"Женись на мне снова" - читать интересную книгу автора (Кэри Сюзанна)

Глава третья

Где-то над Атлантикой, когда они пересекали временной пояс — зону почти необитаемую, Лаура, проснувшись, обнаружила, что ее щека покоится на удобной подушке, мягкой, теплой и в то же время упругой, — на плече Энцо.

У нее возникло знакомое, хотя и давно забытое ощущение, что о ней заботятся. Аромат лосьона после бритья, стойко продержавшийся несколько часов, приятно щекотал ноздри.

Во сне она, по-видимому, прижалась к Энцо, как это делает любая женщина в поисках тепла и защиты. Она сразу поняла, что он бодрствовал все это время. В какой-то момент он накинул на нее одеяло со штампом авиакомпании или попросил об этом стюардессу.

— Прости, — прошептала она, подавив зевок, выпрямляясь и вытирая следы косметики на лице, — я, наверное, помешала тебе спать, приняв твое плечо за подушку.

Хотя руку и покалывало из-за недостаточной циркуляции крови во время многочасового бдения, Энцо искренне жалел, что его плечо наконец освободилось. Было так приятно касаться щекой ее волос и сознавать, что ты являешься ее опорой.

Он ответил тихо, чтобы не разбудить соседей по салону:

— Не стоит извиняться. Я всегда плохо сплю во время полета.

Она взглянула через проход.

— Паоло?..

— С ним все нормально! Я не сводил с него глаз.

Извинившись, она встала, поправила на сыне одеяло и отправилась в туалет. Когда она вернулась, Энцо достал подушки с верхней полки для нее и для себя. Его волосы были растрепаны, в глазах сквозила усталость. Пробираясь на свое кресло, она заметила, что за время путешествия он успел обрасти щетиной.

Немного смутившись, она заняла свое место.

— Надеюсь, я не храпела? — спросила Лаура.

Несмотря на усталость, возле его рта обозначились веселые складки. «Сколько в ней чисто американской непосредственности! — восхитился он. — Даже когда она смущена или чувствует себя неловко, все равно говорит об этом без обиняков. Можно себе представить, как ценил в ней это качество Ги».

— Нет, — заверил он с чисто европейской галантностью. — Звуки, которые ты издавала, были вполне пристойными.

Лаура не ответила, решив, что в тихом, тускло освещенном салоне полагается не разговаривать, а спать. Проснулись они оттого, что Паоло теребил Лауру за рукав с известием, что солнце встало и стюардесса разносит завтрак.

Они прилетели в Милан — современный, залитый солнцем город под сенью гор со снежными вершинами — где-то после десяти часов по местному времени. Пропускной пункт в малпенсскон аэропорту, по словам Энцо, обслуживающий большинство международных рейсов, гудел от множества голосов, произносивших слова на всех языках и наречиях с преобладанием итальянского. Многократные объявления на этом языке, повторяемые затем на немецком, французском, английском и испанском, звенели в ушах. Казалось, что все вокруг них только и делали, что кричали и возбужденно жестикулировали.

Выбитый из колеи Паоло крепко вцепился в руку матери, пока Энцо пробирался с ними через таможню. Лауру, хотя она пыталась скрыть это, вновь стали одолевать опасения. «Что подумают Росси, когда мы нагрянем к ним?» — спрашивала она себя.

Конечно, их визит не будет полной неожиданностью для родителей Энцо и бабушки, по его утверждению, железной рукой управлявшей семейством. По настоянию Лауры Энцо отправил им телеграмму из Чикаго, но не стал ждать ответа, не желая откладывать отъезд.

Как только она попадет в круг этой семьи, то у нее, совершенно незнакомой с их нравами и обычаями, окажется единственный союзник — этот темноволосый человек, в компании которого она провела ночь, еле успевший побриться перед самой посадкой в Малпенсе, человек почти незнакомый. Может ли она быть уверенной, что он примет ее сторону против всех остальных, если в этом возникнет надобность? Или покинет ее в трудную минуту? Она чувствовала, что он подвержен приступам плохого настроения, не всегда в себе уверен, хотя в данный момент производит впечатление человека, на которого можно положиться.

