"Очарованная горцем" - читать интересную книгу автора (Куин Пола)

Глава 15

Что сказать? Роб понятия не имел. Сказать по правде, до сих пор он как-то не слишком много внимания уделял девушкам — во всяком случае, куда меньше, чем боевой подготовке. На девушек почему-то никогда не хватало времени. Да и чего стараться, считал Роб, ради нескольких часов удовольствия? В конце концов, махнув на эту сторону жизни рукой, он всецело отдался тому, что считал гораздо более важным. Своим обязанностям перед кланом. Обязанностям, о которых он едва не забыл после того, как ему точно снег на голову свалилась Давина Монтгомери.

Смущенно откашлявшись, Роб уставился на ее макушку. Сейчас он был даже рад, что Давина сидит к нему спиной. Роб давно уже заметил, что утрачивает способность ясно мыслить, когда смотрит ей в глаза. Впрочем, сейчас, в его нынешнем состоянии, даже скромный венок у нее на голове сводил его с ума. Улучив удобный момент, он незаметно вытащил один цветок — казалось бы, пустяк, но при мысли о том, что бы он сделал, будь его воля, у Роба задрожали руки.

— Давина, я бы хотел…

— Да?

Проклятие… она обернулась.

— Я… — снова начал Роб, но тут она все-таки разглядела этот чертов цветущий боярышник!

Стоило ей улыбнуться, как он мигом забыл все, что собирался сказать. Все мысли словно выдуло у него из головы, и Роб, захлопнув рот, принялся пожирать ее глазами. Странно, сама она, казалось, даже не подозревала об этом.

— Давина, я был дураком. Конечно, не могу обещать, но в будущем постараюсь исправиться.

При виде ее улыбки Роб немного приободрился. Снисходительность Давины, ее терпимость поражали его не меньше, чем ее умение радоваться каждой мелочи.

— Да, возможно, я не стремлюсь принять участие во всех ваших забавах, но у меня и в мыслях не было помешать тебе веселиться. Я же вижу, как тебе это нравится.

— Спасибо, — прошептала она, подняв на него глаза.

Удивление и робкая надежда, которые он прочел в ее глазах, ошеломили Роба. В горле застрял комок.

— Моя жизнь так изменилась… с того дня, как ты вошел в нее.

Роб осторожно коснулся ее подбородка. К его удивлению, Давина не отодвинулась, даже слегка потянулась к нему, словно наслаждаясь его прикосновением.

— Я чувствую себя… заново родившейся. Мне всегда хотелось увидеть мир, который лежит за стенами аббатства, но я боялась. А с тобой… с тобой я ничего не боюсь.

Роб с трудом проглотил вставший в горле комок. Его охватило счастье. А ведь ему казалось, что невозможно быть счастливее, чем он был сейчас… как оказалось, он ошибался.

— Твои друзья стали и моими друзьями… моей семьей.

— Ух ты… это здорово, — пробормотал он, осторожно смахнув повисшую у нее на ресницах слезу.

Сердце колотилось в груди так, что едва не выпрыгивало наружу. Сейчас Роб готов был в одиночку сразиться с целой армией, если потребуется.

Нет, это невозможно, спохватился Роб. Он не принадлежит себе. На его плечах лежит ответственность за судьбы многих людей. Он хотел, чтобы она это поняла. Роб тяжело вздохнул:

— Пока мои младшие сестры и братья гонялись за овцами на лугу, из меня лепили человека, которому со временем предстоит надеть тартан отца. Когда ты познакомишься с Каллумом Макгрегором и узнаешь, что он сделал для своего клана — и сколько он делает для него до сих пор, — ты поймешь, сколько мне придется потрудиться, чтобы не опозорить его.

Какое-то время Давина молчала, вглядываясь в его лицо.

— Мне кажется, твое детство было очень похоже на мое, — задумчиво пробормотала она. — Твое будущее было уже предначертано, и выбора у тебя не было. Ты не мог изменить свою судьбу.

— Да я и не хотел ничего менять.

