"Вчерашний скандал" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 5

Оливия нашла своих спутниц уже удобно устроившимися за большим столом в углу, в общем обеденном зале, еда и напитки стояли перед ними. Другие путешественники, оказавшиеся в затруднительном положении, также собрались здесь. Одни сушились возле камина, другие сидели за столами, третьи воспользовались передышкой, чтобы побриться или почистить обувь.

Оливии нравилось останавливаться перекусить на постоялых дворах. Там можно было встретить множество самых разных людей, всех классов и сословий, в отличие от высшего света, где все выглядели одинаково и в большинстве случаев были связаны между собой родственными узами.

Поскольку ее обычные остановки в пути никогда не были длительными, Оливия с удовольствием присоединилась бы к здешней компании, если бы краткий сон в карете не дал ей понять, насколько сильно она устала.

Чтобы подготовиться к такому долгому путешествию, как это, обыкновенно требовалось около недели или даже больше. Она организовала все — для себя, а также для двух леди — менее чем за сорок восемь часов. Времени для сна практически не осталось.

Вот почему вместо того, чтобы посидеть с компанией, Оливия заняла, по утверждению владельца гостиницы, самую лучшую комнату. Она села в большое удобное кресло, расположенное у камина.

Несмотря на тепло и тишину, она никак не могла отключиться. Прошло довольно много времени, прежде чем водоворот мыслей и чувств притупился и она погрузилась в беспокойный сон! Но уже через мгновение, как показалось Оливии, она ощутила легкое прикосновение руки и сразу проснулась.

— Простите, что напугала вас, мисс, — сказала Бейли.

Пребывая в полусонном состоянии, Оливия подняла глаза. Между бровями Бейли залегла морщинка. Плохой знак. Бейли не волновалась по пустякам.

— Дамы? — проговорила Оливия. Она так резко встала, что закружилась голова.

— Да, мисс. Карточный спор. Прошу прощения, что побеспокоила вас, но они обыграли сына местного сквайра. Он скандалит, собирается вызвать констеблей и представителей магистрата, и никто не может поставить его на место. Похоже на то, что хозяин постоялого двора его побаивается. Я подумала, что вы захотите увести дам оттуда, пока не поздно.

Рассказывая, Бейли поправляла волосы Оливии и разглаживала складки на платье, уничтожая улики, свидетельствующие о том, что ее госпожа спала в одежде.

Понимая, что им, возможно, придется быстро покинуть постоялый двор, горничная ухитрилась надеть на Оливию большую часть верхней одежды, пока они торопливо шли по коридору. На лестнице уже были слышны голоса, спорившие на повышенных тонах. Оливия помчалась вниз и вбежала в обеденный зал.

В этот момент она поняла, что времени прошло гораздо больше, чем она предполагала. Дождь прекратился, и серый дневной свет освещал окрестности за окном. В обеденном зале царил переполох. Дождь задержал многих проезжих, и все они проголодались. Те, кому не терпелось отправиться в путь, торопливо доедали и уезжали. Но даже в такой ситуации сейчас людей здесь было больше, чем несколько часов тому назад. Слуги бегали туда-сюда с полными подносами.

Тем временем какой-то мужской голос продолжал что-то выкрикивать, и атмосфера в помещении накалялась. Хозяину не удавалось навести порядок, и скандал набирал обороты.

В другой ситуации Оливии было бы безразлично. Стычка могла стать увлекательным зрелищем. Беда в том, что обычно подобные вещи заканчиваются вызовом властей. А это означает, что они застрянут здесь надолго, что для нее совсем некстати.

Все это промелькнуло у нее в голове, пока она искала виновника беспорядков.

Тучный молодой мужчина с рыжеватыми волосами, который явно пил ночь напролет, стучал кулаком по столу, за которым Оливия некоторое время назад оставила своих спутниц. Судя по виду стола, дамы опустошили винный погреб хозяина гостиницы, так же как и кладовку с припасами.

— Вы жульничали! — кричал пьяница. — Я видел, как вы делали это!

