"Дженни (фанфик по Сумеркам)" - читать интересную книгу автора (Tenten)

Глава 1.2. Мой дом, моя комната и новый родственник

От аэропорта Сиэтла до Ла Пуш мы ехали на машине Вихо.

Ранее утро.

Большой темно-серый пикап мягко шуршал шинами по мокрому асфальту дороги. Мама и Вихо тихо переговаривались по-английски. Прислушиваться смысла не было потому, что я в знании языка была, прямо скажем, не сильна. Только перед самым отъездом спохватилась и начала заучивать слова, чтоб хотя бы понимать, о чем идет речь. И успела вызубрить довольно много. Но сейчас мне это мало помогало, потому что произнесенные в разговоре они звучали совсем не так, и я не успевала схватить даже общий смысл фраз. Это было непривычно. Незнание языка делало меня совершенно беспомощной в создавшихся обстоятельствах. Все вокруг говорили по-английски, а я мало того, что не понимала, так еще и не могла произнести ничего, кроме нескольких слов, да и то с чудовищным акцентом. Это все равно, что быть глухонемой. Неприятные ощущения, должна вам сказать. Представляю, насколько эти неприятные ощущения обострятся, когда возникнет необходимость общаться с соседями, ну или просто с продавцами в магазине, например. Я хотела в ближайшее время научиться объясняться, хотя бы на бытовом уровне. И побыстрее. Иначе мне грозило стать обузой для семьи, а меня это категорически не устраивало. Школа закончена. Мне хотелось самостоятельности. Невозможно всю жизнь провести под маминым крылышком. Нужно было начинать свою.

А пока я с интересом разглядывала в окно проносившийся мимо пейзаж. Мы провели в дороге около суток. Было раннее утро, но солнце так и не показалось из-за толстой пелены облаков, затянувшей все небо. Странно. Судя по мокрому покрытию дороги и лужам на обочине, только что прошел дождь, а облака выглядят так, как будто только собираются пролить накопившуюся в них воду.

Горы. Я никогда не видела таких гор. Высокие, сплошь покрытые лесом, они поражали воображение обилием зеленого цвета. Зеленая хвоя кедров и лиственниц, зеленый мох, покрывающий их стволы, заросли папоротника.

Когда мы проезжали мимо приличного на вид небольшого поселка, Вихо коротко бросил:

— Форкс.

Я удивилась. Это Форкс? ЭТО Форкс? Город называется. 1200 жителей, если верить табличке при въезде в него. Одна школа. Один супермаркет. И ни одного здания выше трех этажей. По меркам России — это небольшой поселок. Всего лишь навсего. Ну, допустим, большой поселок, но уж никак не город.

Пятнадцать минут и Форкс остался позади. Теперь дорога вела сквозь лес, мрачный и темный, который подступал вплотную к обочинам. Он словно был недоволен вторжением чужаков и осторожно следил за нами черными прогалами меж высоких кедров. Вздох облегчения вырвался у меня из груди, когда машина выехала, наконец, из-под его мрачных сводов и покатила над обрывом, под которым выхлестывал свои волны на берег Атлантический океан.

Край мира.

Резервация Ла Пуш оказалась деревней, расположенной на берегу океана. Машина катила вдоль неширокой улицы, по обеим сторонам которой проплывали аккуратные и не очень домики с лужайками, подъездными дорожками и почтовыми ящиками у въезда. По-видимому, из-за раннего времени, людей на улице почти не было, но те немногие, которые попадались нам на пути, оглядывались и провожали наш автомобиль пристальными взглядами. Не иначе как все население этой деревушки уже было в курсе амурных дел Вихо, и, судя по взглядам, которые бросали нам в след, его решение привезти нас сюда, особого восторга не вызывало. Может быть, конечно, я и не права.

Хорошо, если так. Потому, что мне уже нравилось здесь. Маленькие небогатые домишки выглядели уютно и даже привычно. Мы никогда не жили в шикарных квартирах или в огромных коттеджах, и я скорее насторожилась бы, попади мы в какой-нибудь богатый пригород с огромными особняками, высокими заборами и охраной у ворот. А тут было… как дома и приходилось напоминать себе, что это все-таки Америка. Страна грез и осуществившихся надежд.

