"Вторая радуга" - читать интересную книгу автора (Сатарин Ким)

Гволн

Ермолай открыл глаза, посмотрел на сидящих вокруг ребят и отрицательно помотал головой.

— На сегодня — всё.

Братья спокойно поднялись и пошли в сторону школы. Только что вытоптанная в снегу тропинка позволяла идти только гуськом. Галка отправилась за ними, по дороге повернувшись и послав ему виноватый взгляд. Мариэтта, как ни в чём ни бывало, поинтересовалась, нужна ли она. И услышав, что её услуги не нужны, тоже удалилась. За ней, недовольно хмуря брови, выкарабкался из сугроба Сашка, а затем и Игорь с Ингой.

— А вы чего сидите? — мрачно поинтересовался юноша у оставшихся.

— А мы все здесь универсалы, — напомнил Кутков. — Любой из нас потенциально способен стать оператором миров. Ольга, конечно, уже стала, а мы — ещё нет. По известным нам законам, одни таланты у универсалов развиваются хорошо, другие — с трудом. Если у человека развит талант усилителя, то вряд ли он способен стать оператором миров, равно как и наоборот. У тебя, Ермолай, талант усилителя никто не развивал. Но вдруг он сам собой совершенствуется? Ты же чувствуешь ответственность за группу? Может, есть смысл проверить?

— Я проверяла, — лаконично отозвалась Ольга. — Есть у него такой талант, в потенциале почти как у Инги. Но это ему вряд ли помешает.

Кутков сразу заинтересовался, как это дочь шамана могла выполнить такую проверку. И почему она не считает обоснованные и проверенные опытом закономерности применимыми к Харламову.

— У нас общий мусун. Ты можешь мне верить или не верить, но это другая связь, не та, которую изучают здесь. Оттого мы с ним чувствуем друг друга, как самого себя. Только не всегда можно чувства словами выразить, поэтому я не могу объяснить тебе, Леонид, отчего я уверена в том или ином утверждении.

Лёшка засмеялся и припомнил, кстати, анекдот про древнего колдуна и юную ведьму. Там колдун тоже заявлял, что не все свои знания способен передать словами…

— А серьёзно? — спросила его дочь шамана, прекрасно суть анекдота уловившая, но ничуть не обидевшаяся.

— У меня развивают талант слышащего и талант прикрытия — а они тоже считаются противоположными. На всякое правило есть исключения.

Харламов предположил, что противоречие, возможно, кроется не в самом человеке, а в используемых методах обучения. Если одни занятия требуют, например, концентрированного внимания, а другие — безудержного полёта фантазии, то не удивительно, что успехи в них могут сильно различаться.

— Мы можем теоретизировать до бесконечности. Давай всё же ограничимся теми догадками, которые можно проверить, — настаивал Леонид. — Ты отрабатывал идею, что должен открыть мир в одиночестве. Не прошло, хотя побочные результаты впечатляют. Я бы тебе за них мигом красную повязку дал. Потом ты решил, что группа способна тебе помочь. Мы три недели по несколько раз на дню решали самые разные задачи. Знаешь, кроме Инги и Мари все отметили существенный прогресс в своих способностях…

Кутков глянул на дочь шамана и сразу оговорился, что Ольгу он не спрашивал и пусть она за себя сама скажет. Та молча согласно кивнула в ответ.

— Ну, Мари вообще молчит, как партизанка, у неё своя жизнь, — продолжил Лёня, — за неё тоже не поручусь. В общем, для группы результат есть. Для тебя, Ермолай, его нет. Я вот и думаю — может, тебе не группа нужна для поддержки, а школа в целом? За группу ты отвечаешь, и тебя эта ответственность психологически ограничивает. А за школу отвечает Лысый, преподаватели, инструкторы и ещё куча народу. Твоей ответственности здесь нет…

— Те же тестикулы, вид сбоку, — ехидно заметил Лёшка.

Его родители работали в медицине, отчего и юмор у него порой бывал с определённым уклоном. Впрочем, он согласился, что идея выглядит довольно логичной. Ольга пожала плечами.

— А ты чего молчишь? — взъелся на неё Лёнька. — Мусун у вас общий, повязка на тебе желтая, ты готовый оператор миров. От тебя в первую очередь помощи ждут.

— Кстати, Ермолай, нам с тобой надо пожениться, — неожиданно сказала подруга. — Нельзя нам дальше вместе жить без росписи. Вот летние каникулы начнутся, поедем в Ручейный и зарегистрируем наш брак. А ребята свидетелями будут. Как, Лёня, Лёша, приедете к нам на свадьбу?

— Согласие жениха отныне уже не требуется? — удивился Константинов.

— Харламов, ты согласен взять меня в жёны?

— Согласен, — пробормотал ошарашено юноша.

Лёня, такое впечатление, был будто парализован. Лёшка отпустил хохму по поводу неожиданных последствий упоминания тестикул вслух, но тут же поинтересовался, можно ли о предстоящей свадьбе рассказывать окружающим.

— Это Ермолая надо спросить, — скромно потупила взор новоиспечённая невеста.

— Пока не стоит, — решил юноша. — Если кто спросит прямо, скажете, а сами лучше помалкивайте. Ближе к лету мы всем объявим.

— Жаль, — вздохнул Константинов, — что объявите, я ещё ни разу на тайной свадьбе не был. Хотя, чем она от обычной отличается? Только количеством гостей. Тайна, она в таком деле выгоднее.

Ермолай хотел было приотстать, поговорить с Ольгой, но будущая жена держалась ближе к ребятам. Держалась намеренно, чтобы с ним не объясняться. Юноша понимал, что её неожиданное предложение является ответом на идею Куткова, но никак не мог сообразить, какая тут связь. А связь, он чувствовал точно, была самая прямая. Вот и Леонид разом замолчал и уже на своём предложении не настаивал.

Март выдался изумительным: снег под кронами деревьев лежал совсем ещё зимний, а голые склоны сопок уже являли взору разноцветие камней. Кутков как-то сразу отдалился, на лыжах они вместе больше не ходили. Аникутина осуществила высказанную Лёней идею. Теперь в определённое время, два раза в сутки, ряд учеников и преподавателей школы помогали Харламову поддерживать информационное поле, дабы он мог открыть свой мир. Кутков и Константинов в это же время пытались сделать это самостоятельно. Лёшка — просто для того, чтобы составить конкуренцию, а Кутков старался изо всех сил.

Он самостоятельно решил, что попробует стать оператором миров. Все, с кем он консультировался, только пожимали плечами. Вообще-то, как к тому времени понял Ермолай, шансы у Лёни были даже выше. Операторами миров обычно становились люди, которых существующий мир чем-то кардинально не устраивал. И себя юноша к ним никак не мог отнести. А вот Ольга с детства воспринимала мир расщепа неполным, ей свой приват-мир был жизненно необходим. Да и Леонид своё детство, семью и поселок считал ошибкой природы, карой судьбы. Ему создание своего мира, в котором всё подчинялось его глубинным желаниям, казалось прорывом из царства несправедливости.

— Ермолай, прошёл уже месяц, а ты мне так и не ответил, — Мариэтта напомнила о себе ненавязчиво, подождав его в дверях столовой.

— Ты знаешь, мы с Ольгой на серьёзные темы не разговариваем. Она считает, что меня это отвлекает.

— Это я понимаю. А сам ты что решил?

— Пока не решил. Внутренний голос молчит.

Мариэтта разочарованно отвернулась. Но юноше показалось, что к её разочарованию примешалась некоторая доля злорадства.

Елена Артемовна возобновила свои занятия с ним. Только в этот раз она не просила его отрабатывать самоконтроль. Речь шла о чистой психологии.

— Видишь ли, тебе, как и большинству людей, некоторые собственные мотивы не видны. В этом нет ничего необычного, у каждого человека есть некое "слепое пятно", и помочь ему могут только окружающие. Они-то видят, чем ты в действительности руководствуешься.

— И чего я в себе не вижу?

— Я перечислю. Только заметь, мои слова с неизбежностью будут пристрастны. Слова любого другого человека, как бы замечательно или объективно он к тебе не относился — тоже. Даже собрав вместе десять человек и опросив их всех, ты не сможешь получить свой точный портрет, хотя к совпадающим мнениям стоит отнестись со всей серьёзностью. То, о чём мы с тобой говорим, неустранимо субъективно. Понимаешь? Что значит — неустранимо? Это значит, что ты один можешь оказаться прав, а триста тысяч людей — не правы. В тебе нет сейчас глубинной уверенности в себе, ты мои слова принимаешь разумом, но до конца в них не веришь, — преподавательница печально поджала губы.

Ученик кивнул, соглашаясь. Всё правильно, он ничего и не отрицал. Но его больше всего интересовал список неосознаваемых мотивов и желаний, и преподавательница бегло их перечислила.

— Ну, кое с чем я, пожалуй, соглашусь сразу…

— Ты знаешь, мне всё равно, с чем ты согласишься. Важно то, что тебе подбросили это со стороны, и ты немедленно начал думать, согласовывать со своим опытом и внутренней картиной мира. Ты не сам взял этот список, не пришёл к нему в тяжких трудах. Для тебя эта тема — очередная интеллектуальная задача. Ты ещё не понял, почему Ольга с тобой почти не разговаривает?

