"Устрицы и белое вино" - читать интересную книгу автора (де Рамон Натали)

Глава 11, в которой я вернулась в сад

Какое счастье, что современная цивилизация позволяет оборудовать ванную комнату в деревенском доме не хуже «удобств» пятизвездочного отеля! Я умылась, прополоскала рот и подумала о том, что с наибольшим удовольствием я, пожалуй, растянулась бы сейчас на этом прохладном кафельном полу и даже вздремнула бы...

Чтобы облегчить себе дальнейшее пребывание за столом – да и оправдать в глазах будущих родственников свое чрезмерное отсутствие – я решила сменить тесную белую мини-юбку и узкую блузку на свободный сарафан, благо не поленилась прихватить его с собой вместе с купальными принадлежностями. К тому же и Марьет, и Катрин, несмотря на сверхъестественно торжественную трапезу, одеты весьма демократично – в цветастые балахоны. Кажется, Симон привез «девочкам» эти «оригинальные сувениры» то ли из Туниса, то ли из Перу.

В сарафане я ощутила еще больший комфорт, самое главное – благодаря оборке на груди я смогла избавиться от бюстгальтера. При общей незначительности моего телосложения у меня, как и у моей мамы, слишком большая грудь – размер С, даже почти D. Шарль находит это потрясающим, хотя лично мне такое несоответствие приносит сплошные неудобства: одежда либо тесна в груди, либо безобразно широка в спинке. С брюками дело обстоит еще хуже – у всех нормальных женщин разница между талией и бедрами составляет сантиметров двадцать пять, у меня же – сорок!

Затем идут ноги. Идут, идут и заканчиваются сухими щиколотками плюс стопа Золушкиного размера. Причем при росте сто семьдесят! Шарль считает потрясающим и это, но я-то ведь не могу ходить в одном белье! Дело поправимое, если пользоваться услугами портного, как моя мама. Но мама уже может позволить себе портного, а мне приходится пока все шить самой. Я умею! Даже пиджак на подкладке! И шитье – отличный тренинг для рук практикующего медика любой специальности. Однако оно отнимает слишком много времени...

Но самое ужасное – неизбежный бюстгальтер зимой и летом. Марьет, которой с ее подростковыми грудками он вообще не нужен, страшно завидует моему бюсту и считает, что я просто не могу избавиться от предрассудков. Но ведь дело не только в том, что я детский стоматолог и плохо представляю себе мотающиеся груди над раскрытыми челюстями пациента, а еще и в том, что даже при быстрой ходьбе, не говоря уж, к примеру, о беге или о танцах, мне просто-напросто больно!

Сейчас я не собиралась ни бегать, ни танцевать, а лишь тихо сидеть за семейной трапезой, поэтому без колебаний сунула кружевное пыточное устройство в пакет с остальной одеждой, расправила оборку на груди, прошлась расческой по волосам, капнула духов на запястья и неторопливо – легкими шагами – направилась в сад.

– А я говорю, что имя Пьеро ему не подходит! Он Казимир! Он красавец! – настаивала мама Шарля. – О, вот и ты, моя девочка! Прелестный наряд, тебе так идут все эти романтические рюши. Ну хоть ты скажи им, что Пьеро не может быть красавцем! Красавец, значит, Казимир! А Пьеро – это что-то такое меланхолично-унылое, декадентское, без огня... Ну что ты молчишь, Вив? Разве я не права? Ты когда-нибудь видела, чтобы хоть один Пьеро был энергичным и красивым?

Льняные кудри, летящие на ветру, безупречные черты лица, улыбка, губы, темно зеленые глаза, искрящиеся силой и страстью, руки античной работы, именно такими руками Аполлон натягивает свой лук... Фф-у-у, ну и видение!.. Я шумно потянула в легкие воздух. Хорошо, что я успела вовремя опуститься на стул, и хорошо, что у меня уже прочищены внутренности. Или именно оттого, что они прочищены, моим мыслям вздумалось порхать где попало? Я сделала еще несколько глубоких вдохов и выдохов, но неприятный спазм не отпускал. Мало того, вместе с видением Пьера внутри меня малопристойно забили крыльями бабочки...

