"Вчерашний скандал" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 4

Атертон-Хаус

Пятница, 7 октября


Лайл должен был догадаться.

Ему следовало быть готовым.

Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.

«Оливия. Внезапно. Неожиданно».

Три слова, которые не выходили у него из головы.

Лайл спустился к завтраку, а там была она.

И не только Оливия. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двух гарпий, леди Купер и леди Уиткоут.

Лайл плохо спал. В тиши своего кабинета он придумал множество моделей поведения с родителями, но все они оказались совершенно непригодными. Потом появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чем поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить комплект папирусов, привезенный им из своей последней поездки. Папирусы отвлекли Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятным лекарством от всей этой сумятицы чувств. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.

В результате этим утром идей, как вести себя с родителями, у него было не больше, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.

Когда он вошел в комнату для завтраков, все приветливо улыбались ему.

Лайл считал, что у него совершенно не развито воображение. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы.

До настоящего момента.

Он подошел к буфету и наполнил свою тарелку. Потом направился к столу и сел рядом с леди Уиткоут, напротив Оливии.

— Оливия рассказывала нам о твоем плане, — сообщила мать.

— О моем плане? — повторил он, посмотрев на Оливию и чувствуя, как похолодело все внутри.

— Взять меня с собой в Шотландию, чтобы я помогла тебе с замком, — пояснила Оливия.

— Что?

— Я думала, ты уже сказал им, — добавила она. — Прости, что испортила сюрприз.

— Я уверена, все это понимают, детка, — проговорила вдовствующая графиня. — Тебя распирает от восторга, и ты не могла ждать.

— Что?

— Это действительно был сюрприз, — сказала мать. — И, признаюсь, вначале я восприняла услышанное без особого энтузиазма.

— Но…

— Она посчитала, что этого делать не следует, — разъяснила Лайлу леди Харгейт. — Двое молодых людей отправляются в Шотландию вместе. Для юной леди это неприемлемо, сказала она. Как будто мы не знали этого и уже не проработали план.

— Проработали?..

— Леди Купер и леди Уиткоут любезно согласились выступить в роли компаньонок, — пояснила Оливия. — Каждая из нас возьмет своих личных горничных. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько служанок и лакеев, пока мы не наймем местных. А я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они все равно не нужны, пока семья в Дербишире.

Лайл обвел взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Опередила его и все сделала по-своему, после того как он совершенно ясно сказал ей…

Нет, это ночной кошмар! Он еще не проснулся!

Неужели его родители ослепли? Неужели он единственный, кто заметил, как подозрительно мило ведет себя вдовствующая графиня? Неужели никто больше не видит зловещего блеска в ее глазах? Нет, они ничего не видят, потому что Оливия всех одурачила.

Это безумие какое-то, помешательство!..

Купер и Уиткоут в качестве компаньонок?! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и бросать влюбленные взгляды на молодых людей. Более неподходящих компаньонок за пределами борделя не могло быть.

Это абсурд. Ему придется привести всех в чувство.

— Оливия, я думал, что ясно выразился…

— Ну конечно! — перебила его Оливия, изображая саму невинность с широко раскрытыми глазами. — Я все прекрасно понимаю. Если бы у меня было призвание, вот как у тебя, то только вопрос жизни и смерти мог бы отвлечь меня от него. Твое призвание — Древний Египет. Шотландский замок не будоражит твое воображение.

— У меня нет воображения, — ответил Лайл. — Я вижу то, что есть, и не вижу того, чего нет.

— Да, я знаю, и поэтому пытаться найти красоту в разрушенном замке для тебя будет сплошным мучением, — продолжила Оливия. — Тебе нужны опытный глаз и воображение. Я обеспечу их тебе, в то время как ты будешь заниматься практической стороной дела.

— Прости, что не поняла всех трудностей, мой дорогой, — вмешалась мать. — Как сказала Оливия, послать тебя туда одного — все равно что послать солдата в битву с ружьем, но без боеприпасов.