Машина остановилась у довольно большого двухэтажного дома на самом краю поселка. Он был последним на этой улице. С небольшой лужайкой перед домом, подъездной дорожкой и почтовым ящиком. Все как полагается. За домом простиралось пустое пространство, поросшее пожухлой травой и редким колючим кустарником, ограниченное с одной стороны — лесом, а с другой — нагромождением гигантских камней и скалами, покрытыми мхом. За этим пространством угадывалось близкое дыхание океана. Мама и Вихо уже вышли из машины, деловито выгружали вещи из кузова, затянутого брезентом и переносили их в дом. Я тоже выбралась наружу, потянулась, разгоняя кровь, застоявшуюся от долгого сидения в одной позе, послушала, как шумит далекий прибой и пошла следом за взрослыми.

Поднимаясь по ступенькам, я думала, что возможно в этот раз нашим скитаниям придет конец. Было бы славно остаться здесь жить навсегда, и тогда каждый день можно будет слушать шепот волн. Не так уж и много я ждала от жизни. Нам с мамой нужен был дом, где мы могли бы чувствовать себя в безопасности. Почему бы вот этому дому не стать им? Ла Пуш так Ла Пуш. Смешное название перекатывалось на языке как маленький округлый камешек с побережья, неровности которого сточили за долгие годы волны, набегающие на берег.

За дверью оказался маленький холл с лестницей на второй этаж и двумя арками: на кухню и в гостиную. Наши сумки заняли практически все свободное пространство пола в нем, а мы с мамой встали у порога, смущенно оглядываясь. Все-таки раньше мы заселялись в пустое жилье и пусть условно, всего лишь на время, но оно принадлежало только нам двоим. А этот дом не был пустым. Незримое присутствие хозяев чувствовалось во всем: в небрежно брошенных на журнальный столик у дивана газетах, в лежащей на ступеньке лестницы телефонной трубке, в отсутствии пыли, в запахе кофе, который еще доносился с кухни. Охватившее внезапно чувство неловкости заставило меня поджать пальцы в кроссовках. Вихо занес последний чемодан, поставил его у самых дверей, поднял телефонную трубку, поставил ее в базу, обнял маму за плечи одной рукой и по-русски сказал:

— Ну что, девочки, располагайтесь. Пойдемте, покажу вам комнаты.

Мы поднялись на второй этаж по деревянной лестнице с невысокими ступенями и перилами, покрытыми светлым лаком. Небольшой коридорчик, на полу постелен коврик самого нейтрально светло-бежевого оттенка, на стенах, оклеенных полосатыми обоями в тон коврику, висят фотографии в рамках из светлого, почти белого дерева. Три двери, выходившие в этот коридорчик, были покрыты таким же светлым лаком, что и перила лестницы. На дверь, которая была крайней справа, мне и указал Вихо:

— Там будет твоя комната, Дженни.

В крайней слева комнате, дверь которой была как раз напротив моей, была, как оказалось, их с мамой спальня. Значит, за третьей дверью обитал Брэйди. Мой сводный брат, которого нигде не было видно. Да не очень-то и хотелось. Я втащила в указанную комнату один за другим все три баула со своими вещами и прикрыла дверь. Стоя посредине небольшого помещения со стенами, оклеенными нежными бледно-розовыми обоями, я испытывала странное чувство. Я — взрослый человек. Мне семнадцать лет. И у меня впервые в жизни есть своя комната. То жилье, которое мы с мамой могли себе позволить раньше, не предполагало таких удобств как личные апартаменты. Возможность закрыться в своей комнате и отгородиться от остальных показалась мне первым признаком желанной самостоятельности. И давала некоторую дополнительную свободу. Здесь не нужно было следить за лицом, чтобы не расстраивать маму грустным выражением на физиономии. Можно на короткое время стать собой — не очень удачливым, не очень способным, одиноким человеком. Я даже девушкой себя назвать могла с натяжкой. У девушки должен быть парень. А у меня, учитывая обстоятельства, он вряд ли появится в ближайшее время. Ну и ладно. Не буду терзаться несбыточными надеждами. Зачем? Когда есть более насущные проблемы, для решения которых потребуются все мои невеликие возможности и силы. Например, изучение языка. Но для начала займемся багажом.

