"Кот, который сорвал аплодисменты" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)Глава семнадцатаяВ четверг утром в амбар нагрянули трое молодых людей, вооружённых пылесосами последних моделей, и миссис Фулгров с порошком собственного изготовления для чистки металла. Всё это означало, что сиамцы подлежат выселению. Не то чтобы они досаждали уборочной бригаде, но уборка досаждала им. Квиллер погрузил в машину своих любимцев, их голубой матрасик, их туалеты, чашки для воды и миски для еды, и все они отправились на Приятную улицу оказывать помощь при съемке шляп. — Буши уже наверху, — сказала встретившая их Дженис, — а Тельма уехала на беседу со своим поверенным. Я могу вам чем-нибудь быть полезной? Что вы хотите — кофе или что-нибудь прохладительное? — Вы можете спуститься вниз и поздороваться с сиамцами. — Ну, раз Тельмы нет дома, их можно внести сюда. — Нет, благодарю. Им и там хорошо, соблюдены все домашние условия. Наверху, в комнате, называемой Шляпной галереей, уже священнодействовал Буши. На полках, тянувшихся вдоль двух стен, была выставлена часть «коллекции», остальная часть размещалась посередине комнаты. Каждая шляпка восседала на подставке из оргстекла. — Значит, будем действовать так, — сказал Буши. — Сначала надо сдвинуть все шляпы в угол, а потом одну за другой брать для съёмки. Тогда есть гарантия, что мы не щёлкнем какой-нибудь «экспонат» дважды. — Ты напомнил мне историю про одного парня, — сказал Квиллер, — он хотел на три дюйма укоротить новые брюки, так портной трижды укорачивал одну и ту же штанину. — Очень забавно, но мне не до шуток, нет времени. Полно дел. Буши взял подставку, на которую должна была надеваться шляпа для съёмки. Два напольных софита были установлены так, чтобы их свет отражается от стен и потолка. Камера стояла на штативе, подготовленная к работе. Квиллеру надлежало, надев шляпу на подставку, медленно поворачивать её в разные стороны, пока Буши не выберет наиболее выигрышный ракурс. Тогда фотограф командовал своему ассистенту, куда посветить ручным фонарём. — Подними… немного наклони… чуть-чуть левее… подвинь ещё на дюйм. Для каждой шляпы этот сложный ритуал повторялся трижды. За первыми двумя съемками Квиллер наблюдал с интересом, а потом стал развлекаться, подыскивая каждой шляпе подходящее название: «Божественное рагу», «Королевский салат», «Шоколадный крем». Однако, хотя Квиллера считали мастером давать меткие определения, перед этими произведениями искусства он явно пасовал. Шляпы поражали резкими цветовыми контрастами, немыслимыми изгибами, ручной росписью, искрами тут, блестками там и полями самых невообразимых очертаний. — Слушай, Квилл, — сказал Буши, отсняв половину, — ты не мог бы расстараться насчёт кофе? Давай сделаем передышку. — Тебе какой кофе? — Без всего. — Ну как тебе эти шляпки? — Чёрт их знает! Интересно, сколько они ей стоили. — А ты обратил внимание на коробки? В углу комнаты стояли одна на другой две дюжины круглых шляпных коробок, обтянутых блестящей бумагой с узором под крокодиловую кожу. Квиллер спросил про них Дженис, когда они спустились выпить кофе. — Тельма делала эти коробки на заказ, — объяснила та. — Она обожает крокодиловую кожу. У неё и туфли есть такие, и сумка. — Дженис, вы не выходили проведать сиамцев? — Выходила и даже отнесла им кое-какое угощенье. А ещё я положила в машину пару папок с письмами брата Тельмы. Я их все просмотрела и разложила по датам, чтобы вам было полегче. — Спасибо большое, — отозвался Квиллер. — Скорей бы увидеть, как получились эти шляпы на фотографиях, — сказал он Буши, когда они снова поднялись в «галерею». — Ведь у тебя на снимках всё выглядит лучше, чем на самом деле. — А Тельма сказала тебе, что я собираюсь сделать её портрет? В пару к портрету брата, что висит в лечебнице. — Кстати, о докторе Торстоне ты отзываешься с уважением, а насчёт его сына тебе что-нибудь известно? — Только по слухам. Моя бывшая супруга была из Локмастера, и она говорила, что этот Дик никчемный парень, но деньги у него не переводятся. После своего довольно сомнительного участия в съёмках двадцати четырёх шляп