Их самолет до Турина вылетел почти сразу, не оставив времени для дальнейших размышлений. Стюардесса и большинство пассажиров говорили, конечно, на итальянском, и Лаура несколько освоилась с обстановкой. Она научилась этому языку от Ги, и сейчас к ней возвращалась прежняя способность понимать быструю речь и бегло разговаривать самой.

Благодаря безоблачному небу и относительно небольшой высоте полета, она могла любоваться местностью, над которой пролетал самолет. Бело-голубые вершины вырисовывались на севере и на западе. Перед ее глазами мелькали полоски лесов, черепичные крыши, редкие замки, солнечные склоны холмов, покрытые виноградниками. Серебряной полоской извивалась река. Озера ослепительной голубизны виднелись здесь и там, словно разбросанные рукой великана. Ги говорил о них: Зеркала Божьи, в которых отражаются кусочки рая.

Пока они кружились над Турином, заходя на посадку, опасения, которые она сумела подавить в Милане, возродились вновь и стали терзать Лауру еще сильнее. Сидя рядом с Паоло, она так нервничала, что чуть не подпрыгнула, когда Энцо, сидящий через проход, потянулся, чтобы ободряюще пожать ей руку.

— К моим родным мы поедем не сразу, — успокоил он. — Вы с Паоло сперва отдохнете и переоденетесь у меня на квартире. А мне необходимо покончить с некоторыми делами на заводе. Пока мы здесь, я вас обязательно туда свожу.

Они ожидали с багажом на краю тротуара, а Энцо отправился в гараж и вернулся на своем белом комбинированном автомобиле марки «росси фальконетта». Хотя багажник в машине был так мал, что его и багажником-то назвать можно было только с большой натяжкой, Энцо ухитрился каким-то образом погрузить туда все вещи.

Турин оказался красивым городом, с яркими магазинами, прекрасными, ухоженными парками и элегантными дворцами в стиле барокко. По пути к дому Энцо показал им собор Сан-Джованни с его знаменитой «туринской плащаницей».

— И что, действительно там внутри есть покрывало, на котором видны очертания лица? — спросила Лаура.

Он снисходительно глянул на нее из-под темных очков.

— Мы сюда обязательно сходим, — пообещал он. — Увидишь сама.

Его квартира оказалась на третьем этаже каменного палаццо, служившего городской резиденцией Росси.

— Я единственный теперь, когда отец болен, кто посещает палаццо, — объяснил он, пока слуга выгружал вещи и относил в квартиру. — Сестра Кристина и ее муж Витторио, мой помощник, живут в нескольких кварталах отсюда. У них своя квартира. Что же касается остальных членов семьи, то бабушка с мамой предпочитают жить за городом. София…

Он пожал плечами при упоминании о старшей сестре, разведенной и бездетной.

— Изредка она заглядывает на виллу Волья, — добавил он, — но в основном делит время между Римом, Сан-Ремо и Парижем, не говоря уже о любимых морских курортах.

Лауре обширное фойе палаццо Росси показалось холодным и слишком официальным. Пугающее изобилие мрамора, зеркал и позолоты слегка оживляли немногие портреты, через приоткрытую дверь просматривался обтянутый желтым шелком салон.

Пока они поднимались на третий этаж в маленьком, похожем на птичью клетку, лифте, позволившем мельком взглянуть на роскошный холл второго этажа, Лаура ломала голову над нежеланием Энцо упомянуть о Стефано, единственном оставшемся у него брате. «Вернее, брате наполовину», — поправила она себя.

Она не могла не размышлять о том, чем было вызвано это нежелание: неприязнью, снисходительностью или жалостью, как у Ги. «Было ли презрительное отношение к нему братьев вызвано тем, что мать Стефано, любовница Умберто, происходила из туринских трущоб? В довершение своего злополучия он был от рождения колченогим, что усиливало неприязнь братьев».

