"Четыре жизни. 1. Ученик" - читать интересную книгу автора (Полле Эрвин Гельмутович)Первый курсВернулся в Томск 31 августа и на следующее утро отправлен в первый студенческий колхоз. Однокурсников не знал (отсеялось не менее двухсот абитуриентов, да и жил я во время экзаменов не в студенческом общежитии), знакомились в стареньком колхозном автомобиле ЗИС-5, на котором нас часа три везли по грунтово-гравийной дороге в Громышовку Зырянского района выполнять долг Родине, помогать убирать урожай. Именно в Громышовке впервые бросилась в глаза ненормальность организации сельского труда. Тысячи присланных из города студентов и рабочих трудятся от темна до темна и в смену по ночам, а большинство колхозников спокойно занимаются своими делами: убирают огороды, заготавливают грибы, ягоды и кедровые орехи, торгуют на базарах Асино и Томска, готовят дрова на зиму… А пока мы едем на соломе в Тоня — младшая на курсе, 1942 г.р., приехала учиться теплоходом по Оби из Парабели на севере Томской области. Район Парабели — одно из мест массовой ссылки в страшные 30-е годы, чуть севернее расположен печально знаменитый Нарым. В наши студенческие годы, несмотря на политические изменения в стране, было не принято гордиться социальным происхождением, если ты не из пролетариев. Мне трудно было понять скрытность и неразговорчивость детей и внуков принудительных переселенцев, так как сам свободно рассказывал о детских переездах под вооружённой охраной из Челябинска-40 на Колыму, и всё прочее. Преподаватели истории КПСС (помимо экзаменов на первых двух курсах ещё и госэкзамен после пятого) Томского университета, в большинстве глухари-догматики, продолжали твердить о пользе коллективизации и целесообразности ссылки зажиточных крестьян, под кличкой «кулак» в Сибирь. Я никогда не слышал, чтобы Тоня рассказывала о своём происхождении, но из-за прижимистости в характере её часто за глаза называли кулачкой. Действительно, Тоня считала каждую копейку, из дома ей мало помогали деньгами, одевалась скромно. Тоня хорошо училась, иной раз с истерикой, пересдавая «хорошо» на «отлично», что не очень было принято на нашем курсе, добивалась повышенной стипендии. В то же время, имея большие сложности с чувством юмора, превратилась в постоянный источник упражнений смешливых сокурсниц в 8-местной комнате. Имел возможность регулярно наблюдать, так как питались в одной коммуне и моя будущая жена Нина жила в этой комнате, сам Тоню больше не заводил. Типичная шутка, типичный для Тони финал. Ужинаем за огромной сковородой жареной картошки. Кто-то из девушек случайно обнаружил среди книг один старый неиспользованный билет в кино на 9 часов. Тоня появляется на ужин с опозданием, примерно в полдевятого. — Тоня! Билет в кино лишний, пойдёшь? — Пойду, только поем сначала. — Да ты что? Опоздаешь! Беги, мы тебе картошки оставим! Тоня унеслась, все смеются в предвкушении её скорого возврата, кинотеатр в полукилометре от общежития. Ждали, ждали, ужин закончился, Тони нет. Мы с Ниной вышли на традиционное место «дружбы» у подоконника в конце коридора. Ближе к полночи мимо нас движется довольная Тоня. — Тоня! Как кино? — Понравилось! Только сначала я не могла минут десять согнать со своего места какого-то нахала. Девчонки в комнате разбитные, все до конца учёбы пристроились (вышли замуж), кроме Тони. Парней, политехников и военных курсантов, в комнату ходило много. Девчонки подтрунивали над Тоней, почему не приберёт к рукам кого-нибудь. По-видимому, достали. Однажды поздно вечером появилась в комнате, разделась и начала ходить туда-сюда полуголой, демонстрируя синяки. Обычно девушки, женщины стараются прятать случайно образовавшиеся синяки на шее и других интимных местах. Впечатление Тоня произвела, тему закрыли. В 1968 г., переехав из Барнаула в Тюмень, обнаружил Тоню в индустриальном институте ассистентом кафедры общей химии, лет через 10 защитила диссертацию. Здесь она подобрала хорошего, красивого и