"Хозяйка ранчо" - читать интересную книгу автора (Мерритт Джекки)

Глава шестая

В последующие дни все душевные силы Клео уходили на то, чтобы гнать от себя прочь неотступно преследовавшие ее воспоминания. Стоило ей издали заметить Чанса, как у нее перехватывало дыхание. А то, что она испытывала, когда он находился рядом, и словами невозможно передать!

Она старалась держаться гордо и невозмутимо, говоря себе, что скоро все забудется и пройдет. Но чувство вины не отпускало. И страх. Она с беспокойством ждала, будут ли месячные или нет.

К несчастью для нее, ее сексуальный опыт был столь невелик, что история с Чансом стала для нее значительным событием, которое она подсознательно, не решаясь в этом сознаться самой себе, не хотела забывать. Роман с Джейком казался ей теперь пустой забавой по сравнению с тем, что она испытала недавно. Может быть, оттого что стала за эти восемь лет зрелой женщиной, а может быть, в том виновато ее долгое воздержание. Но что не переставало ее мучить больше всего, что заставляло то и дело вспыхивать от стыда и не спать ночами, так это ее собственное полное отключение от реальности, ее собственная самозабвенная, жадная страсть. В объятиях Чанса она забыла обо всем, чем дорожила. Она и не подозревала, что способна вести себя таким образом.

Это было горше всего остального. Конечно, этот порыв слепой страсти больше не должен повториться, а Клео не очень-то склонна была полагаться на заверения Чанса, будто он до нее не дотронется. Так что по всему выходило, что теперь многое зависит от ее собственной выдержки.

Однажды утром она выглянула в окно конюшни и увидела выходившего из дома Чанса. Посмотрев повнимательнее, Клео заметила, что на нем городская одежда: прекрасно сшитый костюм, галстук, белая рубашка — все как полагается.

Сердце ее учащенно забилось. Ей никогда еще не доводилось видеть его таким, и надо признаться, он был сегодня красив, как никогда. Для чего это он так вырядился? Тем временем Чанс подошел к машине, та сверкала будто новая. Очевидно, Чанс сам вымыл ее и довел до зеркального блеска.

Стоя в дверях, Клео долго смотрела вслед отъезжавшей машине и вдруг почувствовала, что у нее как-то странно засосало под ложечкой. Еще не отдавая себе ясного отчета в том, что она собирается предпринять, Клео торопливо пошла к дому.

Она сразу прошла на кухню, поздоровалась с Джо и деланно равнодушным тоном спросила:

— Ты случайно не знаешь, где Чанс? Он мне нужен.

— Уехал, — как всегда, лаконично отозвался Джо.

— Надолго?

— Не знаю. Он не говорил.

— Мне… мне издали показалось, что он одет как-то необычно.

— Ну да. Обрядился в костюм.

— А куда поехал, значит, не сказал?

Вскинув брови, Джо бросил на нее довольно странный взгляд и неторопливо произнес:

— Нет, он только сказал «пока».

Чувство непонятной ей самой тревоги еще больше усилилось, но Клео сознавала, что дальнейшие расспросы могут вызвать у Джо нежелательное любопытство. И поэтому, небрежно кинув: «Ладно, в конце концов, выясню все у него потом», она повернулась и вышла из дома.

Только сейчас до нее дошло, что заставило ее помчаться сюда и приставать к Джо с вопросами. Что же это такое делается! Неужели она и впрямь окончательно тронулась рассудком? Откуда вдруг такой повышенный интерес к тому, куда отправился Чанс и чем он вообще занят?! Ей не должно быть до этого ни малейшего дела. Черт знает что!

Но от правды никуда не деться: да она просто-напросто ревнует! А ну как он нашел себе другую?

— Господи! — прошептала Клео, закрывая лицо руками. Ведь он вправе делать все, что ему заблагорассудится. При чем тут она? Но боль не утихала. Ей никогда еще не приходилось испытывать ничего подобного. Там, где дело касалось Чанса, здравый смысл покидал ее. Пора положить этому конец!

Клео распрямила плечи и зашагала обратно к дому.

