"Женись на мне снова" - читать интересную книгу автора (Кэри Сюзанна)

Глава четвертая

Пока Лаура отдыхала в отведенной ей комнате с видом на сад в английском стиле и подъездную дорогу, обсаженную кипарисами, Энцо стоял возле массивной генуэзской кровати с балдахином, печально вглядываясь в измученное, пепельного цвета лицо отца. Только что удалился врач из Турина, специалист по сердечным заболеваниям, под наблюдением которого находился Умберто, и больной задремал, но дыхание его оставалось прерывистым и шумным. Глядя на него сейчас, трудно было поверить, что когда-то это был энергичный, волевой человек, выбившийся в богачи, светский лев, имевший много любовниц и разбивший не одно женское сердце.

Вопреки опасениям Энцо узнал от врача, что последний удар оказался не самым тяжелым, но приступ вконец вымотал Умберто — левая сторона лица и рука были частично парализованы. Радость, которую он испытал, узнав, что удар не смертелен и что Умберто не надо госпитализировать, омрачалась мыслью, что дни отца сочтены и иссякают, как песок в песочных часах.

«Слава Богу, что я смог убедить Лауру привезти сюда мальчика, — подумал он. — Вернее, она сама себя убедила. Если все пойдет хорошо, — надеялся Энцо, — то чувство вины перед Ги, которое терзает сердце отца, станет не таким мучительным. Полюбив внука, он искупит свою вину перед сыном».

Как это нередко бывало, бабушка, казалось, угадала течение его мыслей.

— Значит, ребенок здесь, — суховато заметила она своим властным голосом, ни словом не упомянув о Лауре.

Глядя на ее седые, тщательно причесанные волосы, осанку и грацию, с которой она носила черное шелковое платье, Энцо не мог не подумать, что бабушка выглядит моложе своих восьмидесяти семи лет. Однако, как и ее медленно умирающий сын, она сдает буквально на глазах. Ему была ненавистна сама мысль о том, что он потеряет их обоих.

— Твой правнук и его мать отдыхают, — ответил он, понизив голос.

Старая Эмилия с удовлетворением кивнула.

Оставаясь, как всегда, на заднем плане и вмешиваясь в разговор, его мать Анна еле заметно улыбнулась. «Это именно она, — подумал Энцо, будет нежить Паоло».

Именно к ней он станет кидаться за помощью, когда Лауры не окажется рядом. Для Эмилии Паголо один из продолжателей дела Росси, объект завещания. Ясное дело, она примется за его воспитание, чтобы мальчик смог оправдать ее надежды.

Неохотно подчинившись приказу Энцо и проводив врача до его машины, Кристина вернулась в комнату больного в тот момент, когда Энцо спрашивал о домашних делах — не случилось ли у ни в его отсутствие чего-нибудь такого, что могло рас строить или встревожить отца.

Воспользовавшись оказией, Кристина решила свалить вину на Лауру, как на источник возможного ухудшения состояния больного.

— У нас ничего такого не случилось, мы с Нардо отца не тревожили, если ты намекаешь на это, — сказала она резко и затем ринулась в наступление. — Во всем виноват ты! Приспичило тебе тащить сюда эту женщину с ребенком! Незачем бередить старые раны!

Догадываясь, что враждебность сестры к Лауре проистекает из страха, что ее собственный сын лишится некоторой доли наследства, если Паоло примут в семейный круг, Энцо взглядом заставил ее замолчать.

— Возражал ли отец против их приезда? — осведомился он, адресуя свой вопрос Эмилии.

— Наоборот, очень обрадовался, — отозвалась бабушка, бросив на Кристину угрожающий взгляд.

Комната Лауры была розовой от заходящего солнца, когда Джемма разбудила ее, чтобы пригласить к вечерней трапезе. Служанка уже умыла Паоло, причесала ему волосы. И нарядила во все чистенькое — на нем были свежие шортики и рубашка.

— Может быть, вам что-нибудь погладить, синьора? — спросила она.

Прежде чем Лаура успела ответить, Паоло возбужденно сообщил, что все уже за столом. Несомненно, он узнал это от Джеммы.

«Ну нет, — подумала она, — спешить мы не будем. Немного помедлим с нашим первым появлением. Не хватает еще произвести плохое впечатление!»