Как ни сильно любила Лаура мужа, она никогда не одобряла его отношения к Стефано — ведь ни родителей, ни внешность он себе не выбирал. Она всегда ощущала нечто вроде симпатии к этому отщепенцу. В отличие от скучноватой помпезности нижних этажей палаццо Росси, апартаменты Энцо были прелестны и не раздражали ее художественный вкус. Несмотря на яркую обивку мебели и стен, гостиная, застеленная ковром ручной работы палевого цвета, с вытканными по нему рисунками трав, не выглядела кричащей. Складная скамеечка для ног была покрыта шерстяным гобеленом, с рисунком, делающим его похожим на шкуру зебры. На зубчатых карнизах вдоль высоких продолговатых окон, выходящих на улицу, висели портьеры из тяжелого бархата цвета топаза. Она подозревала, что книжный шкаф орехового дерева, инкрустированный флорентийской антикварной мозаикой, — поистине бесценен.

Но именно коллекция произведений искусства, собранная Энцо, позволила ей судить о вкусе этого человека и в полной мере явила богатство, от какого отрекся Ги, чтобы доказать свою независимость. Над раскладным диваном в художественном беспорядке красовались гуашь Дюбюффе, яркая абстракция Фрэнка Стеллы и несколько литографий Пикассо. В одном углу на подставке орехового дерева выполненная в бронзе Генри Муром скульптура демонстрировала физическую мощь рельефно отлитых мускулов. В другом — три деревянных, потускневших и пострадавших от времени, изваяния святых, похищенных, как она предполагала, из какой-нибудь развалившейся церкви, были расставлены таким образом, что казалось, будто они разговаривают друг с другом.

— Энцо, твоя коллекция произведений искусства… ё magnifico! — воскликнула она, незаметно для себя завершив фразу на его родном языке.

Он не замедлил отметить это обстоятельство. «Словно она родом из этих мест, — мелькнуло у него в голове. — Словно эта комната предназначена для нее и только ждала ее одобрения».

Моментом позже он себя одернул. «Нет, не для нее, она вдова погибшего брата и долго в Италии не останется. Если эти аргументы для тебя не убедительны, — внушал себе Энцо, — найди другие. Ты же не желаешь портить сон и настроение из-за этой женщины?»

— Рад, что тебе понравилось, — ответил он, грустно улыбнувшись. — Пошли, я покажу вам одну из комнат, предназначенных для гостей, там вы с Паоло сможете принять ванну и переодеться.

После душа они надели: Паоло — шорты и футболку, Лаура — мягкий розовый свитер и шелковую с рисунком юбку — набор из предыдущей коллекции «Новинок Росси», и Энцо отвел их поесть в одно из своих любимых кафе на площади Сан-Карло.

— Это кафе — одно из старейших в городе, самое традиционное, — пояснил он, когда официант указал на столик у окна, со скатертью, украшенной кружевной отделкой по краям. Отсюда открывался вид на уютную старинную площадь, окруженную магазинами с портиками и ресторанами, побеленными в светлые тона. Обращало на себя внимание множество окон с серыми ставнями.

По словам Энцо, клиентуру кафе — он указал глазами на трех величавого вида женщин, занятых едой и разговором, и на одетых по-местному пожилых мужчин, читающих газеты за чашкой чая и пирожными, — в основном составляют «старые» туринцы, зажиточные, самодовольные и добродушные.

— Турин похож на двуликого Януса, — говорил Энцо. — Второй по богатству город в Италии стал колыбелью рабочего движения и «красных бригад». Многие рабочие автомобильных заводов живут в настоящих трущобах. Нам придется проехать через рабочий квартал, и ты сама убедишься в этом. Как производители исключительно дорогих спортивных и гоночных машин, мы платим своим рабочим зарплату выше средней. Но дело не только в нас.

После того как они покончили с салатом из зелени и трюфелями, а Паоло — со сливками в шоколаде, Энцо повез их на завод Росси. «По сравнению с «Фиатом» это относительно небольшое предприятие», объяснил он Лауре. Они как раз въехали в рабочий район, действительно производивший жалкое впечатление. Дальше начиналась территория завода.

Через ворота в замшелой кирпичной стене они! попали на просторный внутренний двор с пронумерованными участками для парковки автомобилей сотрудников завода и посетителей. На высокой мачте развевался флаг с эмблемой Росси — увенчанный короной, вставший на задние лапы лев на. голубом фоне.

