I. От А до Я

А «Если ты сказал «А» и видишь, что ошибся, то говорить «Б» не обязательно», — говорит персонаж у Брехта (кажется, в «JaSager»). — Не надо делать культа даже из верности самому себе. Впрочем, еще раньше говорилось: сказав А, не будь Б.

Автор «Сочинение Ферфассера» было напечатано на переводном романе 1810 г. (РусСт 59, 1888, 126). Ср. ИГРОЛОГИЯ.

Автопародия У Пушкина в «Оде Хвостову» стих «А ты глубок, игрив и разен» копирует собственное «К морю»: «Как ты, могущ, глубок и мрачен».

Автопародия («Онегин» как автопародия южных поэм итд). Не казался ли Пушкину «Беппо» автопародией «Дон-Жуана»?

Авария «Христианство, а потом раскольничество начинались в расчете на скорый конец света, а потом переходили на аварийный режим: это и был мораторий страшных судов».

Ад На обсуждении диссертации в отделе теории ИМЛИ было сказано: «Так как Блейк был порождением ада, то не следует изображать его вдохновителем английского романтизма». Мне показалось, что это всерьез.

Адам В начале XVIII в. объявили, что нашли список сочинений Адама, и среди них — «Всемирную историю». [7]

Авторитарность Когда Бахтин пишет «Тургенев не понимал, что такое настоящий роман»; это похоже на марксистское «Пугачев не понимал, что такое настоящая революция». Авторитарной была память Н. Я. Мандельштам.

Анаграмма «Поиски анаграмм — художественная работа: нужно, чтобы после тебя уже нельзя было ее не заметить», сказал О. Ронен (по поводу того, что «Анчар» — сублимация от «саранча», на которую его послал «князь» Воронцов).

Была детская игра: из букв длинного слова составлять короткие слова, кто больше составит. (М. Ю. Лотман сказал, что у них в школе такая игра называлась «словяга».) Сколько можно составить слов в 4 и более букв из слова «Электростанция»? Более 200. Поэтому мне не казалось странным, что из любого четверостишия можно вычитать какую угодно анаграмму. Однако думалось, что не зря же этим увлеклись большие ученые; хотелось проверить. В. С. Боевский написал мне, что готовит для блоковской конференции доклад об анаграммах у Вл. Соловьева. Я спросил «По каким стихотворениям? хочу попробовать сам, а потом свериться». Он назвал. Я взялся за первое (не помню какое), стал высчитывать особо частотные буквы, и из них безоговорочно сложилось слово «масло». Тут я понял, что хоть анаграмма, может быть, и великое дело, но мне оно противопоказано. (Работа Боевского напечатана: сб. «Целостность худож. произведения и проблемы его анализа…», Донецк, 1977; ср. «Блоковский сб.», Ш. Это была та самая конференция, где Тименчик сказал: «если наша жизнь не текст, то что же она такое?» — см. ВЗГЛЯД ИЗ УГЛА. Что анаграмма все-таки великое дело, меня обнадеживает Свифт, который в 3 части «Гулливера» уже издевался над этим методом; а Свифт гениально выбирал для издевательств только самые перспективные идеи во всех науках: всемирное тяготение, кибернетические машины, хлорофилл, мозговые полушария…

В детской книжке были головоломки: слова с переставленными буквами, восстановите слово — что такое «сляратюк», «цинемаль»? и особенно «кечелов»: человек…

Ананас был нецензурным словом после одного манифеста ок. 1900 г., где абзац начинался: «А на нас Господь возложил…» (Ясинский, 297).

Анакреон («А мне бы стать рубашкой, Чтоб ты в меня оделась, А мне бы стать водицей, Чтоб мною ты умылась…»): ему подражала Цветаева: Штейгер был богат, но она купила и послала ему куртку с запиской «я хотела бы быть этой курткой» (С. Карлинский). [8]

Аполлон «Слог пиитический и аполлиноватый» хотел видеть в поэзии В. Тредиаковский. См. АПОЛЛОН же.

Аристид «За Ельцина так агитируют, что к нему уже хочется относиться, как к Аристиду», — сказал И. О. (в 1988): см. Плутарх, Ар., 7.

Аристотель «Нехорошо читать опровержения Маймонида на Аристотеля, потому что человек засыпает над Аристотелем, не дочитав до опровержений». Эту хасидскую мудрость учитывали и при советской власти, но тоже непоследовательно.

Архив Человек — точка пересечения социальных отношений: Вяземский об этом сказал; «Бог не дал мне фасы, а дал много профилей». Виднее всего это в архиве, где образ человека вырисовывается из писем к нему от разных лиц. Повесть об этом написал Апухтин. Человек в литературе — совокупность фрагментов, соответствующих этим отношениям. В традиционалистической литературе они располагались синхронистической мозаикой, в так называемой реалистической стали располагаться в диахронической перспективе: «Блажен, кто смолоду был молод…» итд. Это было названо Bildungsroman (см.).

Архипелаг Э. Панофский писал: образованность немецкого студента — архипелаг цветущих островов, разъединенных безднами невежества; образованность американского — мощное сухое плоскогорье.

Архипелаг «Жаботинский, как Гарибальди, представлял человечество архипелагом, где каждый народ — отдельный остров».

Архаисты и новаторы Жуковский раздражал Тынянова тем, что был новатором, не будучи архаистом, а провинциал Тынянов ценил архаизм.

Ассигнации Щедрин писал в письме (цит. по памяти): «Говорят, будут продавать ассигнационную говядину, которая будет относиться к настоящей так же, как ассигнационный рубль к настоящему. Но если мы и дальше будем печатать ассигнационные стихи г-на Боровиковского, то журнал наш долго не продержится» итд

Актуализация второстепенных значений слова, по Тынянову это все равно что читать книгу, при каждом слове вспоминая весь набор его значений из толкового словаря. Приблизительно так работают искатели подтекстов. А еще более современные вместо толкового словаря смотрят в «Мифы народов мира».

Акцент Н. Трубецкой говорил: идеи Марра становятся менее бредовыми, если читать его статьи с грузинским акцентом. (А Э. Чансес говорила, что «Улисс» понятнее с ирландским [9] акцентом.) — А Долинин: «Набоков отгораживался от американской культуры: в магнитофоне у него британский акцент вперемежку с русским».

Аутентичность Набоков вносил изменения в свои поздние английские автопереводы и объявлял их самыми аутентичными, чтобы они быстрее нашли разноязычных переводчиков, чем если бы с русского. А Н. Толстой переделывал «Гиперболоид» (и пр.) для каждого переиздания ровно настолько, чтобы получить гонорар, как за новый текст. Когда планировали объем нового академического издания А Н. Т. со всеми вариантами, об этом никто не подумал.

Анекдот Я сказал сыну: я — тот козел, которого в анекдоте вводят в тесную комнату, чтобы потом выгнать, и людям стало бы легче. Сын, хоть и привыкший ко всему, сказал: «Никогда не мог подумать об этом с точки зрения козла!»

Анна Каренина «А ты трудись, я тебе помогу, вон Анна Каренина семь раз переписывала «Войну и мир»…» (Л. Рахманов, 1988, 686). Естественно, потому что эквиритмично; знаменитую хабаровскую жел. дор. станцию Ерофей Павлович я оплошно называл «Ерофей Маркович» (а собеседники мои — «Ерофей Петрович»).

Аттицизм Д Мирский: «Пушкинская проза — русский аттицизм». «Если Мериме — мумия, то Пушкин — скелет». «Но русская проза пошла не за Пушкиным и Гоголем, а за Жорж Занд (Тургенев), Бальзаком (Достоевский) и Стендалем (Толстой)».

Ахилл Издательская марка на книге А. Петровой: черепаха, а вокруг по кругу: «Следом следует Ахилл».

Афоризм «Мысли вприкуску». (Источника не помню.) Жанр, в котором великие люди состоят при собственных изречениях.

Благоутробие

Благоутробие «С цесарекралевским благоутробным дозволением» — подзаголовок в «Славеносербских ведомостях».

Благо Во благоприсноувеселении и во всяких присноденственных благоключимствах с благопрозябшими от тебя чады твоими благодетельми моими во многочисленные веки здравствуй. (Письмо 1695 г. из Азовского похода: РСт 74, 1894, 247).

Благо А местный священник даже всенародно однажды выразился, что душа ее всегда с благопоспешением стремится к благоуте[10]шению ближнего, а десница никогда не оскудевает благоготовностью к благоукрашению храмов Божьих Но Марья Петровна и сама знает, что она хорошая женщина (Щедрин, 6, 357).

Бедный из статьи о нем: «Упрощенность стихов Демьяна Бедного превзойдена лишь упрощенностью обычного изучения их».

Бедный Слонима называли Мирским для бедных. «Для очень бедных», — поправлял Адамович.

Белый («Тристр. Шенди», V, 43) И. Аксенов (в письме к С. Боброву): когда был у Пикассо, то сказал: Что ж вы меня не спрашиваете о белых медведях, вы ведь полагаете, что они у нас по улицам бегают? — Нет, не полагаю, тогда бы их шкуры дешевле стоили; а то я хотел подарить одной даме, но цена — не подступишься! — И, помолчав, с надеждой: Ну, а волки-то хоть бегают?

Белый РГБ 25.23-6, письмо Веры Станевич: мы с подругами на спиритическом сеансе вызвали ваш дух, он продиктовал нам стихи lt;очень плохиеgt;, авторизуйте. «Люблю солнце, Шопэна, Пшибышевского и шоколад. Когда встречаю Вас на улице восклицаю: это Андрей Белый!» Потом приходила к нему под видом своей сестры, потом присылала открытку (л. 76) «22-го. Отчего? — Вера» итд (Указано Н. А Богомоловым). Это напомнило мне рассказ Н. Вс. Завадской о том, как она познакомилась с Пастернаком «на пари: "А вот слабо тебе позвонить Пастернаку, Шервинскому или Любошицу!" — сказала Ксеня Коган; я тут же позвонила, сказала: я не могу сейчас объяснить, почему я вам звоню, но потом объясню». Потом разминовались; вернувшись из Марбурга, он сказал ей: «Знаете, боюсь, что вы опоздали»; и потом: «Выходите за Костю Локса, он очень хороший человек». Потом они дружили: когда начинался дождь, Пастернак звонил ей, и они выходили гулять по Пречистенскому бульвару. Локсу был посвящен «Близнец в тучах», «Поллукс» — его анаграмма.

Брюсов-критик умел откликаться даже на книги, которых не было: «Вчера, сегодня и завтра…» (VI, 507): «как стихотворец решительно ниже себя во всех своих новых стихах был и А. Белый («Королевна и рыцари» 1921, «Первое свидание» 1921, «Зовы времен», Б.,1922 и др.)».

Бабочки «Его эпитеты и метафоры, как бабочек, можно накалывать на булавки», — рец. на Набокова в СЗ 59, 517. В «Strong Opinions» он отмечает, что бабочек коллекционировал Марат. Я вспом[11]нил апокрифический херсонский сборник футуристов «Бабочки в колодце» / «Рыбочки в колодце».

Башня «Не поэты, а публика живет в башне из слоновой кости», — цитирует Берберова Кл. Брукса.

Башня «По-французски — башня из слоновой кости, а по-русски — келья под елью», — переводил М. Осоргин.

Безукоризненно Стихи харьковского поэта: «Хотел бы написать стихи я Безукоризненно плохие, Чтоб Раскин написал пародию И тем прославился в народе я». В самом деле, какая редкость — безукоризненно плохие стихи! Впрочем, Ахматова говорила, что из каждого поэта можно отобрать книжечку безукоризненно плохих стихов. Подразумевала ли она исключение для себя?

«Безнаказанность — промежуток между преступлением и наказанием» (А Бирс).

Белесоватый Последние слова Тургенева: «Прощайте, мои милые, мои белесоватые». А у Толстого: «Не понимаю». (Есть варианты). Ибсен, пролежав несколько лет в параличе, привстал, сказал: «Напротив!» — и умер. О. Люмьер, в 92 года (1954): «Моя пленка кончается». Кант «Das ist gut». Ср. у Юшневского на могиле в Иркутске: «Мне хорошо. — Последние слова покойного». Наоборот, Ахматова, после камфоры: «Все-таки мне очень плохо». Н. Я. Мандельштам к сиделке: «Да ты не бойся». Последние слова Эйнштейна остались неизвестны, потому что сиделка не понимала по-немецки.

Белка «Я готов быть белкой в колесе, но не в ста колесах» (из письма).

Белка «Как живете?» — Как все. — «Полоса черная, полоса белая?» — Нет, пожалуй, колесо так быстро вертится, что они сливаются в очень серое.

Бердяева Набокова и Камю сотрудница купила в селе Ночной Матюг близ Мариуполя. Был 1989 г. «Населенные пункты, названия которых можно произносить разве что в Государственной думе», говорилось в фельетоне «Летописи» 1916.

Bildungsroman Считается, что развитие личности пришло в литературу с христианством: обращение преображало человека. Однако такое преображение было уже у Светония: приход к власти изменял Августа и Тита к лучшему, а Тиберия и Домициана к худшему. А есть ли развитие героя в «Гэндзи», где он все время движется по служебной лестнице и меняет именования? [12] («Римляне открыли понятие карьеры, — сказал В. Смирин, — афинянин к каждой новой должности шел от нуля, римлянин от предыдущей должности».) Для Бахтина, конечно, нет, а для японца?

Болезнь «Чтобы болезни не очень мешали работе, а работа болезням» (из новогоднего письма А. К Г.). — «Болезни земли» Пастернака — от сентенции «Earth has many diseases, one of them is Man» (читано у St. Graham, но откуда?).

Сон в Петрозаводске. На букинистическом прилавке — книги: сборник Юнны Мо риц, изданный за год до ее рождения; однотомник Мандельштама в изд. «Федерация», 1933, со статьей Тарасенкова, оранжевая серийная обложка, крупный шрифт, последнее стихотворение — «Держу пари, что я еще не умер…»; «Под сенью девушек в цвету», роман Милонии Пац, переплет желтый; П. Тычина, «Заметки о переводческом мастерстве: литературные курьезы, часть 3»; Ю. Герман, «Рассказы о майоре Г.», Л., «Совписатель», 1940. Я стою перед этим прилавком рядом с майором Г, он обменивается с продавцом непонятными словами о том, что, по моему разумению, должен знать и сам; а его вспомогательный лейтенант в это время за окном идет по следам неизвестного преступника, только что на наших глазах купившего в соседней лавке бидон керосину, чтобы поджечь в гавани шлюп «Диана», отправляющийся в кругосветное путешествие…

Бог Добрая старушка, умирая, говорила: «Да будет вознагражден Господь Б. за его милости ко мне» (Вяземский, СтЗК).

Бог В. В. Розанов одним и тем же инициалом обозначал Бога и Боборыкина.

Бог В кружке Н. Грота и Вл. Соловьева тайным голосованием решали, есть ли Б.; большинство было в один голос (Письма Вл. С).

Бог Воспоминания С. Соловьева, поэта: «Видел во сне Бога, он похож на тетю Любу, в зеленой шубе, и играл на скрипке» (ОР РГБ). Люб. Серг. Соловьева была необъятная молчаливая эротоманка.

Бог «Пора не о человеке, а о Боге подумать». А Ему это нужно? тогда я готов. Но если бы я был Богом, я не хотел бы, чтобы обо мне думали. — Так рассуждал Эпикур.

Бог Киплинг после «Recessional» боялся, что его поймут как проповедь мирной политики, — как Цветаева в «Бог прав lt;…gt; Вставшим народом» сказала больше, чем хотела, и делала испуганную приписку, что понимать надо наоборот.

Боз «Слово», 1989, 12, ст. С. Куняева про Л. Войно-Ясенецкого, «окончившего свой путь в бозе и в звании архиепископа [13] Крымского» — судя по маленькой букве, это не Бог, а что-то другое. В той же статье была фраза (с. 6): «но в ответ, несмотря на новые времена, опять услышал постылые кивоки в прошлое».

Брадобрей Знаменитый стих Мандельштама «Власть отвратительна, как руки брадобрея» идет от зачина «Прекрасный херувим с руками брадобрея…» из не вполне приличного сонета Рембо в пер. Б. Лившица. А «Твой зрачок в небесной корке» и «Полюбил я лес прекрасный» расходятся от С. Парнок (которой он терпеть не мог): «Смотрит радостно и зорко твой расширенный зрачок, и в руке твоей просфорка — молодой боровичок» итд

Бюхер Неизданная эпиграмма Б. И. Ярхо:

Базаров Ю. Даниэль говорил: «Чем же плохо, что из человека будет лопух расти? Большой сочный лопух, которым прикроет голову от солнца красивая женщина». А Чуковскому в детстве мать сказала, когда он потерял ее рубль: «Что ж, подумай, как обрадуется тот, кто его найдет» (Дн., 348).

«Берберова не любила Пушкина». — Несмотря на Ходасевича? — «Именно из-за Ходасевича» (с О. Роненом). «Она очень заботилась идти в ногу с временем: даже Ходасевича не объявляла великим поэтом, пока к ней сами не потянулись интересующиеся. Но неприязнь к Пушкину была прочна».

Буйвол В репинских «Пенатах» на двери, похожей на окно, была надпись «Здесь дверь» (восп. Ал. Вознесенского).

Верблюд «Ulbandus Review», славистический журнал Колумбийского университета: заглавие — готское слово, которым Ульфила обозначал элефанта, а в славянском оно дало верблюда. К символике взаимопонимания России и Запада.

Верлибр «Гитара спасла русскую поэзию от верлибра», — сказал В. М. Смирин.

Вера В «Соврем. идиллии» Редедя рассказывает о Египте: арабы верят в аллаха, а феллахи — во что прикажут. Точно таково было государство и у Платона и у св. Владимира.

Вкус З. Гиппиус писала Адамовичу: «Сирина я, извините, не читала: отчасти по недостатку времени, отчасти из страха: а вдруг мне понравится? Понимайте это, как знаете». Сам же Набо[14]ков (будто бы) считал первоклассными писателями Ильфа с Петровым, Зощенко и Олешу, а второсортными — Элиота и Паунда (Strong Opinions). А в письмах хвалил Багрицкого и Сельвинского.

Власть Первым стихотворением Брюсова, которое я прочитал, было: «Власть, времени сильней, затаена В рядах страниц, на полках библиотек…» Когда в «Мастерах перевода» выходил сборник Брюсова и нужно было название из автора, я предложил: «Власть, времени сильней». С. Щуплецов сказал: «Нет, про власть не надо». Под стеклом на столе у него лежали фотография Солженицына и надпись: «Моя дочь, уезжая, сказала: не могу жить в стране, где жестоко относятся к животным и к людям». Сборник озаглавили «Торжественный привет» — хотя это было из перевода французского стихотворения Тютчева, которое кончалось: «Торжественный привет идущих умирать».

Волость Modern parochial states, выражался Тойнби; волостная великодержавность — вот чего хочется некоторым деятелям. (Журнал «Слово», 1989, 12, с налетом на Сахарова, вышел через несколько дней после его смерти. «Они не знали, что управились и без них», сказала А).

Вигель «Дневник Кузмина — вроде Вигеля», говорила Ахматова Л. Чуковской.

Внешторг был при Петре, ГПУ при Малюте, колхозы при Аракчееве, комсомольцы и выдвиженцы образовывали служилое сословие, а запрет на выезд был и при Грозном, и при Николае I (В. Вейдле).

Вийон А вдруг Вийонова прекрасная кабатчица, плачущая о молодости, вовсе никогда и не была прекрасной, и это плач о том, чего не было? Так Мандельштам, по Жолковскому, пьет за военные астры, зная, что вина у него нет.

Вождь (Б. Горовицу). Гершензон не «вождь», он не вел, а слушал: не авторитарный Платон, а самоотрекающийся Сократ, не хозяин в центре салона, а собеседник с каждым гостем один на один: точка пересечения общественных отношений. Не философ, а филолог-просветитель: философ предлагает нам Паскаля или Киркегора, растворенного в Шестове, филолог — Гершензона, растворенного в Огареве или Чаадаеве, и если Огарев или Чаадаев оказываются от этого окрашены по-гершензоновски, то потому, что так насыщен раствор. Поэтому Г. не выстраивал себя в учение, годное для проповеди, и не боялся противоречий: «Если личность, душа в человеке есть — [15] она почувствуется и без самоутверждения». Только в революцию он стал выдавать лирико-философские книжки, но тогда уже и вести было некого.

Вождь Д Мирский о Брюсове: он знал все о стихотворной технике, но хранил про себя, как тайну, и стал учителем, когда перестал быть вождем. (СЗ 22, 1924; и далее: конечно, Сологуб более значительный поэт, но оттого, что Сологуб занес бы нам несколько звуков райских, никто не стал бы писать лучше, — а от Брюсова стали). Его первые стихи — «пропедевтика к символизму».

Возведение в степень «Что отличает человека от животного? Being aware of being aware of being» (Набоков, «Strong Opinions»). Больше всего это похоже на парафразу Декарта у малоуважаемого Бирса: «Я мыслю, будто я мыслю — стало быть, я мыслю, будто я существую».

Возраст У внучки — кризис трехлетнего возраста. — «А у нас говорят о horrible two's». — Это Россия, как всегда, отстает в онтогнезе, как в филогенезе. (Впрочем, по нынешним психологам, у детей нет года без кризиса.)

Война «Для Ленина, по Клаузевицу, политика — продолжение войны другими средствами» (М. Вишняк в СЗ 50–51).

Война «Революция завершает неудачную войну, война удачную революцию» (Проповедь классицизма в «Лирическом круге»).

Воскресенье «.. Архангельский и Воскресенья Просвечивают, как ладонь, — Повсюду скрытое горенье, В кувшинах спрятанный огонь…» Ни один комментатор не отмечает, что в Кремле нет собора Воскресенья, а была церковь Вознесенья, надтеремная, многоголовчатая. Точно таким же образом Мандельштам озаглавливает «Равноденствие» стихи о несомненном солнцестоянии, у него «Моисей водопадом лежит» (контаминируясь с «Ночью» и микельанджеловским четверостишием о ней), а Елену сбондили греки, а не троянцы: по-видимому, это методика.

Время В тюркских языках будто бы есть время: недостоверное прошлое.