Лайл посмотрел на отца, который снисходительно улыбнулся ему в ответ. Снисходительно! Отец!

А почему бы нет? Оливия просто сделала с родителями то, что делала со всеми остальными: она заставила их поверить.

— Блестящее решение, — заключил отец. — Ты будешь там, чтобы защищать леди от любых ужасных обстоятельств, которые могут таиться вокруг, и чтобы добраться до сути того, что же вызвало неприятную череду событий.

— А Оливия будет там, чтобы оградить тебя от ремонта, — добавила мать. И засмеялась. Они все засмеялись.

— Ха-ха, — сказал Лайл. — Мне кажется, я слишком взволнован, чтобы завтракать. Пойду прогуляюсь по саду. Оливия, не присоединишься ли ко мне?

— С удовольствием, — ответила она, само воплощение простодушия.


В саду

Десять минут спустя


Лайл навис над Оливией, взгляд серых глаз был тверд, как кремень.

— Ты с ума сошла? Разве ты не слушала меня вчера? Или ты становишься похожей на моих родителей?

То, что он сравнил ее со своими безумными родителями, бесило Оливию. Однако она сохранила веселое и невинное выражение лица и не лягнула его в голень.

— Конечно, слушала, — сказала она. — Поэтому и поняла, что ты плохо разбираешься в этом вопросе и мне придется предпринять крайние меры, чтобы спасти тебя от самого себя.

— Меня? — удивился Лайл. — Я не из тех, кто нуждается в спасении. Я точно знаю, что делаю и зачем. Я сказал тебе, что уступать им нельзя.

— У тебя нет выбора, — заявила Оливия.

— Выбор есть всегда! — огрызнулся он. — Мне только нужно время, чтобы выяснить, какие имеются варианты. Ты даже не дала мне времени подумать!

— У тебя нет времени, — не унималась Оливия. — Если ты сейчас не возьмешь ситуацию под контроль, они повысят ставки. Ты не понимаешь их. Не знаешь хода их мыслей. А я знаю. — Так делали все Делюси, и так они выживали. Они заглядывали в сердца и умы других людей и использовали то, что находили там. — Хотя бы раз в жизни доверься моему здравому смыслу.

— У тебя нет здравого смысла, — ответил Перегрин. — Ты сама не знаешь, чего хочешь. Здесь ты чувствуешь себя угнетенной, а мои родители предложили тебе возможность развлечься. Это все, о чем ты сейчас думаешь. Я видел, как вспыхнули твои глаза, когда я впервые рассказывал о нашем заброшенном замке. Я практически слышал, о чем ты думаешь. Призраки. Тайна. Опасность. Для тебя это приключение. Ты сама так говорила. Но для меня это не приключение.

— Поскольку это не Египет, — сказала Оливия. — Потому что ничто, кроме Египта, не может быть интересным или важным.

— Это не…

— И потому, что ты упрям, — продолжила она. — Потому, что ты сопротивляешься возможностям. Потому что ты, как обычно, хочешь лезть в драку, вместо того чтобы попытаться найти способ извлечь из обстоятельств максимальную пользу. Ты не авантюрист, я знаю. Это моя отличительная черта. Но почему ты не понимаешь, что самое разумное — объединить наши усилия?

— Мне наплевать, разумно я поступаю или нет! — вспылил Лайл. — Для меня это не игра!

— Так вот, значит, как ты думаешь? Что для меня это игра?

— Для тебя все — игра! — отрезал Лайл, — Я рассказал тебе вчера по секрету. Думал, ты понимаешь. Но для тебя это просто спорт — играть людьми, как картами.

— Я сделала это ради тебя, тупоголовый ты человек!

Но Лайл был слишком обижен и возмущен, чтобы слушать то, что говорила Оливия.