— Успокойся, — ответила Лаура, с облегчением думая о шелковом, персикового цвета костюме, который скроила сама и догадалась бросить в чемодан в последнюю минуту. — Сядь здесь, на моей кровати, Паоло, и поиграй с самолетом, пока мама в ванной комнате переоденется.

Никто из присутствующих в обеденной зале, украшенной фресками, с кружевными занавесками на окнах, за исключением Энцо и Кристины, не был ей знаком. Хотя Лаура еще не полностью пришла в себя после отдыха, она ощутила странное волнение, когда Энцо встал и предложил ей стул рядом с собой за длинным, как в монастырской трапезной, столом.

— Grazie! — прошептала она, опуская глаза под его пристальным, напряженным взором на отделанную венецианскими кружевами скатерть.

— Prego! — ответил он с ободряющей улыбкой. — Бабушка, мама, София, Витторио, позвольте мне представить вам вдову Ги — Лауру. И их сына Паоло. Уверен, что вы, как и я, счастливы что они наконец с нами.

По давней привычке взоры всех обратились к Эмилии, признавая за ней право первого слова.

— Bene accetto, Лаура, Паоло, — промолвила; она, а затем добавила на правильном английском, хотя и с акцентом: — Добро пожаловать на виллу Волья! Верю, что ваш первый визит окажется счастливым началом наших постоянных встреч.

Муж Кристины Витторио — лысеющий, с острыми чертами лица — вежливо поднялся со стула.

— Очень рады познакомиться с вами, — пробормотал он с натянутой улыбкой, быстро исчезнувшей под хмурым взглядом жены.

Полная, с рыжеватыми волосами, небрежно зачесанными назад, София, старшая сестра Энцо, беззаботная и приятная в обхождении, мельком глянула на Паоло — судя по всему, дети ее не интересовали.

— Привет, — сказала она, принимаясь за еду. — Энцо сказал нам, что вы — модельер. Пока вы здесь, советую посетить выставку мод в Милане.

Насколько Лаура могла судить, увядшая, с добрым лицом мать Энцо давно уже довольствовалась тем, что оставалась в тени Эмилии. Однако, по eё мнению, мягкая улыбка Анны и ее безыскусное «добро пожаловать» излучали неподдельную радость. и радушие. В отличие от своей свекрови, умной, властной и немного суровой, она вся так и светилась добротой и лаской.

Как только они уселись, Анна велела подавать главное блюдо — жареного барашка с луком, — которое, по настоянию матери Энцо, держали в подогретом состоянии до этого момента. В результате многократных рейдов на кухню на столе появились: зеленая фасоль с помидорами, фаршированный перец, великолепные ризотто с горошком и ветчиной и грибное фрикасе. Подали и зеленый салат, который по желанию можно было полить маслом или уксусом из приборов, стоящих на серебряном подносе. Сервировка стола, как Лаура и предполагала, была роскошной: английский фарфор, французский хрусталь и тяжелое столовое серебро, которое, возможно, принадлежало семье уже несколько поколений. Стол был украшен изысканными букетами из белых и желтых цветов.

Энцо, по праву хозяина дома, открыл несколько бутылок вина, произведенного на вилле Волья из собственного винограда, и разрезал жареного барашка. Постепенно завязался разговор, становясь более общим и свободным. Только Умберто, прикованный к постели, и Стефано, занятый хозяйственными делами, отсутствовали.

Последний появился несколько минут спустя, слегка прихрамывая — Лаура знала, что в восемнадцать лет он перенес операцию, чтобы избавиться от физического недуга. Улыбаясь и произнося неискренние, как показалось Лауре, извинения, он слегка поклонился бабке.

— Подготовка к сбору винограда идет хорошо, — доложил Стефано, как бы косвенно извиняясь за то; что опоздал.

Повернувшись к Лауре, он добавил:

— Вы, стало быть, вдова моего брата?

Немного натянуто, словно подозревая наличие у Стефано задних мыслей, Энцо сделал необходимые представления. Вполне понятные опасения, что Лаура с Паоло поднимутся на ступень выше его в иерархии семьи Росси, он этого не показал.

— Восхищен возможностью познакомиться с вами, — сказал Стефано с любезной, хотя и несколько кривой улыбкой.