умного, первокурсника дневного отделения, женила на себе (чуть не выгнали Тоню за это с работы), перевела на заочное отделение, родила Павлика. Муж, строитель, получил квартиру (неоднократно в 70-е бывали с Ниной в гостях, выпивали вместе), окончил институт и через некоторое время ушёл. При переходе России в рынок Тоня бросила институт и занялась челночной торговлей. В сентябре 2002 г. я приехал на три дня из Томска в Тюмень, первая жена Нина и старшая дочь Эльвира со смехом рассказывали, как Тонька с сыном Павлушей торгует на базаре и что там она себя, наконец, нашла. Мне не смешно, разговаривать на тему Тониной работы не хотелось. Гены, однако, сказались! Итак, мы прибыли в Громышовку, расселены по квартирам. Наша группа в 9 человек, включая двух парней (меня назначили старшим), расположилась на полу в однокомнатной избе у вредной старухи (за каждого постояльца получала определённое количество трудодней). Матрасовки, привезённые из общежития, набили соломой и, довольные жизнью (солнечно, золотая осень), пошли осматривать убогую деревню. Сельпо торгует пряниками и дешёвыми конфетами «Дунькина радость» (липкие подушечки или драже без всякой упаковки) производства районного пищекомбината. Нас эти «деликатесы» очень даже устраивали, тем более что молоко могли брать в колхозе без ограничений. Лирическое отступление на тему «всегда любил петь». Где-то к 9-му классу школы «хоры закончились», моё участие тоже. Переходный возраст, обострённое восприятие стороннего малокомпетентного мнения типа «не кричи, когда поёшь» привело к тому, что я десятки лет вообще не пел в присутствии посторонних, хотя всегда любил мурлыкать под нос запомнившуюся мелодию (слова песен запоминал редко). В колхозе перед первым курсом сокурсники помнят меня напевающим «Ты гори моя звезда…», последние 30 лет люблю напевать несколько слов романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду». Подружились со Славой Зуевым. Мы практически неразлучны, работали в паре на уборке и перевозке зерна, рано утром бегали несколько километров (оба жаворонки) с вёдрами на молочную ферму, пока девушки спят. Первый семестр мы всё ещё неразлучны, в спарке, по авиационной терминологии, Слава — ведомый. Неожиданно Славе стала трудно даваться учёба, да он и интерес к учёбе потерял, помню потухший взгляд, когда надо было готовиться к коллоквиуму или экзамену. Слава нашёл себя в спорте, много тренировался, вышел в лидирующую группу бегунов университета, а затем и Томска, на средние дистанции (400, 800, 1500 метров). Стал спортивной знаменитостью Томска. Постепенно Слава начал отдаляться от меня, тем более, нашлись «доброжелательные» сокурсницы, порицавшие Славу, что тот постоянно следует моим советам. Случился и мимолётный эпизод в конце первого курса, когда сокурсница, за которой он ухаживал (отличная бегунья на средние дистанции!), больше смотрела на меня (безнадёжно, но Славу задело). Слава бросил университет (по-видимому, это случилось во время моих болезней на третьем курсе, точней не скажу), не знаю, куда исчез. Слава просто не туда пошёл учиться. Хорошо помню, кроме спортивных достижений Слава удивлял умением отлично рисовать и чертить. Человек, способный добиваться побед в спорте, психологически не может терпеть поражений в других сферах, моральных унижений от слабой учёбы (тройку тренеры всегда в состоянии обеспечить, но не то, не то…). А химфак университета выпускал химиков высокой квалификации, спортивные достижения студентов являлись неким украшением малочисленного факультета, не более того. 1958 г. Томск. Первокурсники в студенческом общежитии. Справа Слава Зуев. В Громышовке мы познакомились с одним из популярных самодельных алкогольных напитков, медовухой, брагой на отходах производства мёда. Каждый пасечник имеет свой рецепт, несколько раз приходилось угощаться, так как водитель любил «по пути» заезжать на пасеку, воспоминания только положительные. Медовуха — обманчивый напиток, пьётся