1.

  Путь к золотому дракону

Северный Тракт • Лестница миров • Дракон и зеркало

Трилогия водном томе

Щщ ШЮВА,

Шт ТЩЩОВА

Путь к золотому

дракону

Москва, 2011

Шго Быкова, м№а тщщова

• Северный Тракт •

• Лестница миров •

• Дракон и зеркало *

г Излательство АЛЬФА-КНИГА

Среди бесчисленных светил Я вольно выбрал мир наш строгий. И в этом мире полюбил Одни веселые дороги.

Н. С. Гумилев

• Северный Тракт •

Все смешалось в доме Облонских.

Л. Н. Толстой Это — прекрасный белый слон.

Г. Гейне

4.

   На следующий день после этого знаменательного разговора состоялась очередная вечеринка, проходившая под девизом "исключительно для своих". Сливки столичного общества -- аристократия, финансисты, богемный бомонд -- собрались в одном из загородных поместий, где было принято спасаться от невыносимой жары. Жара в этот год была не такая уж и невыносимая, но не ломать же ради этого освящённую веками традицию?

   Ревнителем традиций и гостеприимным хозяином поместья был тот самый общий знакомец, ещё не настигнутый коварной эльфийской местью. Звали его Мароу ди Бертолли, и был он выходцем из Южной Марки -- следовательно, все выпады близнецов насчёт подобающих и неподобающих занятий для дворянина теряли всяческий смысл.

   Южная Марка, иначе -- Эвксиера, крохотный клочок суши в Зелёном море, ещё на заре времён поняла, что именно является главным двигателем прогресса. Сложно было этого не понять, обитая на пересечении всех торговых путей, ибо уже в те времена Зелёное море называли Кораблиной Лужей, намекая на изобилие триер, галер, кнорров и прочего водного транспорта. Из природных богатств на острове имелись горы, козы, непроходимые заросли шиповника и несколько чрезвычайно удобных бухт. Главными из них были две: Мраморная и Тихая.

   Мраморная бухта была весьма гостеприимна: её глубина и размеры позволяли принимать огромное количество кораблей практически любой осадки. Там наличествовали порт и таможня, а на ближайшей скале возвышалась круглая Дозорная Башня. Вдалеке извивалась городская стена, и в ясные дни из бухты было видно, как сверкает солнце на куполе Дворца Дожей.

   Эвксиера, конечно же, была республикой.

   Тихая бухта была почти полной противоположностью Мраморной. Там ничего не возвышалось, не блистало и не шумело -- а если и шумело, то очень, очень недолго. На карты её обычно не наносили, однако если бы нанесли, стало бы видно, что она имеет форму деформированной буквы Z, перекладины которой отстоят друг от друга под почти что прямым углом. Собственно бухтой называли нижнюю перекладину, глубоко вдававшуюся в сушу. Там никогда не бывало штормов -- ветра с моря туда попросту не добирались -- и в синей, очень прозрачной воде кишмя кишела рыба.

   Над Тихой бухтой не нависали сторожевые башни -- её защищала сама природа. На юге остров опоясывал горный хребет, и узкий вход в бухту закрывали поросшие лесом скалы. Не зная, где он, отыскать его было почти невозможно: как-то мимо него ровно двадцать три раза проплыл флот аль-Буяна, посланный королём Альбертом, чтобы приструнить, наконец, эвксиерских пиратов. Разумеется, экспедиция кончилась ничем.

   Но пиратов, как скажет вам любой эвксиерец, на острове нет. По берегам бухты селились обыкновенные рыбаки -- а плох тот рыбак, который не умеет управиться с длинным раскладным ножом! Плох тот старожил, который не поможет заблудившемуся кораблику найти правильную дорогу, и плох, в конце концов, тот хозяин, который не найдёт, куда пристроить имущество с этого самого кораблика. Да и кораблик денег стоит.

   Огибать южную оконечность Эвксиеры рисковал далеко не каждый. А умные люди, каковых во все времена было немного, разделяли остров на две части: Мраморную и Тихую.

   Так вот, Мароу ди Бертолли появился на свет именно в Тихой.

