"Перемещенное лицо. 2. Квадра" - читать интересную книгу автора (Воронина Тамара)

* * *

Вот странно: в темнице Дан устраивал себе моционы и утреннюю зарядку, только вот когда заболел, сил не было, а здесь, в тепле, сухости и сытости, размяк, никак не мог себя заставить, целыми днями лежал в постели, то дремал, то спал крепко, исправно пил вампирские лекарства, терпел не особенно приятные растирания (кожу сильно щипало, зато прогревало до самого нутра), чувствовал себя весьма пристойно, но вставать не хотел категорически. Имеет право узник, вырвавшийся на волю, позволить себе небольшое ничегонеделанье? Просто осознавать, что лежишь в мягкой постели, пахнущий мылом, причесанный, видеть на закрытом окне веселенькие занавески в рюшечках, любоваться всякими домашними мелочами: там вазочка, там горшок с цветущим аналогом герани, там тяжеленный подсвечник с оплывшей толстой свечой, а вон лампа масляная, и вечерами нет тягостной темноты, потому что можно попросить оставить свечу, да и окно большое, в него луны светят по очереди, звезды видны, а в углу на подставке – мастерски вырезанная из дерева фигура Строна, бога-воителя, имелся этакий Марс Аресович в местном пантеоне. Вообще-то он был поначалу героем, то есть человеком, воином ну абсолютно непобедимым, потом, как и положено, его предательски укокошили уже в преклонном возрасте, не дожидаясь, пока сам помрет, тем самым добавив к геройской репутации ореол мученика и жертвы, после этого трагического события всякие знамения начались (по версии Гая – комета близко к Траитии прошла, сопровождаемая метеоритным дождем), что способствовало версии вознесения Строна в небеса, где положено проживать богам.

И постель чистая, тюфяк пахнет травой, подушка – тысячелистником, рядом все время стоит кружка, да не с водой, вода – это само собой, а с компотом или молоком, и так это вкусно, что Дан хронически делал глоточки, вроде бы маленькие, но кружка пустела быстро. Правда, мальчишка-спаситель за этим следил, подливал. Желудок привыкал к обычной еде, получал уже и кашу на молоке, и суп, и вареное нежирное мясо, и ароматный хлеб… Властитель вознаградит их сторицей, уж до чего, а до денег он настолько не жаден, что так и тянет назвать мотом.

Кайф. Самый настоящий кайф. Вычеркнуть из жизни эти недели-месяцы и никогда не вспоминать. Чтоб ни в кошмарах ни являлись, ни… Нет, придется в деталях рассказывать, Нирут въедливый, захочет узнать все. Нравится ему, видите ли, иметь полное представление о своей Квадре. Квадра… Гай, Аль, Лара. И Шарик. Увидеть их хотелось до боли в зубах…

Дверь хрястнула о стену, когда ворвался властитель. Свой собственный, не посторонний, черный весь, только тесемочка с большим количеством солнечников пришита, но это можно, драгоценности в цветовую гамму не входят, хоть все света радуги… А рад ведь. Иначе не пытался бы переломать ребра, так сжимая в объятиях.

– Цел!

Интересно. Не жив, а цел. Дан против воли улыбнулся ему, а так ведь хотелось сохранить невозмутимость, но рот сам расплылся до ушей. Ну и ладно, смешно изображать этакое достоинство, голышом валяясь в постели под теплым одеялом… А одеяло-то зачем сдергивать!

– Да, видок у тебя… Да не прикрывайся ты, я не дама. Худ безобразно… Истощен. Вампир сказал, ты болен?

– Простужен, – уточнил Дан, – но мне гораздо лучше уже. Кашель и небольшой жар. Там сыро было, милорд, и холодно. Я, наверное, всю оставшуюся жизнь буду мерзнуть теперь.

– Хоть бы в такие минуты называл меня по имени, – проворчал властитель, ведя обеими руками вдоль тела Дана – от маковки до пяток. Рентген-аппарат. – Нет, теплообмен не нарушен, это психологическое, пройдет со временем. Ну и озноб от болезни, ничего, вампиры вылечат.

– Нирут, мне тут здорово помогли. Хозяин здешний и мальчишка…

– Получат все, что только захотят. Плюс деньги, конечно. Я умею благодарить, друг мой. Хозяин! – рявкнул он, и через минуту хозяин и парнишка, заметно трепеща, очутились в комнате. – Примите мою благодарность. Я выполню любое ваше желание. Что ты хочешь, трактирщик?