Я оглядела свое личное жизненное пространство.

Комнатка была маленькой. В ней помещалась небольшая кровать, письменный стол, стул, старенькое кресло в углу, встроенный шкаф. Рядом с дверью, в которую вошла я, обнаружилась еще одна. За ней оказалась небольшая чистенькая ванная. Против воли вырвалось глупое словечко:

— ВАУ!

Это был сюрприз. Своя ванная.

Упс! Не совсем своя. Напротив двери, в которую заглянула я, находилась еще одна. Осторожненько приоткрыв ее, я оглядела комнату, которая была за ней. Такая же маленькая, как и моя. На кровати темное покрывало с этническим рисунком. Стол завален какими-то бумагами самого неопрятного вида. Поверх бумаг примостился разобранный сотовый телефон. Судя по тому как обреченно торчали наружу электронные потроха — не быть ему использованным по прямому назначению никогда. Стул в углу погребен под ворохом одежды. Рядом с кроватью, прямо на полу — стопка книг и несколько дисков в пластиковых коробочках и без них. Братишка не отличался аккуратностью. Неприятное чувство, что я подглядываю за чужой жизнью, заставило отступить обратно в ванную. Прикрыв дверь, я отправилась в свою комнату. Хватит совать свой нос, куда не следует. Делом надо заниматься. Устраиваться. Распаковать и разложить вещи, застелить постель, принять душ, в конце концов. И поесть бы не мешало. А потом можно изучить старенький компьютер, одиноко стоявший на пустом столе. Интересно, а он работает?

Разложив и развесив свои вещи, я сунулась в шкаф за постельным бельем. Несколько новеньких комплектов лежали на верхней полке аккуратной стопочкой. И все, как один, были розового цвета. Гладко-розовые, белые с розовыми сердечками, розовые с беленькими цветочками. Нехорошее предчувствие сдавило спазмом легкие. Розовые обои. Розовое постельное белье. Розовые длинноворсые коврики по обеим сторонам кровати. Белые тонкие занавески были ничего так, но жалюзи имели все тот же умилительный розовый оттенок, что и стены. Очаровательно. Не хватает картиночек с котятками и плюшевого мишки среди подушек. Моментально вспомнились анекдоты про блондинок:

— Пилоты Формулы-1 испытывают приблизительно такие же перегрузки, как блондинка во время чтения.

Две блондинки. Одна из них достаёт пудреницу, смотрит в зеркало и удивляется:

— Слушай, что-то лицо знакомое…

Другая выхватывает зеркальце у подруги:

— Дай посмотрю… Правильно, дура, это же я!

— Зачем блондинка держит газету в холодильнике?

— Что бы всегда иметь свежие новости.

Хотелось надеяться, что все это розовое убранство не несло в себе намека, и только моя больная фантазия могла предположить такое.

Когда я заканчивала застилать кровать, в дверь негромко постучали и после моего «Входите!» в комнату заглянула мама. Вошла, огляделась, брови ее поползли вверх. Вихо остановился на пороге, обозревая розово-белое безобразие. Мама оглянулась на него, и я разглядела искры смеха в ее глазах.

— У тебя здесь очень мило, — сказала она.

— Точно, — буркнула я. — Очень мило. Котенка с бантиком мне случайно не собираются подарить?

— Вообще-то подарить тебе я собирался машину, — сказал Вихо и улыбнулся моему обалдевшему взгляду. — На новую денег не хватит, но я попросил Брэйди присмотреть что-нибудь подходящее для молодой девушки твоего возраста из подержанных. И ремонт в твоей комнате я попросил его сделать. Если тебе не понравится — вся вина на мне, потому что в разговоре с сыном я упомянул что ты симпатичная девочка со светлыми волосами. Боюсь, он понял меня слишком прямо.

В его спокойном голосе отчетливо слышались нотки веселья. Мне стало неловко за свою детскую обиду. Да бог с ним, с цветом. Человек старается сделать все, чтобы нам здесь понравилось, а я дую губы из-за оттенка обоев.

— Нет. Мне нравится. Честно, — я постаралась сказать это со всей возможной убедительностью.