– Что с тобой, Вив? – забеспокоился Шарль. – Ты так тяжело дышишь...

– У нее случайно не аллергия? – предположил его отец.

– Раньше у Вив никогда не было аллергии, папа!

– Ну и что? – сказал Симон. – У меня тоже раньше не было, а теперь есть. На виноградный сок.

– Как же ты пьешь вино?

– На вино у меня нет, только на сок. Сбегать в машину за таблетками?

– Если не аллергия, то жар точно! – подытожил отец.

– Вив, может, переберешься в дом? Полежишь на диване?

– Ты не спрашивай ее, сынок, бери и неси!

Продолжая судорожно глотать воздух, я замахала руками.

– Видишь, Шарло, не хочет. Я пошел за таблетками!

– Нет-нет, не нужно, – наконец-то выдавила я. – Это просто, просто... – Я беспомощно перевела дыхание.

– Конечно, никаких таблеток не нужно. – Катрин многозначительно посмотрела на меня и с тем же выражением переглянулась с Мари. – Это все жара. Я сама задыхаюсь с самого утра.

Я старательно закивала.

– Если хочешь полежать, не стесняйся, иди в дом, приляг, – сочувственно предложила она. – Здесь все свои, все понимаем.

– Нет, правда все хорошо, Катрин. Все уже прошло. – Я облизнула пересохшие губы.

Шарль улыбнулся и наполнил мой бокал.

– Выпей, будет еще лучше.

– А вдруг у нее аллергия именно на вино? – сказал Симон. – У меня на сок, у нее – на вино, у меня ведь тоже не было раньше.

Я решила подыграть и попросила минеральной.

– Правильно, – одобрила Катрин. – В такой ситуации разумнее от вина воздержаться.

Я опустошила залпом стакан воды, Шарль налил еще.

– Давай мне Казимира, сынок, и проводи Вивьен в дом, – сказала Катрин. Забрала у него щенка и добавила: – Иди, иди, полежи, девочка.

– Спасибо, Катрин, но правда все хорошо. Я отлично себя чувствую. Я хочу посидеть с вами. Все так вкусно, так красиво!

– Ну смотри, – сказала она.

Повисла пауза. Только Катрин ласково гладила шелковистую шубку посапывающего щенка и совсем тихо приговаривала:

– Казимир, Казимир, мой милый, мой маленький Казимир, мой самый красивый, Казимир, Казимир...

Шарль кашлянул.

– Мам, ну дался тебе этот Казимир! Он Пьеро. Так назвал его заводчик.

– Подумаешь, заводчик! Много он понимает! А я как только увидела эти блестящие черные завитки, сразу вспомнила Казимира. У него были именно такие блестящие шелковые волосы. Он был такой красавец! Энергичный, статный, огонь в глазах! Мы все в аэропорту так его и звали – красавец Казимир!

Отец усмехнулся. Шарль сказал:

– Ох, мама! – и покачал головой. – Ты что, считаешь, что все Казимиры обязательно красавцы?

– Кроме Казимира... Как же его фамилия? Потански? Потунски? Какая-то польская, тридцать лет прошло, не вспомню... Но, кроме него, я никаких других Казимиров не видала! А этот был красавец брюнет! Просто потрясающе красивый мужчина!

– Послушаешь, мам, тебя, – скептически заметила давно не подававшая голоса Марьет, – так все Казимиры – красавцы, а все поляки – брюнеты! Поляки – блондины, это все знают!

– Может, и блондины, но лично я никаких других поляков не встречала. А Казимир был брюнет и красавец! Ох, если бы ты его только видела, Вив, – в поисках поддержки обратилась ко мне Катрин. – Ну такой красавец! В наше время все самые красивые парни и девушки шли в авиацию. Это сейчас все помешаны на подиуме, все рвутся в модели. А в наше время – только небо!

– Ну, не все, мам. Ты забыла, что мой Симон, на всякий случай, штурман на международных линиях!

– Может, я и пошел с горя в штурманы, потому что на подиум не взяли? – поддел жену Симон.

