, стерильную обувь и прошел через тамбур с кварцевыми лампами. При появлении господина Крауса молодые люди вскочили, вытянув руки по швам. Они видели штандартенфюрера вживую только однажды — на последнем собеседовании после длительных экзаменов и медицинских тестов, но его плакатное лицо было знакомо офицерам со школьной скамьи.

— Прошу садиться, господа кандидаты. Я займу немного вашего времени. Сейчас вы — лучшие из лучших. Завтра вы станете сверхлюдьми, получив небывалые возможности и огромную ответственность. Через некоторое время вы поймете, о чем я говорю. Завтра я должен уехать. Вы будете еще в состоянии глубокого сна, а после вас ждет множество открытий. Когда мы с вами увидимся в следующий раз, все будет выглядеть иначе, чем кажется сейчас. Это не будет означать, что мир изменился. Изменитесь вы, и эти изменения вам понравятся. Теперь вами займется доктор Фриц. До встречи, господа.

Кандидаты вытянулись во фрунт, пожирая глазами начальника. Вальтер вышел, а через минуту в комнате появился доктор Готлиб.

За исход трансформации Вальтер не беспокоился. Это им с Наставником, и еще нескольким гархам высшей касты пришлось пройти настоящие муки, воплощаясь в человеческие тела и обучаясь всему, что знает и умеет человек соответствующих лет. Теперь все было проще. Гениальный Наставник предложил идею, а Вальтер продумал процесс в деталях и воплотил в жизнь. Отпала необходимость стряпать фальшивые документы и придумывать биографии, ежеминутно рискуя попасть в поле зрения недремлющей тайной полиции; стал не нужен инкубатор в его прежнем виде. Все было легально и изящно, под самым носом у СС, как говорят портные, «из материала заказчика». На гархов работала вся мощь бюрократической машины рейха: сначала для службы в элитных частях отбирались добровольцы безупречного происхождения и несокрушимого природного здоровья. Именно из таких молодых людей формировали особые подразделения СС, и самые благородные фамилии гордились своими детьми, принятыми на особо секретную службу. После изнурительной физической подготовки, овладения всеми известными боевыми искусствами и приемами выживания в самых невероятных условиях, молодые эсэсовцы получали блестящее распределение. До проекта «Беовульф» безусловным преимуществом при отборе кадров пользовался ныне покойный штандартенфюрер СС Клаус Вюст, командир легендарного отряда «А». Это право реализовалось очень просто — Вюст появлялся в отделе кадров и отбирал личные дела курсантов. На обложке дел появлялся странный штамп «код А», и курсанты переезжали из общего учебно-тренировочного лагеря в специализированный центр отряда «А» в альпийской деревне. Проект Вальтера получил «код Б», и курсантов с таким кодом отправляли в Пенемюнде и Нордхаузен.

Курсанты жили в медицинских корпусах, занимаясь поддержанием физической формы и сдавая медицинские тесты. Только Вальтер решал, когда очередная пятерка арийских юношей совершит переход в «беовульфы», и только Вальтер и Наставник знали, что в действительности стоит за этим переходом.

Профессор Кант в Пенемюнде и доктор Готлиб в недрах горы готовили молодые организмы по методике альпинистов перед восхождением на неприступные горные пики. Щадящие физические нагрузки, идеально сбалансированное питание, инъекции сложных витаминов, постоянный контроль показателей крови — вот далеко не полный список процедур, которыми управляли медики. Вальтер получал посылку, помещал сердца в инкубатор и выжидал некоторое время. В назначенный день Вальтер вручал медикам пять ампул, и в операционном блоке содержимое ампул медленно вводили в вены пятерым избранным. Использованные ампулы немедленно сдавали лично Вальтеру, под предлогом охраны тайны государственного значения, и штандартенфюрер лично сжигал их в лабораторной печи.