Юноша, неожиданно растерявшись, предположил, что она не хочет его отвлекать. Но он уже чувствовал, что это — не ответ.

— Она ведь поняла, что ты, как ребенок, желаешь решать интересные задачки. Всё, что она тебе скажет, ты в такую задачку превратишь и начнешь её решать. Ты и открытие своего мира попытался представить такой задачкой. А это не задача, это — творение. И твои отношения с Аникутиной — не задачка, а часть жизни. Но в этом случае ты хотя бы имеешь, на кого инициативу можно свалить…

Ученик выбрался из подвала злой и огорошенный. Оказалось, Артемовна его понимала так, как он не понимал себя. И это понимание отнюдь не доставило ему положительных эмоций. Он в глубине души сознавал, что правы и Артемовна, и Ольга, а сам он застрял в положении школяра-отличника. Застрял оттого, что с этой ролью справлялся отлично и чувствовал себя в ней комфортно. И вот настал момент, когда прежняя роль перестала устраивать окружающих. А он никак не мог из неё выйти.

Шли дни. Артемовна явно использовала по отношению к нему психоанализ, чем нередко доводила ученика до состояния разочарования и обиды. Дочь шамана старалась не попадаться ему на глаза, но их незримая связь всё же позволяла юноше ощущать её поддержку. Игорь стал спокойнее, увереннее в себе, и как-то похвалился, что смог работать с неживыми объектами. Теперь в их комнате частенько бывали соседки, Баканова и Хоменкова. Девчонки, неожиданно, подружились, насколько они обе вообще были к тому способны.

Пока юноша копался в себе, что-то пересматривая, переоценивая — или думая, что он именно этим и занимается, братья заслужили красные повязки. Мариэтта ещё несколько раз приставала к нему, но пока он интуитивно чувствовал, что ответа ей дать не может. Он просил подождать, пока не сможет открыть приват-мир. Внутреннее чутьё подсказывало, что Мари каким-то образом ему для этого нужна.

— Ты только скажи, что делать, я сделаю. Всё, что ты хочешь, — девушка опустила глаза вниз и покраснела.

Впрочем, в столовой никто не мог обратить на это внимание. Рагу из птицы было горячим, да и чай никто не пил холодным. Ермолай с некоторой грустью понял, что Мари ревнует его к Ольге, и что им троим в одной группе места нет. Но отпускать её он не решался.

— Сказал бы, если бы знал. Я только интуитивно чувствую, что ты пока нужна группе. В конце концов, если Кутков преуспеет, в группе будет два оператора миров.

— Хоть десять, — раздражённо воскликнула Узоян. — Группа — это ты и Олька, а Кутковы-Сидоровы могут хоть в семицветные повязки завернуться. Без вас они никому не нужны.

— Пусть так, — согласился миролюбиво юноша, заметив, что на них уже поглядывают, — скажем, ты нужна мне. Извини, что не могу объяснить лучше.

Девушка покраснела ещё больше и очень тихо спросила:

— Это не потому, что у тебя с ней в постели не всё хорошо?

Харламов даже удивился. Сам он так не думал, впрочем, с Олей они пока жили раздельно. Может, именно это Узоян и имела в виду?

— С этим всё нормально. Летом мы распишемся. Пока об этом объявили лишь двоим нашим, как свидетелям, так что ты пока тоже не распространяйся. Ладно?

Мари пообещала молчать, как рыба. Нельзя сказать, что он её успокоил, но в ближайшие дни она разговоров не затевала. Собственно, юноша теперь почти ни с кем не разговаривал. Всё время от рассвета до ночного сна уходило на попытки открыть свой мир и обдумывание своей жизни. Вечерами он болтал о том о сём с Игорем. А однажды встретил Гришку Рахимова на краю леса. Гришка с другим красноповязочником рубились среди деревьев деревянными мечами.

Посмотрев на их метания по колено в снегу, на выбор позиции, юноша внезапно понял, что одноклассник занимается этим не из спортивного интереса. Тот в поте лица осваивал искусство, от которого зависела его жизнь. В истинности сошедшего на него свыше знания юноша не сомневался. Но знание было отрывочным — просто суждение вне связи с другими фактами. Где, как и почему Рахимову могло понадобиться умение сражаться посреди леса холодным оружием? И ему ли одному? До сих пор ни оружия, ни занятий боевыми искусствами в школе не замечалось.

Гришки к тому же в школе давно не было видно. Что он, в Верхнем замке проживал? Или ездил куда? "Опять я чего-то не знаю, и, возможно, того, что знают почти все вокруг. И при этом собеседники единодушно говорят, что я потенциально великий мастер. Впрочем, Артемовна заявляла, что полагаться я должен на собственное мнение, и только на него. А собственное мнение утверждает, что я ещё желтенький такой цыплёнок", — невесело подумал Ермолай.

Рахимов, ясное дело, объяснять ничего не стал. Учился бою на мечах — и всё. С тем же успехом мог и теннису учиться, если бы в школе корт нашелся.

— Странно. Почему никого из нас не учат физической самообороне? — спросил его юноша.

— Тебе нужно? Попроси Лысого. Только кинетикам и слышащим драться ни к чему, у них свои средства защиты есть.

Гришка солгал, в этом юноша мог поклясться. Теперь защита мыслей, которой овладели многие школьники, его уже не останавливала. Но приставать к однокласснику Харламов не стал. Вместо этого он нашел Мариэтту. Они поднялись на вершину башни. Ледяной ветер порывами налетал с нависающих сопок. Девушка накинула на голову капюшон.

— Послушай, Мари, ты единственный человек, которому нет корысти в развитии моих талантов. Вся группа, вся школа только и ждёт, когда я реализую свои огромные таланты. Меня убеждают, что они огромны, но в чём они состоят — никто не разъясняет. Может, ты мне скажешь, почему меня, якобы суперталанта, держат за приготовишку и ничего не объясняют?

— Так вот зачем я тебе понадобилась, — задумчиво протянула Мариэтта. — Верно, из всей группы только моё будущее от твоего успеха никак не зависит. Ты правильно выбрал собеседника. Провалишься ты, Ерёма, и у каждого в группе не будет никаких шансов стать мастером Радуги. Даже у Оли. Она на тебя всё поставила, всю свою жизнь. В другую группу ей, как и тебе, уже никогда не войти. Не она тебе идею жениться подкинула?

— Она. Только я сразу сказал, что хочу быть с ней навсегда. Так что с её стороны это было просто согласием и выбором даты.

— Для Оли это не просто согласие. Это жизненный выбор, изменить который нельзя. Не в личном плане — тебя, как самца, всегда можно заменить кем-то другим. А вот владельцем её души, хэян называемой, ты стал навсегда. Думаешь, она бы согласилась, если бы считала тебя рядовым школяром, достойным оранжевой повязки?

— За самца спасибо, — отодвинулся в сторону Ермолай. — Тебя я в сексуальной озабоченности не подозревал. Но почему все вокруг от меня что-то скрывают? Как я могу реализовать свои огромные способности, если меня ничему не учат?

— Меня тоже не учат. И мне, в отличие от тебя, преподаватели сказали, что мой путь даже объявлен мне сейчас быть не может. И что? Я сама разобралась и сделала выбор. Отчего и тебя прошу отпустить меня из группы.

— Да что я, держу тебя, что ли!

Он вновь не понимал Мариэтту. Она, это чувствовалось, говорила с ним искренне. Но — не договаривала. И ведь нашла время вникнуть в эвенкийскую мифологию, знала, что есть несколько разновидностей души, и хэян из них — высшая, определяющая духовный облик человека.

— Держишь. Вернее — держишься, потому что боишься сделать свой выбор. Отпустишь меня, встанешь на тот путь, на котором способен себя проявить — а эти события, кажется, связаны между собой — тогда откроешь свой мир и всё-всё узнаешь, чего сейчас полагаешь тайной. Только пути назад у тебя уже не будет. Ты последний человек в группе, Харламов, кто ещё не ступил на Путь Радуги. Всё, большего я сказать тебе не могу.

Здесь, на вершине башни, он внезапно понял, что говорила ему Мариэтта. Есть некий выбор, некая ступенька. Путь Радуги начинается с неё, а не со школы, и не с повязки на голове. Женька Шатохин на Путь не ступил. И он, Ермолай, не ступил. А Мари ступила — и неожиданным следствием этого стала её просьба об уходе. И понятно теперь — а Узоян поняла это раньше него — отчего вдруг Ольга заговорила о браке. С её стороны это был толчок на ту самую ступеньку. Подталкивая его, она отрезала себе все другие пути, связывая свою судьбу с судьбой юноши куда крепче, чем это делали брачные узы.