Время Сабанеев, вспоминая «башню» В. Иванова, удивленно писал: «…по-видимому, у всех нас было много свободного времени». [16] Степун подтверждал (СЗ 62, 230): «…у писателей, поэтов, публицистов, профессоров, присяжных поверенных и артистов было очень много свободного времени». М. Е. Грабарь-Пассек, дивясь толстым томам патрологии Миня, говорила: «Как только они успевали? впрочем, у них не было заседаний…» Я отвечал: «Зато какие долгие службы приходилось отстаивать!»

Временное правительство Это от его времени осело в языке выражение «постольку, поскольку» («Евразия», 1, 1928). Правильное произношение — «временнОе», «а не «врЕменное», как языком чесали» (Ремизов).

Высокомерие «Смотреть на всех снизу вверх — это очень большое высокомерие», — сказал мне А. Я. Гуревич.

-вцы «Не случайно ведь толстовцы были, а достоевцев не было» (СЗ 30).

Гален писал: старику вреднее всего молодая жена и хороший повар.

Галстук Не «столыпинский галстук», а «столыпинский галстух», сказал Родичев (В. Марков).

Гадания К. вырезывал из газетных объявлений слова, склеивал в непонятные фразы, приклеивал на стенах комнаты, из-под потолка висела стрелка на нитке, каждое утро он раскручивал ее и вдумывался в фразу (Белоусов, «Лит. Москва», 133).

Гегель Сухово-Кобылин в старости не узнавал родственников, но о Г. говорил не сбиваясь (Изм., Л. О.,436).

Гендер Именно в такой форме это слою вступило в русский язык (кажется, в сб. «Рус. литер. XX в. в работах американских ученых», 1994?), рискуя спутаться с gander, гусак. [17]

Гений Моцарт говорил о Бомарше: «Он же гений, как ты да я», а Пастернак писал Д П. Гордееву о Божидаре: «Он же ничтожество, как вы да я».

Герб Сын сказал: гербом Москвы был, собственно, не св. Георгий, а «московский ездец» без нимба, чтобы не сквернить святое государственным (сейчас чувства противоположны); потом, что меньше известно, обелиск Свободы на скобелевском месте (см. ГРУДЬ); теперь, в 1990-м, среди проектов — памятник Долгорукому. «В девизе можно написать: свято место не бывает пусто». — «Ленинградцы обидятся», — ответил сын.

«Гигес пораздумал и предпочел остаться в живых» — самая психологически богатая фраза Геродота (1, 11).

Гусиные перья: ими писали еще Клемансо и Анатоль Франс.

Грех «А какой самый большой грех, по-вашему? — Самосовершенствование, — сказал гнутый, — без боли другому не обходится» (Ремизов, «Мартын Задека»).

Грех Е. В. А спрашивала знакомого священника (он же библиограф по призванию), с какими грехами люди приходят на исповедь. Он ответил: «Один сказал: накричал на канарейку…»

Горло Она же: от отвычки к русским разговорам у нее болит горло; а когда привыкала к французскому языку, болели лицевые мышцы.

Грудь Смерть спасла Гумилева от участи Брюсова, которому кусали грудь оттого, что зубки выросли. «"Памятник" Брюсова напоминает мне памятник Скобелеву», — писал И. Аксенов С. Боброву.

Голова Выписка Эйзенштейна из Гране: в Китае человек называет свой рост только по плечи, потому что на плечах поклажа, а голова солдату не нужна.

Гроб (В. Алексеев:) в Китае на гробовых лавках написано: «Товар долговечности».

«Гюисманс Севера» — называл Клюева Мирский.

«Да! — сказала она с мукой. — Нет! — возразил он с содроганием. — Вот и весь ваш Достоевский!» — говорил Бунин Адамо[19]вичу. О. Ронен сказал: «Вы думаете, Набоков написал «Дар» ради Чернышевского? Ему интересно было, почему вся Россия любила убогого Чернышевского, — чтобы понять, почему вся Европа любит убогого Достоевского». (А потом в свой решающий момент он сам воспользовался приемом Достоевского. В русской эмиграции он был элитарный писатель, а в Америке такой элитарностью никого было не удивить. Тогда, как Достоевский взял криминальный роман и нагрузил психологией, так Набоков взял порнографический роман и нагрузил психологией; получились «Лолита» и слава.)

Дальтонизм Николай I не различал некоторых цветов: на чертеже он спутал Днепр с шоссе, а Клейнмихель за это кричал на инженеров (РСт 66, 302).

Долой «Революцию я встретил стихотворением «Долой меня»» (автобиогр. Ал. Вознесенского, РГАЛИ, 2247.1. 22). «Не верь сначала старой няне, потом учителю не верь, потом писателю в романе, и самому себе — теперь».

Дата «Итак, немного о себе. Я родился около середины века, в 1932 году…» (В. Цыбин, «О своем». Избр. произв., 1989, т. 1, с. 5).

Дата К. Пигарев доказывал, что такое-то стихотворение Тютчева написано летом, потому что в нем описано лето. Хотя Фет, по точным датам, писал о весне в январе, а у Ахматовой «Мартовская элегия» написана в феврале.

Двадцать Жирмунский говорил, задумавшись среди лекции: «через 20 лет пошлость становится стилем» lt;хочется добавить: а стиль пошлостьюgt; (от А Долинина). Таков сейчас сталинский соц-арт.

Дворянство Гете: его «уездная жизнь предводителя литературного дворянства», выражение Алданова.

Дебелые хозяйства немцев-колонистов: сначала Потемкин хотел было заселять Новороссию импортными английскими каторжниками, вместо их Ботани-бея (Кизев., Ист. силуэты, 117).

Декабрь «После первого залпа на Сенатской площади было странно тихо: с близкого расстояния картечь поражала смертельно, без стона».

«Дележ бывает опасен: вот если бы св. Мартин разрубил не плащ, а штаны…» — сказал И. О.

Дети Анахарсис на вопрос, почему не заводит детей, сказал: из любви к детям (Стобей, III, 120). [19]

Дети У А. Б. Куракина от разных любовниц было их около 70 (РСт 61, 213). Филарет за это отказался от похвального слова над ним.

Дети Отцу новорожденного дают каши перловой с горчицею, перцем, хреном, солью, уксусом по ложке под сахаром, чтобы несколько помучился, как роженица. (А. Терещенко, Быт русского народа). Родители крещаемого не присутствуют при крещении. («Почему?» — спросил некто. «Должно быть, чтобы совесть не зазрила», — отвечал священник. — Вяз., СтЗК.)

Дети Меншиков говорил о Клейнмихеле: достроенный Исаакиевсий собор мы не увидим, но дети увидят, мост через Неву мы увидим, но дети не увидят, а железную дорогу — ни мы, ни дети (Вяз., 8, 219).

Дети З. Гиппиус писала: кроме отцов и детей всегда есть дядья и племянники — не детьми же были Блок и Белый Брюсову и Бальмонту, а Есенин с Маяковским — Блоку (СЗ 23, 1924).

Дети М. Цветаева (по Белкиной, 322): вначале дети родителей любят, потом дети родителей судят, потом они им прощают. О том, как сама М. Ц. повторяла свою мать, — книга Л. Файлер.

Для «Пишу это для Вас, а не для читателей. Пусть для них я останусь посрамленным. Это делу не вредит». Б. Томашевский — С. Боброву, май 1916 (РГАЛИ, 25541.66). Ср. А П. Квятковский в письме 26.3-1948 о своем «Словаре»: «…пусть уж бьют меня, меньше тумаков достанется другим, кто втянется в это малоблагодарное дело».

Деррида: «Риторика научного региона против философии научного интернационала», «национал-философисм». («Библейское ощущение избранного народа», сказал С. А.)

Диалог — быстрые обмены ролями между камнем и скульптором: то я его — долотом, то он меня — долотом.

Диалог Для меня в диалоге межсубъектного нет: я в диалоге только быстро меняюсь из субъекта в объект и обратно. При этом я — субъект, когда слушаю и от этого преобразовываюсь, — а не когда говорю и влияю. Так же можно преобразовываться и в общении с камнем или уважаемым шкафом.

Диалектика «Так как Н. был диалектиком, т. е. хорошо понимал разницу между трупом и не-трупом, то он побежал по улице зигзагами и пригибаясь» (С. Бобров, «Восстание мизантропов». Моя дочь, 10 лет, услышав это, сказала: «Неправда, при мизантро[20]пах ружей не было». Она имела в виду питекантропов. Декан филфака в Киеве имел прозвище: псевдантроп).

Диалог со студентом: он распускает хвост, я подставляю ему зеркало.

Диалог Книги А. Зиновьева — образцовая модернизация жанра платоновского диалога. Как она непохожа на то, что под этим имел в виду Бахтин.

Дисциплина партийная. Когда Якобсона спрашивали: кто пять лучших поэтов после Блока? — он говорил: Хлебников, Маяковский, Мандельштам, Пастернак, — а пятый? — и потуплялся: «Асеев; но кто скажет Кузмин, не буду спорить». (От К. Тарановского и О. Ронена.)

До Д. Мирский: «…у Бабеля, Маяковского, Пастернака корни в дореволюционной России, как у Толстого и Достоевского — в дореформенной России». Ср., напротив, Кузмин в «Условностях», 23, о том, что писатель бывает современником не современникам своим, а потомкам.

Добрый Алданов о Прусте: мемуаристы в голос пишут, какой он был добрый, но, прочитав его, уже не думаешь, есть ли на свете хорошие люди, а только — есть ли нормальные (СЗ 22, 1924). — «Зло, безнадежно, безысходно добр» был Добычин (Каверин, «Эпилог»).

Добрый «Время такое, что легче быть талантливым, чем добрым».

Добродушный С. П. Бобров в «Инт. лит.» 1940, 7–8, 266, цитирует предисловие Фета к Катуллу — как Пушкин «сам добродушно признавался»: «и меж детей ничтожных мира всех, может быть, ничтожней он» — «кто сейчас мог бы расслышать в этом «добродушие»?!»

Доброжелательный Ибсену поклонился незнакомый молодой человек на улице, Ибсен сказал: «Юноша, я вас не знаю, но по лицу вижу вашу великую будущность». На другой день молодой человек опять его встретил и радостно поклонился, Ибсен сказал: «Юноша, я вас не знаю…» итд

Добродетель «Человеку добродетельному и то нужна накидка в дождь». Варрон, Мениппеи, 571.

Долг Орден Марии-Терезии, который дается тем, «кто исполнил больше, чем свой долг» (упом. у Алданова).

Дом Утомительно-разнообразные домики из утомительно-однообразных кубиков по краям американских дорог. [21]

Дон Что было награблено Наполеоном, то было отграблено и пошло на Дон.

Дочка Липочка «Мало ли что я знаю еще и о чем умолчал в "Петербургских зимах"», — писал Г. Иванов, НЖ 43 и 46.

«Друг ли вы самому себе?» «Есть ли у вас друзья среди мертвых?» (из вопросника М. Фриша). Были логические головоломки: «Александр, Борис, Владимир. Григорий — летчик, доктор, учитель и садовод; кто есть кто, если Александр дружит с доктором, Борис играет в теннис с садоводом итд? У меня они не разгадывались, потому что дружба казалась мне актом односторонним: если Александр дружит с доктором, это не значит, что доктор дружит с Александром. Если бы я был старше, я сказал бы «как и любовь» и процитировал бы эпод Горация.

Душа «Гиря на душе все та же, но хоть твердо стоит и не ерзает» (из письма).

Душа Стихи — это выражение того, что на душе? да нет, это мы на душе у языка, и очень тяжелым камнем.

Душа «Некоторые колдуны устраивают настоящие убежища для блуждающих душ, и если кто-нибудь потерял свою душу, то он может за установленную плату достать здесь другую» (Фрэзер).

Душа Карманы — «большие, накладные, глубокие — до дна души!» — заказывала М. Цветаева на пальто перед Россией (письма к А Берг, 28 янв. 1938).

Душа «НН ходит ко мне в душу, как в собственный ватерклозет», — жаловался кто-то в мемуарах акад. А Н. Крылова.

Духом перегибателен фразеологизм.

Дуэль Из-за музыки Листа у двух поклонниц чуть дело не дошло до дуэли. (РСт 1885, 1, восп. Галахова о П. Н. Кудрявцеве. Я вспомнил, как М. Шагинян вызывала Ходасевича биться на шпагах).

Дурак закричал попугай; солдат вытянулся и ответил: виноват, ваше благородие, я думал, что вы птица.

Духовность «Что такое духовность? — Это когда нет и хлеба единого» (И. О). «Декоративная духовность» — выражение О. Хрусталевой в 1989 г. для поколения Евтушенко и Вознесенского; увидела бы она, что будет потом! [22]

Евграф Бухарин при Мандельштаме и Пастернаке — это какой-то благодетельный брат-Евграф русской литературы, стилистически отличный от доброго барина Луначарского.

Евреи «М. К Тихонова сказала о Тынянове: он сделал Грибоедова евреем» (записи Л. Я. Гинзбург). «Так он и Пушкина сделал евреем!» — воскликнул О. Ронен. Лишь потом (МН, 1996, июнь) со слов Харджиева было напечатано, что любимым раздумьем Тынянова было: кто из русских писателей насколько был евреем?

«Епиходов формальног о метода» — писал Вс. Рождественский о Н. Заболоцком (Е. Архиппову, РГАЛИ 1458. 1. 164, л. 70, к выходу «Столбцов»). А «Козлиная песнь» — «мухомор».

«Если бы проглоченный кролик мог написать воспоминания об удаве…» — начала дочь.

Ё («заяшный сказ»). Пушкин писал через ять: «ВсЬ те же ль вы» (не менялся ли ваш состав?); без ятя же, несмотря на отсутствие точек над «ё», единодушно читается: «Всё те же ль вы» (по-прежнему ли вы такие, как были?). В «Анне Карениной» только точками над «ё» можно заставить читать имя «Левин».

Женитьба Пал. Ант., VII, 309:

Ср.: «Я бездетный. Это наследственное. Бабушка была бездетная, мать бездетная…» Откуда же вы? «Я из Минска».

Женитьба Бедуина спросили: «Почему ты не женишься?» Он ответил: «Потому что для этого нужно сперва развестись с самим собой». — Ср. в ЛГ юмор к 8 марта: «От себя не уйдешь, кроме как к другой».

Жизнь Воспоминания Н. Ге (младшего): гуляя вечером по Хамовникам, Толстой остановился у неплотно прикрытого ставня, постоял, подсматривая, сказал: «Как интересна жизнь» — и пошел дальше (СЗ 64).

Жизнь Рассказ в НЖ 3 (1942): записка самоубийцы: «В жизни моей прошу никого не винить». [23]

Жизнь Записи Л. Гинзбург. Она сказала Олейникову, что Брики страстно стремятся доказать, что они живы: Маяковский умер, а они живы. Олейников задумчиво ответил: «А ведь, в сущности, это так и есть…»

Жизнь И. Эренбург, «Виза времени», 245, закарпатские вывески: «Великое похоронное предприятие». «Продажа виктуалов». «Торговля жизненными потребностями и прочим мешаным обходом».

Жизнь Он же, там же, о последнем цадике. Рай — это память о добрых делах, а ад — это стыд. Всюду солдат учат по-своему, но всюду «раз-два»; но плох солдат, который в войну не забывает «раз-два». А что вся жизнь, как не война?

Заикание (pro domo mea). «Шкловский из своего умственного заикания создал жанр и стиль» (записи Л. Я. Гинзбург). — «У него мысли как булавки, натыканные в подушечку», говорила Э. Триоде (восп. В. Кат, 105).

Заповедь Serena Vitali о М. Цветаевой: она грешила не против седьмой заповеди, а против первой: «не сотвори себе кумира». lt;И против первой-«а»: не разрушай егоgt;.

Звезда (с звездою?). В архиве я читал пустозвездные стихи.

Здравствовать Б. Томашевский — С. Боброву, 12 авг.1949: «Жалею Слонимского… Он, как говорится, опоздал на празднество Расина, но все еще не желает с этим считаться. Его темы тяжелее Ваших, и в них не наздравствуешься» (РГАЛИ).

Здоровье «Относитесь к вашему телу, как к автомобилю, — сказали мне. — Если будете заботиться — далеко уедете; если захотите таскать на себе — недолго пройдете».

Злоба дня (Б. Нольде, «Далекое и близкое»). В начале 1913 г., отделив Монголию от Китая, русские поручили буряту Джамсаранову издавать в Урге газету. В первом номере было написано о земном шаре, частях света, молнии и громе, формах правления, русско-монгольском договоре и пр. Номер бурно раскупался, потребовалось второе издание, а ламы жаловались хутухте, что круглая земля — это ересь.

Злоба дня За пастернаковским «Беспечно мчатся тильбюри, Своя довлеет злоба дневи» («Бальзак»), кроме 6-й главы от Матфея, — письмо Л. Толстого Фету, 12 нояб. 187 3: «Заботливы мы слишком оба, Пускай в грядущем столько бед, — Своя довлеет дневи злоба: Так лучше жить, любезный Фет». [24]

Знамение В Кампании заговорил бык; для отвращения беды его поставили на общественное довольствие (Ливии, 41, 13).

Звериное число А сколько строк в печатном листе, нормальных строк по 60 знаков? 666, звериное число. И 6 десятых.

Иверская, или Интервал междуударный экспериментальный пример В. Шершеневича («2x2=5», с. 25):

Интеллигенция «Не хочу умирать, хочу не быть» (Цветаева в записях 1940 г.). А Кузмин писал, что не хотел бы делаться католиком (или старообрядцем?), но хотел бы им быть. Был юбилей Эразма Роттердамского, И. И. X. сказал: «Ваш Эразм — воплощение интеллигентского отношения к действительности: пусть все будет по-новому, только чтоб ничего не менялось».

Инфлюэнтик А Л. Андреев кричал Бунину: вся интеллигенция разделяется на три типа — инфлюэнтик, неврастеник и меланхолик!

«Идеи, как и вши, заводятся от бедности», — говорил К. Зелинский А. Квятковскому (РГАЛИ 391.1.20, письма Квятковского Пинесу). «Идеологическая малярия», писал сам Квятковский. «За отсутствием крови пишем чернилами».

Интерпретация «Ты слушай не то, что я говорю, а то, что я хочу сказать!» — говорит жена мужу в анекдоте. Любители чтения между строк воображают такими всех классиков.

Интерпретация есть не что иное, как построение тезауруса: три разных интерпретации — это три по-разному рубрицированных тезауруса (доклад Д. Исхаковой). «Понимание» — это то, что можешь пересказать, «восприятие» — то, чего и не можешь; принимать одно за другое опасно.

Интуиция Можно читать на неизвестном языке, подставляя под звуки и буквы чужих слов похожие из своего языка. В «Вестник древней истории» самоучка прислал расшифровку этрусского языка: этруски значит «это русские» (как же иначе), поэтому их греческие буквы нужно читать, как русские; надпись на вазовом рисунке (буквы: хи, коппа, дигамма, эта, пси, йота…) читается: «хрен жили русы». (И редакция должна была подробно объяснять, почему это не может быть напечатано). Когда я смотрю на дерево, или здание, или стихотворение без подготовки и пытаюсь понять их интуитивно, мне все время [25] кажется, что это я его толкую на манер «хрен жили русы». Когда я читаю деконструктивистский анализ — тоже.

Рассказывал Ю. Шичалин. На вступительном экзамене девочка изумительно прочла «Пророка». «А кто такой серафим?» — «Херувим». (Я бы удовлетворился). «А что такое зеница? десница?» Не знает. Ш. обращается к ожидающим очереди: «Есть ли кто-нибудь, кто знает, что такое десница?» Мрачное молчание и из угла унылый голос: «Я знаю, только объяснить не могу».

Интернационал в пер. Колау Чернявского («Письма», Тифл., 1927):

Встань от расправы земли, Встань ты от голода-каторги, Лавы последней разлив, Грохоты разума в кратере. Наголо сбреем былое, Валом вздымайся, раб. Прочь мировые устои. Все — ты, ничто — вчера итд.

Интернационал Вишняк говорил, что при разгоне Учредительного собрания его пели и разгонявшие и разгоняемые.

Иммиграция Внутренний иммигрант — это значит карьерист.

Инстинкт «Я, конечно, не люблю ее, а тянусь все тем же своим инстинктом — давать счастье» (Дневник А. И. Ромма, РГАЛИ 1495, 1, 80).

Имя Консула 169 г. звали: Кв. Помпей Сенецион Росций Мурена Секст Юлий Фронтин Силий Дециан Гай Юлий Еврит Геркуланий Луций Вибулий Пий Августин Альпин Беллиций Соллерт Юлий Апр Дуцений Прокул Рутилиан Руфин Силий Валент Валерий Нигер Клавдий Фуск Сакса Урутиан Сосий Приск (Фридд, р. п. 114).

Имя А «своенравное прозванье» Настасьи Львовны, о котором Баратынский написал небесные стихи, было «Попинька». Ср. у Вяземского в эпиграмме: «Его не попинькой, а Пыпинькой зовут».

Имя А у молодого Уайльда была пьеса из жизни русских нигилистов, где действовали Царь Иван, Принц Петрович, Алексей Иванасьевич, Полковник Котемкин и Профессор Марфа.

Имя Прокофьев в детстве сказал матери: «Мама! я написал рапсодию-Листа». Федр озаглавливал свои стихи: «Эзоповых басен книга такая-то». А у Шенгели есть четверостишие под названием «Стихи Щипачева» (РГАЛИ): [26]

Инверсия (гистеросис): «И звуков и смятенья полн» — это не замечалось, пока Цветаева во французском переводе не переставила «… Смятения и звуков», и все выровнялось и побледнело, смятение сперва, звуки потом.

Инверсия (с В. Ляпуновым). «Видение» Тютчева начинается парадоксом; живая колесница мирозданья (целое!) катится в святилище небес (часть!). А кончается двусмысленностью: лишь Музы (подлежащее?) девственную душу (объект?) в пророческих тревожат боги снах: правильное осмысление — лишь в предпоследнем слове. Есть ли этот синтаксис — иконическое изображение непостижимости мира?

Инерция «Портрет портретыч», называл Серов свои рядовые работы. Доклад докладыч, Статья статьинишна.

Интенция Когда деструктивисты вместо статической «техники» писателя говорят об интенциональной «стратегии» писателя, он у них похож на Ленина, которому важнее была победа, чем истина.

Интересный Когда при мне говорили «интересная женщина», я не понимал. Мне объяснили: «Вот о Кирсанове ты ведь не скажешь: великий поэт, — ты скажешь: интересный поэт. Так и тут». Тогда я что-то понял. Кажется, теперь это словосочетание выходит из употребления.

