"Недоступный мужчина" - читать интересную книгу автора (Пик Лилиан)Глава 2На следующий вечер Розали надела платье, на котором смешивались желтые, красные и фиолетовые тона. Оно было без рукавов, с низким вырезом и сидело на ней как влитое. Рассматривая себя в зеркале, она попыталась взглянуть на него глазами других людей. Может, платье все же немного кричащее? Может, она и правда пытается привлечь к себе побольше внимания, как утверждает ее отец? «Может, и так, — подумала Розали, — но мне, если честно, наплевать». Она провела расческой по своим светло-каштановым, завивающимся на концах волосам, наложила тени, чтобы придать больше глубины ореховым глазам, и тут внизу раздался звонок. Она бегом спустилась по лестнице, чтобы встретить Никола, и распахнула дверь. — Привет, дорогой, — проговорила Розали и осеклась. — Привет, мисс Пархэм… э… дорогая. — На пороге, вежливо улыбаясь, стоял Адриан. — О, ради бога, извините! — выпалила она. — Я… я ждала другого человека. — Я так и понял. — Проходя в холл, он бросил взгляд на ее платье, но ничего не сказал. — Вы пришли к отцу? — К кому же еще? Разумеется, не к вам. У меня и в мыслях не было мешать чужому удовольствию. — Не понимаю, о чем вы. Он скептически поднял брови и прошел в кабинет. Вскоре пришел Никол. Розали провела его в гостиную, где он ее обнял. — Дорогая, прошла целая вечность. Я так скучаю по тебе в школе. — Он нежно поцеловал ее. Она отстранилась и предложила: — Пойдем погуляем по саду, поговорим. Мне надо столько всего тебе рассказать! Они вышли из дома через стеклянные двери и медленно пересекли газон. Воздух был напоен ароматами весенних цветов, и Розали глубоко вдохнула полной грудью, вложив руку в ладонь Никола. Она прекрасно знала, что каждое их движение хорошо видно из кабинета, окно которого выходило в сад. Никол был высоким и худощавым, с красивым, но немного женоподобным лицом. Розали посмотрела на него. — Ты не хочешь поинтересоваться, как у меня идут дела, милый? — притворно надулась она. — Ну конечно, дорогая. Как невнимательно с моей стороны. Я слишком погрузился в собственные мысли. — Какая она, Никол? — Он вздрогнул, и на его лице появилось виноватое выражение. Она взяла его под руку и посмотрела ему в лицо. — Да, та девушка, о которой ты сейчас думаешь? — Дорогая, ты так хорошо меня знаешь, что читаешь мои мысли. Она… она потрясающая. — Кто? — Розали была поражена, что ее вопрос попал в точку. — Девушка, которая пришла на твое место в школе. — О… Она отстранилась от него, но он тут же обнял ее за талию и повернул к себе лицом. — Не надо ревновать, солнышко. Ты же знаешь, для меня на свете существуешь только ты. Собственно говоря, та девушка уже занята. По крайней мере, так говорят. Она улыбнулась: — Так ты уже навел справки? — Ну, я… — Не отпирайся. — Они повернули и пошли в сторону дома. Розали скорее чувствовала, чем видела, что за ними наблюдают. — Она носит кольцо? — Нет, но… — Тогда у тебя еще есть надежда. — Не глупи, Розали. — Он обнял ее за плечи и страстно поцеловал. — Ты — та девушка, которая мне нужна, и ты это знаешь. «Так ли это? — подумала она и глянула в сторону кабинета — как раз вовремя, чтобы заметить, как Адриан отвел глаза от окна. — Та ли я девушка, что предназначена Николу?» Она не была в этом уверена. Розали вообще больше не была уверена ни в чем. Лицо Никола приняло мечтательное выражение. — Она высокая, у нее хорошая фигура, темные волосы, красивое лицо. Специализируется в экономике. — Он помолчал, поцеловал Розали в лоб. — Но она ведь не ты, правильно? «Такое впечатление, будто он играет какую-то роль. Впрочем, как и я», — подумала она. И вдруг ей захотелось спрятаться от наблюдавших за ними глаз. Розали взяла Никола за руку и потянула его к дому. В гостиной они уселись на диван, Розали устроилась в уголке. — Так ты совсем по мне не скучаешь? Он придвинулся к ней, обнял за плечи. — Может, ты перестанешь говорить ерунду и наконец поцелуешь меня как следует? Сначала они сдерживали себя, но потом их охватили более сильные чувства, и Розали с наслаждением отдалась ощущению, что ее хотят и любят такую, какая она есть. «Ну хотя бы кто-то ценит меня», — подумала она, не задаваясь вопросом: а любит ли сама? Как обычно, Розали слушала рассказы Никола о работе, о том, что он делает в свободное время и как относится к тому, что творится вокруг. Время шло, и вдруг она осознала, что ей не удалось сказать ему ни слова про свою новую работу. Похоже, его это нисколько не интересовало. — Розали? — услышала она голос отца из-за двери гостиной. — Заходи, папа. Мы ведем себя вполне прилично… в данный момент, — громко объявила она, надеясь, что ее слова долетят до кабинета. — Как насчет