– Приданое дочке, – не чинясь, ответил бывший солдат. – Я, конечно, человек не бедный, по нашим понятиям…

– О деньгах можете вообще не думать, – перебил Нирут, – никогда больше не будете знать нужды. Я имею в виду – что еще вы хотите? Привилегии?

– А могу я свой трактир назвать «Квадра»?

– Можешь даже использовать черное и серебряное. Я разрешаю. Можешь рассказывать всем, что ты помог властителю Нируту Дану. Это все мелочи. Придумаешь что-нибудь еще, дай мне знать. А ты, мальчик, чего хотел бы?

– Служить вам, ваша милость.

Нирут захохотал.

– Беру. Ты не возражаешь, трактирщик? Сын?

– Нет, так… сирота приблудный. Он славный мальчик, но не воин.

– А мне не только воины служат. Хорошо, я беру тебя.

Вот так осчастливливают народ. И хочется же идти в прислугу? Ведь ясно сказано: все сделаю, нуждаться не будете, иди учись или занимайся чем хочешь, ты избавлен от необходимости зарабатывать, можешь, вон как благородные, ничего не делать, а туда же – хочу служить…

– У дочки жених-то есть? Может, подыскать достойного человека?

– Есть… ухажер. Любовь у них. Да родители ему жениться не позволяют – не ровня.

– Ну-ну… Будет ровня. Хочешь, сам посватаю? Мне, поди, не откажут?

Тут и невозмутимый отставник дар речи потерял. А властителю это ничего не стоит. Разве что никогда не стал бы он просто так снисходить до народа. Типа чести много. А тут повод есть. Вот так и рождаются слухи о демократичности властителей, даром что слова такого здесь не придумали даже философы древности – Дан специально спрашивал Гая, но тот о власти народа ничего не слышал и очень удивился, что такая чушь могла кому-то прийти в голову. Власть народу? Это которому – тому, что читать не умеет и дальше собственной деревни никогда носа не высовывал? Или лавочникам, которых ничего не интересует, кроме собственной прибыли? Забавно… Происхождение само по себе, конечно, мало что означает в личных качествах человека (эльфа, вампира), зато дает (или не дает) возможность получить хорошее образование, увидеть чуть больше, чем видит средний обыватель. Вот взять Муна Стамиса – и человек замечательный, скромный, и взглядов широких, но куда ему во власть? самое большое, с чем он может справиться – средняя должность в магистратуре, каковую он сейчас, кстати говоря, и занимает, неслыханная карьера для рядового регистратора, сделанная не без намеков властителя Нирута. В общем, кесарю – кесарево, слесарю – слесарево.

Кошелек, который Нирут оставил трактирщику, поверг того в шок. Откладывать в долгий ящик властитель ничего не стал, тут же отправился к потенциальному жениху, поверг в шок его родителей, немедля возлюбивших будущую невестку даже не за ее роскошное приданое, а за милость властителя. Следующим этапом было повергание в шок магистратуры – выражение личной благодарности властителя тоже кой-чего значило, теперь будет что рассказывать внукам, выйдя в отставку. Далее был отблагодарен вампир-лекарь, но тот хоть в обморок от восторга не грохнулся, хотя польщен был заметно… В промежутках между осчастливливанием аборигенов властитель забегал к Дану с кратким и ироничным отчетом. Наверняка и с темно-красным коллегой встречался, но об этом ни слова не сказал, ладно, их дела, властительские, Дану не хотелось вспоминать пережитое. И так вон сдулся, никак сил набраться не может, ну как спрашивается, в таком полудохлом состоянии в дорогу? Не станет же хозяин дожидаться, когда Дан окрепнет…

Все оказалось проще. Услышав его сомнения (высказанные не без нытья), властитель усмехнулся и пообещал, что утомиться Дан уж точно не успеет, вот утром и отправятся в путь. На прощание он подарил трактирщику шубу с барского плеча, то есть кинжал с пояса отцепил, а взамен попросил раздобыть его собственности какие-нибудь штаны да рубаху, неважно какие, вон пяток корон – хватит? Страшно далек он был от народа – на пару корон нарядиться можно было так роскошно, что все девки вслед смотреть будут. Трактирщик притащил полный комплект качественной одежды и сдачу – три короны и несколько соток, которые властитель, разумеется, ему и оставил. Потом он затребовал парнишку, жаждущего стать его преданным слугой, велел ему помочь Дану одеться и бегом собирать вещи – пора.

Ну да. Совсем отупел за время заключения. Мозги атрофировались. Властители при необходимости умеют дорогу сокращать вполне фантастическим образом – шагая через пространство. При необходимости – в компании. Дана – за руку (он едва успел трактирщику свое личное спасибо сказать), парнишку – за шиворот, шаг – и все, вот он, чудный замок на озере…

– Сколько же времени прошло? – пробормотал Дан, увидел подмерзшую траву и девственно-голые кусты.