— Кого я просто не выношу, — сказала, встав со стула, леди Купер, — так это тех, кто не умеет достойно проигрывать. Жульничали, а как же?!

— Не нужно, мистер Флад, — сказал хозяин. — Это всего лишь небольшая игра…

— Небольшая игра?! Эта парочка ограбила меня на пятьдесят фунтов!

— Конечно, ограбили, — откликнулась леди Уиткоут. — Нашей вины нет в том, что вы не умеете пить.

— И ничего не видите перед собой, — добавила леди Купер. — И не можете отличить валета от короля.

— Если ваш мозг настолько затуманен, что вы не помните карты в своей собственной руке, — продолжала леди Уиткоут, — то мы тут ни при чем.

— Я видел, что вы мошенничаете, вороватые старые ведьмы!

— Ведьмы? — взвизгнула леди Уиткоут.

— Я задушу тебя, пьяный болван! — завопила леди Купер. — О, будь я мужчиной…

— Будь ты мужчиной, я бы тебе врезал! — крикнул молодой человек.

Оливия растолкала толпу.

— Дамы, уходим отсюда, — приказала она. — Этот человек явно не в себе, иначе он не вел бы себя столь не по-джентльменски, угрожая безобидным женщинам.

Мужчина с раскрасневшимся лицом развернулся к ней. Он открыл рот, но ничего не смог сказать.

Оливия часто таким образом действовала на мужчин, которые видели ее впервые. Он был сильно пьян, но не слеп.

Воспользовавшись его секундным замешательством, Оливия попыталась увести своих спутниц из помещения.

К ее досаде, пьяный мужчина быстро пришел в себя.

— О нет, нет, не смейте! — закричал он. — Они меня напоили, воспользовались случаем и ограбили, поэтому так просто не уйдут! Я забираю их в магистрат и прослежу, чтобы их посадили за решетку и высекли за это! — Мужчина схватил стул и запустил им в стену. — Я хочу получить обратно свои деньги!

Угрозы Оливию не испугали. Любая из ужасного рода Делюси могла превратить магистрат в мягкую глину в своих руках. Но у нее не было настроения очаровывать магистрат или терять время на то, чтобы успокаивать своевольных и разгневанных мужчин.

Два последних дня Оливия провела в лихорадочных приготовлениях — и все ради упрямого, грубого, тугоумного мужчины. Едва она заснула, как ее разбудили из-за другого упрямого, грубого, слабоумного самца.

Оливия устала, проголодалась, и мужчина, которого она считала своим лучшим другом, оказался точно таким, как и остальные представители мужского пола.

— Вы, сэр, — произнесла она в холодной и резкой манере, которую ее приемный отец использовал, чтобы сокрушать выскочек и невежд, — вы оскорбили этих леди. Вы извинитесь перед ними!

Мистер Флад как раз поднимал очередной стул.

— Что? — вытаращился он на Оливию, опуская стул.

Ропот и бормотание невольных свидетелей стихли.

— Извинитесь, — повторила Оливия.

— Перед этими бой-бабами? — Рассмеявшись, он ткнул грязным пальцем в сторону ее спутниц. — Ты полоумная?

— Тогда выбирайте оружие, — сказала Оливия.

— Что?

— Выбирайте! Пистолеты или шпаги?

— Это какая-то шутка? — Мужчина осмотрелся по сторонам. — Потому что я не позволю сделать из себя посмешище.

Оливия сняла перчатки, подошла к нему и хлестнула его одной из них.

— Трус! — произнесла она.

Раздался всеобщий вздох.

Оливия отступила на шаг назад, украдкой рассматривая окружающую обстановку: пути отхода, преграды и возможное оружие.

— Ваше поведение достойно презрения, — добавила она. — Как, впрочем, и вы сами.

— Ах, ты…

Он бросился на нее. Оливия схватила со стола кофейник и запустила ему в голову.

Затем события стали разворачиваться весьма стремительно.

Пока бушевала буря, Лайлу пришлось искать убежища на постоялом дворе в Энфилде, более чем в миле пути.