— Я отправляюсь в путешествие, Рози. Хочешь со мной? — спросила она дочь.

— Сейчас, мама, только сапоги надену!

Чанс возвратился в пятом часу вечера. Он сразу же прошел к себе в кабинет, переоделся и сел за стол. На лице его играла довольная улыбка. У него сегодня выдался чрезвычайно удачный день. Он придвинул к себе блокнот, взял калькулятор и углубился в расчеты.

Вчерашний звонок банкира Джона Холби, а тем более приглашение на ланч явились для Чанса полной неожиданностью. Состоявшийся затем разговор открыл перед ним совершенно новые деловые горизонты.

«Я позволил себе навести о вас справки, Чанс. Надеюсь, вы не в обиде?»

«Разумеется, нет, Джон».

«В финансовых кругах у вашей семьи хорошая репутация».

«Это целиком заслуга моего деда».

«Вполне возможно. Но тем не менее с именем Саксонов считаются, им доверяют. Я хочу сделать вам деловое предложение».

«Я весь внимание».

И Джон принялся подробно объяснять, какого типа заем он предлагает Чансу. Естественно, деньги будут выделены под землю. Однако проценты будут начисляться не со всей суммы, а только с той, которая будет снята со счета на текущие нужды.

Чанс сразу сообразил всю выгоду такого предложения, и после ланча они вместе поехали в банк, чтобы подготовить необходимые документы. Такой заем предоставлял ему право в случае необходимости расплачиваться с кредиторами специальными чеками, которые предоставит ему банк. Таким образом, деньги будут тратиться только на реализацию конкретных планов, связанных с нуждами ранчо. Теперь можно было не тревожиться за нехватку средств в межсезонье и не идти на риск уменьшения племенного стада.

Чанс начал постигать тонкости бизнеса, и сами финансовые маневры постепенно стали захватывать его воображение. Как ни странно, неизбежный риск, связанный с денежными операциями, вызывал в нем скорее азарт, желание испытать себя, нежели чувство робости. Он начал понимать деда, который всю жизнь занимался подобными делами.

Джо крикнул, что ужин готов, и Чанс спустился на кухню. Во время ужина они с Питом вели ставшие уже привычными разговоры о текущих работах на ранчо, но мысли Чанса, как и всегда в последнее время, были целиком заняты Клео. Он жаждал повидаться с ней снова, и, разумеется, не в качестве управляющей ранчо. Ему приходилось постоянно напоминать себе о данном девушке обещании, в результате чего он обманывал и ее и себя, притворяясь равнодушным, между тем как продолжал испытывать к ней столь же непреодолимое влечение, что и прежде.

Проще говоря, Чанс хотел ее, он жаждал снова увидеть Клео такой, какой она предстала перед ним в тот памятный день, — самозабвенной в своей страсти. И проводил ночи без сна, сгорая от желания.

Дело заключалось еще и в том, что угроза Клео при новой попытке сближения со стороны Чанса немедленно покинуть ранчо постепенно стала утрачивать свою силу. Чанс осознал, что незаменимых людей не бывает; к тому же его уверенность в собственной компетенции крепла день ото дня. Конечно, он не был настолько глуп, чтобы полагать, будто все уже знает. Однако ранчо и без Клео не пропадет — тут все ясно! Его мучили сомнения совсем иного рода: сможет ли без Клео обойтись он сам.

Чансу хотелось пригласить ее в какой-нибудь ресторан, где можно было бы потанцевать и вкусно поесть. Он не мог пока позволить себе швыряться деньгами, но желание посидеть с Клео за столиком со свечами перевешивало расчетливость. Покончив с ужином, Чанс вслед за Питом вышел во двор. Пит зашагал к дому для рабочих, а Чанс задержался. Он стоял и смотрел на дом Клео, куда его еще ни разу не приглашали.

Он с тоской подумал о том, что, притворяясь, будто между ними ничего не произошло, они оба вынуждены мириться с фальшью. И, что еще хуже, делать вид, будто это никогда больше не повторится.