– С твоей-то рожей? Ха! – беззастенчиво отпасовала та. – Это мама у нас самая красивая что сейчас, что во времена своей стюардессной юности. Правда, па?

– Наша мама была бортпроводницей, – поправил отец. – Я же не говорю, что ты до замужества подрабатывала секретаршей, а только моя дочь служила референтом.

– Я не служила! Я не лакей! Я работала! И вообще, папа, как ты терпишь, что мама нахваливает какого-то Путански!

– Ну вылитая Аглая, все не так! – устало сказал отец. – Обязательно надо всем испортить настроение! – Он поднялся из-за стола. – Из дома принести ничего не нужно? А то я, как вы тут говорите, на зов природы. Нет? – И ушел.

– Ну и дрянь же ты, – сказала Катрин. – Зачем обидела папу?

– Я обидела? Это ты твердишь с придыханием: ах, Казимир, Казимир, ах, красавец! Это как раз мне за папу оби...

– Прекрати, – обрезал сестру Шарль. – Мама всегда рассказывает историю про Казимира перед этим салатом. – Он взял миску и бухнул ложку упомянутого блюда в свою тарелку. – Про Казимира и Мадагаскар. Да, мама? Мы все ее прекрасно знаем.

Катрин с поджатыми губами наглаживала щенка.

– Кому еще салату? – спросил Шарль.

Мы все дружно выразили желание.

– Это замечательная история, Катрин, – с полным ртом сказал Симон. – Расскажите, вы давно ее не рассказывали!

– Зачем? – Губы Катрин слегка разжались. – Вы и так все знаете.

– А можно, тогда я расскажу сам? – спросил Симон.

Катрин отрицательно повела головой. Шарль и Марьет предложили себя в качестве рассказчиков. Та же самая реакция. И тут я поняла, что как раз-то спрашивать разрешения и не стоит, а ее историю я прекрасно помню!

– В давние времена, – смело начала я, – все самые красивые девушки и парни любили только небо, оставляя моду всяким уродам. Они и так были красивы, зачем им всякие изыски визажистов и кутюрье?

Мои потенциальные будущие родственники застыли над своими тарелками с открытыми ртами!

– И вот однажды, – все смелее продолжала я, – самый красивый в мире командир экипажа по имени Казимир, жгучий брюнет, хотя и по происхождению из поляков, посадил свой лайнер в аэропорту столицы далекого неведомого Мадагаскара.

Служащие аэропорта, понятно, тоже записные мадагаскарские красавцы, подкатили к самолету трап. Пассажиры с грустью покинули воздушный корабль и разошлись по своим делам. Завершив в аэропорту все формальности, красавец Казимир и его прекрасные подчиненные отправились ночевать в ближайшую гостиницу, чтобы завтра утром со свежими силами перевезти по небу новую порцию пассажиров с Мадагаскара в Марсель.

Понятно, перед сном следовало поужинать, но еще и очень хотелось побродить по экзотическому городу. Экипаж ведь состоял из молодых красивых людей, которые, за исключением красавца Казимира, оказались на Мадагаскаре впервые. Они вдоволь нагулялись по городу, успели накупить в закрывающихся по вечернему времени лавочках сувениров и отправились ужинать в ресторан при гостинице. Естественно, все посетители ресторана забыли про еду, а только и делали, что вполголоса, а то и вовсе вслух, восхищались красотой марсельского экипажа.

Публика в ресторане собралась бывалая и повидала много летчиков и бортпроводников на своем веку, но таких красивых, как Казимир и его верные бортпроводницы белокурая Катрин и мулаточка Жаклин, видеть ей не доводилось. Попутно созерцанию красоты публика терялась в догадках: кем из двух красавиц занято сердце жгучего брюнета? Понятно, публика и не предполагала, что наш брюнет из поляков, которые все, как известно, блондины, а сердце имеющейся в наличии блондинки уже некоторое время, хотя прочно, занято неким мсье Бутьи, вовсе не летчиком и даже не поляком. И лишь прекрасные сердца прекрасной мулатки и прекрасного поляка бились в унисон.