легко. Хорошо принявши на грудь, ощущаешь ясную голову и непослушные ноги. Проспавшись, не чувствуешь похмельного синдрома. По-видимому, сказываются целебные свойства мёда. Мы со Славой больше других были на работе и с хозяйкой не конфликтовали, но девушки не смогли наладить отношения. Тон задавали две однокурсницы, старавшиеся подчеркнуть собственное «аристократическое» происхождение и любившие «качать права». Однажды бабуля попросила девчат помочь копать картошку, те наотрез отказались. Хозяйка сделала просто, все наши вещи выкинула на улицу. Конец сентября, холодно, нас поселили в заброшенном доме с огромными щелями, бывшем детском садике (акцентирую внимание, так как через 30 лет Томский нефтехимический комбинат по заданию обкома КПСС на свои средства строил детский садик в Громышовке). Пошёл снег. Дров нет, как-то ночью утащили две охапки с поленницы бывшей хозяйки, такой шум поднялся, не приведи господь. Телогрейки практически не снимали, грелись, в основном, при перелопачивании «горящего» зерна на току и в амбарах. Вернулись в Томск 13 октября. С общежитием на химфаке всегда «напряжёнка» (до 1962 г. химики жили на Ленина 68, в центре Томска напротив почтамта), но для всех шестерых ребят-первокурсников выделили отдельную комнату. До конца вместе доучились Эдик Антипенко, Валя Егоров, Женя Чернов и я. Через некоторое время к первокурсникам подселили на раскладушке Юрия Захарова (4-й курс), будущего ректора Кемеровского университета. Оказался большой любитель ночи напролёт посвящать покеру. Ребята на 4-м курсе подобрались толковые, любили и пошутить. Одна из шуток запомнилась скандальным разбором на факультетском комсомольском собрании весной 1959 г. Девушки с остервенением требовали исключить всех парней курса из комсомола, те вяло отбрыкивались, просили извинить. Еле-еле большинству «зрителей» с других курсов удалось ограничить наказание строгим выговором «с занесением». Шоу, думаю, осталось в памяти у всех студентов факультета. Что произошло? Один из парней пожаловался сокурсницам, что на «военке» (университет готовил артиллеристов) они сломали сложный прибор «клиренс» и с них требуют оплатить его стоимость. Девушки решили помочь, сбросились и передали ребятам деньги, которые те немедленно пропили. Скандал разразился, когда сокурсницы случайно выяснили, что «клиренс» — один из терминов, используемых при подготовке артиллерийских стрельб. Через год мне в качестве и.о. секретаря бюро ВЛКСМ факультета, пришлось смотреть в униженно-просящие лица и вносить изменения (снимать выговоры) в учётные комсомольские документы, чтобы не было помех толковым ребятам при получении дипломов и характеристик в аспирантуру. Потекли студенческие будни. С началом учебных занятий почувствовал разницу ВУЗа и школы. Не было ежедневного спроса (много позже, работая доцентом, столкнулся с почти школьной системой обучения на первых курсах тюменского индустриального института), оказалось много свободного времени. Занятий на первом курсе почти не пропускал, многое казалось очень понятным. Жизнь шла весело, на 1-м курсе у химиков популярно четырёхборье: шахматы, шашки, шашки (поддавки) и уголки. Часами играли на вылет. Отличный тренинг для головы. Позже о таких соревнованиях я никогда не слышал. Много играли в карты, простейшие варианты. Холодным душем оказалась тройка при досрочной сдаче экзамена по математике в первую сессию. Лектор Василий Васильевич Черников (химики звали его Вась-Вась) предложил мне прийти сдавать с группой, но куда там. Стыдно возвращаться в общежитие (на нашем курсе это первый опыт досрочной сдачи экзамена), тем более что чемоданчик для поездки в Талды-Курган на каникулы был с собой. Кстати, Вась-Вась был своеобразным преподавателем. Лекцию заканчивал строго по звонку, мог и на середине предложения, а следующую лекцию начинал диктовать прямо от входной двери с того места, где закончил. Вась-Вась не стоял на месте, если не писал на доске, находился