"Драгоценный бриллиант" - читать интересную книгу автора (Макуильямс Джудит)ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ— Почему ты смотришь на меня так, будто у меня вторая голова выросла? — с недоумением спросил Конел. — Да так, задумалась, — смутилась Ливия. — Скажи-ка мне лучше, у тебя в твоей биографии не затерялось парочки бывших жен? — спросила она полушутя, не желая показать, насколько серьезно ее интересует его прошлое. Озадаченный неожиданным вопросом, Конел ответил: — Ни одной. Ты первая, с которой я помолвлен. Как ни приятно было это слышать, Ливия не поддалась искушению, напомнив себе, что и с ней он не помолвлен. Он всего лишь исполняет договор. — А как насчет любовницы или ребенка? — продолжала она свой допрос, пытаясь воспользоваться случаем и выяснить все что можно. К ее удивлению, Конел помрачнел. — Я еще не стал отцом ни одного ребенка! — Понятно, — вяло откликнулась Ливия, не понимая причину такой странной реакции и готовая и дальше вести свое дознание. В любой момент могла вернуться Ферн и помешать им, да и Конел, судя по его виду, не был особенно предрасположен к таким вопросам. — А что ты хочешь знать? — спросил он. Все и вся, про себя ответила Ливия, а вслух произнесла: — Я просто пытаюсь найти причины, чтобы как-то объяснить моим родственникам, почему наша помолвка вдруг будет расторгнута. Придется же им что-то говорить. А кое у кого из стариков такие железобетонные понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо… — Надо полагать, экс-жены и внебрачные дети идут под рубрикой плохого? — Не говори об этом! — О чем? — О внебрачных детях. Можно подумать, что они повинны в легкомысленном отношении их родителей к устоям общества. От ее искренних слов у Конела потеплело на душе. Значит, она нормально относится к проблеме внебрачных детей. — Вернемся лучше к нашим проблемам… — продолжила было Ливия, но в этот момент Бобби с грохотом скатился по лестнице и ворвался в гостиную. — Где мама? — крикнул он. — На кухне, готовится к отъезду, — ответила Ливия. — Не хочу ехать. Тетушка Оливия целует меня, а я терпеть этого не могу! Почему бы вам не целовать тетушку Оливию? — обратился он к Конелу. — Вам подавай тетю Ливию. — Я целую тетю Ливию, потому что именно она моя невеста, а не тетушка Оливия. — Не вижу разницы, — не унимался мальчик. Он плюхнулся на диван и, не мигая, уставился на Конела. Тот заерзал от смущения, не зная, что сказать. Что следует говорить шестилетнему мальчишке? Пустые вежливые разговоры здесь не пройдут. — Ну, пошли, ребятки! — раздался голос Ферн из кухни. — Пора двигать. Конел с облегчением вскочил на ноги. Неизвестно, что за птица тетушка Оливия, но это уж точно лучше, чем объяснения с Бобби. Не прошло и пяти минут, как Конел получил возможность убедиться в поспешности этого суждения, как, впрочем, и в том, что он напрасно тратил в детстве время на мечты о большой семье. Реальность, во всяком случае, в воплощении семейства Ливии, явила ему, увы, одни тернии. Первый намек на то, что не все в этой семейке окончили институт благородных девиц, Конел получил, даже не успев переступить порог дома тетушки Оливии. Один из четырех пожилых мужчин, сидевших на крыльце, оглядел его сквозь клубы голубоватого дыма своей зловонной сигары и изрек: — Так это и есть твой суженый, Ливия? Такой верзила через несколько лет здорово разжиреет, попомни мое слово. — Конел, вот этот тактичный джентльмен — мой дядюшка Шамус. А с ним восседают дядюшка Гарри, дядюшка Лео и дядюшка Исаак. А это Конел Сазерленд. Она с видом собственницы положила руку на плечо Конела, но, почувствовав крепость его мускулов, тут же забыла, что хотела сказать дальше. Как же он хорош, витала она в облаках. Вот это ручищи так ручищи, каков же он весь? Голый, как Адам? Она вспомнила большую двуспальную кровать, ожидающую их в доме Ферн, и