"Стражи полуночи" - читать интересную книгу автора (Уитли Дэвид)

2 Кольцо с печатью

— Ну что, Лили?

— Да, сэр?

— Как дела у мальчика?

— Все так же.

В течение последних нескольких дней подобные диалоги вошли у них в обыкновение. Лили постоянно сидела на каменной ступеньке лестницы у дверей в комнату Марка, штопала скатерти или читала в неярком свете свечи. Почти каждый час доктор Теофилус поднимался к ней из своего кабинета, расположенного в подвале. С надеждой во взоре он задавал привычный вопрос. Получив неутешительный ответ, озабоченно кивал и возвращался к прерванным занятиям.

Лили никогда не бывала в его кабинете. Она знала, доктор хранит в подвале мертвые тела, трупы жертв серой чумы. Она знала также, что доктор вскрывает эти трупы и исследует их. Разумеется, это было необходимо — для того чтобы успешно лечить чуму, следовало знать, какого рода разрушения она производит в человеческом организме. Но стоило Лили подумать, что весь день на доктора взирают неподвижные глаза мертвецов, ее бросало в дрожь.

На этот раз доктор опустился на ступеньку рядом с девочкой. Он задумчиво поглаживал свои жидкие усики, а это служило верным признаком того, что он встревожен. В этом не было ничего необычного.

— Как ты думаешь, долго он будет находиться в таком состоянии?

Лили не спешила с ответом, размышляя, стоит ли рассказывать доктору о том, что до нее не раз доносились приглушенные всхлипывания Марка. Принося ему еду, она видела красные от слез глаза, приникшие к дверной щелке.

Взглянув на доктора, она заметила, что под глазами у него залегли темные круги — свидетельства бессонных ночей и переутомления.

— Я думаю, сэр, скоро ему станет лучше.

Конечно, доктор проявил мягкосердечие и снисходительность. По закону Марк должен был начать работать, едва переступив порог. С самой Лили произошло именно так. В первый же час своего пребывания в этой древней башне она узнала, где здесь хранятся тряпки и половые щетки. Но Лили не жаловалась; она понимала, что от нытья нет никакого проку.

Доктор испустил тяжкий вздох.

— Жаль, что мне приходится скрывать его от деда. Думаю, имей мальчик возможность свободно разгуливать по башне, он скорее успокоился бы и примирился со своей участью. Но…

Доктор осекся. Так случалось почти всегда, когда разговор заходил о его дедушке. Несмотря на преклонные годы, граф Стелли не утратил ни внушительной осанки, ни властного характера. Лили отложила книгу, думая о том, как найти выход из ситуации.

— Возможно, сэр, вы сумеете объяснить графу, что мальчик чрезвычайно важен для ваших исследований. Ведь он первый пациент, выздоровевший после чумы…

— Уверяю тебя, Лили, стоит мне упомянуть о чуме, и старик в ту же секунду выбросит мальчишку на улицу, — перебил ее Теофилус. — И меня вслед за ним, — добавил он, грустно покачав головой. — Возможно, если бы чума свирепствовала среди знати, к моим исследованиям относились бы более внимательно. Но она косит лишь простой люд, и потому представители высшего сословия считают все мои изыскания ненужными и опасными. Стоит ли тратить силы и средства на то, чтобы лечить всякий сброд? Если дедушка узнает, что я поселил в его доме обитателя трущоб, пусть даже совершенно здорового… — Доктор вновь осекся и посмотрел на Лили. Взгляд его был исполнен усталости, странной для столь молодого человека. — Неужели люди не сознают, что их равнодушие неизбежно приведет к новым несчастьям? — печально спросил он.

Лили молчала, не сводя с него глаз. Ответ на этот вопрос был слишком хорошо известен им обоим. Лили знала, что в некоторых случаях люди предпочитают быть слепыми. Сама она всегда держала глаза широко открытыми.

Звон колокола отвлек доктора и девочку от невеселых размышлений. Вслед за звоном последовал угрожающий рокот, похожий на отдаленные раскаты грома.

Теофилус нахмурился.

— Похоже, господин граф изволил проснуться, — с косой усмешкой изрек он.

Лили поспешно встала.

— Сейчас он потребует завтрак, — сказала она.

Как и всегда по утрам, девочка поспешила на кухню, а доктор вернулся к своей работе. Его высокий тонкий силуэт растаял в темноте, сгущавшейся у подножия лестницы.

