"Кот, который сорвал аплодисменты" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)

Глава двадцатая

Другу Тельмы мистеру Симмонсу так понравились амбар и сиамцы, удостоившие его своим вниманием, что он с большой неохотой отправился с заехавшей за ним Дженис на обед в «Старую мельницу». Был туда приглашён и Квиллер, но он объяснил, что должен присутствовать на чрезвычайно важном мероприятии.

Речь шла о генеральной репетиции ревю «Китти-Кэт», где, между прочим, полностью подтвердилось мнение Квиллера, что ведомая на поводке кошка пойдёт куда ей вздумается, а вовсе не туда, куда ей приказывают. Гольф Стрим, например, поёрзав, будто его одолели блохи, в конце концов уселся посреди сцены и стал отчаянно чесаться. Никодим — кот Ника Бамбы, — брезгливо обнажая клыки, тщательно принюхивался к каждому чуть заметному пятнышку на полу. Решено было поэтому во время процессии нести всех кошек на руках или прибегнуть к какому-то другому способу их перемещения. В остальном же репетиция прошла гладко. Группа импровизированного танца и акробаты успешно опробовали сцену и свои кошачьи костюмы, мохнатые и хвостатые.

На закреплённом экране, на заднике сцены, Буши показывал заготовленные им слайды из жизни котов. Каждому концертному номеру полагался отдельный слайд. Буши обошёл всю Приятную улицу, делая снимки в кошачьих колониях. На слайдах ползали и копошились крошечные зверушки с большими ушами и забавными узорами на шкурках. Снял Буши и одну из кошек-мамаш — она кормила свой выводок, дразнила детенышей, шлёпая их мягкой лапкой, перетаскивала с места на место, ласково придерживая зубами за загривок.

Потом устроители обдумывали торжественный финал. Все кошки должны были доставляться в Дом оперы в специальных корзинках и сидеть в них, пока не придёт время их выхода на сцену. Корзинки с кошками предполагалось разместить в гримуборных и других комнатах за кулисами. Таким образом надеялись избежать кровопролития.

Перед именитыми гражданами, собравшимися на брифинг, выступила Хикси.

— До финала программа концерта будет лёгкой и развлекательной: весёлые песенки и танцы, юмористические стишки, — сказала она, — и вдруг атмосфера изменится: в зале зазвучит марш Элгара[20]. настраивая всех на торжественный лад, и начнётся шествие выдающихся жителей нашего города — они с достоинством, один за другим, проследуют по сцене, неся на руках своих любимцев…

— А если из зрительного зала вдруг раздадутся выкрики и свист? — спросил Квиллер.

— Зрители будут проинструктированы, их предупредят, что кроме вежливых аплодисментов никакие изъявления чувств не допускаются, — объяснила Хикси. — Когда последняя кошка покинет сцену, тогда пусть свистят, кричат и устраивают овацию.

— А как нам следует одеться? — спросил кто-то.

— Как угодно, но цвет одежды должен быть нейтральным, предпочтительнее серый, коричневый, чёрный — такой, чтобы оттенить окрас вашей кошки.

— Ну а как с этим легким успокоительным?

— Каждому из вас будет вручен конверт с капсулой, дома перед шествием её надо открыть и посыпать порошком кошачью еду.

— А лишнего конверта у вас не найдётся? — раздался робкий голос. — Мне бы самой успокоительное не помешало.

На следующий вечер участники программы «Китти-Кэт» получили в своё распоряжение здание Дома оперы, а через двадцать четыре часа в нём собиралась праздновать открытие киноклуба Тельма Теккерей. Этому вечеру по разным причинам суждено было запечатлеться в памяти жителей Пикакса.

Тротуар перед входом в здание оперы застелили красным ковром. Над входом натянули парусиновый тент. Толпа газетных фоторепортеров топталась в предвкушении. Студенты колледжа в футболках с надписью «Китти-Кэт» отводили машины приехавших на парковку.