Энцо лихо развернулся и поставил машину возле выполненного из стекла и стали входа в пятиэтажный производственный корпус.

— С чего начнем? — осведомился он с ухмылкой, бросив взгляд на Паоло. — С музея? Или сперва посмотрим конвейер, где делают гоночные автомобили?

Мальчик пришел в сильное возбуждение.

— Пожалуйста, туда, где делают гончие машины, — попросил он.

Но Энцо сперва повел их в конструкторское бюро, где полдюжины инженеров без пиджаков, в халатах, склонились над кульманами.

— Вот с этого и начинается каждая новая машина — с чертежа, — объяснил Энцо племяннику. — Он должен быть сделан очень тщательно и все расчеты выполнены очень точно, иначе автомобиль не поедет.

— А ты когда-нибудь чертил автомобиль? — спросил Паоло.

Энцо кивнул.

— Чертил однажды, вернее, помогал. Мой отец был убежден, что я должен приложить руку ко всему, включая работу на конвейере, прежде чем он определит меня на место.

Пройдя на огромную площадку, где находился сборочный конвейер со стальными перекрытиями над головой, они смотрели, как крепят дверцы, собирают двигатели, красят кузова. Хотя некоторые наиболее вредные операции выполнялись под управлением компьютеров, Лауре объем работ, осуществляемых вручную, показался огромным. Везде, куда бы она ни глянула, копошились рабочие, обтачивая детали столь же тщательно, как Микеланджело отделывал своего «Давида».

Как ни странно, но Паоло понравилась литейка, где отливали блоки для двигателей. Добавляя различные компоненты в котлы с расплавленным серебристым металлом, в очках, перчатках, в огнеупорных костюмах, литейщики мешали эту «ведьмину похлебку» лопатками с длинными ручками, слегка отступая назад только тогда, когда смесь, забурлив, выплескивалась, вспыхнув ярко-оранжевым адским пламенем.

Паоло явно понравилось сидеть за рулем низкой, обтекаемой модели красного цвета, с дверцами, похожими на крылья чайки,

— Когда-нибудь, — объявил он матери, блестя глазами, — я буду водить такую же машину.

Энцо взъерошил ему волосы.

— Когда-нибудь ты для себя ее и сконструируешь.

Пока они шли к участку, который находился в конце производственного корпуса, Энцо говорил о четырехтактных цилиндрах и размерах двигателе и. Лауре это казалось китайской грамотой, зато Паоло слушал дядю с напряженным вниманием, уверяя, что все понимает. Несмотря на юный возраст, мальчишка был без ума от машин, и разговоры про карбюраторы и клапаны казались ему волшебной сказкой.

«Это у него фамильное, — подумала Лаура. — Страсть к машинам и скорости досталась ему в наследство от отца. И Энцо, кажется, этим очень доволен».

Их экскурсия по заводу была внезапно прервана, когда по дороге в музей они зашли в кабинет Энцо. При виде их секретарша стремительно вскочила на ноги.

— Синьор Росси… вас бабушка разыскивает! — воскликнула она. — С вашим отцом… С ним случился удар.

«Только не это! Вдруг наш неожиданный приезд так его взволновал?» — в отчаянии думала Лаура, прижимая Паоло, чтобы он вел себя потише.

Изменившись в лице, Энцо снял трубку и стал набирать номер. Его разговор с бабушкой, восьмидесятисемилетней Эмилией да Сфорца-Росси, был коротким.

— Не думаю, что ситуация критическая, — сказал он в ответ на встревоженный взгляд Лауры, когда положил трубку. — Я уже говорил, что он перенес несколько подобных ударов. Но вне всякого сомнения, каждый такой удар ухудшает его состояние. Нам лучше отправиться к ним прямо сейчас.

Они вернулись в палаццо Росси, чтобы забрать вещи, и очень скоро были уже в дороге. Хотя настроение у них было мрачное, Энцо опустил верх автомобиля сразу, как только выехали из Турина, так как погода стояла отличная. Безразличное ко всему веселое солнце согревало их лица.