Ампулы содержали снотворное, а точнее — смесь нескольких препаратов, обеспечивающих глубокий сон и полную болевую нечувствительность пациентов на пятьдесят часов. В первый же вечер Вальтер приходил в операционный блок с проверкой, отсылая сопровождающих и врачей. Он прокалывал брюшину спящих и помещал сердца в брюшную полость. Рана затягивалась вмиг и бесследно: сердце гарха начинало работу сразу, замуровывая за собой отверстие в негостеприимную земную атмосферу. Теперь сердцу предстояло самостоятельное путешествие к подвздошной артерии, где оно прикреплялось и начинало обволакивать собою кровеносную магистраль, окончательно включаясь в жизнь всех систем нового тела. Процесс обустройства длился не более двадцати часов, остальное время гарх привыкал владеть своей оболочкой. Человеческая личность во сне сдавалась без сопротивления, становясь для коричневого дракона личиной, маской, своеобразным справочником и средством существования в обществе людей. Гарх получал возможность выполнять свою миссию на земле, а фюрер — сверхчеловека, боевую арийскую машину.

Тесты после пробуждения показывали многократное увеличение выносливости, живучести и приспособляемости, включая способность к немедленной регенерации тканей. Для последнего теста под землю загоняли сотню здоровых и крепких пленных, выдавали им холодное и стрелковое оружие, а затем выпускали эту странную роту в изолированную подземную штольню, по площади сравнимую с небольшой деревней. Пленные были обязаны любой ценой не допустить пятерых штурмовиков в белый трехметровый круг, причем призом в этой молодецкой забаве объявлялась беззаботная жизнь всех уцелевших заключенных на легких работах и скорое освобождение. Боевая пятерка вступала в схватку без оружия, если не считать стандартных эсэсовских кинжалов. Для придания заключенным боевого духа, суперсолдат переодевали в ненавистную всем парадную эсэсовскую форму.

Никому-таки не довелось узнать, как администрация сдержала бы свое обещание — через несколько минут «беовульфы» в черной изодранной форме занимали белый круг, охрана собирала оружие, а в штольню спускалась похоронная команда с тележками. На офицерах «Б» оставались только шрамы от пуль и штыков, да и те исчезали к медосмотру. Выпускной экзамен оставался позади, и молодые люди получали распределение к новым местам службы — в особые разведгруппы и в охрану высших должностных лиц Рейха. Таких выпусков состоялось всего шесть: четыре — в Пенемюнде, два — здесь, в Нордхаузене.

Гиммлер был очень доволен, но выражал свое нетерпение — слишком медленно, нужно все ставить на поток. Вальтер знал, что ответить — секретная лаборатория не может производить препарат «Б» в больших количествах. Тем более, количество подходящих молодых людей арийского происхождения невелико, а расширять круг поиска кандидатов за счет расово неполноценных — рискованно и неприемлемо.

Приходилось выдумывать причины, и это был единственный выход. На работу перехода гархи влиять не могли, и контрабандные посылки через «Трон Кримхильды» приходили раз в месяц, редко когда два. Потеря лаборатории в Пенемюнде и гибель последнего узедомского выпуска была тяжелым ударом для проекта «Аненэрбе» и настоящей трагедией для гархов.

— Сестра, приготовьте пациентов к инъекции. — На доктора Готлиба в операционной было приятно смотреть — подтянут и точен в движениях, ни следа былой апатии и опустошения. Вальтер не уставал удивляться, Готлиб не уставал удивлять.

Фрау Копфер руководила сестрами и санитарами, проверяя каждое их действие. Курсанты были надежно пристегнуты к операционным столам широкими ремнями, к венам на руках подходили трубки от капельниц с питательными растворами, расход которых рассчитан по минутам.

Вальтер подозвал Ванессу Риман и выложил на блестящий поднос пять ампул. Ванесса приготовила пять шприцев и отошла в сторону.

— Анна, приступайте, — скомандовал доктор. Старшая медсестра приняла поднос и подошла к первому столу. Инъекция заняла не более десяти секунд, и фрау Копфер перешла к следующему пациенту. Доктор следовал за медсестрой по пятам, проверяя рефлексы и пульс каждого. Не более чем через минуту старшая медсестра поставила перед господином Краусом поднос с остатками ампул и использованными шприцами. Господин Краус поместил поднос с содержимым в непроницаемый инкассаторский мешок и защелкнул хитроумный замок, после чего мешок отправился в портфель штандартенфюрера.

