"Тайна Мэриэл" - читать интересную книгу автора (Доналд Робин)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Ты не могла бы отказаться от этой свободной недели? — По голосу Кароль чувствовалось, что дело срочное. — Да, да, я знаю, ты собиралась ремонтировать квартиру, но ты опять нужна в Южной Каролине. Судя по всему, эта маленькая гостиница пользуется большим успехом — ты ведь всего месяц назад была там на какой-то важной конференции, верно? Так вот, похоже, они опять затевают что-то в этом роде.

Первым побуждением Мэриэл было послать все к черту, но она не могла рисковать своей репутацией, отказавшись снова отправиться на курорт Брайдз-Бэй.

Тем не менее она перевела дух, прежде чем как можно естественней ответить своему агенту:

— Только не говори, что какие-то политики опять собираются выбрасывать на ветер деньги налогоплательщиков, чтобы оказаться в окружении аллигаторов на всемирно известном поле для гольфа.

— Мне о них ничего не известно, — спокойно продолжала Кароль. — Я только знаю, что вчера с нами связались и попросили прислать именно тебя. Ты пробудешь там неделю.

— Хорошо, — сказала Мэриэл.

— Все уже организовано. Билеты заберешь в аэропорту, вылет завтра в семь утра.

Приближаясь к острову на моторной лодке, принадлежавшей отелю, Мэриэл постаралась взять себя в руки. Пять недель назад она была уравновешенна и в целом довольна жизнью, пока в ее жизнь разрушительным, сверкающим, все затмевающим собой метеором не ворвался Николас. Мэриэл знала, что теперь ничто уже не будет по-прежнему.

Конечно, она справится с этой разрушительной болью. Но горе и одиночество, ощущение того, что у нее отняли половину души, было, видимо, всего лишь романтической иллюзией. Разрыв с Дэвидом научил ее, что никакие страдания ни у кого не длятся вечно. Когда-нибудь она снова будет счастлива.

Не это ее терзало. Опаснее, что Николас пробудил в ней другую женщину, дикую и изголодавшуюся по сексу, которая показала себя полной идиоткой, предложив себя на одну ночь.

Утешало лишь то, что Николас не менее, чем она, был захвачен врасплох. Сознание, что ей удалось разрушить его непоколебимый самоконтроль и хоть ненадолго лишить его самообладания, согревало ей душу.

И тем не менее еще более унизительно, что он смог собрать волю в кулак и справиться со своей страстью, она же вопреки благоразумию и осторожности пренебрегла законами, по которым жила до сих пор.

Прекрати, приказала она встревоженному рассудку, отворачиваясь от попутчиков, чтобы никто не увидел ее лица. Прекрати немедленно.

Лодка причалила, но, когда Мэриэл подошла к гостиничному микроавтобусу, водитель, сверившись с бумагами, удивил ее:

— Мисс Браунинг? Для вас забронирован один из гостевых коттеджей. Мототележка сейчас подъедет. — А вот и она!

Тележка, в которую Мэриэл уселась с багажом, тронулась по дороге мимо отеля, дюн, садов и пляжа. Силуэты людей на пляже стали крошечными, вскоре остался лишь широкий простор белого песка да фигуры важных коричневых пеликанов, рывшихся в поисках пищи у самого берега. Лес приблизился к дороге, охватив ее с обеих сторон зарослями молодых сосенок с нежной хвоей и пальм, создававших атмосферу субтропиков.

Мэриэл расстегнула пуговку на воротнике своей блузки и понадеялась, что сможет обойтись на работе без чулок. Ей стало легче, когда кроны деревьев плотно сошлись над дорогой, образуя тень.

Дома мы называем их кустами, подумала она и нахмурилась. Дома? Новая Зеландия никогда не была ее домом. Опять сказывалось влияние Николаса — он слишком ярко оживил в ее памяти воспоминания о стране, от которой она навсегда отвернулась.