Вскоре замелькали фермы, леса и небольшие речки. Склоны холмов, покрытые виноградниками, были похожи на те, которые Лаура видела с самолета. К восторгу Паоло, они проехали мимо средневекового замка, расположенного на неприступной скале. Хотя его стены были в плохом состоянии, а в башенках, судя по всему, вили гнезда птицы, все равно замок выглядел впечатляюще.

— Здесь жили драконы и рыцари? — спросил Паоло.

— Насчет драконов не уверена, дорогой, — ответила она; волосы упали на лицо Лауры, когда она повернулась к нему. — Они не считались любимыми домашними животными.

Скрыв глаза за солнцезащитными очками, Энцо все внимание сосредоточил на дороге. Время от времени он потирал переносицу, словно страдал от головной боли. Казалось, чем ближе они подъезжали к дому Росси, тем хуже у него становилось настроение.

«Естественно, что он тревожится, — пыталась убедить себя Лаура. — Ведь речь идет о жизни его отца». Однако она не могла отделаться от мысли, что болезнь Умберто не единственное, что беспокоит Энцо. «Неужели предстоящая встреча с близкими заставила Энцо замкнуться в себе? — размышляла она. — Неспроста у него такое угрюмое настроение».

Лауру тоже беспокоила встреча с семейством! Росси, да еще в такой тяжелый момент, она сильно! заволновалась, когда они свернули с трассы и въехали на частную дорогу, вдоль которой росли кипарисы. Ее волнение перешло чуть ли не в панику, когда впереди показалась вилла Волья.

По стилю скорее флорентийский, чем туринский, загородный дом Росси был прекрасным образцом архитектуры эпохи Ренессанса. Покрытый потемневшей от времени розовой штукатуркой и облицованный каменными плитками кремового цвета, с черепичной крышей, дом имел два небольших одинаковых крыла; на втором этаже, по центру, шел балкон, внизу, под ним, — колонны с арками.

Каменные ступени вели к широкому крыльцу. По бокам от входа, скрытого между колоннами были продолговатые окна, высотой от начала до конца этажа.

Имелась также смотровая башенка или «голубятня», как величал ее покойный муж Лауры. Он рассказывал ей о родном доме, но она не ожидала, что; вилла Волья столь красива. Самым удивительным! было то, что фонтан в центре сада показался ей знакомым и вызвал смутное воспоминание. «Большинство итальянских загородных домов имеют фонтаны, — убеждала она себя. — Здесь не может быть никакой связи ни с моим сном, ни с тем, что Энцо привез нас сюда. Так почему же мне чудится во всем этом какая-то связь?»

Энцо остановил машину у подножья лестницы — и тут же появился слуга, чтобы забрать вещи. За ним следовала тонкая, темноволосая, изумительной красоты молодая женщина, которая не спустилась навстречу, а осталась на крыльце, прислонившись к балюстраде.

— Наконец-то! — воскликнула она по-итальянски, обращаясь к Энцо и стараясь не замечать присутствия Лауры и Паоло. — У него сейчас врач. Бабушка только что тебя вспоминала.

Хотя и встревоженный сверх всякой меры, Энцо не забыл об учтивости.

— Лаура, это моя сестра — Кристина! — сказал он по-английски, пока они поднимались по лестнице. — Кристина, я хотел бы, чтобы ты позаботилась о наших родственниках из Америки. Пока я буду у отца, займись этим… скажи Джемме, пусть покажет им их комнаты.

Его невысказанный упрек не пропал даром.

— Как поживаете? — с вынужденной улыбкой осведомилась Кристина у Лауры. По-английски сестра Энцо говорила с сильным акцентом. — Не хотите ли перекусить? Или после столь долгого путешествия вы предпочитаете отдых?

После ленча в туринском кафе они еще не проголодались. И Паоло действительно нуждался в отдыхе. Лауре тоже хотелось побыть одной, чтобы разобраться в событиях последних дней, а главное — понять: откуда у нее загадочное ощущение, что и сад и фонтан ей что-то напоминают. «Я предпочла бы встретиться с семьей Росси позже, вместе с Энцо, чтобы в случае чего он мог за нас заступиться», — подумала она.