По словам доктора, дедушка его вот уже несколько лет не покидал своих комнат. Каждое утро Лили находила на бронзовых дверях, ведущих в покои графа, записку, содержавшую распоряжения на грядущий день. Звонок колокола напоминал ей о том, что настало время подать хозяину завтрак, неизменно состоявший из яичницы с беконом и кофе. Уставив поднос тарелками и чашками, Лили подошла к бронзовой двери. Как правило, по утрам дверь бывала закрыта, и сегодняшний день не стал исключением. Лили открыла деревянную дверцу в стене, за которой обнаружилась ведущая наверх шахта, поставила поднос на специальную платформу, закрыла дверцу и позвонила в колокольчик. Через несколько минут до нее донеслось громыхание, говорившее о том, что поднос с едой двинулся наверх, в обсерваторию. Лишь один-единственный раз Лили попыталась проникнуть в покои хозяина без приглашения, и оглушительный рев разгневанного графа до сих пор стоял у нее в ушах.

Больше Лили не повторяла столь безрассудных попыток. Она слишком хорошо знала, какая участь ожидает слугу, который имел несчастье прогневить своего хозяина. Когда она служила у переплетчика книг, ей довелось видеть, как другая девушка, рыдая, ползала у хозяйских ног. Слуга, которого с позором изгнали из дома, не мог рассчитывать на то, что его примут в другой дом. На таких людях лежало клеймо позора. Их называли «порченым товаром» и с презрением закрывали перед ними двери. Они лишались не только возможности работать, но и возможности жить.

Лили понимала: оказавшись на улице, где свирепствуют чума и одуревшие от голода оборванцы, она не протянет и недели. Ее хозяин, граф, держал судьбу девочки в своих руках. Он был известен суровым нравом, и с этим приходилось считаться. Лили никогда не расспрашивала о девушке, которая служила до нее в этом доме и носила грубые домотканые платья, перешедшие теперь к Лили. Как ни странно, платья эти идеально подошли девочке по размеру, хотя для своих лет она была мала ростом. Один из передников, доставшийся Лили по наследству, прежняя владелица начала штопать и оставила в нем иголку с ниткой, словно отложила работу на несколько минут.

Когда Лили вернулась к комнате Марка, дверь оказалась приоткрытой. Девочка бесшумно открыла дверь пошире и заглянула внутрь.

Марк сидел на кровати, вперив взгляд в пустоту. Во время болезни волосы ему сбрили наголо, так как, по словам доктора, в них могла содержаться инфекция. Теперь волосы начали отрастать вновь, густые, темно-пепельные. Марк уже не выглядел таким истощенным, как прежде. Видно было, что сложение у него крепкое или, по крайней мере, станет таким, когда мальчик полностью поправится. Словно ощутив, что на него смотрят, Марк резко повернулся. Бледное его лицо было покрыто пятнами, губы решительно поджаты. Он уставился на девочку, не говоря ни слова. Взгляд покрасневших от слез глаз был исполнен вызова.

Лили, склонив голову набок, пристально всматривалась в него. В глубине его глаз по-прежнему плескалось отчаяние, однако она разглядела там проблески другого чувства. Чувства, прекрасно знакомого ей самой. То было любопытство.

— Хочешь осмотреть башню? — спросила Лили.

Мальчик молча кивнул.

Следующие два дня оказались не такими уж тоскливыми. В башне имелось множество комнат, которые интересно было исследовать. В большинство из них Лили могла входить беспрепятственно — ведь на поясе у нее висела связка ключей. Самые простые вещи ввергали Марка в изумление. Когда она привела его в старую пыльную столовую, он замер на пороге, открыв рот, и лишь несколько мгновений спустя решился войти. Лили последовала за ним, насмешливо вскинув бровь.

— Это всего лишь стол, Марк, — пояснила она, постучав по столешнице костяшками пальцев. — Похоже, ты принял его за чудовище, которое вот-вот оживет.

— Но… он из настоящего дерева… — пробормотал Марк, робко коснувшись темной дубовой поверхности. — Кому понадобилось делать стол из такого драгоценного материала? Если бы у моего отца было столько дерева, он построил бы лучшую рыбацкую лодку из тех, что когда-либо плавали по реке Оре. И тогда мы бы могли наловить куда больше рыбы и забыли бы про голод…

— Если обычный стол произвел на тебя такое сильное впечатление, что ты скажешь, увидев столовое серебро, — торопливо перебила Лили и направилась к буфету.

Конечно, хвастаться богатствами графа перед этим мальчишкой было до крайности глупо, но Лили чувствовала, что нового знакомого необходимо отвлечь. Лучше, выпучив глаза, любоваться неведомыми сокровищами, чем горевать по утраченной семье. Со слов доктора Лили знала, что из всех родных Марка в живых остался лишь отец.

Лили поставила на стол огромное серебряное блюдо и толкнула его к Марку.