вся зарделась. Интересно, Конел спит в пижаме? А если нет, и он ничего с собой не взял, не рассчитывая делить с кем-нибудь комнату… Она покраснела еще сильнее. — Вы только посмотрите! — ухмыльнулся дядюшка Гарри. — Судя по ее виду, это любовь так любовь! — А зачем иначе обручаться? — парировала Ливия. — Как — зачем? Тысяча причин! — Дядюшка Лео внимательно посмотрел на ее талию и вдруг перевел взгляд на Конела. — Вы не делали с ней, что не положено? Ливия поморщилась. — Полегче, Лео! — вступил дядюшка Гарри. — Парень женится на Ливии, а раз он ей подходит, чего тебе еще надо? — Очень подходит! — горячо проговорила Ливия. — Я о таком мечтала. Конел совершенен. Конел сам поразился, с какой гордостью и радостью воспринял ее слова. Ведь он знал, что Ливия произнесла их по своей роли. Если б она на самом деле так считала! А что, если она и вправду?.. — Ты куришь, дружище, или ты один из них? — спросил его дядюшка Исаак. Конел посмотрел на старика, пытаясь правильнее сориентироваться. Кто эти «они»? — Он не курит, — ответила за него Ливия. — И не говорит? — ухмыльнулся Гарри. Шамус мрачно покачал головой. — Я уж шестьдесят один год женат, и вот тебе мой совет, — бросил он Конелу. — Бери быка за рога, Конел, с места в карьер. Дашь слабину сейчас, быть тебе под каблуком всю остатнюю жизнь. — С чего ты взял, что я им командую? — запротестовала Ливия. — Я даже не знаю, что это такое. — Она у нас горячая, — продолжал Шамус, не слушая ее. — Ты с самого начала должен показать, кто здесь главный. И начни с ее работы. Раз она нашла себе мужа, пусть уходит с работы. Женщина должна быть дома — готовить, воспитывать детей, — а не бегать по городу. Ливию так и подмывало нагрубить дядюшке. Но, увы, она по опыту знала, что все они не воспринимают никаких возражений. Старики и сейчас явно не собирались ее слушать. — Она не может уйти. — Конел обнял ее рукой за талию и притянул к себе. — Я без нее в агентстве как без рук. Это было сказано с такой подкупающей искренностью, что от гнева Ливии и следа не осталось. Какое ей дело до мнения ее дядюшек! Ее интересовало только мнение Конела. Она никогда не слышала, чтобы Конел выступал против того, чтобы жены работали. Вот против жен вообще — правда. — Все беды в наши дни от этого. Никто не знает своего места, — фыркнул дядюшка Исаак. — Я думаю, мое место на кухне у мамы, — воспользовалась Ливия поводом смыться. Она очень любила своих дядюшек, но иногда готова была их задушить. — Ты уж прости меня, — бросила она Конелу, когда им удалось ретироваться. — Ливия, душечка, покажи мне свое кольцо. С другого конца комнаты к ним устремилась не самая любимая тетя Мэй. Ливия покорно протянула ей свою левую руку, стараясь не выглядеть слишком чопорной. Тетя Мэй годами изводила Ливию, беспрерывно доставая вечными разговорами о своих замужних дочерях. И вот теперь у Ливии жених, да еще такой замечательный. — Совсем как настоящий, — язвительно заметила Мэй. — Настоящий, — благодушно откликнулся Конел. — Столь же настоящий, как моя любовь к Ливии. Если бы это было правдой! Ливия даже прикрыла глаза, стараясь представить, как он по-настоящему любит ее. — В самом деле? Мэй с неуверенностью взглянула на Конела. Она не привыкла, чтобы мужчины в семье противоречили ей. Обычно они предпочитали не связываться с ехидной женщиной, боясь ее злого языка. — Простите, тетя Мэй, мне надо найти маму. Ливия потащила Конела на кухню, но тут их подстерегала засада в лице юной кузины Ливии, Эмилии. Та смотрела на Конела во все глаза, словно это был нежданно-негаданно свалившийся с неба подарок. Ливия только вздохнула от отчаяния, видя, как Эмилия приближается к ним, вызывающе вихляя бедрами и призывно улыбаясь. Эмилия была милым ребенком, вступившим в тот возраст, когда девочки узнают о существовании противоположного пола и начинают учиться незамысловатым