Судьба явно сыграла с ней злую шутку, решив вернуть ее сюда. Она не испытывала к Николасу ничего похожего на любовь, и все же ей хотелось к нему, в ее сны продолжали вплетаться откровенные фантазии, и она невыносимо по нему скучала. Он околдовал ее. Физическое влечение, опутавшее их обоих, было слишком острым, чтобы длиться долго, но пока еще оно держалось. Желание окрашивало ее дни и ночи всеми оттенками страсти.

Думать о нем — самый простой способ поддерживать наваждение, сердито ругала она себя, поворачиваясь, чтобы осмотреться.

Время от времени, со стороны моря, в лесу проглядывали узенькие дорожки, едва годные для автомобиля, но домов, подъездом к которым они служили, видно не было.

Мототележка свернула на одну из таких едва различимых дорожек и углубилась в заросли. Они оказались у больших железных ворот. Водитель притормозил и вышел; сказал что-то в домофон на высокой стене, увенчанной шипами. Когда он вернулся, ворота уже были открыты.

Оглянувшись, Мэриэл увидела, что они тут же за ними закрылись. Без сомнения, повсюду были скрытые камеры.

Сам коттедж оказался небольшим. Это был невысокий, отделанный крашеной обшивочной доской, в окружении сосен и дубов дом с черепичной крышей. Магическое успокаивающее воркование ручейка приятно контрастировало с легким ветерком в соснах, отделяющих территорию от пляжа.

— Проходите, мадам, — сказал водитель, — я принесу ваши вещи.

Мэриэл поднялась по ступенькам и вошла в прихожую. Дом казался пустым, но откуда-то из-за двери доносилась музыка. Постояв минуту в нерешительности, она подошла и постучалась. Никто не ответил.

— Эй! — позвала она. — Есть кто-нибудь? — И затаила дыхание, дожидаясь ответа. Ответа не последовало, и Мэриэл, чувствуя себя Златовлаской из сказки, со странным предчувствием вошла в просторную комнату. Музыка, похоже, слышалась с открытой веранды.

От открывшегося вида у Мэриэл перехватило дыхание. Перед ней простирался тщательно ухоженный сад с бассейном, по краю сада между соснами, прибрежным кустарником и маленькими пальмами петляла дорожка, уходя в низкие дюны, отделявшие дом от пляжа. Море под подернутым дымкой лазурным небом манило к себе.

И тут вдруг внутренним взором Мэриэл увидела образ золотого солнца в сверкающем небе и ощутила воздух так явно, что почувствовала кристаллики влаги на языке. Новая Зеландия, исчезни из моих мыслей, приказала она, выбираясь на солнце.

Великолепное мягкое и безупречное сопрано пело что-то на языке, который Мэриэл считала забытым много лет назад. Через несколько мгновений она испытала настоящее потрясение, осознав значение музыки. Сопрано принадлежало новозеландской оперной певице, а песня была песней маори, любимой многими поколениями новозеландцев. Песней вечной любви.

Только тут девушка поняла, кто позвал ее в этот дом, но когда она повернулась, чтобы убежать, Николас сказал: «Мэриэл» — и поймал ее за руку. И вот она уже смотрит в его глаза, горящие восхитительным обещанием, сочетающие в себе угрозу и соблазн, от которых замирает сердце.

— Ты бледна как смерть, — произнес он глухо, поднося ее руку к губам и целуя сначала тонкое запястье, на котором просвечивали голубоватые жилки, а затем теплую ладонь. Его жаркие губы в считанные мгновения лишили ее сил и подобия умиротворения, которые ей с таким трудом удалось обрести.

— Негодяй, — выдохнула она, унимая биение сердца.

— Потому что все подстроил? — Николас негромко засмеялся, довольным взглядом изучая ее лицо. — А ты бы приехала, если бы я тебя попросил?

— Нет. Конечно же, нет!

— Я знаю.

Выдернув руку, Мэриэл приложила ее к груди, где бешено колотилось сердце. Мозг отказывался работать. Она потрясла головой, пытаясь прийти в себя, и когда наконец обрела дар речи, слова прозвучали так, словно она боится, а не испытывает слепую ярость:

— Что все это значит?