— Мне показалось…

— Нет. Все действительно здорово. Спасибо. Вот только машина… Не стоило. Может еще не поздно отменить? — бормотала я, с ужасом представляя в какую сумму обойдется ему эта покупочка. Пусть даже машина и не будет новой. Уж не это ли так раздосадовало Брэйди, что он решил сразу поставить меня на место, обозначив, что думает обо мне и моих умственных способностях.

— Видишь ли, Джен. У нас не принято передвигаться пешком. Здесь все ездят на машинах. Тебе придется привыкнуть. Если попробуешь пройтись до магазина на своих двоих, на тебя будут оглядываться как на сумасшедшую. Особенно если учесть, что ближайший супермаркет находится в Форксе. Это большая удача, что ты умеешь водить. Я постараюсь уладить дело с местным шефом полиции, чтобы тебе быстрее выдали права.

Черные глаза Вихо внимательно следили за меняющимся выражением моего лица, и уголки его губ все-таки поползли вверх, когда я попыталась взять себя в руки и сделать спокойную и довольную жизнью мордочку. Мама обняла меня, потрепала по волосам и сказала тихонько:

— Все будет хорошо, Жека. Вот увидишь. Через часок спускайся на кухню. Пообедаем.

Я обхватила ее в ответ руками и сказала Вихо, положив подбородок на плечо мамы:

— Спасибо.

Когда они вышли из моей комнаты, через неплотно закрытую дверь до меня донесся обрывок фразы, которую Вихо сказал маме по-русски:

— …чувство юмора. Брэйди нормальный парень. Они еще подружатся…

Дальше разговор шел на английском, и прислушиваться не было смысла. Прикрыв плотнее дверь, я собрала вещички и отправилась в ванную. Закрыла дверь в комнату Брэйди на защелку и пустила воду. Приводя себя в порядок после долгой дороги, я думала о чувстве юмора моего новоявленного родственничка. И должна вам сказать, что его нетонкий намек с розовым цветом вовсе не казался мне, ах какой удачной шуткой. И смешно мне тоже не было. Было досадно. Я, конечно, понимала, что наше внезапное вторжение в его жизнь особого восторга вызвать не могло, но можно хотя бы проявить простую вежливость. Я не собиралась путаться у него под ногами, приставать с просьбами, разговорами и вообще портить парню существование. Зачем же было, даже ни разу меня не увидев, делать нелестные выводы о моих умственных способностях, исходя только из того, что у меня светлые волосы. Проще говоря, не люблю, когда из меня делают дуру. Эх, если бы не вынужденная немота, я б показала братику каково это: снисходительно подкалывать симпатичную светленькую девчонку, не ожидая услышать мало-мальски остроумный ответ, и вдруг получить от нее хорошенькую шпильку в задницу. С моим английским зубками сверкнуть не получится. Только еще раз докажу насколько в самом деле нехороши у меня дела с головой. Даже не хочу думать, как по-дурацки я буду выглядеть. Кстати о «выглядеть». Если не получится показать, что в голове у меня не пусто, почему бы не зайти с другой стороны и не прикинуться полной идиоткой? Парень хочет видеть блондинку? Он ее получит!

Я с энтузиазмом кинулась рыться в своих вещах. Среди джинс, широких репперских штанов с огромными накладными карманами, свободных футболок и рубашек, затесались в моем гардеробе и другие вещички. Самого жуткого вида обтягивающие мини-шортики серебристого цвета (я приобрела этот ужас, когда ездила в Оренбург за покупками с Валечкой, и долго потом удивлялась сама себе), свободная бледно-зеленая (жаль, что не розовая) блузочка, которая была такого заковыристого фасона, что, не облегая плотно, тем не менее, подчеркивала и даже выставляла напоказ грудь. Натянув этот прикид, я почувствовала себя обитателем зоопарка. Нет, выглядело это все на мне очень даже ничего, просто я никогда не носила столь вызывающих нарядов и теперь косилась на себя в зеркало с некоторой брезгливостью. Но потом оглядела еще раз свою РОЗОВУЮ спальню, и сердце мое преисполнилось решимостью. Откопав, засунутые в дальний угол домашние шлепки (на каблучках!) с пушистыми шариками на полосках серебристой кожи, призванных держать на ногах это безобразие, я почувствовала себя одетой в броню. На этот раз отражение в зеркале определенно радовало. То, что надо. Я была готова к длительным боевым действиям.