«Историзм могли выдумать лишь те европейские нации, для которых история не была непрерывным кошмаром» — М. Элиаде.

Информация А Н. Колмогоров любил Евтушенко больше, чем Вознесенского: информативнее. А Солженицына критиковал слева: за непрощение большевикам (Восп. об АНК, 4б 1 сл.).

Искусство «Любишь ли ты музыку?» — спросил Ребиков мужика. «Нет, барин, я непьющий» — ответил тот (Лет. 1916, 2, 178). Ср. разговор извозчика с Шаляпиным: «Чем занимаешься?» — «Пою». — «Да нет, чем занимаешься?» — итд

Искусство Текстология — убедительная подача последовательности зачеркнутых вариантов а, б, е. — это тоже не наука, а искусство: Томашевский владел им гениально, я бездарно, а иные даже не знают о его существовании. [27]

Искусство «Построить искусство легко просыпаться от сна» предлагал Хлебников (V.158).

«Испанцы суть умеренны и трезвы, выключая только простой народ. Также постоянны, искренни, глубокомысленны, горды, тщеславны, ленивы и сребролюбивы» (Ремизов, «Россия в письм.»). См. РУССКАЯ ДУША

Изъявление Ф. Ф. Кублицкий-Пиоттух «был человек неизъявительный и довольно робкий».

Игра «Чехов притворялся не-новатором, как другие притворяются новаторами».

История «Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история?» (К. Прутков, «Проект…»).

История Эдисон предложил Эйнштейну свои тесты: сколько километров от Нью-Йорка до Нью-Орлеана, какова температура плавления иридия и пр. Эйнштейн сказал: «Не знаю, посмотрю в справочнике». Современной культуре нужна не память прошлого, а справочник, в котором можно найти прецеденты на все случаи будущего. Такой справочник пробовал сделать Тойнби.

История современная В школьную программу ее ввели при Наполеоне III. «Угодничество сделано предметом школьного изучения» (Дневник Гонкуров, окт. 1863).

Разговор с О. Роненом. «Гуманитарии боролись за свободу слова — и когда ее дали, то оказалось, что у них заготовлены впрок издания и Гумилева, и Клюева, и пр. Если бы юристы вот так же предложили конституцию и набор кодексов, а экономисты программу развития!» — Они и предложили, только в нескольких взаимоисключающих вариантах. — «Тогда, пожалуй, о филологах можно сказать то же самое…»

Каббала «Каббалпромстрой» — расшифровывается как «кабардино-балкарский».

Как таковое «Вы женщин любите? — Вы с похабством спрашиваете или без похабства? — Без похабства. — Если вы про товарищеские чувства — не знаю, что и ответить. Женщину как таковую я наблюдал мало» (А. Адалис, «Вступл. к эпохе», 65).

Качели Жаботинский взял себе псевдоним по недоразумению, думая, что Altalena — это подъемник, а оказалось — это качели.

Калоши в армии разрешалось носить только с полковничьего чина (восп. Милашевского). [28]

Календарь Белый, «Автобиографич. материал…» под 1893: «31 июня влюбляюсь в Маню Муромцеву…» У него как будто все годы состояли из одних мартобрей.

Козьма Прутков Курс лекций «Античность в русской поэзии конца XIX — начала XX в.» приходилось начинать «Спором философов об изящном», а кончать «Древней историей по Сатирикону»: вся поэзия укладывалась в эти рамки. «Голливудская античность», сказал завкафедрой. Пушкин написал «Феб однажды у Адмета близ угрюмого Тайгета», и отсюда явился Тайгет у Мандельштама, хотя от Адмета до Тайгета — как от Архангельска до Керчи. («Ассоциация со словом "тайга"», сказал О. Ронен.) — На Козьму Пруткова очень похожи листовки С. Шаршуна.

Канцелярия Император Леопольд в год осады Вены подписал 8256 бумаг (ИВ 1916, 2, 612).

Колумбов день — первый понедельник октября: в справочнике написано: этот праздник — не для того, чтобы вспомнить открытие Америки, за которое нам так стыдно перед индейцами, а для того, чтобы полюбоваться красками осенней листвы.

Кольцовский стих «О душа моя, / О настрой себя / К песнопениям, / Полным святости, / Ты уйми слепней / Матерьяльности…» (пер. О. Смыки из Синесия, «Ант. гимны», 283).

Комментарии Приятно писать в примечаниях: «Яссин — объяснить не можем»: как будто расписываешься в принадлежности к роду человеческому. Комментарий нужен, чтобы читатель знал, чего он имеет право не понимать. (И, стало быть, что обязан понимать.) Ср. ТАКОЕ.

(«…Хрупкую ладью человеческого слова в открытое море грядущего, где унылый комментарий заменяет свежий ветер вражды и сочувствия современников» — «О природе слова».)

Коммунизм «Примечания показались мне утопически подробными, какой-то коммунизм ученых мнений, где только поэзии нету места» (письмо А К. Гаврилова о М. Альбрехте).

Коммунизм По Бабефу, кто работает за четверых, подлежит казни как заговорщик против общества.

«Красная Касталия», сказал С. Ав. о первых проектах нынешнего РГГУ. «Сотрудники Академии наук просят освободить их от Академии наук».

Компиляция «Христос у меня компилятивный», сказал Блок Б. Зайцеву, тот предпочел не понять. [29]

Крутой характер в значении «трудный» — метафора; крутой человек в значении «с твердым характером» — метонимия. Я додумался до этого словоупотребления, переводя Ариосто; а через несколько лет это слово разлилось по всему разговорному языку (видимо, как калька с tough guy). Вероятно, в применении к паладинам оно стало звучать комично. — Первое употребление, как кажется, в: «Старик Моргулис зачастую Ест яйца всмятку и вкрутую. Его враги нахально врут, Что сам Моргулис тоже крут». В МК 19.09.96 было: в 1-м классе дали задание составить фразу из слов: малыш, санки, горка, крутой, съехать. Все написали: «Крутой малыш съехал на санках с горки».

Кряду Толстой восхищался Щедриным (за «Головлевых»), но добавлял: «Кряду его, однако, читать нельзя» (восп. И. Альтшуллера). А Кони он говорил: Щедрин пишет для страсбургских гусей, которых раздражают, чтобы печень разрослась для паштета. (Как налима розгами.)

Кто кого У Бортов кота и кошку зовут «Кто» и «Кого». «Вот разница языков: Wer и Wem было бы хуже, a Qui и Quam лучше».

Кто о ком «Огонек» напечатал Ходасевича со статьей о нем Вознесенского. Как легко представить, что написал бы Ходасевич о Вознесенском. Или Гракх об Авле Геллии, или Авл Геллий обо мне.

Для вечера о Ходасевиче. Ходасевич — поэт, но едва ли не большего уважения, чем поэзия, заслуживает его отказ от поэзии. Его последнее десятилетие было не внутренним засыханием и не досадным следствием внешних обстоятельств, оно было — как и конец Блока или Цветаевой — логическим выводом сознательно принятой позиции. Он считал, что поэзия — это не вещание всемирных истин и тем более личных страстей, а это изготовление зеркала, чтобы, заглянув в него, увидеть свое ничтожество. Это орудие нравственности в мире без бога. Когда ты увидел себя со стороны (об этом раздвоении Ходасевич писал не раз) и что мог — исправил, а перед тем, чего не мог, — опустил руки, то остается только умереть или замолчать. Отказавшись от поэзии, он хоронит себя и свою эпоху в прозе. Он не консервирует свои чувства и приемы, он не плачется о прошлом и не заигрывает с будущим (или наоборот), а судит о них вневременно, как покойник, как житель некрополя: исчужа, холодно и сухо. Его мерило — Пушкин; а чтобы иметь право мерить Пушкиным, нужно объединиться с ним в смерти, потому что объединиться с Пушкиным в жизни может только Хлестаков. Он не считает, что с ним погибла вся вселенна. Он знает, что культура работает, как мотор, в котором должны быть вспышка за вспышкой, но такие, чтобы не взрывали машину. Если ты сам не можешь вспыхивать и не хочешь взрывать, то следи, как механик, чтобы машина хорошо работала, — а для этого имей трезвую и беспристрастную голову. Именно за эту трезвость Мирский его обозвал: «любимый поэт всех, кто не любит поэзию». (То есть, в частности, филологов.) Он учит умирать мужественно, потому что нехорошо, когда эпоха умирает с эгоцентрическим визгом Такой урок всегда своевременен итд [30]

Культура С. Ав. на цветаевской конференции сказал: для предыдущих поколений любовь к Цветаевой была делом выбора, для нас она заданность. Та же тема, что и у Ю. Левина, когда тот отказался делать доклад о Мандельштаме, потому что Мандельштам уже не ворованный воздух.

Курганова письмотвник Фразы, которых я не мог разъяснить И. К. «Мне любезнее отказаться от всего аристотического трибала, нежели подумать открыть столь важную тайну… Я нахожусь, как Андрофес, в сладчайших созерцаниях толиких дивных изрядств… Он говорил по-гречески, по-латыне или по-маргажетски…»

Количество и качество В. Перельмутер — о том, что не удается издать М. Тарловского. Сидел ли? Сидел, но меньше года. Раньше говорили: вот видите, сидел; теперь говорят: вот видите, меньше года. Он писал:

РГАЛИ 2180. 1.51: Марк Тарловский, упражнение на тройные рифмы, ради которого он совместил несовместимое: октавы с пародией на Державина. Вот истинная преданность поэзии: ради красного словца он не пощадил не то что родного отца, но и себя, потому что не мог не понимать, что хотя бы от 10-й строфы уже вела прямая дорога к стенке. А был, говорят, большой трус.

Ламарк «А японцы после войны выросли в среднем на 10 см: чтобы не страдать неполноценностью в мировом сообществе. Ла[32]маркисты говорят от волевого напряжения; а дарвинисты: оттого, что кушать лучше стали, благодаря японскому чуду».

Лаз Я беспокоился, что, переводя правильные стихи верлибром, открываю лаз графоманам. Витковский сказал: «Не беспокойтесь: графоманы переводят только уже переведенное, им этот лаз не нужен». «Делают новые переводы Киплинга на старые рифмы».

Латынь Сборник 1990 г. назывался «Quinquagenario Alexandri Iliushini oblata» (вместо Iliushino): в сознании составителей был лотмановский сборник «Quinquagenario» без мысли о падежах. Так Л. Толстой писал, будто злые римляне в амфитеатре кричали «Роlliсе verso!» («Пальцем книзу!»), потому что помнил заглавие романа Лугового-Тихонова «Роlliсе verso! (Добей его!)».

Латынь «Кокто переложил "Эдипа" на телеграфную латынь» (В. Вейдле. СЗ 52–53).

Lectio difficilior текстологический мазохизм.

Легковооруженный арьергард национальной классики, уже ощутимо инородный, — таковы кажутся Чехов и Анатоль Франс.

Легкий О. Седакова была секретарем у поэта К., нужно было готовить однотомник. Он был алкоголик, но легкий человек: лежал на диване и курил, а она предлагала сокращения. «Ну, сколько строчек стоит оставить из этого стихотворения?» Одну. «Это неудобно, давайте четыре». Смотрел с дивана на обрезки на полу и говорил: «Другой бы на это дачу выстроил».

Ленинизм Ходасевич в дискуссии об эмигрантской литературе писал: будущее русской поэзии — «сочетание русской религиозности с американской деловитостью». Это почти точная копия последнего параграфа «Вопросов ленинизма», «Стиль»: «сочетание русского размаха с американской деловитостью».

Лесков показывал Измайлову иерусалимский крест из слоновой кости, а в середине стеклышко с непристойной картинкой (СЗ 46). «В том, что делаю дурного, не нахожусь на своей стороне» (Толстому, 12.7.1891): «нехорошо иметь неопрятное прошлое» («Юдоль»).

Литература Пятница так объяснял Робинзону, какая религия у его племени: надо взобраться на самую высокую гору и крикнуть: «О!»

Литературная экология «Лучше уж написать историю советской заплечной критики (включая хедер имени Марселя Пруста, там тоже стояла дыба): [33] тогда литература сразу явится как нечто производное. А что непроизводное — восхвалим, ибо это и есть ценность».

Лимерик сочинения И. О.

Личность «И бог призвал слона, всем-слонам-слона, и сказал ему: играй в слона. И всем-слонам-слон стал делать, что приказано» (Киплинг, Сказки).

Лоб Предмет «труд» в школьной программе: «это чтобы не камнем, а лбом орехи расшибать» (Б. Житков, письма, РГАЛИ 2185, 1,4).

Логика В восп. Чуковского. Мережковский сказал: «Люди делятся на умных, глупых и молдаванов; ваш Репин — молдаван». Гиппиус из соседней комнаты крикнула: «И Блок тоже молдаван!» Самое замечательное: «В ту минуту мне показалось, что я их понял».

Логика Виды медов были: вишневый, смородинный, мозжевельный, обварный, приварный, красный, белый, белый-паточный, малиновый, черемховый, старый, вешний, с гвоздикой, княжий и боярский. (Терещенко, Быт рус. народа, 204). («Квас черствый, квас сладкий, квас выкислый» перечислял Ремизов в «Учителе музыки»).

Логика Был тест на классификацию карточек с картинками, дерево и таракан оказались в одной группе. Испытуемый объяснил: потому что никто не знает, откуда взялись деревья и откуда взялись тараканы. (Рассказывала Б. Зейгарник) Неизвестно, читал ли он обэриутов.

Логика «Не ищите логики там, куда вы ее не клали», сказали мне, когда я слишком долго старался понять статью НН.

Логика сочинительная В водевиле Ильфа и Петрова персонаж боится ревнивого мужа: «Он ведь еврей, а это почти караим, а это почти турок, а это почти мавр, а мавр — сами знаете!» На это похожа система доказательств в интерпретациях разных поэтов у К.

Летний сад Все удивлялись, что герцог Лейхтенбергский женился на Н. С. Акинфиевой. «Это все равно, что купить Летний сад, чтобы иметь право в нем прогуливаться», — сказал Тютчев (Феокт., 77). [34]

Любовь «С получением сего предлагается Вам в двухчасовой срок полюбить человечество» (С. Кржижановский, о проблемах викариата чувств).

Любовь Т. Масарик напоминал: сен-симонисты, чтобы теснее связать человека с человеком и приучить людей к любви, рекомендовали, напр., пришивать пуговицы у сюртуков сзади, чтоб брат брату помогал при застегивании. И все мы с удовольствием пришиваем своим братьям пуговицы сзади, чтобы они никак не могли их сами застегнуть, итд (СЗ 65, 172).

Любовь Он любит Мандельштама без взаимности; я тоже, но хотя бы

стараюсь эту любовь заслужить.

Любовь В. Вейдле: французская литература была для Пушкина родителями, которых не выбирают, а женой, которую выбирают по любви, была английская.

Любовь «Цветаева, видимо, любила своих любовников по обязанности поэта, а мужа — по-настоящему», — сказала НН. Шкловский говорил Л. Я. Гинзбург «Лиля Маяковского ненавидит за то, что гениальный человек он, а не Ося». Так Брика она любит? «Разумеется».

Макиавелли Г. Федотов о Ключевском: «Какой огромной выдержкой, почти макиавеллистической, нужно было обладать, чтобы читать курс одновременно в духовной, военной и университетской аудитории, сорок лет увлекая студентов и не навлекая подозрительности начальств» (СЗ 50–51).

Мать Б. Хелдт: «Мария Шкапская, как настоящая мать на суде Соломона, предпочла спасти свою поэзию, отрекшись от нее». «Самая неоцененная поэтесса».

Матизмы термин из немецкой монографии о русской матерной лексике. Е. Солоновича просили перевести сонеты Аретино, он ответил: «Не получится, там все необходимые слова свои, а у нас какие-то неестественные, как будто из тюркских пришли». Оказывается, нет. никаких тюркских корней, только название главного органа почему-то из албанского. Впрочем, это оспаривается. См. MUTTERSPRACHE.

Материальный стимул Уточкин на стадионах летал не выше двух метров от земли, чтобы из-за заборов не глазели неплатившие.

Маркс Критик сказал, что «Приглашение на казнь» — это «Мы» в постановке братьев Маркс («Strong opinions»).

Маяковский «У Данте все домашнее, как у Маяковского, а у Петрарки и Тассо уже отвлеченное», — говорила Ахматова Чуковской. [35]

Медведь До 1815 г. Россия и Польша барахтались на Восточной равнине, как два медведя в одной берлоге, царапаясь, но чувствуя, что они одной породы. И за сто лет потом возненавиделись до потери породы больше, чем при любых самозванцах.

Мафия Вор ворует, мир горюет, вор попал, а мир пропал (пословицы Симони).

Метатеза О. Б. Кушлина заметила, что «Ночь, улица, фонарь, аптека» сделано по образцу того стихотворения Бальмонта из «Хоровода времен», которое пародировал Благов: «Тюлень. Пингвин. Глупыш… Глупыш. Пингвин. Тюлень… Тюлень. Глупыш. Пингвин…» В таком случае общий их предок — эпиграмма Пушки на «Шихматов, Шаховской, Шишков» и ее французские образцы, исследованные Томашевским. Кроме трагического и комического аспекта, есть и лирический: застывающая концовка «Канута» А. К. Толстого — «…Шиповник пахучий алеет…Шиповник алеет пахучий».

Мещанство Ренан восторгался г-ном Омэ: «Если бы не такие, нас всех давно бы сожгли на кострах».

«Что такое poshlost'? подражания подражаниям, фрейдистские символы, траченые мифологии, "момент истины", "харисма", "диалог", абстракционизм роршаховских пятен, рекламные плакаты и "Смерть в Венеции"». «Когда мне станут подражать, я тоже стану пошлостью, но еще не знаю, в каком контексте». — Набоков, Strong opinions.

Мидас Поэт — это «царь Мидас, lt;которыйgt; бреется сам и сам бегает к камышовой кочке» (письма Шенгели к Шкапской, РГАЛИ).

Минин Это Мельников-Печерский открыл, что его звали Сухорук (ОЗ 1842, 8).

Мир Ощущение перед миром: «у нас этого не проходили» (письма А. Квятковского к Д Пинесу).

«Мистический имажинизм» — называл Милюков аргументацию Вл. Соловьева.

Может быть Адамович о Пушкине: «бессмертья, может быть, залог» — осторожность, кружится голова от неизвестности, тогда как Лермонтов с бессмертьем неразлучен и панибратствует. Считать ли подтекстом Пушкина «великое peut-etre»? [36]

Молодость «Что молодость? конец хазовый жизни!..» — Ф. Глинка, «Таинств. капля», I, 167.

Молодость кончалась лет в 25: «Ты молода и будешь молода еще лет пять иль шесть», говорят осьмнадцатилетней Лауре. В «Кн. Литовской» о 25-летней сказано: еще не совестно волочиться, уже трудно влюбиться (заметил Адамович). Лаврецкий был «старик» в 43 года, Ленин имел прозвище «Старик» в 34: где средняя жизнь недолга, стариками кажутся рано (Валентинов). «По дурную сторону тридцати» назывался пожилой возраст в XVIII в. Ленин говорил Кржижановскому: «Худший из пороков — быть старше 55 лет».

Млекопитающие Есть икона: Богоматерь Млекопитательница.

Метод «Этот метод тем полезнее, что сказать нам нечего, а говорить надо». — Квинтилиан, VII, 1, 37.

Мороз Потоптал мороз цветочек, и погибла роза. Жалко, жалко мне цветочка, жалко и мороза (Шевченко).

Могила Дорошевича на Волковом кладбище — рядом с Белинским. С Белинского началось заселение Литературных мостков, справа лег Добролюбов итд.; а потом оказалось вакантное место слева и пригодилось Дорошевичу.

Мораль «Есенин занял место Надсона: не любить его — признак моральной дефективности. У Надсона — болезнь силы, у Есенина — болезнь веры» итд. (Мирский, 211). До Есенина самоубивались на могиле Чехова.

Мудрость русского народа: формулой ее Лесков считал пословицу: «Гнем — не парим, сломим — не тужим» (XI, 560). «Стараться, так вовсю, а что выйдет или не выйдет, не наше дело» (Ремизов, «Петерб. буерак»).

Муха-цокотуха Б. Житков, письмо к Бахаревой 31.9.1924: «По поводу Мойдодыра один здешний композитор говорит, что здесь все судьбы русской интеллигенции за последнее время. Умывание — это омовение от прошлой идеологии; упорствующие остались без брюк — lt;аgt; стоило пойти навстречу, как и прозодежда и бутерброд».

Мысль «Я хочу высказать несколько мыслей», — начинает оратор. — «…Стоял на чтении словес Божиих, да не утолстеют мысли» (Ремизов, Подор., 212).

«Мышеловка не бегает за мышью. Мышеловка стоит и ждет. Мышь приходит сама». (Из анекдота.) [37]

Сон А.: кладбище, конторская изба, на подоконнике блюдца с пеплами, и начальница говорит: «Вы можете послать вашему покойнику письмо, у нас есть компьютер». — ? — «Вам же, наверное, хочется что-то сообщить о том, что было без него!»

Народность: «У нас дважды два тоже четыре, да выходит как-то бойчее». Православие: «Если бога нет, то какой же я штабс-капитан?» Для Самодержавия формулу русской классики я пока не смог найти.

Народный язык (volgare): см. у А. Егунова (Николева) в «По ту сторону Тулы» рассказ о петербургском митрополите, который будто бы для привлечения слушателей стал в Казанском соборе служить литургию по-французски, был сослан на Камчатку и там проповедью по-камчадальски на 1 Кор. 13, 1 «если любви не имею…» поднял рождаемость в вымиравшем населении. Но в 1845 г. действительно был проект при одной из церквей Бердичева учредить православную службу на идиш для привлечения прозелитов; отложили, потому что накладно было обучить попов языку и перевести молитвенники (СЗ 67–68).

Народ «Пока народ безмолвствовал, можно было верить, что он народ, а как заговорил — расползся на социальные группы» (ЛГ 17.05.1989).

Начальство Статья в РМ 1913, после балканских войн: у русского солдата кроме общеизвестных его боевых качеств есть еще одно: неприхотливость к начальству. Это значит если над французским солдатом офицер дурак, то боеспособность солдата падает до нуля, а у русского только вдвое. А сказала: это относится не только к солдату.