того, чтобы сварить кофе, детка? Твоя мама скоро вернется. Розали выпустила руку Никола и оставила его обменяться несколькими ничего не значащими фразами с отцом. Вскоре он пришел к ней на кухню и стал наблюдать, как она расставляет чашки на подносе. Никол не предложил ей помощи, как это сделал бы на его месте Адриан. Он продолжал разглагольствовать о себе, своих делах, и вскоре она поймала себя на том, что ее мысли текут в другом русле. Интересно, как отреагирует на Никола доктор Крэйфорд? Что подумает о ее ухажере? Ей казалось, что она уже знает, что он скажет о Николе, когда тот уйдет, — уж точно ничего лестного. — Пять чашек, детка? — спросил Никола, вернув ее к действительности. — Ты не обсчиталась? — У папы гость. Кто-то из колледжа, помогает ему писать учебник. Математик, разумеется. Никол застонал: — Еще один из этих? Розали впервые в жизни почувствовала, что ей хочется защитить тех, на кого нападал Никол. — Бьюсь об заклад, он дряхлый, весьма ученый и ужасно противный, — проговорил он между тем, — как большинство из них… э… разумеется, за исключением твоего отца, милая. — Нет, это не так, — ответила она резче, чем намеревалась. — Он довольно молодой и вполне милый, если хочешь знать. — И тут же разозлилась на себя. С чего это она защищает мужчину, который ее безмерно раздражает и грубит ей практически при каждой встрече? Никол криво улыбнулся: — Вот так, да? — Не понимаю, о чем ты. Все совсем не «так». Если уж ты хочешь знать, я никогда не думала, что два человека могут до такой степени действовать друг другу на нервы. За три дня нашего знакомства я поссорилась с ним больше раз, чем с любым другим человеком за всю мою жизнь. — Хорошо, детка. Только не переборщи с отрицаниями, а то я действительно начну верить тем гадким подозрениям, что закрались в мою голову. Она сердито повернулась к нему: — Не пытайся оправдать свои увлечения, обвиняя меня в том, что я веду себя так же. Ей пришлось проявить чудеса самообладания, чтобы дрожащими руками донести поднос до гостиной и не разлить кофе. — Кофе готов! — рявкнула Розали, распахнув дверь в кабинет, и, прежде чем двое мужчин успели поднять головы, снова захлопнула дверь. Затем вернулась на кухню и с облегчением обнаружила, что Никола там уже нет. Она положила песочное печенье и шоколадные кексы на одну тарелку, лепешки с маслом — на другую, отнесла все это в гостиную, села на кушетку рядом с Николом и стала разливать кофе. Когда в дверях появились Франклин и Адриан, Никол взял Розали за руку. Отец коротко представил мужчин друг другу. Доктор Крэйфорд бросил на Никола оценивающий взгляд, и Розали поняла, что у него сложилось весьма невысокое мнение о ее молодом человеке. Впрочем, у нее не было ни малейшего желания узнать это мнение. Розали принялась раздавать кофе, и, когда передавала доктору Крэйфорду его чашку, их взгляды на мгновение встретились. Он смотрел на нее так проницательно и вопросительно, что она вспыхнула и сердито отвернулась. Какое он имеет право так на нее смотреть? «Я не просила его рассматривать моих мужчин под микроскопом и одобрять или не одобрять их по своему усмотрению!» — разозлилась она. Разговор не клеился. Розали знала, что отцу не нравится Никол, и он не старался это скрыть. Наконец хлопнула входная дверь, и через несколько секунд в гостиной появилась Сара. — Всем привет! — Ее глаза обежали комнату. Она нашла мужа, улыбнулась ему и снова скрылась за дверью. Франклин тут же вскочил. — Налей маме кофе, Розали. Я отнесу. Розали протянула ему чашку, и он вышел из комнаты. Она знала, что отец был рад сбежать. В присутствии Никола он всегда чувствовал себя неуютно. — Не торопитесь, доктор Крэйфорд, — уже из-за двери крикнул Франклин. — Пейте спокойно кофе, пока я перекинусь парой слов с женой. Дверь захлопнулась. Никол аккуратно поставил свою пустую чашку на поднос, откинулся на спинку кушетки, обнял Розали за плечи и спросил: — Так, значит, доктор Крэйфорд, вы — один из этих отвратительных ученых? Розали в ужасе уставилась на Никола. Что он задумал? Ее охватило беспокойство, она прикрыла глаза, ожидая гневной реакции доктора Крэйфорда. Но когда осмелилась снова их открыть, обнаружила, что тот улыбается. Адриан вытянул длинные ноги, засунул руки в карманы брюк и лениво произнес: — Да, думаю, нас можно назвать и так, — судя по его виду, он собирался от души развлечься. — Вас, традиционалистов, так жадно цепляющихся за прошлое, — вы ведь преподаете латынь и древнегреческий, если не ошибаюсь? — должно весьма раздражать то, что мы, ученые, постоянно задаем вопросы. Похоже, Никола эти слова застали врасплох. Его первый выпад дал осечку, принеся неожиданный результат. Он попытался еще раз. — Проблема