— Не желаете ли канапе, сэр? — шутливо спросила она, указав на пустое блюдо.

Марк недоуменно уставился на нее, и Лили почувствовала, что щеки ее зарделись от смущения. Шутка явно оказалась не слишком удачной.

— Иногда я позволяю себе немного поиграть с этими штуковинами, — в замешательстве пробормотала она. — После того как переделаю все дела. Приходится придумывать себе занятия, иначе одолевают грустные мысли. — Лили отодвинула тяжелый стул и села. — А слишком много думать мне совершенно ни к чему.

— Мне тоже, — откликнулся Марк, глядя на собственное отражение в блестящей поверхности блюда. — Но я чувствую, что в таком месте, как это… от мыслей нет спасения. Здесь все… как в древней легенде, — неуверенно заметил он, обведя глазами безмолвную залу. — Заколдованная башня, полная заброшенных пустых комнат… бесконечные винтовые лестницы… магические окна, сквозь которые можно увидеть иной мир.

— Будь эти окна магическими, они всегда оставались бы чистыми, — усмехнулась Лили. — А так мне постоянно приходится их мыть.

От внимания девочки не ускользнуло, что уголки губ Марка дрогнули. Конечно, то была еще не улыбка, лишь слабый намек на нее. Тем не менее ей удалось добиться сдвига к лучшему.

— Эта башня вовсе не заколдованная, — продолжала она. — Граф предпочитает жить здесь, вот и все.

— Граф? — переспросил Марк.

— Граф Стелли. Мой хозяин.

— Я думал, твой хозяин — доктор…

— Доктор Теофилус — твой хозяин, — сказала Лили и тут же пожалела о своих словах.

Марк потупил взор. Щеки его вновь покрыла бледность. Лили слишком хорошо понимала, что творится у него на душе. Сама она воспитывалась в сиротском приюте, а когда ей было вдвое меньше лет, чем Марку сейчас, ее продали переплетчику. У нее не было другого выбора, кроме как работать. Если перестанешь работать, никто не будет тебя кормить. Подобно кочерге или половой щетке, тебе не положено иметь ни мыслей, ни чувств. Все, что остается, — смиренно ждать того дня, когда хозяева сочтут тебя бесполезным и вышвырнут вон.

Марк, стиснув побелевшие губы, опустился на стул напротив Лили. Девочка протянула руку через стол и сжала его дрожащие пальцы.

— Доктор Теофилус — внук графа Стелли, — пояснила она. — Граф разрешил ему устроить кабинет в подвале башни. Доктор — очень хороший человек, — произнесла Лили, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно убедительнее.

Что еще сказать ему в утешение, в растерянности спрашивала она себя. «Уверена, доктор дал за тебя хорошую цену, хотя ты был смертельно болен»? «Если бы твой отец тебя не продал, ты бы ни за что не выжил»? Все это правда, но нужна ли такая правда этому мальчику?

Лили всегда была осмотрительна в словах. Она знала, неосторожное слово способно причинить большое зло. Конечно, ее тоже продали, но решение приняли чужие люди, попечители приюта. У нее никогда не было семьи, и ей не известно, что это такое — потерять близких. А Марку придется жить с сознанием того, что родной отец предпочел от него избавиться.

— Лили…

По тону мальчика Лили поняла, что сейчас он задаст вопрос, на который у нее нет ни малейшего желания отвечать.

— Скажи… этого доктора и правда зовут Теофилус?

Лили вздохнула с облегчением. На этот раз интуиция обманула ее.

— Да, это старинное семейное имя. Оно означает «любимец Бога».

— Мама часто рассказывала мне истории о богах, — едва слышно произнес Марк.

Лили мысленно выбранила себя за новую оплошность. До сей поры ей удавалось отвлечь мальчика от грустных воспоминаний. Она даже смогла немного развеселить его. Но, судя по всему, сегодня ее усилия пошли насмарку.

— Да, кстати, — сказала Лили так беззаботно, словно перемена в настроении Марка прошла для нее незамеченной, — сколько времени осталось до твоего звездного дня?

— Моего чего?

— Твоего звездного дня.

Лицо Марка по-прежнему выражало полное недоумение.

— Я говорю о дне, когда минет ровно двенадцать лет с твоего рождения, — пояснила Лили. — За это время звезды совершают полный цикл.

— Две недели, — нахмурившись, сообщил Марк. — Я родился в последний день месяца Скорпиона. А разве это так важно? Мама говорила мне, что двенадцатый день рождения — особенный. Но никогда не объясняла почему.

Лили улыбнулась.