Вальтер вернулся в квартиру, прошел в кабинет и снял трубку с аппарата внутренней связи.

— Здесь Вальтер Краус. Шарфюрера Роммеля ко мне в кабинет. Жду.

Краус протянул руку к графину и налил себе воды. Курт что-то болтал о том, что хозяйственники начали поставлять на офицерскую кухню воду из горного льда. Так это или нет, но вода была вкусной.

В дверь постучали. Вошел младший из династии Роммелей — Иоганн. Его двоюродным дядей был знаменитый маршал Роммель, Лис Пустыни, а старший брат Леопольд служил в отряде Вюста и погиб смертью храбрых вместе со своим командиром. Иоганн легко прошел предварительный отбор й после обучения получил в свое личное дело код «Б». Месяц назад, после трансформации в составе очередной пятерки, Краус не отдал его по разнарядке, а оставил при себе офицером для особых поручений.

— Господин Роммель, я вызвал вас для того, чтобы сообщить о присвоении вам звания обершарфюрер СС. — Вальтер вытащил из ящика новые знаки различия и вручил Иоганну. — Вечером устроим небольшую вечеринку, а затем я покажу вам кое-что, что вам следует знать. Пока давайте отправимся к доктору Готлибу, у него как раз сейчас, — Вальтер посмотрел на часы, — как раз сейчас должно начаться совещание.

Иоганн наклонил голову в знак согласия. Еще в своем прошлом теле Аррух уважал Гефора и охотно подчинялся ему. Он был рад, что Гефор оставил его при себе, хотя гархи могли легко обходиться без общества себе подобных. Аррух любил события и приключения и чувствовал, что находится в самом начале интересного пути.

Доктор Готлиб вошел в клеть подъемника, пропустив вперед старшую медсестру Анну Копфер и провизора Ванессу Риман. Все время подъема он косился то на одну, то на другую, глупо усмехаясь и теребя за спиной тонкие пальцы. Обе спортивные девицы в подогнанных форменных юбках вызывали в нем сильное влечение, но по сути своей доктор был довольно робок, и вместо того, чтобы использовать в качестве разведывательного оружия легкий флирт, бесконечно придирался к девушкам, либо впадал в неуемную эйфорию и без устали хвалил их за сущие пустяки. Доктор с юных лет опасался отказа и воображаемых насмешек, а потому спокойно общался только с проститутками. Флирт с подчиненными представлялся Фрицу гораздо более сложным, с непредсказуемыми, пугающими последствиями. Была еще одна причина для робости: водитель Курт болтал, что шеф Вальтер успешно крутил роман с двумя девушками сразу. Даже похотливые поросята флиртовали с другими медсестрами, а к Ванессе и Анне не подходили, похрюкивая, что такие красотки не для простых солдат.

Подъем быстро кончился, и Фриц отправился вслед за девушками в зал для заседаний, упершись давящим взглядом в крепкие бедра, раскачивающиеся перед ним в такт ходьбе.

Вальтер уже ждал в зале, стоя возле приоткрытого окна.

— Посмотрите, Фриц, какая осень. Золото и зелень.

— Да, осень, — буркнул доктор Готлиб. — Осень как осень.

— Вам следует чаще подниматься на свежий воздух, доктор, и выводить ваших очаровательных подчиненных, — Вальтер подмигнул девушкам, сохраняя серьезный вид. — Что же, дамы и господа, прошу садиться.

Доктор сел так, чтобы ему были лучше видны округлые колени дам, и принялся страдать.

«Нет, он определенно мазохист, — подумал Вальтер. — Его даже не нужно огорчать — он сам себе находит повод и огорчается. Вот чудак…»

Господин Краус отошел от окна.

— Коллеги! От имени всей Германии и по поручению рейхсфюрера благодарю вас за доблестный труд. Вы приближаете час торжества великой нации, вы куете нашу победу здесь, в горах. Я собрал руководящих и ответственных сотрудников проекта, чтобы сделать важное сообщение. Мне предстоит заняться еще одним проектом, и я буду появляться гораздо реже.

