"Выйти замуж за принца" - читать интересную книгу автора (Дженсен Кэтрин)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дрожащими руками Эллисон отогнула все четыре клапана и раздвинула несколько слоев тончайшей, лиловой с золотом, оберточной бумаги. Она узнала и цвет, и рисунок упаковочного материала. Конечно же, из шикарного магазина одежды в Манхэттене. Однажды они с Дианой, подначивая друг друга, осмелились войти внутрь через стеклянные двери, и сестра купила ей ко дню рождения шелковый шарф, стоивший в два раза дороже, чем любая вещь из гардероба Эллисон.

Затаив дыхание, она просунула руку под шуршащую бумагу и коснулась чего-то мягкого, шелковистого, струящегося. Кончиками пальцев ухватила и вытащила ткань. Это было платье из бледно-синей переливчатой материи. Самое красивое платье, какое она когда-либо видела!

Подкуп! Якоб думал: если подарит ей что-нибудь дорогостоящее, то сможет подчинить ее своим желаниям. Ведь именно так он подкупал, соблазнял и заманивал в постель бесчисленное множество женщин.

Эллисон разжала пальцы, и тонкий шелк скользнул обратно в коробку.

— Я вам покажу, ваше королевское высочество, — проговорила она сквозь зубы.

Якоб стоял на носу «Куин Элиз», держа в одной руке бокал с охлажденным мартини, сигару в другой, и смотрел, как с катера высаживают очередную группу гостей. Яхту уже заполнила толпа изрядно подвыпивших завсегдатаев светских увеселений. Некоторых он узнал — встречался с ними в офисе ООН, когда был там по поручению отца. Остальные — местные политики, журналисты и ответственные сотрудники корпораций, желающих открыть филиалы в Эльбии. Был тут и драматург, недавно с успехом поставивший на Бродвее два мюзикла и комедию. Они охотно пили его шампанское и угощались закусками с подносов, которые разносили официанты из единственного в Нантикоке ресторана.

Среди этих людей, лучезарно улыбающихся принцу и рассыпающихся в пожеланиях доброго здоровья его отцу, Элли не было.

Прошел час, и катер пристал к яхте еще раз. На нем не было никого, кроме молодого шкипера в белой парадной форме и единственной пассажирки. Якоб потерял интерес к гостье, как только увидел, что она не в переливающемся синем платье, которое он купил для Элли. Но вдруг вместе с солеными брызгами ветер донес до него слабый аромат знакомых духов. А потом Якоб увидел маленькую фигурку, поднимавшуюся по кормовому трапу. В лучах предвечернего солнца волосы молодой женщины отливали золотом. Зачесанные назад, они струились по спине длинными гладкими прядями, которые чуть трогал морской бриз. На ней не было синего платья, гостья была в шелковом брючном костюме, но сомнение исчезло — это Эллисон!

— Добро пожаловать на борт! — крикнул Якоб поверх толпы гостей. Он заметил, что в руке у нее большая парусиновая сумка. Вещи для ночлега? Якоб ощутил прилив надежды.

Заслонив глаза рукой от солнца, Эллисон, чуть улыбаясь, смотрела на него.

— Ты выглядишь потрясающе! — сказал он, отметив про себя, что почти все гости внимательно наблюдают за ним и вновь прибывшей.

— Спасибо, — чопорно поблагодарила она.

— Платье, которое я тебе купил, не подошло?

— Я не привыкла принимать подарки от незнакомцев!

Незнакомец! Но ведь они спали в объятиях друг друга! Были близки так, как редко бывают близки люди!..

— Возможно, нам удастся исправить эту ситуацию, — произнес он спокойно, улыбнувшись ослепительной, чуть небрежной улыбкой, с которой начинались многие его победы. Наклонившись к ее уху, он прошептал: — С наступлением темноты большинство гостей уедет.

— И я с ними, — коротко ответила Эллисон. — Я приехала лишь затем, чтобы вернуть вот это.

Она протянула ему сумку. В ней, скомканное, лежало синее платье.

— Очень жаль — я думал, ты обрадуешься.

— Ты считаешь, женщина должна прыгать от радости, если ей бросить дорогую вещицу? — Она небрежно отвернулась и окинула взглядом палубу. — А где еда? Я умираю от голода!

И Эллисон неторопливо пошла по палубе, мило улыбаясь и здороваясь с гостями.

Она им пренебрегла! Такого удара Якоб еще не получал!