К тому времени как он добрался до постоялого двора «Сокол», солнце уже поднялось. Он ожидал, что двор будет бурлить застрявшими проезжими, жаждущими немедленно отправиться в дорогу. Но вместо этого он обнаружил множество людей, толпившихся около дверей в обеденный зал. Все они вытягивали шеи, очевидно, желая видеть происходящее внутри.

Он спешился, оставив Николса заниматься лошадьми, и направился к двери.

— Что там? — услышал Лайл чей-то вопрос.

— Сын сквайра снова напился и буянит.

— Так это не новость.

— На этот раз какая-то рыжеволосая дамочка стирает его в порошок.

Лайл проник в обеденный зал и услышал оскорбительные слова, брошенные кому-то Оливией. Он пробился через толпу, но недостаточно быстро. Он увидел и услышал, как она своей перчаткой дала пощечину явно пьяному молодому человеку.

Из-за раскрывшего рот зеваки, попавшегося ему на пути, Лайлу не удалось схватить пьянчугу раньше, чем тот кинулся на Оливию. Оливия успела ударить его кофейником, и мужчина упал. Слуга, который нес поднос, споткнулся об него и растянулся сверху. Одни бросились к двери, другие взобрались на столы и стулья, но большинство столпилось ближе к центру потасовки.

Пока Лайл прокладывал себе дорогу к Оливии, он заметил Бейли. В отличие от всех остальных горничная сохраняла ясную голову, хладнокровно подталкивая двух леди в сторону двора.

Тут его внимание снова привлек голос Оливии.

— Вы — позор всех представителей мужского пола, погрязшего в невежестве! — услышал он ледяной тон Оливии, которому она, должно быть, научилась у Рэтборна.

Оглушенный ударом, пьянчуга лежал там, где упал, и, моргая, смотрел на нее.

Самое время ей исчезнуть. Но нет.

— Джентльмен набивает себе шишки и учится на них! — продолжала разъяренная Оливия. — А вы пристаете к женщинам! Вам должно быть стыдно, пьяный драчун. Жаль, здесь ни у кого не нашлось достаточно мужества, чтобы задать вам достойную трепку.

— Так его, мисс, скажите ему! — закричал кто-то сзади с безопасного расстояния.

— Всегда держится заносчиво.

— Его никто не трогает, потому что он сын сквайра.

Они все жаждали шумной драки. В обычной ситуации Лайл с радостью поучаствовал бы в ней. Ему доставило бы огромное удовольствие как следует вздуть этого осла, чтобы надолго запомнил.

Но драка — вещь непредсказуемая, а Оливия в таком состоянии была точно так же непредсказуема. Он боялся, что ее попросту могли убить.

Лайл похлопал Оливию по плечу. Она нетерпеливо оглянулась, яростно сверкнув синими глазами, и опять вернулась к своей тираде.

Лайл сомневался, учитывая состояние, в котором она находилась, что она вообще узнала его. Поэтому ему оставалось только одно.

Он вплотную подошел к ней сзади, обхватил рукой через правое плечо и под левую руку, толкнул ее бедром в поясницу, чтобы лишить равновесия, и поволок прочь. Оливия упиралась, но неудобное положение тела не оставляло ей никаких шансов на сопротивление. Она могла только пятиться назад, туда, куда ее тащил Лайл, без остановки осыпая его проклятиями.

— Я с ним еще не закончила, черт тебя дери! Я не ухожу! Отпусти!

— Умолкни, — сказал Перегрин. — Мы должны отсюда убраться раньше, чем сюда явится деревенский констебль, все узнают, кто ты такая, и это опять попадет в газеты.

— Лайл?..

— А кто же еще?

— Нет! — после короткой паузы взвизгнула Оливия. — Убери от меня свои руки! Я еще не закончила с этим здоровенным пьяным тупицей!

Оливия попыталась лягнуть его, но он старался не подставлять свои ноги, пока тащил ее по булыжникам к экипажу.

— Если ты не уймешься, клянусь, что оглушу тебя, свяжу и заткну рот кляпом, а потом отвезу прямо в Дербишир, — пригрозил Лайл.