Вальтер сделал паузу и оглядел собравшихся. Девушки не могли скрыть разочарованных гримасок, хотя изо всех сил стремились изобразить холодное внимание. Доктор Готлиб был настолько поглощен сияющими девичьими коленями, что почти не реагировал на речь патрона; лишь однажды Фриц поднял треугольную бровь и благосклонно кивнул невпопад. Начальник лаборатории Йорген Шмиц деловито протирал очки, хмуря высокий лоб под ежиком пепельных волос. Командир охраны проекта штурмшарфюрер СС Венцель добродушно щурился, размышляя об отложенной партии в шахматы.

— В настоящее время обязанности моего заместителя с успехом выполняет доктор Фриц Готлиб. Сегодня приказом господина Штайера действующим руководителем проекта «Беовульф» назначен обершарфюрер СС Иоганн Роммель, прошу знакомиться. Большинство присутствующих знают его как одного из пациентов «Б».

Иоганн сделал шаг вперед, отделившись от простенка между окнами. До сих пор он стоял неподвижно и оставался в тени и в прямом, и в переносном смысле.

По мере того, как до доктора Готлиба доходил смысл сказанного, лицо его бледнело все сильнее, почти сливаясь с халатом.

— Обершарфюрер будет осуществлять оперативное руководство проекта, выполняя те же функции, что выполнял я. — Вальтер улыбнулся уголками рта, заметив взгляды, которыми обменялись Анна и Ванесса. — Я останусь куратором проекта.

Уязвленный и уничтоженный доктор Готлиб сидел, как гипсовое изваяние скорби; он даже не моргал, и Вальтер решил не мучить его более.

— Вам хорошо известно, что параллельная лаборатория в Пенемюнде разрушена бандитской бомбардировкой англичан. Восстановительные работы на острове Узедом идут полным ходом, и на доктора Фрица Готлиба возлагается ответственное задание — восстановить в Пенемюнде медицинскую службу и вести научное руководство сразу двумя лабораториями проекта. Дорогой Фриц, я рад поздравить вас с повышением и выразить свою уверенность в успехе, как я уже сделал это при обсуждении вашего повышения с рейхсфюрером.

Фриц понемногу приходил в себя. Румянец проступил неровными пятнами на скулах медика; Готлиб смешно задергал шеей, пытаясь изобразить почтительный полупоклон. Девицы отвернулись, кусая губы и едва сдерживая смех.

— Все свободны, — смилостивился Вальтер. — Иоганн, вы отправляетесь со мной принимать дела. Вечером прошу всех ко мне — устроим вечеринку. Нужно отметить наши успехи, не так ли?

Аррух открыл глаза. Темно. Раньше этого слова для гарха пятой касты не существовало. Дракон древнего рода Хоар знал только два препятствия зрению: расстояние и твердь. Иоганн Роммель практически ничего не видел в темноте, как и все люди. С этим приходилось мириться.

Во рту Роммеля стоял свежий вкус шнапса, в висках стучали требовательные молоточки. Иоганн протянул руку и нашарил выключатель. Рядом с ним на постели лицом вниз лежала голая стройная куколка — телефонистка коммутатора Ева. Хорошая девочка, хорошая; кое в чем драконы точно уступают людям. Иоганну хотелось минеральной воды и в душ, и он медленно сел. За стеной послышался женский смех, затем приглушенный вскрик и снова серебристый смех. Смеялась одна девушка, а вскрикнула другая — это Иоганн знал точно. Вскоре вторая стала постанывать — сначала чуть слышно, потом протяжно. Иоганн налил стакан воды и выпил.

— Дай и мне. — Ева приподнялась на локте и жадно смотрела, как Иоганн пьет. Капля воды упала на грудь обершарфюрера, и девушка слизнула ее, с улыбкой глядя в лицо нового начальника. Иоганн дал ей стакан и смотрел, как она мелкими глотками утоляет жажду. Между тем симфония женских стонов и вздохов в соседней комнате нарастала, и Роммель почувствовал вполне определенное и недвусмысленное желание. Ева поняла его взгляд, засмеялась и легла на спину, увлекая Иоганна за собой. Свет настольной лампы выразительно подчеркивал красоту немки, многократно усиливая страсть мужчины, и Ева уже не тянулась к выключателю, как это было в самом начале.