— Ты будешь принадлежать доктору Теофилусу лишь до своего звездного дня. А после ты сам себе хозяин и сможешь сам распоряжаться своей судьбой. — Девочка недоверчиво покачала головой. — Неужели никто и никогда не говорил тебе об этом?

— Значит, я буду свободен?

Щеки Марка зарделись от возбуждения, в глазах его вспыхнули радостные огоньки.

— Я смогу вернуться домой?

Улыбка сползла с губ Лили. Глядя на сияющее лицо мальчика, она не могла заставить себя сказать, что имела в виду нечто совсем другое.

— В этот день ты должен будешь сделать выбор, — наконец проронила Лили.

Марк был так взволнован, что истолковал ее слова по-своему.

Две недели пролетели быстро. Днем Марк и Лили виделись друг с другом все реже. Доктор объяснил своему помощнику его новые обязанности. Марк должен был поддерживать в безукоризненной чистоте набор хирургических инструментов весьма зловещего вида и готовить лечебные настои, распространявшие отвратительный запах. Лили с утра до вечера хлопотала по дому, подметая заброшенные комнаты и вытирая пыль со старинной мебели. К тому же ей приходилось прикладывать немало усилий, заставляя доктора Теофилуса поесть хотя бы раз в день. Что до графа, девочка, по обыкновению, оставляла ему еду в люке у запертых бронзовых дверей. Доступ в обсерваторию по-прежнему был для нее закрыт.

Обсерватория. Лишь один-единственный раз Лили было позволено войти туда, дабы почистить огромный медный телескоп. Дело было днем, но в обсерватории царил полумрак, так как высокие окна были завешены плотными бархатными шторами. Правда, это не помешало девочке увидеть небо — потолок был расписан в виде усыпанного звездами небесного свода. Все то время, пока Лили возилась с телескопом, с кровати графа, стоявшей в дальнем углу комнаты, доносился раскатистый храп. Проблески солнечного света, проникая сквозь истончившуюся от времени ткань занавесей, играли на сложной металлической конструкции.

Лили отчаянно хотелось отдернуть шторы и взглянуть на город, раскинувшийся внизу. Она так яростно боролась с этим желанием, что у нее начали дрожать руки. Все-таки странная причуда — жить в комнате с огромными окнами, но смотреть только на ночное небо.

У Лили была своя тайная страсть — смотреть на город из окна. В башне царил вечный сумрак; чтобы сохранить тепло, большинство окон закрывали ставнями. Но как только у девочки выдавалась свободная минутка, она спешила в старую спальню, комнату, где она впервые увидела Марка. Там было окно, узкое, как щель, но тем не менее пропускающее дуновения свежего воздуха. Обычно, выглядывая из этого оконца, Лили могла разглядеть лишь множество покрытых черепицей крыш, теснившихся внизу. Только на закате, когда солнце светило прямо в окно, девочке удавалось ощутить на своем лице его ласковые прикосновения. Взглянув вниз, она видела, что город, прежде тонувший в тени башни, ожил во всем разнообразии красок и форм. Она могла различить людей, спешивших по улицам, сверкание реки Оры и дальние силуэты башен Директории финансового контроля. Вся Агора лежала перед ней как на ладони.

Это чудесное зрелище было для Лили самой большой радостью, скрашивающей однообразие ее монотонного существования. За исключением тех редких случаев, когда доктор находил время поговорить с ней, девочке приходилось держать в узде свои слова и чувства, скрывая их под непроницаемой маской сдержанности. Впрочем, так она делала всю жизнь.

В сиротском доме никого не интересовал город, раскинувшийся за высокими кирпичными стенами приютского двора. Обитатели приюта считали его своим родным домом. Но для Лили понятие дома включало нечто большее. Ей трудно было поверить, что Марк, выросший в семье, не знает о городе ровным счетом ничего. Напротив, она, девочка-сирота, которой за разговор с любым взрослым человеком грозило суровое наказание, собирала крохи знания повсюду, где только могла их найти. Марк по-прежнему не имел ясного понятия о том, что произойдет в его звездный день, в то время как Лили, сколько себя помнила, жила ожиданием этого дня. Дня, когда она сможет стать полноправной жительницей города.

Лили окинула усталым взглядом груду грязных тарелок, возвышавшуюся на кухонном столе. Да, она жила ожиданием своего звездного дня, пока этот день не настал. И тогда ей пришлось узнать, что принадлежать себе и быть свободной — это совсем не одно и то же.

В звездный день Марка Лили проснулась поздно. Всю ночь напролет она занималась починкой одежды и под утро забылась таким крепким сном, что даже пронзительный звонок графа не смог ее разбудить. Сбросив с себя остатки сна, она поняла, что никакого звонка, скорее всего, сегодня не было. Даже в ее лишенную окон комнату доносился равномерный шелест дождевых струй. Вероятно, минувшей ночью дождь помешал графу смотреть на звезды, и потому он до сих пор спит.