Держись, братишка. Ожидая увидеть глупенькую блондинку, ты получишь в родственницы ТУПУЮ. Осталось только расчесаться и слегка накраситься.

Когда через час я появилась на кухне, хлопая ресницами и мило улыбаясь, Вихо и мама уже сидели за столом. Увидев меня, стоящую в дверях, новый мамин муж поперхнулся и зашелся мучительным кашлем. Мама торопливо подала ему стакан с водой и уставилась на меня, закусив губу в слабой попытке удержать улыбку. Довольная произведенным впечатлением, я отправилась к плите наложить себе еды, и с полной тарелкой устроилась за столом. Вихо, наконец, смог перевести дух и вытирая тыльной стороной ладони, выступившие на глазах слезы, сказал маме:

— Вот видишь, Полина. Они договорятся.

***

Была глубокая ночь. Из приоткрытого окна в комнату проникал прохладный воздух. В нем ощущались запахи смолы, зеленой хвои и еще какие-то неопределимые для меня ароматы близкого леса. В полной тишине комнаты, разбавляемой только тихим жужжанием работающего процессора, на грани слышимости, я различала шум прибоя, напоминавшего о близости океана. Схожу на берег завтра. Сегодня я так прилипла к компьютеру, что меня едва дозвались на ужин. Наскоро перехватив несколько кусочков, я умчалась обратно в свою комнату и уселась перед монитором. Здесь была хорошая линия интернета. Сам компьютер выглядел не очень презентабельно, но это неважно. Он работал. Да еще как! С обеда и до глубокой ночи я просидела в российских форумах, болтая по-русски с неизвестными мне людьми, нашла в «одноклассниках» Валечку и мы обменялись несколькими совершенно безумными сообщениями. Если бы можно было перевести их из текстового файла в звуковой, то кроме невразумительных визгов, долженствующих обозначать радость от того, что мы нашли друг друга на просторах Инета, смысла бы вы там не обнаружили. Это занятие так увлекло меня, что только часам к двум ночи я почувствовала желание оторваться от монитора и сходить на кухню, чтоб раздобыть какой-нибудь еды. Скудный ужин давал о себе знать. Я скинула дурацкие шлепки, чтобы не клацать каблуками по полу как строевой конь и босиком спустилась на кухню. Есть ночью — не самая лучшая идея, но совсем отказаться от желания чего-нибудь пожевать, сил не было. Можно только попробовать свести вред от этого занятия к минимуму. И я принялась проводить в холодильнике тщательный обыск, выставив наружу попу, обтянутую мини-шортиками. Среди сверточков, баночек, бутылочек и коробочек там обнаружились апельсины. Пойдет. Я взяла сразу два, закрыла дверцу и потянулась к ящику, в котором лежали ложки, вилки и ножи, чтобы выбрать подходящий ножик и почистить фрукты, когда обнаружила, что в комнате не одна.

За обеденным столом сидели друг напротив друга парень и девушка. И настороженно смотрели на меня. Не представляю, как они смогли так тихо проникнуть в дом, но глазам приходилось верить. Под их взглядами я, не глядя, сунула апельсины на стол у плиты, отступила на шаг назад и прислонилась спиной к холодильнику. Дальше хода не было. Чтобы выйти из кухни, надо было пройти мимо них на расстоянии вытянутой руки. Даже ближе. Но у меня просто не хватало на это смелости, и я осталась стоять там, где стояла, разглядывая их и ожидая, что же будет дальше.

Глаз цеплялся за какие-то несущественные детали. Оба одеты в потрепанные шорты. Скорее всего, просто обрезанные джинсы. На девушке красовалась серая мятая футболка, а парень щеголял голым торсом и поначалу обилие его мощного, почти обнаженного тела, заставило меня напрячься, нервно сглотнуть и вспомнить, что шортики мои заканчиваются там, откуда начинают расти ноги, и практически обнажена грудь. Дурацкий наряд был более чем неуместен сейчас.