Но не только бывалая публика, но весь экипаж, включая самого Казимира, не знал одной подробности из родословия прекрасной Жаклин. Возможно, не узнали бы и никогда, если бы все вместе не оказались на Мадагаскаре. После пятой бутылки «Дом Периньон», присланной на стол нашего экипажа лично самим хозяином заведения и большим поклонником прекрасного – кстати, втихую от хозяина все последующие будут присланы шеф-поваром, не меньшим, чем его патрон, гурманом и эстетом, – так вот, именно после пятой, а не четвертой и уж тем более шестой бутылки легендарного напитка Жаклин сделала признание:

– Кстати, господа, между прочим, мои родственники по линии отца испокон веку живут в одной деревне на Мадагаскаре. Но даже мой дедушка, а уж я-то тем более, никогда в жизни никого из них не видели лично, хотя мы поддерживаем родство – регулярно обмениваемся рождественскими открытками.

– Хочешь сказать, – предположил Казимир, самостоятельно открывая шестую бутылку, а это получалось у него с таким изяществом, что официант и не противился самостоятельности гостя, любуясь движениями его прекрасных рук...

Тут я закашлялась, чтобы никто не заметил, как на этом месте рассказа я вздрогнула, мысленно увидев руки Пьера, открывавшего пивную банку...

– Ну, ну, Вив, что дальше? – Катрин любопытно сверкнула глазами. – Что было дальше?

– Это же ваша история, – удивилась я. – Вы же ее знаете!

– Это у мамы история, а у тебя сказка! – восторженно заявила Марьет. – Так здорово! Шарль, дай ей воды, не видишь, в горле у человека пересохло!

Он послушно налил минералки в мой бокал.

А что, собственно, переживать по поводу прекрасных рук Пьера? – успокоила себя я и стала пить воду. Я рассказываю историю, которая давно для всех стала сказкой, красавец Пьер для меня теперь тоже сказочный персонаж, ну и пусть у сказочного Казимира будут руки сказочного Пьера... Фф-у-у! Многовато сказочного получается...

– Или ты устала, Вив? – заботливо поинтересовался мой жених. – Хочешь, я попробую дорассказать в твоем стиле?

– Нет-нет, братец! Пусть Вивьен! Не мешай! Это важно! Так что там предположил, открывая шестую бутылку, наш красавец Казимир?

– Хочешь сказать, прекрасная Жаклин, что ты в условном месте назначила встречу своим дорогим родственникам и собираешься сейчас ненадолго покинуть нас, дабы восстановить кровные узы? – Красавец Казимир поражал не только красотой, но и красноречием.

– Увы, нет, красавец Казимир, – отвечала прекрасная мулатка; она, как и все остальные сотрудники марсельского аэропорта, называла его именно так. – Неразумно заставлять в общем-то незнакомых людей бросать свои деревенские экзерсисы ради мимолетного знакомства, пусть даже с родственницей, иными словами, любопытства ради.

Как видите, прекрасная Жаклин, кроме красоты и красноречия, отличалась еще и благоразумием.

– То есть ты не покинешь нас даже на малое время?! – еще не веря своему счастью, вскричал Казимир.

– Нет, конечно, красавец Казимир, – потупив прекрасные глаза, успокоила его прекрасная мулатка, и весь прекрасный марсельский экипаж, допив шампанское, доев экзотические мадагаскарские блюда, потанцевав кое с кем из наиболее смелых посетителей ресторана и осчастливив его владельца прекрасными каллиграфическими автографами в памятной книге, дружно отправился спать по своим номерам.

Надо сказать, что и шеф-повар, эстет и гурман, тоже не остался без внимания – прекрасные бортпроводницы милостиво разрешили поцеловать им всем все их прекрасные ручки: то есть не только общепринятые правые, но и в качестве подарка фирмы – левые.

История умалчивает о том, в каком номере провели ночь красавец Казимир и прекрасная мулатка, ведь даже вторая прекрасная бортпроводница блондинка Катрин по сей день целомудренно скрывает, пустовала ли вторая кровать в номере двух небесных красавиц.