Лили знала: не стоит тревожить графа, если у него нет надобности в ее услугах. Поэтому она отправилась на кухню, зажгла толстую восковую свечу и принялась за рукоделие. Граф недавно заказал себе новую парадную мантию — возможно, он ожидал почетных посетителей, — и теперь Лили предстояло вышить на ней фамильный герб: шесть золотых звезд, заключенных в круг. Величайший астролог Агоры не мог принимать гостей в старой, поношенной одежде. Лили слегка сдвинула брови, думая о том, что взор ее хозяина неотрывно устремлен на звезды, с помощью которых он предсказывает будущее.

Когда наступило время обеда, по башне разнеслось эхо громовых ударов. Лили знала, что сегодня доктор отправился в трущобы, обходить больных, и впервые взял с собой Марка. Думая, что это вернулись они, девочка опрометью бросилась к дверям. Дождь был так силен, что вода проникала даже сквозь замочную скважину. Распахнув дверь, Лили увидала лишь сплошную завесу дождевых струй. На земле лежала маленькая коробочка, завернутая в плотную коричневую бумагу. Лили окинула взглядом улицу, но посыльный, доставивший коробочку, исчез бесследно. Наклонившись, чтобы ее поднять, девочка увидала на бумаге имя «Марк», наполовину смытое дождем. У Лили перехватило дыхание. Она поняла, что перед ней официальная посылка из Директории финансового контроля.

Промокшая насквозь, Лили вернулась на кухню и положила коробочку рядом с очагом, чтобы та просохла. Она снова взялась за иголку и погрузилась в ожидание.

Прежде чем вернулись доктор и Марк, свеча успела сгореть дотла, но Лили не встала, чтобы зажечь новую. Она напрягала слух, стараясь уловить малейший шум. Наконец до нее донеслись шаги и голос доктора. Он говорил о том, что намерен работать весь вечер. Вскоре его удаляющиеся шаги стихли в глубинах подвала.

Затем в кухню вошел Марк. Не говоря ни слова, он тяжело опустился на деревянный стул у огня. На мальчике был длинный черный плащ, в точности такой же, как у доктора Теофилуса. Лицо Марка, всегда бледное, казалось сегодня пепельно-серым. Он молча смотрел в огонь, и было заметно, что его сотрясает дрожь.

— Все неприятности рано или поздно остаются в прошлом, — изрекла Лили.

Ей не было нужды спрашивать, расстроен ли Марк. Каждая черточка на его лице говорила о том, что он переживает глубочайший упадок духа. Марк издал приглушенный звук. Слишком слабый звук, чтобы считать его всхлипыванием; однако Лили догадалась, что мальчик с трудом сдерживает рыдания.

— Их так много, Лили, так много… — Тихий голос Марка был едва различим за потрескиванием поленьев в очаге. — И все они обречены… — Марк утомленно опустил веки. — Я видел трупы, сложенные рядами, как бревна. Думаю, если бы я хорошенько поискал, то нашел бы среди них сестру и брата… и маму…

Лили опустила глаза. Значит, доктор отвел Марка в чумной госпиталь. Туда, куда призывали его обязанности. Но разве доктор не понимает, как это жестоко? Разве он не сознает, что воспоминания еще слишком свежи в душе его юного помощника? По рассказам Марка, не прошло еще и двух месяцев с тех пор, как его мать заболела чумой. Но доктор, погруженный в свои заботы, не привык думать о чувствах других людей. В особенности если эти люди были здоровы.

— И знаешь, что самое страшное? — Марк внезапно встал, в глазах его вспыхнул огонь отчаяния. — Болезнь распространяется с устрашающей скоростью. Я сам видел серые пятна на руках рабочих. Доктор Теофилус пытался им втолковать, что они передадут заразу всем, к кому прикоснутся, но они не желают ему верить. Чума проникает во все дома, от нее не спасут ни засовы, ни ставни. Она пожирает людей, как щука мелкую рыбешку.

Марк снова сел и, охваченный неодолимой усталостью, уронил голову на руки.

— Если бы эти люди знали, как беспощадна чума, они никогда не выходили бы из своих домов, — пробормотал он. — Как ты, Лили. Здесь, в башне, чувствуешь себя в безопасности.

Лили осторожно отложила свое рукоделие. Она чувствовала, ей нужно что-то сделать — обнять Марка, успокоить его, сказать, что все не так страшно. Женщины умеют утешать тех, кого любят, в самых безнадежных обстоятельствах. Ей доводилось читать об этом в книгах. Но Лили ни к кому не питала душевной привязанности и не знала слов утешения. Она могла лишь подойти к плите, наполнить миску ароматной похлебкой и протянуть ее Марку.