Когда он вошел в комнату, Лаура отметила сразу бросающееся в глаза сходство между ним и Энцо. Однако, при более близком рассмотрении, она обнаружила, что они совершенно разные. В то время как Энцо был плотным, мускулистым и подтянутым, излучал силу и энергию, Стефано являл собой полную противоположность: долговязый и слегка сутулый. Она добавила шрам на его правой щеке ко все увеличивающемуся списку явлений, которые за прошедшие несколько недель ей самым странным образом что-то напоминали.

«У него манеры прихлебателя, — подумала она, когда Стефано занял место за столом напротив нее. — Подозреваю, что он одновременно и возмущается и мирится со своим приниженным положением в семье. Мирится из-за желания, чтобы его считали своим и не гнали из-за стола. Теперь ясно, в чем причина неприязни Энцо к Стефано. Но Энцо недолюбливал его куда сильнее, чем Ги, который испытывал к брату только легкое презрение, не лишенное жалости».

Между тем разговор полностью переключился на Лауру — на ее образование и на ее карьеру b области женской моды, причем тон задавала Эмилия. Старейшая представительница клана Росси интересовалась также ее родителями, ее образом жизни в Штатах, заставляя Лауру больше отвечать, чем заниматься едой, С тем же непреклонным видом Эмилия обратила взор на Паоло. Задав ему несколько вопросов, она попыталась преодолеть его застенчивость, рассказывая мальчику о детстве его отца. Насколько Лаура могла судить, Паоло начал ее побаиваться.

Карьера Ги как гонщика и его ссора с Умберто не упоминались. Хотя Энцо время от времени подключался к разговору, как и прочие, но говорил немного. С завидным аппетитом поглощая еду — видимо, проголодался, работая на свежем воздухе, — Стефано исподтишка наблюдал за Лаурой и старался определить степень интереса к ней Энцо.

После десерта Эмилия, извинившись, покинула стол, чтобы подняться к Умберто, сделав знак Анне следовать за ней.

Подчинившись с привычным послушанием, Анна сказала собравшимся, что кофе подадут на свежем воздухе.

— Ночь прекрасная, — заметила она в своей обычной мягкой манере, — такая теплая, несмотря на небольшой ветерок.

Они разместились в соломенных стульях на задней террасе виллы, с видом на амбары и винные погреба, чуть подальше различались тенистые леса и склоны холмов, покрытые виноградниками.

Как только Маргарита, кухарка семьи Росси, разнесла кофе, Стефано достал губную гармонику и сыграл какую-то грустную мелодию. Вновь у Лауры создалось впечатление, что семья Умберто согласна терпеть его присутствие только при условии, что Стефано не нарушит установленную дистанцию. Энцо хмурится всякий раз, когда замечает своего незаконнорожденного брата, а Витторио и Кристина вообще не обращают на него никакого внимания. «Как ни странно, только Анна, у которой были все основания не выносить сына любовницы своего мужа, — с удивлением думала Лаура, — относится к нему с добротой». Разумеется, Стефано не вызвал у нее особо приятных чувств, но Лаура стала испытывать к нему жалостливую симпатию.

Спустя полчаса настало время укладывать Паоло спать. Несмотря на долгий дневной отдых, трансатлантическое путешествие начало сказываться на нем. Его левая щека покраснела оттого, что он постоянно прислонялся к ее колену, пока сидел рядом. Густые и казавшиеся темными, по сравнению с зелеными глазами, ресницы моргали, прогоняя сон.

Выразив благодарность за гостеприимство и пожелав всем доброй ночи, Лаура повела сына наверх. Чтобы помочь ему освоиться в непривычной обстановке, она некоторое время оставалась с ним, после того как помогла ему надеть пижаму и выключила свет.

«Как далеко мы залетели, — подумала она. — Хотя билеты на обратную дорогу надежно запрятаны в сумочке и не так уж сложно сесть на самолет, чтобы улететь домой, однако у меня странное ощущение, что мы за собой сожгли все мосты и возврата не будет».

И тут же у нее возникло ничем не объяснимое предчувствие неизбежной опасности, от которой надо спасаться.

«Рассуждай здраво, — одернула она себя. — Ты будешь дома прежде, чем успеешь опомниться, и(; Италия останется только в воспоминаниях. Зачем торопить события?» «И расставаться с Энцо раньше срока», — подсказал ее внутренний голос.