   Дворянство Эвксиеры рождалось в боях -- но то были особенные бои. Бой за право иметь монополию на торговлю рабами; бой с конкурентами из Фредзигера, продававшими эмаль по вдвое более низкой цене; бой... но в истории Южной Марки подобных сражений было много. Кстати, никто уже почти и не помнил, кем был последний эвксиерский маркграф и какому сюзерену он целовал кольцо. Здесь не любили историю: она наводит патину. Эвксиерцы предпочитали блеск -- тяжёлый блеск золота, тонкий блеск серебра, гордое сияние начищенной бронзы. И быстрый, как змеиный укус, блеск раскладных ножей.

   Мароу ди Бертолли был истинным сыном своего острова. Он любил деньги, демократию и искусство в лице Златы Бржезовой, примы царского танцевального театра. Последнее плохо сочеталось с первым и постоянно требовало жертв. По меркам Эвксиеры, ди Бертолли был довольно знатен, но на Большой Земле, куда он перебрался, спасаясь от вендетты, его сперва даже не считали дворянином. Не стоит рассказывать всю историю этого человека -- целиком, пожалуй, её знали только он да банковские гномы -- но, добившись известности и богатства, он так и не смог получить одного: аристократического происхождения. И потому единственным, что он по-настоящему уважал, был набор из древности рода, благородства крови и некоторых знаков на фамильном гербе.

   Генри Ривендейл располагал этим набором в полном объёме. На его гербе были изображены перелётные птицы; род Ривендейлов насчитывал уже не одно тысячелетие; и достаточно было взглянуть на то, с каким скучающе-надменным видом Генри рассматривал вино на свет, чтобы сразу же сообразить -- вот он, эталон аристократизма! Ди Бертолли уважал его и побаивался, но он и думать не смел, что наследник вампирского герцога в самом деле примет его приглашение.

   Меньше всего на свете наследник герцога хотел посещать чьё-то загородное поместье. Он прекрасно знал, что его там ожидает, и оказался прав: в первом же зале его окружило множество девиц на выданье, по обычаю, одетых в розовые платья, украшенные жасмином. Обычай этот давным-давно не соблюдался, но был возрождён исключительно для великолепного герцога, пускай пока и всего лишь наследного. Каждая из девушек была неприятно удивлена, увидев соперниц в платьях столь вызывающего оттенка. То, что Генри придёт именно сюда, было, разумеется, величайшей тайной, и вызнать этот секрет каждой девушке стоило немалых усилий, в том числе, и в денежном эквиваленте.

   Близнецы аунд Лиррен работали, не покладая рук.

   Окружённый девицами, их матерями, отцами, кузинами и дуэньями, Генри Ривендейл начинал склоняться к мысли, что прорываться придётся с боем. Он отставил бокал с мускателем и стал незаметно разминать пальцы. В этот момент он услышал за спиной некоторое шевеление, и весьма почтительный голос произнёс:

   -- Дорогой герцог, как давно мы вас не видели!

   Генри обернулся. Позади, сияя бархатом, лысиной и золотой орденской цепью, стоял хозяин дома. Стоимость его костюма, включая ткань, пошив и украшения, превышала годовой бюджет небольшого горного княжества.

   -- Верно, мой друг, -- небрежно отвечал вампир, отпивая из бокала.

   Из-за широкой спины ди Бертолли выплыла Злата Бржезовая, и Генри понял, что сейчас ему придётся туго. Голубые глазки знаменитой танцовщицы заблестели, как две свечки, но синьор ди Бертолли был бдителен и не настолько уважал аристократию.

   -- Покушайте винограда, милая синьорина, -- настоятельно посоветовал он. -- А у нас пока исключительно мужской разговор.

   Этот тезис опровергало розовое сборище, шелестящее, хихикающее и пахнущее жасмином, но умная Злата не стала спорить. Взяв с подноса бокал с золотистым вином, она медленно пошла к увитой розами арке, а хозяин дома принялся развивать заданную тему.

   -- Как вы редко у нас бываете, герцог! -- отеческим тоном пожурил он. -- Лишаете нас счастья принимать у себя потомка столь древнего рода... как говорится у эльфов... хм-м... -- тут он разразился длиннейшей цитатой на эльфаррине, смысл которой едва ли был ясен ему самому.

   Для того чтобы выслушать её со скучающим видом, Ривендейлу не пришлось прилагать никаких усилий. Это вышло само собой.

