"Устрицы и белое вино" - читать интересную книгу автора (де Рамон Натали)

Глава 10, в которой действительно досаждали осы

Стол ломился. После аперитива Поль, Симон и Марьет закурили. От жары есть никому не хотелось.

– Мам, а у тебя найдется кофе? – спросил Шарль.

– Не придумывай, Шарло. Какой еще кофе перед обедом?

– А какой обед, мам? Начало первого, мы с Вив плотно позавтракали в десять. Да еще жарко.

– В саду нежарко. Очень даже прохладно в саду. И зачем вы завтракали? Знали же, что мы вас ждем, готовим обед.

– Мам, но вы же никогда не обедаете раньше семи! Ну в шесть. В крайнем случае. Ты просила, чтобы мы приехали пораньше, вот, мы приехали. Но ведь ты не сказала, что затеешь обед с утра! Я же не провидец, ма!

Катрин поджала губы и принялась накладывать салат в свою тарелку. Один серебряный черпачок, второй, третий... Миска пустела, гора на ее тарелке росла.

– Ой, а можно мне? – Я протянула ей свою тарелку. – Выглядит так аппетитно! Вы мне потом дадите рецепт?

Ее рука с серебряным черпачком на мгновение замерла, плюхнула порцию в мою тарелку и продолжила опорожнять фарфоровую миску. Показались пасторальные пастушки на дне. Поль кашлянул.

– Перестань, Катрин. Никто не хотел тебя обидеть. Просто жарко, аппетита нет. Выпей вина, дорогая. – Он наполнил ее фужер. – Давай, за наших детей, за их счастье...

– Я пойду сварю кофе. – С поджатыми губами его супруга встала из-за стола. – Шарль предпочитает кофе.

И ушла.

– Идиот! – взорвалась Марьет. – Ты что, не мог, Шарло, съесть ложку салата? А ты тоже хороша: «Выглядит аппетитно! Дайте рецепт!» Не видите, что ли, в каком она состоянии?

– В каком, Мари? – Поль с кряхтеньем отодвинул плетеное кресло и начат подниматься. – Ты сама ее все время провоцируешь, а теперь вдруг Шарло виноват?

– Ну не я же? Я помогала ей готовить, а Шарло с Вив, будь они поумнее, начали бы уплетать за обе щеки и расхваливать на все лады!

Поль махнул рукой и пошел к дому.

– Задача ясна, господа? – весело спросил Симон. – Уплетать и расхваливать!

– Живо, живо! – Марьет начала проворно накладывать еду на наши тарелки. – Чтоб к ее возвращению корочкой подчистили!

Симон налил вина в самые большие фужеры.

– За вас, Вив и Шарло!

Мы растерянно кивнули. Все выпили, занялись едой.

– Шарль, может быть, нам лучше уехать? – прошептала я. – Мне кажется, это из-за меня. Я чувствую себя виноватой.

– Глупости. Ты-то тут при чем? На маму и без тебя периодически находит. Ешь, не обращай внимания.

– Раньше не было ничего такого! Она всегда хорошо относилась ко...

– Больше двух говорят вслух, – сказала Марьет.

– Вив неважно чувствует себя, – соврал Шарль. – Голова кружится. Жарко.

– И ночь не спали. – Марьет многозначительно повела глазами.

– Я спала! Это он не спал... из-за щенка!

– Да, – подтвердил Шарль. – Он скулил всю ночь. Пойду-ка схожу за ним, мне не нравится, что он там совсем один.

– Я с тобой!

– Вив, я быстро. А то мама обидится, что все разбежались.

Я смотрела ему вслед. Он обернулся и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами. Я ответила тем же.

– Что ни говори, Вив, а наш Шарло очень красивый, – сказала Марьет. – Так как вы вчера помирились?

– Что?

– Да ты не бойся, Симон все знает. Он не проболтается, но я же не могла не рассказать ему историю с котом? Он их обожает!