— Поешь, — сказала она непререкаемым тоном. — Тебе сразу станет лучше.

Мальчик послушно принялся за еду. Лили молча наблюдала за ним. Оба продолжали молчать и после того, как Марк покончил с похлебкой. Тишину нарушало лишь потрескивание углей в очаге да время от времени — тревожное громыхание, доносившееся из подвала, где доктор пытался изобрести средство, побеждающее чуму. Не слишком отчетливо сознавая, что она делает, Лили придвинула свою табуретку поближе к Марку и ласково положила руку ему на плечо.

— Расскажи мне о том, что ты видел, — попросила она.

— О, это было так… ужасно… — запинаясь, пробормотал Марк. — Лекарство, которое спасло меня, помогает далеко не всем. Некоторых оно убивает. Доктор заставил одного человека проглотить это снадобье, и тот начал кричать… так пронзительно. — Марк вцепился в ручку кресла, суставы его пальцев побелели. — Доктор лечит не только тех, кого поразила чума. Одному человеку он отрезал ногу, которая начала гнить заживо. — Марк слегка расслабился. — Правда, этот человек лежал без сознания и ничего не чувствовал. Он хотя бы не орал. А мне пришлось готовить инструменты, а потом мыть их. Без меня доктору пришлось бы трудно.

Лили вскинула бровь и невольно отдернула свою руку, сжимавшую руку мальчика.

— Похоже, резать людей тебе даже понравилось?

— Уж лучше резать, чем лечить зачумленных, — пожал плечами Марк. — По крайней мере, не рискуешь заразиться. Хотя, конечно, когда тот бедняга придет в себя, его не слишком обрадует, что он остался без ноги.

Марк вытянул ноги и обвел глазами комнату. Взгляд его упал на влажный пакет, лежащий на столе. Он нерешительно коснулся пакета пальцами.

— Это твой? — обернулся он к Лили.

— Нет, это принесли для тебя, — ответила Лили.

Марк взял пакет и принялся вертеть его в руках, рассматривая со всех сторон.

— Откуда ты знаешь, что это для меня?

— Там написано твое имя. Разве ты не видишь?

Марк в изумлении уставился на девочку.

— Ты умеешь читать? — недоверчиво спросил он. — Там, где я жил прежде, читать умели только контролеры.

— Я сама выучилась читать, — пояснила Лили. — Прежде чем попасть сюда, я работала у переплетчика книг.

Марк смотрел с таким недоумением, словно не понимал, о чем она говорит.

Лили встала, подошла к полке и сняла с нее увесистый том в кожаном переплете.

— Ты что, никогда не видел книги?

— Нет, почему же, видел… у контролеров… — Марк беспокойно заерзал в кресле. — Отец говорил, там содержатся сведения обо всех жителях города. С помощью этих самых книг контролеры выслеживают должников и…

— Это совсем другая книга, — перебила Лили. — На, посмотри сам.

Марк робко коснулся кожаной обложки. Любопытство явно боролось в нем со страхом.

— Если она не помогает искать должников, какой от нее прок?

Лили взглянула на увесистый фолиант, который мальчик держал в руках. Как она могла ответить на такой вопрос? В течение трех лет эта книга скрашивала ее жизнь, помогая убежать от действительности. В течение трех лет Лили каждый день благодарила судьбу за то, что ей удалось спасти этот том, который прежний ее хозяин счел плохо переплетенным и обрек на сожжение. Благодаря этой книге она научилась читать. Поняла, что покрытые типографским шрифтом страницы способны дарить наслаждение. Все истории, которые рассказывались здесь, она знала наизусть.

Лили загадочно улыбнулась и сказала:

— Из этой книги ты можешь узнать много интересных историй.

— Правда?

Окончательно заинтригованный, Марк уже собирался открыть книгу, но Лили забрала ее.

— Прежде открой свою посылку.

Руки Марка дрожали, когда он разрывал бумагу, насквозь промокшую от дождя. Внутри оказалась маленькая деревянная коробочка, тоже мокрая.

— Мое имя написано вот здесь, да? — спросил он, указав на слово «Марк», вырезанное на крышке коробочки.

— Да, — кивнула Лили, вспоминая, какие чувства охватили ее, когда она держала в руках в точности такую же коробочку. Это было всего два месяца назад.

Когда Марк поднял крышку коробочки, у него перехватило дыхание.

— Это… золото? — спросил он, снова обретя дар речи.

Лили рассмеялась.