Но как прошла свой путь Мариэтта? Её не учили, не отвечали на её вопросы, даже отказались сказать ей, в чём её талант. Но было ли это ограничением? Ведь он сам, Харламов, сколько раз говорил товарищам по группе, что самостоятельно добытое знание многократно ценнее полученного из чужих рук. И он всегда это знал, просто в школе столько всего на него свалилось… Он инстинктивно пошел самым легким путём, а всё отчего? — оттого, что настоящей его целью была Ольга. Он направился в эту сторону, его уже не интересовал Путь Радуги. И если Мариэтта права, если он стал повелителем хэян Аникутиной, то и это получилось наполовину случайно.

Похоже, в школе не зря практиковали блудную ночь. Если бы не его любовь к Ольге, сейчас он обдумывал бы совершенно другие проблемы. "Да на что мне любые проблемы и повязки без неё? Разве что — для неё, не для меня. Она собралась разделить мой жизненный путь, надеясь, что я пойду Путём Радуги. Я не могу свернуть. И не хочу".

— Значит, мне не доверяют… Недостаточно лоялен, не проверен, кровью не повязан… Что, последнее имеет смысл? — юноша уловил реакцию собеседницы.

— Не прямой, Ерёма, смысл. Убивать людей тебе, даст бог, не доведётся. А вот монстров и чудищ, возможно, придётся. Во всяком случае, ты к этому должен быть готов.

— Да я готов…

Мари усмехнулась и провела двумя пальцами по его щеке. Его слова она всерьёз не приняла. А потом добавила, что лишь немногие школяры смогли сохранить дружеские связи с людьми из обычного мира.

— Понимаешь, рано или поздно возникает определённое пренебрежение к простым обывателям. Избежать этого невозможно. Ты этого пока не ощутил? Запаздываешь, молодой человек, не иначе на тебя Ольга отрицательно повлияла. Я слышала, у нас ещё один твой одноклассник объявился? Да у тебя и родителей обычными людьми не назовёшь. Ты пока меньше других ощущаешь ту пропасть, которая отличает нас от обычных людей. А ты представь, каково сейчас Женьке приходится? Воззрения у него — как у обычного человека, а по сути, он один из нас. С нами он быть не считает возможным, а простолюдины его никогда не примут, всегда будут смотреть с недоверием и опаской.

— Он отказался идти Путем Радуги. И знал, что делает.

Мариэтта засмеялась, и сказала, что хоть здесь Ольга повлияла на него положительно. По крайней мере, отступника он воспринимал, как и полагается, в качестве предателя. И не жалел его, такого несчастного. Она вообще пришла в игривое настроение и нежно потёрлась о его щеку носом. Юноша ощутил некоторое напряжение, а затем стыд и испуг.

— Ты что, в новогоднюю ночь не могла свои проблемы решить?

— Испугался, что сейчас твоя Оля прибежит и сцену устроит? Правильно, бойся, ко мне она приревновать вполне способна. А свои проблемы, Харламов, я стану решать, когда вы с Аникутиной меня из группы официально отпустите. Ну, что замялся? Злости в тебе нет, вот в чём твоя проблема.

Мари отвернулась и через двадцать секунд, не услыхав новых вопросов, молча ушла. А юноша уставился в пространство, обдумывая услышанное. Вдали, на горизонте, заснеженные равнины сливались с темнеющим белесым небом. Там, на берегах невидимой отсюда реки стояли посёлки, в них шла обычная жизнь: топились печи, хозяйки кормили скотину, готовили еду, мужчины отдыхали после рабочего дня. Правда ли, что эта обычная жизнь отныне не для него? Неужели он становится навсегда чужим тому миру, в котором вырос? Ответа у него не было. Да его и не могло быть. На такие вопросы отвечает сама жизнь, а что за прошедшую зиму увидел он в этой жизни? Только школу, да ещё ольгин приват-мир, а это, как не смотри, не очень-то много.

— Значит, нет злости? М-да, — пробурчал себе под нос Юрий Константинович. — Зайдём, пожалуй, в класс.

В некоторых отношениях школа напоминала сказочный мир. Например, если тебе очень хотелось встретить определённого преподавателя или инструктора, то ты мог смело выходить во двор или идти в любое другое место школы. Почти наверняка нужный человек появлялся у тебя на глазах. Удивляться было нечему — среди персонала было такое количество слышащих, что любое явное желание всегда становилось известным нужному человеку. Никто из учеников не удивлялся, когда посредине занятия преподаватель внезапно извинялся и вдруг выходил из комнаты. Мало ли кому он мог срочно понадобиться?

Свободный класс найти труда не составляло. Ученик, повинуясь жесту Лысого, присел на стул, а директор расхаживал по классу, потирая щёку правой рукой.

— Ты ставишь меня в трудное положение, Харламов. У нас есть определённые правила, касающиеся безопасности, и они тебе известны. Право на наши тайны нужно заслужить, и заслужить не только своими успехами, но и тем, что ты называешь лояльностью. К сожалению, нам приходится требовать лояльности в тех случаях, когда человек ещё не способен достоверно представить, с чем он способен столкнуться в будущем. Ситуация, собственно, не столь уж нова: она периодически возникает в любой закрытой организации. Раз организация закрыта, то некоторые стороны её деятельности и внутренних норм неизвестны посторонним. В том числе и желающим стать членами этой организации. Они проявляют к ней лояльность, не ожидая, что став её членами, им придётся пересматривать свои моральные или мировоззренческие принципы. Не все к этому готовы, да, далеко не все, — покачал головой Лысый.

— Кто мешает сразу отобрать людей с подходящими принципами? Среди мастеров Радуги полно специалистов по психологии, — возразил ученик.

— Ты прав, — кивнул Селиванов. — Именно их трудами такие случаи у нас единичны. Иначе школа отчисляла бы ежегодно половину всех учеников. Для большинства наших школьников Путь Радуги сам по себе более ценен, чем психологический ущерб от множества мелких компромиссов. Многие, пусть это кажется отвратительным, беспринципны, преданы только своей тесной группе.

— Это не отвратительно, это нормально. Психология обывателя, — пожал плечами Ермолай.

— Обыватель не обладает способностями мастеров Радуги. И не сталкивается со столь неоднозначными ситуациями. Я вижу, ты ещё не представляешь, с чем ты можешь столкнуться в дальнейшем. Скажи, как ты относишься к охоте?

Ученик признался, что охотиться ему приходилось, и никаких эмоций это занятие не вызывало. Зайцы, птицы — их он убивал за компанию и чтобы опробовать себя в этом ремесле.

— Злости нет, это так. Ты не охотник. А вот представь, мысленно, такую ситуацию. Ты в сказочном Средневековье, дракон жжет деревни, поедает людей и скот, и лишь ты способен его убить. Идёшь, убиваешь, тебя провозглашают героем-избавителем, устраивают в твою честь праздник. А ты всё время вспоминаешь, что дракон перед смертью с тобой разговаривал… Пусть не просил пощады, не травил душу рассказами о бедных голодных дракончиках, коих ждёт без него верная гибель, но — разговаривал. Ты убил мыслящее существо, Ермолай Харламов! Как ты будешь спать после этого? Не проклянёшь свою руку, способную держать меч?

Юноше враз припомнился Гришка, прыгающий среди стволов сосен, перебрасывающий из руки в руку деревянный меч. "Вот оно что. Похоже, на Пути Радуги придётся воевать по-настоящему. И, видимо, не только с драконами. Оттого тебя и не спрашивают прямо, способен ли ты убить за своё дело невинного человека, ибо ситуация такая весьма маловероятна и прямой ответ будет отрицательным для большинства людей. А если ситуация та же, но в обстоятельствах самообороны? Да и вообще, сколько может возникнуть ситуаций, в которых и куча профессоров не разберет, какое поведение будет безупречным! А решение принимать приходится конкретному человеку. Принимать быстро, не успевая обдумать и оценить всю информацию. Случай с драконом — это как раз предельно ясный случай. А если тот же дракон просто встретился тебе на лесной тропинке, и притом на твоём языке не говорит?"

— С этими проблемами могу столкнуться именно я?

— Ты среди тех, кто почти наверняка с ними столкнётся. Если твои успехи на Пути Радуги окажутся близки к ожидаемым, — подтвердил Лысый.

— И мне не удаётся открыть свой мир оттого, что я не готов убить говорящее существо?

Директор пожал плечами. Открытие приват-мира было весьма сложным явлением, закономерности коего известны, но чересчур многочисленны. Скорее, предполагал Лысый, ученик пока не знал, какой выбор он сделает в реальной ситуации. И эта неопределённость решающим образом тормозила всё дело. Примерно то же, но другими словами, говорила Мариэтта.

— Но ведь есть же программируемые сновидения? — спросил юноша, глядя в глаза директору. — Я сам как-то такое делал, но я дилетант, а в школе должны быть мастера. Запрограммировать меня, и поутру я буду знать, какой выбор я сделал.

Юрий Константинович оборвал его на полуслове, выставив вперёд раскрытую ладонь. В программировании было столько нюансов, такое большое значение имели детали, что осуществляющий программирование человек легко мог бы юношей манипулировать. Даже простое упоминание цвета или животного, заведомо ему неприятного, уже резко сдвигало вероятность определённого ответа. А в школе, сомнений не было, все были заинтересованы в его успехах. Непредвзятого человека найти было невозможно.