На концерт полагалось явиться в вечерних костюмах, поэтому зрители были в смокингах и в длинных платьях. Их рассаживали перед сценой за круглые столики, в удобные вращающиеся кресла. Потом новая стайка студентов в футболках «Китти-Кэт» разнесла по столикам шампанское в ведерках со льдом и расставила бокалы.

Когда свет в зале начал затухать, зрителей в своей непосредственной манере приветствовал Уэзерби Гуд, потом он уселся за пианино и сыграл «Котёнка на клавишах». Эту пьеску для разминки пальцев последние семьдесят пять лет играли в Мускаунти все дети, обучающиеся музыке.

Потом Ханна Мак-Леод спела песню на слова Ноэла Коуарда «Ну-ка, Чарли, догони меня». Квиллер прочёл лукавые стихи Т. С. Элиота о «джелли-кошках» и о знаменитых котах Голодранце и Хитролапом[21].

Наряженные в хвостатые костюмы танцовщики сплясали кошачью польку и джигу, а акробаты по-кошачьи попрыгали и покувыркались. В паузе между их выступлениями на авансцену вышел шестифутовый с лишком верзила — Дерек Каттлбринк, единственный в Мускаунти исполнитель кантри, и, настроив гитару, спел весьма оригинальную песенку, а именно:

И всё это время зрители заворожённо следили за разворачивающимися на экране сценами из жизни котят.

Затем сцена на миг погрузилась в темноту, зал заполнили мощные аккорды элгаровского марша, и неизвестно откуда исходящий голос объявил:

— В течение предстоящего шествия кошек просьба ограничиваться вежливыми аплодисментами.

И торжественное шествие началось. Тот же «невидимый» голос объявлял о каждой паре участников, вступавшей на сцену. Каждая пара медленно проплывала перед зрителями, не удостаивая вниманием их вежливые аплодисменты.

— Её честь мэр Аманда Гудвинтер и Квинси…

— Метеоролог Уэзерби Гуд и Гольф Стрим…

— Автор кулинарной колонки во «Всякой всячине» Милдред Райкер и Тулуза…

— Обладатель многочисленных призов, резчик по дереву Дуглас Бетьюн и Уинстон Черчилль…

— Доктор Диана Ланспик и Гипо…

— Управляющий гостиницей «Щелкунчик» Ник Бамба и Никодим…

— Профессора Дженни и Рут Кавендиш с Усси и Умми: сокращенно от Успокоения и Умиротворения…

— Школьный инспектор Лайл Комптон и Сократ…

— Директор публичной библиотеки Полли Дункан и Брут…

— И последние, но на деле главные: журналист Джеймс Макинтош Квиллер и Као Ко Кун!

Вежливые аплодисменты переросли в овацию, весёлые замечания перешли в одобрительный рев. Кто-то выкрикнул:

— Крутой Коко!

Кот, восседавший на плече Квиллера, встревоженно смотрел в тёмный зрительный зал. И вдруг, ослепленный огнями рампы, он взмыл в воздух, вырвав из рук хозяина поводок, метнулся со сцены на столики первого ряда. Визг и вопли только перепугали его ещё больше, и, таща за собой поводок, он полетел через зал, перескакивая через головы сидящих, приземляясь на спины и плечи, опрокидывая бутылки с шампанским и бокалы.

— Заприте двери! — взревел Квиллер.

Наткнувшись на препятствие, кот повернул назад, галопом пронесся по другому ряду столиков, по головам и коленям сидящих и неожиданно замер на месте.

— ВКУСНЕНЬКОЕ!!! — рявкнул Квиллер, и Коко, сделав новый круг по головам и плечам, вернулся на сцену.

К тому времени как Квиллер поймал обезумевшего кота, других уже увезли по домам, и за кулисами на столе возвышалась груда украшенных стразами поводков и ошейников. Квиллер приобщил к ним поводок Коко и засунул того в корзину — ждать, когда хозяин поможет остальным организаторам с уборкой.