— Тоже скажешь! Думаю, это какой-то сплав меди. Ты можешь заказать точно такое же из золота, но для этого тебе надо стать богачом.

Девочка встала и через плечо Марка взглянула на то, что он держал в руках.

— Твой звездный день настал, Марк. Прими мои поздравления.

Марк благоговейно извлек предмет, лежавший в коробочке. В его руках он выглядел не особенно уж впечатляюще: плоский круглый диск, укрепленный на дешевом медном кольце. Но на диске было вырезано нечто, виденное Марком всего один-единственный раз. Отец принес это диковинное создание, вернувшись с реки, и сказал, что подобная находка — доброе предзнаменование. Конечно, изображение было стилизованным, но Марк не сомневался — на диске вырезана морская звезда. Мальчик в благоговейном молчании уставился на восхитительный дар. Кольцо с печатью.

— Ты что, никогда не видел такого кольца? — донесся до него голос Лили.

— Конечно, видел, но… — Марк осекся и провел пальцем по изображению на печатке. — Мне всегда хотелось узнать, когда я его получу. Мои брат и сестра были младше меня. Я понимал, что должен получить кольцо раньше, чем они. Отец, когда я спрашивал его о кольце, говорил, что мне надо запастись терпением. Говорил, я получу кольцо, когда вырасту, и это будет сюрприз. А мама, стоило мне заговорить о кольце, сразу становилась грустной. Она ни разу не упомянула о звездном дне. Мама часто рассказывала мне удивительные истории, но все они были о ведьмах, призраках и дивных золотых городах. Словом, о том, чего не встретишь в жизни. И все же мамины рассказы всегда казались мне более реальными, чем все, что я видел вокруг. Как только она начинала рассказывать, я забывал, о чем ее спрашивал. Мне хотелось слушать и слушать…

Марк поднес кольцо к свету, чтобы лучше рассмотреть, а потом осторожно надел его на безымянный палец. Лили не видела выражения лица мальчика, до нее доносился лишь его взволнованный шепот.

— Отец держал свое кольцо под подушкой и брал его с собой, только когда отправлялся продавать улов. Он боялся, что кольцо украдут соседи. «Тот, кто украдет твое кольцо, украдет твою душу», — часто повторял он. — Марк вытянул вперед руку, на которой блестело кольцо. — Лили, а ты пользуешься своим кольцом?

Лили ответила не сразу. В свой звездный день Марк получил судьбоносный дар — даже самые жалкие нищие получают кольцо, когда со дня их рождения проходит ровно двенадцать лет. Теперь ему предстояло сделать первый в жизни выбор. Что может дать ему доктор? У него нет ничего, кроме инструментов, и потребуются долгие годы обучения, чтобы Марк сумел овладеть этими инструментами. Взгляд Лили почти бессознательно устремился к книге, которую она по-прежнему держала в руках. Она крепче сжала фолиант, имевший для нее огромную важность. У девочки было не много вещей, которые принадлежали лично ей, и эта книга относилась к их числу.

Но что толку владеть сокровищем, если ты ни с кем не можешь поделиться?

Лили взяла со стола свечу.

— Подожди, сейчас я тебе покажу, как пользоваться кольцом.

Порывшись в ящике буфета, Лили вернулась с листком бумаги и длинным гусиным пером, старым и совершенно облысевшим. Тем не менее оно вполне годилось для того, чтобы обмакнуть его в чернильницу и вывести с его помощью несколько слов на бумаге. Закончив писать, Лили прочла вслух то, что у нее получилось:

— «Я, Лили, передаю Марку это книгу. Взамен Марк ничего мне не должен, так как это подарок на звездный день».

Потом она сняла со свечи немного оплавившегося воска и прилепила его к бумаге.

— Прижми к воску свое кольцо, вот так.

Лили вытащила из кармана собственное кольцо с печаткой и прижала его к расплавленному воску. Марк увидел, что на круглом диске вырезан цветок, лилия, растущая из открытой книги.

— Теперь ты.

Дрожащей рукой Марк приложил к бумаге свою печать. Ему казалось, что морская звезда ухмыляется.

— Что теперь? — выдохнул он.

— Ничего. Теперь книга принадлежит тебе. Мы заключили контракт и скрепили его своими печатями.

В голосе Лили послышались грустные нотки, но на губах ее играла улыбка.

— Ты хочешь, чтобы я научила тебя читать? Но это будет еще один подарок. Не слишком ли много для одного звездного дня?

— Но это несправедливо, — пробормотал Марк. — Ты подарила мне вещь, которую я не могу использовать.

— Здесь есть картинки, и ты можешь их рассматривать, — возразила Лили, вручая ему книгу. — В любом случае тебе повезло. Знаешь, что я получила в подарок на звездный день? Поездку на телеге.