— Ты здорово все разыграла, должен признать, — продолжал он, словно и не слышал ее слов. — Показала мне, что можешь управлять даже моими родителями и заставить их поддержать свои нелепые планы. Но я — не они. Я тебя знаю. Знаю твои штучки. И не стану переворачивать свою жизнь вверх ногами только потому, что тебе наскучила твоя!

— Ничего более обидного ты мне никогда не говорил, — сказала Оливия. — Ты себя ведешь как полный идиот, а с идиотами мне скучно. Катись к дьяволу! — И она сильно толкнула его.

Перегрин этого не ожидал. Он качнулся, потерял равновесие и упал на спину в кустарник.

— Болван! — бросила Оливия и стремительно ушла прочь.


Клуб «Уайтс»

Вскоре после полуночи


Весь день Лайл пытался унять бушевавшую ярость. Он боксировал, фехтовал, скакал верхом и, уже в отчаянии, стрелял по мишеням в тире.

Но он был так зол, что хотелось кого-нибудь отлупить.

Он сидел в зале для игры в карты, поверх бокала разглядывая присутствующих и рассуждая, с кем из них стоит затеять драку, когда над его плечом раздался почтительный голос:

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но вам принесли письмо.

Лайл оглянулся. Лакей поставил серебряный поднос на стол возле его локтя.

На свернутом и запечатанном листе почтовой бумаги было написано его имя. Хотя благодаря паре выпитых бутылок его голова была не столь ясной, как в тот момент, когда он приехал сюда, Лайл без труда распознал почерк.

Более того, не требовалось особых умственных способностей, чтобы понять, что письмо от Оливии после полуночи не могло содержать новостей, которые бы его обрадовали.

Перегрин вскрыл письмо.


Ормонт-Хаус

Пятница, 7 октября


Милорд!

Целый день напрасно прождав извинений, больше ждать я не могу. Предоставляю вам объяснить лорду и леди Атертон ваш абсурдный отказ, сделать то, что осчастливит всех.

Мои приготовление сделаны. Сумки уложены. Прислуга готова к Великой Экспедиции. Милые леди, так любезно согласившиеся оставить комфорт своих поместий, чтобы сопровождать нас меня в этом благородном деле, готовы и с нетерпением ждут момента, чтобы отправиться в путь.

Если посчитаете себя покинутым, благодарите за это только себя и свою черную неблагодарность. Моя совесть чиста. Вы не оставили мне выбора.

К тому времени как вы прочитаете это, я уже уеду.

Искренне ваша

Оливия Карсингтон.


— Нет, — пробормотал Лайл. — Только не это.


На Старой Северной дороге

Часом позже


— Клянусь, прошло лет сто с тех пор, как я сидела в дорожной карете, — проговорила леди Уиткоут, когда экипаж остановился, чтобы уплатить дорожный сбор у Кингслендской заставы. — Я почти забыла, как сильно трясет, особенно по булыжникам.

— Действительно, трясет, — поддержала леди Купер. — Напоминает мне о моей брачной ночи. Какой неприятный опыт! Почти отбил у меня вкус к этому делу…

— Так всегда бывает с первым мужем, — сказала леди Уиткоут. — Это из-за того, что девушка молода и знает только что и куда.

— А может быть, она и этого не подозревает, — поддержала ее леди Купер.

— Поэтому и не знает, как его научить, — продолжала леди Уиткоут.

— А к тому времени, когда узнает, учить мужа уже поздно, — вздохнула леди Купер.

Леди Уиткоут наклонилась к Оливии, которая сидела вместе с Бейли на противоположном сиденье.

— И все же это было не так плохо, как ты думаешь. Первых мужей выбирали наши родители, эти мужья были вдвое старше нас, а то и намного больше. Зато у нас были неплохие шансы остаться молодыми вдовами. Будучи старше и мудрее, мы лучше знали, как получить то, что нам нравится, во второй раз.

— Некоторые из нас вначале испытали второго мужа, прежде чем согласиться на брак, — добавила леди Купер.