— Ой-ой-ой, ты такой большой и сильный! Прямо дрожу от страха!

— Или, может быть, брошу тебя связанной у дороги.

Хозяин постоялого двора, который вышел за ними следом, забежал вперед, чтобы раньше лакея открыть дверцу экипажа. Лайл подтолкнул Оливию на подножку. Она, споткнувшись, упала в карету, и горничная подхватила ее. Лайл с грохотом захлопнул дверцу.

— Трогай, — приказал он кучеру. — Я поеду следом.

Он смотрел, как экипаж выезжает со двора.

— Благодарю вас, сэр, — сказал хозяин. — Леди лучше держаться подальше от таких дел. С глаз долой — из сердца вон, как я всегда говорю.

— Простите за беспорядок, — проговорил Лайл, сунув ему в руку кошелек с монетами.

Он быстро отыскал Николса и лошадей и спустя несколько минут снова был на Старой Северной дороге. Она его прикончит. Если он не прикончит ее раньше.

Уэр, Хартфордшир

Двадцать одна миля от Лондона

Объявив, что они проголодались, леди Купер и леди Уиткоут вышли из экипажа и поспешили на завтрак в харчевню «Голова сарацина».

Оливия отправила с ними Бейли, а сама осталась в карете, пытаясь собраться с мыслями. Ей необходимо было подумать о том, как быть с Лайлом.

Спокойно думать ей мешало раздражение из-за собственных просчетов и усталость. Даже щебетание двух старых дам, пусть даже таких милых, не помогало. Они увидели, как Лайл отбросил кого-то в сторону со своего пути, и это стало для них самым волнующим зрелищем за долгие годы. Они без остановки будут болтать об этом, размышляя в своей вульгарной манере о его мускулах, выносливости и тому подобном.

Их разговоры вернули Оливию к воспоминанию о теплом давлении сильной руки Лайла, прижатой к ее телу. Она до сих пор ощущала его руку, словно он оставил на ней свой отпечаток, будь он неладен.

Не стоит обращать внимания. Он человек, в избытке обладающий мужской энергетикой, что вызывает сильные ощущения, но она возьмет себя в руки.

И потом, это же Лайл. Естественно, он рассердился и появился гораздо раньше, чем она думала.

Оливия знала, что он поедет за ней. Лайл считал себя ее старшим братом и по натуре был защитником. Более того, как всякий другой мужчина, он считал себя бесконечно разумнее и способнее любой женщины. Ни один мужчина не позволит женщине взяться за что-то, за исключением домашнего хозяйства и детей, а в высших кругах женщинам и эту сферу доверяли редко.

Даже мать Оливии, которая не закрывала глаза на сложность и своеобразие ее характера, знала, что дочь вполне способна и длительное путешествие подготовить, и поместье восстановить. Она, конечно, не собиралась заниматься этим одна, но могла бы.

Что ж, в таком случае все идет по плану, кроме непредвиденного инцидента в «Соколе», от которого Оливия получила удовольствие. У обидчика было забавное выражение лица, когда она залепила ему перчаткой по щеке.

Но потом пришел Лайл и уволок ее…

Дверца кареты открылась.

Перед ней стоял и смотрел на нее Лайл, вокруг одного серебристо-серого глаза расплылся синяк, переливавшийся всеми цветами радуги.

— Тебе лучше пойти позавтракать сейчас, — сказал он. — До полудня мы больше не будем останавливаться, чтобы перекусить.

— Мы? — удивилась Оливия. — Ты же не собирался ехать. Ты предпочтешь жить нищим в Египте или умереть с голоду, чем уступить родителям. Ты ведь решил, что поездка в Шотландию хуже, чем смерть.

— Должен заметить, что путешествие с тобой делает эту поездку еще более роковой! — отрезал Лайл. — Так ты хочешь есть или нет? Пройдет много времени, прежде чем тебе предоставится другой шанс.

— Не ты руководишь нашей поездкой, — возразила Оливия.