   -- Я действительно происхожу из древнего рода, -- сказал он тоном, от которого на бокалах появилась лёгкая изморозь. -- И потому мне хорошо известно, что такое долг. Мой отец, двадцатый герцог Ривендейл, отправил меня в Межинград, чтобы я постигал там суть магической науки, и потому, увы, я лишён радостей света.

   Девушки хором вздохнули, трепеща веерами. Мароу ди Бертолли, кажется, пытался припомнить подходящую цитату на эльфаррине.

   -- Учиться, учиться и ещё раз учиться! -- выспренно произнёс он по-лыкоморски, так и не вспомнив эльфийского первоисточника. -- Вы являете подлинный пример сыновнего послушания. Но разве достойно сына вашего отца обучаться здесь, в этом... Межинграде, когда в прекрасном аль-Буяне к вашим услугам был бы древний Хогсфорд, оплот наук и...

   Оплотом чего ещё был древний Хогсфорд, слушательницы так и не узнали. Благородный Ривендейл с оскорблённым видом вскинул голову, и синьор ди Бертолли запоздало смолк.

   -- Надеюсь, сударь, -- вкрадчиво начал Генри, демонстративно опустив ладонь на посеребренную рукоять фамильной шпаги, -- вы имели в виду не то, что сказали. Двадцатый герцог Ривендейл не может ошибиться, тем более -- выбирая поприще для собственного сына. Или, возможно, вы со мной не согласны?

   Девицы затаили дыхание, предвкушая смертоубийство; телохранители синьора ди Бертолли задумались, в кого им, ежели что, надлежит стрелять; а сам синьор сперва замотал головой, потом, опомнившись, закивал, а потом, сам не зная, что делать, только и смог отчаянно выдохнуть:

   -- O, mamma mia! Благороднейший герцог, я...

   Помедлив, Генри убрал руку со шпаги. Девицы разочарованно присвистнули, вызвав недовольные возгласы дуэний, телохранители, напротив, мысленно вознесли хвалу небесам.

   -- Я вижу, вы просто не вполне владеете лыкоморским... -- снисходительно обронил Ривендейл. -- Это понятно. И потом, достаточно вспомнить, какие магистры преподают в нашей Академии, чтобы оценить уровень этого учебного заведения. К примеру, декан моего факультета -- лучший боевой маг Лыкоморья.

   Генри не стал уточнять, что за лучшим боевым магом охотится сейчас КОВЕН в полном составе -- пока безрезультатно, что, опять же, только подтверждало уровень его мастерства.

   -- О мистрис Шэнди Дэнн и говорить не стоит. Её имя и без того известно далеко за пределами обитаемого мира.

   Мароу ди Бертолли побледнел, поплевал через левое плечо, не заботясь, кто там стоит, и сделал неумелый, но искренний знак от сглаза.

   -- А какие талантливые у нас адепты! -- Генри восхищённо вздохнул.

   Ди Бертолли тут же насторожился. Похоже, с талантами иных адептов он был знаком чересчур хорошо.

   -- Что вы имеете в виду? -- осторожно спросил он.

   Генри развернулся налево, потому что правый профиль у него был более чеканным. Почти сразу его взгляд выхватил из толпы две невероятно скромные эльфийские физиономии, одну из которых украшали квадратные очки в массивной чёрной оправе. Глазки за очками были несколько испуганными. "Вот шельма!" -- восхищённо подумал Генри Ривендейл. Вслух же он промолчал.

   Ди Бертолли проследил направление его взгляда. Встретившись с ним глазами, близнецы засмущались, порозовели, а тот, что напялил очки, снял их и принялся протирать маленьким платочком подозрительной чистоты.

   -- Кажется, -- медленно начал эвксиерец, -- мне знакомы эти молодые люди. Они также учатся в Академии?

   Герцог с достоинством кивнул.

   -- Это краса и гордость нашего факультета, -- не лукавя, поведал он. -- Все деньги, что присылают им из дома и что удаётся им заработать тяжким, поистине каторжным трудом, эти достойные молодые люди тратят не на развлечения или, хуже того, азартные игры -- о нет! Они покупают исключительно книги, свитки, древние инкунабулы -- всё, что может являться вместилищем знаний.

   Синьор ди Бертолли чуточку расслабился:

   -- Неужели совсем все деньги?