– Полгода. Без нескольких дней полгода, друг мой. Ну что, малыш, нравится? Ты рот закрой, мои слуги должны держаться с достоинством. Не хочешь же ты провести всю жизнь на кухне или в конюшне?

– Я люблю лошадей, – осмелел мальчишка.

– Ну, хочешь быть при лошадях, так будешь. Но ведь грумам приходится меня сопровождать, так что будь любезен научиться владеть собой. Ты будешь носить цвет властителя. Дан, ты сможешь дойти? Нет, не сможешь, похоже. Ничего, сейчас пришлют карету. Присядь.

Дан охотно опустился на землю. Его качало ветром. Было холодно, от земли тянуло стылостью, от озера дул ветер. Властитель покачал головой – и вдруг стало тепло и уютно.

– Магия?

– Конечно. Прости, я не подумал, что ты настолько слаб.

– Вы же не применяете магию в быту.

– Я не применяю магию без необходимости. А ты… познакомился с другой стороной магии, да?

– Было дело, – сознался Дан. – В самом начале. Потом он почему-то решил, что я такой несгибаемый, что ни за что не расколюсь, что вы на меня заговор наложили, и сменил тактику.

– Что он от тебя хотел?

– Чтобы я рассказал ему о ваших целях.

Смеяться властитель умел. Дан тоже посмеялся: правильно, цели властителя если кому и известны, то не перчаткам. Мальчишка таращил глаза то на них, явно не слыша разговора, то на замок, то на дорогу, выступившую из воды, то на приближающуюся карету. Он даже не в восторге был.

– Неплохой мальчик, – кивнул в его сторону хозяин. – Искренний, честный. И правда не воин. Ничего, побудет при конюшне, может, приближу к себе… но как-то не вижу я его в роли камердинера. Впрочем, разберемся. Значит, ты не раскололся. Почему?

– По глупости, – хмыкнул Дан. – Вреда бы вам это не принесло никакого, но не люблю я сдаваться, милорд. Знаю, что неумно… хотя, выложи я ему все, что мог, долго бы я прожил?

– Пару минут, – согласился хозяин. – Вот черт, об этом я не подумал.

Над каретой мелькнула темная туша взлетевшего сторожевого дракона. Шарик. Учуял. Не будь дороги, вплавь бы ринулся, хотя плавал он паршиво. Эх, фотоаппаратов тут нет – замечательный был бы снимок: черная в серебре карета на фоне белого замка и синей воды, а над ней – чудовище с крыльями…

– Вы лучше отойдите, милорд, – посоветовал Дан, – затопчет. Никакой в нем почтительности нет…

Шарик повалил его на траву, покатал носом, издавая столько звуков, что получалась какая-то симфония… типа Шнитке или еще какого из нынешних. Маломелодичная, но выразительная. Дан обнял гибкую шею, поцеловал в нос, почесал горлышко и доверительно шепнул: «Я скучал по тебе». Шарик возликовал и повел себя абсолютно по-собачьи – принялся нарезать круги, подпрыгивая и отчаянно вереща. Мальчишка в ужасе отпятился к самой воде, где его перехватил властитель.

Потом они погрузились в карету, Шарик поскакал следом, а во дворе замка их встретила Квадра. Гай. Аль. Лара. Захотелось побегать кругами и повизжать. Переобнимавшись со всеми, Дан почувствовал, что сейчас упадет, слабость накатила невероятная, но упасть не дали, Аль подхватил, перебросил через плечо и потащил наверх, Лара обогнала их, и в комнате Дан понял зачем: она приготовила постель. Втроем они быстро вытряхнули Дана из одежды и упаковали под одеяло, даже не дав Гаю его осмотреть.

– Довели же тебя, – сочувственно произнесла Лара, гладя его щеку. – Мы знали, что ты жив, знали, что тебе плохо, но даже направление определить не могли. Бездарности мы.

– А властитель – первый, – поддакнул Аль. – Он тоже не мог. Гай, его откармливать, наверное, надо?

– Лечить его надо, – отозвался Гай, бледный больше обычного, заметно похудевший – а куда уж больше-то? и так насквозь прозрачный. – Дай-ка прослушаю. М-да… Ты сейчас, наверное, легче меня. Хрипы. Кашель сильный?