— К тому же человек не автомат, он способен пересмотреть уже принятое решение. Вообще выбор лучше делать, очень хорошо представляя его последствия…

И опять ничего не изменилось. Разговор с директором, как и с Мариэттой, оказался немного изменённой версией разговоров с Ольгой. Всё то же самое: надо повзрослеть. А как — о том никто и речи не заводил. Наверное, правильно: взрослеют не по чужим подсказкам.

А в школе тем временем наступил период аскезы. Часть персонала ушла в отпуск, их функции взяли на себя школяры первого года обучения. Снега на равнинах таяли, и сообщение с внешним миром на три недели прекратилось. Событие было запланированным и, следовательно, несло в себе какой-то смысл. Пока что Ермолай обнаружил лишь то изменение, что ему пришлось координировать работу группы и прочих первогодков. Дочь шамана взяла на себя работу столовой. Хоть более опытные школьники с усмешкой стращали новичков, что тем придётся сидеть на хлебе и воде, особых перемен в питании не произошло.

Инструкторы остались почти все, а вот из преподавателей юноша встречал немногих. Артемовны тоже не было, так что он остался без присмотра. Прибавилась и ещё одна, довольно серьёзная, обязанность — обеспечение безопасности школы. В период аскезы этим занимались все способные к этому первогодки. Галка, Сашка, еще несколько экстрасенсов и слышащих по очереди дежурили, пытаясь уловить возможную опасность, несколько кинетиков патрулировали окрестности. Хотя по тающему снегу вряд ли кто полез бы в сопки, с безопасностью никто не шутил.

— Ты там что делал? — удивился Ермолай, когда однажды и Игорь вернулся из ночного дозора.

Сам он получасовой медитацией восстановил силы после ночного дежурства в кочегарке, и впереди ещё предстояли весьма неприятные обязанности по распределению нарядов на грязные работы.

— Я же тоже кинетик, — гордо провозгласил сосед.

— Так ты вроде по деревьям мастер?

— Больше по флоре, это так. А вообще — по живому. Животные к моим воздействиям податливы не меньше. Только само воздействие не такое прицельное. Но оглушить человека, не владеющего защитой, я смогу без труда.

Конечно, на практике он своего умения не испытывал. Зайцев, случалось, парализовал, но что там заяц, один из самых слабых зверей.

— А сильные кто?

— Волк, медведь, крыса. Человек, вышедший на охоту. Все пресмыкающиеся.

— Ну-ну. Лес патрулировать, ясное дело, приятнее, чем картошку в кухню поднимать или уголь лопатой ворочать.

— Распределять приятное и неприятное поровну — твоя обязанность, — напомнил Игорь.

— Вот оттого я сам и взял на себя первые непрестижные дежурства, чтобы потом иметь моральное право послать по своим стопам других. А я сам в патруль отправлюсь…

Школяры от тяжелых работ открыто не отказывались. Мариэтта вообще, всем на удивление, подавала пример образцового поведения. Даже Инга восприняла мытьё тарелок как важный элемент школьной программы.

— Да я сейчас просто отдыхаю, — простодушно улыбнулась она юноше, когда тот её похвалил. — Думаешь, поддерживать усилия других легче?

Харламов только что сгрузил на пол замороженную рыбину в полцентнера весом, и присел отдохнуть возле разделочного стола.

— Я думал, ты к домашнему хозяйству равнодушна.

Но Баканова, как и другие девчонки, именно в стенах школы вдруг нашла неизъяснимую прелесть в приготовлении пищи. Оказалось, многие заходили порой на кухню, чтобы помочь поварихам приготовить то или иное блюдо. Сама она, правда, дальше простых салатов не продвинулась, а вот Мариэтта и Вера хоть сейчас могли заменить любую из поварих.

— Я на Мари удивляюсь, — призналась девушка, — обычно никто из команд готовить не любит. Она даже пошутила однажды: выгонят из команды, так хоть на кухне примут. Мне кажется, она бы не расстроилась, если бы всё так и получилось.

— А ты бы расстроилась?

— Кому я без нашей команды нужна, Ерёма? — удивилась девушка. — Вы все — это моя судьба на годы вперед, и никакой другой я не представляю. Моё место в жизни — здесь. У тебя разве не так? — она посмотрела на него долгим оценивающим взглядом и на глаза у неё внезапно навернулись слезы.

Юноша разом почувствовал, насколько сильно способна воздействовать она даже на него, обладающего мощной защитой. Его как будто придавило к земле, кишки в животе разом скрутились в узел и отчаянно зачесались, а в голове словно зазвонил колокол, и мысли разом застряли на одном пункте: немедленно остановить Ингу. Он что-то ей бормотал, успокаивая, гладил по рукам, а вокруг собрались растерянные школяры, которых упадок Ингиного настроения разом лишил работоспособности.

— Ой, прости, Ермолай, — рыдала девушка у него на плече, пока незаметно подошедшая Ольга прикрывала окружающих от последствия её истерики. — Я давно так не расстраивалась, меня теперь очень трудно зацепить. Только если кто-то из наших вдруг меня огорчит…

— Это ты меня прости, Инга, — каялся в ответ юноша, — я так привык в дебрях психоанализа бродить, что и со своими иногда заговариваюсь.

Он тихонько поглаживал её по спине, одновременно передавая быстро вызванное из памяти ощущение спокойствия и уверенности в будущем. Вот теперь он понял, отчего Артемовна в первую очередь отрабатывала с ним умение управлять собственным внутренним миром.

Баканова успокоилась. Пришлось, правда, прочитать ей короткую лекцию по психоаналитическим методикам. Но основной удар приняла на себя дочь шамана, закрыв всех вокруг от воздействия расстроенной девицы. Получилось это у неё, как можно было заметить, без видимых усилий. Девушки на кухне вернулись к работе, неприятные ощущения в организме прекратились, хотя Инга в норму пришла далеко не сразу. Как-то неожиданно в кухне появился Игорь, глазами указал юноше на дверь и тот с облегчением вышел во двор. Там он обнаружил Сашку.

— Ты здорово её напугал, — дипломатично высказался Богачёв, сам порядком встревоженный. — Ей показалось, что ты хочешь бросить группу. Да я-то понимаю, что ты озабочен несколько другими проблемами, но Инга в такие тонкости вникнуть не смогла.

Харламов с изумлением обнаружил, насколько далеко продвинулась группа, пока он тратил время на самокопание. Ребята чувствовали друг друга: местонахождение, физическое и психическое состояние, легко устанавливали мысленную связь. То, что он считал особенностью своих отношений с Ольгой, с недавних пор стало доступным для остальных. Его самого тоже чувствовали все, а вот Ольгу — только Сашка и Леонид. Да еще оставалась непонятной Мариэтта, которая воспринималась наполовину своей. Даже Баканова, изначально глухая к восприятию чужого настроения, легко устанавливала связь с Игорем, Галкой, братьями и Лёшкой.

— Это что же, пока я пытался открыть свой мир, группа ушла вперед, а я отстал? — поразился про себя юноша.

Сразу же он получил мысленный ответ Сашки: это его усилия так продвинули группу. Мир он открыть не смог — зато другие обрели новые способности. И даже Ольга смогла добиться чего-то экстраординарного, но пока она предпочитала об этом помалкивать. Можно ли было верить Богачеву, не приписывал ли он ему чужие заслуги — вникать в это не стоило. Группа в него верила, в их глазах он был локомотивом их будущих успехов. Юноше стало стыдно за то, что он всех подвёл, и он постарался закрыть своё сознание от Сашки.

Действительно, теперь он заметил, как часто группа собиралась без всяких поводов. Не в полном составе, и не по взаимному уговору, да и друзья членов группы присутствовали не реже своих. Былая отстранённость кое-кого к Инге бесследно исчезла. Даже Мариэтта, которая держалась в стороне, вроде с ней подружилась. Лёшка хохмил теперь значительно меньше, и часто подавал дельные советы. А Кутков, тот вообще был вездесущ, как та затычка для любой бочки.

— А я продолжаю открывать свой мир, — похвастался он, когда они случайно встретились в Большом доме. — В кочегарке. На дежурстве всегда есть свободное время, вот я его и употребляю с пользой.

— Ты смотри, угля у нас уже ушло больше, чем по норме полагается, — остудил его радость Харламов. — И почему ты про открытие мира говоришь, как про длящееся действие? Это же одномоментное явление, насколько мне известно.

— Это во время удачной попытки открытие происходит мгновенно. А самих попыток знаешь сколько должно быть… Вот я их и накапливаю.

Вряд ли Лёнька совершил попыток больше, чем Ермолай, но относился он к ним, похоже, с большим энтузиазмом. Юношу, надо сказать, оптимистичное настроение Куткова весьма задело. Он полагал, что его роль лидера группы неоспорима. И тут выясняется, что группа живёт своей жизнью, а его лидерство, никем не подвергаемое сомнению, на поверку оказывается каким-то неполноценным. Как человек, изучавший психологию, он знал, что лидерские функции бывают разными. Могло быть лидерство эмоциональное, когда человек заражал всех вокруг своим настроением и желаниями. Могло — инструментальное, когда к лидеру обращались с вопросом, как именно достичь цели. Лидер мог определять цели группы, или же устанавливать её внутренние нормы. В общем, как осознал юноша, ни одну из этих функций он не выполнял. В группе он был, как ему показалось, в роли мотора. Включили мотор, кто-то сел за рычаги, кто-то наметил путь по карте — и агрегат поехал в далекую счастливую страну.