На террасе, в отсутствие Эмилии, этот человек, уговоривший ее пересечь половину земного шара, чувствовал себя, по-видимому, более свободно, чем за столом. Тот факт, что Стефано, увлекшийся игрой на губной гармонике, перестал за ними подглядывать, также способствовал этому. Она ощутила, что их связь заметно усилилась, когда Энцо встал и на какой-то момент обнял ее, — она как раз поднималась со стула, — напомнив ей, что они увидятся утром. По всей вероятности, он запланировал для них какую-то поездку.

«При первой возможности наши отношения могут получить неожиданное развитие, — призналась она себе, откидывая прядь волос со лба Паоло, чтобы поцеловать его на ночь. — Стефано тоже так полагает и, кажется, не прочь этому помешать».

Она прошла в свою комнату, и через несколько секунд все мысли полностью исчезли из головы Лауры. Как только она направилась к кровати под розовым пологом, со старомодными светильниками над изголовьем и снежно-белыми простынями, на нее обрушился теперь уже хорошо знакомый шум в ушах, а перед глазами заплясали разноцветные пятна.

На сей раз какофония прекратилась, едва начавшись. Потрясенная и потерявшая ориентацию, она услышала сзади чьи-то шаги. «Энцо? Поднялся наверх, чтобы поговорить с ней наедине?»

Обернувшись, Лаура обнаружила, что смотрит в пустое пространство. «Вновь воображение сыграло со мной шутку, — подумала она. — И неудивительно, после всех моих умопомрачительных размышлений. Первое, что я сделаю, когда вернусь в Чикаго, — обращусь к своему врачу. В этой комнате нет ничего такого, что могло бы вызвать галлюцинации. Причина должна быть чисто физического рода».

Однако, надевая ночную рубашку и забираясь в кровать, она все еще ощущала чье-то присутствие.

К утру состояние Умберто, вопреки опасениям, улучшилось, он чувствовал себя довольно бодро. За завтраком в залитой солнцем комнате, наполненной ароматом свежесваренного кофе, под тихий перезвон колоколов, доносившийся из деревни, через двери, выходящие на заднюю террасу, Энцо сообщил эту новость.

— Он хочет видеть тебя и Паоло, — сказал он Лауре, коснувшись салфеткой губ. — Думаю, нам следует подняться к нему сразу, как поедим, так как он спит плохо и к полудню уже устанет.

Хотя она прибыла в Италию именно затем, чтобы Паоло мог встретиться со своим дедом, Лаура не сумела скрыть своего замешательства. Она не ожидала, что Умберто настолько болен, и не предполагала встретить такую неприязнь со стороны Кристины. К тому же Лаура подозревала, что та считает виновницей вчерашнего приступа ее.

«Я не хочу, чтобы мой сын испугался», — подумала она.

— Не беспокойся, сага! — тихо проговорил Энцо, прочитав ее мысли. — Паоло — большой мальчик. Он справится с этим. Кроме того, мой отец не укусит ни тебя, ни его.

Тот факт, что он назвал ее «дорогая», родил в ее душе теплое, хотя и неясное чувство. «Как ему идет эта белая рубашка с расстегнутым воротом! — восхитилась она, чувствуя к нему прилив нежности. — И каким раскованным он выглядит сегодня. Стефано с раннего утра ушел на виноградники. Может, его отсутствие и радовало Энцо, но, несомненно, он повеселел оттого, что здоровье отца улучшилось».

Эмилия уже сидела у Умберто на стуле с высокой спинкой, когда они спустя некоторое время постучали в дверь. Встав на ноги с легкостью, не свойственной ее возрасту, она приветственно кивнула, когда они вошли. Находившаяся здесь, как и подобает жене больного, Анна улыбнулась им со своего стула возле окна, где сидела с вязаньем.

Утонув в огромной, старинной кровати под балдахином, занимавшей почти всю комнату, Умберто вновь заснул. Лицо его казалось серым, щеки заросли щетиной. Вырываясь из груди, словно из трубок органа, его хрипы громко раздавались в комнате.

Паоло крепче вцепился в руку Лауры, с испугом глядя на дедушку.

— Мама? — прошептал он.