— Теперь я, — парировал он. — Ты вынудила меня сделать это. Теперь тебе придется делать все по-моему. Ешь или голодай, решать тебе. Пойду взгляну на ту самую знаменитую кровать.

Оставив дверцу кареты открытой, Лайл повернулся и пошел на постоялый двор.

Оливия влетела в спальню спустя десять минут.

— Ты… — начала она. Но даже в слепой ярости она не могла не заметить кровать, от вида которой у нее пропал дар речи. — Боже мой! Какая громадина!

Лайл, рассматривавший столбик у изголовья кровати, мельком посмотрел на Оливию.

Ее шляпка сбилась набок, волосы растрепались, рыжие кудри спадали на жемчужно-белую кожу. Одежда измялась в дороге. Ее невероятно синие глаза все еще гневно сверкали, хотя и были широко распахнуты при виде кровати, которая была знаменита еще во времена Шекспира.

Она выглядела растрепанной, и хотя Лайлу следовало уже привыкнуть к ее прекрасному лицу, этот беспорядок снова вывел его из равновесия, и сердце в груди застучало часто и болезненно.

— Вот поэтому ее и называют большой кроватью из Уэра,[7] — спокойно ответил Лайл. — Ты никогда не видела ее раньше?

Оливия покачала головой, и выбившиеся пряди волос заплясали по щекам.

— Она довольно старая, по крайней мере по английским меркам, — пояснил Лайл. — Шекспир упоминает о ней в «Двенадцатой ночи».

— Я видела вещи в таком стиле, — ответила Оливия. — Тонны дуба, сплошь покрытые резьбой. Но такой громадины не видела никогда.

Кровать действительно была богато украшена резьбой. Цветы, фрукты, животные, люди и мифические существа покрывали каждый дюйм черного дуба.

— Двенадцать футов в ширину и девять — в высоту, — продолжал Лайл. Факты всегда внушают доверие и действуют успокаивающе. — По сути дела, когда занавеси задернуты, это напоминает комнату. Взгляни на боковые панели.

Оливия шагнула ближе.

Он уловил ее запах и вспомнил тепло ее тела в своих руках, когда вытаскивал ее из постоялого двора.

Факты. Он сосредоточился на деталях кровати. Внутри резных арок на двух панелях были изображены городские пейзажи, включая знаменитых лебедей. Он легко провел указательным пальцем по инкрустированному дереву.

Здесь явно не хватало изящества египетского искусства. Но к своему собственному удивлению, Лайл находил эту работу очаровательной.

— Когда они были новыми, привлекали еще больше внимания. Смотри, повсюду остатки краски. В свое время панели, наверное, были довольно красочными, как египетские храмы и гробницы. И так же, как в Египте, посетители оставили здесь свои отметки. — Он обвел пальцем ряд инициалов. — А также печати.

Лайл снова позволил себе взглянуть на Оливию. Теперь на ее лице застыло изумление. Гнев прошел, буря улеглась, потому что она была зачарована. Будучи натурой искушенной, она никогда не была наивной. Однако ее воображение не знало границ, и Оливию можно было увлечь, как ребенка.

— Странно, что ты не видела ее раньше, — проговорил Лайл.

— Ничего странного, — ответила Оливия, рассматривая голову льва с красным клеймом на носу. — Поскольку мы обычно ездим в Дербишир или Чешир, то не по этой дороге. А когда я покидаю Лондон, это потому, что я в немилости, и это означает, что меня надо вышвырнуть как можно скорее и как можно дальше. На осмотр достопримечательностей нет времени.

Лайл отвел глаза от ее лица. Еще немного, и он превратится в полного дурака.

— Хлестнуть того пьяницу перчаткой и обозвать его трусом было не самым разумным поступком, — произнес Лайл, рассматривая одного из сатиров, украшавших резной столбик.

— Зато чрезвычайно приятным.