женским уловкам. Лучше б она практиковалась на мальчиках своего возраста. — Конел, это моя двоюродная сестренка Эмилия, — представила родственницу Ливия и посмотрела на Конела. Взгляд его был направлен на Эмилию, и выражение глаз было то же, что и в зоопарке, куда они однажды ходили вдвоем в поиске идей для рекламы корма для домашних животных. Ливия теперь и не знала, плакать или смеяться, и решила, что лучше просто не обращать внимания. — Я так рада видеть вас, Конел, — жеманно протянула Эмилия, метнув на него выразительный взгляд из-под накрашенных ресниц. — Я тоже, — приветствовал ее Конел, уставясь на сыплющиеся с ее ресниц крошки туши. — Нам надо идти, Эмилия, — торопливо бросила Ливия и потащила Конела в столовую. — Сколько ей лет? — спросил Конел. Он глянул через плечо и увидел, как Эмилия смотрит ему вслед. Взгляд ее напомнил ему глаза голодной собаки, которую он однажды кормил. — Тринадцать, — ответила Ливия. — Не обращай внимания, здесь нет ничего личного. Просто ты симпатичный взрослый дядя, и ей хочется очаровать тебя. Конел только хмыкнул. — Я и ее нахожу очаровательной, но по совсем другой причине. Ты всегда выглядишь такой уверенной. Меня удивляет, что все эти люди — твои родственники. Уверенной? Ливия обдумывала его замечание. Если б он знал, какой неуверенной она бывает. — Ну, здесь только часть родни. Все мои дедушки и бабушки из многодетных семей, потом они, в свою очередь, завели свои семьи, тоже огромные. Это ведь только в наше время небольшие семьи стали нормой. Очень жаль, что обычаи меняются, подумал про себя Конел. Ливия была бы великолепной главой большого клана. Во всяком случае, ему легко было представить ее матерью шести, а то и семи детей. Здоровые малыши, осенью гоняют в футбол, а летом носятся на велосипедах. Какое-то темное, древнее чувство зашевелилось в нем. А кто будет тот мужчина, который обучит их сохранять равновесие и правилам игры? И Конел представил себе Ливию в объятьях некоего безликого мужчины, который целует ее и ведет к кровати. Какое ему дело до того, как Ливия распорядится своей жизнью? — пытался он успокоить себя. И какое ему вообще будет до всего этого дело — после того, как его желание перегорит, что и произойдет, если он пару раз переспит с ней? Разве может долго длиться такая страсть? А потом ему будет все равно, выйдет она замуж или нет, будут у нее дети или нет. Он будет даже рад, уверял себя Конел. Ливия достойна любви и счастливого брака. А он лично давно уже решил, что никогда не женится. Не может жениться. Печальные милые глаза Евы, когда она давным-давно отказалась стать его женой, вдруг всплыли в его памяти. Он встретил ее, когда учился на последнем курсе колледжа, и это была первая женщина, к которой он относился серьезно. Настолько серьезно, что поверил: она готова выйти за него, как только он попросит. Однако Ева быстро развеяла его иллюзии. Ссылаясь на разные психологические исследования, предостерегавшие от брака с человеком, не имевшим представления о том, как строится семейная жизнь, она заявила, что выйти за него замуж не может. Первой его реакцией было неверие, затем гнев и, наконец, смирение. Он сам прочел эти исследования, а потом еще кучу других, пытаясь найти хоть какие-то смягчающие обстоятельства. И не нашел. Ни единого. Зато убедился, что, если женится, то все у него пойдет через пень-колоду, хорошего мужа из него не получится и он кончит тем, что разойдется с любимой женщиной и возненавидит самого себя. — Ты полагаешь, что я такая развалина, что даже не могу сама разыскать тебя? Дребезжащий голос отвлек его от горьких дум. К ним ковыляла сухонькая старушка с палкой. — Нона! Я и не знала, что ты здесь! Ливия тепло обняла старушку. — Я тут изучала вещичку, которую купил твой дядя Пол, — усмехнулась Нона. — По мне, так это дьявольское изобретение и достойно быть