Минут десять он расспрашивал Дана, лицо было серьезное, даже суровое, но Дан знал, что Гай просто боится сорваться в детский восторг и начать прыгать по комнате на манер Шарика… О, и этот тут, пролез, а ведь не пытается прорваться в жилые помещения, сидит себе на конюшне или по галереям бродит. Лара умчалась – явно за едой, демон демоном, но женские инстинкты были сильны, худых надо кормить, непременно вкусненьким. Аль покачал головой.

– Черт, Дан, даже сказать не могу, насколько я тебе рад. Поцеловал бы, да ты неправильно поймешь.

– Поймет он как раз правильно, – фыркнул Гай, – и именно это ему не понравится. Не злись

– Я не злюсь, – удивился Аль. – Я рад до чертиков. Даже не знаю, что сделать, чтоб выпустить эту радость, а то ведь взорвусь.

– Походи на руках, – посоветовал Гай, и Аль, как заправский акробат, прошелся колесом и пробежался на руках.

– Я б тоже походил, – признался Дан. – Ребята, я… Ну даже не знаю, что сказать. Властителю я, конечно, обрадовался, но прагматично: ну вот и спасение. А вам – просто так. Вы настолько… В общем, мне иногда кажется, что у меня глаза по ночам светятся и уши острые.

– Крови попить не хочется? – осведомился Гай. – Мне, знаешь, тоже иногда кажется… что я блондин. И зубы у меня ровные. Слушай, борода тебе не идет, может, мы ее ликвидируем?

– Обязательно, – кивнул Дан, – а то Алю расхочется меня целовать. Не было у меня возможности побриться.

– Плечо болит?

– Ноет. От сырости, наверное. Суставы… Вот бы твоего папу сюда, правда?

– Я все папины рецепты знаю, – хмыкнул Гай. – Я свои придумывать не умею, а то, что делают родители, знаю. Папа недавно, кстати, еще один прислал, говорит, очень хорошо помогает. Черт, Дан, мне тоже хочется тебя поцеловать, правда.

– Потому что обнимать тебя боязно – сломаешься, – кивнул Аль. А у этого круги вокруг глаз, отчего глаза кажутся еще больше и еще зеленее. Обо мне страдали, что ли? Или – со мной? – Расскажешь?

И Дан, как ни хотел загнать воспоминания туда, откуда они бы не вылезли бы никогда, рассказал. Нельзя скрывать от Квадры. И не просто нельзя – не хочется.

– Ну ясно, – резюмировал потемневший лицом Гай. – Опять твои гипертрофированные представления о чести.

– Или упрямство, – поправил Аль. – Хотя одно другому не мешает. Ты и в безвыходной ситуации не сдашься?

– Вы дураки оба, – удивилась Лара, – в его положении молчание было единственным способом выжить, неужели непонятно? Дан, мне так хочется тебя поцеловать!

– Поцелуй! – обрадовался Дан. – А то эти извращенцы привяжутся.

– Я не буду. Потому что тебе это может слишком понравиться, – вздохнула Лара. – Забыл, кто я?

– Я вот забываю, – пожал плечами Аль, – и иногда сильно себе удивляюсь. Лара, почему я тебя не хочу?

– Я тоже не хочу, – признался Гай. – Причем совсем. Даже меньше, чем Аля.

– Это ужасно, но я тоже, – кивнул Дан, косясь на поднос. Даже рассказ о том, как он делил пространство с трупом, не избавил его от аппетита. А пахло так вкусно… – Правда, у меня есть предположение, почему это так. Наверное, потому что ты не хочешь нас.

Лара его все-таки поцеловала, хотя и в нос, и начала распаковывать горшочки и сверточки. Тушеное с грибами и кислыми ягодами мясо – сто лет не ел, фирменное блюдо местной кухарки, вкусное до одурения и повального обжирательства. Дан виновато посмотрел на друзей и приступил к уничтожению еды.

– Ты прав, – сообщила Лара, глядя на него с умилением тетки Даши. – Так бывает при близости душевной. Вы просто очень хорошо понимаете, что я вас не хочу, хотя вы все и замечательные парни. Понимаете, почему не хочу. И потому мне удается вас заставить не хотеть меня. Властителя вот не могу заставить, но он умный, понимает, что нельзя ему со мной ложиться. Даже ему. Дан, там еще пироги доходят, через час будут готовы.

– Через час он проголодается, – засмеялся Аль. – Черт, ну почему у меня никогда не было такой потребности – коснуться тебя? Видеть хватало, а сейчас хочется потрогать. Нет, без всякого там…

– Без всякого? – усомнился ехидный Гай. Вечные их шуточки. Дан бы не удивился, если б эти подколы в итоге не привели их в одну постель. Аль не обижался, хотя вообще был весьма мнителен и везде искал подвох. Дан протянул руку и милостиво позволил ее потрогать.