Нарцисс «Шершеневичу не хватало самовлюбленности, и он ее нервно компенсировал. Вообразить его поступки у Северянина немыслимо» (разговор с О. Б. К.).

Настрой вм. настроение: это слово («настрой души») было уже у Анненского в статье о Бальмонте. А загадочное «никчменный» вм. никчемный — у Пяста, 82. Ср. ВОЛНИТЕЛЬНЫЙ.

Национализм С. П. Бобров пересказывал английский роман: кто-то умирает и чувствует, что растворяется, как сахар в воде, в потоках света; ему не хочется растворяться, он начинает мысленно ругаться и богохульствовать, и действительно, свет отступает — но как только он останавливается, наплывает опять итд. (Очень похоже на Поплавского — «не религиозный опыт, а религиозные опыты», «не просто святость, а интересная святость», писал о нем Бердяев, — он хотел сохранять индиви[38]дуальность хотя бы ценой рембообразного зла.) Так и современным культурам не хочется растворяться в мировой, и они националистически ругаются. Ср.:

Naturgefuhl Заболоцкий ужасался, как безобразна бабочка с близкого взгляда. Дневн. Пришвина: «Как трудно птицам небесным: шишки под крыльями, высиживай, таскай червей… Мы можем любить природу lt;с тех пор, какgt; мы больше ее: любим и не спрашиваем о взаимности». Так пейзаж с горами и морями вошел в моду лишь после того, как альпийские обвалы и средиземные бури стали безопасны новым дорогам и кораблям. Точно так же лишь после того, как историзм отделил человека от прошлого, стало возможно это прошлое не спокойно связно переосмыслять, а эмоционально-прерывисто перепереживать: появилась романтическая автобиография. Кажется, об этом страхе времени писали меньше, чем о страхе пространства. Я смотрю по сторонам на людей и вещи, как античный человек на природу: как на потенциальную угрозу.

Naturgefuhl «Хороши у Господа декораторы» (В. Ж., «Пятеро»). К красоте природы я невосприимчив, но мне всегда казалось, что если бы я мог поговорить с Богом и расспросить его, какие горы и долины было легче делать и какие труднее, то я научился бы что-то воспринимать.

Негроторговец «Научиться у меня можно лишь одному: не любить свои стихи и с зоркостью негроторговца разглядывать по статям чужие; и то и другое — штука невеселая» (письма Шенгели к Шкапской, РГАЛИ).

Нейтральный Авангардистская невнятность содержания текста и понятные пятна на непонятном фоне — это вывернутая наизнанку старая практика, где фон был понятен, а наиболее важные моменты отмечались необычной приподнятостью, т. е. невнятностью. Точно так на стилистическом уровне выделяются сгущения — или разрежения! — тропов и фигур, а на фоническом — аллитерации.

Необходимость «Не полная, не худая, так только, необходимого виду» (восп. Т. Чурилина, РГАЛИ). [39]

Несостоявшийся талант великого полководца (встретил в раю капитан Сторм филд), нереализовавшийся талант великого подлеца. Стремление не быть «добровольцем оподления» (Лесков), молитва: «Дай, боже, прежде умереть, чем…» Солон говорил: не называй никого счастливым прежде смерти; так и здесь: не называй никого порядочным прежде смерти.

«Не судите, да не…» Притча Ремизова: во сне ругателю архангел показывает душу ругаемого: куда скажешь, туда и пойдет, в ад или рай. «Нет казни больше, чем судить».

Не у нас «Беспристрастие и здравый смысл наших суждений касательно того, что делается не у нас, удивительны» (Пушкин, по поводу «Истории поэзии» Шевырева).

Ничего Л. Леонов справил 94-летие, его спросили, что он мог бы сказать современным писателям, он сказал: «Ничего».

Ничего Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего (будто бы Сковорода. Кони, III, 214).

Никогда Ван Гог часто вспоминал египетскую надгробную надпись: «Феба, дочь Тмуи, жрица Осириса, никогда ни на кого не жаловавшаяся».

Никогда Никогда не случается неожиданного, никогда не сбываются предчувствия, никогда не верны заведомые известия (Тургенев — Полонскому, 6 сент.1882, предсмертные уроки. Ср. пословицу: хорошее случается, а худое сбывается).

Нужный «Не уезжаю, потому что я там не нужна, здесь я тоже не нужна, но здесь все мы не нужны, а там…» Ср. в анекдоте: «Зачем мне уезжать? Мне и здесь плохо».

Ногти Адамович откуда-то помнил: Пл. Зубов, уже в 1820-х, рассказывал, что когда шел к Екатерине, у него «ногти тряслись от отвращения». Алданов умолял найти источник, но не удалось (НЖ 66).

Ностальгия У Гомера любовное обилие подробностей — от ностальгии по недавнему, но невозвратному прошлому; ближайшая аналогия — «Пан Тадеуш», но в нем ностальгия больше по пространству, чем по времени. В. Смирин добавил: так в I главе «Онегина» — ностальгия по петербургскому пространству, в VIII главе — по молодому времени; они перекликались темами большого света (в начале иронически, в конце уважительно, потому что за пределами «Онегина» ему уже грозит новое мещанство), темами хандры и книг. См. ИКОНИКА. [40]

Ночь В «Горных вершинах», несмотря на «тьму ночную», являются зрительные образы «не пылит дорога» и, видимо, «не дрожат листы». В оригинале, наоборот, ночь складывается только из осязания (Hauch) и слуха (schweigen), а по имени не названа.

Аннотация для Ленинской библиотеки: печатные карточки с такими аннотациями рассылались по областным, городским и сельским библиотекам, чтобы библиотекари знали, какую книгу ставить на выставку в день моряка, а какую в день рыбака. А. Чепуров. «Еще биография пишется…» Л., 1983. «Я знал человека — на вид неказист, по сути — большой, рядовой коммунист…» «Кому — летать, кому — ходить, кому дорога — море. Соединяет жизни нить и радости и горе…» «Люблю я русскую природу, люблю, не чаю в ней души и в ясный день, и в непогоду, в открытом поле и в глуши…» «Мы произносим имя Ленин — и словно дружим с высотой Весь шар земной, весь мир овеян его прекрасною мечтой…» «Вновь пугают, грозятся, метят в самое сердце огнем. А чего мне бояться — я живу в государстве своем!..» Такими стихами, простыми, прямыми и патетичными, выражает здесь свои мысли и чувства лауреат Государственной премии РСФСР, ленинградский поэт Анатолий Чепуров, чей поэтический путь начался на приневском фронте, и до сих пор — «еще биография пишется…». В новую книгу поэта вошли стихи о временах года, о казахской степи, о Пушкине («Уж с той поры я с ним знаком, когда под стол ходил пешком…»), «Поэмы из дальневосточной тетради» и публицистический цикл «Слушая будущее».

Опа Шенгели в рабочей тетради набрасывает на полях рифмы (РГАЛИ 2861, 1, 10, л.87 об): капитана Боппа, крика и вопа, прыга и гопа, Родопа, Эзопа, подкопа, раскопа, окопа, скопа, копа, Перекопа, микроскопа, (теле-, спектро-, стерео-, хромо-, перископа), холопа, безблошно и бесклопо, антилопа, Пенелопа, остолопа, эскалопа, галопа, циклопа, Канопа, протопопа, Партенопа, укропа, стропа, метопа, филантропа, мизантропа, оторопа, Меропа, потопа, топа, Каллиопа, гелиотропа, ослопа, салопа, салотопа, поклепа, тропа, Антропа, эфиопа, Синопа, сиропа, притопа-прихлопа, Степа, растрепа, питекантропа, пиропа, землекопа, рудокопа, недотепа, Конотопа, губошлепа, хвостотрепа… У Брюсова, Багрицкого, Цветаевой тоже бывали такие заготовки рифм на полях.

Опиум В приютах его давали шалунам перед приходом знатных посетителей (РСт 65, 1890, 330).

Обязательный «За невольный грех и бог не взыскивает… Одно слово: обязательное было время» (Мамин-Сибиряк, «Варнаки»).

Обезьянствовать «Француз играет, немец мечтает, англичанин живет, а русский обезьянствует» («Гоголь в письмах и восп.», 1931, 419).

Обличать М. Салтыков-Щедрин, письма Николая I к Поль де Коку. «Любезный статский советник Поль де Кок! Получив ваше пись[41]мо, что мне, как неограниченному повелителю миллионов, полезно по временам выслушивать обличения, я сейчас же послал за протоиереем Баженовым и, когда тот явился, приказал ему обличать меня. Но посмотрите, что он сказал: армия твоя наводит страх на всех твоих врагов, флоты твои по самым дальним морям разносят славу твоего имени, а чиновники с кротостью и любовью пасут вверенное им стадо. Судите сами по этим словам, как трудно управлять таким государством, как Россия!»

Обелиск «Элен Терри на рисунке Бердсли похожа на египетский обелиск, только в складочку» (И. О.).

Обломов — по нему Рильке учился русскому языку, а Цветаева потом негодовала.

Общение Яновский спросил Шестова: «Почему вы читаете лекции по писаному?» Шестов ответил: «Нет сил смотреть на лица». С. М. Соловьев тоже читал лекции, закрыв глаза.

Ожидание эстетическое «Классицист вызывает читательские ожидания и удовлетворяет их, а романтик вызывает и не удовлетворяет» (Т. Шоу). А дальше, вероятно, возникает ожидание неудовлетворения, и чтобы обмануть его, нужно удовлетворить его итд. Как М. Дмитриев объяснял спор романтиков с классиками — см. СМЕНА ФОРМ.

Озвучивать Катулл, 34, гимн Диане: «Чтоб владычицей гор была, И хребтов зеленеющих, И укромных хребтов вдали, И озвученных речек». Пер. Н. Шатерникова, РГАЛИ, 613-8.1743.20. А неверный друг у него — «Иуда».

Опасность «Революция толкнула С. Булгакова на опасный путь осознания происходящего» (восп. Локса).

Опояз Чуковский цитирует С. Джонсона: Ричардсон смотрит на часы и видит, как они сделаны, а Филдинг смотрит и видит, который час.

Оценочность Стихи делятся не на хорошие и плохие, а на те, которые нравятся нам и которые нравятся кому-то другому. А что, если ахматовский «Реквием» — такие же слабые стихи, как «Слава миру»? См. ПОЭЗИЯ.

От и До План воспоминаний Г. Шенгели: «Северянин, Волошин, Мандельштам, Дорошевич, Багрицкий, Брюсов, Бальмонт, Белый, В. Иванов, Рукавишников, Грин, Ходасевич, Цветаева, Есенин, Шершеневич, Маяковский, Пастернак, Антокольский, Аксе[42]нов, Бобров, Петников, Гатов, Кузмин, Нарбут, Ахматова, Адалис, Шишова, Олеша, Катаев, Ильф, Арго, Бурлюк, Бунин, Л. Рейснер, Рыжков, lt;нрзбрgt;, Шкловский, Шкапская, Хлебников, Глаголин, Ходотов, Мурский, Дядя Ваня, А Литкевич, Сюсю, Француз». То же в ямбах: «Он знал их всех и видел всех почти: Валерия, Андрея, Константина, Максимильяна, Осипа, Бориса, Ивана, Игоря, Сергея, Анну, Владимира, Марину, Вячеслава И Александра: небывалый сонм, Четырнаддатизвездное созвездье!» Велимира и Федора в стихах нет. Ср. ИМЯ.

Орфография Александр I жалел о невозможности запретить указом букву ять. (Греч, 319) Кажется, это реминисценция из разговора императора Тиберия с грамматиком, который сказал: «Ты пишешь законы Рима, а не законы языка».

Откуп Л. Гинзбург уволили из Петрозаводска — «за то, что я отдавала на откуп буржуазному Западу наш реакционный романтизм».

Отче наш было напечатано в конце передовицы «Биржевых ведомостей» — никто не заметил (Ясин., 287).

Отец Массон о гвардейском офицере, который в 25 лет продал всех мужиков и оставил баб, чтобы заселять поместье собственными силами (Мельгунов, 7).

Отечество Один перчаточник, изобразив на вывеске огромную ручищу, просил подписать стих из «Димитрия Донского»: Рука Всевышнего отечество спасла. — Неизвестно, разрешили ли (Вяз., 8, 252).

Отечество «Великая всемирная Отечественная война» было написано на обложке песенника 1914 г.

Отцеубийство Александр I не любил Кутузова не только из-за Аустерлица, но и потому, что накануне 14 марта Кутузов с женой тоже были на ужине Павла I.

«Отцеубийство — это воздаяние добром за зло» (записи Хаусмена). Я вспомнил начало рассказа Бирса: «Однажды я убил моего отца, и по молодости лет это произвело на меня сильное впечатление. Я пошел посоветоваться к полицейскому начальнику. Он меня понял: он и сам был отцеубийцей с большим стажем…»

Отцеубийство В Китае, писал Марко Поло, за все уголовные преступления можно от смертной казни отплатиться деньгами, кроме трех: отцеубийства, матереубийства и не по форме вложенного в конверт казенного письма. [43]

Отказ Выписка из К. Ф. Мейера в дневнике А. Е. Дорофеева (РГАЛИ): легче отказаться от желаний совсем, чем наполовину. Зощенко повторял: не так важно исполнять желания, как иметь их.

Оптимизм Агитстихи З. Гиппиус 1917–1919 гг. удивительно похожи на людоедские стихи В. Князева того же времени и на «Убей его» Симонова. Если люди в войну нуждаются в таких лютых стимулах, чтобы убивать друг друга, то, право, о человечестве можно думать лучше, чем обычно думают.

Оптимизм Самая оптимистическая строчка в русской поэзии, какую я знаю и вспоминаю в трудных случаях жизни, это в «Коринфянах» Аксенова. Медея зарезала детей, сожгла соперницу, пожар по всему Коринфу, Ясон рассылает пожарников «и на Подол, и на Пересыпь», хор поет гимн огню со строчкой «укуси? укуси? укуси?», вестники браво рапортуют, что все концы выгорели дотла, — и Ясон, выслушав, начинает финальный монолог словами:

«Gesta Romanorum», «Римские деяния» с «прикладами» и «выкладами»: я вспомнил о них, читая современные мифопоэтические анализы русской классики: А. Ковач кажется пародией на Е. Фарыно, а Е. Фарыно на В. Н. Топорова. Но в «Римских деяниях» тексты переводились только на один мифологический язык, а теперь сразу на несколько: «в солярном коде данное стихотворение значит то-то, а в акватическом то-то». Может быть, опыт «Римских деяний» (не говорю о канонической 4-степенной аллегорике!) мог бы дисциплинировать интерпретаторскую мысль. Мы с М. Е. Грабарь-Пассек переводили их для сборщика «Памятники латинской литературы ХШ в.», который три раза проходил через издательство «Наука», но на всякий случай так и не вышел.

33. О тщеславии. Повествует Валерий о том, что некий муж по имени Ператин сказал со слезами сыну своему и соседям: «О горе, горе мне! есть у меня в саду злосчастное древо, на коем повесилась моя первая жена, потом на нем же вторая, а ныне третья, и посему горе мое неизмеримо». Но один человек, именуемый Аррий, сказал ему так: «Дивно мне, что ты при стольких удачах проливаешь счезы! Дай мне, прошу тебя, три отростка от этого дерева, я хочу их поделить между соседями, чтобы у каждого было дерево, на котором могла бы удавиться его жена». Так и было сделано.

Нравоучение. Любезнейшие! Сие древо есть крест святой, на коем был распят Христос. Сие древо должно быть посажено в саду человека, дондеже душа его хранит память о страстях Христовых. На сем древе повешены три жены человека, сиречь гордыня, вожделение плоти и вожделение очей. Ибо человек, идя в мир, берет себе трех жен: первая — дщерь плоти, именуемая наслаждение, другая — дщерь мира, именуемая алчность, третья — дщерь диаволова, именуемая гордыня. Но если грешник по милости Божией прибегает к покаянию, то сии три жены его, не домогшись взыскуемого, удавляют себя. Алчность удавляется на вервии милосердия, гордыня — на вервии смирения, наслаждение — на вервии воздержа[44]ния и чистоты. Тот, кто просит себе отростки, есть добрый христианин, который и должен домогаться и просить доброго не только для себя, но и для ближних своих. Тот же, кто плачет, есть человек несчастный, возлюбивший плоть и все плотское паче, нежели то, что от Духа Святого. Однакоже и его человек добрый часто может наставлением повести по верной стезе, и войдет он в жизнь вечную.

68. О том, что не должно умалчивать правду даже под угрозою смерти. В царствование Гордианово был в его державе некий благородный рыцарь, имевший красавицу жену, которая почасту изменяла в верности мужу своему. Однажды пустился супруг ее в долгое странствие, а она немедля призвала к себе своего любовника А была у нее служанка, разумевшая язык птиц. И когда тот любовник пришел, в то время были во дворе три петуха. В полночь, когда любовник возлежал с госпожою, пропел первый петух, и услышав это, госпожа спросила служанку: «Скажи мне, дражайшая, что сказал петух своим криком?» Та ответила: «Сказал он, что ты дурно поступаешь пред господином своим». Госпожа сказала: «Пусть убьют того петуха!» Так и сделали. В положенный срок пропел второй петух, и спросила госпожа служанку: «Что сказал петух своей песнею?» Та ответила: «Сотоварищ мой умер за правду, и я готов смерть принять за правду его». Госпожа сказала: «Пусть убьют петуха!» Так и сделали А потом запел и третий петух, и спросила госпожа служанку: «Что сказал петух своим голосом?» Та ответила: «Слушай, смотри, но ни слова, чтоб жить подобру-поздорову!» Я сказала госпожа: «Этого петуха не убивать!» Так и сделали.

Нравоучение. Любезнейшие! Сей царь есть Отец наш небесный; сей рыцарь — Христос; супруга его — души, с коею он вступил в брак чрез крещение; соблазнитель же ее — диавол, завлекший ее обманами мирскими; почему, всякий раз, как мыуступаем греху, мы изменяем Христу. Служанка же есть твоя совесть, ибо она негодует на грех и непрестанно побуждает человека к добру. Первый пропевший петух есть Христос, ибо Он первый поборол грех; видя сие, иудеи его убили, как и мы ежечасно убиваем его подобным образом, когда предаемся греху. Под вторым пропевшим петухом разумеются святые мученики и иные многие, проповедавшие Его путь и учение; и они тоже ради имени Христова были убиты. Под третьим же петухом, сказавшим «Слушай, смотри…» и прочее, можно разуметь проповедника, которому должно печься о возвещении истины, но в сии дни он не осмеливается ее гласить. Потщимся же паки страшиться Господа и возвещать истину, тогда придем мы ко Христу, который есть истина.

106. О том, что следует бдительно противостоять козням диавольским. Жили некогда три товарища, и пустились они в странствие. Случилось так, что не оказалось у них никакого пропитания, кроме лишь хлебного ломтя, а были они весьма голодны; и сказали они друг другу: «Если разделим этот хлеб на три части, ни единый своей частью не насытится; давайте же здесь возле дороги ляжем спать, и кто из нас увидит самый удивительный сон, тот и возьмет весь хлеб». И легли. А тот, кто подал совет, встал и, пока они спали, съел весь хлеб и ни крошки товарищам не оставил. Пробудившись, сказал первый: «Дражайшие! видел я, будто с неба спустилась золотая лестница, и ангелы по ней нисходили и восходили, и душу мою на небо вознесли, и узрел я и Отца, и Сына, и Духа Святого, и велико было в душе моей веселие». Второй же сказал- «А я видел, как демоны железными и огнен[45]ными крючьями извлекли душу мою из тела и жестоко ее мучили, говоря: доколе Бог царит в небеси, дотоле ты здесь будешь пребывать». Третий же сказал: «Мне же привиделось, будто некий ангел предстал и молвил: хочешь ли видеть, где суть твои спутники? И я ответил: даже очень хочу, ибо страшусь, не похитили бы они хлеб наш насущный. И привел он меня к вратам небесным, и по его велению просунул я голову сквозь те врата и увидел тебя восседящего на златом престоле, а пред тобой яства и вина в изобилии. А засим привел он меня к вратам преисподним, и там увидел я тебя казнимого и спросил, доколе тебе сие, а ты мне ответил: во веки веков! поспеши же съесть наш хлеб, ибо ни меня, ни друга нашего ты более не увидишь. Тогда встал я и по слову твоему съел наш хлеб».

Нравоучение. Любезнейшие! под сими тремя спутниками надлежит понимать три рода человеков. Под первым — сарацинов и иудеев, под вторым — богатых и сильных мира сего, под третьим — людей совершенных и богобоязненных; хлеб же сей есть царство небесное, и по заслугам каждого сему дается больше, иному меньше. Первые, сирень сарацины и иудеи, спят во грехах своих и верят, будто обладают небесами, сарацины по слову Магометову, иудеи же по закону Моисееву, но вера сия есть не более, нежели сновидение. Вторые, сирень богатые и сильные мира сего, хоть и знают без сомнения от своих проповедников и исповедников, что, скончавшись во грехах без покаяния, низойдут они в геенну на муки вечные, однакоже, невзирая на сие, грехи грехами умножают, как и в Писании сказано: «где сильные мира сего, кои с псами и соколами забавлялись? мертвы они и в преисподнюю низошли». Третий же сотоварищ, кто ни во грехах, ни в вере ложной не вкушает сна, но бдит, совершая дела добрые, совет ангела выполняя, сиречь дары Духа Святого приемля, тот жизнь свою таким путем направляет, что хлеб, сиречь царство небесное, обретает.

П Лингвистическая статистика: «набиравшие покойного М. П. Погодина знали, что для статей его нужно запасаться в особенном обилии буквой П» (Восп. Гилярова-Платонова, I, 220). Теперь это назвали бы гипограммой собственного имени.

Павлик Морозов Не забывайте, что в Древнем Риме ему тоже поставили бы памятник И что Христос тоже велел не иметь ни матери, ни братьев. Часто вспоминают «не мир, но меч», но редко вспоминают зачем.

Паганель Брюсов говорил о Бальмонте: «…когда захотел переводить Ибсена, стал изучать шведский язык» (Восп. Ал. Вознесенского).

«Панегирик — дурацкое слово, вроде пономаря» (Цветаева в письмах).

Паркет Разговор с С. А «Когда Мандельштам обзывал Ахматову паркетной столпницей за однообразие словаря, то ведь собственный его словарь в это время был едва ли не беднее…» — «Ну, это просто значило, что он перешел на другую паркетину».