Хикси, Мак-Леоды и Мэвис Адамс подбирали пустые бутылки и бокалы. К счастью, ничего не разбилось, да и луж от опрокинутого шампанского не оказалось. Требовалось только расставить по местам столики и стулья.

— Ну, этот Коко! Вот мастер производить фурор! — восхищалась Хикси.

— Вряд ли его номер пойдёт на пользу программе «Возьмите котёночка», — сердито проворчал Квиллер.

— А ты давал ему успокоительное?

— Подсыпал порошок в его еду, как ты велела, — ответил Квиллер.

И внезапно похолодел. Швырнув корзину с котом на заднее сиденье, он стрелой помчался к себе в амбар. Приехав, он, даже не забрав Коко из машины, бросился в кухню изучать стоящие под столом кошачьи миски.

Обе были чисто вылизаны. Не перепутал ли Коко миски? И где Юм-Юм? Квиллер нашёл её на коврике перед камином: Юм-Юм лежала на боку, словно испустив дух. Квилл позвал её по имени, и она, чуть приподняв голову, посмотрела на него остекленевшими глазами… Всё ясно! Коко почуял, что в еду что-то подмешано, оттолкнул Юм-Юм от её миски и нагло сожрал её порцию, а она заглотала угощенье с успокоительным, предназначенное Коко. Новая еда ей понравилась!

Через несколько минут из Индейской Деревни позвонила Полли.

— Квилл! Что случилось? Ты забыл дать Коко успокоительное?

— Полли, ты не поверишь! — начал объяснять Квиллер. — Сиамцы никогда не путают миски. Миска Коко всегда стоит справа, а он прекрасно разбирается, где право, где лево, но тут он учуял в своей еде что-то подозрительное. Уж не знаю как, но он заставил Юм-Юм поменяться местами, и она умяла не только успокоительное, но и всю большую порцию Коко. Теперь валяется без задних ног!

Первая неделя существования киноклуба была отмечена невиданным для Мускаунти ураганом. Согласно метеосводке, атмосферный фронт, несущий непогоду, завис над Канадой, с каждым днём набирая силу. Поэтому Буши отложил предполагавшийся круиз с Тельмой, Дженис и их гостем, а Квиллер пораньше забросил в редакцию очередной материал для своей колонки и спокойно обосновался у себя в амбаре, но сиамцы нервничали.

И вдруг позвонил Симмонс.

— Квилл, вы очень заняты? Дело в том, что Тельма просит меня завезти вам кое-что.

Через пять минут зелёная машина Тельмы уже въехала во двор амбара.

— Ну как вам живется над каретным сараем? — поинтересовался у гостя Квиллер.

— Отлично! Уезжать не хочется.

— Пока и спешить некуда, — успокоил его Квиллер, — помещение свободно весь май. Ну, располагайтесь… Как насчёт глотка виски?

— Не помешает! Скорей, поможет. — И Симмонс вручил Квиллеру полиэтиленовый пакет.

— Глазам не верю! — воскликнул Квиллер, заглянув в него. — Где она его нашла?

— Это длинная история, — ответил Симмонс.

Они уселись в глубокие, обложенные мягкими подушками кресла, и разговор, как обычно, поначалу пошёл о погоде. На них надвигался грандиозный шторм. У Коко шерсть стояла дыбом, как наэлектризованная. Он накрывал ухо левой лапой — неизвестно, почему не правой, — и время от времени вдруг срывается с места и со скоростью девяносто миль в час взбегал вверх по пандусу, потом с такой же скоростью несся вниз. А Юм-Юм уже предусмотрительно спряталась под коврик у камина.

— Ну так что за длинная история? — нарочито равнодушно осведомился Квиллер.

— Значит, так, — начал его гость. — Тельма рано утром, когда Дика в клубе ещё не было, отправилась туда посмотреть, всё ли в порядке. Оглядев кабинет Дика, она решила, что он чересчур шикует. Он завёл у себя маленький бар с большим запасом спиртного. И даже разжился двумя хрустальными графинами. Там же Тельма увидела и серебряный поднос. Ей захотелось взглянуть, какой пробы серебро, она перевернула его и увидела на дне ваше имя… Ну и решила, что Дику она ничего не скажет, а поднос заберёт. И вот он перед вами!