Он наклонился и ласково потрепал подбежавших к нему собак. Неважно, что Тиск и Таск не могли похвастаться породой. Рози в них души не чаяла, да и для Чанса они стали частью его новой жизни. На лицо упала тяжелая дождевая капля. Подняв глаза, Чанс увидел быстро собиравшиеся тучи. Небо потемнело. Вместо того чтобы вернуться в дом, Чанс подбежал к амбару и, прислонившись к косяку, стал смотреть, как дождевые капли били по пыльной земле. В воздухе повеяло свежестью, и он с наслаждением вздохнул полной грудью. Но вскоре темнота еще сильнее сгустилась, и начался настоящий ливень. Чанс принялся неторопливо обдумывать предстоящие банковские операции.

Внезапно он услышал, как кто-то бежит к амбару, и через секунду-другую увидел Клео. Чанс отступил вглубь, освобождая проход. Придерживая наброшенный на голову жакет, Клео другой рукой стала затворять тяжелые ворота.

— Давайте я закрою, — сказал Чанс.

Клео испуганно вскрикнула.

— Я вас не заметила. Что вы здесь делаете? — спросила она, еще не придя в себя от неожиданности.

— Смотрю на дождь.

Клео поплотнее запахнула жакет на груди, стараясь прикрыть тонкую ночную рубашку. Она принимала душ и услышала грохот ливня только тогда, когда завернула кран.

— Я всегда закрываю ворота во время таких ливней, — пробормотала она. — Но если вы сами сделаете, я пойду…

— Погоди. Задержись на минутку, — тихо проговорил Чанс.

Темные брюки и белая крахмальная рубашка напомнили Клео о муках ревности, терзавших ее поутру. Она тяжело вздохнула и застыла в дверях, придерживая жакет.

— Ну что? Тебе ведь тоже несладко приходится? — услышала она позади себя дрогнувший голос Чанса.

— Да, — упавшим голосом ответила она, даже не пытаясь делать вид, будто не понимает, о чем идет речь.

— Что тебя пугает во мне?

— Многое.

— Объясни.

— Не могу, Чанс. И вообще: ни к чему хорошему это не приведет. Мы… мы просто совершенно разные.

— Это мне и нравится.

— До поры до времени.

— Ты хочешь, чтобы я давал тебе какие-нибудь обещания?

— Сама не знаю, чего я хочу. Лишь в одном уверена точно: мне нравилась моя жизнь, пока в ней не появился ты. Я была… спокойна. Да, именно так: была спокойна.

— Самоограничение не может привести ни к чему хорошему, Клео. И такое спокойствие не может длиться вечно.

— Называй это как хочешь, — откликнулась Клео, обернувшись к нему, но почти не видя его лица из-за сгустившегося сумрака. — Важно то, что моя жизнь проходила раньше без всяких потрясений, спокойно и ровно. И Рози тоже была вполне счастлива.

— Ход жизни Рози я вообще никоим образом не нарушал. Мы говорим о тебе.

— Жизнь Рози во многом зависит от того, насколько благополучно живу я, — упрямо сказала Клео. — Отъезд может очень тяжело на ней отразиться.

— А на тебе? Он может серьезно повлиять и на твою судьбу.

— Да, конечно, — устало согласилась Клео. — Пять лет я считала это место своим домом. И для меня это очень многое значило. А теперь все изменилось.

— И все оттого, что я приехал?

— Нет, я не это имела в виду. На самом деле я обрадовалась твоему приезду. Я уже не знала, как быть дальше без денег, и никак не могла взять в толк, почему никого из вас не волнует судьба ранчо.

— Меня она волнует.

— Ты серьезно? Разве ты не устал от постоянного чувства ответственности? Тебе это разве все еще не наскучило?

«Не потому ли ты отправился сегодня куда-то?» — едва не добавила Клео, но вовремя сдержалась.

— Вот чего я здесь совсем не ощущаю, так это скуки, — протянул Чанс, стараясь разглядеть в темноте выражение ее лица. Он сделал шаг ей навстречу и уже собрался рассказать о беседе с Холби и том открытии, которое он сделал относительно себя и своего интереса к финансовым операциям, но в этот миг Клео снова накинула жакет на голову и собралась уходить.