   -- Абсолютно все! -- Генри патетически взмахнул дланью. -- Скажу вам, как другу -- всё свободное время они проводят во владениях магистра Зирака, сиречь, в библиотеке. -- Это тоже было чистейшей правдой: с тех пор, как в библиотеке обосновался принц Саид, гном даже не пытался изгнать оттуда близнецов. -- И усилия их увенчались успехом! Они сумели разрешить древнейшую проблему алхимии, традиционно считавшуюся неразрешимой.

   Глаза синьора ди Бертолли разом стали напоминать медные пуговицы. В алхимии он разбирался ещё хуже, чем в эльфаррине, но перебивать герцога, вещающего столь страстно и вдохновенно, мог только самоубийца. Чтобы поддержать разговор, он вежливо спросил:

   -- Да-а?

   -- Я вижу ваш искренний интерес, -- возрадовался Генри, -- и это понятно! Ещё бы, ведь до сих пор никому не удалось осуществить превращение мусора в золото!

   Мароу ди Бертолли вытаращил глаза, потом спохватился и сощурился. Было видно, что его раздирают два противоположных чувства: с одной стороны, хотелось поверить, с другой -- даже неучи знали, что подобные операции невозможны. Список магически инертных материалов был не так велик, а золото всегда входило в него под первым номером.

   Генри тем временем двумя пальцами выудил из внутреннего кармана тот самый золотой, что накануне выплюнула машинка, и торжественно предъявил его хозяину дома. Мароу ди Бертолли тупо уставился на профиль царя-батюшки, а Генри с интересом ожидал, когда до него дойдёт.

   Дошло на третьей секунде. Синьор ди Бертолли надкусил монетку, снова уставился на миниатюрного Державу Путятича и перевёл взгляд на изобретателей. Вот теперь было ясно, что живыми они от него не уйдут.

   Близнецы тем временем развлекались вовсю. На вечеринку они явились в чёрной форме, выданной им полтора года назад гномом-завхозом. Все эти полтора года форма провалялась под кроватью, и сейчас это было очень кстати. Они краснели, заикались, не могли поддержать даже банального разговора о погоде и явно пугались малейшего женского внимания. Эллинг уронил веер одной из девиц, Яллинг сперва облил другую вином, а потом в знак извинения повёл её танцевать, где ухитрился оттоптать ей обе ноги. Для эльфа это было натуральным подвигом. Словом, они вели себя так, будто и впрямь никогда не вылезали из библиотеки -- и при этом девицы вокруг так и роились. "Вот интересно, -- подумал настроившийся на философский лад Генри, -- кто поймёт женщину?" Близнецы и раньше пользовались достаточным успехом, но, во-первых, это было несравнимо с сегодняшними достижениями, а во-вторых, им приходилось прилагать определённые усилия.

   "А Яльги бы в этой толпе девиц не было. Она совсем другая. И розовое платье она бы точно не надела. С её-то чувством вкуса и тактом!"

   Генри потряс головой. Он сам толком не понимал, что на него нашло, но в последнее время такие мысли появлялись совершенно из ниоткуда. Сейчас о Яльге Ясице не напоминало вообще ничего -- а между тем Генри вспомнил её так ярко, что мог описать и выбившуюся из косы тоненькую прядь позолоченных солнцем волос, и изящно очерченные брови, и маленькую тёмную родинку над верхней губой... Генри опять потряс головой. Синьор ди Бертолли смотрел на него с возрастающим испугом.

   Чем дальше в прошлое отодвигалась Яльга, тем больше достоинств у неё выявлялось. Раньше она не казалась Генри и вполовину такой... такой совершенной; честно сказать, раньше он считал её внешность вполне посредственной, а теперь точно знал, что подобной ей девушки не было и нет. Кто придумал лживую поговорку, что все рыжие похожи друг на друга? И потом, Яльга не рыжая, она -- золотая!

   От мыслей о Яльге Генри Ривендейла спас синьор ди Бертолли. Амурные дела у него всегда стояли на втором, если не третьем плане, ибо он справедливо полагал, что женщины -- это, прежде всего, большие расходы.

   -- Друг мой, герцог, -- зашептал он с неожиданно прорезавшимся эвксиерским акцентом. -- Прошу вас последовать за мной в кабинет. Мы не можем далее надоедать этим прелестным синьорам и в особенности синьоринам нашими скучными деловыми разговорами! Дворецкий проведёт туда же ваших достойных однокурсников...

