"Кот, который сорвал аплодисменты" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)

Глава тринадцатая

Сиамцы, как всегда, смекнули что к чему, когда Квиллер стал переодеваться в парадные одежды. Они вились вокруг него, как это умеют только кошки, и терпеливо ждали прощального угощения — кусочка моцареллы.

— Я везу «заиньку» полюбоваться окрестностями, — объяснил им Квиллер. — Извините, но вас не пригласили. Она не симпатизирует кошкам.

Он понял бы, если б у Тельмы была аллергия на кошачью шерсть, но ничем не объяснимая неприязнь к кошкам вызывала у него подозрения.

Возле дома номер пять на Приятной улице его уже поджидала Тельма — она превосходно смотрелась в лимонно-жёлтом жакете из мягкой кожи и в кожаной белой шапочке для автомобильных прогулок. Футболка в мелкую зелёную и белую полоску придавала ей задорный вид. Брюки, босоножки и сумка, похожая на мешок, были белые. Тельма выглядела готовой пуститься в путь.

— Я забыл вас предупредить, — сказал Квиллер, — нам придётся подниматься на кладбище по каменистой дороге. Не найдётся ли у вас на ноги чего-нибудь более практичного?

— Нет проблем! Я мигом сменю обувь, а вы пока можете поздороваться с попугаями.

Квиллер ещё издали их услышал. Казалось, в птичнике бушует вышедшая из-под контроля вечеринка, но, как только он вошёл, болтовня и вопли разом стихли, только кто-то нагло выкрикнул: «Сла-авный парниш-шка!»

— Избавьте меня от комплиментов, — попросил Квиллер. — Потолкуем лучше серьёзно.

Это вызвало взрыв разноголосых криков: «Который час?… В город прибыл Янки-Дудл… Йо-хо-хо, йо-хо-хо… Сла-авный парниш-шка!»

— Вы им понравились, — проговорила Тельма, сменившая босоножки на белые тенниски. — Не всех они так принимают.

— Я польщён, — отозвался Квиллер.

Тельма проворно вскочила в его машину.

— Разрешите мне, прежде чем мы тронемся, — сказал Квиллер, — поздравить вас с учреждением киноклуба и пожелать успеха. Для нашего округа такой клуб — большая удача, но не слишком ли много сил это потребует от вас?

— Отвечать за его работу будет мой племянник, но возглавлю клуб я.

Квиллер привык к тому, что с ним делились своими проблемами и молодые, и старые. Ему доверяли, потому что он умел внимательно и участливо слушать и всегда знал, что следует сказать.

— Если я чем-нибудь могу помочь, — проговорил он на этот раз, — всегда буду рад, только намекните.

И они двинулись на север к горе Хиллтоп, мимо Медицинского центра, мимо колледжа, мимо театра, мимо супермаркета Тудлов, обогнули клуб, расположенный в швейцарском шале, проехали «Уголок на Иттибиттивасси». Все эти заведения появились в последние десятилетия.

— А я помню лавку Ланспика, — сказала Тельма. — Там я купила свою пасхальную шляпу. Ведь я помешана на шляпах. Не знаю почему.

— Это в вас говорит королевская кровь, — отозвался Квиллер. — Вы были рождены носить корону — по всему видно, такая у вас королевская осанка, величественная поступь, манера держаться…

— Ох, заинька, ну и мастер же вы говорить людям приятное. А ведь и я когда-то мечтала вести свою колонку — только киносплетен, как Хедда Хоппер, и прославиться, как она, своими шляпками. У неё их были сотни, и на фотографии, помещенной на обложке журнала «Тайм», она была в шляпке, сооружённой из пишущей машинки, микрофона и сценария радиопередачи.

— Любопытно, что и у вас, и у неё имя и фамилия начинаются с одной и той же буквы. Больше того, — продолжал он, — поверьте, что я говорю вполне искренне: меня восхищает, что вас — близнецов — так блестяще назвали: Тельма и Торстон. Уж очень хорошо это сочетается с фамилией Теккерей. Кто выбирал вам имена?