— Ты вспылила, — сказал Лайл. Когда она выходила из себя, он не мог полагаться на ее разум или инстинкты. И не мог надеяться на то, что она позаботится о себе. Он отошел от кровати и заложил руки за спину. — Что мать говорила тебе об умении держать себя в руках? — произнес он таким же терпеливым тоном, который, как он слышал, использовала ее мать в тот день, когда он познакомился с Оливией.

— Я должна сосчитать до двадцати, — прищурилась Оливия.

— Думаю, ты не считала и до десяти.

— Настроения не было, — ответила она.

— Я удивляюсь, что ты не «угостила» его одним из своих извинений. «О, сэр, я нижайше и смиренно прошу вашего прощения!» — приложив руку к груди, фальцетом произнес Лайл. — Потом ты могла бы похлопать ресницами и упасть перед ним на колени.

Оливия проделала такое, когда они встретились в первый раз, и это представление лишило его дара речи.

— К тому времени, когда бы ты закончила, — продолжал Лайл, — все бы уже рыдали или испытывали головокружение. Включая дебошира. А ты могла бы незаметно улизнуть.

— Теперь мне жаль, что я так не сделала, — сказала Оливия. — Это уберегло бы меня от грубого обращения при выходе из постоялого двора.

И предотвратило бы ощущение ее податливого тела в его руках.

— Не понимаю, почему ты не вытащил пьяницу во двор и не сунул его голову под струю воды, — не унималась Оливия. — Вот что следовало сделать с самого начала, как только началась перебранка. Но его все боялись. Кроме тебя, разумеется. Но свое мужество ты предпочел обратить на меня.

— Вытаскивать тебя было гораздо забавнее, — ответил Лайл.

Она подошла ближе и заглянула ему в глаза. Аромат ее кожи окутал Лайла, и его сердце заколотилось с бешеной силой.

— Ах, этот Белдер, — покачала головой Оливия, — ну почему он не ударил тебя сильнее?

С этими словами она выбежала из комнаты.

День был холодным и серым, дождь прибил всю пыль. Дамы заявили, что им захотелось свежего воздуха. Езда в темной и душной карете не входила в их представление о приятном путешествии.

Оливия подозревала, что причина, по которой они хотели открыть зашторенные окна, заключалась в желании полюбоваться видом молодого мужчины по ту сторону стекла.

Зрелище было прекрасное, и Оливия сама не могла не наслаждаться им, несмотря на то что Лайл обернулся для нее печальным разочарованием.

Он ехал верхом рядом, практически возле ее плеча, не отставая от экипажа, вместо того чтобы ехать впереди, как она предполагала. Скорость кареты, с учетом старых костей дам, была медленнее, чем предпочитал Лайл. И разумеется, они ехали медленнее, чем любила ездить Оливия. Ей бы тоже хотелось ехать верхом, по она не подумала об этом и не подготовилась.

Ее седло убрали в одну из повозок с остальными вещами, причем положили куда-то подальше. Она не думала, что оно ей понадобится до того, как они достигнут цели своего путешествия. Лошадей можно было нанять в придорожной гостинице, и она, в сущности, без проблем могла ездить на любом коне, но седло — дело совершенно иное. Женское седло — вещь столь же личная, как и корсет, оно изготавливалось точно по ее меркам.

Не то чтобы Оливии было нужно седло. Она, в конце концов, дочь Джека Уингейта и хорошо чувствовала себя на спине любой лошади, как цыган.

Но никто не должен знать, что она все еще занимается этими вещами. Никто не должен знать о мужской одежде, которую Бейли ушила, чтобы она подошла Оливии, и аккуратно сложила в коробку среди остальных пожитков.

Оливия вспомнила, как был шокирован Лайл, когда впервые увидел ее в мальчишеской одежде. Она вспомнила то выражение на его лице как раз в тот момент, когда карета остановилась.

Экипаж слегка качнулся, и лакеи спрыгнули с запяток. Она увидела, как один из них поспешил вперед, чтобы удержать лошадей.

— Что там такое? — спросила леди Купер.

— Осмелюсь предположить, Лайл заметил, будто что-то не так с колесом, — проговорила леди Уиткоут.

Дверца открылась, и лакей опустил ступеньку. Лайл ожидал за его спиной.