Улыбка Давины стала грустной. Казалось, она догадывалась о той борьбе, которая происходила в его душе, о том, что творилось в ней, пока из него «лепили» человека, которым ему предстояло стать.

— Поверь мне, Роб, меньше всего я хочу навлечь опасность на тебя и твой клан.

Роб промолчал. На душе у него стало совсем скверно.

— Выходит, тебе даже никогда не хотелось гоняться за овцами по лугу вместе с братьями и сестрами? — вдруг весело спросила она.

Глаза Давины смеялись, и Роба внезапно охватило искушение хоть ненадолго забыть обо всем.

— Не-а, — ухмыльнулся он.

Все веселье Давины вдруг куда-то исчезло, словно неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее забеспокоиться. Она растерянно моргнула, и улыбка сползла с ее лица.

— Наверное, вместо овец ты бегал за женщинами?

— Не-а, — повторил Роб.

Его взгляд остановился на ее губах.

— А как насчет тех девочек Макферсон, о которых рассказывал Уилл?

Роб предпочел бы навсегда забыть тот день, однако томительное ожидание, которое он прочел в ее глазах, пока она ждала, что он ответит, подействовало на него самым неожиданным образом. После того как Роб каждый день душил в себе ревность, видя ее с капитаном, он был потрясен, сообразив, что и она ревнует… ревнует к сестрам Макферсон! Роб широко ухмыльнулся, в его синих глазах запрыгали чертенята.

— Не-а… это они бегали за мной!

С ее губ сорвался потрясенный вздох. От удивления она приоткрыла рот, и Роб, забыв обо всем, потянулся к ней. Он понимал, что не должен ее целовать, но он так устал бороться с тем чувством, которое испытывал к ней, что махнул на все рукой. Боже, помоги ему, промелькнуло у него в голове. Боже, помоги им всем!

Давина оцепенела, только сердце бешено стучало в груди, едва не вырываясь наружу. Конечно, у нее было время догадаться, что собирается сделать Роб, однако она даже не попыталась отодвинуться. Да ей и не хотелось этого делать. После стольких дней бешеной скачки, когда он держал ее в объятиях, а она доверчиво прижималась к его широкой груди, ей вдруг захотелось большего. Грех это или нет, но не могла же она запретить себе видеть сны, сны, в которых неизменно фигурировал Роб. Каждое утро она просыпалась, чувствуя, как горят ее щеки, с пересохшими от его поцелуев губами, а потом изнемогала от стыда за то счастье, которое испытывала от его прикосновений. Конечно, она понимала, что должна оттолкнуть его… но пальцы Роба, легко скользнувшие по ее шее, заставили ее забыть обо всем. Наверное, она должна была отодвинуться, но ей так хотелось, чтобы он поцеловал ее. Ее еще никогда не целовал ни один мужчина, и голодная страсть, с которой в тот самый первый раз губы Роба впились в ее рот, слегка напугала ее. Однако сейчас все было по-другому. Губы Роба скользнули по ее губам с такой осторожной нежностью, что она задрожала… В этом поцелуе было нечто такое, отчего у нее пересохло в горле, а колени стали ватными. Кончиком языка Роб слегка раздвинул ее губы. Все ее тело будто плавилось в медленном огне. Казалось, ее сны стали явью… только в действительности все вышло даже еще лучше, чем во сне. Роб притянул ее к себе, и ей вдруг почудилось, что она падает в пропасть — туда, где нет никого, кроме него, готового в любую минуту подхватить ее.

И вдруг он отпустил ее.

Это произошло так неожиданно, что Давина, схватившись одной рукой за сердце, машинально потянулась к нему. И заметила, как пальцы Роба с такой силой впились в плед, что даже костяшки побелели. Казалось, заставив себя оторваться от нее, он испытывал такую же физическую боль, что и она сама.

— Прости меня, — хрипло выдохнул он. — Конечно, я знаю, что тебе предстоит стать Христовой невестой, но… это сильнее меня.