— Мать. Ещё до нашего рождения. Она решила, что, если родится девочка, она назовет её Тельмой, а если мальчик — Торстоном. Дома-то, конечно, нас звали просто Малыш и Малявка, ну а отец для нас был папкой… А у вас есть братья и сестры?

— Нет, и отец у меня умер ещё до моего рождения… А вы были замужем?

— Выходила раз. Выставила своего избранника через полгода. Он оказался игроком, ну а я оплачивать его хобби не собиралась. С тех пор я прекрасно управляюсь сама. Есть же такая поговорка: «Муж нужен женщине, как рыбе зонтик».

Некоторое время они ехали молча. Потом Тельма проговорила:

— Красивые места!..

Она расслабилась и на время перестала ощущать себя знаменитостью.

— Сколько времени вам пришлось добираться сюда из Калифорнии?

— Оттуда досюда две тысячи миль, и мы могли бы спокойно проехать их за пять дней, но не хотелось мучить попугаев и не следовало приезжать раньше машин с вещами, так что мы ехали потихоньку и останавливались не в мотелях, а в туристских коттеджах. Там можно было раскутать клетки, и попугаи никому не мешали. Они проявили себя хорошими путешественниками, а Дженис оказалась прекрасным водителем.

Опять они замолчали на некоторое время.

— Мы приближаемся к горе Хиллтоп, — наконец сообщил Квиллер. — Вон она, впереди слева.

Кладбище находилось на горном хребте, тянущемся с севера на юг, на самом его верху виднелись могилы. Памятники силуэтами вырисовывались на фоне неба.

— Я обратился в Генеалогический клуб, — сказал Квиллер, — и мне помогли найти место, где похоронен ваш отец. К вершине ведут пять дорожек… Говорят, если подниматься по крайней, идущей мимо памятного креста, на вас снизойдёт благодать.

Они отыскали памятник с надписью «Майло — картофельный фермер», и Квиллер погулял в сторонке, пока Тельма несколько минут оставалась наедине со своим «папкой».

Когда они поехали дальше, вниз к берегу, Квилл предложил Тельме открыть окно.

— Вдохните этот воздух — нас отделяет от Канады сотня миль воды! Гостиница «Валун» поначалу была летней резиденцией владельца каменоломни.

Эта архитектурная достопримечательность возвышалась на утёсе над песчаным пляжем и больше походила на крепость, нежели на приветливое заведение, где можно с приятностью перекусить воскресным днём, а сам хозяин гостиницы как будто сошёл со средневековой гравюры — низенький коротышка в кожаном фартуке, он источал такое благодушие, что завсегдатаи ласково называли его Рудокопом.

Перед обедом им предложили напитки на каменной террасе, нависавшей над склоном, но Тельма предупредила:

— Заинька, мне спиртное противопоказано. Врачи не разрешают. А в моём возрасте врачей надо слушаться и быть паинькой.

Он порекомендовал ей коктейль собственного изобретения и только начал распространяться о достоинствах воды из источника Скуунк, как к ним явно с дружественными намерениями приблизилось большое пушистое и лохматое существо.

— Что это?! — в страхе взвизгнула Тельма.

— Здешний кот. Правда, из-за меха его почти не видно — Роки из породы длинношёрстных, но, если это создание вам неприятно, шуганите его как следует.

После того как отвергнутый Роки удалился по парапету террасы, Квиллер сообщил Тельме, что благодаря своеобразной архитектуре гостиницы фасад её изобилует выступами, и Роки может, подобно альпийской козе, взбираться по наружной стене и заглядывать в окна к спящим постояльцам. Тельма содрогнулась.

Стены в ресторане были тоже грубо вытесаны из камня, а пол оказался просто плоской поверхностью древней скалы, на которой и стояло всё сооружение. Огромный очаг был на лето загорожен экраном.