— В этой части света я не сумел найти места более похожего на рай. — Николас усмехнулся. — Впервые в жизни я веду себя сентиментально, но с тобой я забываю о здравом смысле.

Здравый смысл! Слова казались такими неподходящими, что Мэриэл рассмеялась и, не в силах остановиться, прикрыла ладонью рот.

Он произнес:

— Мне нравится, когда ты смеешься. Это убеждает меня в том, что, когда весь мир, казалось бы, летит в тартарары, есть еще на свете счастливые люди.

— Николас, что я здесь делаю?

— Отдыхаешь, — поспешил он с ответом. — Ты говорила, будто собираешься взять отпуск на неделю, чтобы отремонтировать квартиру. Я расплатился с твоим агентством, они получат свою долю.

Складывалось впечатление, будто он оплачивает ее время. Быстрый обжигающий взгляд Мэриэл столкнулся с его, излишне проницательным.

— Мэриэл, я думал, что тебе будет приятно отдохнуть, а поскольку затеял все это сам, то должен быть уверен, что ты ничего не потеряешь в материальном плане.

Его слова звучали разумно. Агентство, безусловно, будет рассчитывать на свою долю в ее предполагаемом вознаграждении за эту неделю.

— На какой срок?

— Через восемь дней я должен ехать в Лондон. До тех пор коттедж наш.

— И никаких обязательств?

— Абсолютно никаких.

До чего все просто, думала Мэриэл, не понимая, почему сопротивляется. Тебе даже не требуется принимать решений. Или только одно, и ты знаешь какое. Ты это поняла, как только увидела его вновь.

Она испытывала странное чувство, словно это место и этот мужчина объединились, чтобы сорвать прозрачные покровы с запретных для нее чувств, о существовании которых она и не подозревала. Ее охватил безотчетный страх.

— Обманщик, — мягко произнесла она.

Николас поднял руки. У любого другого этот жест мог бы сойти за признание поражения.

— Видишь, что ты со мной делаешь? Я никогда ни одну женщину не желал так, до дрожи. Но, поверь, не может быть и речи о принуждении. В доме две спальни. Ты можешь спать одна. Впрочем, должен сказать, что сделаю все, чтобы убедить тебя спать вместе со мной в моей кровати. Ты можешь уехать с острова, я не стану тебя останавливать. Но хочу, чтобы ты осталась, Мэриэл, моя милая колдунья.

— Хорошо, — ответила она хрипло, не глядя на него.

Это было одновременно капитуляцией и согласием, щедрой благосклонностью и откровенным признанием собственного желания, подарком и вознаграждением — одно слово, обладающее силой клятвы.

Николас крепко обнял ее. Он не стал ее целовать, а лишь прижался щекой к голове и долгие молчаливые мгновения оставался стоять так, пока каждая клеточка ее тела не ответила на его ласку. Страх и потрясение постепенно отступали, она успокоилась и приняла ситуацию как должное.

Наконец его руки разжались. Он прошептал:

— Чего тебе сейчас хочется? Есть?

— Я бы приняла душ, — неуверенно ответила Мэриэл.

— Сейчас принесу твой чемодан. Спальня налево, третья дверь по коридору. Там две ванные комнаты, выбирай любую.

Мэриэл предпочла ту, где была побольше, и испытала некоторую досаду, поняв, что Николас не войдет. Возможно, он давал ей время свыкнуться с происходящим. Она знала, что Николас интеллигентный человек, но ожидала от него скорее властного, а не заботливого поведения.

На двери висел толстый белый халат, она накинула его, чуть иронично улыбнувшись и высвобождая влажные волосы. Халат был похож на миллионы других банных халатов, но был отделан шелком, да и тяжелая материя отличалась великолепным качеством. Может, счастья за деньги и не купишь, но комфорт они, безусловно, обеспечивают.