Вероятно, надо было сразу подарить ей бриллиантовый браслет — его обычный второй подарок. Но Эллисон и его могла отвергнуть — швырнуть браслет в лицо! Что за женщина? Неужели она не ценит настоящее качество?

У Якоба было такое ощущение, будто он стоит под палящим солнцем, хотя с наступлением фиолетовых сумерек начало холодать. Зажглись гирлянды из миниатюрных лампочек, их золотистый отсвет лег на палубу. Якоб сунул сумку с платьем под мышку и зашагал к трапу. В кают-компании Эллисон разговаривала с пожилой супружеской парой. Он бросил на супругов мрачный взгляд. Те вежливо закончили разговор и ретировались. Якоб схватил Эллисон за руку, которую та протянула к подносу за маринованной мидией.

— Что за номер ты пытаешься отколоть?

— Отколоть? — невинным тоном спросила она.

— Да, отколоть! Думаешь повысить ставки, вернув мне платье? Чего ты от меня хочешь? — Он схватил Эллисон за руку, но она вырвалась.

— Я не нуждаюсь в подарках!

— Понятно, — медленно произнес он. — Ты хочешь от меня чего-то большего! Ну так не стесняйся, выкладывай! Чего же?

Она пронзила его холодным вызывающим взглядом.

— Мне от тебя ничего не надо, Якоб. За этим я и приехала сюда сегодня — чтобы было все ясно.

— Ты лжешь.

Она не разозлилась, как он ожидал, а только смерила его с ног до головы все тем же холодным, изучающим взглядом.

— А зачем мне лгать? У тебя с женщинами всегда так? Они всегда чего-то хотят от тебя? Так вот: мне от тебя ничего не надо! Если тобой увлекается женщина, у которой есть хоть капля здравого смысла, то она знает, что ее бросят через несколько недель. Поэтому она смотрит на тебя так же, как ты на нее! Ты берешь от нее все, что можешь, а она берет от тебя единственное, что ты можешь предложить, — дорогие побрякушки или тряпки!

— Послушать тебя, так я просто какой-то пошляк! Я вовсе не такой. Спроси Томаса!

Она рассмеялась и покачала головой. Колыхнулась гладкая золотистая волна волос.

— А кто такой Томас? Твой слуга?

С ума сойти! Кто дал право этой библиотекарше критиковать его?!

— Что ж, верно... Томас — мой шофер и телохранитель, но он еще и мой друг.

— И я уверена, получает щедрое вознаграждение за то, что в любом споре всегда принимает твою сторону, — съехидничала Эллисон.

— Он был моим шофером, пока я учился в Оксфорде. После этого стал моим личным помощником. Томас был со мной и когда я учился в Йельском университете. Он уезжал в отпуск тогда... два года назад, когда мы встречались.

— Значит, обо мне он не знал? — спросила Эллисон.

— Нет! — Почему у него возникает желание виновато опустить глаза каждый раз, когда она говорит с ним о прошлом? Он не привык раскаиваться в своих поступках. Да, но ведь до встречи с Эллисон ни один из его романов не заканчивался рождением ребенка. — Послушай, я не принуждал тебя стать моей любовницей. Не соблазнял тебя своим богатством, не обещал поездку в Альпы на уик-энд, не покупал тебе дорогих украшений...

— Верно, — подтвердила она, — потому что, к счастью, у тебя тогда хватило ума понять, что на меня такие вещи не действуют.

— Но мог бы пообещать жениться на тебе или остаться с тобой навсегда. И даже никогда не говорил, что люблю тебя... — продолжал защищаться Якоб.

— Действительно, не говорил, — признала Эллисон. Голос ее звучал подавленно и глухо. Глаза на мгновение затуманились. — Но ведь и я тоже не говорила, что люблю тебя.

Ее слова кольнули так, что перехватило дыхание. Возникло такое чувство, будто ему сначала дани нечто бесценное, а потом внезапно выхватили из рук. Якоб никогда много не размышлял о любви — для него быть любимым означало не быть одному. Да он никогда и не был один. Вокруг него всегда роились люди — заботились, отвечали на его вопросы, выполняли его желания, развлекали.

Пять лет назад умерла его мать, но странное дело — он редко вспоминал о ней. Королева почти всегда была занята и не могла проводить с сыном много времени. И, уж во всяком случае, никогда не говорила, что любит его. Но он был единственным ребенком и в любви матери не сомневался. Любовь никогда не была для него проблемой. Собственно говоря, Якоб толком и не знал, что это такое.