Да, группа без него бы не состоялась — но сейчас она приближалась к тому состоянию, в котором уже могла обойтись без Ермолая Николаевича Харламова. Всего-то и оставалось ничего: подождать до момента, когда Кутков или Константинов сумеют открыть свой приват-мир. Почему-то их успех казался несомненным. И какова тогда окажется его роль?

Пользуясь своим руководящим положением, он поставил себе побольше дежурств в кочегарке. И при первой возможности, присев на табуретке возле щедро накормленной углем красной глотки печи, привычно сосредоточился. Условия, как немедленно подсказал привыкший всё анализировать мозг, были подходящими: накопившаяся физическая усталость, некоторый недосып, уединение, ответственность за печь, а не за людей. К тому же он был уверен в поддержке группы. Почувствовав его усилия, они его поддержат, чем бы ни занимались.

Натренированное сознание мгновенно отбросило в небытие картину окружающего мира. Это произошло несколько быстрее, чем при предыдущих попытках. Воображение выстроило мысленный образ, отправным элементом которого стала пылающая печь и подземный коридор — и в следующее мгновение юношу затянуло в неведомый мир. Печи не было: вместо неё багрово светился кусок стены пещеры, источая обжигающий жар. По раскаленной стене скатывались капли расплавленного металла.

В тот миг он постиг сущность этого мира, который назывался Гволн. Мир состоял из жарких подземелий и вечно зимнего заснеженного леса наверху. И внизу, и вверху водились злобные лиходейские твари, против которых только у него была защита. Оглядев в тусклом свете плавящегося выхода оловянных руд своё тело, Харламов остался им доволен. В Гволне он был во плоти. И плоть была великолепной — мускулистое приземистое тело с могучими длинными руками. На голове, плечах, поясе — валики собранной шерсти, при необходимости разворачивающиеся и закрывающие собой почти всё тело. Ноги ниже колена — птичьи лапы с пятисантиметровыми когтями. Где-то на спине топорщились сложенные крылья, в подземельях их негде было развернуть. Как выглядит его лицо, он не знал. Но этим можно было заняться и позже.

Чутьё подсказало дорогу наверх. Он шёл, бесшумно ступая по спекшейся корке шлаков и пыли. От коридора вправо ушло ответвление, там, в озаренной оранжевым свечением потока лавы пещере на полу копошились существа, похожие на гигантских черепах. Огнееды выискивали расплавленный металл, чтобы укрепить ими свои панцири. Против них у него средств не было. К счастью, огнееды были существами мирными, не стоило только приближаться вплотную к их детёнышам. Взрослые особи могли обеспокоиться и ударить смертоносной звуковой волной.

Дальше, поднимаясь по коридору, он шёл в полной темноте. Даже псевдо-гномы, создатели этих коридоров, совсем без света обходиться не умели. Им хватало огонька свечи, чтобы рассмотреть всё в деталях на триста шагов вокруг, но в полной темноте слепли даже они. Ермолай тихо порадовался этому обстоятельству, припоминая, что псевдо-гномы весьма не жаловали в своих владениях любого пришельца сверху. У него было преимущество зрения, у владельцев подземелий — слуха. Не было никаких сомнений, что его шаги кто-то из псевдо-гномов услышал, и сразу понял, что по коридорам расхаживает чужак.

Чужак был абсолютно гол: только тело, никакого оружия. А любой из псевдо-гномов, обутых в прочные ботинки, носивших крепкие штаны и кожаные безрукавки, всегда имел при себе кирку. А через одного — ещё и топор с двумя лезвиями, лабрис. Одно лезвие широкое, тяжелое, а второе больше напоминало клюв, лишь немного расширяясь на конце. Узкой стороной топора псевдо-гном мог прорубить даже панцирь огнееда. Юноша мысленно поздравил себя с тем, что он, как создатель, обладал полнотой знаний о Гволне. Но даже он, открыватель, не смог бы предсказать исход собственного сражения с отрядом псевдо-гномов. Его здешнее тело умело метать молнии из указательных пальцев обеих рук, и молнии этой хватило бы любому псевдо-гному, но насколько быстро он устанет и утратит эту способность, проверить можно было только опытным путем. Проверять совершенно не хотелось.

Вновь расширение, подземный зал, уже не жаркий. Вдоль одной из стен — колонны из черного камня, за ними — ряд возвышений. Темно и тихо, помещение то ли брошено, то ли используется время от времени. А вот коридоры, ведущие в три стороны, оснащены железными воротами, и на каждых воротах — надпись. Русский язык, лишь буквы начертаны непривычно, как будто расплющены тяжестью каменной толщи над головой. "Солгэр, икневду, тургандэй" — эти слова ничего ему не говорили. Странно, он думал, в своём мире ему полагалось быть всеведущим. Или всеведение имеет свои ограничения, как и всё на свете? Чутьё подсказывало, годится коридор, уводящий вправо. Оператор миров прошёл сквозь открытые ворота, подивившись их толщине и прочности засовов. И шагов через двадцать увидел свет…

— Я в тебя верила, — выдохнула Ольга между поцелуями и прижалась к нему, зарывшись лицом в его грудь.

А по лестнице уже вбегал в кочегарку Игорь, а где-то сзади спешили Инга с Галкой. Подруга успела к нему первой, но все остальные тоже разом почувствовали его успех.

— Расскажешь вечером? — Сашка был в дальнем дозоре и воспользовался мысленной связью.

Юноша пообещал, недоумевая, к чему слова человеку, способному легко воспринимать гораздо более ёмкие образы. Кроме Богачёва и Мариэтты собралась вся группа. Хлопали по плечам, жали руку, лезли целоваться. Кутков деловито выспрашивал подробности.

— Горячие подземелья и холодная поверхность? Как у нас сейчас. И как же ты одолел псевдо-гномов?

— Да я просто пробежал мимо них. Зал огромный, в середине я расправил крылья и взлетел. Метательного оружия они не знают, взлетишь — и в безопасности. Ты знаешь, ругаются они на чистом русском языке…

Успех окрылил, сейчас Ермолай не чувствовал усталости, восторженно припоминая перипетии своего погружения. Вообще-то потом ему пришлось сложить крылья и бежать по богато украшенному коридору, освещённому факелами. Хорошо, что попавшиеся ему навстречу псевдо-гномы не были вооружены.

— А охрана у входа находилась снаружи, на площади перед скалой, там я снова взлетел и приземлился уже в лесу…

Лёшка поинтересовался, не оставило ли путешествие на теле каких отметин. Оператор миров снял рубаху, его быстро осмотрели при свете раскрытого жерла печи. Отметин не было.

— Я же не дрался ни с кем, — доложил юноша. — Хотя мой мир, надо признать, небезопасен. Не знаю, только ли я способен появиться там во плоти…

Братья деловито уточняли, какими возможностями располагало во Гволне тело земного путешественника. Членам группы предстояло поочередно побывать там, и если кому-то было суждено явиться Гволну в физически ощущаемом теле, следовало быть готовым к схваткам с тамошними обитателями. Харламов подробно описал своё тело.

— А лицо?

— Инга, у меня там зеркала не было. Глаза, во всяком случае, впереди на лице, как у человека. Кстати, видят в полной темноте. Нос, насколько я успел разглядеть, довольно большой…

— Это твои глаза видят в полной темноте, потому что ты и здесь на это способен, — урезонила его Ольга, — у кого другого может такой способности не оказаться. Так говоришь, там все обитатели разумны?..

Когда ребята разошлись, дочь шамана вновь прижалась к нему.

— Ты в Гволн во время дежурства больше не возвращайся, хорошо?

Юноша легко согласился. Он чувствовал себя порядком вымотанным.

— Ночевать ты у себя будешь, или ко мне придёшь?

— Странный вопрос, — его руки сомкнулись в районе талии девушки.

— Ничего странного. Для многих свой мир настолько притягателен, что они на месяц-другой словно выпадают из обычной жизни.

Вечером вся группа, исключая Мариэтту, жадно слушала его подробный рассказ. Кутков ушёл первым — он должен был топить печь в кочегарке ночью. Харламов нарисовал карту той части мира, которую он успел увидеть.

— Ты не можешь знать всё в деталях о Гволне. Ты его или создал, или открыл, но существует он самостоятельно, — убеждённо заявила дочь шамана. — Постарайся понять, что там ты не бог, и опасности тебе угрожают куда более серьёзные, чем в расщепе.

— Ты считаешь, Гволн совершенно реален? — удивился Сашка.

Юноша тоже посмотрел на свою подругу вопросительно. Зато Инга с Игорем одобрительно кивали словам Аникутиной.