в постоянном движении наподобие маятника. На экзаменах ответы на поставленные изначально вопросы не слушал, студенты свободно списывали, за столом подсовывал всем одну и ту же практическую задачу. Неудов никогда не ставил, зато помню сессию, когда наша группа N881 в 25 человек пыталась взять один интеграл, в результате, 24 тройки и одна пятёрка. Так уж получилось, что все четыре экзамена по математике Вась-Вась меня «удовлетворил». Первые зимние каникулы в январе 1959 г., кроме сдачи математики запомнились застольем в Талды-Кургане (родители опять поменяли место жительства, вернулись из Текели в областной центр). Вечером за ужином (дополнительно присутствуют две пары родственников) папа разливает своё вино. Одна рюмка, вторая и на третьей мама, округлив глаза: Эрвин, ты пьёшь? Ответить нечего. Университет требовал другого уровня подготовки к занятиям, первый год приспособиться не мог. Умом понимал, что готовиться нужно с «карандашом в руках», но привычка к ориентации на хорошую память оказалась сильнее. выяснилось, память может подводить. На первом курсе занятия начинались в 9 утра, а мы умудрялись вставать в 8.45 и успевать дойти от общежития до главного корпуса ТГУ. Когда сейчас я прохожу этим путём, вспоминаю древний уличный термометр по Реомюру, висевший на угловом здании мединститута. Мало кто понимал его показания, но по дороге в университет я пересчитывал их в градусы по Цельсию. Кстати, знание фактической температуры воздуха не уберегло нас от глубокого обморожения ушей и носа именно на этом маршруте, когда мы со Славой Зуевым торопились на первую лекцию. Любил посещать лабораторные занятия (у химиков обычная продолжительность — 6–8 часов), здесь мы умудрялись заниматься интересными химическими опытами вне программы. Одна из многолетних забав химиков-первокурсников (ребят!) — изготовление взрывчатых капсул небольшой мощности с подбрасыванием их в университетские туалеты. Визг начальства, топанье ногами, безуспешный поиск персональных виновных с обещанием выгнать из университета, первокурсники «прижимали уши», через год новый набор химиков продолжал традицию. Жили в студенчестве скромно, стипендия 220 руб. (до реформы 1961 г.), из дома присылали 300 руб. Второй семестр оказался без стипендии, из дома присылали 400 руб. Большинство сокурсников имели малообеспеченных родителей. Питались коммуной (10–15 человек), сбрасывались по 200 руб. в месяц. Типичное дневное меню. Утром: чай без сахара, хлеб, несколько конфет типа «подушечек». Обед: суп, чаще щи (на ведёрную кастрюлю 200–300 грамм мяса), компот. Ужин: огромная сковорода с рожками или жареная картошка, кисель. Питание скудное, но зато весь месяц обеспечен. Варили обед и ужин нанятые пожилые женщины из числа обслуживающего персонала. Стандартный состав коммуны — 1–2 парня, остальные девушки. Ребят обычно освобождали от регулярного дежурства, но поручали доставлять с базара картошку и утром бегать за свежим хлебом (основной продукт питания). Сложности начинались в воскресенье, коммуна не работала, если нет денег, беда. Кто целый день валялся на кровати, кто где-то урывал (чаще у запасливых девушек) перекусить, кто просто гонял чай без сахара. Моё типичное воскресное одноразовое питание: 4 стакана молока по 60 копеек и 6 пирожков с картошкой по 40 копеек в ближайшей забегаловке. Я всю жизнь любил молоко, постоянно это подчёркивал и в очередное воскресенье ребята поймали на слове, что спокойно могу выпить три литра молока, не отрываясь. Поспорили. Собрались зрители, кто-то купил в общежитском буфете и принёс трёхлитровую банку молока, причем, слегка подкисшего. Нет бы, дать задний ход, благо есть основание. Но я упрямый, начинаю пить на глазах полутора десятков парней, опозорился, не смог допить, примерно, пол-литра. Нормальными словами ощущение подкисшего молока над заполненным до предела пищеводом выразить невозможно. Ни лечь, ни сесть — молоко стремится наружу. Память собственной