с вами, учеными ребятами, заключается в том, что вы то и дело изобретаете что-нибудь опасное, а потом сами не знаете, как контролировать то, что изобрели. — Да, я уже слышал все это раньше. — Доктор Крэйфорд говорил так, словно разговаривал с тупоголовым студентом. — Понимаете, изобретения контролируются не учеными. Большая часть наших «опасных изобретений», как вы их называете, прямо с проектировочной доски попадают в руки политиков и военных. Разумеется, какая-то часть ученых предпочитают работать под юрисдикцией только военных, но даже среди них многие заняты созидательной, а не разрушительной деятельностью. Как бы то ни было, это их заботы и их выбор. Никола на минуту задумался, потом изрек: — У ученых нет чувства ответственности. — Это утверждение я тоже уже слышал. Основная ответственность ученого заключается в том, чтобы искать научные истины. Пытаться же объяснить вам, что это такое, бесполезно, поскольку мы с вами говорим на разных языках. — Другими словами, — сердито вмешалась Розали, — вы хотите сказать, что мы слишком бестолковые, чтобы вас понять. Адриан Крэйфорд равнодушно пожал плечами: — Если хотите, да. Никол отчаянно покраснел: — У ученых нет чувствительности, нет культуры. — Ну, я отнес бы эти качества к числу абсолютно индивидуальных, присущих отдельным людям, независимо от их профессии и рода деятельности. — У вас, ребята, есть еще одна очень неприятная черта. — Никол наконец вышел из себя. — Благодаря опасному потенциалу ваших изобретений вы считаете, что имеете право дергать за веревочки, а все остальные должны плясать под вашу дудку. Адриан рассмеялся. — А эта точка зрения, на мой взгляд, основана на слишком большом количестве прочитанных вами научно-фантастических романов. Никол снова покраснел, и Розали поняла, что он изо всех сил старается сдержать бессильную ярость. — Гуманитарии вроде нас, — он хозяйским жестом привлек ее к себе, — то есть люди культурные, в противоположность вам, неотесанным технарям, стараются сохранить ценности прошлого, которые вы пытаетесь уничтожить. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы сохранить традиции… — На самом деле, — перебил его доктор Крэй-форд, — вы сейчас говорите, что вы со своими отсталыми взглядами не только не в состоянии внести какой-либо ощутимый вклад в прогресс человечества, но и, напротив, пытаетесь его задержать. Вы, гуманитарии, только разглагольствуете. Мы — действуем. Именно ученые и инженеры — «технари», над которыми вы насмехаетесь, — своими изобретениями сделали жизнь большей части населения земного шара несоизмеримо легче, удобнее и приятнее. Никол встал. Очевидно, он понял, что потерпел поражение в этом споре. Но Адриан был намерен оставить за собой последнее слово. Он тоже поднялся, медленно, лениво потянулся и заложил руки за спину. — На мой скромный взгляд, никто, я подчеркиваю, никто не смеет называть себя истинно культурным человеком, не обладая при этом самыми элементарными, базовыми знаниями. Наука имеет дело и с будущим, и с настоящим. Отдавая дань уважения латыни и древнегреческому языку, должен заметить, что они, тем не менее, принадлежат исключительно прошлому. Никол коротко, сердито попрощался и протопал к двери, потащив за собой Розали. — Пойдем, проводи меня. Мне пора. — Так рано, Никол? — Не вижу смысла оставаться дольше. У тебя гости. — Он поспешно поцеловал ее в щеку, пообещан как-нибудь позвонить и исчез. Взбешенная до предела, Розали ворвалась обратно в гостиную и начала собирать посуду. Доктор Крэйфорд несколько минут молча наблюдал за ней. — Извините, что выгнал вашего ухажера в такой ранний час. — Вы явно сделали это намеренно. Он со смехом запротестовал: — Я сделал? Мне это нравится. Он завел разговор на эту тему, а не я. Он набросился на меня с нелепыми обвинениями, а не наоборот. Розали понимала, что это правда, но ничто в мире не заставило бы ее открыто признаться в этом. — Я… хм… не заметил, чтобы вы присоединились к дискуссии и встали на сторону вашего приятеля, защищая его. Не может ли быть так, что втайне вы согласны со мной? Ей стало тошно от его самодовольной улыбки, и она промаршировала на кухню, не снизойдя до ответа. Там с размаху поставила поднос на стол так, что посуда на нем жалобно зазвенела. Доктор Крэйфорд последовал за ней. — Ваше громкое молчание я расцениваю как согласие. — Думайте как хотите. Розали отвернула оба крана на полную мощность, и струя воды с такой силой ударила в раковину, что забрызгала все вокруг, включая ее платье. Она промокнула его полотенцем и начала с шумом мыть чашки и блюдца, со стуком составляя их на сушилку. Доктор Крэйфорд взял было посудное полотенце, но она повернулась и выхватила его у