— Не стану утверждать однозначно, но с практической точки зрения лучше всего придерживаться такого мнения.

В комнате подруги он разом забыл усталость. Но после удовлетворения любовной страсти собственное тело вдруг показалось неимоверно тяжелым, а все дневные заботы представились несущественными. Оля что-то говорила ему, ероша волосы и покусывая за ухо, но он уже не мог сосредоточиться на её словах и проваливался в спасительный сон. И лишь утром, её голос достиг, наконец, его сознания. Лениво открыв один глаз, оператор миров обнаружил, что подруга полностью одета.

— Ты что, уходишь куда?

— В кочегарку, к Лёне. У него вот-вот смена кончится. Я тебя ночью разбудить не смогла, но больше ждать уже невозможно. Кутков открыл свой приват-мир.

— А наши что? — сквозь сон юноша сообразил, что они могли остаться единственными, кто не поздравил его, и сел на постели, собрав все силы.

Ольга протянула стакан воды с кусочком лимона. Оказывается, ночью Лёню поздравили только Сашка и Лёшка, а остальные собирались в кочегарке сейчас. Мариэтту никто не известил.

— Она вообще попросила у меня разрешения покинуть группу, — Харламов поспешно натягивал штаны. — Может, отпустить её?

— Я бы отпустила, но решать тебе, — отозвалась дочь шамана, подставляя ему стул, чтобы он мог обуться.

Пока они шли через тёмный двор, Аникутина объяснила, что покинуть группу, в которой уже есть два оператора миров, почти невозможно. Как правило, группа, теряя члена вследствие добровольного ухода или изгнания большинством членов, распадалась. Терялся эффект взаимного усиления способностей. Но в случае с Мариэттой можно было говорить о её фактическом уходе ещё до того, как ребята открыли свои миры. И всё равно: процедуру ухода следовало обставить со всей торжественностью.

В кочегарке они застали стоявших кольцом обнявшихся членов группы. Молча им предоставили место и группа, уже полным составом, вновь сомкнулась в кольцо. Инга тихонько плакала, но Ермолай чувствовал — это слезы счастья.

— Мариэтту позовем? — нарушил всеобщее молчание Лёня.

— Она уходит от нас, — ответил Харламов и почувствовал, что никто не удивился.

— Тогда позовём, чтобы попрощаться.

— …в общем, я не возражаю, если ты хочешь оставить группу, — кляня себя за неуверенность, сухо вымолвил Ермолай.

Он не знал, как надо было это сказать, и оттого придал себе вид устало-официальный. Но никто — это он почувствовал сразу — не удивился и не возмутился. Членам группы, как и говорила ему Мари, девушка была не нужна. Зато сама Узоян буквально расцвела на глазах.

— Спасибо, ребята, — ока кинулась расцеловывать всех подряд, отчего дочь шамана явственно передернуло, — без вас у меня ничего бы не получилось. Я вам всем так благодарна… И вам успехов, — юношу она расцеловывать не стала, лишь взяла его и Ольгу одновременно за руки.

— Успехов вам, и в службе, и личных. Если что, обращайтесь, по старой дружбе всегда помогу.

Когда Мариэтта, неподдельно счастливая, покинула кочегарку, Ольга недоуменно спросила, чем это Узоян сможет им помочь. Ей ответила Галка:

— Мари собирается в дальнейшем работать в школе. Я так её будущее ощущаю.

Но тема эта никого не заинтересовала. Расспрашивали Леньку о его мире, Реденле. То, что он там был во плоти, группа уже знала. А Реденл по рельефу, климату и растительности был копией сибирской тайги, с сопками, болотами и многочисленными реками. Жили, по сведениям Куткова, там и люди.

— Тогда с посещением придётся пока подождать, — разочарованно промолвила Ольга.

Приват-миры делились на "мягкие", в которых его открыватель и гости существовали в виде бесплотных фантомов, и "твердые", где они существовали телесно. Твердый мир с людьми считался крайне опасным. Существовали миры "полумягкие", в которых только создатель имел телесный облик, а его гости были бесплотны; и миры "полутвердые", в которых кто-то из гостей мог воплотиться в физическое тело со всеми его возможностями, другие же оставались бесплотными. Даже если Реденл окажется полумягким миром и будет представлять опасность только для открывателя, дела это не изменит — разрешение на посещение любого мира с людьми давал только директор.

— Лёнь, а что они там делают? Люди? — Сергей Алешин горел желанием вникнуть во все детали.

Но Аникутина разогнала всех, заявив, что Кутков нуждается в отдыхе. Перед тем, как пойти спать, новый оператор миров всё же успел рассказать, что люди в его мире гостеприимны и добры, но жизнь у них трудна. В этот мир постоянно проникали неизвестно откуда страшные монстры, которые охотились на людей. Оттого там все носили оружие и непрерывно совершенствовались во владении им.

— Что за оружие? — жадно поинтересовался другой из братьев.

— Огнестрельное.

Брести по снегу было трудно, в некоторых местах его здешнее тело проваливалось по самые плечи. Ольга по и дело подпрыгивала, несколькими взмахами крыльев перемещаясь между заснеженными деревьями. Харламов на неё не оглядывался — их здешние тела обладали носом, больше всего напоминающим свиной пятачок. Привыкнуть к такому облику своей подруги он пока не мог.

— Оля, может, полетим? — в третий раз предложил он, замучившись застревать в снегу.

Но Аникутина вновь отказалась, сославшись на неизвестную опасность, поджидавшую их в небе. Собственные крылья были слишком велики, чтобы лететь между деревьями, а подниматься выше она не хотела. С дерева, присев на короткую, почти без иголок, ветку, на них неодобрительно смотрела псевдо-белка. От настоящей, земной, она отличалась лишней парой ног и размерами — ростом тварь была в метр.

— Что скажешь, рыжая? — обратился к ней Ермолай, но псевдо-белка не ответила.

— Разве тут, кроме псевдо-гномов, кто-то говорит?

— Откуда мне знать? — отозвался юноша. — Я раньше думал, что нет, но ведь подземельщикам полагалось говорить по-русски, а я в коридорах встречал незнакомые слова… Да и ты уверена, что в высоте здесь охотятся сверх-соколы, хотя я о том ни малейшего понятия не имею.

— Я о них тоже мало что знаю. Только то, что летают они очень быстро, и атакуют с пикирования, сзади. Между деревьев им не развернуться, крылья слишком большие. А узнала я о них оттого, что мои экстрасенсорные способности пока развиты лучше твоих. Едва ты про полет заговорил, мне чутьё сразу на опасность указало.

— Знать бы ещё, на кого они охотятся, — пробурчал разочарованный юноша.

Спутница в ответ пожала плечами. Ермолай вздохнул, скомкал снежок и запустил в псевдо-белку. Та красивым, и каким-то ленивым, прыжком сдвинулась в сторону и неодобрительно зацокала.

— Ты как хочешь, а я разумности в ней не вижу, — доложила Ольга.

Харламов неопределенно пожал покрытыми шерстью плечами. Их здешние тела позволяли не мерзнуть; но сколько они могли продержаться в морозном лесу? К тому же, им, раз они здесь во плоти, полагалось что-то есть. Рано или поздно он рассчитывал, несмотря на сверх-соколов, подняться в воздух. А вот после этого есть точно захочется, да ещё как. К великому его разочарованию, он даже не предполагал, чем может питаться его здешнее тело. Судя по зубам, оно должно было быть всеядным.

— Зато мяса в ней много, — подумав, ответил он девушке. — Мы, вроде бы, мясом питаться способны. Псевдо-гномы, во всяком случае, их едят.

— Сами охотятся?

— Сами тоже. Капканы ставят. Но больше выменивают на разные поделки у псевдо-соболей.

Гволн был населён скудно. Псевдо-гномы выкапывали также и съедобные корни — несмотря на мороз наверху, прогретые земные недра позволяли здешней флоре расти даже в условиях вечной зимы. Чем питались псевдо-вороны, открыватель не знал. Подозревал, что падалью. Псевдо-белки, ясное дело, ели шишки и орехи; а их самих потребляли в пищу псевдо-соболи. Что касается подземных жителей, то их метаболизм был совершенно загадочен.

— Так ты на их меновую площадку выйти хочешь! — догадалась подруга.

Он согласился, что держит путь именно туда. Но он надеялся раньше отыскать какой-нибудь выход горячих вод или просто участок горячей земли. Там могли быть входы в подземелья, там должна кипеть здешняя жизнь. Псевдо-белки, демонстрируя полное бесстрашие, неподвижно глядели с веток на проходящих внизу неведомых существ.

— Ермолай, ты их чувствуешь?

— Нет. Здесь мои паранормальные способности молчат.

— Мои тоже, — призналась дочь шамана.

Поначалу он счёл это естественным — но подруга сообщила, что её новые способности позволяли дублировать открывателей приват-миров, если она была с ними близко знакома. Аникутина могла не только проникать в их миры — она обладала их способностями и их знанием. А в тех случаях, когда способности Ольги превосходили аналогичный талант открывателя мира, она могла знать про мир и несколько больше.