предано огню. Ливия даже наморщила лоб, пытаясь представить, что бы такое мог приобрести ее положительный во всех отношениях дядя Пол. — Там на картинках голые девицы, — с неподдельным гневом продолжала Нона, — а стоило мне заикнуться об этом, как твой троюродный братец Сэм и говорит, что знает, где достать картинки с мужчинами и женщинами, выделывающими невесть что. Ливия наконец поняла. — Они лазили по Интернету, — пояснила она недоумевающему Конелу. Конел посмотрел на старушку и решил, что лучше всего ему помалкивать. — Конел, это Нона, наша прабабушка. — Ты забыла похвастать, девонька! — Вот мое кольцо, Нона! — поторопилась отвратить град вопросов Ливия. Нона в таком настроении была остра на язык. — Ба! — воскликнула старушка. — Эка важность, кусочек спрессованного угля! Главное, каков человек! — Конел — это то, что мне нужно. Он само совершенство. — Ни один мужчина не совершенен, — парировала Нона. — Даже у моего святого Вирджила были свои недостатки. Ливия даже опешила от такого откровения. В семье ходила шутка, что чем дольше пребывает в ином мире прадедушка Фаррел, тем более совершенным он становится. — Все дело в том, можешь ли ты жить с его недостатками. Вот в чем вопрос, девонька. Брак — это не костюм, который можно купить в магазине, а потом отнести назад, если дома обнаружила, что он не подходит. В это время дверь, ведущая в кухню, открылась, и Ливия увидела мать. Мария бросила взгляд на Нону и поспешила укрыться в недрах кухни. Ливия подавила вздох. С той стороны, стало быть, помощи ждать нечего. И кто это говорил, что семья — это надежный оплот? Про ее семейку такого не скажешь. У них все наоборот. Все только рады принести друг друга в жертву ради собственного спокойствия. — Второй вопрос — вера, — продолжала свои назидания Нона. — Вы католик? — вдруг обратилась она к Конелу. — Гм, нет, — промычал тот. — Он не католик! — Нона выглядела уязвленной до глубины души. — И вы собираетесь жениться на Ливии? — Я протестант, — почти робко вымолвил Конел, чувствующий, к своему ужасу, что его затягивает в какую-то трясину. — Какой конфессии? — требовательно вопрошала Нона. Конел только плечами пожал. — Никакой конкретно. Честно говоря, он не был в церкви с мальчишеских лет, когда из приюта их водили поочередно в лютеранскую, методистскую и пресвитерианскую церкви, что были неподалеку. А католиков у них в приюте не было. Они попадали в дом призрения к монашкам на другом конце города. — Нона, вера — это личное дело каждого человека, — вступилась Ливия. — Может, и личное, но не в случае, когда хотят войти в мою семью, — непререкаемым тоном заявила старушка, и стало ясно, что ни о какой дискуссии не может быть и речи. — Хотя о чем тут говорить, ты явно без ума от него. Да и из себя он ничего, — скрепя сердце признала Нона. — Пусть примет обращение в католическую веру. Час от часу не легче, опешила Ливия, бросив быстрый взгляд на Конела. К ее облегчению, он стоял как ни в чем не бывало, похоже, ситуация его даже забавляла. — Если это послужило на пользу апостолу Павлу, послужит и ему, — убежденно кивнула Нона. — Я переговорю с Джоном. — Очень мило, — пробормотала Ливия, когда Нона двинулась дальше на поиски новой жертвы во имя совершенствования бытия. — А кто такой Джон? — спросил Конел. — Ее младший сын. Он иезуит, десятки лет подвизался в Южной Америке, покуда его не доконала малярия, после чего ему пришлось вернуться в Штаты. Сейчас он преподает в Скрэнтонском университете. Конел покачал головой. — Одно я тебе скажу насчет твоей семейки: с ними не соскучишься. — У меня на сей счет иное мнение, — с облегчением засмеялась Ливия, — но, как бы то ни было, худшее позади. Остальные либо более вежливые, либо более уязвимые, чтобы учить тебя жить. — Уязвимые? Ливия бросила на него такой многообещающий взгляд, что его в дрожь бросило. Ах, если б эти