Аррух открыл глаза от прикосновения. Возле кровати стоял Гефор, прижимая палец к губам. Он был одет, умыт и причесан. В соседней комнате было тихо.

— Спят, — беззвучно сказал Гефор. — Одевайся.

Аррух поспешил за Гефором, на ходу застегивая портупею на парадном черном мундире. Они прошли через гостиную с разграбленным столом и подошли к двери кабинета. Гефор свернул к спальне и убедился, что девушки спят, затем осторожно закрыл дверь. Аррух внимательно смотрел и запоминал, как Гефор открывает секретную дверь из кабинета в инкубатор и нажимает секретную кнопку в стене.

— Теперь сам. — Гефор отошел в сторону и позволил Арруху повторить все действия.

Аррух бережно достал коробочку из маленькой ниши и принял из рук Гефора никелированное устройство с тонкой трубкой, конец которой был скошен и заточен на манер иглы от шприца.

— Это зонд для пересадки. Давай покажу, как его снаряжать, — сказал Гефор. Он поместил первое зернышко внутрь устройства и провернул кольцо на рукоятке до щелчка. — Теперь ты укладывай остальные.

Когда все было готово, Гефор достал из кармана связку ключей и вручил своему преемнику.

Они заперли потайную дверь и кабинет, бесшумно прошли через гостиную и фойе и вышли на освещенную электрическим светом площадь подземелья.

— Сейчас четыре утра, самый сон, — усмехнулся Гефор. — Именно в это время можно делать почти все, что угодно.

Быстрым шагом дошли до операционного блока. Часовой в будке у входа встрепенулся, отдал честь и пропустил начальство в тамбур. В тамбуре они облачились в чистые халаты и вошли в узкий коридор, залитый синим светом кварцевых ламп. В маленьком холле дремала дежурная медсестра. Из кабинета врача доносился храп доктора Готлиба — вечером тот быстро напился и злобно отправился спать, ведомый под руки добрым Куртом и начальником охраны. Ночевать Готлиб решил в операционном блоке, чтобы лишний раз показать всем образец служебного рвения.

Медсестра пыталась вскочить, но офицеры успокоили ее и отпустили спать, сказав, что завершают обход и останутся здесь до конца смены. Девушка немедленно исчезла.

В операционном блоке было тихо. Курсанты мирно спали. Бледный дежурный свет заострил и оттенил их лица, и молодые люди казались мертвыми, а не спящими. Гефор извлек из портфеля зонд и подошел к первому пациенту. Откинув тонкое покрывало, Гефор жестом подозвал Арруха и показал пальцем точку на животе, затем ловко воткнул в обозначенное место острую трубку до ограничителя и нажал пальцем кнопку. Раздался тихий щелчок. Гефор выдернул зонд и немедленно приложил к кровавой дырочке салфетку. Через минуту он отнял салфетку от раны. Под салфеткой было чисто, и след от укола бледнел и исчезал на глазах. Аррух жестом показал, что все понял. Острие зонда прополоскали в баночке со спиртом. Следующие манипуляции с четырьмя оставшимися пациентами Аррух проделал самостоятельно и очень быстро.

— Вот и все. — Гефор прикрыл дверь операционной и жег на пламени спиртовки салфетку с пятнышками крови. — Теперь можно отдыхать до следующей посылки. Давай будить доктора? У меня есть коньяк и два лимона. Посмотри в портфеле.

Аррух принялся нарезать лимоны широким ланцетом, добытым в белом стенном шкафчике, а Гефор отправился будить доктора.

— О, коньяк! — опухший помятый Фриц жмурился, извлеченный на свет из глубин подсознания крепкой рукой Вальтера. Доктор Готлиб сел за стол, придвинув ногой белый табурет, и облокотился обеими руками. Штандартенфюрер Краус извлек из портфеля рюмки, завернутые в салфетки с вычурным вензелем, и уверенными жестами наполнил их золотистым напитком.

— Ах, — выдохнул доктор, опрокинув в себя первую рюмку и сморщившись. Вторую рюмку он налил себе сам и немедленно запустил ее вслед первой. Роммель и Краус с удовольствием жевали дольки лимона.