— А были такие, кто не стал утруждать себя повторным замужеством, — хихикнула леди Уиткоут.

Оливия знала, что они намекают на прабабушку. Она была безупречно верна своему супругу. После его смерти она не хранила верности никому.

— Что ж, пока булыжники остались позади, — весело сказала Оливия, когда карета снова пришла в движение.

Их роскошный, хорошо оснащенный рессорами экипаж был пригоден и для ухабистых дорог и длительных путешествий. Он не строился, как городские экипажи, исключительно для комфорта. Колеса, грохотавшие по камням, создавали шум и тряску.

Весь последний час леди перекрикивали стук колес кареты по булыжникам и подпрыгивали на сиденьях. Оливия кричала и прыгала вместе со всеми. У нее болел зад и разламывалась спина, хотя церковь в Шордиче, от которой отсчитывалось расстояние до Лондона, находилась всего в миле с четвертью от них.

Но теперь дома стали мелькать реже, дорога пошла ровнее. Экипаж покатился с большей скоростью, и следующая миля пролетела быстрее, чем предыдущая. Они пересекли заставу в Стамфорде и поднялись на Стамфорд-хилл, с вершины которого был виден собор Святого Павла.

Оливия встала, чтобы опустить часть оконного стекла в раме. Она высунулась в окно и посмотрела назад, но ночь была темной. Она смогла разглядеть только редкие слабые огни уличных фонарей и немного ярче горевшие окна больших домов, где еще несколько часов будут длиться балы. Луна находилась в своей начальной фазе, похожая на тонкий серп.

Оливия подняла оконное стекло, защелкнула его и упала на сиденье.

— Его еще не видно? — спросила леди Купер.

— О нет, это слишком быстро, — ответила Оливия. — К тому времени, когда он догонит нас, мы уже проделаем значительный путь. Слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

— Было бы ужасно, если бы пришлось разворачиваться обратно, — заметила леди Уиткоут.

— Это самый захватывающий план, который мы осуществили за долгое время.

— Эти нынешние времена — они такие скучные.

— Не то что в былые дни!

— О, что это было за время, моя дорогая! — произнесла леди Купер. — Жаль, ты не знаешь, как это было.

— Мужчины так красиво одевались, — вставила леди Уиткоут.

— В точности как павлины!

— Но несмотря на все их тонкие шелка и кружева, они были необузданнее и сильнее, чем нынешнее поколение.

«За исключением Лайла», — подумала Оливия. Но ведь он вырос среди Карсингтонов, а они не были ручными, даже самые воспитанные из них.

— Помнишь, как Юджиния повздорила с лордом Дрейхью? — спросила леди Купер.

— Как я могу забыть? — кивнула леди Уиткоут. — Я тогда только вышла замуж, а она была самой эффектной из вдов. По ее словам, он стал чересчур деспотичным, и она не пожелала мириться с этим. Она сбежала.

— Он ее выследил, — продолжала леди Купер. — Она уехала к лорду Мордену в Дорсет. Какой скандал был, когда Дрейхью нашел их!

— Мужчины устроили дуэль. Она длилась целую вечность.

— В те дни дрались на шпагах.

— Настоящее сражение. Никаких двадцати шагов и стрельбы из пистолета. Только и нужно, что прицелиться.

— А шпага в то время… там требовалось мастерство.

— Проблема была в том, что оба джентльмена в равной степени искусно владели клинком. Они здорово поцарапали друг друга, но ни один не мог одержать верх и никто не хотел сдаваться.

— В конце концов оба свалились без сил. Не смогли биться до смерти, так дошли до полного изнеможения.

— Вот это были деньки, — с ностальгией вздохнула леди Уиткоут.

— О да, дорогая. Мужчины были мужчинами, — вздохнула в ответ леди Купер.

Мужчины всегда останутся мужчинами, подумала Оливия. Меняется только внешний вид, но мозги остаются прежними.