обещания сбылись! Тогда он от всей души улыбнется ей. Сбудутся! Этой же ночью! — пообещал он себе. Сегодня они окажутся в одной постели, и ему представится великолепнейшая возможность внести долю реальности в их псевдопомолвку. — Им известны мои секреты, а мне их, — пояснила она. — Дальше уже будет легче. Предсказание ее оказалось верным лишь отчасти. Остальные родственники, с которыми встречался Конел, проявляли либо искреннюю радость, либо полную индифферентность. Но и этого оказалось достаточным, чтобы вечер превратился для него в суровое испытание. Прежде всего, надо было запомнить, кого как зовут. От одного числа родственников Ливии голова шла кругом. Даже появление Билла, мужа Ферн, который, как ожидал Конел, был такой же приветливый, как сама Ферн, разочаровало его. Билл пришел поздно и был явно не в духе. В нем чувствовалась какая-то озабоченность. Время от времени он бросал в сторону жены тревожные взгляды. Неужели Билл с Ферн достигли того предела в семейной жизни, когда взаимные радости сменяются скукой повседневного существования? Конел невольно поискал глазами Ливию. Она стояла в противоположном конце гостиной и разговаривала с серьезным молодым человеком с небольшой бородкой. Вот уж с Ливией не соскучишься! Она умеет расцветить любую рутину. Joie de vivre, мелькнуло у него в голове французское выражение. Радость жизни — это о ней. — Еще пирога, Конел? Одна из тетушек, имени которой он ни за что бы не припомнил, заметила его пустую тарелку. — Спасибо, нет, — ответил Конел. — Обед был такой восхитительный, что я больше ни кусочка не могу съесть. Пойду отнесу тарелку на кухню. Женщины готовят — мужчины моют посуду, я так полагаю? Он уже сделал несколько шагов, как наступившая тишина насторожила его. Совершенно сбитый с толку, Конел невольно посмотрел в сторону Ливии, словно просил помощи. Она смотрела на него с каким-то странным выражением. Ну что он такого сказал? Опять нарушил какие-то семейные табу? — Неслыханное дело, — донеслись до него слова дядюшки Исаака. — Подумать только, молодой человек намерен делать женскую работу! Ей-Богу, это против всяких законов естества. — Не знаю, как насчет естества, но это честно, — попытался защищаться Конел. — Кто ты такой, чтобы испытывать волю Божию? — грозно вопросил дядюшка Гарри. — Вы, молодежь, вечно пытаетесь жить своим умом. Конел перехватил лукавый взгляд Ливии. Это несколько ободрило его, словно теперь у них была общая тайна, о которой все это сборище не имело ни малейшего представления. Может, семейке он и не пришелся по душе, но ей он нравится, как и она ему. Эта мысль поддерживала его весь остаток вечера, который, казалось, никогда не кончится. Однако рано или поздно всему приходит конец. Вечер кончился внезапно: только что все оживленно общались, пытаясь перекричать друг друга, и вдруг стали собирать свои вещички и расходиться. — У меня такое впечатление, будто все они знают что-то такое, чего я не знаю, — делился Конел своими впечатлениями с Ливией, когда они садились в машину. Ливия усмехнулась. — Только развесь уши, и мои дядюшки и тетушки всё тебе изложат во всех подробностях. Послушать их, так им известно все! Ливия смотрела в окно на мелькающие огни Скрэнтона. Они ехали к Ферн. Ливия была сама не своя: все чувства ее — надежда, ожидание и страх — смешались. Ей страстно хотелось, чтобы этот вечер кончился в объятиях Конела, и в то же время она боялась этого. Ливия задержала дыхание, когда Конел притормозил за грузовиком зятя. Что толку загадывать слишком далеко, решила она. Пусть все идет как идет, а там посмотрим. — Заприте за собой дверь, — высунулась из кухни Ферн. Ливия захлопнула дверь и посмотрела на Конела. — Пожалуй, нам пора идти наверх, — немного нервничая, сказала она. — Хорошая идея. Признаться, я малость устал. Устал? Ливия слегка опешила. Странно слышать