Лицо доктора теряло землистый оттенок, он оживал на глазах.

— А где девушки? — делано равнодушным голосом осведомился Фриц.

Краус толкнул коленом Роммеля и ответил:

— Мы отпустили ее спать.

— Кого — ее? — выпучил глаза доктор.

— Дежурную медсестру. Кого же еще?

— А… У… — Готлиб пытался спросить еще что-то, но только махнул рукой.

— За здоровье фюрера! — произнес Иоганн, поднимая рюмку на уровень глаз.

— Ура! — отозвался Вальтер.

Через полчаса доктор Готлиб спал сном праведника, а офицеры, поручив медика заботам прибывшей на дежурство сестры, отправились в квартиру штандартенфюрера.

Вальтер по дороге закурил и решил докурить снаружи. Иоганн, согретый коньяком, курить отказался и заявил, что хочет спать.

— Конечно, иди. Времени до полудня, потом мы с тобой еще пройдемся по делам, и я уеду. — Вальтер добродушно ухмылялся, оценив скорость, с которой исчез Иоганн. — Дорвался, теперь за уши не оттащишь. Ева любого с ума сведет, особенно такого ретивого юнца.

Вальтер аккуратно погасил сигарету о ребристый край урны и бросил окурок. В глубине горы раздался взрыв. Вальтер сначала ощутил его ногами; прочная и незыблемая гора неприятно дрогнула. Через мгновение из ближайшего тоннеля донесся грохот. Взвыла сирена, и в тот же миг прогремело еще три взрыва, намного ближе предыдущего. Упругая воздушная волна принесла кислый запах взрывчатки, горло защипало. Вальтер открыл рот и попытался откашляться. Уши заложило, словно их заткнули мягкой пушистой ватой.

Судя по силе взрывов и скорости, с которой дым заполнял площадку, диверсия произошла совсем рядом, в соседней штольне, где собирали корпуса ракет.

Между тем взвод охраны объекта «Аненэрбе» рассредоточился у трех зарешеченных входов в тоннели, пробитые сквозь толщу скалы к сборочным цехам. Пулеметчики залегли за мешками с песком, а вторые номера быстро открывали ящики с боеприпасами.

Сверху опустился подъемник. Начальник охраны Венцель и десять солдат заняли места согласно тревожному распорядку — у каждого помещения и на двух пулеметных вышках с прожекторами.

Сзади открылась дверь, и Вальтер посторонился, пропуская на выход девушек. Анна и Ванесса были полностью одеты, только Ева немного замешкалась и теперь на ходу застегивала юбку. У девушек, как и у любого сотрудника, было свое место на случай тревоги, и теперь юные валькирии легко бежали через площадку к лаборатории и операционному блоку. Дверь снова распахнулась, и за девицами выскочил раздосадованный Иоганн.

— Ничего, еще успеешь. — Вальтер хлопнул Иоганна по спине. — Пойдем, посмотрим, что там.

Офицеры вернулись в квартиру, прихватили противогазы и автоматы с подсумками и побежали к ближайшему коридору. Там уже возвышался Венцель, командуя установкой прожектора.

За решеткой, перекрывающей тоннель, была еще такая же решетка, а дальше — непроглядная мгла. Мгла вдруг вспыхнула далекими отблесками света; свет пробивался сквозь слоистый дым. Затрещали автоматные очереди, и в конце тоннеля замелькали какие-то пятна.

— Свет! — гаркнул Венцель.

Яркий луч прожектора осветил короткий тоннель, вырубленный в скальной породе. В тоннель хлынула толпа людей в полосатой одежде. Они бежали на свет, как гигантские мотыльки, приближаясь к запретной решетке.

— Огонь! — взревел Венцель. — Пулеметы, огонь!

Ударили пулеметы. Судя по всему, то же самое происходило в двух соседних тоннелях. Стрельба прекратилась разом, как по команде. Стало так тихо, что Вальтер услышал, как гудит силовой трансформатор — прожекторы требовали энергии, и агрегат работал на пределе.

— Перейти на обычное освещение, — гаркнул Венцель.

Прожекторы погасли.