глупости на всю жизнь. Химфак университета малочисленный (250 студентов), но хорошо организован. Ряд профессоров мирового уровня: Александр Павлович Бунтин (ректор университета, завкафедрой неорганической химии, сдал ему на «хорошо» первый студенческий экзамен), Борис Владимирович Тронов (в будущем мой научный руководитель), Виктор Васильевич Серебренников (крупнейший авторитет в области редкоземельных элементов). Выросли в мировых научных светил и крупнейших руководителей в то время доценты на кафедре Бунтина Владимир Васильевич Болдырев, Геннадий Викторович Сакович. Бунтин олицетворял собой эталон настоящего профессора (в восприятии первокурсника из глухой провинции): седина, живот, хромовые сапоги, уверенная походка… Среди студентов из поколения в поколение ходила легенда, что нельзя на экзамене ссылаться как на источник знаний по неорганической химии на учебник Некрасова, так как Некрасов только раз в тексте упомянул Бунтина, причём мелким шрифтом. Сохранилась в памяти и манера Бунтина проводить предэкзаменационные консультации. Сначала убедится, что все присутствуют. Вопросы? Нет вопросов? А зачем пришли? Дальше начинается «лирика». Бунтин: «Чем Вы занимаетесь в свободное время? А я рисую. Берёзы! Шишкин схитрил, он всё сосны рисовал, а их рисовать легче…» Много лет эти эпизоды рассказывались со смехом, а сейчас не смешно. В описываемый период престиж химии стоял высоко, может быть, уступал только радиофизикам и ядерщикам, в конкурсе участвовали сильные абитуриенты, сам конкурс проходил очень жёстко, большинство производственников отсеивались на вступительных экзаменах. Учился курс хорошо. Не более десяти первокурсников оказались слабее основной группы, часть из них отсеялась на первых курсах, часть «доспотыкалась» через академические отпуска и закончила обучение позже. Общественная жизнь на факультете бурлила (скорей, фонтанировала). Много лет я периодически задумывался над этим явлением. Почему подобной активности молодёжи не видел, будучи преподавателем институтов в Барнауле и Тюмени, наблюдая образованных девушек и юношей на Томском нефтехимическом комбинате? Что это было? Аура хорошего университета? Влияние политической оттепели? Или неадекватное восприятие юного провинциала? В художественной самодеятельности, спорте, комсомольской деятельности задействованы все студенты, причём многие умудряются совмещать тренировки, репетиции, работу в народной дружине, заседания комсомольского актива… Среди первых членов знаменитой капеллы Томского университета большая группа химиков, в том числе мои сокурсницы Валя Занина, Эмма Ефимова, Света Финогенова… Были и танцоры университетского уровня (Софья Даутова…). Помню, как на праздничном вечере нескольких факультетов в филармонии (ныне органный зал) вышел на сцену в В молодости кумир — Аркадий Райкин, не понимал, что Райкин исполняет миниатюры, написанные талантливыми авторами, ни на афишах, ни по ходу концерта их не называли. Я несколько лет читал со сцены монолог современного Хлестакова, скопированный с записи выступления Райкина. Впервые задумался о роли автора текста, начав готовить монологи других современных гоголевских героев Манилова, Собакевича, Ноздрёва. Оказалось, автор — Владимир Поляков, позже уточнил, что Райкин много его миниатюр исполнял. Недавно услышал признание Михаила Жванецкого, что именно некорректное отношение великого эстрадного актёра к авторам исполняемых миниатюр стало причиной ухода Жванецкого из театра Райкина. Паразитирование на скрытых от общества талантах не красит актёра, даже великого. Итак, сцена томского Дома учёных, 2-й курс, я читаю серию монологов Владимира Полякова. Знакомые студенты и преподаватели удивлялись, где я нашёл такие тексты. В библиотеке ТГУ. Очевидно, длинное выступление (минимум 40 минут) не могло попасть на заключительный концерт. В чём я сейчас убеждён, мне не хватало режиссёра, сложный прозаический юмористический текст требует чёткой расстановки