Я разглядывала их лица, пытаясь определить степень опасности, исходящую от незнакомцев. И не могла. Они сбивали меня с толку. Никогда раньше я не видела людей настолько красивых. С того места, где я стояла, были видны стройные длинные ноги девушки. Под мятой запыленной футболкой угадывалась полная, упругая грудь. Тонкие черты лица, большие черные влажно-блестящие глаза ее в сочетании со смуглой безупречной кожей эффект имели просто сногсшибательный. И даже длинные черные спутанные волосы, которые она пыталась усмирить руками, разделяя пряди тонкими длинными пальцами, не выглядели неопрятно, а скорее производили впечатление, что «художественный беспорядок» был в планах и его только что закончил укладывать искусный стилист. Девушка была великолепна. Почти так же великолепна, как парень, который смотрел на меня хмуро и неприязненно. Густые черные волосы коротко подстрижены. Полные, красивого рисунка губы подрагивали уголками, словно он хотел скептически их поджать, но сдерживался. Четкие линии подбородка, высоких скул, гордого профиля делали лицо незнакомца мужественным и даже, пожалуй, несколько мрачным. И очень похожим на лицо Вихо. Сводный братик, как я понимаю. Брэйди. Мы встретились глазами. Я постаралась мило улыбнуться и изобразить на лице всю возможную доброжелательность, чтобы задобрить новоявленного родственника, с которым мне теперь предстоит жить под одной крышей. И исчерпав практически все свое знание языка, сказала по-английски:

— Здравствуй. Меня зовут Дженни.

Парень смотрел на меня исподлобья, сведя брови к переносице. Его странные, глубоко посаженные, вытянутые к вискам глаза не отражали света и казались самой темнотой. Несмотря на потрепанный вид, чувствовалось в нем нечто грозно-благородное. Ковбойствующий монарх в шортах из обрезанных джинс. Принц в изгнании.

Неясное беспокойство щекотало нервы.

И у Брэйди, и у его девушки кожа блестела от пота, но их запах, заполнивший небольшое помещение, отталкивающим не был. Он был свежим и чистым, с терпкими нотками древесной коры и мускуса. И почему-то крови. Я отмечала про себя, как удивленно изогнулась бровь девушки, и она обернулась, чтобы тихой скороговоркой сказать что-то парню. Или спросить. Он ответил ей коротко, отрывисто, не отводя от моего лица напряженного тяжелого взгляда. Принимать этот взгляд было непросто. Я ощущала присутствие парня почти физически и настолько сильно, словно он стал воздухом, которым я дышала. Он обволакивал мое тело и проникал внутрь, туда, где встревожено замерла душа. Пытаясь стряхнуть с себя это наваждение, я с трудом отвела взгляд и увидела как, вскинув руку ко рту, девушка прикусила костяшки пальцев и отчаянно смотрела на парня. Я не понимала в чем дело. Запах крови стал настолько сильным, что от него начало спазмом сводить желудок. По светлому пластику стола растекалась лужа темной густой жидкости. У парня на руке была страшная рана. Мышцы разорваны, и под ними проступала белая незащищенная кость. Как же я сразу не увидела. Слишком сильным был шок от их неожиданного появления. Господи! Да что же они сидят? Ведь ему в больницу надо. А пока хотя бы остановить кровь. Ноги уже несли меня в нужном направлении, руки распахивали дверцы шкафчика, в котором лежала аптечка. Я еще днем приметила ее, когда убирала посуду. Страх за Брэйди пересилил страх перед ним самим, и я стала быстро доставать из аптечки то, что могло пригодиться для перевязки. Тошнота накатывала волнами. У меня мелко тряслись руки, и девушка, отняв бинты, принялась сама колдовать над рукой парня. Он шипел сквозь зубы от боли, а я скорчилась на полу у стены, уткнувшись лицом в колени, пытаясь унять рвотные позывы.

Она просто заматывала его руку бинтами, но такую рану надо было обрабатывать и зашивать. И делать это нужно уж точно не на кухне, тупой портновской иглой, а в больнице. Внезапная догадка — как я могу сказать ей про врача, отодвинула дурноту на второй план. Я метнулась вверх по лестнице, стараясь двигаться как можно тише. Компьютер деловито жужжал и ждал меня, зазывно отсвечивая монитором. Я схватила клавиатуру. Переводчик в Google. Точно. Вот что должно помочь. И скажите после этого, что я не молодец. Торопливо настучав в окошке переводчика фразу: «Его надо отвезти в больницу, чтобы зашить рану», я аккуратно переписала, то, что выдала мне машина на бумажку и побежала вниз. Девушка заканчивала перевязку. Я сунула ей в руки листок и следила за тем, как она читает, удивленно задрав брови.