Как бы помимо его воли рука Чанса обвилась вокруг талии Клео. Он притянул молодую женщину к себе и жадно поцеловал в губы. Потом стал целовать волосы, глаза, мокрые от дождя щеки и даже не сразу понял, что она не отталкивает его, более того: отвечает на поцелуи. Чанса охватила такая нежность к стоявшей рядом девушке, какой ему еще ни разу не доводилось испытывать. Чанс отбросил ее жакет и стал тихонько гладить ее спину.

— Что это на тебе надето? — шепнул он ей на ухо.

— Старая ночная сорочка. Перестань, Чанс, — произнесла она чужим, охрипшим голосом, прекрасно понимая, что он не удерживает ее и при желании она может тут же от него отойти. А он, не слушая ее, продолжал ласкать ей бедра, живот, грудь…

Клео чувствовала, что все ее благие намерения тают с каждой секундой. От него пахло дождем, а от тела исходило приятное тепло, передававшееся и ей. Она прикоснулась к его груди, а затем с любовью обвила руками шею.

— Боже! Ты можешь быть такой нежной, такой сладкой!

— И такой податливой? — проговорила она, запрокинув голову.

— Ну, нет! Податливой тебя никак не назовешь, — пробормотал он, ища вновь ее губы.

Клео не сопротивлялась. Вся во власти желания, она подумала о том, что в объятиях Чанса и умереть нестрашно. И она теснее прижалась к его груди, всем телом ощущая его требовательные жаркие прикосновения, тем более что ее тонкая, стираная-перестираная рубашка была слабой защитой от его настойчивых рук.

Клео слышала, как стучит его сердце и в ответ ему колотится ее собственное…

Мерный перестук капель притуплял сознание, душный воздух разжигал страсть. Она опомнилась лишь тогда, когда почувствовала, что он задирает на ней рубашку.

— Постой! — пролепетала она, хватая его за руку.

— Пойдем в дом, Клео! — нетерпеливо проговорил Чанс.

— Нет, нет! Там Джо… — запротестовала она, отступая на шаг.

— Он скоро уйдет, если уже не ушел. Ладно, приходи попозже.

Чанс минуту молчал, всматриваясь в ее лицо.

— Мы ничего плохого не делаем, пойми, наконец! А к тебе я не могу прийти, там Рози, поэтому приходи ты.

— Я же тебе сказала, что не сделаю этого.

Клео избегала смотреть на Чанса, боясь, что не выдержит его взгляда. Непокорное тело призывало ее сдаться без боя, согласиться…

Ей пришлось напомнить себе, к чему привела когда-то подобная доверчивость, а Чансу доверять она не могла, просто не имела права. Конечно, его нельзя сравнивать с Джейком. Тот был болтун и лжец, в чем она никак не могла обвинить Чанса. Если что и было между ними общего, так это лишь цвет глаз и волосы. А еще то, что Чанс также принадлежал к другому миру. С другим воспитанием, отношениями людей, привычками и манерой одеваться. А что она? Она для него всего лишь мимолетное увлечение. Еще бы — единственная на ранчо женщина! Скорее всего, она привлекла его своей непохожестью на тех красоток, с кем ему доводилось иметь дело прежде. Впрочем, один раз они уже рискнули, и она до сих пор не знала, обошлось ли все без последствий.

Что до Чанса, то он почувствовал вдруг полное опустошение. И не столько физическое, сколько моральное. Черт возьми! Ему снова не удалось достучаться до сердца Клео.

— Ты мне не доверяешь, — проговорил он, надеясь на то, что она ему станет возражать, но Клео промолчала. — Скажи, чем я виноват? Почему ты не хочешь мне довериться?

— Ты все равно не поймешь.

— Не пойму? А ты объясни. Так, чтобы я понял.

Клео устремила взгляд за ворота. Дождь хлестал по-прежнему, но она была готова скорее вымокнуть до нитки, чем продолжать разговор.

Для Чанса этот разговор был не просто мучителен, но и в высшей степени неприятен. Ему никогда прежде не приходилось унижаться перед женщиной, и долгое ухаживание за Клео начало уже действовать ему на нервы. Со времени своего приезда на ранчо он сильно изменился, и, как ему думалось, в лучшую сторону. Он стал сильнее — и физически, и морально; стал решительнее. И лишь в отношениях с Клео проявлял полную бесхарактерность.