него из рук. Его глаза опасно блеснули. — Я настаиваю, — произнес он таким тихим голосом, что она тут же успокоилась, вернула ему полотенце и продолжила мыть посуду. — Знаете, — задумчиво проговорил он через какое-то время, — ваш молодой человек заинтриговал меня. Он тот, кого можно назвать классическим образчиком гуманитария в период стагнации. Его предметы так тесно связаны с прошлым, что теперь он и настоящее видит глазами человека из прошлого. Его предубеждения против науки и ученых основаны лишь на невежественных замечаниях и мнениях других людей, которые он принял, не задавая вопросов, не обдумав самостоятельно. И если бы вы смотрели на ситуацию непредвзято, а не со слепой враждебностью, вызванной положением, в котором оказались в собственной семье, то безусловно согласились бы со мной. — Это вы демонстрируете невежественность и предубежденность своими бесчувственными словами о нас, не-ученых, — накинулась на него Розали. — Основная цель предмета, который я преподаю в техническом колледже, — облагородить ученых вроде вас, которые презрительно задирают нос при одном упоминании о культуре. Его брови поползли вверх. — Так, значит, в плане культуры ученые — полные профаны? Теперь вы копируете вашего приятеля и повторяете, как попугай, то, что говорили при вас другие. Он повесил полотенце на крючок, засунул руки в карманы. Следующая его реплика, Розали была уверена в этом, предназначалась специально, чтобы вывести ее из себя. — Мне кажется, что основная цель жизни всяких гуманитариев и любителей классики вроде вашего приятеля — бесить нас, ученых, и заставлять нас ценить себя еще больше. Она попалась на его приманку и возмущенно осведомилась: — Вы и меня относите к данной категории? Я тоже вас бешу? — Конечно. Вы так же, как и он, с завидной глупостью рассуждаете о вещах, которые находятся за пределами вашего понимания. Розали повернулась к нему, сжав кулаки. — Не могли бы вы, доктор Крэйфорд, оставить меня в покое? — И с ужасом осознала, что ее глаза наполнились слезами. Он посмотрел на нее с изумлением: — Простите. Я не хотел вас расстроить. Броня, за которой вы так любите прятаться, по всей видимости, не толще кожи. Постараюсь помнить об этом в будущем. — На пороге он обернулся и улыбнулся. — Спокойной ночи, Розали. Она начала привыкать к новой работе. Ее предмет, обществоведение, был обязателен для всех студентов колледжа. Розали обнаружила, что, обучая этих молодых людей, чье происхождение и начальное образование были весьма разнообразны, ей приходится напрягать воображение и использовать свои знания гораздо интенсивнее, чем в школе, где дети боялись задавать вопросы. Студенты высказывали новые, смелые идеи, дискуссии на занятиях становились подчас такими жаркими, что Розали откладывала в сторону приготовленные дома записи и даже не заглядывала в них. Это беспокоило ее, так как ей казалось, что процесс обучения выходит из-под контроля, и она решила поговорить об этом с руководителем факультета, Уоллесом Мэйсоном. В день их встречи в его кабинете сидела секретарша. Уоллес Мэйсон представил их друг другу: — Марион, это мисс Пархэм, новый преподаватель обществоведения, дочь Франклина Пархэма, главы факультета точных наук и математики. Я верно говорю, мисс Пархэм? Она кивнула. — Мисс Пархэм, познакомьтесь с моим бесценным секретарем, Марион Харлинг. Мисс Пархэм, вас зовут Розали, если не ошибаюсь? Розали кивнула. Уоллес Мэйсон сказал секретарше, что позовет ее позже, и пригласил Розали присесть. Она заметила, что он смотрит на нее с интересом; и в его глазах было еще что-то, что она предпочла проигнорировать. — Проблемы с работой, мисс Пархэм? Она объяснила ему свои тревоги и сомнения, стараясь не смущаться под его пристальным взглядом. Но он, меряя шагами кабинет, ее успокоил. — Такое активное участие студентов в обучении говорит о том, что ваши занятия идут успешно. Совершенно очевидно, что вы достаточно увлекаете их, коли они хотят высказать собственные суждения. — Я никогда не смотрела на это с такой точки зрения, — призналась она. Он сел. — Знаете, ведь на самом деле это основная цель курса обществоведения — помочь им лучше выражать свое мнение как поодиночке, так и группой и снять барьеры в общении. Возможно, вы еще не заметили, что многие подростки, приходящие в колледж, не умеют выражать свои мысли. Если вы, учителя, поможете им справиться с этой проблемой и научите их общаться, вы сделаете большое доброе дело для общества… Слушая его, Розали поняла, что на самом деле идет по верному пути, и ее волнение улеглось. Он посмотрел на часы и поднялся. Розали тоже встала. — Надеюсь, теперь вы чувствуете себя счастливее? — Намного, спасибо вам, мистер