Давина не могла оторвать глаз от его шевелившихся губ, завороженная их чувственными контурами. Она еще не забыла, как они нежно прижимались к ее губам, как от них пахло — ягодами и едва сдерживаемым желанием. О да, Роб всегда старался держать себя в руках! Так старался, что она уже было решила, что совсем не нравится ему, а он, выходит, боялся отбить ее у Господа! Давину так и подмывало рассказать ему правду, но… нет, не сейчас, решила она. Лучше потом. В свое время она расскажет ему все и будет молить Бога, чтобы Роб не оттолкнул ее. А сейчас лучше пусть поцелует ее еще раз.

Она потянулась к нему, помня, как он сказал, что это «сильнее его». Роб был единственным мужчиной, кто был не в силах оставить ее. Даже ее собственный отец смог это сделать.

Слегка смущаясь, она прижалась губами к его губам, ощутила его горячее дыхание. Роб хрипло застонал, словно она причинила ему боль, а затем его руки железным кольцом сомкнулись вокруг нее, и Давина распласталась на его широкой груди, на мгновение испугавшись, что он раздавит ее. Вцепившись обеими руками в его плед, она приоткрыла губы и почувствовала, как язык Роба скользнул внутрь, почувствовала, как ее окутывает запах его тела. Ей хотелось припасть головой к его груди, укрыться в его объятиях, всю жизнь до конца своих дней чувствовать себя такой же желанной, как в этот миг. К несчастью, ее жизнь ей не принадлежит, напомнила она себе. Слишком многое разделяет их с Робом — и не только те, кто охотится за ней. Сладостный туман развеялся.

— Нет. — Упершись ладонями ему в грудь, Давина попыталась отодвинуться. — Нет! Мы не должны.

На этот раз Робу и в голову не пришло просить у нее прощения. Он просто молча смотрел на нее, тяжело и часто дыша. Глаза у него горели.

Давина поспешно отвернулась.

— Скоро стемнеет, — запинаясь, пробормотала она. — Будет лучше, если мы вернемся к остальным.

— Угу, — хрипло буркнул Роб.

Натянув поводья, он повернул жеребца и резко ударил его каблуками.

На обратном пути не было сказано ни слова. Давина, закусив губу, старалась не слышать, как вокруг кипит жизнь, ведь это только напоминало ей о том, что в ее собственной жизни все осталось по-прежнему. Эдвард прав — она была и остается дочерью короля Якова. Судьба не оставила в ее жизни места для любви. Если ей удастся ускользнуть от врагов и остаться в живых, будущее ее давно предрешено — либо она примет небесного жениха, либо выйдет замуж за одного из тех, кто служит новому королю. У нее никогда не будет настоящей семьи, и, как бы ей ни хотелось ее иметь, лучше заранее смириться с ожидающим ее одиночеством. Жаль, что Роб не бросил ее в Курлохкрейге, пока ее сердце еще оставалось свободным. Потому что теперь, после того как она провела с ним столько дней, после того как изведала сладость его поцелуев, одна мысль о разлуке с ним наполняла ее страхом, перед которым отступал даже страх за ее собственную жизнь… да и за его тоже.

Питер Джиллс, брезгливо поморщившись, стянул с рук перчатки. Эта сучка дралась, как дикая кошка, подумал он, расхаживая по двору аббатства Курлохкрейг. Фыркнув, он поднес руки к лицу и принялся разглядывать кровавые царапины, которые оставила на его руках аббатиса, пока он душил ее. Да, эта старуха отчаянно сражалась за жизнь… и упорно продолжала молчать. Ее не испугало даже когда Джиллс, разъярившись, пригрозил свернуть ей шею. Нет, естественно, у него и в мыслях не было оставить аббатису в живых, да и остальных монахинь тоже — учитывая, что они видели его лицо. Они все должны были умереть, однако тех, что помоложе, он отдал на забаву своим людям, оставив аббатису себе. Он знал, что ему доставит удовольствие придушить ее собственными руками, и не смог отказать себе в подобном пустяке.