Эмилия не замедлила уловить опасение в его голосе. Склонившись над Умберто, она осторожно потрясла его за плечо.

— Проснись, — настаивала она. — Они здесь… жена Ги и его малыш.

У Лауры вырвался испуганный вздох, когда глаза больного открылись. Они были карими, как у Ги, с золотистым блеском — средоточия света и разума на разрушенном болезнью лице. Слова хриплым потоком хлынули из него, когда он с мольбой протянул руку.

— Говори по-английски, отец, — ласково посоветовал Энцо. — Лаура плохо знает итальянский. Но Паоло еще ребенок. У него не было времени выучить язык.

— Конечно! Конечно! Он же американец. Я забыл!

Болезнь сильно повлияла на его речевой аппарат, и приходилось напряженно вслушиваться, чтобы понять произносимые им слова. На задрожавшем лице больного появилась улыбка, глаза наполнились слезами.

Проскользнувшая в комнату Кристина взглянула на Лауру с ненавистью. В ее глазах можно было отчетливо прочесть: «Ты станешь причиной его смерти».

Слегка коснувшись Лауры рукой, Энцо предложил им с Паоло подойти ближе к кровати.

— Все хорошо, — сказал он ободряюще. — Не думай, что отец встревожился. Просто для него это очень ответственный момент.

Широко раскрыв глаза, Паоло неохотно подчинился. Он чуть не подпрыгнул и взглянул на Лауру с паническим страхом, когда Умберто попытался дотронуться до него.

Со вздохом больной уронил руку на одеяло.

— Как долго вы здесь останетесь? — спросил он, встретившись с Лаурой глазами.

Это был человек, который вынудил Ги собрать свои вещи. Который лишил его наследства, обрек на изгнание из дома и с родины только за то, что тот действовал по велению сердца. Злобный и могущественный, он поклялся, что Ги больше никогда не найдет работу в Италии, даже если для этого ему придется подкупить все комитеты по найму и скупить все гоночные треки.

Сейчас, сломленный болезнью, он вызывал жалость.

Она попробовала улыбнуться.

— Дольше, чем я планировала… почти две с половиной недели.

— Этого недостаточно. Ваш мальчик… он должен узнать своего деда, да? Оценить свое итальянское наследство.

Покидая Чикаго, Лаура пообещала Кэрол, что задержится на больший срок только в случае крайней необходимости. Ко всему прочему скрытые разногласия, существующие между членами семьи Росси, а в особенности явная враждебность Кристины, вызванная страхом, что Паоло тоже станет наследником заводов Росси, делали пребывание Лауры здесь не слишком приятным.

«Ты просто не желаешь покинуть Энцо, — уличал ее внутренний голос. — Хотя он всего лишь твой деверь, между вами существует нечто большее, чем родственные узы. Словно какая-то возникшая из прошлого нить пытается связать вас воедино».

Лаура ни в коем случае не хотела доводить Умберто до слез.

— Посмотрим, — сказала она, чтобы его успокоить. — Я тоже хочу, чтобы Паоло узнал вас поближе. Потому я и согласилась на это путешествие.

На несколько секунд воцарилась такая тишина, что казалось: упади булавка — все услышат. Затем:

— Вы прощаете? — Когда-то гордый промышленник вложил в свой вопрос всю выстраданную боль.

Лаура так и поняла.

— Синьор Росси! — запротестовала она. — Как я могу прощать! Дело же не во мне, когда вы и Ги поссорились…

— Вы были его женой. Теперь, когда его нет, вы… вы единственная, кто может простить меня. Я был не прав… не прав, вы понимаете?.. Я с ним так обошелся!

Губы Эмилии шевельнулись, словно она услышала это признание впервые и сожалела, что оно сделано так поздно. Но она не вмешалась, как не вмешались ни Энцо, ни Анна. Кристина также хранила сердитое молчание, выказывая всем своим видом недовольство. Подавив желание взглядом попросить совета у Энцо или дать Кристине повлиять своей злостью на ее решение, Лаура обратилась за ответом к своему сердцу. Хотя Умберто был самодуром, причем жестоким, как она могла отказать больному в прощении?

— Я прощаю… потому, что простил бы и Ги, если бы был здесь, на моем месте, — сказала она, наконец сменив гнев на милость во имя сострадания. — Ваш сын любил вас, синьор Росси. Если бы он стоял рядом со мной здесь в это утро, он сам сказал бы эти слова.