Наутро, умывшись, расчесав прекрасные кудри – черные, рыжие, блондинистые, шатеновые, у кого какие, – позавтракав в том же ресторане к радости обслуги и посетителей-эстетов, не покидавших ресторан с вечера, дабы иметь возможность лицезреть столь богатую коллекцию венцов творения, наш прекрасный марсельский экипаж отправился в аэропорт.

А там – тишь да гладь, как на уединенном морском пляже. Ни горючего в бак залить, ни трап подать, ни обслужить пассажиров, взлетную полосу, не говоря уже о воздушном коридоре, выделить некому! Забастовка. Трудно поверить, господа, но это сущая правда. Какими бы писаными красавцами ни были мадагаскарские сотрудники аэропорта, как бы ни были они влюблены в небо, но они тоже люди, и у них тоже бывают всякие, пардон, экономические и – хуже того – политические требования. И по всему было видно, что такая тишь да гладь продлится не менее суток, а то и дольше.

Но красавец Казимир не пал духом и не дал пасть духом своему прекрасному экипажу, чуть было не затосковавшему по прекрасной Франции, в разлуке с которой предстояло провести еще сутки, а то и дольше. Красавец Казимир принял решение. Он ведь был командиром экипажа и умел принимать решения профессионально.

– Мы купим карту местности, запасемся провизией и лекарствами, возьмем машину в прокате и, пользуясь случаем, поможем нашей прекрасной Жаклин посетить историческую родину и восстановить кровные узы! – провозгласил он.

Прекрасный экипаж чуть было не зааплодировал, но все вовремя вспомнили, что правилами субординации не приветствуются проявления эмоций при заслушивании командирского приказа. Ведь любое решение командира – приказ для его подчиненных. Все просто отрапортовали по-гвардейски:

– Есть, командир! – и красивым строем пошли исполнять.

Процесс подготовки к путешествию, равно и само путешествие заслуживают отдельной повести, а мы и так слишком отвлеклись на романтические взаимоотношения красавца Казимира и прекрасной мулатки, поэтому сразу перейдем к сцене трогательной встречи прекрасной Жаклин с ее родственниками. Хотя и тут целесообразнее будет обойтись лишь упоминанием о том, что встреча была теплой, а более подробно рассмотреть процесс приготовления тетушками и кузинами нашей героини достойной события трапезы.

В чем же, собственно, она состояла? Понятно, что прекрасный экипаж во главе с прекрасным Казимиром предусмотрительно захватил с собой горячительные напитки в достаточных количествах. Что же родственники прекрасной Жаклин предложили на закуску?

Жаркое из кур. Местные дамы быстренько отловили несколько наименее тощих, поотрубали им головы, безголовые курицы, пардон за кулинарные подробности, некоторое время еще побегали по двору, затем свалились, дамы слили кровь, проворно ликвидировали перья, порубили птицу на куски, поместили в котел, налили воды и повесили котел над костром.

Затем одна из дам отправилась в огород и принесла полный подол ананасов. Ананасы растут у них на Мадагаскаре в любом огороде, равно как у нас в Европе огурцы или картошка, впрочем, сравнение с картошкой в данном случае более уместно, хотя и произрастают ее плоды под землей, а не красиво покачиваясь на стеблях, как ананасы. Дама принялась счищать с ананасов кожуру и резать их ломтиками, а ее товарка тем временем развела другой костер. Когда угли хорошенько прогорели, она приладила на камнях обширную сковороду, полила ее каким-то маслом, оно зашипело, и первая дама принялась кидать туда ананасные ломтики и, дабы они подрумянились равномерно, помешивать их палкой, вырвав ее из рук одного из своих детей, который до этого использовал палку в качестве игрушки для собаки: малыш кидал, а толковая зверюга приносила.

При виде этого прекрасная Жаклин, несмотря на смуглость кожи, явственно побледнела и нашла нужным намекнуть тетушке, дескать, палка падала на землю, собака держала ее в зубах, палка грязная, негигиенично.