И поскольку не вызывало сомнений, что заработков Николаса не хватит, чтобы оплатить всю эту роскошь и полное уединение, он, скорее всего, воспользовался наследством. Вполне разумно, ибо, похоже, Николас, как и его отец, собирается завести любовницу. На какую-то секунду у нее мелькнула мысль: не хочет ли он чего-то большего, не станет ли это прелюдией к предложению руки и сердца.

Как глупо, что у нее так радостно бьется сердце! Любовь и уважение являются единственными стоящими причинами для создания семьи, но она не любит Николаса. А он слишком практичен, чтобы думать, будто четырехдневного знакомства и сильного сексуального влечения достаточно для женитьбы.

Значит, прежде чем сжечь за собой мосты, она должна убедиться, что Николас понимает, что, кроме этой недели, у них ничего нет.

Не повязав голову полотенцем, она откинула волосы и открыла шкафчик в поисках фена. Слава Богу, волосы у нее послушные. Ей хотелось выглядеть как можно лучше, хотелось подарить Николасу неделю, которой он никогда не забудет.

Минут десять спустя она нерешительно вышла из ванной. Николас уже поджидал ее в спальне.

— Ты, наверное, хочешь распаковать вещи, — сказал он, — но я могу попросить об этом горничную.

— Нет, — покачала головой Мэриэл. — Мне кажется, нам нужно поговорить, прежде чем мы… ну, прежде чем мы совершим непоправимое…

Николас насторожился, но губы его улыбались:

— Что ты хочешь мне сообщить?

Убеждать себя гораздо легче в уединении ванной. Теперь же, под разгоряченным взглядом его зелено-золотистых глаз, напряженно изучающих ее лицо и не упустивших ее растущего желания, ей оставалось лишь сдаться.

Честность же заставила ее произнести:

— Я хочу, чтобы ты все понял правильно. То есть я не хочу, чтобы мы обманывались. Оба. Это будет несправедливо, учитывая… — Слова застряли у нее в горле. В натянутом молчании чувствовалась напряженность.

— Учитывая что? — медленно переспросил Николас.

Мэриэл сглотнула.

— Что это не может перерасти в нечто постоянное, — выговорила она наконец, чувствуя, что каждое слово бьет его по сердцу.

— Конечно, ты права, — спокойно сказал Николас. — Просто по какой-то странной иронии судьбы мы попали в сети чувственного колдовства. Это нерационально, но с этим невозможно бороться. Похоже, мы оба против этого бессильны. Мы пытались игнорировать. У меня не получилось.

Мэриэл покачала головой и признала:

— У меня тоже.

Он не сводил с нее властного, гипнотического, словно у хищника, взгляда.

— Итак, поскольку ни ты, ни я не хотим мучиться, мы удовлетворим за предстоящую неделю наш голод, получим нужное нам очищение и сможем смотреть друг на друга более или менее объективно. Так? — спросил Николас.

Именно это она и собиралась сказать. Почему же тогда ей так больно слушать его глуховатый голос, бесстрастно очерчивающий границы их романа?

Стараясь контролировать себя, Мэриэл кивнула.

— Я бы не смогла выразить мысль лучше. — Она пожала плечами. — Мне бы хотелось смотреть на тебя и не чувствовать, как внутри все переворачивается, вообще ничего не чувствовать.

Единственной реакцией со стороны Николаса был долгий, невозмутимый взгляд. Он холодно и по-деловому произнес:

— Значит, мы оба понимаем, что с нами происходит.

Я его не люблю и не буду любить, твердила Мэриэл притаившейся в душе романтической надежде. Ни сейчас, ни потом.

Поспешно, чтобы не передумать, она проговорила:

— Я не привыкла к таким ситуациям, Николас, я плохо представляю, как нужно себя вести.

В его взгляде мелькнуло какое-то сильное и мрачное чувство, но он сказал неизменившимся голосом:

— В мои привычки это тоже не входит. Может быть, теперь, когда мы обговорили основные правила, ты захочешь поесть?

— Нет, спасибо, — ответила Мэриэл, — я перекусила в самолете.

Только тут она поняла, как ей хотелось, чтобы Николас сказал, что от любви к ней потерял голову. Его слова, подобранные со всей осторожностью дипломатического опыта, были маленькими смертоносными стрелами, убивающими всякую надежду.