интонаций, без помощников не обойтись. «Хлестакова» я обкатал в течение 2 лет в десятках выступлений, а вот с остальными современными гоголевскими героями сразу вышел на конкурс, оцениваемый компетентным высоко квалифицированным жюри. Оценка жюри мне осталась неизвестной, конкурс шёл несколько дней, присутствовал только в день выступления, но очки в копилку химического факультета я принёс. Конкурс стал прощальным в моей «карьере» чтеца, участника художественной самодеятельности. В спортивном отношении химфак всегда в первой половине из десятка факультетов. Первый курс не испортил ситуации, Слава Зуев и Людмила Матросова сразу вышли в лидеры университета по бегу на средних дистанциях. Мужчин на факультете мало, мобилизованы все. Меня «бросили» на спортивную ходьбу. Понравилось. Призовых мест не занимал, но очков в факультетскую копилку приносил много. К сожалению, этот вид лёгкой атлетики очень зависит от качества судейства. Однажды сняли за переход на бег (трасса проходила по университетской роще). Усиленно тренировался и на следующих соревнованиях (5 км по дорожке стадиона «Труд») уверенно шёл в группе лидеров. Как же обидно, когда ближе к финишу отстававшие откровенно побежали, и никто их не снял с соревнований. Закончил 7-м из 13 участников, выступление оказалось для меня последним. Весной 1959 г. организован первый легкоатлетический «матч гигантов» ХФ ТГУ ХТФ ТПИ (по аналогии с матчем СССР США). Численность химиков-политехников раза в 4 превышала нашу и особенно большой разрыв в численности ребят. Но первая победа в упорной борьбе досталась нам. На этих матчах я выступал в качестве фотокорреспондента, причём заранее согласовано количество очков за эту работу. Фоторепортажи на первом этаже главного корпуса университета привлекли общее внимание (не рисуюсь, горжусь). Весной 1959 г. на общем комсомольском собрании избран членом факультетского бюро, причём по инициативе старшекурсников. Удивительна реакция зала (человек 200), когда назвали мою фамилию. Заставили встать, показаться, в зале вдруг раздался громкий одобрительный гул. Забыть подобное невозможно. Такая реакция была неожиданна и для меня, но вызвала резкое неприятие ряда сокурсниц. Выясняли, кто и как выдвигал кандидатуру (я и понятия не имел). Позже на курсовых собраниях неоднократно требовали объяснять, чем я в бюро занимаюсь. Пытаюсь вспомнить фамилии активисток, не могу. Да и чёрт с ними! Из таких активисток в нынешний век выходят феминистки. Все студенческие годы не забывал о рыбалке. В мае 1959 ловил ельцов в устье Ушайки в центре Томска. Приходил утром, часов в 5 или раньше. Удовольствие, не передать. Тишина, восход солнца, там-сям на Томи и Ушайке плещется рыба, простая удочка, крючок, червячок. Ловил не много, 10–15 ельцов за рыбалку. Возвращался, когда ребята просыпались и собирались идти на занятия. Бросил утреннюю рыбалку, некому уловом заниматься в условиях студенческого быта. Сокурсницы игнорировали, сам я чистить рыбу не люблю, бытовых холодильников в общежитии не было. Первый курс запомнился и душевными потрясениями, море впечатлений! 90 % окружения интеллектуально развитые молодые девушки и это хорошо, не нравится мне рекламируемый подход поэтической элиты: « Внутренняя атмосфера небольшого общежития химиков почти семейная, все на глазах и «дурь каждого видна», проживающие не только хорошо знали друг друга, но и знали в лицо, иногда по именам, приходящих гостей, к девушкам толпами ходили политехники и курсанты артиллерийского училища. В те далёкие годы самым тяжёлым наказанием для студента было выселение из общежития, где в 4-хместных комнатах дружно проживали 8-10 человек, причём решение выносилось студсоветом, а в начале 21-го века обеспеченные студенты всякими путями пытаются избежать проживания в общежитии. У ребят-химиков проблемы с выбором подруги отсутствовали, потому и не припомню гостей-девушек, да и хозяйки общежития своих достойных парней старались на сторону