   -- Они учатся курсом старше, -- справедливости ради отметил Генри, но ди Бертолли только махнул унизанной кольцами рукой.

   -- Как имена этих достойных Перворождённых?

   -- Не лишайте их чести самим представиться вам...

   На этой фразе, самой изысканной, которую только смог придумать Ривендейл, они переступили порог хозяйского кабинета. Это была идеально квадратная комната, обставленная полностью в эвксиерском стиле: стены, обтянутые золотистой тканью, изящная мебель, над рабочим столом -- панорама Мраморной бухты. Ривендейл обратил внимание на высокое окно, завершавшееся двойной аркой -- посредине стояла изящная колонна, а стёкла были витражными. Кроме того, стоили внимания мраморный стол, украшенный золочёными фигурками путти, и роскошное пресс-папье в виде геральдического льва с раздвоенным хвостом.

   -- Прошу вас оказать мне честь... -- ди Бертолли самолично пододвинул Ривендейлу стул. Тот сел, привычно поправив шпагу. В тот же момент в комнату вошли близнецы. От роскоши, куда им случайно довелось попасть, у братьев в буквальном смысле закружились головы. Эллинг молча хлопал глазами, оборачиваясь то к столу, то к окну, то к картине (всякий раз, когда он смотрел на пейзаж, ди Бертолли почему-то начинал нервничать). Яллинг протирал свои очки полой куртки и беспомощно хлопал ресницами. Не знай Генри, что у эльфов к двум рукам и двум ногам прилагается стопроцентное зрение, он решил бы, что бедняга-адепт не видит дальше собственного носа.

   -- Мои дорогие юные друзья! -- голос синьора Мароу можно было намазывать на дорогие ячменные хлебцы. -- В этом кабинете собралось благороднейшее собрание: древность рода дополнена жаждой знаний, столь редким и ценным в наше время товаром!

   Яллинг вздрогнул, выронил очки и закрутил головой, словно не зная, где их искать. Синьор ди Бертолли птичкой выпорхнул из кресла, осторожно подобрал очки и бережно вложил их в дрожащую руку эльфа. Яллинг поблагодарил судорожным кивком и тут же напялил очки на нос.

   -- Не стоит благодарности! -- эвксиерец уже уселся на место и задумался, подбирая подходящую пословицу на эльфаррине. Но тут Эллинг снова уставился на картину и произнёс:

   -- Какая тонкая работа! Какая изумительная игра тени и света! Как тонко подобраны краски! Ах, синьор, я понимаю, что прошу многого, но не могли бы вы позволить снять...

   -- Нет! -- прорычал ди Бертолли, из птички махом обратившийся в тигруса, но Эллинг, будто не заметив этого, закончил:

   -- ...с неё копию?

   Опомнившись, ди Бертолли произнёс гораздо мягче:

   -- Что вы, мой друг! Не стоит трудов! Я распоряжусь, и вам доставят точно такую же -- на что вам жалкая копия! Это будет ещё один оригинал!

   Яллинг и Эллинг как по команде вытаращили глаза. Столь изощрённая логика даже им оказалась не под силу. На их лицах постепенно проступало самое настоящее восхищение, и Генри их понимал.

   -- Но вернёмся к делу, -- нежно напомнил эвксиерец. -- Наш общий друг, благороднейший герцог Ривендейл, поведал мне о вашем чудесном изобретении...

   -- О котором именно? -- уточнил Яллинг, глядя на ди Бертолли сквозь очки.

   -- О самом главном!

   -- О синьор, -- Яллинг аж подпрыгнул, -- так вам нужна дудочка, поющая на семи языках?! Элле, я же говорил, на неё непременно найдётся покупатель -- а ты мне не верил!

   -- Нет-нет, -- поспешно отрёкся потенциальный полиглот, -- дудочка -- это в следующий раз. Я говорю о секрете превращения подручных веществ в золотые монеты!

   На этот раз близнецы подпрыгнули одновременно. Яллинг вцепился в очки, Эллинг -- в сиденье стула; переглянувшись, они уставились на ди Бертолли перепуганным взглядом и хором заявили:

   -- Да что вы, господин! Знать ничего не знаем, ведать ничего не ведаем! Какая-такая машинка?