— И насколько тесным должно быть твоё знакомство? — поинтересовался юноша.

— Достаточно короткого разговора, если человек не закрывается полностью, — дочь шамана заинтересовалась одной из сосен и птичьей лапой старательно разгребала снег под стволом. — До сих пор никто такого не умел.

Как применить столь уникальный талант, никто пока не знал. Но своим достижением Аникутина гордилась. Докопавшись до твердого наста, она показала напарнику склад орехов:

— Подкрепимся? Я их сквозь снег учуяла…

Орехи оказались старыми и изрядно горчили. После того, как они съели тайный склад какой-то из псевдо-белок, пить не захотелось. Юноша вообще подозревал, что пить в Гволне нечего, во всяком случае — на поверхности. Зато снега вокруг было — сколько хочешь.

— Взлетим? — в очередной раз предложил Харламов. — Полетим скрещивающимся зигзагом, на каждом зигзаге тот, что справа, смотрит вперед, левый — за воздухом сзади.

Ему пришлось начертить схему на снегу, чтобы спутница поняла. Чувствовать, что в этом мире он не мог на расстоянии воспринимать мысли и чувства Ольги, было и неприятно и тревожно. Обо всём приходилось говорить вслух. Псевдо-белка спустилась на ветку рядом и возмущённо заверещала.

— Претензии принимаются исключительно в письменном виде, — сообщил ей Ермолай, поджидая, пока подруга обдумывает его идею.

Мясная древолазающая тварь Гволна его не поняла и запустила шишкой. Не попала. Её передние лапы, длинные и с тонкими коготками для таких действий были плохо приспособлены.

— Попробуем, — согласилась Ольга. — Только не забывай, голову левый летун должен держать поднятой и повернутой. Атака ожидается сверху.

Делать так, как она сказала, оказалось очень неудобно. Они перекликались, синхронно закладывая виражи. Ермолай держался чуть выше. Он сразу убедился, что летает лучше — наверное, крылья были длиннее. Очень быстро подруга пошла на посадку — внизу открылся участок открытого грунта. Полоска зелени вдоль незамерзающего ручья, вырывавшегося из скалы ржавого цвета, была окутана облаком пара. Ермолай потрогал воду — чуть тёплая, с оранжевым оттенком, припахивающая серой. Под ногами влажно хлюпала зеленая мясистая трава с широкими листьями. Юноша подошёл к скале: никаких входов в подземелье, только горячий источник.

— Ерёма! — крик Ольги резанул уши.

Он отпрыгнул в сторону, поворачиваясь. Из-за веток к нему бросилось низкорослое существо и он, не рассуждая, ткнул в его сторону указательным пальцем и пожелал молнии. По пальцу словно кирпичом ударили, в глазах сверкнуло, ноздри ощутили характерный запах озона. В упавшей на траву фигурке Харламов опознал псевдо-гнома. Тот был однозначно и бесповоротно мёртв. Электрический разряд прошёл от груди к левой руке, испепеляя и одежду и кожу. Деревянное топорище обуглилось.

Аникутина подошла к нему и ткнула тельце ногой.

— Однако… Ты солидно вооружён.

Она выглядела совершенно спокойной, а юноша вдруг ощутил стыд. Тельце псевдо-гнома казалось таким маленьким…

— Он что, топором меня хотел?

— Конечно. Ты ведь тоже мясной…

— Ну и что теперь делать?

— Посмотрим по следам, один ли он здесь бродил. Вообще непонятно, что тут делать псевдо-гному?

Оказалось, в лес от источника уходила натоптанная тропинка. Они прошли по ней почти километр, прежде чем дочь шамана, идущая сзади, не посоветовала остановиться. Теперь уже и юноша заметил, что в ветвях деревьев параллельно тропинке кто-то движется. Полностью разглядеть незваного спутника не удавалось — лишь пятна черного и белого меха, да длинный черный пушистый хвост.

— Мех на морде белый, тело — черно-белое, а хвост черный. Псевдо-соболь? — предположила Аникутина.

Открыватель посвистел, позвал зверушку по-русски, но результата не добился. Псевдо-соболь, если это был он, на глаза не показывался. Может, боялся топора, прихваченного на всякий случай юношей, а может, опасался облика неведомых существ.

— Он, как наш соболь, на белок охотится? Значит, быстро передвигаться должен. Может, пугнешь его?

Харламов запустил в ту ветку, из-за которой виднелся хвост, снежком. Попал. На секунду они увидали морду зверя, который даже не шелохнулся.

— Морда узкая, стало быть, псевдо-белок он рвёт когтями. Или у него иное оружие?

Юноша пожал плечами. Таких деталей он не знал. На всякий случай он положил топор в снег и отошёл назад на три шага. Посвистел. Псевдо-соболь мгновенно прыгнул на соседнее дерево и скрылся в ветвях.

— Да, двигается он впечатляюще. Быстрее белок. У них, поди, никаких шансов от него уйти.

— Земные белки тоже уступают соболям в скорости. Зато большой хвост позволяет скрыть от преследователя направление движения и помогает при резких поворотах. Махнула белка хвостом направо, а сама налево свернула; соболь мимо проскакивает. В Гволне, думаю, то же самое. А бояться он нас не должен, он в здешнем лесу высший хищник.

— Если только он не телепат, — предположил открыватель. — Тогда он прекрасно понимает, с кем связался. Да мы для него в любом случае не добыча. С его лапами разом в снегу увязнешь.

Псевдо-соболь и дальше сопровождал их, немного нервируя, так что еще через километр первопроходцы вновь решили взлететь. Тропинка тянулась без ответвлений, и вполне можно было предположить, что идти им по ней ещё не один десяток километров. Кто знает, зачем ходили псевдо-гномы к источнику? Может, обряд какой совершали, а может, здешняя вода была для них целебной.

На очередном вираже, когда была его очередь смотреть вперед, Ермолай разглядел немного левее голый каменный склон и на нём — движущиеся точки. Его здешние глаза охватывали больший участок пространства, но вдали он видел хуже, чем будучи человеком.

— Вниз! — истошно крикнула Ольга и он, не рассуждая, поставил поперек потока левое крыло, полностью убрав правое.

Тело швырнуло в сторону, и он почувствовал, что падает вниз, на верхушки сосен. Рядом сверкнула молния, а над головой справа пронеслась темно-синяя крылатая тень. Он послал ей вслед молнию, и на секунду расправил крылья, чтобы смягчить падение. Ветки больно стеганули по спине, бросили его вперед, он не смог удержать равновесие и нырнул в снег носом вперед. Не успевшее сложиться крыло отозвалось резкой болью. Из сугроба его вытащила подруга.

— Болит? — она осторожно потрогала крыло. — Пошевелить им можешь?

Этого Ермолай сделать не мог. Крыло безжизненно висело сзади, хорошо хоть, что не болело.

— Кто на нас напал?

— Не разглядела, очень уж быстро он промелькнул. Окраска у него защитная, на фоне неба его издалека не разглядишь. Я в него не попала.

— Я, кажется, тоже. Хорошо, что мы держались над самыми вершинами. Размерчик у этой твари приличный…

Ернигей намазал спину юноше остро пахнущеё жидкостью и прилепил какой-то лист на больное место:

— Вот, парень, три дня рукой не шевели. И плечом тоже постарайся не двигать.

— Как же мне летать? — притворно удивился пациент. — Это что, и крыльями тоже пользоваться нельзя?

Круглое с маленькими глазками лицо лекаря выразило явную настороженность.

— Он в своём приват-мире летал. И крыло повредил, — пояснила Аникутина.

— А-а, вот оно что, — понимающе протянул лекарь. — Там были крылья, а здесь — растяжение дельтовидной мышцы. Ничего страшного. Метаморфные миры постоянно необычные травмы поставляют. Один из операторов миров превращался там в кальмара — так он каждый раз возвращался с опухшими губами и несколько дней потом есть не мог, голодал…

Ернигей усмехнулся и кивнул, когда юноша его поблагодарил за помощь. Оля помогла больному надеть рубаху и повела его в Большой дом. Следовало отчитаться о своей вылазке перед директором. Период аскезы кончился, группа интенсивно обживала вновь открытые миры: Гволн, Реденл. И если Кутков успел проводить в свой мир уже всех, и все они оказались там в своём физическом теле, то в Гволне побывали только Ольга и Кутков. И если дочь шамана сумела в Гволне воплотиться, то Лёня следовал за открывателем видимым только тому фантомом.

— Ну, а после мы вернулись. Какой смысл барахтаться в снегах со сломанным крылом?

— Правильно поступили, — кивнул директор. — Сверх-сокола не разглядели?

Открыватель мысленно расслабился, очистил своё сознание, вернул себя в прошлое и усилил чёткость воспоминания. Рядом, он чувствовал, то же самое проделала подруга.

— Длина: два — два с половиной метра. Размах крыльев — не меньше четырех метров. Крылья стреловидные, и, кажется, полупрозрачные. Головы не разглядел.

— Я разглядела. Узкая голова, маленькие глазки, короткий загнутый клюв, тонкие когтистые лапы, широкий хвост, — перечисляла Ольга. — Скорость — побольше ста километров, как у земного собрата.