Хрипло, словно ей все-таки удалось пробить его необыкновенное самообладание, он спросил:

— Тогда, может быть, ты хочешь отдохнуть?

Изо всех сил стараясь сохранять какую-то объективность, она перебрала в уме все охватившие ее ощущения — мурашки, пробежавшие по спине, слабость во всем теле, горячую тяжесть в животе, волнами охватывающую тело, лишающую ее воли и энергии.

И в то же время в ней начала пробуждаться какая-то другая, более примитивная и глубокая энергия, добела раскаленная и всепоглощающая. Призвав на помощь остатки разума, она коснулась языком ставших внезапно сухими губ и глухо пробормотала:

— Николас, я не принимаю таблеток.

— Я об этом позабочусь, — успокоил он, не отрывая глаз от ее рта, словно в нем таился залог блаженства. Длинный указательный палец нащупал предательски пульсирующую жилку на ее шее. — Я обо всем позабочусь, — обещал он медленно и уверенно. — Все, что ты хочешь, Мэриэл, все, что тебе нужно. Скажи мне, и я это сделаю.

— Я хочу тебя. — Она опустила ресницы и почувствовала, как губы сами раздвигаются в соблазнительной улыбке, вечной, как сама женственность, более понятной, чем слова. — Всего тебя. Больше мне ничего не надо.

Сколько времени они так простояли, связанные лишь прикосновением его руки к ее шее? Мэриэл казалось, что его жизненная сила через ладонь и чувствительные кончики пальцев сливается с ее жизненной силой.

Затем, издав какой-то глубокий, гортанный звук, Николас притянул ее к себе, крепко прижав к своему напряженному от желания телу.

Когда она в молчаливом и бессознательном приглашении подняла лицо, он поцеловал ее с жаждой человека, истомленного долгим ожиданием. С жаждой, которую она не только разделяла, но и на которую ответила не менее пылко, открывая губы навстречу его страстному вторжению, чувствуя, как последняя крепость дрожит и рушится под неотразимым натиском его требовательных ласк.

Николас взял ее на руки, перенес на кровать и опустил на покрывало. Она хотела скинуть халат, но он воспротивился:

— Нет, позволь мне, — и неторопливо стянул его. — Так распаковывают подарок, — сказал он.

Мэриэл лежала обнаженной, вся во власти его обжигающего взгляда, а он смотрел на нее так, будто она олицетворяла все, о чем он когда-либо мечтал.

— Именно такой я тебя и представлял, — глухо произнес Николас. — Соблазнительница и колдунья… Мэриэл, прекрасная, сверкающая Мэриэл, словно статуэтка из слоновой кости. Я ждал тебя всю свою жизнь.

Он наклонился и поцеловал ее шею, затем мягкий изгиб груди. Его губы и язык были такими горячими, что казалось, они оставляют следы на ее теле. Золотые поцелуи бога…

Впервые в жизни Мэриэл восхищалась воздействием своего тела на мужчину. Дэвида она стеснялась, а сейчас совершенно забыла про смущение. Глаза, руки и губы Николаса являли собой голод, восхищение, граничащее с обожествлением, и обжигающую страсть.

Голосом, который показался ей самой чужим, она вымолвила:

— Это несправедливо. Ты все еще одет.

— Тогда раздень меня.

Стараясь унять дрожь, Мэриэл потянулась к нему и расстегнула пуговицы на рубашке, глядя на медную кожу, гладкую и покрытую редкими волосами. Она стянула с его плеч тонкую ткань и, чуть приподнявшись, поцеловала.

И только тогда окончательно осознала свою власть над ним. Из груди Николаса вырвался резкий вздох, когда язык ее прикоснулся к его коже и вызванное лаской напряжение достигло крайней точки.

Когда наконец его рубашка оказалась на полу рядом с ее халатом, она, томно взглянув на него, пробормотала:

— Ты такой красивый!

— Это должен был сказать я, — улыбнулся он.