– Котов?

Симон кивнул.

– Кошек тоже. Ладно, история про примирение в другой раз. Вон, – он кивнул в сторону дома, – старики на подходе. Сосредоточились, едим! Поактивнее, поактивнее... Это просто фантастика, Катрин! Вы так готовите! Просто Лукуллов пир!

– Да что ты, милый Симон! Это все Марьет! – В руках мать Шарля вертела маленькую продолговатую коробочку; в таких обычно держат драгоценности. – Она у меня такая кулинарка! Такая талантливая! Такая способная!

– Ах нет, Катрин! Дома от Мари яичницы не дождешься! Она способная кулинарка только под вашим чутким руководством! Это просто божественно! Как это называется? Фрикасе? Так это и есть фрикасе? Ну никогда бы не подумал! А это что? Пудинг? Восхитительно!

– О, Симон! Как очаровательно ты умеешь льстить! – Катрин положила коробочку на стол и рассеянно постукивала по ней пальцами.

– О чем вы, Катрин? Какая лесть? Это чистая правда! Я открою вам секрет: я и женился-то на Мари ради ваших непревзойденных воскресных обедов!

Марьет открыла было рот, но Поль молниеносно хлестнул ее взглядом.

– Как приятно слышать, что кому-то еще нравится моя стряпня! В твоем обществе, Симон, я просто отдыхаю душой! – Тем не менее пальцы Катрин нервно барабанили по коробочке. – Кстати, где Шарль? – Она пристально посмотрела на меня.

– Пошел за щенком, – пролепетала я.

– А. – В полной тишине она повертела коробочку. – Ладно, обойдемся без него. – С лучезарной улыбкой Катрин открыла коробочку, полюбовалась чем-то внутри и протянула ее мне. – Я считаю своим долгом, Вивьен, сегодня подарить тебе это. Именно сегодня, потому что сегодня ты входишь в нашу семью.

Коробочка содержала золотую брошь в виде двух сердец, нанизанных на стрелу. За исключением явно благородного металла, ничем иным шедевр не радовал глаз.

– С-спасибо, Катрин, – тем не менее благодарно смогла произнести я, не решаясь прикоснуться к коробочке.

– Бери, не стесняйся, моя девочка. – Она вложила коробочку в мою руку, для надежности зафиксировав ее там двумя своими. – В день моей помолвки с Полем эту брошь подарила мне его мать, той же – ее свекровь в день ее помолвки, соответственно, свекрови – свекровь предыдущая, которой, в свою очередь, эту брошь тоже в день помолвки подарила ее свекровь. Полагаю, Вивьен, нашей, так сказать, эстафетной палочке лет двести, не меньше. Надеюсь, что и ты однажды... – Она многозначительно замолчала, убирая свои руки.

– Спасибо вам, Катрин, я очень тронута, Катрин...

– Ха, так вот в чем дело! – фыркнула Марьет. – Теперь я понимаю, мамочка, почему ты вечно торопила Шарля с женитьбой! Тебе не терпелось избавиться от этого уродства!

На лице Катрин застыла улыбка. Стало слышно, как осы ползают по торту. Поль и Симон дружно жгли взорами мятежную Марьет, но бунтарка вовсе не думала униматься.

– Ты и родила-то его исключительно с этой целью! Не будь этой безвкусицы, у меня была бы старшая сестра! Умная и красивая, а не бестолковый братец!

Поль яростно закашлял. Катрин обвела всех снисходительным взглядом, подправила улыбку на лице.

– Вот и хорошо, Мари. Теперь у нашей Вив есть стимул: как можно скорее обзавестись невесткой и тогда в ближайшие двадцать пять – тридцать лет она сумеет избавиться от этой, как ты говоришь, безвкусицы. А умные мужчины из семьи Бутьи никогда не женились на девушках с дурным вкусом.

Симон зааплодировал.

– Браво, Катрин!