Парадигма «Я спросила на экзамене: а кто такой Барбюс? — «Imparfait du conjonctif». — Проспрягайте. — «Que je barbusse, que tu bar[46]busse, qu'il barbu…» Я не останавливала: не ошибется ли в 3 лице?»

Пародия Всякий конспект может быть воспринят как пародия полноты: даже Пушкин как конспект мировой культуры.

Пародия Полежаев — пародия на Овидия, как Николай I пародия на Августа.

Пародия А. Платонов в некрологе Архангельскому писал, что пародия — это путь к обновлению языка. Не ключ ли это к стилистике Платонова?

Партийность «Пастернак по натуре был беспартийным, как Маяковский — партийным, а Мандельштам — надпартийным» (В. Марков).

Мне позвонили из «Сов. энциклопедии» и предложили сделать однотомный словарь по поэтике, в одиночку или с кем хочу. Я задумался: про пиррихий, антиметаболу и даже ретардацию я напишу, а вот про партийность или народность? Но, задумавшись, придумал определение: партийность — верность идеологии, которую не сам выработал. Коммунистическая П. советской литературы, а еще пуще — христианская П. средневековой литературы. (Потом я нашел у Брехта обратное: «Для искусства беспартийность означает принадлежность к господствующей партии».) Словарь не вышел: в поисках соавторов я написал Жолковскому, он ответил письмом на латинской машинке, chto vskorom vremeni uezzhaet. Это единство содержания и формы произвело на меня впечатление, и я прекратил поиски, а «Энциклопедия» скоро передумала.

Перестройка «В машине есть мертвые точки, которые надо проскакивать, а не проскочишь — стоп». «Европы сразу не заведешь» — «люди лыковой культуры». «А я себя чувствую, как на корабле с течью» (Б. Житков, письма 1921 г., РГАЛИ 2185, 1, 4). Осебе: «Всех хочу сделать счастливыми, а характер аракчеевский». С Лениным он виделся, стажируясь в Копенгагене, тот расспрашивал о положении в России.

Память Письмо от М. Червенки: «Благодарю Вас за второй экземпляр Вашей книги и за все следующие, если Вы захотите их прислать: видимо, у нас с Вами общая не только любовь к стиху, но и забывчивость — о моей я мог бы рассказать много анекдотов, но уже их забыл».

«Переводы — Сибирь советской интеллигенции» (Кл. Браун в книге о Мандельштаме). Иначе: «Бежать в служенье чужому таланту из собственной пустоты» (Дневн. А И. Ромма, РГАЛИ).

Переводы Тайна русского народа была бы понятнее иностранцам, если бы они могли читать не только Достоевского, а и Щедрина. [47] Но Достоевский переводим (как детектив и как философский трактат), а Щедрин непереводим, и не из-за реалий и аллюзий, а потому что стилистическое богатство его ехидства абсолютно непередаваемо. Передать исхищренную точность щедринских слов мог бы разве Набоков, но для Набокова Щедрин не существовал. (А ведь было у них общее свойство: способность уничтожить одним словом.) Их сравнивал еще Бицилли в СЗ 61.

«Искусство тяжелая проблема вообще. А искусство перевода вообще тяжелая проблема», — пародическая речь в воспоминаниях Е. Благининой. См. СВОБОДА.

Перевод К. не мог напечатать статью против переводов Маршака; тогда он стал рассуждать: «Маршак — еврей, кто у нас против евреев?» — и напечатал ее в альм. «Поэзия», номер такой-то. Хотя сам был еврей с отчеством Абович.

Перевод «Кто дает буквальный перевод Писания, тот лжет, а кто неточный, тот кощунствует». — Иехуда бен Илаи, цит. в предисловии к переводу Новалиса, а оттуда цит. в эпиграфе к переводу Моргенштерна.

Перевод Самая переводимая книга — Микки-Маус, затем Ленин, затем Агата Кристи; Библия отодвинулась на четвертое место (данные на 1988 год).

Перевод нужен отдельный не только для чтения и для сцены, но и для каждой постановки. Козинцев ставил не «Гамлета», а пастернаковский перевод подставить под его кадры перевод Лозинского невозможно.

Перевод Самый точный стихотворный перевод, который я сделал, — это автоэпитафия Пирона:

Пирон Я пересказывал историю, как Пирон будто бы вдруг подал на вакансию в ненавистную ему Академию. Друзья удивлялись, он говорил: «А вот меня выберут, произнесут в честь меня речь, будут ждать ответной, а я вместо этого только скажу: «Спасибо, господа!» — и послушаю, как они мне ответят «Не за что…» Л. И. Вольперт сказала: «А вы понимаете, в чем здесь пуант? Вообразить, что Пирона примут в Академию, — возможно; а вот вообразить, что, принятый, он обойдется без ответной речи, — это уже невозможно». С такой структурой есть английские анекдоты о чудаках. [48]

Песня H. Я. Мандельштам пишет запевами и припевами: в конце каждого абзаца об О. М. или о чем угодно у нее следует суждение о нашей подсоветской жизни, как сентенция в конце античного монолога.

Петля «Он изобрел пуговицу, а петлю-то изобрел я». И вы поссорились? «Конечно» (А. Жид, «Новая пища»).

Пилос Есть знаменитое стихотворение: «… Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал», автор — К. Петерсон. Е. О. Путилова установила, что это был тайный советник, пасынок Тютчева, а потом уточнила, что это был другой К. Петерсон, не тайный, а титулярный советник. Так Воейков о некотором тщеславном литераторе поместил объявление: «у действ, ст. сов. такого-то пропала собака» итд, а в следующем номере исправление опечатки: «следует читать: у губ. секр. такого-то»; Пушкин считал это лучшей сатирой Воейкова (Вяз., 8, 505). Я вспомнил греческую пословицу: «Есть кроме Пилоса Пилос, но есть еще Пилос и третий».

Плаж Цветаева считала, что «пляж» вместо «плаж» — вульгаризм (письма Шаховскому). Это понятно, «плаж» архаичнее: при Мятлеве рифмовали «par la — орла», в XX веке «voila — земля». У Брюсова есть стих. «На плаже»; напрасно издатели, очень бережные даже к брюсовской пунктуации, все-таки переделали его в «На пляже».

Плюрализм — против чего? Против сингуляризма? Русский плюрализм с дитей без глазу.

Подлинность Интервью С. Ав., «Ог.», 1986, 32: уважать старину и ценить подлинность. Мне, не имея отца и деда, трудно понять первое и, будучи переводчиком (как и С. Ав), трудно понять второе. Подлинность подлинна только тогда, когда не замечается. О. Седакова сказала: а Умберто Эко в докладе, наоборот, очень пространно и патетично рассуждал, что никакой подлинности на свете нет и быть не может. Но когда пошли обедать, он так вдумчиво вникал в меню, что я подумала: нет, кое-что подлинное для него есть.

Подтекст «Каждое честное клише мечтает кончить жизнь в знаменитых стихах» — цитируется у К. Келли, 220. [49]

Подтекст «Раскрывать подтексты собственной эрудиции».

Понимание Из хасидских хрий: «Вы мою проповедь не поймете, но все равно слушайте, потому что когда придет Мессия, вы его тоже не поймете, поэтому привыкайте». Ср. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ.

Понимание «Все простить значит ничего не понять» (Степун, «Из писем прап.»).

Пополам Если разрезать Суллу пополам, то получатся Помпей и Антоний.

Порядок Восп. дочери о Шолом-Алейхеме: «Когда все у него на столе расставлено в порядке, он не пишет сидит и любуется на порядок».

Поэзия — «исповедь водного животного, которое живет на суше, а хотело бы в воздухе». — К. Сандберг, цит. в словаре Роже.

Порнография Лев Толстой порицал за порнографию «Последнюю любовь» Тютчева (Н. Гусев, 320). А у Брюсова «Ennui de vivre» понравилось ему больше «Каменщика».

Правда «Говорить всегда правду — это тоже эстетская прихоть», — говорил Олейников (в тех самых разговорах, в которых Заболоцкий сказал: хочу взять фамилию «Попов-Попов», — вероятно, вспомнив генерала Май-Маевского). А Аксенов говорил: «На всякий вопрос можно ответить так, чтобы это было правдой» («Благородный металл»).

Право «В связи с посмертной реабилитацией восстановить тов. Введенского А И. в правах члена СП СССР с 27 сентября 1941». Подлинный документ от 1906.1964. А то еще было постановление: в уважение к заслугам посмертно принять М. Кульчицкого, П. Когана и др. в члены Союза писателей. Какое самоуважение нужно для такого почета!

Предки «Старец Шварец» Саши Черного — некролог о нем недавно переиздан отдельной книгой — был правнуком знаменитого масонского святого.

Предки У Белинского прадед неизвестен, дед — сельский священник, отец — военный лекарь с репутацией вольнодумца, мать — мелкая дворянка: как у всех русских пишущих людей, замечает Михайловский: «немножко дворянства, немножко поповства, немножко вольнодумства, немножко холопства» (А Волынский, Р. кр., 36). [51]

Предки «Кто твой отец?» — спросили мула. — «Я от кобылы-одиночки», — ответил мул. Нынешнему возрождению русского дворянства следовало бы взять девизом «Наши предки Рим спасли». Генеалогическое дерево, генеалогический пень.

Предки «Истинный мистик, как истинный джентльмен, никогда не теряется: ряд перевоплощений так же бодрит, как ряд предков» (Биография Йейтса; транскрибировать ирландскую фамилию биографа не могу).

Поколение Три поколения русских мужиков: косноязычные с междометиями, говоруны-краснобаи и уклончиво молчащие (Тургенев у Гонкуров, 1 февр. 1880).

Сон сына: как русская литература строила теремок Лев Толстой стены клал, Достоевский балки накладывал (голос: «С петельками!»), Островский столпы становил, Некрасов гвоздики забивал, А. К. Толстой генералов на стенки вешал, Чехов лавочки ладил, Лесков печку клал (голос: «А Ремизов в трубу вылетал!»), Блок стекла стеклил, Брюсов конька на крышу ставил, Гиппиус щели конопатила, Есенин лики писал, Горький огород городил (голос: «А Скиталец в ворота стучал'»), а Маяковский пришел и все разорил.

Престиж Н. Я. Мандельштам писала, что строку «А тополь встал самолюбиво» О. М. хотел изменить, чтобы «тополь» был в женском роде, «как у Тютчева». У Тютчева тополь не упоминается ни разу. Имелись в виду стихи А. К Толстого: «О друг, ты жизнь влачишь, без пользы увядая, Пригнутая к земле, как тополь молодая…», но А. К. Толстой был неуважаемым именем, и память (ее или его?) сделала ошибку. У Пушкина тоже был «Лишь хмель литовских берегов, немецкой тополью плененный», но спутать Пушкина с Тютчевым было труднее.

Престиж Концовка стих. «Что поют часы-кузнечик..» отмечена нарушением рифмы («…ничем нельзя помочь — сердце теплое еще»). И. Альми отметила, что это напоминает концовку пушкинских «Стихов во время бессоницы» «хочу — смысла я в тебе ищу». Собственно, гораздо ближе концовка Саши Черного «кровь, любовь, морковь… носки!», но он не престижен.

Престиж Цветаева цитировала гумилевское «О тебе, о тебе, о тебе — Ничего, ничего обо мне» как стихи Блока. Оказывается, и современная критика воспринимала это стихотворение как «блоковское», и Вяч. Вс. Иванов во «Взгляде», 1988, 341 указывал блоковские подтексты. На самом деле здесь в подтексте — С. Городецкий, стихотворение из «Лукоморья», 1916, № 29:

И т. д.: «…Скорбь моя, как огонь, вырастает. Вот она охватила сады И зарю у озер погасила, Оборвала лучи у звезды, У вечерней звезды белокрылой. Ало-черным огнем озарен, Страшен свод. Но, смеясь и сияя, В высоте, как спасительный сон, Ты стоишь надо мной, дорогая…» и пр. Отсюда же размер (редкий) «Определения поэзии» Пастернака и потом «Розовея озерами зорь… Соловей! Россиньоль! Нахтигаль!..» Асеева.

Проэмий Н. Брагинская заметила: во II Тыняновских чтениях ни одна статья не кончается заключением с выводами, всюду написано: «это уже выходит за пределы…» или «…открывает перспективу дальнейших исследований». Это акт ораторского извинения за слабость своих сил перемещается из зачина речи в конец.

Проза «Что такое проза?» — спросили Л. Г. М. на встрече с юными читателями. Она ответила: «Вот однажды я потеряла страницу рукописи, пришлось восстанавливать несколько дней, потом нашла прежнюю, и оказалось: слово в слово».

Проза «Мужчинам Цветаеву нужно начинать с прозы», сказала при мне веская писательница. Я долго думал почему, но ничего не придумал.

Прогресс В младших классах меня били, в старших не били, поэтому я и уверовал в прогресс.

Прогресс Читатели нового времени удивлялись: почему Эдип, получив пророчество, что убьет отца, не стал избегать любого убийства или хотя бы столкновения с любым стариком, а вместо этого сразу подрался с незнакомым Лаием? Ответ просто в Греции невозможно было прожить жизнь, никого не убивши, хотя бы ополченцем в будничной межевой войне. Вот что такое прогресс.

Прогресс Для вас прогресс банальность? Но только благодаря прогрессу мы с вами и разговариваем: тысячу лет назад мы бы оба умерли во младенчестве.

Прогресс Цитируя трогательные слова Достоевского о слезинке ребенка, забывают, что столетием раньше они не имели бы никакого смысла: детская смертность была такова, что жалость к ребенку была противоестественна. В середине XVIII в. в Англии, а затем во всей Европе начался демографический взрыв (одни говорят — от успехов медицины, другие — от улучшившегося питания), и чувства переменились. Ср. РОМАНТИЗМ.

«Прогресс не выдумка, потому что для позднего человека открыта возможность общения с гораздо более широким кругом "вечных спутников"» (Бицилли, СЗ 62, 385). [52]

Психоанализ Его формула: «Стоит ли мучиться, что ты хуже других, только оттого, что это правда?» (откуда?). На вопрос «что тебе дала философия?» стоик отвечал: «С ней я делаю добровольно то, что без нее делал бы подневольно». См. БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ.

Понимание Шел Клодель по улице, увидел в витрине книгу «Клодель как комический поэт», обрадовался: «Наконец-то меня поняли». Подошел, перечитал, но там стояло: «как космический поэт». Рассказывал С. Аверинцев; по этой же схеме была запись у Ильфа «Шел Маяковский ночью по Мясницкой…».

Понимание «Ты пойми нас, а не то мы тебя поймем!» — говорят у А. Платонова: общество разговаривает с человеком так, как до него разговаривала природа.

«Политиколепная Апофеозис» назывался панегирический сборник в честь Петра I в 1709 г. Ср. «Царь Максимилиан, зверолепный и богометный».

«Политика ж. греч. наука гос. управленья; виды, намеренья и цели государя, немногим известные, и образ его действий при сем, нередко скрывающий первые. Политика тухлое яйцо, Суворов. Вообще уклончивый и самотный образ действий. ПОЛИТИК, м., умный и тонкий (не всегда честный) гос. деятель, вообще скрытный и хитрый человек, умеющий наклонять дела в свою пользу, кстати молвить и вовремя смолчать. ПОЛИСТАВРИЙ, -рион, крещатые архиерейские ризы, фелонь», итд. (Даль).

Попыхи «Признаться, самому до смерти Мне надоели попыхи: Куда тебя ни сунут черти, Весь мир исполнен чепухи» (Фет, 527).

Публицистика «Чехов относился к России, как врач, а на больного не кричат» (Ремизов, «Петерб. буерак», 242).

Профессионализм «Профессиональная красавица», хочется сказать о С. Андрониковой или Глебовой-Судейкиной. А о Вознесенском: профессионально молодой.

Профиль «Вы говорите в профиль», — говорил Волконский Цветаевой. «Одиночество, но только публичное: когда она окажется не на людях, она не сможет жить» (Саакянц, 489).

В университете под большим портретом Ломоносова в фойе неизвестный человек меня спросил: «А почему он всегда изображается в таком, повороте? нет ли профилей?» Я объяснил. «А то я пишу фигурные стихи, на машинке, цветными лентами (так трудно достать!) — и в профиль получается узнаваемо, а в фас — вот я только что делал Горбачева, очень трудно!» [53]

Революция Каменную старуху Веру Фигнер робко спросили: «А если бы вам удалось победить — что тогда?» Она ответила: «Созвали бы земский собор, учредительное собрание, оно приняло бы конституцию — убогую, скаредную, мещанскую; и мы бы поклонились и отошли прочь, потому что это и была бы народная воля». Щедрин, отвечая благодарностью на известную аллегорическую картинку, поднесенную студентами к юбилею, писал: «Только вот на горизонте у вас просвет виднеется; я понимаю, что это по жанру так положено, но мы-то с вами знаем, что на самом деле никакого просвета нет». Если не помнить об этом чувстве обреченности, нельзя понять русскую революцию.

Революция В «Лит. учебе» была статья о том, что Николай II был прав даже в 1914 г., потому что для искупления Россия нуждалась в войне. «Может быть, и в революции?» Пожалуй, но чтобы во главе ее были истинно православные. «А, это как в Иране».

Ремарка «Нынешняя революционная поэзия — это ремарка поведения статистов резолюции, а высоких зрелищ зритель молчит и думает про себя» (А Ромм, «Поэзия ремарки» РГАЛИ 1525. 1. 128, в «Гиперборее», рядом со ст. Б. Грифцова «О необязательности литературы»).

Разночтения Замечалось ли, что «Двенадцать» с рисунками Анненкова напечатаны не так, как в газете, а с выравниванием строк на середину, как в каменной надписи? Разница впечатления — несомненная; следует ли перепечатывать такой набор в разделе «Другие редакции и варианты»? У Анненского есть записи своих стихов, различающиеся только продуманной пунктуацией: один раз с обилием многоточий, другой раз восклицаний. Приводить ли эти разночтения?

Расстрел Курочкин сказал о Плещееве, что с 1848 года он так и ходит недорасстрелянный (Скабич., 307).

Редактор «По редакторскому опыту я могу по переводу сказать, добрый переводчик или злой», — говорила Ольга Логинова.

Риторика Напрасно думают, что это — умение говорить то, чего на самом деле не думаешь. Это — умение сказать именно то, что ты думаешь, но так, чтобы не удивлялись и не возмущались. Умение сказать свое чужими словами — именно то, чем всю жизнь занимался ненавистник риторики Бахтин. Музы в прологе к «Феогонии» говорят:

Издавали «Историю всемирной литературы», я писал введение к античному разделу. Н. из редколлегии в яркой речи потребовал приписать, что Греция создала тип прометеевского человека, который стал светочем для прогрессивного человечества всех времен. Я выслушал, промолчал и написал противоположное — что Греция создала понятие закона, мирового и человеческого, который выше всего итд, — но пользуясь лексикой, свойственной Н-у. И Н., и все в редколлегии остались совершенно довольны. Кто хочет, может прочитать в I томе ИВЛ.

Ритм Два главных гимнических ритма, Aeterne rerum conditor и Pange, lingua, gloriosi, в точности соответствуют двум русским, «Идет коза рогатая» и «Прилетели две тетери, поклевали, улетели».

Рифма Триссино положил начало белому стиху «Италией, освобожденной от готов»: поэма об освобождении от готов пишется стихом, освобожденным от «готической гремушки» рифм (замечено М. Ю. Лотманом).

Рифма Сельвинский говорил: «Асеев прочитал по рифмам мой «Пушторг», и он ему не понравился».

Родительного падежа Открытка 1964 г., с картинкой: «Наилучших пожеланий в Новом году!» (в архиве Квятковского).

Романтизм был последствием демографического взрыва, который начался в середине XVIII в. в Англии, а потом волнами разошелся по Европе. (Раньше считали — от успехов медицины; теперь считают — от улучшения питания.) До этих пор человечество много тысяч лет боролось с природой за выживание, и большие эпидемии или неурожаи могли уничтожить его даже не вполовину, а целиком. Чтобы выстоять, оно сплачивалось в общество. Ситуации борьбы были однообразные, важно было копить опыт и хранить традиции. В XVIII в. стало ясно, что победа одержана, человечество спаслось от вымирания. Борьба с природой из оборонительной стала наступательной, ситуации ее сразу сделались гораздо менее предсказуемыми, коллективного опыта для них было уже недостаточно. Говорят, в звериных стаях есть особи-маргиналы с нестандартным поведением: их держат в унижении и пренебрежении, однако не убивают. А когда стая оказывается в нестандартной опасной ситуации, их выпускают вперед: если погибнут, не жалко, а если не погибнут, то, может быть, отыщут выход. Вероятно, в человеческой стае тоже есть такие маргиналы с таким отношением к ним; теперь спрос на них вырос, они и стали романтическими героями. От них требовалась только нестандартность поведения — любая: можно было быть святым или злодеем, в новом мире мог пригодиться и тот и другой. Двоемирие и пр. было обоснованием постфактум; житейское по[55]ведение, «романтизм и нравы», бравада необычностью ради необычности итд были следствиями; романтизм начала XIX в. и модернизм начала XX в. были двумя волнами («почему я должен рассуждать, как отцы?» — «почему я должен рассуждать, как профессора химии?»). Все очень стройно, лишь одно заставляет сомневаться: в середине XVIII в. был не один, а два демографических взрыва, второй — в Китае, и ни индивидуализма, ни романтизма там не произошло. Почему бы это?

Рынды При Канси для безопасности государя его телохранители при троне были вооружены деревянным оружием.

Рубик В принстонской библиотеке старая часть расставлена по одной классификации, новая — по другой, и кусочки этих частей растасованы по шести этажам в непредсказуемом расположении: больше всего похоже на кубик Рубика.

Е. Витковский сказал «Передо мной положили два текста перевода Семенова-Тян-Шанского из Горация, такие, что я спросил: это разные?». Я объяснил: это я редактировал старые переводы для однотомника 1970 г, в некоторых текст со всем исчезал за правкой, и лишь, словно в окошечках, виднелись первоначальные слова. — «Да, знаю; я однажды редактировал Эйхендорфа, так там и окошечек не осталось». — Когда дело дошло до верстки, я заметил, что в одном стихотворении в окошечках уже не те слова; посмотрел в оглавление, там другая фамилия — это соредактор поставил вместо старого перевода молодой. Я рассказал об этом случае Т. Луковниковой из секции переводчиков, она сказала: «А вот у нас был переводчик — процитировал четверостишие в чужом переводе, изменив одно слово, а потом, при переиздании того перевода, потребовал подписать его двумя именами». — «Назвала?» — Нет, я честно не интересовался — «Это М., а правил он перевод Н.»