— Нет. — Она провела пальцем по его груди. — Я знаю, что я не красавица. Но ты, Николас, действительно красив.

— Как ты можешь, посмотрев на себя в зеркало, утверждать, что ты не красавица? «Вся соткана из фантазии и страсти», — процитировал он.

Почувствовав его напряженное ожидание, Мэриэл вздрогнула, ее храбрость испарилась, словно капли дождя на солнце. В конце концов ей удалось расстегнуть молнию и спустить брюки с бедер. Прижавшись щекой к его груди, она удивлялась тяжелому биению сердца и понимала, что пути назад нет.

— Увидев тебя впервые, я понял, что у меня будут проблемы. Точнее, одна голубоглазая проблема с мягкими губами и длинными ногами, — сказал Николас, смеясь и целуя ее сначала нежно, но потом с такой силой, что ее подхватила волна эротического восторга.

Секунду спустя Мэриэл лежала на спине, гладя руками его горячую кожу, тело ее изгибалось, и она требовательно прильнула к нему.

— Да, — глухо произнес Николас.

Он сам сорвал с себя оставшуюся одежду, обнажив узкие бедра и длинные мускулистые ноги.

— Нам будет хорошо друг с другом, — сказал он, склоняясь и пробуя на вкус ямочку ее пупка. — Вот увидишь, нам будет очень хорошо.

Николас не ошибся, но заставил ее ждать, прежде чем она испытала это восхитительное слияние. Несмотря на отчаянную, всепоглощающую взаимную страсть, он не спешил. Лежа с ней в лучах солнца, он, изучая, касаясь ее, шептал о своей страсти, добиваясь от нее того же.

Сначала Мэриэл раскрывала губы лишь для поцелуев. Дэвид был молчаливым любовником, и просьбы Николаса делиться с ним своими самыми сокровенными фантазиями казались ей вмешательством в ее чувства, но Николас добился своего, лаская ее руками, ртом и словами, пока она не стала отвечать.

Он был умелым любовником, настоящим завоевателем в войне, где побеждают оба. Мэриэл так жаждала получить то, что мог дать ей только он, что готова была последовать за ним хоть на край света, держа свое сердце в протянутой руке.

Николас властвовал над ее телом и желал, чтобы и Мэриэл знала его тело. Наконец она была готова рыдать от желания, мечтая только о той единственной вещи, которую он ей обещал, — о полном удовлетворении голода, рвущего на части ее волю.

Широко распахнув глаза, Мэриэл с восторгом видела капли пота на его лбу, радовалась, что теперь не одна она испытывала жажду слияния. Николас тоже страстно стремился к этому.

Он пошевелился, и она, изогнувшись, впустила его и непроизвольно напрягла мышцы, затягивая его все глубже, сжимая так, чтобы он не смог вырваться, и он ей ответил, исторгая волны чувственности, набирающие силу, растущие с каждым движением, каждым глубоким ударом, пока наконец она не впала в экстаз, не ощутила радость, настолько острую, что не смогла сдержать сдавленного крика.

Николас засмеялся и запрокинул голову назад. Никогда еще Мэриэл не видела мужчину на вершине экстаза; ее глаза потемнели еще больше, когда резкие черты его лица растворились в несдерживаемом более восторге.

Она не разбирала слов, вылетавших из уст Николаса вместе со стонами. Его напряженное тело расслабилось, сердца их бились в унисон, она прижимала его к себе, испытывая удивление, радость и ленивое, неторопливое удовлетворение, превращавшее ее кровь в мед, пока он не поднял голову и не перевернулся, увлекая ее за собой.

— У испанцев есть поговорка: «Господь говорит, бери все, что хочешь, но плати за это», — негромко произнес Николас. — Если это правда, то когда-нибудь меня ожидает ад.

Мэриэл поежилась.

— Жизнь устроена не так просто, — возразила она. — Страшная судьба выпадает замечательным людям, а подлецы заканчивают жизнь в счастливом зрелом возрасте.

— Значит, ты не веришь в карму или в то, что за все надо платить?