Он наклонился, поднял упавший жакет и протянул его Клео.

— Я неправильно себя вел с тобой, Клео.

— В каком смысле? — удивилась девушка.

— А в том, что моя партия закончилась. Теперь любая инициатива будет исходить от тебя.

— Не дождешься! — вспыхнула Клео.

— Не дождусь? Ну что ж, значит, так тому и быть. Мне казалось, что между нами возникло нечто настоящее. Выходит, я ошибался. Ты, видимо, меняться не желаешь. Отныне я тебя беспокоить не стану.

Жесткий тон, которым он произнес последние слова, ошеломил Клео. Значит, он не остановит ее, вздумай она уехать! От сознания, что все теперь зависит только от ее собственного решения, у нее даже голова закружилась. Буквально на ее глазах Чанс разительно изменился. Она никогда еще не видела его таким жестким, почти равнодушным по отношению к ней. Боясь выдать себя непрошеными слезами, Клео в бессильной ярости, непонятно на кого направленной, сделала шаг к выходу.

— Мне нужно идти, — процедила она сквозь зубы.

— Пожалуйста, иди куда хочешь, тебя никто не держит, — услышала она холодный голос. — Иди и не позволяй никому посягать на твою добродетель. Наконец-то я тебя раскусил: тебя обидели, и ты возненавидела всю мужскую половину рода человеческого. Разучилась доверять людям, а это делает тебя опасной женщиной.

Клео даже задохнулась от возмущения. Как он смеет такое говорить?! Она — опасна? Надо же до такого додуматься!

— Прекрати свой спектакль! — задыхающимся голосом воскликнула она. — Ты просто разозлился из-за того, что тебе сказали «нет». А ты к этому не привык. Избалован настолько, что не представляешь, что в реальной жизни бывает не так, как тебе хочется.

— Ничего, я этому быстро учусь! — парировал Чанс. — Ты наполовину права: я действительно всегда имел все, что хотел, не прилагая к тому никаких усилий. Но вот чего ты не знаешь, милая моя: мне по нраву моя теперешняя жизнь, мне по нраву то, что я сам себе господин и никто не оплачивает мои прихоти. Все, что я отныне сделаю в жизни, будет моей личной заслугой. И друзья, если они у меня появятся, будут дружить со мной, а не с представителем клана Саксонов. Я не собираюсь никуда отсюда уезжать, и если ты не в силах с этим смириться, Клео, то тебе решать, как поступить.

Для нее это стало последним ударом. Ей захотелось тут же собрать вещи и уехать куда глаза глядят. Но, здраво подумав, она сообразила, что сейчас он всего лишь перефразировал то, что постоянно твердила она сама: если они не в состоянии поддерживать друг с другом сугубо деловые отношения, то ей лучше уехать.

— За эти слова я стала уважать тебя в десятки раз больше, чем раньше, — с трудом произнесла Клео. — Если хочешь, я останусь работать здесь в прежнем качестве. Ну как?

Теперь настала очередь Чанса удивляться. Стараясь сохранить бесстрастное лицо, он ответил:

— Я согласен.

Они стояли, гордо вскинув голову и смотря прямо в глаза друг другу. Быть может, впервые каждый из них высказал все, что думал. У Чанса возник соблазн продолжить этот честный разговор, придав ему более личный характер. Но он понимал, что время для этого еще не наступило, поэтому ответил сухо, по-деловому:

— Оставайся.

— Благодарю, — торопливо бросила Клео и, уже выйдя под дождь, вдруг обернулась: — Извини за резкие слова. Я погорячилась.

Чанс смотрел ей вслед и думал о том, что в его отношении к ней ровным счетом ничего не изменилось. Он все равно не перестанет страстно желать ее, хотя теперь скорее умрет, нежели первым заикнется об этом.

Чанс притворил двери сарая и медленно направился к дому. «Ливень охладит мой пыл не хуже ледяного душа», — усмехнулся он.