— И куда же ты ездила?

Лили тяжело вздохнула. Она вновь услышала, как с грохотом захлопнулась дверь мастерской переплетчика, увидела, как летят в грязь ее немногочисленные пожитки. Видение было таким отчетливым, что девочка невольно вздрогнула.

— Я уехала от прежнего хозяина, — сообщила она. — После того как я получила кольцо с печатью, переплетчик не захотел держать меня в своем доме. Ведь я больше ему не принадлежала. К тому же для того, чтобы прошивать книги, требуются совсем маленькие детские пальчики, а я уже выросла. Но мне повезло. Он позволил мне остаться еще на неделю и лишь потом попросил убираться ко всем чертям. — Лили грустно усмехнулась. — Мне кажется, с того дня прошла целая жизнь.

Марк нерешительно приподнял обложку книги.

— Наверное, ты уже привыкла жить здесь, — с надеждой в голосе произнес он. — Я тоже привыкну, рано или поздно. Года через два привыкну точно.

Лили натянуто улыбнулась.

— Конечно, человек привыкает ко всему, но пока что мне это не удается. — Девочка скрестила руки на груди. — Не знаю, что будет через два года. С моего звездного дня прошло всего два месяца. Я родилась в День Агоры.

Марк уставился на нее, не в состоянии скрыть удивления.

— Неужели? — выдохнул он. — Нет, ты не думай, я вовсе не хочу сказать, что ты выглядишь намного старше, чем я. Просто… ты ведешь себя как взрослая… Иногда ты даже напоминаешь мне маму.

Лили вздрогнула.

— Спасибо на добром слове, — сказала она несколько более резко, чем хотела.

Марк потупился, сознавая, что допустил бестактность.

— Понимаешь, мама всегда мне все объясняла, — смущенно пробормотал он. — Она рассказывала мне удивительные истории, ограждала меня от всего плохого. Рядом с ней я чувствовал себя в безопасности.

Лили вздохнула, недавнее раздражение улетучилось без следа. Странно было думать о том, что с тех пор, как она поселилась в башне, прошло так мало времени. Ей казалось, она уже много лет с утра до вечера вытирает пыль и подметает комнаты. Девочка придвинула свой стул поближе к Марку.

— Наверное, я кажусь такой взрослой, потому что рано начала работать, — пояснила она. — Сиротский приют продал меня переплетчику, когда мне было всего шесть лет. Другие приютские дети начинали работать еще раньше. — Лили прикусила губу. Прежде она никогда и никому не рассказывала о своей жизни. — У меня не было ни отца, ни матери. Только попечительница приюта, которую я ни разу толком не видела. — По телу Лили пробежала дрожь. — Если некому о тебе заботиться, волей-неволей приходится рано взрослеть. Теперь тебе тоже придется повзрослеть, Марк. Я не могу заменить тебе мать и, честно говоря, не имею ни малейшего желания обзаводиться взрослым сыном. Тем более, судя по твоим рассказам, твоя мама была необычной женщиной.

— Да, она была необычной, — прошептал Марк, отведя взгляд.

Некоторое время оба молчали, погрузившись в собственные мысли. Марк смотрел на свое кольцо, Лили — на Марка. Она догадывалась, что творится у него на душе.

— Значит, я больше не принадлежу доктору? — спросил наконец Марк.

— Ты будешь принадлежать ему еще неделю. Они дают тебе время, чтобы найти нового хозяина.

— Я так понимаю, теперь я должен продать себя сам?

— Не себя, а свой труд. Возможность трудиться — это все, что у тебя есть. — Лили свернула дарственную на книгу. — Никаких подарков больше не будет, Марк. Никогда.

В воздухе повисло молчание.

— Лили… — пробормотал Марк. — Что же нам делать, Лили?

Взглянув на девочку, он внезапно ощутил свою полную беспомощность.

Лили взяла его руку в свои.

— Мы будем жить, Марк, — пообещала она. — Другого выбора у нас нет. Мы попытаемся найти место, которое сможем назвать домом.

Лили увидела в зрачках Марка отражение своих темных глаз.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказала она, крепко сжимая его руки. — Мы сумеем помочь и друг другу.

Оба одновременно обернулись и несколько долгих мгновений смотрели на языки пламени, пляшущие в камине. Они словно пытались увидеть в огне неясные образы будущего, но попытки остались тщетными. Марк первым отвел глаза и открыл подаренную книгу.

— Предлагаю тебе сделку: я убираю кухню, а ты даешь мне урок чтения, — заявил он.

— Ты взрослеешь на глазах, — улыбнулась Лили.