Сам «НН слишком рано пошел своим путем, пренебрегая сделанным другими» (слова А. Н. Колмогорова).

Само «Раздел 7. Нечто о средствах к устранению самоповешения у народов финского племени». Вестн. Имп. Р. Геогр. Об-ва, 1853, 3, 19.

Сатирикон Надпись Б. И. Ярхо Ф. А. Петровскому на издании 1924 г.:

Сахара Гумилев говорил Г. Иванову: я ее не заметил, я сидел на верблюде и читал Ронсара. Так Кусиков, когда его устыдили, что нехорошо жить в Париже и не видать Версаля, поехал в Версаль, просидел полный день в трактире и вернулся в Париж.

Совесть «Впрочем, попы стыдились таких проповедей, но не совестились» (Гиляров-Плат, II, 205). Я вспомнил знаменитую статью В. Н. Ярхо «Была ли у древних греков совесть?».

Сверху Александр I в 1814 г. в Лондоне просил у вига Грея доклад о средствах создания в России оппозиции (СЗ 62).

«Свобода нужна не для блага народа, а для развлечения», говорил Б. Шоу.

Свобода Гиппиус — Ходасевичу, 22.09.1926: «…пишущий должен знать, что ему предоставлена свобода самому ограничивать свою свободу, а достоин ли он такой свободы, — это редактор, конечно, решает…» Берберовой, 27.08.1926: свобода ни с чем не считаться — «это, скорее, рабство и покорность желанию собственной левой ноги».

Свобода На чукотском языке нет слова «свободный», есть «сорвавшийся с цепи»; так писали в местной газете про Кубу. Поэт М. Тейф говорил переводчикам: «Даю вам полную свободу, только чтобы перевод был лучше оригинала» (восп. Л. Друскина).

Свобода собраний Петровский указ — фендриков разгонять фухтелями, понеже что фендрик фендрику может сказать умного? (Письма Шенгели к Шкапской, РГАЛИ).

Сон сына, самый главный. Книга в серии сказок издательства восточной литературы: «Эскимосский Христос — Фрол Иванович Дрохва-Тетерников: местные сказки и предания. К 150-летию со дня рождения». В начале — запись автобиографии. Ему смолоду было предсказано погубить девять душ. Впрямь был буен, секом, при крепостном праве убил деревенского соседа, сдан в солдаты, шестерых убил горцев, за храбрость взят в денщики сибирским губернатором, зарезал его восьмым и бежал к эскимосам вместе с другим денщиком, Петрушкою, взяв лишь Библию и букварь, а был неграмотен. Перекамлал насмерть главного шамана, женился на белой куропатке, его вдове, воспевался под именем тетерева на разных диалектах («взлетел на ветку и стал гласить нагорную проповедь…»), переложил Биб лию на эскимосский язык: «царь Соломон ушел от дел, эхой! и тогда пришли тулы, эхой! и опережали зайцев, эхой! и прыгали через костры, эхой!» Когда приехала ревизия, назвался миссионером, стал читать попу свою Библию; на II кн. Царств поп сказал: «А ведь это ересь!», но эскимосы его отстояли. Друг его Петрушка, записывавший его учение, вдруг объявил, что Фрол — это Бог-Отец, а Христос — он [57] сам; Фрол распял его на льдине, это был девятый. Женившись на оленухе и на нерпе, объединил тундровых и приморских эскимосов; укрывал беглых политкаторжан, и они через год были неотличимы. Когда на его девятом десятке случилась революция и пришли комиссары, то политкаторжане вышли навстречу с бубнами и дудками, Фрола как героя отвезли в Ленинград консультантом при Инстутуте народов Севера, но Библию как дурман изъяли и сожгли, все цитаты из нее — по американскому изданию. Умер в 1930 г, дети его попытались явиться в Ленинград, но скоро были отправлены под конвоем обратно.

Святой На вечере памяти М. Е. Грабарь-Пассек С. Аверинцев начал так «Лесков говорил, что в России легче найти святого, чем честного человека, — так же можно сказать, что легче найти гения, чем человека со здравым смыслом и твердым вкусом…» итд. Ср. УТИЛИТАРНОСТЬ.

Связность текста (лингв.). У А. М. Топорова, «Крестьяне о писателях», 1930, о поэме Пастернака: «Связанных слов нисколь нетуги. Добрый человек скажет одно слово, потом завяжет его, еще скажет, опять завяжет. Передние, середние и задние — все завяжет в одно. А в этом стиху слова, как скрозь решето, сыпятся и разделяются друг от дружки». (Книга, очень похожая на «Народ на войне» Федорченко.)

Северянин Пастернак о нем говорил: «тургеневщина». А он о Пастернаке: «Он украл у меня много стихотворных схем» (А. Ранниту в 1937; имелись в виду «Воробьевы горы» и пр.). Если в «Сестре моей — жизни» отслоить метафорические, привнесенные образы, то их пласт окажется очень северянинский: трюмо, рюмки, рислинг, запонки, купе, канапе… Кажется, Шершеневич (Egyx) попрекал Пастернака северянинством в ПЖРФ.

Селянка Мережковский приставал к Чехову с вечными вопросами, а тот говорил: не забудьте, что у Тестова к селянке большая водка нужна. «Надо было наговорить столько лишнего, сколько мы наговорили, чтобы понять, как он был прав, когда молчал» (Алданов). Это А. Лютер сказал, что у Достоевского люди не едят, чтобы говорить о Боге, а у Чехова обедают, чтобы не говорить о Боге (СЗ 26–27).

Сердце «У Цветаевой блеск от ума, а у Антокольского от сердечного жара», — 20.05.1920, дневник А. Ерофеева, мужа Веры Звягинцевой. РГАЛИ, 1720.1.504, л. 253: потом перерыв до 1944 г. и дальше выписки из Джинса и писем Флобера к Л. Коле.

Середина странствия земного «В 35 плюс-минус два года люди или умирают, или меняют жизнь, бросают работу и жен и т. п.», — объясняли мне. Даже Высоцкий сочинил про это песню. У Петра I в этом возрасте была Полтава, у Цветаевой — ее звездный 1926 год, когда она [58] лихорадочно дирижировала двумя великими поэтами. Блок весной 1918 часто повторял, что ему 37 лет (восп. Книпович). А Жуковский, верный себе, в 37 лет написал: «Победителю-ученику от побежденного учителя».

Синоним В. Марков комментирует стих Бальмонта из «Зарева зорь»: «Твой поцелуй — воистину лобзанье» — «строка, которую должны бы цитировать специалисты (но не цитируют)».

Ситуация В. Холшевников сидел, ждал электричку, подошел пьяный: «Вы интеллигентный человек, и я интеллигентный человек, вы меня поймете: я артист, мой отец у Соколова перед Распутиным пел, а теперь от нас образованности требуют. Ну скажите, зачем интеллигентному человеку образованность? артисту не образованность, а талант нужен!» итд, а в конце сказал загадочную фразу «Ситуация превозмогает сибординацию!!»

Скелет Емельянов-Коханский, автор «Обнаженных нервов», хотел выпустить и вторую книгу, «Песни мертвеца», с новым своим портретом в виде скелета, но встретились цензурные трудности (Бел., Л. С., 114).

Скверное «Как о человеке, обо мне может рассказать Экстер, как о собеседнике — Бердяев, а все самое скверное — это тоже бывает нужно — Эльснер», — писал Аксенов Боброву.

Об Эльснере рассказывал А Е. Парнис. Эльснер был с Аксеновым шафером на киевской свадьбе Гумилева и Ахматовой иуверял, что это он научил Ахматову писать стихи. (Аксенов потом собирался писать параллельный анализ сочинений Ахматовой и Вербицкой под заглавием «Писарство и чистописание») Почему не эмигрировал? — «хотел посмотреть, чем кончится». В Тифлисе имел хобби: жениться и отсылать жен за границу (как?). Зарабатывал сочинением диссертаций для грузин. Последняя вдова настаивала, чтобы его похоронили на Мтацминде — но пока грузины об этом советовались, перевезла прах в Москву и похоронила… (в кремлевской стене? подымай выше!) в Переделкине рядом с Пастернаком.

Слово «Теперь я буду говорить не для того, чтобы нечто сказать, но дабы не умолчать», — говорил пр. Сергиевский, приступая к догмату св. Троицы (ГМ, 1926, 2, 144). Ср. МЕТОД.

Слава Бальмонт об автобиблиографии Брюсова: делопроизводитель собственной славы (Е. Архиппов — Альвингу, РГАЛИ, 21.1.11). Твардовский о Маршаке: крохобор собственной славы (Зн 1989, 8). А потом — юбилейная речь.

Слава Флобер восхвалял «Войну и мир» (это цитируется), но признавался, что не дочитал до конца ее философию: мировая слава пришла к Толстому, когда он начал тачать сапоги (Алданов). [59]

Славянство «День святителей Кирилла и Мефодия был отпразднован обедом, данным в залах Дворянского собрания. Против царской ложи была водружена хоругвь, принесенная в дар слепцом-писателем Ширяевым. Меню было составлено из одних исключительно славянских названий. Посреди него была изображена географическая карта славянских земель с надписью: «Одним бы солнцем греться нам» (Неведомский, 350).

Слон В Париже в 1945 г. выходила русская газета «Честный слон». «Отчего такое веселое название?» — спросил я. «Ну, все-таки война кончилась…» — ответил Л. Флейшман. Ср. ЛИЧНОСТЬ.

«Странно, право, что эти люди ничего не понимают, но гораздо страннее, что это для меня странно» (Фет — Л. Толстому, 21.01.1879).

Сложность Дневник А. И. Ромма (РГАЛИ 1495.1.80), о Пастернаке: «…и у него сложные отношения с женой, которая любит музыку Прокофьева и такие слова, как "яркое переживание"». Ср. НЕСЛЫХАННАЯ ПРОСТОТА.

Служба Юродивый Никитушка за вызов к Александру I получил чин 14-го класса (Мельг., 69).

Служба М. Ф. Андреева спросила Муромцеву-Бунину: «Сколько лет вы служите Ивану Алексеевичу?» Муромцева, однако, обиделась. Е. Архиппов писал Альвингу (РГАЛИ): «Чем живете, чему поклоняетесь? Какое имя владеет Вами?»

Сократ Сын Н. Ж. мечтал изобрести лекарство «сократин», чтобы можно было не болеть, но сократить жизнь с конца за счет невыполненных болезней.

Сократ «Познай самого себя»: гусеница, которая познает себя, никогда не станет бабочкой (А Жид, «Новая пища»).

Спарта Александр I: «способность относиться к себе со спартанской суровостью умиляла его до слез» (Ходасевич, «Державин»).

Страхоговение «Нигде высшую церковную иерархию не встречали в качестве преемников языческих волхвов с большим страхоговением, как в России, и нигде она не разыгрывала себя в таких торжественных скоморохов, как там же. В оперном облачении с трикирием и дикирием в храме, в карете четверней с благословляющим кукишем на улице lt;и т. дgt;, со смиренно-наглым и внутрь смеющимся подобострастием перед светской властью, она, эта клобучная иерархия, всегда была тунеядной молью всякой тряпичной совести русского православного слюнтяя» (Ключевский, Письма, 1968, 312). [60]

Спонтанный «Вы не позволяете себе спонтанных движений». Мои спонтанные движения всегда кого-нибудь ушибают. Самое безобидное мое спонтанное движение — считать рифмы Мариенгофа.

Смерть «Просить Господа Бога, чтобы снял меня с иждивения» (Цветаева — Пастернаку). «Умер, как большая, отслужившая вещь» (она же).

Сталин «В Европе XV века власть почти повсюду принадлежала Сталиным» (Алданов, «Юность П. Строганова»).

Старое и новое Ларошфуко: «Многие борются против нового не оттого, что привержены к старому, а оттого, что первые ряды поборников нового уже заняты, а быть во вторых они не хотят». — «Это о нашем НН.», сказала И. Подгаецкая.

Стихосложение А. Парщиков спросил меня: какой стихотворный размер был

у нас государственным? не 5-стопный ли ямб? (Это было ему важно для темы «Диссидентство в поэзии»). «Нет, если бы я был государство, я предпочел бы 4-стопный ямб: он заверен классиками и скуднее вариациями, в нем легче выследить неположенное. Но я, наверное, был бы плохим государством, поэтому не полагайтесь на меня. Но что в 1950—1980-х гг. 5-стопный ямб вытеснял 4-стопный — это знак того, что государство слишком беспечно относилось к стихотворным размерам». — А к белому стиху? — «Подозрителен как симптом буржуазного разложения, поэтому преследовался; допускался в больших формах, как у Луговского, где можно статистически уследить, случайны или тенденциозны отклонения от оптимизма» итд. А ведь будь я постструктуралист, я всерьез бы напечатал об этом статью «Стих и насилие».

Стул «Нашествие французов и за ним последовавшее нашествие крестьян на ту же Москву с целью грабежа» впервые вынесло в провинцию стулья вместо лавок (Гиляров-Плат., I, 55).

Статуя командора гладит меня по голове.

Стиль И. Тронский говорил В. Ярхо: нельзя ради стиля переводить коров Гелиоса быками Гелиоса — какой дурак станет держать быков стадами?

Стиль «Ввиду моего стиля, который мне противен, но от меня не зависит…» (письма И. Аксенова к С. Боброву). «Стиль Мове Гу» из «Бани» Маяковского — шутка, записанная еще Д. Философовым, Ст. и. н., 89: «стиль мове гу, как выразился один столяр».

Стиль «По сторонам от дороги, вправо и влево, волочились горемычные облака; исподволь угнетали душу убогие ужасы предместья; ныли телеграфные столбы, и качался, тужился против ветра, виляясь в педалях, упрямец велосипедист». «Но тут, буравя мозги, заверещал мстительный — за вчерашнее с кряком ковыряние в его спине — будильник, к нему тупо подтопали, цапнули за глотку, он брызнул по пальцам душителя предсмертным клекотом и затих. В одеяльное шерстяным рупором ущельице гляделось скудное утро. Я думал тихо: умереть бы». Это не Набоков; угадайте, кто?

Судьба И. О.: «На Олимпе было решено, что греки и троянцы взаимоистребятся, но не было решено, кто кого; поэтому боги разделились в поддержках» итд. А Троя потом продолжала существовать незримо, как град Китеж.

Судьба «В книгу вошли произведения более ста поэтов только с законченными судьбами» («Песнь любви», 1988).

Суздаль «Ударя с тыла в табор их с дружиной суздальцев своих» — но суздальцы, как и нижегородцы, на Куликовом поле не были, а держали тылы. Москва пересилила Тверь денежной помощью Новгорода, который дружил через соседа.

Сурков Стенич говорил о Гумилеве: если бы был жив, перестроился бы и сейчас был бы видным деятелем ЛОКАФа. (Восп. Н. Чуковского).

Структурализм «Итоги», 1996, 26, интервью с дизайнером А Логвином. «Только ясность оправдывает провокацию, ясность на уровне структуры, а не на уровне вкуса. Как с женщиной: приводишь, она вроде вся офигительная. Ложишься в постель и понимаешь, что на самом деле она вся совершенно деструктурная. Чего-то много или мало. Что-то тебя обламывает, и понимаешь, что надо уходить из койки». — Можно это оставить в тексте? — «Конечно. У меня как раз очень структурная жена».

Суффикс «А. Н. Толстой очень любит слово задница и сетует о его запретности: прекрасные исконно русские слова — горница, гор[62]лица, задница…» (Записи Л. Я. Гинзбург, НМ 1992, 6). По-японски задница называется «ваша северная сторона».

Счастье Филологический анекдот из сб. Азимова. Отплывает пароход, в последнюю минуту по трапу вносят старшего помощника, мертвецки пьяного. Проспавшись, он читает в судовом журнале: «К сожалению, старший помощник был пьян весь день». Бежит к капитану, просит не портить ему карьеру. «Поправки в журнале не допускаются, но сделаю, что могу». Назавтра читает: «К счастью, старший помощник был трезв весь день».

Счастье «Подумайте, нет ли у вас садомазохизма», сказал психотерапевт. — Конечно, Поликратов комплекс: за счастье нужно платить, итд — «А вы уверены, что вы счастливы?»

Свеж металлический ветер осенью. Росинки нефритовы и жемчужно круглы. Светлый месяц чист и ясен. Красная акация душиста и ароматна. Надеемся, что вы процветаете в постоянном благополучии…

Китайское деловое письмо, Зв 30, 2, 163.

Там «А у вас там, под Москвой, говорят, война идет?..» — говорили архангельские мужики Н. Я. Брюсовой в 1904 г.

Тот «Если есть тот свет, то там только наслаждаются природой и искусством, а кто не натренирован к этому и больше любил выпить, покурить да в кино, тому скушно, вот и все наказание» (И. С. Ефимов, «Об иск. и худож», 77). Похожим образом Эриугена истолковывал ад.

Тезаурус В 4-язычном разговорнике Сольмана общие категории — размеры, формы, вес, вид — оказываются подрубриками раздела «Одежда».

Температура «Каковы ваши жгучие несчастия?» — спрашивало доброе письмо из-за границы. А у меня нет жгучих, у меня холодные.

Тень Д Н. Бразуль, зав. худ отделом «Рабочей газеты», пил только пиво, но так, что пытался открывать дверь редакции, хватаясь за тень от ручки. Кожебаткин (уже в изд МТП), грузный и беззубо улыбающийся орел-стервятник в пенсне, носил женские чулки, потому что в них теплее, а в портфеле имел любые книги, серебряный набалдашник без трости, подвязки и всегда бутылку вина. В. А Попов, редактор «Вокруг света» и «Следопыта», вылечился от запоя новым способом, «электричеством через женщин», но как — не говорил (Восп. Д. Дарана, РГАЛИ, 2436.1.42). [63]

Тень У Алданова слова не отбрасывают тени, — вежливо выражался Набоков.

Техника «Акмеизм обрек себя на поощрение бездарности, ибо всякая школа, желающая сделать поэзию трудной, делает ее легкодоступной» (Мирский).

Totentanz Из Триция Апината, XVI в. (найдено в цитате):

Если мертвый приходит к живым — он приходит с улыбкой,

Мертвый может быть добр — даже добрее живых, итд.

«Трагедия есть лишь недоудавшаяся комедия» эпиграф у К. Келли к главе о Тэффи.

Традиция Жалобы на искусственную прерванносгь русской культуры неуместны: культурная традиция не задается, а создается, сочиняется заново каждым писателем или группой. Об этом — книга C. Cavannagh о Мандельштаме. Сейчас у русской литературы сколько угодно традиций, от Хармса до Хомякова. В том числе и прерванносгь традиций: это тоже традиция.

Традиция «Искусство Г. Адамовича и Г. Иванова — аптекарское: смешивают в новых дозировках и комбинациях влияния старых поэтов» (восп. Н. Чуковского).

Традиция М. Пруст серьезно называл себя последователем Дж Эллиот (упом. у Алданова).

«Традиций не рвать, идей не водить, святынь не топтать» — из С. Кржижановского (там, где дальше про Словарь умолчаний).

Три желания И. О: «Первое желание Тесея — для спуска к Посидону; Минотавра он убивал без молитв; второе — против Ипполита; третье осталось неиспользованным, потому что из аида он не хотел спасать себя без Пирифоя, а Геракл пришел к нему тоже без молитв. А то как бы ругались потом Нептун с Плутоном! Один: у меня орбита шире! другой: зато ты от солнца дальше! А на Скиросе у Ликомеда был черный ход в аид: потом по нему сходила Фетида к Стиксу купать Ахилла».

Тринадцать: дурная слава этого числа — недавняя, от контрреформации XVII в., по месту Иуды среди апостолов (В. Марков).

Тютчев «Для служилого дворянства Россия была государством, и пейзажи могли быть европейские; для отстраненного — поместьем, и природа в них — только собственного имения. Как непохоже на пейзажное западничество Тютчева и Пушкина цветущее евразийство поэта петровской индустриализации [64] Ломоносова и поэта тропически-агрессивного екатерининского крепостничества Державина» (Д Мирский в «Евразии» 1928).

Тюфяк Мандельштамовское «Страшен чиновник; лицо как тюфяк»: английский переводчик перевел «the face like a gun» и сделал примечание про «тюфяк» по-турецки и по-гречески.

Убийство «Нам с ней не котят крестить», выражение Ремизова («Петерб. буерак»). Из жалости топить котят в теплой воде — это не выдумка «Записей Ковякина», это было и в мемуарах: не у Шкловского ли? Топившая хозяйка могла ответить на попреки: «А если б вас самих топили, вам все равно было бы, да?»

Угадайка Литературные премии, эта игра в угадайку с будущим. Или благодарность живым за то, что им уже некуда меняться.

Уже Когда Цезарь был еще в Александрии, ему уже был назначен нумидийский триумф.

Уже В Енисейске хозяйка спрашивала: «Убил, что ли, кого?» Нет. «Украл?» Нет. «Так за что же это тебя?» Я поляк. «Такой молодой, а уже поляк!» (ГМ, 1914, 7, 147). Так Федор Сологуб говорил дочке Кривича: «Такая маленькая, а уже внучка Анненского!» Анненского он не любил.

Упругость (СЗ за 1935). Показатель моральной упругости армии — при каком проценте потерь она ощущает свое поражение? У турок в Плевне — 20 %, у итальянцев при Кустоцце — 4 %.

Упругий нрав находил Ермолов у адмирала Чичагова (РСт 1886, 2, 238). Ср. «с верною супругой Под бременем судьбы упругой»: эвфемизм вместо «упрямый». «Упругая литературная карьера Набокова».

Ушлый Опустя пору учиться, что по ушлому гнать. (Даль).

Учение Мандраит сказал Фалесу «Проси чего хочешь за то, что научил меня этому расчету». — «Прошу: когда будешь учить ему других, не приписывай его себе, а назови меня» (Апул., «Флор», 18).

Утешение Изменил и признаюся, виноват перед тобой. Но утешься, я влюблюся, изменю еще и той. — Стихи Магницкого-душителя из «Аонид», цит. у Вяз., 8, 200.