Мэйсон. — Если вам понадобится совет, приходите ко мне. Пока же, — он снова посмотрел на часы, — пришло время перерыва. Не выпьете ли вы со мной чашечку кофе? — В его глазах читался другой вопрос, и она порозовела. — Ну, я… что ж, да, спасибо. Выпью с удовольствием. Он открыл дверь в комнату секретарши: — Мы идем пить кофе, Марион. Пойдешь? Марион перестала печатать, взяла сумочку и направилась вместе с ними по коридору. Они нашли свободный столик в преподавательской столовой, и Уоллес Мэйсон стал расспрашивать Розали о ее работе в школе для мальчиков. — Там было множество традиций, привязанных к прошлому, — рассказывала она. — Там преподают даже не современный, а древний греческий… Уоллес с интересом посмотрел на нее: — Вы считаете, такие предметы не находят применения в современном мире? — Как вам сказать, они ведь никак не помогают решать современные проблемы, не правда ли? — Она смущенно замолчала, с удивлением осознав, что говорит. Неужели мнение доктора Крэйфорда так прочно угнездилось в ее мозгу, что она начинает считать его своим собственным? Розали оглядела столовую и с ужасом обнаружила, что он сидит за соседним столиком, внимательно прислушиваясь к их разговору, а в его улыбке сквозит легкая насмешка. Она тут же уставилась в свою чашку, пытаясь вновь обрести равновесие. К счастью, Уоллес Мэйсон и его секретарша о чем-то болтали, так что она успела взять себя в руки. До этого момента Розали не осознавала, как сильно в последнее время скучала по Адриану Крэйфорду, хотя то и дело сталкивалась с ним в коридорах колледжа да иногда замечала в столовой. Раза два в неделю он приходил к ним домой поработать с ее отцом над учебником, но никогда не оставался ужинать. Во время его визитов ее часто не бывало дома, но даже если и была, то сидела у себя в спальне до тех пор, пока он не уходил. По какой-то непонятной причине Розали не хотела с ним встречаться. Более того, ей хотелось спрятаться от него. Теперь она знала почему. Он оказывал слишком сильное влияние на частоту ее пульса, его близость была роскошью, которую она не могла себе позволить слишком часто. Ее мысли пришли в полный беспорядок, и она с такой силой обрушила все свое очарование на соседей по столику, что Уоллес, казалось, воспринял это как открытое приглашение. Она подозревала, что он принадлежит к разряду мужчин, которых достаточно только слегка подтолкнуть, и в следующую минуту ее подозрения подтвердились. — Вы заняты по вечерам, Розали? — буквально промурлыкал он ее имя, глядя на нее умоляющими глазами. Она смутилась и тут же пошла на попятную. — Обычно очень занята, мистер Мэйсон. В те вечера, когда я не встречаюсь со своим другом, — она намеренно подчеркнула эти слова, — я работаю дома над своими лекциями. Он был явно озадачен ее отказом, но не смутился, очевидно надеясь на успех следующей попытки. Доктор Крэйфорд, похоже, понял, что произошло, и вопросительно посмотрел на них. Розали с вызовом глянула на него, но вполне ясно дала ему понять, чтобы он не лез не в свое дело. С этого дня по утрам Розали стала пить кофе с Марион. У них нашлось общее увлечение — пешие прогулки. Оказалось, что им обеим нравится отдых на турбазах, и девушки решили отправиться вместе в поход по Пеннинским горам или йоркширским вересковым пустошам. Иногда к ним присоединялся попить кофейку Уоллес Мэйсон, и, к сожалению, его интерес к Розали, видимо, после ее отказа только возрос. Однажды утром она сидела в преподавательской столовой одна, блуждая в собственном мире фантазий, как вдруг кто-то остановился рядом с ней и сказал: — Привет, Розали. Она, вздрогнув, спустилась с небес на землю и встретилась взглядом с карими глазами. — Ой, здравствуйте, доктор Крэйфорд. Он сел напротив нее, поставив на стол свой кофе. — Повторяйте за мной — Ад-ри-ан. Она улыбнулась: — Ад-ри-ан. — Пять баллов. Способная ученица. Может быть, мне даже удастся когда-нибудь научить вас математике. Она рассмеялась, чувствуя себя беззаботно в его присутствии. — Сомневаюсь. Вы должны быть гениальным преподавателем, чтобы вбить в мою глупую голову даже самые элементарные математические знания. — Это вызов? — О нет. Мне сейчас за глаза хватает моей работы. Тем не менее спасибо за комплимент, вы оцениваете мой интеллект выше, чем я сама. Он бросил в свою чашку несколько кусков сахара, размешал, сделал глоток и заявил: — Я слышал от вашего отца, что у вас сломался телевизор? — Да, сломался. Это мой телевизор, который стоит в моей спальне. Я хотела позвонить в магазин, чтобы они прислали кого-нибудь посмотреть, в чем дело. — А я подойду? Поверьте, я обойдусь дешевле, чем мастер из магазина. — Вы? А вы разбираетесь в телевизорах? — И очень неплохо. И в