— Не беспокойтесь, — сказала Оливия своим компаньонкам. — Нам не нужны мужчины, чтобы прыгать от волнения. С ними или без них, я знаю, нам предстоит грандиозное приключение.


В это же время в Лондоне


Лайл прибыл в Ормонт-Хаус, когда карета, нагруженная багажом и прислугой, поехала вдоль по улице.

Если хоть немного повезет, это будет головной экипаж, а не последний.

Но он не полагался на удачу.

Лайл заплатил кучеру кеба, взбежал по ступенькам и заколотил дверным молотком.

Дадли, дворецкий вдовствующей графини, открыл дверь. Когда его взгляд упал на Лайла, то непроницаемое выражение лица сменилось раздражением. Без сомнения, он был готов вызвать лакея, чтобы вышвырнуть незваного гостя на улицу.

Несмотря на то что другие царапины и синяки графа Лайла быстро заживали, его подбитый глаз стал еще более красочным: зеленым, с красным, фиолетовым и желтым. В дикой спешке он оставил шляпу и перчатки в клубе. Николс ни за что не выпустил бы его из дома в подобном виде, но Николса не было рядом, чтобы позаботиться о нем.

Однако мудрые и опытные дворецкие не делают поспешных выводов. Дадли потребовалась ровно минута на то, чтобы внимательно рассмотреть ненормального мужчину, стоявшего на пороге в тот час, когда пьяницы, бродяги и взломщики выходят на охоту.

Лицо дворецкого разгладилось и приняло обычное непроницаемое выражение. Он проговорил:

— Добрый вечер, лорд Лайл.

— Он уже здесь, да? — донесся из-за спины дворецкого надтреснутый, но отчетливый голос. — Проси его, проси.

Дворецкий поклонился и отступил в сторону. Лайл ворвался внутрь, услышал, как за ним захлопнулась дверь, и направился в большой холл.

Опираясь на свою трость, перед ним стояла вдовствующая графиня Харгейт в наряде из оборок и кружев, который вышел из моды еще в те времена, когда парижская чернь штурмовала Бастилию.

— Похоже, кто-то пощипал тебе перышки, — сказала вдова, окинув его взглядом сверху вниз.

Может быть, она настолько стара, что все в семье, включая его, боятся ее, но говорить не то, что думаешь, у Лайла не получалось никогда. В настоящий момент у него не было терпения на учтивые любезности.

— Вы позволили ей уехать, — проговорил он. — Вы, должно быть, совершенно потеряли голову от этой ужасной девчонки, если разрешили ей сделать это.

Она захихикала, хитрая ведьма.

— Когда она выехала?

— Ровно в полночь, — ответила леди Харгейт. — Ты знаешь Оливию. Она любит театральные выходы и уходы.

Полночь пробило больше часа тому назад.

— Это безумие, — обронил Лайл. — Поверить не могу, что вы позволили ей отправиться в Шотландию в одиночку. Да еще глубокой ночью!

— Ну какая глубокая ночь? — возразила ее сиятельство. — Званые вечера еще только начинаются. И она вовсе не одна. С ней Агата и Миллисент, не говоря уж о прислуге. Признаю, что дворецкий у нее легче перышка, но кухарка весит шестнадцать стоунов. Оливия взяла с собой полдюжины крепких горничных, и с ней еще полдюжины лакеев, а ты знаешь, что я люблю видеть вокруг себя высоких, привлекательных парней. Хотя теперь я не способна на большее, чем просто любоваться ими.

Рассудок Лайла пустился размышлять о том, что вдова делала с лакеями до того, как ее возраст взял свое. Но усилием воли он вернул свои мысли к Оливии.

— Разношерстный набор прислуги, — произнес он. — Две эксцентричные старушки. Я знаю, вы в ней души не чаете и во всем ей потакаете, но это переходит все разумные границы.