Сон. Дом престарелых актеров, морщинистый старик представляет меня величавой паралитической старухе: «Он молодой, но все знает про наше время». От такой гиперболы я замираю, но старуха только спрашивает: «А он не еврей?» [65]

Фамилия Полковник Чеботарев в «Игроках» в цензуре стал Чемодановым, а то фамилия не дворянская (С. Аксаков — Гоголю, 6 февр. 1843).

Фамилия Приснилось, что меня зовут Михаил Леонович Рава-Русская.

«Фанатик? Я за всю жизнь не встречал ни одного фанатика — таково уж было невезение» (Алданов в очерке об убийце Троцкого).

Феминизм в литературе мог бы быть полезнее всего, если бы взялся переписывать мировую литературу с женской точки зрения, в переводе на женский язык: «Подлинная Анна Каренина» и пр. В таком случае первым феминистом мог бы оказаться Овидий в «Героинях»: Троянская война с точки зрения Брисеиды. Что говорят феминистки об Овидии? приветствуют или разоблачают? («Анна Каренина»? — может быть, уже была, — сказал А Осповат — Митчелл написала «Унесенных» после того, как в 1932-м вышел новый перевод «Карениной», и она вошла в ее колледжную программу. Я просил студентов поискать, не обыгрывается ли у нее поезд — кажется, нет. В Америке читать лекцию о «Карениной» идешь как на убой: тут тебе не позволят рассуждать о поэтике, а потребуют однозначно оценить ее поступок).

Феминизм В Rus. Review 1996 было заглавие: Superfluous man and necessary woman.

Фестшрифт Якобсон сказал: «Белич делает свой фестшрифт периодическим изданием, а свой журнал («Южнословенский филолог») фестшрифтом» — там в каждом номере появлялись ему комплименты (от О. Ронена).

Философия У НН талант исследовательский, а душевный склад творческий: не филолог помогает философу, а философ давит филолога.

Формализм «Типот подарил трехлетней дочери книжку о животных, она равнодушно перелистала львов и тигров, а о зебре спросила: это еще что за ерунда?» (записи Л. Гинзбург, НМ, 1992, 6).

Figura etymologica «Считать дело окончательно конченным» — начертал Александр III на прошении Миклухо-Маклая об основании русского фаланстера на Новой Гвинее.

«Функционирование государства отвратительно, но не более, чем функционирование человеческого организма». Е. Лундберг, Зап. писателя.

Флот В «Русском вестнике», 1902, 2, 185, в исторической статье была фраза: «Главным врагом русского военного флота всегда было море». [66]

Школьный вечер в Принстоне, дети сочиняли истории и рассказывали родителям. «Жили и дружили девочка Дженни и мальчик Альфред. У Дженни на шее всегда был зеленый бантик; Альфред спрашивал, почему? а Дженни отвечала: не скажу. Они выросли, поженились, состарились, и Альфред все спрашивал, а Дженни отвечала: не скажу. А когда Дженни стало совсем плохо, она сказала Альфреду: вот теперь развяжи мне бантик, и ты кое-что поймешь. Он развязал, и у Дженни отвалилась голова». Идиллическая страшилка.

Хелефеи и фелефеи Я раскрыл Библию, открылась 2 Царств, 20, 7: «И вышли за ним люди Иоавовы, и хелефеи и фелефеи, и все храбрые пошли из Иерусалима преследовать Савея, сына Бихри». Я обрадовался и написал открытку В. П. Григорьеву: вот какой хлебниковский (или хармсовский) язык я нашел в Писании. Он ответил: «Вы правы, это не хлебниковский язык, потому что звука «ф» в Звездном языке не было».

Хорей 5-стопный («Выхожу один я на дорогу» итд, по Тарановскому). Гумилев объяснял ученикам, что всегда, когда поэту нечего сказать, он пишет «Я иду…» (Восп. Н. Чуковского). Тогда считалось, что самоед, везя этнографа на нартах, поет «Я еду…»

Хорошо «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо» — Лук 6, 26. Ср. ВСЕ.

Ходить «Розанов входил, семеня и перебирая руками, Мережковский, как гроб, Гиппиус — на костях и пружинках, Вяч. Иванов, танцуя, а Горький, урча» (Ремизов, «Петерб. буерак», 173).

Хотеть «Все можно сделать, если захотеть, только захотеть нельзя, если не хочется» (Дневн. А. И. Ромма, РГАЛИ). Ср. ОТКАЗ.

Хоть Последняя книжка М. Шкапской называлась «Человек идет на Памир». О. К. сказала: «Можете подавать заявку в Душанбе: издадут любую избранную Шкапскую, как издали Липскерова». — «Хоть Памир там и не значит ничего хорошего?» — «Хоть».

Храбрость «За два года стали храбрее в смысле способности все перенести и трусливее в смысле нежелания что-либо переносить». Ф. Степун, «Из писем прапорщика», 150.

«Царь Додон погиб, и преемником посмертно был избран царь Горох». — И. О.

Цветаев И. В. был хорошим ученым, автором свода италийских диалектных надписей, но отказался от большого научного будущего ради просветительского дела. Дочь прославляла его, но этого — главного! — поступка его жизни она не заметила. Потому что амплуа в ее воспоминаниях были расписаны твердой рукой, и вся жертвенническая часть была отведена матери. [67]

Чай Константин и Николай подносили друг другу Россию, как чай, от которого отказываются (СЗ 26, 252).

Чайник Когда начиналась мировая война, и Германия уже объявила войну России, был момент а вдруг Франция дрогнет и не вступится за Россию? Мольтке пришел в ужас, сказал, что план войны разработан на два фронта, и менять его на ходу — смерти подобно; тогда в ноте Франции написали «а если и не будет воевать, то пусть для гарантии впустит в Туль и Верден немецкие гарнизоны», и война пошла своим чередом (Лиддл-Харт). Это напоминает анекдот о математике: «Как вскипятить чайник? — Налить и поставить на огонь. — А как вскипятить налитой чайник? — Вылить воду, и тогда задача сводится к предыдущей». Психоаналитики говорят, что мы всю жизнь сводим новые задачи к предыдущим именно таким образом. Когда Фоменко (см. УКАЗАТЕЛЬ) начинает с «предположим, что мы не знаем того, что знаем» о древней истории, то мы тоже присутствуем при энергичном выливании воды из исторического чайника.

Черт В Москве Филарет запретил магазинную вывеску Au pauvre diable: осталось Au pauvre и точки (Вяз., 8, 152).

Чихнуть «Только славянофилы сидели в позе человека, который собрался чихнуть, да никак не чихнет» (Энгельг, II, 211, о 1868 годе).

Человек И. М. Брюсова сказала Д. Е. Максимову, выслушав об Андрее Белом: «Я его знаю, он может быть и человеком». В. П. Григорьев сказал: «Я как лингвист ручаюсь: написать такую книгу, как «Мастерство Гоголя», не имея словаря языка Гоголя, невозможно; а Белый написал. Могу только предположить, что, когда он писал, он помнил собрание сочинений Гоголя наизусть от переплета до переплета». Я ответил: «А я как стиховед ручаюсь: написать за два месяца словарь рифм на «-ap-», не имея обратного словаря русского языка, невозможно; а Белый написал», итд.

Честь «Всем людям свойственно, потерпев крушение, вспоминать о требованиях долга и чести» (Плутарх, «Антоний», 17). [68]

Честь «Из чести лишь одной я в доме сем служу», — говорит девка в «Опасном соседе». «Теперь бы сказали: на общественных началах», — сказала А.

Чин М. Поляков хотел быть наследником А Дымшица в чине генерала от предисловия.

«Что делать?» была последняя книга, которую читал Маяковский перед самоубийством (ДН 1989, 3, 209).

Шаг вправо, шаг влево «Орвеллом трудно восхищаться не потому, что его антиутопия для нас привычный быт (так Вересаев, побывавший на войне, не мог восхищаться «Красным смехом»: «Андреев забыл, что есть такая вещь — привычка»), а еще и потому, что его и наш быт мало чем отличается от всеевропейской казармы. Просто там дан приказ: «Шаг вправо, шаг влево — обязательны, за неисполнение — моральный расстрел», и все засуетились». Когда был отдан такой приказ? Наверное, при Руссо. См. РОМАНТИЗМ.

Школа О школах, «где учат технике страдания», мечтал Ал. Вознесенский (РГАЛИ, 2247, 1, 22). «И, грозный вождь на многолюдьи, ты так направил все мечи, что палачей не судят судьи, а судей судят палачи».

Штука «Что Россия — шестая часть света (в смысле: шестой континент), сказал еще Краевский, а «Эта штука сильнее «Фауста» Гете» — Гоголь, по поводу пушкинской сцены из Фауста» (?).

Сон сына: фейерверк в 75 залпов к юбилею Ленинской библиотеки и вислоусый пиротехник из Лихтенштейна, который говорил: «Ваша держава слишком велика, чтобы быть счастливой», а потом, напившись прохладительных напитков: «…слишком велика, чтобы быть великой».

Экология Когда осуждают хорошего писателя за то, что он нехороший человек — это все равно, что осуждать завод за то, что он дымит и лязгает.

Экономика Всякая дешевизна — перед дороготнею (Поел. XVII в., изд. Симони, 87).

Экзамены Лисы-оборотни в Китае тоже сдают экзамены; за 500 лет успешной практики они получают вечное блаженство.

ЭА и АИ «Будь счастлива» по-марсиански будет «Evai divine» (Вест. ин. лит. 1900, 4, 283, о швейцарской галлюцинатке). У Гумилева это — из фантазий Руссо, будто первоначальные языки были [69] пением гласных, и лишь потом в них вторглись артикулирующие согласные.

Элита (животноводч). Стихи из радиопьесы А. Володина: «Между сытыми, мытыми извиваюсь элитами, свою линию гну: не попасть ни в одну».

Эма С. Ф. Гончаренко эмоционему допускает, но эстетему нет: это частный случай итд.

Эпиграфика С. А. рассказывал: в клозетах библиотеки Британского музея он впервые увидел надписи со ссылками на источники. Несмотря на обильные надписи, чтобы не делать надписей.

Error букв. «непутевость». EVENTUS AMBIGUUS, «как бы чего не вышло».

Этика Эйхенбаум был не менее этически озабочен, чем Бахтин, но Бахтин решал свои этические проблемы на поступках литературных героев («это живые люди…»), а Эйхенбаум — на поступках их авторов.

Эфир Из письма Н. В. Завадской: «Не упоминается ли у Локса Эсфирь Шуб? Он был в нее влюблен и говорил, что поведение у нее было трудное, и приходилось иногда бить мокрым полотенцем. Наверное, была наркоманкой. Локс тоже склонялся, и мне тоже предлагал эфир: говорил, что будут очень интересные цветные видения. Но я дольше двух минут не выдержала, банку выбросила за окно, а ему сказала, что лучше сама выдумаю все цветные видения, чем нюхать такую гадость. И он перестал, даже с некоторым облегчением. Что он Станевич не любит — понятно: была страшна собой и умна и остра для компенсации. А Анисимов был бедный и вызывал жалость».

Юбилей (От А. В. Лаврова). Был опрос к 200-летию, какие стихи Пушкина знают люди. На первом месте оказалось «Ты еще жива, моя старушка?», на втором «Выхожу один я на дорогу», на третьем «У лукоморья дуб зеленый». (Адамович, I, 338): «Помните рассказ Толстого о саратовском мещанине, помешавшемся на том, что не мог понять, чем так знаменит и славен Пушкин?»

Uberstehn ist alles «Какая у человека XX века может быть гордость? Только сопротивляемость».

Ять В. Виноградов: «Убирайся ты к матери на ять голубей гонять», загадочный источник фразеологизма. [70]

Языкознание После смерти Ланского Екатерина в свои 50 с лишним лет была в таком горе, что излечилась только попыткою составить сравнительный словарь всех языков по Кур де Жабелену, исписала гору бумаги без всякой научной пользы, однако исцелилась (РА, 1877, 4, 425 сл.).

Язык «Как хорошо было бы перевести Бодлера на церковнославянский язык, как бы он зазвучал!» — говорил Ю. Сидоров Локсу.

Язык Знание французского языка развивает самонадеянность, а греческого — скромность, — доказывали Николаю I члены ученого комитета, вырабатывавшего гимназическую программу; но Уваров понимал нереальность, а Пушкин писал о ненужности, и греческий не ввели.

Язык Уваров послал Гете свою немецкую статью, тот написал: «Пользуйтесь незнанием грамматики: я сам 30 лет работаю над тем, как бы ее забыть» (Опять из Алданова).

Я Восп. Н. Русанова начинаются: «У Паскаля сказано: "Я" вещь ненавистная…»

Я Ghetto of himself (было сказано о С. Эфроне). Кто исследовал авторское «я» Козьмы Пруткова? Мимоходом у А. Жолковского: «Ролевая клавиатура Ахматовой более богатая, чем у кого бы то ни было, за исключением разве Козьмы Пруткова…»

Я «Что б я ни делал, всегда нахожу что-нибудь между истиной и мною: это нечто — сам я; истина сокрыта мне одним мною. Есть одно средство увидеть истину — удалить себя, почаще говорить себе, как Диоген Александру: отойди, не засти солнца». Чаадаев, 1913, 1, 158.

Я «Мое физическое «я» оказывается ненужным и неудобным приложением к моей работе. Между тем, без него обойтись нельзя» (О. Мандельштам к Н. Тихонову, март 1937).

Я «Господи, избавь меня от меня» (Т. Browne).

По-английски говорят self-made man. Тургеневский Базаров переводил это: «самоломный человек». Моя мать была self-made man; сказать self-made woman было бы уже неточно.

Я не люблю называть себя интеллигентом, но иногда приходится говорить: «интеллигент во втором поколении». В первом была она. Ее мать, моя бабушка, была из крепких мещан заволжской Шуи; в церкви из их семьи поминали «рабов божиих Терентия, Лаврентия, Федора, Вассу, Харлампия…». Эту кондовую Шую она ненавидела всей душой. Чтобы выбраться оттуда, она вышла замуж за моего деда — шляпа-котелок, усы колечка[71]ми, непутевый шолом-алейхемовский тип, побывал в Америке, работал гладильщиком в прачечной, не понравилось. До революции служил коммивояжером (дорожные открытки с видами самых захолустных российских городов кипами раздували старый альбом), после революции — аптекарем или провизором по таким же городам, вроде Решмы и Вичуги. Если первым предметом ненависти для бабушки была Шуя, то вторым был он. Когда в семьдесят лет он приехал передохнуть в Москву, бабушка сказала матери: «покупай ему билет куда угодно, или я натолку стекла ему в кашу». «И натолкла бы», — говорила мать.

Бабушка не работала, от деда помощи был о мало, мать начала зарабатывать в старших классах школы: брала править корректуры. В Москве был о два университета, на всякий случай она подала заявления в оба, сдала экзамены и в оба прошла. В 1926 году для человека из нерабочей семьи это было почти немыслимо. Филологических факультетов не было, был «факультет общественных наук», там изучали все на свете, в том числе узбекский язык и артиллерию. Потом пошла мелким сотрудником в газету «Безбожник», орган Союза воинствующих безбожников под началом Емельяна Ярославского. Подшивки «Безбожника» я листал в детстве — о мракобесии и растленных нравах церковников, со свирепыми карикатурами. Душевных сомнений ни у кого не было: даже бабушка на моей памяти ни разу не вспоминала о церкви. Здесь, в «Безбожнике», мать встретила моего отца.

Семейная жизнь детей часто складывается по образцу родителей: бабушка прогнала своего мужа, мать — своего. Она была замужем за горным инженером Лео Гаспаровым, из Нагорного Карабаха. «Карабах — это вверх по степи от Баку, а потом плоскогорье, как гриб, а на нем, как в осаде, одичалые армяне». Знакомый журналист отыскал даже остатки его деревни, напротив «страшного города Шуши». Гаспаров возил туда мать показывать родным: он и не понимали по-русски, она по-армянски. Она сбежала через неделю. Всю жизнь они жили врозь; я не удивлялся, горный инженер — значит, в разъездах. Только в первую зиму войны мы жил и у него в Забайкалье, и мать каждую неделю ходила по битой дороге за несколько верст на почту за письмами от моего отца.

После войны она работала редактором на радио и ненавидела его так, что радио дома всегда было выключено. Потом, много лет — редактором в Ленинской библиотеке. Нужно было зарабатывать на бабушку и меня. Днем на службе, вечером под зеленой лампой за пишущей машинкой; каждый вечер я засыпал под ее стук. Я видел ее только работающей. За мною присматривала бабушка. О бабушке я ничего не скажу: она умерла, когда мне был о четырнадцать, но на месте памяти о ней у меня сразу осталось белое пятно. Лицо ее я помню не вживе, а по фотографиям: довоенное, круглое и деловитое, над чашкой чая, — и послевоенное, изможденное, волосы клочьями и взгляд в пространство. Маленьким, над книжкой про летчиков, я спросил ее, что такое «хладнокровный»? Она ответила: «Вот мать твоя хладнокровная, а я нет».

Мне до сих пор трудно понять, что такое эдиповский комплекс: отец и мать для меня слились в матери. Жизнь сделала ее решительной: она всегда знала, что нужно сделать, а обдумать можно будет потом. Она любила меня, но по поговорке: «застегнись, мне холодно». Когда я познакомился с моей женой, я сказал о матери: «Если бы она захотела, чтобы я убил человека, я убил бы: помучился бы, но убил». Жена не поняла. Потом перевела на свой язык и сказала: «Да: если бы она сказала, чтобы ты на мне не женился, ты помучился бы, но не женился».

Ей было тридцать семь, когда оказалось, что в нашей стране нет науки советской психологии. Учредили Институт психологии и объявили прием в аспирантуру без ограничения возраста. Она пришла и сказала: «Я никогда в жизни не занималась психологией, но я умею работать; попробуйте меня». Институтом заведовал С. Л. Рубинштейн, в молодости философ, учившийся в Марбурге с Пастернаком. Он понял ее, дал пробную работу и принял в аспирантуру. Диссертация была о борьбе физиолог а Сеченова в 1860-х гг. за материалистическую психологию. Она вышла книгой, стиль правил мой отец. Потом мать перешла на работу в институт, защитила докторскую, выпустила еще две книги по истории русской психологии. В них все было по-марксистски прямо, материализм против идеализма, идеализм чуть-чуть что не назывался поповщиной и мракобесием. «Ина[72]че уже не могу», — говорила она. Но Рубинштейна она любила безоговорочно всю жизнь. После смерти отца смерть Рубинштейна была для нее самым тяжелым ударом.

Наступала усталость: сын, который молчал, невестка, которую приходилось терпеть, внучка, а потом и правнучка, на которых приходилось кричать. Я уже не боялся ее, я жалел ее, но так же молча и бездеятельно. Когда я с удивлением стал членом-корреспондентом, мне сказали: «Если бы вы знали, какая это радость для вашей матери». Она тяжелела и слабела. Стала изредка говорить о прошлом (но никогда — об отце): чаще о дедовом семействе, чем о бабушкином. («Жили в городе Бердичеве два брата Ниренберги, оба лавочники, Исай богатый, а Абрам бедный…» — сродни Исаевичам были художник Нюренберг и писатель Шаров, из Абрамовичей вышел только мой дед). Больше всего врезалось в память, как в десять лет в южном городке Ейске, где было посытнее, но нечего читать, она нарочно читала, держа книгу вверх ногами, чтобы на подольше хватило: это был «Фрегат "Паллада"» Гончарова.

У нее был рак горла, но к врачам она не хотела. Сперва вспухла шея, потом пропал голос, остался только свистящий шепот, потом стало невозможно дышать. В больнице она металась тяжелым телом по постели, раскрывая красный рот и умоляя об обезболивающем. Когда она умерла, тело ее, как полагалось, выставили в морге, чтобы собравшиеся сослуживцы и родственники сказали добрые слова. Служитель в белом халате спросил: «Партийная?» — Я ответил: «Нет». Тогда он, не спрашивая, накрыл ее не красным, а белым покрывалом с вышитыми черными крестами и молитвенной вязью по краям. В газете «Безбожник» это называлось мракобесием, но уже начинались годы, когда на это перестали обращать внимание.

На моей памяти он работал редактором в издательстве Академии наук. Когда он умер, византинисты из Института истории выпустили свою очередную книгу — перевод византийской хроник и — с посвящением ему на отдельном листе: «Светлой памяти такого-то». Он не был византинистом, просто он был очень хорошим редактором.

О том, что он — мой отец, мать сказала мне, только узнав о его смерти: высохшим голосом и глядя в пространство. Я ответил: «Да, хорошо».

В сочинениях Пушкина печатается портрет Дельвига: мягкое лицо, гладкие волосы, спокойный взгляд из-под маленьких очков. Однажды я сказал бабушке: «Как он похож на Д. Е.». Она ответила: «Что ты вздор несешь, это на тебя он похож». Наверное, чтобы задуматься, чей я сын, был о достаточно и этого. Или прислушаться к женщинам во дворе («К вам отец приходил, никого не застал и ушел»). Но я не то чтобы ни о чем не догадывался, а просто запретил себе об этом думать, если мать, по-видимому, не хочет, чтобы я думал.

Он был не «наш знакомый», а «ее знакомый». Приходил несколько раз в неделю, медленный и мягкий, здоровался с бабушкой и со мной, закрывалась дверь в комнату матери, и за дверью было тихо. Иногда подолгу звучал рояль, это играл он. Возле рояля лежали ноты: сонаты Бетховена, романсы Рахманинова, советские песни («Вышел в степь Донецкую парень молодой»). Мать потом сказала, что в этом подборе все имело свой понятный им смысл.

Я рос с ощущением, что отца у меня нет. Таких семей был о много вокруг: те разошлись, а те погибли. У меня был о твердое представление, что отец в семье — нечто избыточное, вроде опорного согласного при рифме. Для самоутверждения я привык думать, что наследственность — вещь если не выдуманная, то сильно преувеличенная. Генетика в то памятное время была лженаукой. Только теперь, оглядываясь, я вижу в себе по крайней мере три вещи, которые мог бы от него унаследовать. Три и еще одну.

Первая — это редакторские способности. Я видел правленные им рукописи моей матери. Это была ювелирная работа: почти ничего не вписывалось и не зачеркивалось, а только заменялось и перестраивалось, и тяжелая связь мыслей вдруг становилась легкой и ясной. Когда я редактировал переводы моего старого шефа Ф. А. Петровского из [73] Цицерона и Овидия, превращать их из черновиков в беловики приходилось мне. (И не только его). Мне кажется, моя правка имела такой же вид. Однажды в разговоре с одним философом я сказал: «Я хотел бы, чтобы на моей могиле написали: он был хорошим редактором». Собеседник очень не любил меня, но тут он посмотрел на меня ошалело и почти с сочувствием — как на сумасшедшего.