радиоприемниках тоже. Сейчас собираю стереоприемник. — Собираете? Невероятно! Мне и в голову не приходило, что приемник может сделать обычный человек, не говоря уже… — Она смущенно умолкла. — Продолжайте. Не говоря уже о мечтательном, рассеянном математике не от мира сего? Вы явно стали жертвой абсолютно не соответствующего реальности стереотипа, который придумали про нас драматурги, романисты и детские писатели. Но, возвращаясь к теме нашего разговора, вы не возражаете, если я взгляну на ваш телевизор и попробую разобраться, что с ним случилось? — Ну да, пожалуйста, Адриан. Буду очень вам признательна. — Когда мне лучше зайти? Вы свободны сегодня вечером? Не надо, например, развлекать какого-нибудь ухажера? — Не сегодня. — Как, вы говорили, его зовут? Никол? — Она кивнула, и в его глазах блеснула искорка. — Если бы я не хотел сохранить непривычно приятную атмосферу, царящую сейчас между нами, то сказал бы, что ему неплохо было бы срифмовать свое имя со словом «осел». Ему очень подходит. Он ожидал, что Розали рассмеется, но вместо этого она сердито вскочила. Он поймал ее за руку, усадил обратно. — Ну, ну, если вы в ярости сбежите, я не буду предлагать мои бесценные услуги. А они бесплатны. Прикосновение его руки заставило ее успокоиться. — Хорошо. Сегодня вечером. Вы придете на ужин? — О, не думаю, спасибо. — Вы и раньше говорили то же самое. Мои родители просили передать вам, что вы можете приходить и уходить в любое время. Они всегда рады вас видеть. — Это очень мило с их стороны. Интересно, с чего бы это? — О, возможно, вы заполнили то место, которое должен был бы занять сын, которого у них нет. — Я немного староват для этого — в конце концов, мне уже тридцать четыре. — Он изучающе посмотрел на нее. — Но если бы это было так, я был бы вашим приемным, так сказать, братом. Как бы вам это понравилось? Она скорчила гримасу: — Брат? Нет уж, спасибо. Я никогда не смогла бы отнестись к вам как к брату. — Неужели? Что ж, ваша реакция весьма интересна. Когда мне лучше прийти? — Вы могли бы забрать меня после уроков и отвезти домой вместо папы. Он предупредил меня, что сегодня немного задержится. — Хорошо. Договорились. Пять часов? До встречи. Ровно в пять Адриан заглянул в учительскую. Они спустились на парковку, он открыл машину и усадил Розали на переднее сиденье. Выезжая на улицу, спросил: — Ну как, привыкли к новой работе? — Вполне, спасибо. Мне очень нравится. Гораздо интереснее обучать юношей и девушек, хотя, должна признаться, их мнения и идеи иногда поражают меня своей жестокостью! — Но вы же не намного старше их. Сколько вам лет? — Двадцать четыре. Не так уж и мало, как видите. Он похлопал ее по руке: — Да уж, прямо старушка. — Я подружилась с Марион Харлинг, — сообщила Розали. — Секретаршей Мэйсона? Кажется, она милая девушка. Очень квалифицированная. Больше, чем секретарша вашего отца. Но ведь все сразу и не бывает. Джейн красива и обаятельна. А чего еще желать мужчине? — Может, ума? — Хмм. Ум у нее тоже есть. Он бросил взгляд в ее сторону и улыбнулся, видимо заметив, как она невольно сжала кулаки. Розали заговорила, внимательно следя за своим голосом: — Оказалось, Марион тоже любит пешие походы, как и я. Мы договорились пойти во время весенних банковских дней(Праздник, официальный выходной день, помимо воскресенья) или в Дербишир, или на йоркширские пустоши. Его брови поползли вверх. — Вы любите пешие походы? По-моему, вы слишком тонкая натура для таких предприятий. Марион — да, а вот вы — точно нет. — Мне жаль развенчивать ваши железные теории насчет меня, но вы заблуждаетесь в отношении моего характера. Во время каникул в университете я прошла сотни миль. — Вы когда-нибудь останавливались на турбазах? — Не раз. Это здорово. — Она посмотрела на него. — А вы как проводите каникулы? — Я? Я всегда езжу к матери. — Он не стал развивать эту тему. — Вот мы и приехали. Когда они поднимались по лестнице в спальню Розали, она предупредила: — Я не ждала гостей, так что, надеюсь, вы извините меня за беспорядок. — У вас беспорядок? Не могу даже представить. Она рассмеялась и распахнула дверь. Адриан оглядел книги и папки, разбросанные по ковру, листки бумаги, покрывавшие кровать, кресло, с которого свисала гора платьев и юбок. Он шутливо прижал руку ко лбу и отшатнулся назад. — Мне кажется, у вас чесались руки устроить уборку у меня дома? Говорили, что беспорядок пробуждает в вас женские инстинкты. Не так ли? Она посторонилась, смеясь. — Я честно пыталась вас предупредить. Но пока не увидела вашей реакции, не осознавала, до какой степени тут все завалено. Наверное, чужой беспорядок замечаешь, а свой — нет. — Слабая отговорка, — улыбнулся он, входя в комнату. — Но я скажу