Лысый вновь кивнул, не особенно удивляясь, и поинтересовался у Ермолая, как это он в своём мире пропустил такого опасного хищника.

— Возможно, я знаю только основные, определяющие вектор развития виды. Мы и с Лёней неизвестный вид обнаружили — пещерную поганку.

— Я помню. Так и нет соображений, чем же она в подземельях питается? — директор обвёл взглядом группу. Никто не ответил. — В общем, если никто, кроме Аникутиной, плотью в Гволне не разживётся, исследование его рекомендую прекратить. Слишком опасно…

Юноша с огорчением заметил, что только Лёня поглядел на него сочувственно. Прочие восприняли рекомендацию, как должное. Ольга задумалась, она пока не решила, как к такой рекомендации относиться. Ермолай, хоть и признавал, что Селиванов прав, внутренне возмутился. Для любого оператора миров его приват-мир — обожаемое творение, любимое ненаглядное дитя. Посоветовать не посещать свой мир — это, пожалуй, даже оскорбительно. И к тому же опасность в Гволне грозила лишь им с Ольгой, а они из всей группы были наиболее подготовлены.

— Теперь ты, Лёня, доложи о последних походах.

В Реденле ничего интересного не происходило. Кутков и его гости бродили по сопкам, постепенно спускаясь вдоль течения мелкой быстрой речушки. Люди им не встречались, попадавшиеся лесные звери полностью соответствовали земным аналогам. Реденл был твердым миром, но пока никакого интереса для группы не представлял. Никто не знал, как долго придётся искать людские поселение, а являться в приват-мир можно было только в знакомые места.

— Как ваши способности в Реденле, сохраняются? — поинтересовался директор благожелательно.

Кутков свои способности сохранял, дочь шамана — тоже. Но и то, и другое никого не удивляло. Это был Лёнин мир, и ему полагалось быть в нём самым сильным и способным. А Ольга с некоторых пор могла получить все способности знакомого ей оператора миров, в том числе и возможность посещать этот мир по собственному желанию и брать с собой гостей. Кинетики тоже сохраняли таланты, а вот Хоменкова с Ингой оказывались безоружными. Чтецы: Сашка и Лёшка мялись, не зная ответа — без людей они не могли понять, сохранились ли их способности. То, что они слышали Куткова и Аникутину, ещё ни о чём не говорило. Ермолай молча пожал плечами, когда Селиванов посмотрел на него. Он тоже не знал.

— Ладно, — вздохнул директор. — Леонид, о тамошних монстрах ничего нового?

Тот пожал плечами. Вид у него был весьма смущённый. Ещё бы: только что товарищи едва не погибли в когтях неведомого хищника, а тут по Реденлу бродят загадочные монстры, о которых известно лишь то, что они охотятся на людей. Наверняка он ожидал, что Лысый запретит и посещения Реденла, но директор ничего подобного не сделал. Наоборот, Селиванов объявил о награждении группы новыми повязками. Красную Ермолаю дали сразу же, как только он открыл свой мир. А теперь ему присвоили оранжевую, а Ольге — зелёную. Братья носили красные повязки, Кутков — оранжевую, Игорь — тоже красную. Без повязок оставались пока Инга, Сашка и Лёшка.

Торжество момента несколько омрачила Инга.

— Юрий Константинович! Можно вопрос?

Харламов почувствовал, как Игорь и Ольга мысленно подстроились к Бакановой и принялись её успокаивать. Дело это для них было привычным, но мгновенного результата ждать не приходилось. Директор кивнул, с интересом рассматривая ученицу. Он, похоже, уже предвидел вопрос.

— Мариэтта Узоян получила красную повязку сразу, как только оставила группу. Надо ли нам думать, что её наградили именно за этот шаг?

— Надо. Это шаг и решительный для самой Мариэтты, и способствующий развитию группы. Её отвага и сознательность, можно сказать, спасли будущее вашей группы. Узоян продемонстрировала и зрелый взгляд на жизнь и понимание целей идущих Путём Радуги. Вот это понимание само по себе достойно красной повязки, — Лысый дружески улыбнулся и добавил: — Мне кажется, Мариэтта на этом не остановится. Да и ваша группа — тоже.

Комнаты всех школяров были одинаковы, но собирались, по какой-то неписанной традиции, у Игоря. Харламов окончательно перебрался к подруге, и его бывшая кровать превратилась в скамейку, на которой обычно располагались девчонки. Вот и сейчас они в ряд сели на кровати, а сбоку пристроился Лёшка. Остальные парни использовали кровать Игоря и табуретки.

— Не знаю, — дочь шамана даже руками развела. — Лысый хорошо закрывается, кто не верит, может сам попробовать. Мне показалось, что он в монстров Реденла попросту не верит.

— Если Ерёма в своём мире пропустил супер-хищника, то отчего бы Лёньке не ошибиться в другую сторону? Может, там монстров и нет, и Лысый это прекрасно знает? А нам не говорит, чтобы не расслаблялись, — предположил Игорь.

Дочь шамана покачала головой, Сашка негодующе фыркнул, открыв всем на секунду свои мысли. Жолудев в ответ пожал плечами: "мол, я вообще-то не настаиваю, кто может, пусть объяснит лучше". Юноша уставился в пол и спросил:

— Кто знает, зачем вообще всю группу нужно таскать в приват-мир, каким бы он ни был? Что это нужно для формирования общего группового взгляда на возможные миры, мы все давно знаем. Вот у нас два мира, оба потенциально опасны, но закрывают только один, причём закрывают его только, если он окажется полумягким. А ведь в этом случае он почти для всех нас безопасен!

— Почти, в данном случае, ключевое слово, — усмехнулся Кутков. — Скорее всего, Юрий Константинович просто сделал вывод из вашего же опыта. Двое, будучи во плоти, могут прикрывать друг друга. Одиночка слишком рискует.

Ребята переглянулись, и никто не осмелился возразить. Версия была убедительной.

— Ермолай, а когда ты меня в Гволн возьмешь? — поинтересовалась Инга.

Юноша неохотно ответил, что дня три придётся подождать, пока спина заживёт. На поверхности без крыльев делать нечего, а в подземелья согласился лезть из всей группы только Кутков — тому бесконечный лес и в собственном мире надоел. Подземелья Гволна пугали не своей жарой или лиходейскими тварями; само пребывание в них выглядело напрочь бессмысленным. Вот и Ермолай с Леонидом, столкнувшись там с псевдо-гномами, поспешили ретироваться. А что оставалось делать? Под землей её обитатели любого пришельца рассматривали как врага. Никаких переговоров не получалось, псевдо-гномы желали только одного — изрубить чужака на мелкие кусочки. Да и на поверхности, как выяснилось, они вели себя так же.

— Мы можем в Реденл вчетвером выходить, — неожиданно сказала Аникутина. — Лёня с собой одного человека берёт, и я могу взять Ерёму или Лёшу. Со временем, быть может, и обоих сразу возьму.

— Ерёму — понятно, — удивился Сашка, — но почему Лёшку, а не кого другого?

Дочь шамана сослалась на свои ощущения и на то, что Алексей вскоре станет четвертым в их группе оператором миров. Новость, как ни странно, никого не обрадовала. Ну, появятся они в Реденле вчетвером, и что с того? Летать они не умели, дорог там не было, а сколько ещё предстояло продираться по лесу, невозможно было даже предположить.

— Если бы мы хоть инструмент какой могли с собой туда взять… — тоскливо сказал Игорь.

— То что? — поинтересовался Леонид.

— Плот бы смастерили и сплавились по реке. Кое-где пришлось бы волоком его по камням тащить, но сплавом всё равно быстрее получится.

— Так зачем тебе топор? Ты же сам кинетик-флорист, из живых деревьев что угодно сготовишь, — удивился Кутков.

Жолудев радостно хлопнул себя по лбу:

— Верно! Знать бы только, когда я плот сготовлю и назад вернусь, на следующем погружении в Реденл найду ли я его на том же месте?

Ольга кивнула, Лёня тоже заявил, что воровать плоты в Реденле способны только люди, до которых они никак не могут добраться.

— У меня другая версия возникла, — оживился Ермолай, — с одеждой связанная. В Реденл мы в одежде попадаем, в той, что на нас, верно? И ничего другого пронести с собой не можем. А если взять сдутую автомобильную покрышку и завернуться в неё? Или подпоясаться? Она в Реденл как одежда пройдёт?

Кутков восторженно заявил, что Ерёма — гений, и побежал за покрышкой. А дочь шамана предложила Игорю немедленно отправиться в Реденл и заняться плотом. Вернувшись, Кутков взял с собой одного из братьев, подпоясался покрышкой, и они погрузились в Реденл. А остальные разошлись по своим комнатам, так как время было позднее. Юноша, улегшись в одиночестве, ещё раз обдумал сегодняшний день. В общем, не только они с Кутковым — вся группа предпочитала приват-миры расщепу. Там была волнующая неизвестность, а здесь — что? Устоявшийся быт и рутинные обязанности.