Поль тоже произвел парочку сухих хлопков и поцеловал жене руку. Марьет обиженно ковырялась в своей тарелке.

– Давайте выпьем за умных мужчин и прекрасных женщин Бутьи. – Симон принялся наполнять самые большие бокалы.

– И присоединившегося к ним умного мужчину Симона Курлена, – добавила Катрин, поднимая свой бокал.

– Ой, мамочка! – очнулась Марьет. – Неужели ты выпьешь и за тетушку Аглаю? Она ведь одна из прекрасных женщин Бутьи.

– Не одна, – пробасил Поль. – Вас таких у нас две!

– Каких, папа?

– Эй, господа родственники! – раздался голос Шарля. Все обернулись. Мой жених очень вовремя вышел из-за угла дома с щенком на руках. – Что это вы пьете без меня?

– А ты гуляй подольше! – крикнул Поль. – И кончай таскать собаку на руках. Пусть сам ходит. Четыре ноги все-таки.

– Мы и пошли на четырех ногах. – Шарль любовно погладил щенка. – Только у нас еще очень медленно получается. Да еще бабочки, дуры, отвлекают. На четырех ногах мы бы и до вечера не дошли, правда, Пьеро? Так за что пьем, господа?

Симон объяснил.

– И за тетушку Аглаю в том числе, – добавила Катрин.

– Ага, правильно. – Шарль кивнул, устраивая щенка на своих коленях поудобнее.

Все выпили. Но лично я – с большим трудом, меня и так уже всю распирало, мой организм не способен принимать такое количество пищи. Особенно в жару. Ох, только бы не исторг обратно разносолы обидчивой Катрин... Я постаралась как можно незаметнее расстегнуть на юбке пояс и молнию. Если бы еще освободиться от бюстгальтера! И зачем я надела такой тугой...

– Несомненно, как же иначе, – тем временем с чем-то согласилась Катрин. – А ты, Вив, как считаешь?

– Да, конечно, – не особенно уверенно поддакнула я, из-за мук в животе потеряв нить разговора.

– Шарло всегда любил животных, – настаивала Катрин, – а мы их не держали. Все ты, Поль, со своей экономией! Сколько он съест, такой малыш?

– Да перестань, Кати. При чем здесь съест, не съест? Вырастет – съест много! Но дело-то не в этом. Животное – не игрушка. Такое же уважающее себя существо, как человек. Ему нужно реализовывать себя: охотиться или, скажем, пасти овец. А так что? Лишняя мебель в доме? Для такой собаки городская квартира – это клетка!

– Ладно, Поль, хватит. – Его супруга поморщилась и взмахнула рукой. – Кстати, о клетках. А ты знаешь, Вив, что Шарло в детстве чуть не сбежал с бродячим цирком из дому?

– Нет...

– Ну ладно, мама! В другой раз.

– Нет, ты сейчас расскажи! – потребовала Марьет. – Вив, ты даже не представляешь, это такая дивная история! Расскажи, расскажи, Шарло.

– Что там рассказывать, Мари? Когда это было? Да я уж и не помню толком.

– Тогда пусть папа расскажет! Он давно не рассказывал эту историю, – заговорщицки сообщила мне Марьет. – Прелесть! Ты ведь все помнишь, папа?

Поль ухмыльнулся.

– Да, я очень хорошо помню. Тебе было лет десять, Шарло, когда ты познакомился с этим, как его?.. Ну, циркач-мальчишка?

– Да нет, папа, восемь, а ему – семь.

– Так вот, представь себе, Вивьен, в один прекрасный день наш сынок появляется с каким-то Гаврошем и заявляет: папа, это мой друг и наставник, я уезжаю вместе с ним в Женеву на гастроли! А Гаврош от горшка два вершка, и кнут в руках!

– Поль, ну зачем ты называешь его Гаврошем? – вмешалась Катрин. – Очаровательное создание! Как сейчас помню: хорошенький-прехорошенький, золотые кудри до плеч. Я даже подумала, что это девочка.