— Не очень. Я верю, что нужно как можно лучше делать то, на что ты способен, — медленно проговорила она, наблюдая за солнечными лучами, пляшущими в дверном проеме, — а остальное предоставить той силе, которая управляет Вселенной. — Она зевнула и, прикрыв рот рукой, извинилась.

— Почему бы тебе не поспать? — спросил Николас. — Или, может, хочешь принять душ или пить?

— Я бы выпила чего-нибудь.

Николас вышел, а она все лежала, задумавшись, стараясь как-то упорядочить свои ощущения. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

И знала, что это неправильно. Она всем сердцем когда-то любила Дэвида, а он любил ее, правда, недостаточно для того, чтобы пожертвовать карьерой, но это не меняло его чувств. Он оставался нежным и заботливым любовником, и ей было хорошо с ним.

Николас же даже не притворялся, будто любит ее; он говорил лишь об удовлетворении дикого, бесконтрольного желания, успокоить которое можно, лишь поддавшись ему.

Мэриэл мечтала о будущем с Дэвидом и с самого начала знала, что с Николасом у нее нет будущего. Она понимала и принимала, что их взаимное влечение чисто физическое, игра гормонов, естественное влечение здоровой женщины к сильному мужчине.

То, что происходило между ней и Николасом, стало истинным слиянием, стирающим все границы. Он был ее частью, а она — его.

А это, предупреждал ее циничный ум, опасная и сентиментальная мысль. Желание приписать некую мистическую значимость тому, что было всего лишь приятным опытом, не чем иным, как глупостью.

Романтический ореол, приписываемый идеальному партнеру, не более, нежели обман чувств. Она знала множество браков, начинавшихся с любви и надежд и приводивших к разочарованию и разводу.

Кроме всего прочего, она действительно считала, что Дэвид — тот самый человек, который сделает ее счастливой. Она любила его со страстью, уважением и симпатией и, когда он ее бросил, сочла, что жизнь ее разбита.

Но Мэриэл пришла в себя.

Теперь она медленно приходила к мысли, что существуют и другие отношения, не менее сильные, чем любовь, от которых, возможно, еще труднее освободиться.

Николас прервал ее беспорядочные раздумья.

— Я выжал сок лайма, — объявил он, входя со стаканом в руке.

— Спасибо, — поблагодарила она, не в силах удержаться от зевка.

Николас рассмеялся и, пока она пила, присел на край кровати, а потом лег рядом и обнял ее. Они уснули, слившись телами в единое целое и нежась, словно коты на солнышке.

Проснувшись, Мэриэл услышала ровное биение его сердца под своей щекой. Осторожно приподняв голову, она стала смотреть на него, любуясь темными ресницами, отбрасывающими тень на лицо.

Кончится неделя, и ей придется безжалостно оторвать себя от Николаса. Интуиция предупреждала, что, продолжив с ним встречаться, она очень скоро совсем пропадет.

Николас повернулся. Улыбнувшись, Мэриэл поцеловала его в плечо.

— У-м, — издал он не слишком интеллектуальное мычание и потянулся.

Услышав негромкий шум, она подняла голову:

— Что это?

— Экономка готовит ужин.

— Ну конечно! Я могла бы сама с этим справиться, — проворчала Мэриэл.

— Это не отдых, если тебе придется торчать на кухне.

Она прижалась к нему теснее, по-прежнему ощущая сонливость и удовлетворение.

— Я люблю готовить, да и ты мог бы помочь.

Плотно сжатый рот смягчила улыбка, он провел рукой по ее спине, вызвав легкую дрожь.

— Я готовлю прекрасную яичницу, — сказал он, — но на этом мои кулинарные таланты кончаются.

Она слегка укусила его острыми белыми зубками.

— Значит, тебе пора научиться большему. Я бы предпочла обойтись без прислуги.

— Ладно. Дождемся, когда она все закончит, а потом попросим больше не приходить.

— На сколько у нас хватит припасов?

— Откуда я знаю? Не беспокойся, я не дам тебе голодать.