вам кое-что. За это вы мне даже больше нравитесь. Я чувствую себя здесь как дома. Можно я сяду? Она поспешно подбежала к креслу, собрала с него одежду, перекинула ее на кровать. — Конечно, пожалуйста. Хотите чаю? — Не откажусь. — Я пойду вниз, поставлю чайник. Вот телевизор. Он кивнул. Когда Розали вернулась с чаем и печеньем, задняя стенка телевизора была снята, а Адриан настолько поглощен копанием внутри, что, казалось, даже не заметил ее появления. Она наблюдала, как его пальцы ощупывают и проверяют какие-то провода, потом ее взгляд переместился на его широкие плечи и густые, темные, слегка вьющиеся волосы. — Ваш чай стынет, Адриан, — тихо произнесла Розали, и он наконец повернулся, вытирая руки носовым платком. Типично мужской жест, подумала она, испытав прилив чувств весьма далеких от сестринских, но тут же сердито себя одернула. — Вы нашли, в чем там дело? — Нет. Это сложно без инструментов. Вы не против, если я заеду с ними позже? Я все равно обещал вашему отцу приехать насчет книги. — Сегодня я весь вечер дома, — ответила она. — Мне нужно подготовиться к лекции и проверить домашние работы. Приезжайте в любое время. Крэйфорд допил чай и уехал домой. Розали как раз мыла на кухне посуду, когда он вернулся и Сара открыла ему дверь. Услышав голос Адриана, Розали почувствовала легкое волнение. — Здравствуйте, Сара, — произнес он. — Франклин дома? Розали подавила неуместный укол ревности. — А где ваша дочь? — От этих слов она просто расцвела. — Как обычно, моет посуду? Сара рассмеялась: — Именно так. Словно Золушка. Наверное, я ужасная мать… — Когда-нибудь, — его голос раздался у двери кухни, но потом стал удаляться в сторону кабинета, — я подарю ей посудомоечную машину… Они оба засмеялись, и дверь кабинета за ними закрылась. Некоторое время спустя, когда Розали сидела у себя в спальне за столом, заваленным учебниками, тетрадями и брошюрами, раздался легкий стук в дверь, заставивший ее подскочить от неожиданности. — Можно войти? — Да, заходите, Адриан. — В его руках была коробка с инструментами. — Для меня это внове — приглашать телевизионного мастера к себе в спальню. — Не соблазняйте меня, — ответил он. — По крайней мере, до тех пор пока я не сделаю работу, ради которой приехал. — Телевизор в вашем распоряжении. Она продолжила писать. Спустя двадцать минут спросила: — Ну и как, продвигается работа? Едкий запах смолы от паяльника щекотал ей ноздри. — По-моему, я нашел, в чем дело. Отпаялась пара проводов, и перегорели две лампы. Придется купить новые в магазине, а если у них на складе таких нет, я закажу. — Он поставил на место заднюю крышку и крепко прикрутил ее. — Спасибо, что взяли на себя эту хлопотную работу. — Она взглянула на часы. — Я принесу кофе. Он тихо спросил: — Неужели ваша мама не может хоть раз это сделать? В конце концов, вы же работаете. — Если мы будем ждать, когда его принесет мама, нам придется ждать вечно: Он начал собирать инструменты. Выходя из комнаты, она спросила: — Где вы будете пить кофе — с родителями или… со мной? — С вами. С чувством необычайной легкости Розали сбежала вниз по ступеням и стала готовить два подноса. В этот момент зазвонил телефон, и она сняла трубку. — Никол? Ой, привет, милый. Спасибо, отлично. А ты как? Готов к завтрашнему вечеру? Не сможешь? Почему? Да что ты, так и сделала? Нет, я не возражаю. Иди и развлекайся. Да, в субботу я свободна. Увидимся. Пока, Никол. «Итак, ее зовут Джоанна, — подумала она, отгоняя уныние, — и эта девушка пригласила его к себе, чтобы познакомить с родителями. Он говорит, что между ними ничего серьезного и идет туда просто из любопытства». Двигаясь автоматически, Розали отнесла кофе родителям в кабинет. — Адриан будет пить кофе у меня, — сообщила она, не обращая внимания на их удивленные лица. — Он… он еще копается в моем телевизоре. — Потом отнесла второй поднос наверх, открыла ногой дверь в спальню. Адриан сидел у стола и читал ее записи. Подняв глаза от страницы, он собирался что-то сказать, но увидел выражение ее лица. — Что случилось? Ваш внутренний огонек потух. Звонил ваш приятель? — Да, — отрезала она. — И он вас подвел? — Это вас не касается. — Хорошо. Сменим тему. Я тут почитал ваши записи. Я потрясен разбросом предметов, которые свалили в одну кучу и за неимением лучшего назвали обществоведением. Вы охватывали все эти темы для получения степени? — Большую часть. Остальное дочитывала в процессе. — И вы чувствуете себя достаточно квалифицированным специалистом, и академически, и по опыту, чтобы учить их, как строить личные отношения? Например, — он пробежал пальцем по строкам, — как свести к минимуму конфликты в семье, как вести себя со своим партнером, как далеко можно