— Я счастлива, что мы наконец познакомились, Кристина, — ответила она со слабой, также натянутой улыбкой. — Что касается ваших предложений, то я выбираю отдых. Надеюсь, наше присутствие не окажется для вас слишком обременительным?

Ничего не сказав в ответ, Кристина кивнула, и они вчетвером вошли в дом, миновав полуоткрытую лоджию, и проследовали в строгий, но прелестный зал с потускневшими фресками, прогладывающими сквозь краску, нанесенную на них в XIX веке. Пол был из черно-белого мрамора. По стенам сверху шел тронутый временем лепной орнамент, изображающий фигурки в замысловатых позах.

У каждой стены были лестницы, ведущие на второй этаж. Положив руку на позолоченный столбик перил одной из этих лестниц, Энцо извинился за то, что вынужден покинуть Лауру в такой момент.

— Мы увидимся вечером за обедом, — пообещал он. — Тогда я представлю тебя всем.

Внутреннее напряжение, отразившееся на eго лице, напомнило Лауре тот день, когда она увидела его впервые. Он вновь стал похож на человека d портрета в Институте искусств.

— Не беспокойся за нас, — ответила она с несколько большей уверенностью, чем испытывала на самом деле, — мы в полном порядке. Сейчас в твоем внимании больше всего нуждается больной отец.

Подарив ей благодарный взгляд, он стремительно поднялся по лестнице. Пока Кристина звонком вызывала служанку, Лаура разглядела рыхлого, не приятного мальчика лет восьми, который подглядывал за ними через приоткрытую дверь боковой комнаты.

— Мой сын Бернардо! — коротко сообщила Кристина, избегая полного представления. — А… вот и Джемма! Надеюсь, вы не обидитесь, если я передам вас на ее попечение и вернусь к отцу.

Лаура ответила утвердительно, обрадовавшись возможности собраться с мыслями. Взяв Паоло за руку, она пошла за приветливой молодой служанкой вверх по лестнице в комнаты, отведенные для них. С каждым сделанным шагом ее беспокойство все возрастало, но ничего особенного или знакомого в спальнях и гостиных, предназначенных для них, Лаура не заметила.

«Все из-за того, что Ги описал мне дом, — уверила она себя. — Вот поэтому мне и показалось, что я здесь уже бывала».

Однако, когда они вошли в гостиную с высоким потолком, которая отделяла ее спальню от спальни Паоло, она поняла, что причина не в этом. Почти сразу же в ее ушах зазвенело. С внезапностью лавины легкое головокружение, смешение цветов и красок — словом, все то, что она испытала, глядя на портрет дворянина эпохи Ренессанса, обрушилось на нее вновь.

«Нет! — поклялась она. — Я не позволю, чтобы это произошло! Должно же быть какое-то разумное объяснение всему!» — страшно побледнев, она вцепилась в спинку обитого бархатом кресла в поисках опоры.

Паоло смотрел на нее испуганным взглядом.

— Мама! — воскликнул он дрожащим голосом.

— Что-нибудь не так, синьора? — спросила Джемма с выражением тревоги на лице.

С большим усилием Лауре удалось справиться с головокружением и отогнать подступавшие галлюцинации.

— Ничего страшного! Небольшой сон все поправит, — ответила она, отпуская спинку кресла и выпрямляясь. — Мы тянем на втором дыхании с того момента, как покинули Чикаго. Вещами мы займемся позже. Я бы хотела уложить сына в кровать… и прилечь сама ненадолго.

Хотя служанка далеко не была убеждена, что; американскую синьору следует оставить одну, она удалилась, кивнув в знак согласия.

«Мне надо обратиться к врачу, как советовала! Кэрол, — упрекнула себя Лаура, помогая Паоло снять ботинки, а затем укрывая его вышитым покрывалом. — Если врач ничего не обнаружит, я по крайней мере буду знать, что во всем виновато мое воображение».

Внутренний голос упорно говорил ей, что врач! не поставит ей никакого диагноза и не спасет от: видений.

«Они имеют отношение к портрету, — внушал ей внутренний голос, — и… к Энцо, если ты желаешь посмотреть в лицо правде. Держись от него подальше, иначе твои приступы участятся».