— Не волнуйтесь, леди, — проговорил он, — мне нужна только Оливия.

— Ему нужна только ты, — сказала леди Купер, улыбаясь Оливии.

— Он говорил, что оставит меня у дороги, — ответила Оливия.

— Не будь глупышкой, — вмешалась леди Уиткоут. — Он ничего подобного не сделает.

Он сделает хуже, подумалось Оливии. У него было время обдумать месть за тот удар, который она нанесла по его гордости. Теперь он, вероятно, подготовил неимоверно скучную и вызывающую раздражение лекцию.

— Мы не собирались останавливаться, — сказала она Лайлу, — до самого… — она заглянула в путеводитель Патерсона, — до Бантингфорда.

— Я хочу тебе показать кое-что, — сказал Лайл.

Оливия выглянула из-за дверцы, повернув голову направо, потом налево.

— Здесь не на что смотреть, — заключила она.

«За исключением очень красивого мужчины, который так грациозно держится на лошади, словно она часть его самого».

— Не будь занудой, — сказал он.

— Господи, не будь занудой, детка, — поддержала его леди Купер. — Пусть мальчик покажет, что там у него.

— Я бы пока передохнула, — сказала леди Уиткоут. — Хоть ненадолго закрыть глаза без толчков и подпрыгиваний. Ужасно болит голова! Наверное, что-то съела.

Оливия посмотрела на дам.

— Разве ты не хочешь посмотреть, что он тебе желает показать? — удивилась леди Купер.

Оливия вышла из экипажа.

Леди высунулись, чтобы видеть происходящее через раскрытую дверь.

Оливия подошла к Лайлу. Она погладила морду коня, краем глаза отметив мускулистую ногу в непосредственной близости от себя.

— Ты говорила, что тебе никогда не удавалось осмотреть достопримечательности, — заметил Лайл. — Одна из них находится слева за поворотом.

Немного удивленная, Оливия посмотрела на дорожный указатель, потом перевела взгляд на Лайла.

— Я не собираюсь заводить тебя в укромное место и зверски убивать, — сказал Лайл. — В любом случае — не здесь и не сейчас. Если я возьму тебя с собой, а вернусь один, дамы могут это заметить. Бейли точно заметит. Мы отъедем совсем недалеко. Можно было бы легко дойти пешком, но на этих проселочных дорогах будет грязь по колено. Ты можешь поехать на лошади Николса.

— Нет, оставайся как есть. — Оливия подняла руку, не дав Николсу спешиться. — Я могу сесть за спину его сиятельства.

— Нет, не можешь! — отрезал Лайл.

— Ты же сказал, что это недалеко, — возразила она. — Нет смысла тратить время на подгонку седла, чтобы я правильно сидела на коне Николса. Позже ему придется опять все переделывать. А так я за минуту сяду позади тебя.

Лайл посмотрел на нее. Потом взглянул на Николса.

Несмотря на то что они попали под ливень, камердинер оставался элегантным и невозмутимым. Хотя Николс этого не покажет, но, пока он будет подгонять под нее свое седло, с него семь потов сойдет. Оливия не видела причины мучить его. Николс ее не оскорблял и не обижал.

— Что тебя беспокоит? — спросила она. — Боишься, что я сброшу тебя с коня?

— Слегка опасаюсь, что ты ударишь меня ножом в спину, — ответил Лайл. — Поклянись, что у тебя нет при себе оружия.

— Не будь смешным, — сказала Оливия. — Я бы никогда не ударила тебя ножом в спину. Это бесчестно. Я бы ударила в шею или в сердце.

— Тогда ладно. — Лайл вынул из стремени левую ногу.

Оливия поставила туда свою левую ногу, ухватила его за руку, оттолкнулась и оказалась у него за спиной.

— Черт побери эту девчонку! — воскликнула леди Уиткоут. — Я так никогда не умела!

— Ты была шустрой в других вещах, Миллисент, — проговорила ее подруга.

Тем временем Оливия поняла, что допустила серьезную ошибку.