зайти в ухаживании? Мне особенно нравится вот это: «Что же на самом деле означает быть влюбленным? Чем отличаются влюбленность и любовь?» И еще вот это: «Существует ли такая вещь, как любовь с первого взгляда? Или это всего лишь физическое притяжение?» Ну, учитель, и каков ваш ответ? При этом провокационном вопросе Розали покраснела и попыталась увести его в сторону от темы. — Почему вы остановились именно на этом, игнорируя более важные темы? — Вы не ответили на мой вопрос. Если не можете ответить мне, то что же скажете вашим студентам? Она смутилась еще больше. — Вы — совсем другое дело. Как бы то ни было, по вашему собственному признанию, единственная любовь, о которой вы вообще хоть что-то знаете, — сыновняя. Так разве я могу говорить с вами о любви между полами, как и вы со мной — о научных истинах? — Она взяла свою чашку кофе. — Как вы сказали тогда Николу? «Бесполезно пытаться объяснить вам это, поскольку мы с вами говорим на разных языках». Он иронически зааплодировал. — Вы весьма дипломатично обошли вопрос, не хуже, чем это сделал бы член парламента. Но разумеется, вы знаете про все аспекты любви достаточно, чтобы читать на эту тему лекции группе студентов-подростков. Она пожала плечами, игнорируя его сарказм, и он улыбнулся: — Мне бы очень хотелось знать, как вы можете выступать в роли моралиста, если благодаря своей молодости не обладаете достаточной для этого интеллектуальной зрелостью? Я на десять лет старше вас, но даже притворяться не пытаюсь, что знаю ответы на все вопросы. В любом случае, если у студента есть реальная нравственная проблема, а в наши дни это далеко не редкость, то его решение этой проблемы будет зависеть от его личных качеств, прошлого жизненного опыта и воспитания, но никак не от курса лекций, прочитанных вами, молодым учителем и к тому же женщиной. — Но разговор с этим самым учителем может чуть подтолкнуть чашу весов в нужную сторону. Так или иначе, — ей просто необходимо было сменить тему, — как я уже говорила раньше, обществоведение включает много других тем, кроме человеческих взаимоотношений. Уверена, вы опустили их только для того, чтобы удобнее было доказывать вашу точку зрения. Он снова улыбнулся, но ничего не ответил. Воцарилась тишина. Наконец она спросила: — А сколько лет вам понадобилось, чтобы защитить докторскую диссертацию? — Несколько. Я потерял счет. Потребовалось много упорства и полное погружение в предмет. Я не мог позволить себе расслабиться ни на секунду. — Что, возможно, и объясняет ваш монашеский образ жизни? — Вряд ли. Это было сделано сознательно. Вы знаете мое мнение на этот счет. Она секунду поколебалась, и что-то внутри нее все же заставило ее сказать: — Примерно через два года после того, как мои родители поженились, моя мама тоже собиралась защищаться, но тут узнала, что должна родиться я, и ей пришлось от этого отказаться. Наверное, она так и не простила меня за это… Розали сама не знала, чего ожидала от него — может быть, сочувствия? Но никак не гнева, который он на нее обрушил. — Деточка, прекратите немедленно! Не начинайте упиваться жалостью к себе, иначе мне придется встать и уйти. Я расскажу вам кое-что о своей жизни. Обычно я ни с кем не говорю о себе, тем более с женщинами, но для вас я сделаю исключение. — Он откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. — Мой отец был работником фермы — не фермером, а именно рабочим. У моих родителей никогда не было особенно много денег, потом родился я. Через два года после моего рождения у моего отца развилась болезнь, вызванная бедностью и перенапряжением. Еще через два года он умер, так что я фактически вырос без него. Моя мать работала, боролась изо всех сил и позаботилась о том, чтобы я получил образование, — она твердо решила, что я должен это сделать. Ей вечно не хватало денег до того момента, пока я не закончил учебу и не пошел работать. С тех пор в финансовом плане у нее все в порядке. Я об этом позаботился. У меня была тяжелая жизнь, Розали, но я, в отличие от вас, не жалуюсь. А за что вам по большому счету винить судьбу? За то, что вам перепало недостаточно объятий и поцелуев? Выходите замуж за вашего приятеля, и он предоставит вам это в избытке. У вас чудесная мать. Вы счастливый человек. — Он нетерпеливо поднялся, пошел к двери, но, поколебавшись, вернулся, взял ее за руки. — В одном я абсолютно уверен: когда вы наконец выйдете замуж и у вас появятся дети, вы не только будете очень их любить, но и не станете стесняться показывать им вашу любовь. Спокойной ночи, Розали. Ее глаза наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы он их не заметил. Адриан смотрел на нее еще несколько секунд, потом отпустил ее руки и ушел. |
|
|