«Всё сходится, — подумал Квиллер. — В тот день была уборка… Я помогал Буши фотографировать шляпы… Дик привёз мне подарок от Тельмы и увидел поднос, его начистила миссис Фулгров».

— Что ж, спасибо большое. Даже не знаю, что и сказать.

— Скажите, что согласны со мной: у парня клептомания! Тельма наконец примирилась с этой мыслью. Она тут стала просматривать его стол, искала, нет ли в нём одной пропавшей ценной вещицы, но не нашла ничего, кроме револьвера в нижнем ящике. Теперь она волнуется, зарегистрирован ли он.

— Симмонс! Это всё крайне любопытно! А что это за ценная вещица?

— Наручные часы её «папки», они сорок лет лежали на столике у её кровати. Золотой «ролекс» с ручным заводом.

— Можно вам ещё налить?

Симмонс некоторое время молча пил виски, а Юм-Юм играла шнурками его ботинок.

— Квилл, вы пользуетесь карманным диктофоном? — вдруг спросил Симмонс.

— Постоянно.

— Я всучил такой Тельме. Женщина в её возрасте, при её положении, с её состоянием должна всегда иметь при себе диктофон. У них же с этим Улыбчивым случаются схватки, мало ли что взбредёт в голову такому прохвосту! Честно говоря, Квилл, я беспокоюсь за Тельму… Похоже, она считает, что хорошо пристроила своего племянничка, но ему нельзя доверять! По всему видно — он азартный игрок. Понадобится заплатить долг, он и на преступление пойдёт, а продуется в пух и прах — покончит с собой. Тельма же ни за что не признает, что Дик заядлый игрок, так же как она не хочет верить тому, что её папаша был бутлегером. И чего она осторожничает? Неужели так боится повредить своему имиджу?

— Ах так! Выходит, вы знаете, что он был бутлегером! — воскликнул Квилл.

— Я знаю, что этот берег был главным пристанищем для контрабандистов из Канады, а это дело более выгодное, чем картофельные чипсы.

— Видимо, закрывать глаза на правду — в крови у этого семейства, — сказал Квиллер. — Я прочёл все письма брата Тельмы, он пишет ей о денежных затруднениях Дика, но ни словом не упоминает, что сын — игрок, хотя всем их знакомым это было ясно как божий день.

— А наш Улыбчивый, как только отец умер, стал осаждать Калифорнию и облизывать свою тетку.

— Йау! — вдруг пронзительно взвыл Коко, и в то же мгновение все причудливые окна амбара осветились от вспышки сине-белой молнии, а сразу за ней загрохотал гром, эхом перекатываясь в огромном амбаре. Завыл ветер. По стенам захлестал дождь.

Продолжать разговор при таком буйстве стихии над их головами собеседники были не в состоянии, Симмонс даже впился в ручки кресла, ожидая, что крыша с минуты на минуту рухнет им на головы.

Но постепенно промежутки между вспышками молний и раскатами грома удлинились, и гроза стала перемещаться в другую сторону.

— Ну, видите, у вас в Калифорнии оползни и землетрясения, а у нас — наши северные бури, да ещё посмотрите, какие они зимой, со снегом!

— Ну что, дорогие слушатели? Здорово было наблюдать эту заварушку? — обратился по радио к своей аудитории на другой день Уэзерби Гуд. — Кое-где произошли небольшие наводнения: люки не справились с обилием воды, но в целом дождь хорошо увлажнил землю, мы его давно ждали. Зато теперь можно без угрызений совести поливать свою герань и принимать душ, не чувствуя себя грешником перед засыхающей растительностью. И торжественному открытию Киноклуба Тельмы будет приветственно улыбаться солнце! Все приглашённые на премьерный показ смогут разодеться в пух и прах, а на мне будут мои новые запонки.