Весь стол был заляпан липкой бурой жидкостью, и от ее запаха желудок снова свело в узел. Надо прибрать здесь все пока кровь не присохла. Кое-как взяв себя в руки, я достала новую губку, торопливо, едва прикасаясь пальцами к пылающей коже Брэйди, обтерла кровь с его локтя и жестами попыталась объяснить, что хочу вытереть стол.

Они оба молча следили за тем, как я собираю обрывки бинтов, и бумаги от упаковок и сую все это на самое дно ведерка с мусором, вытираю кровь и тщательно ополаскиваю губку под холодной водой. Потом еще раз протираю стол. Протянув руку между ними, я приоткрыла окно, чтобы сквозняк унес из комнаты запах соли и ржавчины, запах крови. Брэйди здоровой рукой схватил меня за локоть и разразился длиннющей речью, из которой я не поняла ни одного слова. Он говорил тихо, почти шептал, с таким жарким придыханием и горячностью произнося некоторые фразы, что по позвоночнику пробегали мурашки. Я старалась узнать знакомые слова. Но тщетно. Только в самом конце получилось уловить просительную интонацию. И ничего более. Приходилось додумывать на ходу. Наверняка братик не хочет, чтобы я рассказала обо всем его отцу, и сейчас просит обещания держать язык за зубами. Да я и не собиралась доносить на него. Вот только как дать понять это? Пришлось воспользоваться первой же пришедшей в голову идеей. Я вытянула свой локоть из его крепких пальцев и поочередно приложила ладони к глазам, ушам, губам, повторяя жесты известной всему миру скульптуры трех обезьянок: «Ничего не вижу. Ничего не слышу. Никому ничего не скажу» и кивнула на повязку, стянувшую его предплечье. Этот жест знают даже дети. Взрослый парень должен сообразить. Но вместо ожидаемого мною облегчения на его лице проступило вдруг выражение полной растерянности, и Брэйди сказал еще что-то. У него был красивый глубокий грудной голос. Но это все, что я выяснила для себя из его речи. А прочее осталось за гранью моего знания английского языка. И что отвечать я тоже не представляла. Чувствуя себя тупой глупой блондинкой, несмотря на природный светло-русый цвет волос, бледнея и заикаясь, я промямлила еле слышно:

— I do not speak English.

Парень на секунду прикрыл глаза, потом посмотрел на подругу, словно ища поддержки и помощи. Она сказала ему что-то. Он ответил…

Склонившись поближе друг к другу, в свете неяркой лампочки с нарядным плетеным абажуром, за обычным кухонным столом тихо шептались два божества. Именно такими они казались мне в ту минуту. Прекрасными лесными духами. Обитателями туманного царства фей. Даже в неверном электрическом освещении их яркая экзотическая красота поражала воображение настолько, что у меня защемило сердце от осознания собственного несовершенства. Все во мне было не так. Волосы бесцветные, никакие. Зеленые глаза. Какой бледный невыразительный оттенок! Тонкая светлая кожа. Я казалась себе похожей на призрак человека, на неудачную пиратскую копию реальной девушки. Особенно по сравнению с ними.

Их тихий шепот звучал как далекая музыка, лаская слух красотой тембра, и был таким же неразборчивым. Казалось, что Брэйди и его девушка понимали друг друга без слов. Их было двое, и они были вместе, а я и весь остальной мир — отдельно. Оставаться здесь и наблюдать их идиллию не хотелось, и потихоньку выскользнув из кухни, я поднялась в свою комнату.

Тусоваться в интернете больше не было никакого желания. Оставалось только, выключить процессор, и повалиться ничком на кровать прямо в одежде.

«А интересная у моего нового братика жизнь, — думала я, засыпая. — Насыщенная. Это чем же надо заниматься, чтобы в два часа ночи заваливаться домой в таком виде и с таким ранением. И с девушкой в придачу. Надеюсь, она отвезет его в больницу…».