Жаль, что времени было в обрез — он бы предпочел позабавиться с ней подольше. Ему всегда нравилось иметь дело с такими мужественными, несгибаемыми женщинами, как эта, однако адмирал быстро терял терпение — единственный из его многочисленных грехов, которого он никогда особо не стеснялся. Впрочем, ее смерть оказалась ему на руку, как и любая смерть. Видя, как мать-настоятельница, хватая воздух посиневшими губами, на его глазах испустила последний вздох, одна из юных послушниц, задрожав, поведала ему то, что он стремился узнать. По ее словам, странствующая послушница по имени Давина заезжала в Курлохкрейг, однако приехала она не одна.

Оказавшись возле монастырских ворот, Джиллс вскочил на коня, потом обернулся и с ухмылкой окинул взглядом притихшее аббатство. Адмирал люто ненавидел шотландских горцев, а, по словам сестры Элайн, их гостья явилась в сопровождении четверых шотландцев — а еще там был английский капитан, который приехал позже, весь израненный, добавила она. Этим капитаном никак не мог быть Эшер, ведь Джиллс своими глазами видел его труп. Если он даже не был мертв, то должен был вскоре испустить дух. Эти самые шотландцы могут доставить ему немало хлопот, мрачно подумал Джиллс. За годы, проведенные в Голландии, он успел понять, что шотландские горцы привыкли сражаться яростно, но при этом не теряя головы — вероятно, этому немало способствовала их религия. Фанатики! Скривившись, адмирал презрительно сплюнул. Нет ничего хуже религиозных фанатиков — и ничего опаснее.

Джиллс пришпорил коня. Они теряют драгоценное время. Если все пойдет, как он задумал, скоро все закончится. К этому времени граф Аргайл, бывший изгнанник, должно быть, уже высадился на западном побережье Шотландии. Очень скоро появится и Монмут, чтобы объявить себя королем. Джиллс слабо верил, что из герцога получится хороший вождь, но, с другой стороны, ему-то какая печаль? Его задача — убедиться, что после того, как он прикончит Монмута с Аргайлом и расчистит дорогу к трону новому королю, не появится новых претендентов на престол.

Элайн упомянула, что эти горцы из клана Макгрегоров. Но больше она ничего не знала — ни их имен, ни куда они направились, покинув аббатство. Следы к этому времени наверняка исчезли, но теперь он хотя бы знал, в каком направлении двигаться… конечно, если они когда-нибудь выберутся из этого чертова Эра, выругался он про себя.

— Маартен! — оглушительно взревел он, повернувшись к аббатству.

И умолк — даже на него подействовала царившая вокруг могильная тишина. Потеряв терпение, Джиллс уже готов был вернуться и собственноручно перерезать оставшихся в живых монашек, когда из ворот наконец выехал его капитан, а следом за ним и остальные.

— Какого черта вы столько возились?! — рассвирепел Джиллс.

Капитан вскинул на него глаза, потом торопливо отвел взгляд в сторону и вытер окровавленный кинжал о землю.

— Успокойтесь, сэр. Мы уже закончили.

— Хорошо. А теперь в путь. Если повезет, Эдгар и его отряд нападут на след этой леди и дадут нам знать. Мы…

— Если эта леди не утонула в реке, через которую нам пришлось перебраться по дороге сюда, — взявшись за поводья, перебил адмирала Хендрик. — Одна из сестер имела удовольствие сообщить мне, что шотландцы прикончили всех наших людей, а потом швырнули их тела в реку. Их вождь, добавила она, собственноручно зарубил шестерых.

Лицо Джиллса перекосило от ярости. Словно почуяв это, его конь, заржав, испуганно попятился.

— Итак, дочка Якова обзавелась рыцарем, — проворчал Джиллс. — Что ж, раз так, постараюсь убить ее у него на глазах.

Маартен молча смотрел, как адмирал, пришпорив коня, вихрем понесся по дороге.

— Дьявол, — проводив его взглядом, с суеверным ужасом прошептал он.

Даже ему было не по себе при мысли о том грехе, который они только что взяли на душу, и к тому же не в первый раз.

— Может, Господь, потеряв терпение, наконец послал мстителя, который отправит его в преисподнюю, да и всех нас вместе с ним? Впрочем, туда нам и дорога, — уныло добавил он.