— Оливия может сама о себе позаботиться, — ответила леди Харгейт. — Ее все недооценивают, а в особенности мужчины.

— Но не я.

— Разве?

Перегрин не позволил немигающему взгляду ее карих глаз привести его в замешательство.

— Оливия Карсингтон — самая коварная девчонка из всех, когда-либо живших на земле, — сказал он. — Она сделала это нарочно.

Оливия знала, что Лайл почувствует себя виноватым и ответственным за нее, даже несмотря на то что она не права. Она знала: Лайл не сможет сказать родителям, что она поехала в Горвуд без него, а он остался дома.

Остался дома.

Возможно, навсегда.

Дома. Без Оливии, которая могла сделать это пребывание сносным, хотя временами сама бывала невыносимой.

Черт бы ее побрал!

— Не могу поверить, что в этой семье нет ни единого человека, который может ее контролировать, — сказал Лайл. — Теперь я должен перевернуть вверх ногами всю свою жизнь, бросить все и мчаться за ней, среди ночи, только подумайте….

— Не спеши, — ответила вдова. — Помни, рядом с ней эти две старые карги. К рассвету они доберутся до Хартфордшира.


В это же время на Старой Северной дороге


Оливия знала, что, путешествуя со свитой, невозможно развить скорость экипажа королевской почты. И все же когда вдовствующая графиня сказала, что дорога до Эдинбурга займет у них две недели, Оливия подумала, что это шутка или речь шла о прошлом столетии.

Теперь она изменила свое мнение.

Она знала, что примерно каждые десять миль они будут делать остановки, чтобы сменить лошадей, а на холмистых отрезках пути остановки будут происходить через более короткие интервалы времени. Тогда как опытные грумы могли поменять упряжку за две минуты, чтобы уложиться в строгое расписание остановок почтовых экипажей и дилижансов, к Оливии и ее свите это не относилось.

Теперь до нее дошло, что пожилым леди потребуются более продолжительные остановки в придорожных гостиницах. Они будут чаще, чем разрешалось пассажирам почтовой кареты или дилижанса, выходить из экипажа и больше времени проводить в уборной, или прогуливаясь туда-сюда, чтобы размять ноги, или подкрепляя силы едой и напитками. В особенности напитками.

Леди быстро разделались с большой корзиной, которую собрала им повариха. Теперь, опустевшая, она лежала на полу кареты у ног Бейли.

Хотя, если рассуждать здраво, для длительного путешествия трудно найти более приятную компанию.

Они двигались вперед, две пожилые женщины рассказывали истории о днях своей юности, от которых волосы вставали дыбом, пока наконец не добрались до городка Уолтем-Кросс, что находится в графстве Хартфордшир.

Принимая во внимание небольшую скорость, та же упряжка лошадей могла бы преодолеть еще десять миль до Уэра. Но кучер собирался остановиться здесь, на постоялом дворе «Сокол», чтобы сменить лошадей. Каждый раз семья Карсингтон делала одни и те же остановки, на одних и тех же постоялых дворах, и этот выбор основывался на многолетнем опыте поездок. В дорожном путеводителе Патерсона, принадлежащем Оливии, вдовствующая графиня сама пометила остановки и записала названия излюбленных постоялых дворов.

— Наконец-то, — сказала леди Уиткоут, когда карета въехала во двор.

— Я готова умереть за чашку чая, — отозвалась леди Купер. Она постучала в потолок кареты зонтом. — Знаю, нам нельзя медлить, дорогая. Мы будем через минуту.

Оливия сомневалась в этом. Ей опять придется их подгонять.

— Я пойду с вами, — сказала она. — Там очень темно, двор плохо освещен, и идет дождь. — Теперь она слышала стук капель по крыше.

— Бог ты мой, девочка, чтобы пройти несколько шагов, нам не нужна нянька! — негодующе возразила леди Купер. — Надеюсь, я не такая уж дряхлая развалина!