Квиллер охотнее всего насладился бы сандвичем и жареной картошкой в кафе «У Ренни», но сиамцы уже слишком долго томились в заключении. Пришлось ехать домой. Его пассажиры безмятежно возлежали на заднем сиденье, пока автомобиль не въехал в рощу, ведущую во двор амбара. Тут тихое урчанье в животе Коко стихло, и он зарычал. Рычаньем он всегда выражал неудовольствие. Но сейчас-то почему? Уборочная бригада уже отбыла. Значит, что-то в их жилище внушало Коко беспокойство. Оставив сиамцев в машине, Квиллер осторожно вошёл в амбар. В комнатах мирно пахло чистящими аэрозолями и средствами для полировки, а на барной стойке красовался пакет в подарочной обертке, рядом с ним лежала записка, накарябанная неподражаемым почерком миссис Фулгров: Пакет был обёрнут в узорчатую, под кожу аллигатора, бумагу и перехвачен чёрной газовой лентой. Приложенная к нему записка от Тельмы гласила: «Спасибо за всё! Дик здесь, и он забросит вам в амбар посылочку». В коробке оказались два блестящих ярко-зелёных фарфоровых попугая с красными и жёлтыми пятнышками. Квиллер поставил их на каминную полку клюв к клюву, так, чтобы они напоминали сплетниц Тельмы — Лолиту и Карлотту. Когда он внёс в дом сиамцев и выпустил их из корзины, Юм-Юм боязливо ступила на пол, будто оказалась здесь впервые, а Коко сразу с рычанием бросился всё обнюхивать и оглядывать. Квиллер хлопнул себя по лбу: понятно, в чём дело. Подарок завёз Дик Теккерей, и Коко, который почему-то невзлюбил племянника Тельмы, ещё издали учуял, что тот побывал в амбаре. Квиллер открыл консервы с копчёными устрицами и разложил угощение в две миски. В голове у него зашевелилась догадка, не перекликается ли предубеждение Коко против Дика с теми откровенными жалобами Тельмы, которые он услышал в парке на берегу Блэк-Крик? Может быть, Коко и не зря выбирал, какие книги сбрасывать с полки? Но с другой стороны, вполне возможно, что коту просто нравилось, с каким шумом книги плюхаются на пол! Быть может, то, что одна книга называлась «Альманах бедного Ричарда», а другая — «Ричард Крэвел», — простое совпадение? Однако, имея дело с Коко, поручиться нельзя ни за что, кроме одного: он никогда не откажется от копченых устриц. Сейчас, насытившись, они с Юм-Юм удалились на свой голубой матрасик, лежащий на холодильнике, и погрузились в сладкий сон. Квиллер же отправился в беседку, прихватив сандвич с сыром, термос с кофе и папки с письмами брата Тельмы. Радиотелефон он намеренно оставил в амбаре. Письма Торстона были действительно превосходны. Но надо было решить, стоит ли их публиковать? Всё зависело от содержания. Они охватывали тридцать с чем-то лет. Торстон женился на своей соученице, тоже дипломированном ветеринаре — докторе Салли, и «папка» открыл для них лечебницу в Локмастере. Самым большим счастьем в жизни супруги считали своего сына, Птенчика Дики, тем более что Салли не могла больше иметь детей. Оба они увлекались холистической медициной. Оба любили музыку и пешие прогулки. Салли училась иглоукалыванию, Торстон играл на флейте. Каждое воскресенье они оставляли Птенчика Дики на попечение няни, а сами отправлялись исследовать ущелье, тянувшееся вдоль Блэк-Крик. Описания этого ущелья в письмах Малыша к сестре были исполнены поэзии. Набродившись по ущелью, супруги усаживались на большой плоский камень, раскрывали рюкзаки и подкреплялись шоколадом, запивая его водой, — так они восстанавливали свои силы. Птенчик Дики, как привыкли звать его родители, рос красивым, добрым и искренним мальчуганом. Он прекрасно учился, немного играл в теннис, пользовался авторитетом у своих одноклассников, но к пешим путешествиям родителей был равнодушен. Попав в университет, он предпочитал проводить время со своими друзьями. Чтение писем было прервано истошным воем, несшимся из амбара. Квиллер бегом кинулся в дом и застал Коко пляшущим перед автоответчиком. В ухо Квиллера ворвался негодующий, недоумевающий голос: — Квилл, куда ты подевался? Уже семь часов! Ты должен был явиться ко мне в шесть!.. — Ох! Ну и влип же я! — пожаловался Квиллер Коко. Дело было в том, что, поскольку Полли уехала в Чикаго, а Милдред — в Дулут, Арчи задумал холостяцкий ужин на террасе и зажарил пару изысканных бифштексов из филейной части. Квиллер моментально всё прикинул и позвонил Уэзерби Гуду, жившему в квартале от Райкеров. Он действовал вслепую, но ему повезло: Уэзерби оказался дома. — Джо! Окажи божескую милость! — отчаянно взмолился Квиллер. — Беги сейчас же, именно беги бегом, к дому Райкера и скажи, что ты пришёл съесть за меня бифштекс. Никаких объяснений! Никаких извинений! Скажи просто, что я звонил тебе из тюрьмы! Квиллер довольно усмехнулся. За долгое время знакомства с Арчи Райкером, а знали они друг друга почти всю жизнь, каких только стычек, споров и ссор они не пережили, но дружба их трещины не дала. Опять зазвонил телефон. Квиллер, полагая, что это снова Арчи, не стал брать трубку. Однако автоответчик зафиксировал звонок от Хикси Райс, из её конторы. Перезвонив ей, Квиллер услышал ликующий голос: — Квилл! Мы заполучили для ревю Дом оперы! На следующий вторник! Билеты пойдут по двести долларов! Представляешь? Я обещала Мэвис позвонить тебе. Да, кстати, Дуг Бетьюн печатает программки, и ему надо знать название произведения, которое ты собираешься читать. Хикси остановилась перевести дух, и Квиллер успел вставить неосторожный вопрос: — Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Конечно, я была бы рада, если б ты мне дал парочку советов насчёт торжественного шествия. И чем скорей, тем лучше. Может, заскочишь ко мне? — А может, ты ко мне заскочишь? — перебил он её. — Я дал бы тебе что-нибудь выпить. Хикси Райс, привлекательной, энергичной женщине неопределённого возраста, не везло в любви. Квиллер познакомился с ней, ещё работая в Центре, и с тех пор с интересом следил за её приключениями, словно смотрел мексиканский сериал. В деловом мире заразительный энтузиазм Хикси и её оригинальные идеи ценились довольно высоко, хотя идеи эти нередко проваливались. Квиллер всегда был рад её видеть. Не успел телёнок хвостом взмахнуть, как выражаются в Мускаунти, а Хикси уже влетела в амбар. — Где же мои очаровательные киски? — спросила она, и те тут же выплыли поздороваться. Хикси любили все. — Что будешь пить? — спросил Квилл. — А ты что пьёшь? — Коктейль К. — Ну а мне плесни мартини. Они уселись в «развращающие» кресла, как их называла Хикси. — Ну как, — спросил Квилл, — удалось тебе заманить кого-нибудь из наших выдающихся личностей на торжественное шествие в финале? — О, все так и рвутся, просто жаждут принять участие, — со своим всегдашним воодушевлением отозвалась Хикси. — Вот послушай: известный журналист, метеоролог, владелец гостиницы, школьный инспектор, награжденный всеми призами резчик по дереву, врач, директор публичной библиотеки, два профессора (правда, пенсионеры) и… её величество мэр! Профессора — это сестры Кавендиш. Дженни прикована к инвалидному креслу, так что она будет ехать с двумя кошками на коленях, а Рут — толкать кресло сзади. — Ну а поводки со стразами заказаны? — Их уже везут. — Налить тебе ещё? Хикси, извиваясь, выбралась из глубокого «развращающего» кресла. — Нет, спасибо! Но смешиваешь ты мартини шикарно! Какой у тебя рецепт? — Четырнадцать капель джина на одну каплю вермута. На самом деле сухого вермута у него дома не оказалось, так что пропорция получилась четырнадцать к нулю. Позвонив позже вечером Полли в Чикаго, Квиллер рассказал ей о поводках со стразами, торжественном шествии выдающихся личностей и о безвредном успокоительном, которое поможет на время утихомирить кошек. — О господи! — выдохнула Полли. — Боюсь, что это снова одна из блестящих идей Хикси! Очень надеюсь, что всё обойдётся! — А как проходят твои совещания? — Ну, это бесконечный «мозговой штурм». Выкладываем всё, что в голову придёт. Сплошное удовольствие! Здешние представители Фонда К. очаровательны, а уж об обедах и возлияниях и говорить нечего. Буду рада вернуться домой к сандвичам с салатом. Улетаю, к счастью, в субботу утром, прибываю в полдень… и кое-что тебе везу! — Что? — Подождешь! A bientot! — A bientot! — пробормотал Квиллер, не любивший томиться в неизвестности относительно поджидавших его сюрпризов. |
||
|