— В холодные дни, — сказал Квиллер, — гости после обеда собираются у очага, и Рудокоп угощает их байками о привидениях и другими устрашающими историями. Особых изысков вы здесь не найдёте, зато еда добротная.

Им подали жареную вырезку с печёным картофелем и неизбежную, как выразился Квиллер, капусту-брокколи. Когда они доели пирог с черникой и сидели, потягивая кофе, к ним подошёл хозяин и справился, довольны ли они обедом.

— Мисс Теккерей, — обратился к Тельме Квиллер, — разрешите вам представить: это Сайлас Дингуолл — праправнук того, кто создал это восьмое чудо света.

— Как вашему прапрадеду пришло такое в голову? — воскликнула Тельма. — И как он с этой затеей справился?

— Если вы соблаговолите пройти в мой кабинет, я почту за честь угостить вас и рассказать всё, что вас заинтересует.

Они приняли приглашение, и по дороге Тельма шепнула Квиллеру:

— Вот это личность! Сразу чувствуется масштаб!

А Квиллер подумал: рыбак рыбака видит издалека.

Он попросил у хозяина разрешения записать его рассказ на диктофон, и вот что они услышали:

Пока Рудокоп рассказывал, Квиллер не спускал с Тельмы глаз, но у той на лице не дрогнул ни один мускул; ни губы она ни разу не облизнула, ни мочку уха не потеребила — в общем, ничем не выдала, что знает об участии своего «папки» в этих делах. И дышала она по-прежнему ровно, а в конце спокойно заметила:

— Отличный сюжет для фильма… Таинственные стуки в подвалах… и призрак таможенного инспектора, застигнутого в туннеле высоким приливом.

Подхватив идею, Квиллер продолжил:

— Только в озере не бывает приливов, но мог случиться сильный шторм с громом и молниями; тут пойдут тревожные отрывки из Чайковского, а призрака инспектора мог бы сыграть Борис Карлофф.

Сам он при этом думал: «С киногероинями она, может, и не справилась, но играть умеет здорово! Или она на самом деле верит в эти мифические картофельные чипсы?»

Но к концу дня перед ним замаячило ещё множество загадочных вопросов.

Они возвращались в Пикакс вдоль берега озера, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться видом: паруса на горизонте… спешащие куда-то катерки… рыбачьи лодки, застывшие на месте…

— Когда мы здесь жили, на озере почему-то никогда не бывали, — сказала Тельма. — Мы даже не знали про него.

— Интересно, каково это — быть близнецами? Вы с братом были очень близки?

— Ну, как сказать… Интересы у нас были разные, но душой мы всегда были заодно. Места себе не находили, если не знали, где сейчас другой. Кстати, хотя мы и были близнецами, мы почти не походили друг на друга. Малыш был худышка и очень чувствительный, а я крепкая и боевая. Однажды я в кровь разбила нос одному дылде, который издевался над Малышом во дворе школы. Учительница принялась меня ругать, а я заявила, что горжусь тем, как я съездила этому хулигану по физиономии, и, если понадобится, поступлю точно так же. Потом мы с братом разъехались по разным колледжам, он на Восток, я на Запад, но связь всё время поддерживали. Он стал доктором и открыл свою ветлечебницу. Я очень им гордилась. У него был особый подход к пациентам — внимательный, мягкий, а лечил он главным образом лошадей, собак, ну и заодно их хозяев. У одной женщины доберман никак не поддавался лечению, так она сказала брату, что хочет проконсультироваться с телепатом! Представляете? Да ещё по телефону! Он вроде бы ставит диагнозы больным животным заочно. И наш Малыш не высмеял её, а наоборот, посоветовал так и сделать, а потом рассказать ему, какой диагноз поставил телепат. Он говорил, что понемногу всё время чему-то учится… Впрочем, что я несу, вам это, наверно, совсем неинтересно!..