– Обгорит, – со знанием бросила в ответ знающая тетушка и велела другому ребенку принести с кухни старый хлеб.

Тот принес какие-то сухие, правда, не заплесневелые корки, и она подбросила их на сковороду к ананасному фри для увеличения порции.

– А то вдруг всем не хватит, – пояснила она. За это время вода в котле с курами успела выкипеть. Тетушка заглянула туда, с удовлетворением покивала, схватила сковороду и опрокинула на кур жареные ананасы и хлебные корки.

Перемешала все той же палкой, отшвырнула ее за ненадобностью и вместе со своей помощницей сняла котел с огня.

Затем родственники прекрасной даже в своей бледности Жаклин и прекрасный экипаж сели вокруг котла и принялись есть руками, запивая дивное блюдо напитками прямо из горлышек, благо бутылок из даров экипажа красавца Казимира, по счастью, хватило точнехонько на всех.

Блюдо действительно получилось дивное. Это не метафора. Может быть, за счет местной пыли и собачьей слюны, сохранившихся на палке, может быть, из-за крепости напитков, а может, и потому, что прекрасный экипаж в последний раз вкушал пищу более десяти, а то и двенадцати часов назад. Как бы то ни было, но фамильное блюдо родственников прекрасной Жаклин произвело на ее коллегу прекрасную Катрин неизгладимое впечатление. И, вернувшись в родную прекрасную Францию, прекрасная блондинка самостоятельно изобрела салат, основанный на всех мадагаскарских компонентах – курица, ананасы, обжаренные в масле элегантные сухарики, – за исключением пыли и собачьей слюны, которую в салате прекрасная Катрин благополучно заменила майонезом. Вероятно, первая презентация указанного салата была произведена на свадьбе красавца Казимира и прекрасной Жаклин, где прекрасная блондинка почетно участвовала в качестве подружки последней. Затем жизнь развела судьбы наших героев, но прекрасная Катрин готовит мадагаскарский салат для всех семейных застолий и неизменно рассказывает эту историю.

– Ох, кажется, я уже заговорила в рифму! – Я потянулась за бокалом с водой, а мои будущие потенциальные родственники восторженно захлопали в ладоши.

– Теперь ты, мамочка, можешь быть спокойна, – игриво заметила Марьет. – История салата а-ля Мадагаскар переживет века и вместе с ювелирным шедевром будет передаваться из поколение в поколение.

– Пожалуй, – согласилась Катрин. – Да у тебя, Вив, настоящий дар. Такую сказку можно рассказывать со сцены. Неужели действительно импровизация?

Я смущенно кивнула, я ведь и сама не ожидала, что войду в такой кураж.

– Да ладно, Вив, признавайся, – сказал Симон. – Вы небось с Катрин неделю репетировали заранее, вот она и сделала вид, что не хочет рассказывать.

– Вовсе мы не репетировали! – запротестовала Катрин. – Просто Вив – прирожденная сказительница.

– Ах да, как же я забыла! – фыркнула Марьет. – Она ведь у нас дантист, их нарочно учат заговаривать зубы пациентам!

Симон тоже отпустил пару шуток подобного качества, все деликатно посмеялись, а щенок замотал головой, зевнул, широко открыв младенческую пасть, и, потянувшись, чуть было не слетел с колен Катрин, но тут же проявил откровенный интерес к содержимому ее тарелки.

– Проголодался, малыш? – Катрин пододвинула тарелку поближе; щенок без колебаний встал передними лапами на стол и сунул в нее морду. – Кушай, кушай, милый!

– Дорогая, ты в своем уме?! – возмутился Поль. – Только этого еще не хватало!

– Правда, мама, – сказал Шарль. – Это же собака!

– Ну и что? Это моя тарелка, я вымою ее потом как следует.

Поль, крякнув, закурил. Шарль воскликнул:

– Но, мама!

– Мам, просто мой братец хочет сказать, что собаке не подходит человеческая пища. Там ведь специи.

– И очень хорошо. – Щенок ел, Катрин любовалась действиями щенка. – Специи всем полезны. Для пищеварения.