Хотя слезы подступили к глазам Умберто во второй раз, ему удалось сдержать их. Вновь протянув действующую руку, он слегка сжал пальцы Лауры и потрепал Паоло по головке.

— Мы еще поговорим, bambino? — спросил он. Впечатлительный Паоло почувствовал, что положение изменилось. В этот раз он не отстранился и даже не вздрогнул.

— Хорошо, дедушка Росси! — ответил он, справившись с незнакомым именем благодаря тому, что Лаура учила его правильно произносить имя деда, пока они летели из Милана в Турин.

Этим вечером, к восторгу Паоло, Энцо повез их осматривать владения Росси в коляске, в которую запрягли пони. Поместье оказалось гораздо обширнее, чем ожидала Лаура. Хотя день был воскресный, на южном склоне холма работники в шляпах с широкими полями, защищавшими лица от палящего солнца, обрывали старые листья с подвязанных к столбикам виноградных лоз и пересаживали молодые побеги, чтобы те не мешали подходу к сочным, дозревающим гроздьям. Время от времени они срывали созревшие кисти и складывали их в специальные мешки.

Паоло устроился между Лаурой и Энцо на козлах.

— Почему они так делают? — потребовал он объяснения. — Почему не обрывают все целиком?

— Потому что не все гроздья еще созрели, племянник. — Дернув вожжи и прикрикнув на пони, Энцо бросил ласковый взгляд на мальчика, явно одобряя его любознательность. — Гроздья в этих маленьких мешках отнесут к Стефано, чтобы он мог проверить их на содержание сахара и кислоты, — объяснил он. — Когда гроздья достигнут полной зрелости, мы все выйдем на виноградники, даже твоя строгая прабабушка. Лучшее вино получается из самых зрелых гроздьев.

Отогнав довольно странное ощущение, что теперь и они причастны к этим владениям, впервые посетившее ее в каменной конюшне, насчитывающей по меньшей мере лет пятьсот, Лаура повернулась к Энцо.

— А нам позволят помогать? — спросила она. Энцо ухмыльнулся.

— Конечно. Мы же теперь одна семья. От вас даже ждут этого.

«Я пока не чувствую себя членом семьи… из-за Кристины, да и Эмилии тоже, — молча возразила она. — Но с тобой… Анной… и, возможно, с Умберто, если он задержится на этом свете, в один прекрасный день, может быть, и почувствую».

Их глаза встретились, и она прочитала в них отражение собственных мыслей. «Возможно, мы станем семьей, но в другом, большем смысле этого слова, — мелькнуло в ее голове, пока они ехали по пыльной дорожке, залитой сентябрьским солнцем, между посадками винограда. — Мы знали друг друга всегда. Пускай это звучит по меньшей мере странно! Но именно так обстоят дела!»

Она не была уверена, что откроет в Энцо кого-то другого, и не могла понять, желает ли этого. У нее было неприятное предчувствие, что, сближаясь с Энцо, она все глубже будет вовлекаться в тайну, связанную с ее галлюцинациями и навязчивым впечатлением, что все на вилле Волья ей давным-давно знакомо. Благодаря Энцо.

Повернув пони на более широкую дорогу, которая вела к винному заводу, и отпустив поводья, Энцо продолжал пристально смотреть на Лауру поверх русой головки Паоло. Смотреть на нее подобным образом означало окончательно сбить Лауру с толку. Она теряла способность к сопротивлению, ощущая растерянность и беспомощность.

— Завтра я должен отлучиться в город на несколько дней, по делам, — виновато сказал он, прервав их молчаливый обмен мыслями. — Я вернусь, чтобы помочь при уборке винограда… самое позднее к среде. Если я тебе понадоблюсь, достаточно будет только позвонить.

Последняя фраза прозвучала весьма обыденно, но подействовала на нее так же, как страстное рукопожатие, которым они обменялись при прощании возле ее двери в день, когда встретились, — эта фраза проникла в душу Лауры глубже, чем поцелуй. «Отныне мы связаны… хочешь ты этого или не хочешь, — подумала она с легкой дрожью. — Нет, не отныне… мы связаны вновь!»