Второе — это вкус к стилизаторству. Еще до войны, служа в «Безбожнике», отец сочинял роман XVIII в.: «Похождения кавалера де Монроза, сочинение маркиза Г**, с францусскаго переведены студентом Ф. Е., часть осьмая, Санктпетербург, 1787». Это была действительно часть осьмая, без начала и конца, поэтому появления лиц («Одноглазой», дюк Бургонской…), свидания, поединки, похищения, погони были сугубо загадочны. Язык был изумительный, каждая машинописная строчка была унизана поправками от руки, на оборотах выписывались слова и сочетания для дальнейшего использования: «Ласкосердой читатель!..» В шкафу у нас долго лежал и грудой отработанные им книжки: «Омаровы наставления», «Князь тьмы», «Золотая цепь» — до войны они были недороги. «Письмовник» Курганова я читал и помнил страницами, как Иван Петрович Белкин. Я вспоминал об этом, став переводчиком.

Другой его стилизацией был роман «Сокровище тамплиеров, в 3 частях с эпилогом, сочинение сэра А. Конан-Дойля, 1913» — с Шерлоком Холмсом, индийской бабочкой «мертвая голова», убийством на Риджент-стрит, чучелом русского медведя, лондонским денди, шагреневым переплетом и иззубренным кинжалом. Его он сочинял в эвакуации и посылал по нескольку страниц в письмах к моей матери («песни в письмах, чтобы не скучала»). Военная цензура удивлялась, но пропускала.

Третье, что я от него унаследовал, — это вкус ко второму сорту, уважение к малым и забытым, на фоне которых выделяются знаменитые. Не только к советским песням рядом с Бетховеном: моя мать была воспитана на Бахе и Моцарте, а он, познакомившись с ней, осторожно учил ее любить и Чайковского и Верди, на которых тоже полагалось смотреть свысока. Это не был о эстетской причудой, это был разночинский демократизм: все в культуре делают общее дело. Я много занимался второстепенными поэтами: мне хотелось, чтобы первостепенные не отбивали у них нашей благодарности. Когда сейчас не любят Брюсова или Маяковского (или Карла Маркса), мне тоже хочется, любя или не любя, за них заступиться — просто как за обижаемых.

Я не знаю, почему он с моей матерью не были женаты, не знаю, кто были жена и сын моего отца. Когда нам с женой сказали, что он умер («потянулся за книгой и умер»), моей матери не было в Москве — прежде, чем сказать ей, нужно было проверить, не ошибка ли это. Мы метались в издательство, в справочное бюро, по полученному домашнему адресу, — дверь на темную лестничную площадку приоткрылась, в щели мелькнул молодой человек и сказал нам: «Да». Он был моих лет.

Самые, наверное, точные слова о нем написала мне много лет спустя старая женщина Н. Вс. Завадская, приятельница молодого Пастернака, знавшая их еще по «Безбожнику» («когда он сказал мне: «у Елены Александровны родился сын», у него был о такое лицо, какого я никогда не видела…»). Она написала: «В нем была доброжелательность к людям без внимания к их жизни». Доброжелательность без доброты — таким помню его и я. Таким, к сожалению, я чувствую и себя.

Она пишет: любил Гейне, читал Берне, берег «Красное и черное», но больше всего им владел один роман Золя — о машинисте на поезде, который потерял управление и мчится неизвестно куда. Этот паровоз из «Человека-зверя» помнят все читавшие. О том, что его спокойствие, медлительность, мягкость были не от природы, а от самоукрощения, я, конечно, не знал; думаю, что знали немногие.

Откуда он родом, мать не знала сама. Отец его служил в провинциально м банке и ездил по южной России. Украинский язык он знал хорошо; мать говорила, что в нем была то ли сербская, то ли болгарская кровь, еврейскую отрицала, но я не очень этому верю. В Москву он приехал в двадцать лет из города Ромны. Высшего образования у него никогда не было (и он всегда чувствовал эту ущербность): всему, что знал, он научился [74] сам. Мне предлагали навести справки о его однофамильцах в южной России, но мне он понятнее таким: без роду, без племени. Когда он умер, ему было 53 года. Я сейчас старше.

«Ваше первое воспоминание?» — спросили меня. Я ответил: «Лето, дача, терраса, ступеньки вверх на террасу. Серые, потрескавшиеся, залитые солнцем. На верхней ступеньке стоит женщина, я вижу только ее босые толстые ступни. А перед террасой слева направо опрометью бежит рябая курица».

(При желании, наверное, из этого можно сразу вычитать многое. Например, страх перед женщиной: я боюсь поднять глаза на ее лицо. А из этого вывести многое другое в моей жизни. Не знаю только, что бы здесь означала курица.)

Перед террасой была хозяйская клумба. Однажды я сорвал на ней цветок. Этого делать было нельзя. Мать спросила меня: «Какая у тебя любимая игрушка?» Я показал ей на лошадь-качалку. Она подошла и отстригла ей ножницами хвост.

Говорят, когда меня оставляли одного в комнате, то чтобы я ничего не повредил, меня привязывали на длинную ниточку к ножке стула. Я этого не помню: вероятно, это было слишком неприятно. Моя большая дочь, психолог по детскому возрасту, узнавши об этом, взмахнула руками и воскликнула: «И они еще думали, что у них вырастет нормальный ребенок!» Мне кажется, я с тех пор всю жизнь чувствовал себя несвободным — не на цепи, а на вот такой длинно й ниточке.

Мне в первый раз дали в руки ножницы: вырезывать бумажные фигурки. Это было интересно. Захотелось попробовать, можно ли так же резать и материю. Я разрезал край скатерти, и сразу стало страшно. Когда это увидела мать, он а отобрала у меня ножницы, оттянула пальцами джемпер у меня на груди и одним взмахом вырезала в нем дыру размером с пятак «Вот теперь всю жизнь будешь так ходить!» Самое ужасное было, что всю жизнь. Я помню этот джемпер, как сейчас: со спины голубой, спереди полосатый, черный с желтым, как насекомое брюшко. Он был крепкий, его потом зашили и носили еще лет десять. Мне казалось, я грудью чувствую то место, где была дыра.

Когда я делал что-нибудь не так, мне говорили: «Что о тебе люди подумают!» и «На тебя смотреть противно!» Первого я не понимал: не все ли равно, что подумают чужие люди, если так плохо думают свои — те, которые могут сделать со мной что хотят? А что на меня смотреть противно, я запомнил на всю жизнь. Я сказал, что любимой игрушкой моей была лошадь-качалка. Кажется, черная. Но я ее почти не помню, не помню и других игрушек. Помню только кубики с буквами. Не те, большие, где при «А» был нарисован арбуз, а при «Б» барабан, а другие, маленькие, серые с черными буквами, где ничто не отвлекало внимания. Было интересно, что А-М — это одно, а М-А — это совсем другое. Бабушка вспоминала, как я позвал ее: «Посмотри, что получилось!» Выложилось слово «Хвалынск». Это из советской сказки: жил в городе Хвалынске старик, и послал он трех своих сыновей узнать, что на свете самое прекрасное. Один стал танкистом, другой летчиком, третий моряком, и все трое сказали, что самое прекрасное на свете — наша советская страна.

Я играю с кубиками в углу, косой пыльный свет падает из окна, бабушка у стола что-то произносит, я переспрашиваю: «Кто это — Пушкин?» — «Как, ты не знаешь, кто такой Пушкин!» Через несколько месяцев я говорил Пушкина часами наизусть: «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет…» Только что прошел тридцать седьмой год, год больших расправ и пушкинского юбилея. О расправах я не знал, а от юбилея остались книжки с картинками, конфетные коробочки в виде томиков с бакенбардами на обложке, лото «Сказки Пушкина». Будь я старше, это могло бы погубить для меня любую поэзию, но мне было четыре года.

Мы жили в двух комнатах коммунальной квартиры, в коридор меня не выпускали, соседей я даже не знал в лицо. Я рос при бабушке. Чтобы ей было легче, меня отдали в детскую группу: утром отвести, вечером привести, днем десяток детей из средних семей играет и занимается под присмотром пожилой степенной женщины с румяными щека[75]ми. Я в первый раз оказался среди детей — я забился в угол, под рояль, и плакал с ревом целый день. Больше меня туда не отводили.

Во второй детской группе, куда я попал, было легче. Это там, за игрой в песок, я вдруг понял, что все, что мы делаем, может быть уложено в слова и фразы, закругленные, как в книге. Опираясь животом на перила, я говорил: «Опираясь животом на перила, он говорил: "Несомненно, людоед не смог бы ворваться в замок…"».

Солнце бьет сквозь деревья, мы играем во дворе, один мальчик принес модель аэроплана, сколоченную из дощечек вкривь и вкось, она не летает, я с азартом ее ругаю. Меня окликают, я бегу к скамейке, где сидят взрослые, мне говорят «А ты не критикуй, а посоветуй, как лучше». Я мчусь обратно и с ходу кричу: «А лучше попробовать поставить крыло вот так…» Слышу за спиною смех и удивляюсь старшим: сами велели и сами смеются?.. Но запомнил. Потом началась война.

В витрине соседнего магазина среди зигзагов лиловых тканей стояли две большие японские вазы с гнутыми красавицами. Бабушка, остановившись, сказала: «Война с Японией — это еще ничего, а вот с Германией…» Ночью я проснулся с криком, сбежались взрослые, желтый свет: «Боюсь войны с Германией». Меня успокаивали: войны не будет, а если и будет, то наша армия сильная, итд.

Война началась через несколько месяцев. Небо было серое, мы шли с матерью по дачной тропе через кустистый луг, навстречу бежала молодая незнакомая женщина, голова закинута, волосы по ветру: «Вы не знаете? война! Молотов выступал по радио!» И мы заспешили домой.

Стали шуршать газеты. Была фотография первого немецкого перебежчика и бодрый разговор с ним. «Мама, кто такой Гитлер?» В Москву меня перевезли за два дня до отъезда; улицы глядели ослепшими окнами в косых бумажных крестах, чтоб не сыпались стекла. «Если будет воздушная тревога, не пугайся и не плачь, спокойно пойдем в бомбоубежище». Но в эти два дня тревоги не было. День отъезда был 6 июля, на отрывном детском календаре — шуточная картинка с мальчиком в панамке, заблудившимся в лесу: «Мама, где я?» Бескрайний асфальт предвокзальной паперти, тесные кучки ждущих на чемоданах и узлах. Это здесь мне показалось, что подменили мать: будто она отошла на десять минут, а вернулась чужая женщина, похожая на нее.

Первый переезд — провал в памяти. Только конец его: высадка, ночь, тьма, под ногами путаница станционных рельсов выше щиколотки, непровеянный сон в голове; потом — серое утро в чужой квартире и, с высоты откоса, серая Волга до горизонта: город Горький.

Зной, пыльная медленная дорога, мы в телеге, лошадиный хвост качается, как маятник, а по сторонам пустые поля.

Вокзальные залы, бескрайние, низкие, с тусклым душным воздухом, плотно усиженные тесными семьями на кучках узлов или в оградах чемоданов. «Не ходи туда, тот мальчик очень грязный!» Оттого что нельзя было перейти через зал, он казался еще больше.

Поезда, медленные и тряские, где трудно повернуться среди сидящих и лежащих, а по проходу пробирается молодой хрипящий и трясущийся нищий, и из розового обрубка руки торчит белая кость. («Только бы не теплушка!» — говорила бабушка). Бесконечно-гулкий мост над серой ширью за окном, это — Обь. По вагону ходит мятая газетная вырезка, два мелких столбца стихов и картинка сверху, и пожилой сосед серьезно передает ее семилетнему мне. Это «Жди меня», и запоминаются непонятные «желтые дожди».

Забайкалье: складки холмов, щетинящихся хвоями, окаменелые глиняные колеи и колдобины на дороге, бревенчатые избы по сторонам, в одной живем мы. Это называется Шахтама, ударение на последнем слоге. Мерзлые стекла, в раскрытую дверь входит пар, а потом человек в ватнике. «Товарищ…» — говорит ему заискивающе мать. «Я гражданин, а не товарищ», — отвечает он. [76]

Конторская комната набита народом, светло от заоконного снега и лило о от махорочного дыма. Мать наклоняется ко мне: «По радио будет Сталин, сейчас ты услышишь его голос» — и голос сквозь треск, спокойный и со странным выговором: это ноябрь 1941. Через месяц, ночью, из постели за беленой перегородкой слышу тонкое радио: «освобожден Можайск» — и облегченно вздыхаю в подушку: о Можайске взрослые тревожно говорил и каждый день.

Опять поезд и холмистые скаты за окном, бурые лбы скал под вздыбленными елками и соснами, — Урал; и я у окна ловлю в них декорации сцен бесконечной сказки, которую я сочиняю, засыпая.

Тесная комната, дотемна разгороженная шкафами, — это Свердловск; белый квадратный фасад ввысь — это под Свердловском Асбест, до неба — горы мелких сухих камней, пересыпающихся под ногами, по ним лезешь вверх и вверх, а все ни с места, — это отвалы шахт, это под Асбестом поселок Изумруды. (Правда изумруды: соседкина дочь показывает мне камешек с блестящей зеленой крупинкой, найденный там, в отвале.) Сперва низкий барак, почти пустая комната, кровать поперек, бурьян за окном; потом — единственное в поселке двухэтажное здание, внизу контора (там машинисткой работает моя мать), перед домом на солнце чертежные листы, где калька превращается в синьку. В жилой комнате бочка с черной водой, воду носят ведрами. Отлом и на стене кусок штукатурки — под ним казарменно-ровными рядами коричневые спины ждущих своей ночи клопов.

За углом двухэтажки — желтая глиняная яма среди мокрой густо-зеленой травы. Стоя у стены, я разминаю тугой комок глины и вдруг впервые понимаю, что этот комок — одно, а цвет его — другое, а тугое ощущение в пальцах — третье. Этот момент понимания запомнился тревогой на всю жизнь. Глина была желтая и резалась перочинным ножом.

Самое частое слово в разговорах — Сталинград. «Так немцы взяли Сталинград?» — «Нет, они воюют и воюют в городе». Когда началась победа, учредили новые мундиры с погонами, фотографии их были напечатаны на непривычных к тому газетных листах. (А в учебнике русского языка еще писалось: «суффикс -ье-, вороньё, офицерьё».) Это было уже зимой, и слепящий снег был так тверд, что из него можно был о не лепить, а высекать.

Я был тихий, местные в насмешку спрашивали: в Забайкалье: «Ты девчонка или парнишка?», на Урале: «Ты девка или парень?» Соседка по бараку, тяжелая и твердая, сказала матери: «Он у вас все фразы договаривает до конца».

До войны в школу шли с восьми лет, в войну стали идти с семи. Мы возвращались из эвакуации в Москву, в первом классе я не учился, а пошел в Москве сразу во второй: непривычный среди привычных.

Школа обдала шквалом многоголовья, многоголосья, людоворота по трем этажам — в вихрях пыли, исполосованной рыжим солнцем сквозь тусклые стекла. Было тесно и бедно. Потертые куртки, заплатанные локти, осунувшиеся лица, хваткие глаза: все разные и все на одно лицо. Все движенья быстрые, все слова непонятные, все порядки неизвестные. Все мои ответы невпопад, а за это бьют. Бьют по правилам, и этих правил они всегда знают больше, чем я. Штукатурка сыплется с отсырелых стен на мусорный пол, и когда падаешь, то видишь, какой он грязный и затоптанный.

Между переменами были уроки. Сидели по трое на двухместных партах, крашенных черным по изрезанному дереву; в дырке одна на троих жестяная чернильница с лиловатой водицей. Впереди — черная исцарапанная доска, на которой почти не виден бледный мел. Накануне на фронте взяли четыре города, их названия нужно было записать в тетрадку. Я пишу: Ельня, Глухов, Севск, Рыльск — так радиоголос перечислял их в приказе. На меня посмотрели странно: на доске он и были названы в другом порядке. Оказа[77]лось, что я близорук: все видят доску, а я не вижу. Через месяц я стал носить очки: «Очкарик! четырехглазый!» На перемену нужно было их снимать: собьют.

Потом хаос теснящихся лиц стал рассыпаться на роли: мрачный силач, вертлявый крикун, забияка, блатной, увалень, шут. Когда я через год перевелся в другую школу, я увидел вокруг те же маски, и между ними был о уже легче найти себ е место.

Я бреду из школы по слякотному переулку, меня нагоняют ражие и зычные старшеклассники. Один уже заносит руку меня ударить. Другой говорит «Не тронь, я его знаю, он хороший парень: вот я ему скажу, и он у меня наземь сядет, — а ну, сядь!» Я подсовываю под себя в грязь облупленный портфель и сажусь на него, думая только об одном: как бы он не сказал: «Чего жульничаешь? не на портфель, а на тротуар!» — а на тротуаре липкая черная слякоть. Но нет, сегодня он не злой, и парни, хохоча, проходят мимо.

Уроки, тесные и душные, были передышками между драчливой толчеей перемен; болезни — передышками между обреченностями на школу. Свинка, ветрянка, краснуха: не поворотить шею, не почесаться под повязками. Тетка на работе, троюродный брат до поры в школе; придет злой, начнет командовать, будет плохо. Но пока можно долго лежать под комковатым одеялом и читать Жюль Верна в старой книжке узким газетным шрифтом с ятями. Тихо. Краем глаза я вижу под столом черный комочек с хвостиком; не успел я подумать «мышь», он уже мелькнул и исчез.

Наше разоренное жилье в Замоскворечье привели в порядок в окнах уже не фанера, и в щелях не свистит ветер. В третий класс я иду уже в другую школу. Здесь спокойнее, и я уже привык Но все так же тесно, занятия идут в две смены, и когда мы во второй, то на уроках сумерки, а на лицах усталость. В голове пусто, слова учительницы шелестят мимо слуха, взгляд бродит по карте мира на стене, где среди лиловой и серой Африки одиноко надписан город Мурзук. Возвращаюсь домой по переулкам, от фонаря к фонарю, и вдруг понимаю: вот сейчас я вспоминаю Жюль Верна, а на прошлом углу я думал о чем-то другом, уже не помню о чем, но мысль не прерывалась; наверное, если ее всю, от утра до вечера, вытянуть и записать, то это и буду настоящий я, а остальное неважно.

Тяжелей всего было в пятом классе. Начинается созревание, в ребятах бродят темные гормоны, у всех чешутся кулаки подраться. Я ухожу в болезнь: у меня что-то вроде суставного ревматизма, колени и локти как будто скрипят без смазки. Врачи говорят: это от быстрого роста. Больно, но не очень; однако я притворяюсь, что не могу ходить, и восемь месяцев лежу на спине, не шевеля ногами. Изредка из школы приходят учителя, и я отвечаю им про Карла Великого, водоросль вольвокс и лермонтовские «Три пальмы». Видимо, я хорошо выбрал время: когда кончился этот год и я пошел в седьмой класс, то меня уже не били. Возрастной перевал остался позади.

Моего школьного товарища звали Володя Смирнов; он утонул на Рижском взморье, когда нам было двадцать лет. Он был сын Веры Вас. Смирновой, критика, и Ив. Игн. Халтурина, детского писателя (того, который сделал книгу В. К. Арсеньева «Дерсу Узала»). Я сказал: «Нас не очень сильно били: нас было неинтересно бить», Ив. Игн. откликнулся: «Ты всю жизнь себе так построил, чтобы тебя было неинтересно бить». Наверное, правда.

Потом, на четвертом курсе университета, у нас была педагогическая практика: по два урока русского языка и словесности в средней школе. Это было несерьезно: постоянная учительница сидела на задней парте, под ее взглядом ребята смирно и нехотя слушали неумелых практикантов. Но мне не повезло: нам с напарницей достался как раз пятый класс, в котором как раз заболела учительница, и мы должны были целый месяц управляться одни. Это было адом: я как будто опять тонул в кипящем буйстве гормонального возраста. Потом по ночам мне долго снились кричащие головы на грядках парт.

Это были дети 1945 года рождения, потом мне было забавно думать, что самые близкие мои товарищи по науке — тоже 1945 года рождения, и могли быть среди них.

Я сказал Нине Брагинской: от меня требуют воспоминаний, а они мне мучительно даются Она ответила: «И понятно: как ученый вы стараетесь быть стеклом, чтобы видно было не вас, а только ваш предмет; а мемуарист, о чем бы ни [78] писал, всегда в конечном счете пишет о себе». Я сказал: я не помню и не люблю детства, а в воспоминаниях возвращаюсь именно к нему. Она ответила: «И это понятно: воспоминания о детстве никто не может проверить, а в воспоминаниях о зрелом возрасте всегда приходится оглядываться, что об этом написали или напишут другие. Посмотрите мемуары НН: интересный человек, необычная жизнь, но так скован образом русского интеллигента, что в толстой книге нечего читать». Я вспомнил, как Веру Вас. Смирнову уговаривали написать воспоминания о Пастернаке, а она отговаривалась: «Сперва покажите мне воспоминания Зинаиды Николаевны». Она тоже жила в Ирпени летом 1930, и З. Н., стоя у плиты, радостно рассказывала ей, как Б. Л. только что в лесу встал перед нею на колени в хвою и объяснился в любви, и не передать ли ей Генриха Густавовича Вере Васильевне, как в хорошие руки? Но у Веры Вас. была своя трудная жизнь, и было не до того. Воспоминаний Зинаиды Николаевны ей не показали, и поэтому своих она не написала.

Здесь мне нужно написать о моем товарище, который утонул: я, ничего не зная, приехал в Дубулты, стал искать Веру Васильевну, мне сказали: «а, это у которой несчастье!» не «с которой», а «у которой», и все стало ясно. Но я не могу этого сделать: об очень хороших людях писать слишком трудно. Пусть вместо этого здесь будет перевод чужих стихов. Мы с ним любил и английские стихи и греческие мифы.

«В этой монодии сочинитель оплакивает ученого друга, несчастным образом утонувшего в плавании из Честера чрез Ирландское море в год 1637. По сему случаю предсказывается конечное крушение развращенного клира, бывшего тогда в силе».