   "Машинка!" Генри прямо-таки видел, как под роскошной сверкающей лысиной хозяина кабинета вертятся шестерёнки. Герцог не мог солгать -- такие опыты наверняка запрещены -- оба эльфа перепуганы и сболтнули лишку... А монетка-то настоящая, будто выпущенная на монетном дворе!

   Или нет?

   Извинившись, ди Бертолли вышел в коридор. Генри посмотрел на близнецов и увидел, как Яллинг подмигивает увеличенным очками глазом. Вслух никто ничего не сказал. Эльфы сидели, смиренно сложив ладошки на коленях, но прошло не менее минуты, когда дверь отворилась, и на пороге появился Валентин де Максвилль. Близнецы опешили, Генри тоже -- причём он-то как раз на самом деле. Зато некромант выглядел спокойнее удава.

   Из-за спины Валентина послышался голос ди Бертолли:

   -- Благородный герцог, я был неправ! Только что я узнал, что в вашей Академии обучается сын Того Самого де Максвилля, и мне остаётся только снять шляпу и принести извинения! Разумеется, своих детей я отправлю учиться только в вашу Академию и никуда больше!

   Генри представил лицо директора Буковца и порадовался, что пока детей у эвксиерца не намечалось.

   Валентин чуть поклонился, храня абсолютную невозмутимость.

   -- Чем могу служить, благородные господа? -- очень спокойно и очень любезно спросил он.

   Ди Бертолли порылся в кармане. Эллинг беспокойно наблюдал за его действиями, по-птичьи вытянув шею.

   -- Я попрошу вас проверить подлинность этой монеты, друг мой, -- эвксиерец подкинул тот самый надкушенный золотой и победно глянул на братьев. -- Много ли времени это у вас отнимет?

   -- Пять секунд. -- Валентин уже доставал из внутреннего кармана тоненькую серебряную пластинку. Положив её на ладонь -- мелькнула какая-то руна, -- младший сын дома де Максвиллей подул на пластинку. В воздухе над ней возник и истаял герб банка "Максвилль и К®". -- Прошу вашу монету...

   Синьор Мароу трепетно протянул ему золотой. Близнецы следили за тем, как монета переходит из рук в руки, и на лицах их читалось всё большее отчаяние. Валентин чуть поддёрнул манжеты и опустил монету на середину пластинки. Её контуры немедленно вспыхнули ярким синим сиянием.

   -- Монета подлинная, -- ровно сообщил Валентин. При звуке его голоса сияние погасло. Он снял золотой с пластинки и уронил в подставленную руку ди Бертолли. -- Что-нибудь ещё?

   -- Пока нет, но вы останьтесь, останьтесь... -- ди Бертолли прохаживался по кабинету, бросая на близнецов голодные взгляды. Братья вздрагивали и жались друг к другу, у Яллинга от ужаса запотели очки. Генри знал, что ломать комедию эльфы могут бесконечно, и потому решил немного подстегнуть процесс.

   -- Мне известно, -- сказал он, полируя ногти предусмотрительно захваченной подушечкой, -- что мои достойные друзья собирались представить своё изобретение на ежегодной научной конференции студентов-магиков. Они с полным правом рассчитывают завоевать первое место и получить диплом...

   "И полагающееся денежное вознаграждение!" -- мысленно закончил ди Бертолли, возликовав. Теперь игра шла на его поле, и зрители тут были не нужны.

   Он дважды позвонил в серебряный колокольчик, и на пороге кабинета, как прекрасное видение, из ниоткуда возникла Злата Бржезовая. Взгляд её порхал с Генри на Валентина и обратно.

   -- Bella donna, mia dolce signorina! -- страстно проворковал Мароу ди Бертолли, целуя ухоженные ручки танцовщицы. -- Прошу тебя, покажи этим достойным юношам мои оранжереи -- и особенно ту, где я выращиваю твои любимые апельсины!

   Bella donna неожиданно цепко подхватила под руки обоих счастливцев и непреклонно увлекла прочь из кабинета. На пороге Валентин всё же сумел притормозить и небрежно бросил через плечо:

   -- Счёт за мои услуги я пришлю завтра утром. До встречи!

   Но ничто не могло омрачить счастья синьора.

 ***

   Длилось оно ровно девятнадцать дней.