— Наоборот! Правда-правда, я слушаю вас с большим вниманием. А вам известно, что портрет вашего брата до сих пор висит в вестибюле лечебницы, которую он основал? У него такое решительное лицо; я жалею, что нам не довелось встретиться. Его фотографировал Джон Бушленд, а Джон славится тем, что его фотографии выявляют сущность человека. Наверно, у него остался негатив, я могу попросить его для вас.

— Буду страшно благодарна! Знаете, Квилл, Малыш писал мне очень интересные письма, я все их сохранила и думаю, что из них может получиться книжка, которая порадует тех, кто любит животных. Как вы полагаете?

— Надо их посмотреть, я охотно выскажу вам своё мнение.

— Последнее письмо брата было такое замечательное!.. — Тельма сняла очки и промокнула глаза бумажной салфеткой.

Потом снова заговорила:

— Боюсь, Птенчик Дики не пошёл в отца. Из-за него-то я сюда и вернулась. Надеюсь, работа в киноклубе подхлестнет его и научит ответственности.

— Похвальное решение, — пробормотал Квиллер, хотя подумал, что называть молодого человека Птенчиком Дики всё-таки не следовало: это прозвище может исковеркать ему всю жизнь.

Он почувствовал, что его спутница чем-то озабочена.

— А каковы отзывы на ваше объявление об открытии киноклуба? Ведь в Мускаунти никогда не было ничего подобного… — поинтересовался он.

Тельма оживилась.

— Дик сообщает, что его одолели звонки по телефону и он продаёт в кредит абонементы на вечерние и ночные сеансы.

— Кто же будет отбирать фильмы для показа?

— А вот это право я оставляю за собой. Если у вас есть какие-нибудь пожелания, с удовольствием их выслушаю.

Квиллер никогда не был страстным киноманом, но тут же вспомнил одну картину — «Повесть о двух городах» по роману Диккенса. Фильм ему очень понравился, к тому же Диккенс был одним из его любимых писателей.

Когда он сказал об этом, Тельма с воодушевлением его поддержала:

— И я очень люблю эту картину! До сих пор глотаю слёзы, когда слышу, как Рональд Колман произносит заключительную реплику.

— Ну а как Дуайт Соммерс, помогает вам в роли пиарщика?

— О, мне давно ни с кем так хорошо не работалось. Очаровательный молодой человек! К тому же мне ужасно нравятся бородатые мужчины! Ну и усатые тоже! — игриво подтолкнула она Квиллера.

Квиллер ощутил, что у него подрагивает верхняя губа — не потому, что ему отвесили сочный комплимент, нет, он почему-то снова припомнил, как часто улыбается Птенчик Дики.

Вернувшись в Пикакс, Квиллер проводил Тельму до двери, но под предлогом того, что ему надо спешить домой кормить сиамцев, отказался от приглашения выпить чаю.

Он чувствовал себя удовлетворённым: за сегодняшний день он выполнил свою недельную норму полезных дел. Тельма побывала на могиле у «папки», а Дженис смогла спокойно покататься на лодке; правда, не сработала задуманная им хитрость — не удалось вывести на чистую воду наследницу картофельных чипсов, но тут уж ничего не попишешь; впрочем, это вообще не его дело, просто потерпело фиаско его ненасытное журналистское любопытство. Придётся с этим смириться. Зато Тельме понравилась прогулка по окрестностям и легенда о «Валуне». А ещё она усвоила, что, если коту вроде Роки сказать «фу», он отстанет. Возможно, это первый шаг на пути излечения Тельмы от кошкобоязни.

Войдя в амбар, Квилл почувствовал, что должен срочно съесть внушительную порцию мороженого и послушать какую-нибудь приятную музыку. Он поставил в свою роскошную стереосистему запись оперы Верди, которую ему недавно подарила Полли, и вместе с сиамцами расположился в кресле.

Это было одно из удовольствий, которому они могли предаваться втроём, по-семейному. Кошки уютно свернулись рядом с ним — они были уже искушёнными ценителями музыки и, не дрогнув, выносили пронзительные трели колоратурного сопрано и гремящий рокот басов, только иногда шевелили ушами да отлучались на кухню попить воды.