— Разумеется, нет, — поправилась Оливия. — Но…

— Если мы были здесь однажды, то это все равно, что мы побывали здесь тысячу раз, — сказала леди Уиткоут.

— Я смогла бы найти дорогу пьяная и с завязанными глазами, — сказала леди Купер.

— Ты уже делала это, — напомнила леди Уиткоут. — Возвращаясь домой с одного из завтраков леди Джерси, насколько я помню.

Пока они обменивались репликами, лакей отворил дверцу кареты и опустил ступеньку. Пошатываясь, леди выбрались из экипажа.

— Вот это был прием! — не успокаивалась леди Купер. — Не то что теперь. Только лишь жалкие, скучные званые вечера, один за другим.

— Никого больше не убивают…

Дверца экипажа захлопнулась, отрезав их голоса. Выглядывая из окна, Оливия скоро потеряла их из виду. Дождь превратил старушек в парочку темных теней, леди Купер чуточку ниже и полнее своей подруги, а потом мгла полностью их поглотила.

Оливия уселась на свое место.

Хотя, согласно путеводителю Патерсона, они проехали всего одиннадцать с половиной миль, на это ушло почти три часа. Суета и волнение их поспешного отъезда давно остались позади. Теперь Оливия чувствовала обиду и боль.

Этот глупый, упрямый, неблагодарный мужчина!..

Оливия жалела, что не толкнула Лайла сильнее. Жаль, с ней не было ее зонтика. Она бы с удовольствием стукнула им по его тупой голове.

Ну, она ему покажет, как испытывать на ней свою власть. Она-то думала, он ее понимает, но нет, Лайл превратился в мужчину и стал вести себя так, как ведут все они.

Текли минуты. Дождь барабанил по крыше и булыжникам, заглушая грохот колес и стук копыт. Путешественники приезжали и уезжали даже в предрассветные часы, темной сырой ночью. Придорожные постоялые дворы никогда не спят.

Несмотря на раздражительность или, возможно, утомившись ею, Оливия скорее всего задремала, поскольку при звуке голосов снаружи экипажа голова ее дернулась.

Дверца открылась. Там стояли кучер и еще несколько человек, включая прабабушкиных лакеев, все в руках держали зонты.

— Простите, мисс, — сказал кучер, — надвигается буря.

— Сильная буря, мисс, — добавил другой мужчина, очевидно, владелец гостиницы. — Она усиливается с каждой минутой. Я убедил остальных леди подождать, пока она закончится. Полагаю, через пару часов все прекратится.

Через двор пронесся порыв ветра, пытаясь унести с собой зонтики. Барабанная дробь дождя превратилась в оглушительный грохот.

Оливии не терпелось снова тронуться в путь. К тому времени, когда Лайл их догонит, было бы лучше находиться как можно дальше от Лондона. И все же, что бы он там ни думал о ее безрассудстве, она не была той беспечной идиоткой, которая станет рисковать слугами или лошадьми.

Они с Бейли выбрались из кареты и поспешили на постоялый двор.


Хотя вдовствующая графиня, похоже, считала, что он легко догонит Оливию, Лайл не отправился спать, чтобы отдохнуть несколько часов, как здравомыслящий джентльмен, каковым он являлся.

Вместо этого, едва вернувшись домой, он поспешно принял ванну, переоделся и приказал камердинеру укладывать вещи. Николс привык к поспешным отъездам, и поэтому в половине третьего утра они были готовы выехать из Лондона.

За ними следовала карета, везущая сундуки, чемоданы и всякую хозяйственную утварь, которая, по мнению Николса, им потребуется и которую можно было собрать за короткий срок.

Вот так Лайл и его слуга оказались на Старой Северной дороге, в десяти милях от Лондона, когда поднялся порывистый ветер, бушуя по окрестностям, и огромные черные тучи, собравшиеся над головой, разразились ливнем, а потом, спустя три с половиной минуты, начался настоящий потоп.