такое из уст человека, который жаждал ее целовать. Или Конел заранее извиняется? Чтобы совсем не свихнуться от всего этого, она решила не думать ни о чем, а там будь что будет. — Можешь сейчас пойти в ванную, — предложила Ливия, решив, что так он первый очутится в постели, пока она закончит свой туалет. А там, если у него нет желания продолжить вечер, он может притвориться спящим, и все разрешится само собой. Во всяком случае, на эту ночь. Ливия плюхнулась на кровать и молча наблюдала, как Конел доставал из чемодана принадлежности для бритья, необъятных размеров махровый халат и пижамные штаны. Она украдкой посмотрела ему вслед, гадая, как он будет выглядеть в этих красных пижамных штанах. Мускулистый, мощная лепка груди проступает даже под рубашкой, а волосы на груди?.. Сама не зная почему, рисуя его, она всегда щедро украшала его грудь волосами. Ей казалось, что это идет ему. Из своего чемодана она извлекла бледно-желтый халат и неодобрительно оглядела его. Она покупала халаты не для чужих глаз, а для удобства, но все равно у нее были и соблазнительнее этого. Если б ей в голову пришло, что они остановятся не у матери… Может, оставить несколько пуговичек на груди не застегнутыми? Она нервно закусила губу. Откуда ей знать, что именно Конел понимает под женской привлекательностью и сексуальным поведением? Голова у нее шла кругом. В конце концов, лучше положиться на интуицию. И тут же перед ней предстала картина, как она ухом приникает к его обнаженной груди… Нет никакого сомнения, грустно подумала Ливия, что она зашла слишком далеко в своих фантазиях о Конеле. Она вся напряглась, когда дверь открылась, и вошел Конел. Он высился над кроватью словно гора в своем ворсистом махровом халате. Человек-гора. Взгляд ее двинулся ниже, туда, где из-под халата виднелось кроваво-красное пятно пижамных штанов и еще ниже — босые ноги. Какие прекрасные ноги, отметила она. Крупные, как и весь он сам. — Ванная свободна. Голос Конела резанул ей слух. Его слова вернули ее к действительности, и она поспешно подхватила халат и рубашку. — Тогда я лучше ею воспользуюсь, пока кто-нибудь другой не захватил, — пробормотала Ливия. Почувствовав себя в безопасности в ванной комнате, она прижалась спиной к двери, глубоко вздохнула и пробормотала: — Возьми себя в руки. Она прикинется дурочкой, и Конел пожалеет ее. Надо видеть во всем лучшую сторону, подбадривала она себя. Лет через пятьдесят она, возможно, даже не вспомнит о сегодняшней ночи. Каким, интересно, будет Конел через пятьдесят лет? Не толстым, нет! Ливия сразу отвергла предсказание дядюшки. Конел будет стройным и сухопарым. Его волосы поседеют, но глаза — она готова биться об заклад на последнее пенни! — глаза его будут такими же живыми, а ум ясен, как всегда. — Ливия! Это ты в ванной? — вывел ее из мечтательности голос Ферн. — Я выхожу через минутку. И, торопливо пустив воду, она встала под горячий душ. Ливия тихонько приоткрыла дверь в спальню и прокралась внутрь. Ее сердце бешено забилось. Конел лежал на спине, закинув руки за голову. Глаза его были широко открыты и смотрели на нее с такой пристальностью, что ей стало не по себе. Что же делать? В воображении она сотни раз занималась с ним любовью, но воображение в словах не нуждается. Там он всегда играл предписанную ему роль самого совершенства — опьяненного страстью любовника. Она прикусила губу. Наяву всегда не совсем так. Теперь его черед расписывать роли, а что он кому предпишет, одному Богу известно. — В чем дело? — раздался глуховатый голос Конела. — Что ты там у двери копаешься, словно готовишь план бегства? — Уже придумала. Ты вылезаешь в окно на крышу крыльца, а оттуда прыгнешь на землю. — А что ты имеешь против двери? — Дверь на случай пожара. Каждый должен знать, что делать в случае пожара. Пожары очень опасны. Но не так, как мой язык, с горечью