— Тебе что-то все-таки нужно! — Он заглянул в ее глаза. Странное чувство — ты и могуществен и беспомощен одновременно. Получается, не так уж сильно отличаешься от других.

Эллисон невозмутимо встретила его взгляд.

— Да, наверное, мне что-то нужно. И я скажу тебе, что, — заговорщически прошептала она. — Полжизни отдала бы сейчас за приличный сэндвич с ветчиной! Здесь все так вкусно, но уж больно порции малы — пришлось бы клевать целую неделю, чтобы наесться.

— Перестань, Элли! Скажи, чего ты хочешь, и хватит этих игр! Дело в малыше, верно? Тебе нужны деньги для него. Прекрасно! Ты их получишь. Но если хоть слово об этом просочится в прессу, то... — Он не закончил.

— Ах ты, напыщенный, избалованный сопляк, — процедила Эллисон сквозь зубы. — Я еще не встречала никого, кто был бы так зациклен на самом себе, как ты, Якоб фон Как-там-тебя!

— Я предлагаю тебе любую сумму, какую ты назовешь, для ребенка, которого я в глаза не видел, — возразил он. — И даже не уверен, что он мой! Мне кажется, что предложение чертовски щедрое, леди!

— Вот именно поэтому ты и заслуживаешь всех тех эпитетов, которыми я тебя наградила. Мне не нужны твои деньги, Якоб! Мне надо, чтобы ты ушел и оставил нас с сыном в покое. Пропусти меня! Я хочу уехать.

И он понял. Ей действительно ничего от него не было нужно — только чтобы он оставил ее в покое. Впервые в жизни он встретил женщину, которая не собиралась использовать его. Власть, деньги, престиж, право хвастаться, что спала с принцем... Она отмела все! Что же делать?

Он догнал ее уже у трапа.

Томас, сурово нахмурившись, встал между ними.

— Ваше королевское высочество, возможно, леди предпочитает побыть в одиночестве в ожидании катера.

Якоб не верил своим ушам. Они объединились против него!

— Я ничего ей не сделал!

— Принц действительно не причинил мне вреда. Я... я просто устала, и мне пора домой. — Эллисон с благодарностью протянула руку Томасу.

Англичанин с секунду внимательно изучал ее лицо, потом пожал руку и отступил назад.

— Я сейчас вызову катер, — негромко сказал он. — И буду поблизости, если вам что-нибудь понадобится, мисс.

Она кивнула и, отвернувшись, уставилась на воду.

Якоб наклонился над Эллисон.

— Ты права, — прошептал он. — Тому, как я поступил с тобой, нет никакого оправдания. Когда я ушел от тебя так... Я всегда так поступал. Научился пользоваться тем... тем, кто я есть.

— А какая разница, кто ты есть? — тихо спросила Эллисон. — Ведь чувства имеются у всех. Когда тебя бросают, это больно — и совсем не зависит от того, кого ты любила — бедняка или миллионера...

Он покачал головой. Как объяснить, чтобы она поняла?

— Я не должен был заходить с тобой так далеко. Это моя вина, не твоя. Я могу жениться только на женщине королевской крови...

Ее взгляд задумчиво скользил над водой, пронизанной серебряными нитями лунного света.

— Значит, от простолюдинок вроде меня ты всегда так сбегал?

Простолюдинка! Что за нелепое слово! И уж во всяком случае, не для Эллисон. Вот уж кого никак не назовешь обыкновенной женщиной, думал он.

— Видишь ли, придет время, и я буду вынужден выбрать жену-аристократку.

— Очень интересно, — сухо заметила Эллисон. — И когда же такое время наступит?

— В конце этого года, в Рождество.

Эллисон прикрыла глаза. Бедный Якоб!

Стоит пожалеть его, не так ли?

— Вот как, оказывается, распланирована твоя жизнь. Тебе позволено выбрать жену из горстки одобренных двором женщин, и ты должен жить с нею до конца жизни?

— Ну, не совсем так... — Якоб смущенно откашлялся.

Он вздохнул, оглянулся на Томаса, который разговаривал с кем-то из гостей, наверняка принося им необходимые извинения за плохое настроение принца.

— Я хочу все тебе объяснить. После того, как я так... обошелся с тобой, это самое малое, что я могу сделать. Ты не могла бы остаться ненадолго, когда все разъедутся?

— Я... я не знаю, — с сомнением ответила Эллисон. — Я оставила ребенка с сестрой. Диана и так весь день возилась с целой оравой малышей.

— Позвони ей и спроси. Пожалуйста! — Это слово далось ему нелегко. — Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Она сжала губы и, глядя на темнеющий горизонт, нервно побарабанила пальцами по медному поручню.