– Ну-ну, для пищеварения, – сказал Поль, ломая сигарету в пепельнице. – Тогда, пожалуйста, без меня. Я пойду вздремну полчасика. – И опять ушел.

– А ты не хочешь тоже прилечь, Вив? – спросила Катрин.

Я растерялась.

– Да нет...

– Как хочешь. – И она наложила щенку новую порцию деликатесов.

– Мама, пожалуйста, не порть мне собаку! – взмолился Шарль. – С ним может случиться что угодно от такой еды!

– Глупости, от куриного мяса и овощей с Казимиром ничего не случится, – отрезала Катрин и, обращаясь ко мне, задумчиво добавила: – А знаешь, Вив, сказка у тебя действительно вышла замечательная, только вот никакой свадьбы у Казимира и Жаклин не было. Нет, была, конечно, только у каждого своя.

– Мам, а почему ты об этом никогда не рассказывала? – спросила, закуривая, Марьет.

– Потому что я обычно рассказываю о том, как мне в голову пришла идея этого салата, а Вив сделала упор на романтической истории, придумав детали. Но роман у Казимира с Жаклин действительно был, иначе мы бы никогда не поперлись в эту деревню. Сидели бы в столице и просто ждали, когда закончится забастовка. А Казимиру уж очень хотелось сделать приятное своей девушке. Только вышло наоборот.

– Первобытные родственники ему не понравились?

– Ну, не такие уж они и первобытные. Там и почта есть, и начальная школа, дети бабл-гам жуют, в баре от движка работает телевизор. Да и дядюшка Жаклин по местным меркам очень богат – у него были и трактор, и мотоцикл. Впрочем, какой он ей дядюшка? Так, седьмая вода на киселе. Никто из нас и не воспринял всерьез этих мадагаскарских селян как ее родственников: ну экзотическое приключение в экзотической стране, экзотическое гостеприимство местных жителей. Кроме самой Жаклин. Она переживала страшно! Она ведь из нормальной семьи: отец – боцман на туристическом лайнере, у родителей матери – своя бензоколонка. И вдруг полуголая родня!

Из деревни мы уехали в тот же вечер. Оказалось, до столицы меньше трех часов, это мы дорогу туда полдня искали. Жаклин корила себя за глупое любопытство, извинялась с таким видом, как если бы она сама дотла разорила эту деревню. Казимир ее утешал, дескать, не переживай ты так, мои родственники тоже наверняка живут в деревне, и Польша – не самая богатая страна. А она сквозь слезы: «Но ведь не при первобытнообщинном строе!» Они тогда очень сблизились, да и мы все, мы же чуть не неделю проторчали на Мадагаскаре из-за той забастовки.

– Так здорово! Сплошная экзотика! – сказала Марьет.

– Да ну! – Симон вздохнул с пониманием. – Никакая экзотика не радует, когда не знаешь, сколько тебе еще там торчать. Помнишь, как я застрял в Уругвае из-за переворота?

– Сравнил: Уругвай и Мадагаскар! Мам, так почему они не поженились? Польская диаспора была против?

– Мари, какая еще диаспора? У Казимира польского – одна фамилия! Он и похож был скорее на итальянца: красавец брюнет с тонкими правильными, я бы сказала, античными чертами лица, ну, как у какой-нибудь древнегреческой конной статуи!

Марьет, Симон и Шарль дружно прыснули. Насытившийся щенок вздрогнул, скатился с колен Катрин и куда-то заковылял, а она обидчиво сказала:

– Ну понятно же, я не сравниваю его с лошадью!

– Мам, в Древней Греции не ездили верхом! – веселилась Марьет. – А предками итальянцев были древние римляне!

Мне же было совсем не до смеха: перед моими глазами возник Пьер – точная копия Казимира, только светловолосый... Я гнала видение, а оно не желало исчезать! От усилия у меня даже заломило спину, но видение делалось только отчетливее! Если бы я была художником, я бы легко смогла нарисовать каждую его черточку, тень от каждой ресницы и каждую мельчайшую складочку возле уголков улыбающегося рта...

– Не придирайся, Марьет, я не училась на истфаке, как ты!