подумала Ливия. — Пожары опасны, но не я, — заметил Конел. — Иди ко мне. Стараясь придать себе как можно более спокойный и беззаботный вид, Ливия двинулась к нему, но тут же споткнулась о собственные тапочки, которые перед этим сбросила. С приглушенным криком она рухнула у самой кровати. — Ты устала, — только и вымолвил Конел и, схватив ее за руки, без особых усилий затащил целиком на кровать. Ощущение его пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в ее тело, только усилило смущение Ливии. — Вовсе нет, — запротестовала она, боясь, как бы он не решил, что она слишком устала, чтобы предпринимать что-нибудь из задуманного. Вернее, ей хотелось, чтоб это было задумано им. — Я просто споткнулась о собственные тапочки. — В таком случае прости, я ошибся: ты не усталая, а неуклюжая. Боясь выдать свою нерешительность, Ливия скользнула под одеяло. Как теперь перевести дело из комедии в любовь? Последняя способность соображать покинула ее, когда ее нога коснулась ноги Конела. Хватит! Ливия попыталась взять себя в руки и собраться с мыслями. Надо задать ему наводящий вопрос. Она открыла рот и, к своему ужасу, икнула. Этого еще не хватало! Что угодно, только не это! — в полном отчаянии подумала Ливия. Нервной икоты у нее не было со старших классов школы. — Ты чего икаешь? — В голосе Конела чувствовалось, скорее, праздное любопытство. — Я не икаю, — заверила его Ливия и икнула снова. И это пройдет, припомнились ей слова одной из своих тетушек. Однако и эта ходячая мудрость не помогала в данном случае. — Я знаю способ от икоты, — голос Конела был немного хрипловат, — это что-то вроде переноса. — Пере… — начала было Ливия и снова икнула. — Для этого надо отвлечь икающего. Широко открытыми глазами Ливия смотрела, как протягивается к ней его рука, как пальцы пробегают по ее щеке к подбородку. Ливия затаила дыхание, целиком отдавшись неведомому чувству. — Я… — Очередной приступ икоты прервал ее. — Да? — пробормотал Конел, и она почувствовала тепло его дыхания на щеке. Он подвинулся чуть ближе. Ливия вся горела, губы пересохли, мысли мешались, и она уже с трудом противилась желанию приникнуть к нему. — Ты такой горячий, — прошептала она и вздрогнула от его приглушенного смеха. — Я хотела сказать в прямом смысле, а не… Она не договорила и икнула. — Потому что от мускулов больше жара, чем от жира, — пробормотал он, и его губы двинулись со щеки к уху. Ливия подскочила: он легонько укусил ее за мочку. — Я не толстая, — выговорила она, вся дрожа: Конел потерся носом у нее за ухом. Чувство было очень странное. В голове пустота, словно ей не хватало воздуха, и она вот-вот отключится. Она глубоко вздохнула. Ах, как же здорово он пахнет! У нее прервалось дыхание: его губы обхватили мочку уха, а язык касался чувствительной кожи. — Не толстая. — Его приглушенный голос проникал куда-то в самую глубину, словно растворяясь в потоке крови как какой-то мощный стимулятор; она готова была растворить в себе его самого — целиком, без остатка. — У женщин есть слой подкожного жира, а у мужчин нет, — продолжал Конел, путешествуя губами вдоль шеи к заветной ямочке. Ливия вся задрожала, когда его губы коснулись ямочки внизу шеи, и он лизнул ее. Лоб его щекотал ее губы, и она с трудом сопротивлялась желанию поцеловать его. Почувствовав солоноватый привкус его кожи, она совсем потеряла голову. Руки без ее ведома выскользнули из-под одеяла и обняли его за плечи, а он уже поглаживал ее прикрытые материей груди, и они напряглись, соски затвердели. — Невероятно, у тебя одни мускулы, а не жир, — бормотал Конел, но Ливия почти ничего не слышала. Она вся была поглощена его горячим дыханием, согревавшим ее кожу. Она подвинулась поближе к нему, а ее нога касалась его мужской плоти. — Ливия, ты совсем не обращаешь на меня внимания. — В голосе Конела слышался смех, и этот смех обволакивал