— Не знаю, разумно ли это...

— Обещаю тебе, Элли: против твоего желания я не буду ничего предпринимать.

Она стояла молча, а когда снова взглянула на него, Якоб понял, что решение принято.

— Хорошо. Я останусь, но только до полуночи. Я позвоню Диане.

Эллисон никак не ожидала, что следующий час будет таким трудным. Аппетит она потеряла и почти ни с кем не могла поддерживать разговор. И хотя она демонстративно отошла от Якоба подальше, всякий раз, когда в поле ее зрения попадала его высокая фигура, приходилось глубоко дышать, чтобы сдержать бешеное сердцебиение.

Якоб держался с гостями как любезный хозяин. Но все время искал ее глазами, словно желая убедиться, что Элли еще на яхте.

После одиннадцати гости начали покидать яхту, и наконец они оказались одни — настолько, насколько это было вообще возможно для принца. Оставались капитан, несколько матросов, кок и еще двое официантов для обслуживания кают. И, конечно, Томас, незримо присутствовавший где-то рядом.

Их разговор состоялся в личном салоне Якоба. Длинный, изогнутый диван с обивкой из кремовой кожи занимал три стены. В центре — бар с напитками и пульт дистанционного управления для всевозможной развлекательной аппаратуры. С потолка свешивался телеэкран.

— Шампанского? — спросил он, когда Эллисон, выбрав местечко в уголке дивана, удобно расположилась там, подобрав под себя ноги.

— Пожалуй, я бы выпила колы.

Кивнув, он наполнил два бокала и присоединился к ней, но сел на расстоянии. Довольно долго они молча пили колу.

Якоб нервничает, как и она! Почему? Зачем он вообще тратит время на женщину, которая уже сказала, что спать с ним больше не будет, что ей от него ничего не надо и что она собирается хранить его тайну безвозмездно?..

Разве что... разве что оправдываются ее худшие опасения и он собирается отнять у нее Крея?! Тогда ей лучше узнать его намерения сейчас, немедленно! Она будет бороться с ним до последнего вздоха!

Наконец Якоб негромко откашлялся и заговорил:

— Я считаю, что твой сын — это также и мой сын... — Он поднял руку, заметив ее протестующее движение.— Этим я хочу сказать, что он появился в результате нашей любви, вот и все. Я никогда не буду пытаться отнять его у тебя, Эллисон! Я с тобой искренен. Более того, я не оставил бы тебя беременной, но я ведь ничего не знал! Правда, собирался расстаться с тобой, что, собственно, и сделал. Но... ты изменила меня... И теперь все так запуталось!..

— Что запуталось?

— Не знаю. Теперь я как бы пытаюсь жить двумя разными жизнями — из-за твоего... нашего ребенка. Видишь ли, я всегда думал, что в конце концов женюсь на предназначенной для меня женщине, может быть, и не так скоро, как хотел бы мой отец, но... И когда взойду на трон, она станет королевой. Если же кого-нибудь полюблю, то найду способ быть с ней...

— Ты хочешь сказать, что помимо жены, королевы, имел бы еще и любовницу? — Эта мысль ужаснула ее. Но ей было известно, что властительные особы поступали так на протяжении всей истории.

— Да, — признался Якоб. — Мой брак был бы чисто политическим. — Он поставил пустой бокал на столик и выжидательно взглянул на нее.

Эллисон спокойно встретила взгляд его темных глаз, хотя сказанное поразило ее. В груди полыхнуло жаром, который перекинулся на шею и щеки.

— Нет, Якоб, — прошептала она. — Я никогда не смогла бы жить в такой лжи.

— Это не обязательно должно быть ложью! — Он словно пытался успеть высказаться до того, как его остановят. — В просвещенном обществе с пониманием относятся к таким вещам. Мы даже могли бы вместе путешествовать. А у Крея — его ведь так зовут? — было бы все самое лучшее! Вы с ним жили бы в прекрасном доме, и у тебя никогда не возникло бы ни малейшей заботы о деньгах ни на свои личные нужды, ни на его образование. А я проводил бы как можно больше времени с вами обоими, и...

Кончиками пальцев Эллисон прикоснулась к его губам. В глазах Якоба она прочитала гораздо больше, чем он мог выразить словами. Одинокий, несчастный человек! Ему предстояла жизнь без любви, без верной спутницы, потому что в его мире действовали совсем другие правила.