– Ха! Хороша девочка с кнутом! – Поль подмигнул мне. – Так вот, Вивьен...

Он рассказывал именно для меня, но я лишь старательно делала вид, что слушаю, и кивала, из последних сил сохраняя на губах заинтересованную улыбку. От междоусобицы в моем желудочно-кишечном тракте меня уже познабливало и, пожалуй, даже слегка плыло перед глазами. Голос отца Шарля звучал издалека.

– ...Я их спрашиваю, вы точно в Женеву, господа? А не в Америку? Это там ковбои с кнутами бегают за коровами! Златокудрый Гаврош презрительно кривит губы и заявляет: какие еще ковбои с коровами? Я укротитель слонов! И кнутом щелк-щелк! Да так ловко! Так интересно: одним взмахом в два щелчка – и кнут извивается словно живая змейка!

– А кстати, господа родственники, – вмешалась Марьет, – мы, когда вчера с Симоном исколесили всю округу... ну искали уголь для устриц. Представляешь, Вив, у них тут в лавке нет какого-то паршивого угля! Нет, все-таки жаль, что вы не приехали вчера: устрицы, закат, белое вино прямо из бочонка! – Ее голос тоже доносился до моих ушей как с Луны. – На побережье мы видели цирк-шапито. Афиша со зверями! Давайте сходим! Вдруг там тот самый Гаврош? Вырос, стал укротителем.

– Вряд ли! – Дружный смех Поля и Шарля.

– А вдруг? И вообще, я сто лет не была в цирке.

– Прошу прощения, – заговорил с Луны Симон. – Так сказать, зов природы.

Затем я увидела, как он встает из-за стола и бодро направляется к дому. Ну какая же я идиотка! Так просто: «зов природы». И никто никогда не узнает, чем я буду заниматься в ванной!

– Между нами говоря, братец... – лукавый голосок Марьет, – я тогда просила: Шарло, познакомь меня с укротителем, – а ты не познакомил!

– Да тебе было-то четыре года!

– Ну и что? Очень замечательно. Мне четыре, кавалеру – семь, я бы вышла за него замуж и сама стала укротительницей!

– Точно!

– Такой талант пропал!

– И в тебе, и в тетушке Аглае!

– Не скромничай, мама, ты бы тоже классно смотрелась с тиграми в клетке!

– А я?

– Нет, папочка, не обижайся, но я плохо представляю тебя с усами, в трико и с кнутом!

– Дуреха, у нашего папочки в молодости были восхитительные икры, он был бы неотразим в трико!

– А почему я должен быть с усами?

– Папа, у всех укротителей усы! Такие, острыми стрелками и нафабренные, как у Дали. Укротители всегда какой-то гадостью фабрят усы, чтобы лев не защелкнул пасть.

Марьет изогнулась с разинутым ртом, видимо изображая одновременно льва и укротителя, засунувшего голову в пасть.

– Львы же не дураки глотать всякую отраву!

От упоминания слова «отрава» враждующие тракты внутри моего живота перешли к еще более решительной схватке. Я едва заставила себя сделать несколько глубоких вдохов.

– А женщины фабрят волосы?

– Что же еще, папа?

– Ох, я бы не позавидовал твоим львам!

– Я их так понимаю, я с первого дня нашего знакомства чувствую себя прирученным зверем!

Стоп-стоп, а чей это голос?

– Тебя приручишь, Симон! Как же! Ты самый что ни на есть зверский зверь, Симон!

Слава Небесам! Это же вернулся Симон! Путь свободен!

– Миль пардон. – Я поднялась из-за стола. – Зов природы, так сказать...

И вся в испарине – только бы не взорваться по дороге! – понесла свою междоусобицу к дому, а за моей спиной Марьет продолжала упражняться в остроумии:

– Лично я никогда не вхожу в клетку без пистолета...