ее, сулил невообразимое наслаждение. Набравшись храбрости, Ливия протянула руку и коснулась пальцами его мужского естества; реакция была мгновенной, и чувство восторга охватило ее с головы до ног. — Ливия, я… — Дыхание Конела пресеклось, пальцы Ливии сомкнулись. Он схватил ее руку, оторвал от себя и запечатлел поцелуй на ее ладони. — Я все пытаюсь поговорить с тобой, но, когда ты до меня так дотрагиваешься, не могу… — Ты прав. Икоту как рукой сняло, — возвестила она, черпая уверенность в его сдавленном голосе. — И у меня нет ни малейшего желания слушать рассуждения о жире — ни о моем, ни о чьем бы то ни было. — Ливия, я… Она почувствовала, как напряглось его тело, и холодок страха пробежал по спине. Уж не собирается ли он сказать ей, что, кроме поцелуев, он ничего более не желает? Тело хочет одного, а ум сопротивляется? — Я специально остановился сегодня у аптеки, прежде чем заехать к тебе… — Конел чуть помедлил, а Ливия в недоумении слушала и не могла понять, о чем он, — чтобы купить презервативы, — наконец торопливо выдавил он. — Я все пытаюсь сказать тебе, что хотел бы заняться с тобой любовью, но если только ты сама согласна. Итак, ее эротические фантазии становились реальностью! Она ласково провела рукой по его гладкому, тщательно выбритому подбородку. На ощупь это было нечто потрясающее. Что может быть лучше, думала она, чем закрыть глаза и представить себе, что это одна из ее грез. — Ливия? Конел схватил ее руку и прижал к своей щеке. — Да, — просто ответила она. — Я очень хотела бы заняться с тобой любовью. Его руки обхватили ее, а губы впились в ее губы с нескрываемой жадностью. Целый шквал самых разнообразных чувств налетел на Ливию, и она уже мало что осознавала. Рассудку это было не под силу. Его крепкие губы на ее губах, его рука, скользящая под халат и овладевающая ее грудью, жар его тела. Пытаться контролировать это сознанием — все равно, что стоять под водопадом и считать каждую каплю в отдельности. Ведь это невозможно. Надо просто отдаться этому потоку. Пальцы ее впились в бугры его мышц, а он перевернул ее на спину и склонился над ней, протянув руку к столику за презервативом. Его обнаженная грудь высилась над ее лицом. Волосы на ней были курчавые и жесткие. Зарывшись в них лицом, Ливия вдыхала мускусный аромат его кожи. Ах, что за чудесный запах! А каков Конел на ощупь! Она остро чувствовала напряжение его мускулистого тела, пока он возился с пакетиком. У Ливии перехватило дыхание, когда его рука скользнула ей между ног и прикоснулась к ее лону. Пальцы ее с силой вцепились в его плечи. И вдруг необоримое желание захлестнуло ее, затопив последние оплоты сдержанности. Она хотела его. Сейчас, а не когда-то потом. Ливия с силой прижала его к себе, подняв бедра навстречу ему. — Надо… Отрывистые слова Конела уже являлись для нее пустым звуком. Ей нужны были дела, а не слова. Слова ничего не значили. Она хотела действия. И важнее ничего в жизни у нее никогда не было. Ливия нетерпеливо обхватила его за бедра и потянула вниз. Неописуемый восторг охватил ее, когда он, нависнув над ней всем телом, наконец, заполнил ее. Тело его мощными толчками двигалось вверх и вниз, и неистовое желание вытеснило из ее сознания последние проблески мысли. Она лишь изо всех сил пыталась сдерживаться, чтобы это длилось как можно дольше. Но вот наконец они достигли вершины блаженства. Ливия с трудом выплывала из стремнины наслаждения, когда почувствовала, как Конел напрягся и тут же обмяк. Она так и лежала, прижавшись лицом к его влажному плечу, слишком обессиленная, чтобы пошевелиться. У нее было такое чувство, что больше она никогда в жизни не сможет двинуть ни рукой, ни ногой, и лишь удивилась, когда Конел повернулся на бок, обнял ее и пристроил у себя на груди. Реальность превзошла все ее фантазии. С этой мыслью она погрузилась в глубокий сон. |
||
|