— Я бы никогда не смогла так поступить, — шепотом повторила она. — Мне безразлично, что позволяет твое просвещенное общество. Для меня важны те, кого я люблю. Что я должна буду сказать Крею, когда он вырастет? Как ему тебя называть? Отцом? Или придется внушить мальчику, чтобы он называл тебя дядей Якобом? — Она горько усмехнулась. — А что я скажу своим родителям? Они здравомыслящие, обыкновенные, хорошие люди; они воспитали меня в уважении к браку и верности. Два года назад, когда мы были вместе, я думала, что... — Она убрала руку с его губ. — Ладно, не стоит об этом!

Его взгляд был серьезен.

— Ты полагала, что мы любим друг друга и станем мужем и женой?

— Да! — Она встала. — Но мы это уже обсуждали, так что...

Дотянувшись через кожаные подушки, он взял ее руки в свои и поцеловал пальцы.

— Мне очень жаль, Элли. Очень. Я не хотел вводить тебя в заблуждение или бросить, как я это сделал. Просто...

— Я знаю. — Она оперлась на руки и встала. Все уже сказано. Незачем терзать друг другу душу. Эту боль не унять никакими словами. Их желания и стремления абсолютно различны. Несмотря на смятение чувств, все ясно.

— Не уходи, — с трудом проговорил Якоб. Она посмотрела на него сверху вниз и увидела в глазах то, чего больше всего боялась, — растущее желание. Эти глаза затягивали в свои глубины, не отпускали. Эллисон замотала головой.

— Нет, Якоб. Не надо...

Он притянул ее и усадил на диван рядом с собой.

— Просто посиди со мной еще немного. Команда... и Томас... все заняты и не придут сюда. Я запер дверь — на всякий случай.

— Не могу, — сдавленно проговорила она.

Но его голос, продолжавший умолять, звучал завораживающе. А от губ, слегка касавшихся кончиков ее пальцев, по рукам расходились волны наслаждения. В истоме Эллисон откинула голову назад и закрыла глаза.

Нахлынули воспоминания — как она была счастлива тогда!

— Я стал твоим первым мужчиной, верно? — Его губы уже двигались по ее руке от локтя к плечу.

— Да... — Будь это годом, месяцем или часом раньше, Эллисон ни за что бы не призналась бы ему в этом, но сейчас у нее не хватило сил отрицать правду.

Горячие губы оставили цепочку легчайших поцелуев вдоль изгиба ее плеча, перешли на шею...

— А после меня был кто-нибудь?..

— Нет, — прошептала она. — Никого...

— Господи, Элли! — Его голос стал хриплым от страсти. — Если бы я мог превратиться в другого мужчину!

Но ты, увы, не можешь, подумалось ей. С трудом приоткрыв глаза, она увидела его совсем близко. Она плыла в море огненных ощущений. Комната накренилась, завертелась, осталась далеко внизу. Эллисон казалось, будто она взлетает куда-то вверх, на гребень вулканической лавы, и спасения ей нет.

Но она и не пыталась сейчас спасаться от Якоба. Ей хотелось испытать все, что он ей давал. Она жила одним этим мгновением.

Якоб прижал ее к себе. Эллисон не сопротивлялась. Прошло так много времени с тех пор, как она последний раз занималась любовью. И за все это время ей ни разу не хотелось быть с кем-нибудь другим — только с Якобом!

Долгие месяцы одиночества, заботы материнства, работа и просто каждодневная рутина бытия — весь этот тяжкий груз больше не давил на нее. Да, бывали и счастливые минуты. Как же иначе, когда в доме ребенок! Но любовь к сынишке, к родителям, к сестре сильно отличалась от любви к мужчине, которому суждено быть спутником всей ее жизни. Именно так она думала тогда о Джее — молодом человеке, который в один солнечный день на берегу навеки покорил ее сердце. Ее мечты оказались лишь фантазией. Совсем другой мужчина — принц Якоб, наследник эльбийского престола и плейбой по призванию — вот ее реальность.

Реальность... фантазия... Все перемешалось у Эллисон в голове, когда она поддалась пьянящим поцелуям Якоба. Со вздохом она сдалась в плен его голоса, рук и губ, и тогда развеялись все сомнения.

— Ты моя, — говорил Якоб нараспев низким, звучным голосом. — Моя... моя... моя... моя Элли.

Она вцепилась в его плечи, чувствуя, что сердце готово взорваться, и зная только, что весь ее привычный мир рушится. Но до этого уже не было никакого дела, потому что забытье оказалось так прекрасно!