не отпускать. Должен пояснить, на факультете из 10 % ребят половину составляли «чудики» по терминологии Шукшина. Один занимался только философией, другой только классической музыкой, хотя даже танцевать не умел, третий пришёл на факультет как имеющий трудовой стаж, после того как не поступил в духовную семинарию, четвёртый умный, но алкоголик, пятый отчаянный картёжник, шестого силой выгоняли в баню… Умные девушки старались от таких «чудиков» держаться подальше. Исторический факт, более или менее нормальных парней факультета «подбирали» свои девушки. Быстро пробежали сентябрь, октябрь, ноябрь 1958 г., постепенно втягивался в ритм студенческой жизни и неожиданно (для себя и сокурсников) оказался под колпаком яркой третьекурсницы Людмилы Данской. Танцы в красном уголке и в коридорах общежития, походы на каток (в те годы под громкую музыку на стадионах «Труд» и «Динамо» вечерами катались тысячи томичей), приятное ощущение, что тебя выделяет старшекурсница. Типичный лох по нынешней терминологии. Лёгкий флирт в начальной стадии закончился мгновенно. Сокурсницы поймали Людмилу на воровстве и в течение суток выгнали из комсомола и университета. Кто бы мог подумать? Активный общественник в университете, поступала с серебряной медалью… Прошло полвека, сколько же раз я обманывался в людях в молодости, один насильник десятиклассник Кладько чего стоит, но так и не избавился от этого недостатка (доверчивость к людям недостаток?!) до сих пор. Прошло не так много времени, образовался квартет одногруппников, мы со Славой Зуевым, Людмила Матросова и Зоя Скрипникова. Вчетвером готовились к экзаменам на берегах Томи, чаще на «прокатной» лодке переправлялись на левый берег, совмещали купание, загорание и штудирование лекций по истории КПСС. Запомнился инцидент, потрясший нашу маленькую компанию, когда я чуть не утонул, попав в сильное течение. Случайно спас катающийся на лодке посторонний парень. Как-то незаметно разбились на пары, изначально мне больше нравилась Людмила (до сих пор помню её спокойную реакцию, когда, перепутав двери, заскочил в девичью комнату, сидит в комнате одна, полуодетая, в комбинации, увидела меня и… никакого типичного женского визга). Зоя считала иначе, тем более что Слава с Людмилой много вместе тренировались в легкоатлетической секции. Подтверждение популярной песни: «Мы выбираем, нас выбирают»… Прогулки до утра, ночные купания…. Мы с Зоей превратились в неразлучную пару, она даже на футбол не хотела меня одного отпускать. Взял её как-то с собой, одного раза хватило, Зоя весь матч крутилась, смотрела не на футбольное поле, а на орущих что попало, мужиков, причём в большинстве выпивших. Кстати, в те годы женщин на футболе практически не было. Заканчивалась сессия, предстояло расставание до осени, а я даже ни разу её не обнял. Зоя преподала урок, который не смогу забыть до конца жизни. Июньская короткая ночь перед рассветом, мы гуляем по тропинкам Лагерного сада (столетний парк на высоком берегу Томи, любимое место влюблённых студентов). « Ради Зои плюнул на летний колхоз (член бюро ВЛКСМ, схлопотал позже выговор), поехал провожать её до Новосибирска и дальше домой, на юг по Турксибу в Талды-Курган. При встрече Зои с родственниками на перроне она сделала вид, что вообще не знает меня. Это простить невозможно. Не было ни объяснений, ни истерик. Просто по приезду осенью в Томск я её «не заметил». Сокурсники не могли понять, что произошло. Ведь такая красивая любовь была! А была ли любовь? Похоже, нет, первый поцелуй для них оказался последним. Но «тараканы в голове забегали», пытался осмыслить, что происходит при моих контактах с девушками. Или что-то с организмом не в порядке или любовь — выдумка литераторов. В последних классах школы переключал внимание с одной подруги на другую, разрывая отношения по пустякам. Плюс две неудачные истории на первом курсе. Много позже стало ясно, это был юношеский максималистский поиск настоящей любви. |
|
|