– Да, Мари, не придирайся к маме, – миротворчески сказал Шарль. – Стало быть, мам, польская диаспора не возражала?

– А с чего ей было возражать? Я же говорю, что он был обычный француз, только с польской фамилией. В отличие от папаши Жаклин его родитель и знать не знал, из какой деревни да в каком веке эти самые Питонски покинули Польшу, но против дочки «черномазого» боцмана возражал. Тридцать лет назад люди были еще более консервативными, чем теперь.

– И этот красавчик Казимир послушался папеньку-расиста? – презрительно выдавила Марьет. – Плохо, значит, он любил свою мулатку! Вполсилы!

А Пьер любил мать своего Тото в полную силу! – вспыхнуло в моей голове. Любил, если женился! И сына любит без памяти! Нет, мой Пьер совсем не расист! Что? «Мой»?..

– Как умел, так и любил, – заступилась за своего бывшего командира бывшая бортпроводница. – И женился бы, не стал никого слушать. Только ее родители оказались еще большими расистами и не пожелали родниться с поляками!

– Кто? – Марьет округлила глаза. – Мулаты? Да они ж сами полукровки, чем им не угодили поляки?

– Ой, дети, не сильна я в этом. Там были какие-то религиозные дела, разные конфессии.

Шарль поморщился.

– Да ну, ерунда, мам. Если бы она его любила, не послушалась бы никаких родителей с их конфессиями. Мы же не в средневековье! Прямо какие-то Монтекки и Капулетти!

– Жаклин и была уже готова втихую от родителей зарегистрироваться в мэрии, но неожиданно Казимиру предложили что-то исключительно заманчивое в Гвиане. Он ведь был летчиком очень высокой квалификации, а там всякий космос, наука, что-то в этом роде, но главное – очень высокая зарплата. А эта дурища не пожелала на несколько лет уезжать из Франции. Дескать, если ты меня любишь, красавец Казимир, будем жить в Марселе, если нет – проваливай хоть на Марс, хоть на Луну, космонавт несчастный. На ее месте другая бы пошла за Казимиром хоть на край света! Да еще крайне выгодные условия контракта, государственная должность, пенсия, – рассуждала Катрин, – подкопили бы денег...

А Аманда пошла за Пьером безо всякого контракта, думала я, она согласилась на его ужасную жизнь на колесах, на эти убогие гостиницы, вынянчила его полумертвого сына, рожденного другой и, в отличие от Аманды, любимой. Потому что Аманда любит Пьера! Пусть порой глуповато подшучивает над ним, пугая похищением, но ведь любит! Любит так, что прощает даже его нелюбовь к ней... А я бы смогла? Несомненно! И у нас все было бы гораздо лучше: мы с Пьером любили бы друг друга! И его сына я любила бы больше, чем Аманда, которая повезла малыша удалять молочный зуб к какому-то дрянному врачу, я бы не повезла, я сама стоматолог! И вообще, любому ребенку лучше, если медик всегда рядом...

– Ну а ты, Вив? – Марьет потрясла мою руку. – Эй! Чего молчишь? Ты бы смогла?

– Конечно же! С радостью пошла бы за...

Боже! Я чуть не сказала «за Пьером»! Даже в пот бросило. Зачем я постоянно думаю о нем? У него есть Аманда. А на моем пальце кольцо Шарля, его мать подарила мне фамильную брошь, его сестра вручила мне свой свадебный букет, я невеста Шарля, я уже почти член его семьи!

– За любимым! – вовремя нашлась я.

– Как это приятно, – сказал Шарль.

Его серые глаза улыбались и были очень похожи на глаза матери. Катрин улыбалась мне тоже, и Симон с Марьет. У нее отцовские глаза. Мои будущие родственники смотрели на меня и улыбались. Я торопливо сложила губы в улыбку. Теперь дружно улыбались все. Как если бы мы – актеры, мелькнула мысль, и режиссер велел нам улыбаться в этой сцене до посинения...

– Очень красивое кольцо, – наконец сказала Катрин. – У тебя отличный вкус, Шарло.